Парфюмер

Для любви нельзя определить цену,

Лишь одна жизнь, только одна.

Часть 1.

Так давно это было привычкой. Отец вставал рано, спускался на первый этаж на кухню. Мама готовила ему завтрак и провожала его. Отец уходил на работу, а мама часто приходила ко мне и ложилась рядом.

— Ты такой теплый! – шептала она, укрываясь моим покрывалом. Прижималась ко мне и быстро засыпала, что-то бормоча под нос. Мама любила поспать. А я... я был счастлив.

Я не спал. Я просыпался рано и ждал, когда встанет отец. Потому что через двадцать минут приходила мама. Не всегда, конечно, но я всегда ждал. Я – жаворонок, а мама – сова. Жаворонки хорошо умеют ждать.

И вот сегодня я дождался своего времени. Голова мамы на моей подушке, она лежит, посапывая на мое плечо. Длинные темные волосы до плеч развеваются на подушке. А у меня целый час. Целый час, чтобы полюбоваться своим сокровищем. Как можно спать в эти моменты!

Когда мама приходит, я притворяюсь спящим. «Пробуждаюсь», «сонно» поворачиваюсь к ней на левый бок, а мама скользит ко мне под одеяло. И я лежу неподвижно как солдатик, опасаясь ее потревожить. Я ощущаю ее теплое дыхание. Я перестал спать в майке, чтобы почувствовать его на своей голой груди. Мама складывает свои руки перед собой так, чтобы они касались меня. Вот почему я перестал надевать майку.

Я просыпаюсь заранее. У меня, как и у любого юного парня, утренняя стояк. Если бы мама застала меня спящим с такой "индейской шалашовкой" из одеяла и моим "горизонтальным жильцом", то это было бы для нее шоком и она больше не приходила бы ко мне. Конечно, я не мог этого позволить. Когда мама подходила к моей комнате, я прижимал своего непослушного братца к животу и разглаживал одеяло. Про остальные мои уловки я уже говорил.

Я испытываю счастье. Я наслаждаюсь видом моей матери. Она выглядит прекрасно! Как здорово, что отец очень состоятельный и она может позволить себе не работать и заботиться о себе! Для женщин крайне важно выглядеть красивыми. И у мамы это получается без особых усилий. Она – настоящая русская красавица. Обладает пышными волосами, гладкой кожей и прекрасной фигурой. Не понимаю тех молодых девушек, которые изнуряют себя различными диетами. Может быть, они провели всю свою жизнь в концлагере? У них спичечные ножки, впалые животы, худые колени... Ужасно!

Представлю себе, что голова мамы лежит на моей руке. Это было бы настоящее счастье! Размышляю, как можно достичь этого. В следующий раз я оставлю свою руку на подушке и возможно мама положит свою голову на неё. Попробую!

А пока, все, что я могу сделать – это приблизиться к маме и осторожно вдохнуть запах её волос... В этот момент всё исчезает из моего сознания, покрывается туманом. Вы не представляете, какое наслаждение это приносит! Для меня запах её волос – настоящий наркотик. Но как и любой наркотик, он незаконен. Что бы мама подумала, если узнает, что я нюхаю её волосы? Опять приближаю лицо к маминой голове. Туман, изысканное наслаждение. Я не наркоман. Я – создатель ароматов. Моя реальность здесь. Прикасаюсь своими губами к маминому волосу и с трудом отводлюсь. Нужно сохранять контроль над собой. Я – создатель ароматов. И создатели ароматов умеют ждать...

Мамины руки сложены так, что они легонько касаются моей груди своей обратной стороной ладони. Они выглядят прекрасно, словно руки индийской принцессы. Это я настоял на том, чтобы отец нанял домработницу и запретил маме брать в руки тряпку. Овощи я сам чищу. И раньше я сам мыл всю посуду, пока не появилась посудомоечная машина. Я любуюсь ухоженными ногтями на маминых ручках. Мне очень нравится этот темно-красный оттенок лака! Представляю себе, какие у мамы прекрасные пальчики... Ммм! Успокойся, странный человек! Похоже, ты находишься в каком-то маниакальном состоянии.

Всё, пора вставать. Я переставил кровать так, что есть возможность выбраться со своей стороны. Иначе пришлось бы перелазить через маму. И хотя, я бы много отдал за мгновение прильнуть к маме всем телом, но опасаюсь, что мама перестанет ко мне приходить. Я – маньяк, а маньяки умеют ждать.

Я встаю и скрючившись выхожу из комнаты, чтобы не было видно моих беспощадно натянутых моим «братцем» трусов, через которые явственно проступает мокрое пятно.

***

Как сказал Шерлок Холмс, Это полная победа и полное поражение, Ватсон! Мою руку на подушке мама сдвинула с подушки и осторожно убрала под одеяло. Но!!! При этом, когда она убирала свою руку, то её пальчики чиркнули прямо по башке моего бестолкового «братца»! Меня словно поразил удар тока. А затем я похолодел. Из-за этого тупого придурка, мама может испытать отвращение и престать приходить к идиоту с торчащей елдой. Ко мне, то есть. Я затаился и даже не прикасался к её волосам в этот раз. Но вроде бы всё обошлось.

***

Сегодня мне дико, ДИКО повезло!!! Мама, тихо посапывавшая, внезапно вздрогнула и застонала. Я обнял её правой рукой и стал целовать её лицо:

— Мама! Мама! Что с тобой?!

Мама открыла глаза, приподнялась. В это время я подложил и левую руку.

— Ой, Олежка! Кошмар такой приснился. Ну, жуть просто!

— Мама, всё хорошо! Я с тобой! Всё хорошо, спи!

Мама лежала в моих объятиях, и я целовал её лицо!

— Ох, кошмар какой, Олежек, - вздохнула мама, и продолжая что-то бормотать, прикорнула на моей груди.

Какое наслаждение держать маму в своих руках! Моя ладонь лежала на её обнажённом плече, с такой мягкой бархатной кожей! Я с трудом удерживался, чтобы не осыпать её поцелуями. Мамины волосы щекотали мою левую руку при каждом её дыхании. Правая мамина ладонь лежала прямо на моей груди, и её пальцы время от времени шевелились, зарываясь в моих волосах на груди.

Мама, нежная и гладкая, прильнула ко мне в постели. Ее дыхание поднимало грудь, и я был настолько ошеломлен счастьем, что чуть не потерял сознание. Все изменилось с этого момента. Когда мама приходила ко мне, я, словно в полусне, шептал:

— Мама, все хорошо. Я рядом с тобой!

И обнимал ее до тех пор, пока она не засыпала. Мама стала приходить куда чаще. Она интуитивно чувствовала защищенность у мужчины, способного оберегать от кошмаров и любой опасности. Мама попала в нежную ловушку - в самую безопасную ловушку из всех возможных. Ведь я - ароматизатор. Мама всегда находилась на моей стороне. Перед сном я всегда мыл подмышки, но никогда не использовал дезодорант. Даже после тщательного мытья подмышек у мужчины остается непостижимый запах - запах настоящего мужчины с высоким уровнем тестостерона. Это природа.

Но это еще не все. Был еще мой непутевый "братишка", который от запаха мамы просто сходил с ума и начинал тихонько плакать, пропитывая мое белье скромными слезами, которые содержат феромоны, воздействующие на подсознание женщины. Моя мама постепенно становилась зависимой от этой невидимой наркотической субстанции. Это моя личная наркотика. Я - ароматизатор. Я умею ждать.

***

Сегодня я решился на нечто невозможное. Обычно, когда мама спала рядом со мной, ее левая рука лежала на моей груди, а правая была свободна и лежала внизу, между нами. С огромной осторожностью я положил руку вниз и освободил своего "братца" из заточения. Затем вернул руку обратно на мамино плечо и почувствовал, как "братец" благодарно вытягивается после долгого пребывания в заключении. Он только что не лопнул от своей собственной глупой мощи.

Очень, о-о-очень осторожно, я стал наклонять свой таз. Пока не почувствовал, что «братец» коснулся согнутых пальцев маминой руки. Сердце у меня колотилось так, что я боялся, что мама почувствует это буханье своей ладонью на моей груди. Я судорожно сглотнул и наклонился еще сильнее. И почувствовал, как кончики двух маминых пальцев касаются части меня. Я замер, судорожно дыша. Если мама проснётся – мне конец. Я был Штирлицем на грани провала. Интересно, испытывал ли Штирлиц удовольствие от риска?

Я не двигался. Я ждал. И вот мамины пальцы слегка дернулись. Раз, другой. Они слегка поскребли и сжали моё естество, а большой пальчик, на секунду распрямившись, заставил из моих глаз вылететь искры, и я еще сдержался, чтобы не охнуть. Приподнял одеяло, чтобы насладиться тем зрелищем, о котором мечтал всю жизнь: мамины пальчики с рубиновыми ноготками держат меня за живое. Я как мог осторожно вылез из кровати, выбежал из комнаты и только здесь в коридоре, кусая губы, позволил своему братцу излить свои чувства. Но я не должен более так рисковать. Я – Штирлиц. А Штирлиц умеет ждать.

***

Когда я пришёл домой, мама как обычно, стала меня кормить. Она стояла в переднике у кухонного стола и что-то нарезала. Я слегка обнял её за плечи, приник лицом к её волосам и вдохнул. Мир на секунду качнулся под моими ногами. Я думаю, мама почувствовала, как меня повело. Она оглянулась и удивлённо спросила:

— Лёжек, ты чего?

А я как дурак, смотрел на неё пьяными глазами.

— Ма, ты меня любишь?

— Конечно. Конечно, люблю! А почему ты спрашиваешь?

— И я тоже очень сильно люблю тебя. Очень, очень сильно! Мама смотрела на меня с растущим беспокойством.

— Сынок, что-то случилось? Ты выглядишь странно.

— Ничего не случилось. Я просто подумал, что тебе наверняка скучно дома одной. Давай завтра поедем в ботанический сад. Там будет интересная выставка орхидей.

Мама взглянула на меня тронуто. Потом положила нож, вытерла руки полотенцем и ласково поцеловала меня в щеку.

— Ты мое самое большое сокровище! Большое спасибо тебе! Как я могу тебя отблагодарить?

Я попытался выглядеть серьезным.

— Я придумаю как.

Мама захихикала.

— Ну да, придумай же как. В конце концов у тебя уже есть подружка? С ней стоит проводить время, глупыш!

— А может быть, пора жениться? – подхватил я ее мысль.

— Именно так! Когда же ты это дело осуществишь?

— Ма-а-ам! – протянул я жалобно – А кто будет тогда так вкусно готовить для этого глупца?

Мама улыбаясь, погладила меня по голове.

— Садись, давай. Глупец!

Глаза ее светились радостью. Я сидел и невольно замирал от вида прекрасной валькирии с кухонным ножом в руках.

***

Мы вернулись из ботанического сада на такси, и мы оба были полными красоты и аромата цветов. К тому же мне было сложно оторвать взгляд от изумительных округлых коленей мамы под короткой юбкой. Моё бедро время от времени прикасалось к маминому теплому и мягкому бедру.

Мы поднялись по ступенькам. У входной двери мама остановилась и погладила меня по голове.

— Я так хорошо отдохнула. Большое спасибо тебе, сынок! Как я могу тебя вознаградить?

Я замер. Возможно, это самая большая ошибка в моей жизни. Но я был слишком очарован ароматом орхидей и близостью с мамой.

— Поцелуй меня, мама. Пожалуйста!..

Мама посмотрела на меня удивлённо и растеряно. Но я и сам наверное, выглядел жалко, поскольку понял, что переборщил. Стоял как побитый пёс, опустив глаза. Мама взяла моё лицо в свои руки и пристально посмотрела мне в глаза.

Затем наклонила голову и приблизила свои полные, покрытые алой перламутровой помадой губы к моим губам. Совсем не так, как матери целуют сыновей, когда просто касаются друг друга губами. Я не успел ничего сообразить, когда совсем рядом увидел мамино лицо, почувствовал своими губами тёплый полуоткрытый рот. Я почувствовал тонкий запах маминых духов, и губной помады, и еще чего-то... Мои губы тоже открылись и ощутили сладкую плёнку маминой слюны. А когда я почувствовал, как её язычок провёл по внутренней стороне моих губ, меня просто повело. Кажется, мама меня удержала, иначе бы я скатился вниз по ступеньках.

Мама не смотрела на меня, её лицо покраснело, а грудь трепетала от частых вздохов. У меня тоже пылало лицо и престало хватать воздуха. Наконец, мама собралась с духом и позвонила. Открыл отец и мельком взглянув на нас, со словами «Ну как выставка», пошлёпал н кухню. Если бы он только знал, чем мы только что занимались перед дверьми! Мама молчала, я понял, что ей трудно говорить, и бодро ответствовал:

— Классно, пап! Чё смотришь?

***

Я проиграл. Один дурацкий поступок перечёркивает всё. Мама больше не приходит ко мне по утрам. Я стал слишком большим мальчиком, чтобы так невинно спать в моих объятиях.

Я вернулся как обычно домой и застал маму в переднике у кухонного стола. Подошёл сзади, слегка обнял за плечи.

— Мамочка...

— Присядь за столом! – мама, немного оттолкнув меня, отошла от стола.

Сгорбившись, я сел за стол. Мы ели молча, затем я помыл посуду и поднялся наверх. Лег на кровать и просто смотрел в потолок. Я дурак.

***

У меня ощущается настоящее разрушение. Без ароматов мамы у меня внутри только пустота и безнадежность. Ночью тихонько пробрался в прихожую, взял один из маминых босоножек, прижал его к лицу и начал вдыхать запах ее ног... То, что последовало после этого, было одновременно мучительным и приятным. Одну босоножку я прижал свой нос, а другую - часть своего тела. К счастью, в босоножке есть отверстие для пальцев. Я только спешно отправился в ванную за тряпкой, чтобы вытереть пол.

***

Мама гуляла по лесу, подверглась дождю и простудилась до того момента, пока не достигла нашего дома. Она, чтобы не заразить отца, осталась лежать на диване в гостевой комнате. И я сразу же ринулся ее лечить. Несмотря на ее недовольство, я окружил ее вниманием и заботой. Мама быстро начала относиться ко мне лучше.

Я принес бутылочку спирта и объявил, что первое средство при простуде - это протереть стопы спиртом. Мама вытянула ногу из-под одеяла.

— Что ты там делаешь? – спросила она носом.

Теперь с ее акцентом она все больше походила на француженку. А я всегда говорил ей, что она напоминает Марион Котийяр.

— Делаю массаж стопы.

Прямо как в "Криминальном чтиве". В одной сцене герой делал массаж стопы жены босса и заплатил за это.

— Это щекочет! Олег!

— Надо терпеть, надо терпеть, моя хрустальная леди! – произнес я с голосом Кота Бегемота.

Мама задыхалась от смеха, но я крепко держал ее ногу. Но все-таки не удержался. Ну... будто бы не удержался. Мама подернула ногой, одеяло взлетело вверх, и на мгновение я увидел прекрасные обнаженные бедра мамы и кусочек голубых трусиков между ними.

Но шпаги свист и вой картечи,

И тьмы острожной тишина,

За долгий взгляд короткой встречи

Ах, это право не цена...

С трудом взяв себя в руки, я сказал:

— Мам, всё, всё. Нужно растереть спиртом.

Мамина лодыжка вновь появилась из-под одеяла. Я принял её как драгоценность и приподняв, прижал подошвой к своей щеке.

— Лежек, ты что делаешь?

— Мам... Мама... Я люблю тебя.

Я прильнул губами к ложбинке маминой лодыжки и закрыв глаза, принялся медленно её целовать.

— Олежек! Господи, да что это с тобой? Перестань сейчас же!

Когда я перешёл к её пальчикам, мама поднялась с ложа и села, внимательно глядя в мои затуманенные глаза. Погладила меня по голове.

— Я тоже тебя люблю, сынок. Ну хватит, хватит. Спиртик где тут у тебя? Разотри и уходи. Дай старой женщине нормально поболеть.

Её взгляд вновь стал мягким и любящим.

***

Мама выздоровела. Когда она однажды вдруг снова пришла ко мне утром, я был настолько ошарашен, что даже не смог просимулировать своё сонное состояние. Впрочем, и мама не была настроена дрыхнуть. Она забралась под одеяло и легла на спину. Мне же оставалось ютиться на краешке на левом боку.

— Олежек, ну что с тобой? Ты то мрачный ходишь в последнее время, то как пёс побитый.

— Мама, ты не обижаешься на меня?

— За что?

— Ну за то что я тогда...

Мама явственно покраснела. Я понял, что допустил ошибку и быстро добавил:

— Вот папе-то хорошо!

Мама, забыв про мою реплику и удивлённо:

— Чем это ему хорошо?

— У него в постели самая красивая женщина в мире. А у меня только сейчас вот, да и то ненадолго.

Мама вспыхнула смехом.

— Посмотри только на этого льстеца! Он должен быть собственными женщинами в постели, а не чужими! Я давно говорила тебе: тебе нужно жениться, мой барин.

— Где я найду такую? Да, папка получил свою долю. Хотел бы я быть на его месте... Хм...

— И что бы ты делал на его месте?

— Буду целовать столько, сколько хочу... Но не только это...

— "Не только"? Вот видите!..

Я заметил, что мама хочет разозлиться, но не может. Ее пронизывал смех.

— Ладно, я знаю что делать. Я найду тебе невесту.

Мама улыбалась. Я наклонился и осторожно поцеловал ее лоб.

— Мама, нет нужды. Я сам найду...

Еще один поцелуй. Еще один. Осторожно прикоснулся губами к ее закрытым векам, к обоим глазам. Мама лежала с закрытыми глазами. Носик, щечки, опять глазки...

Мама молчала. Я чувствовал, что наступил момент быть решительным. Не наглым. Ласковым.

Осторожно опустился ниже и поцеловал шею мамы ниже уха. Еще ниже... Нежная кожа на шее мамы была бархатистой и пахла тонким ароматом, который заставлял голову закружиться. Даже мой нахальный брат притих и сладко выделял свою прозрачную жидкость.

Я опустился еще ниже по шее, положил осторожно руку на ее плечо, и тут мама вздрогнула, словно осознавая что-то. Быстро подняв руку, чтобы отодвинуть меня, она нечаянно ударила меня в область паха, и я не смог сдержаться от приглушенного "Ой!". Не знаю, осознала ли она то, что ударила меня в яйца? Или даже сделала это специально? А вдруг... А вдруг она так проверяет мою... реакцию?

— Ну вот, зацеловал совсем старушку, - мамин голос смущённо плавал.

Разумеется, это было за гранью сыновних поцелуев, но признать это было неудобно. Это было бы новое «объявление войны». Поэтому мама быстро ретировалась.

Часть 2.

Стало традицией, когда я возвращаясь домой, захожу на кухню. Мама как обычно, за кухонным столом. Погружаю нос в мамины волосы и вдыхаю запах. Я откровенно тащусь.

— Олежка, ты меня всю уже вынюхал!

— Мам... Не всю... К сожалению... Вот если бы всю...

Мама, с шутливым отчаянием:

— Муж – трудоголик, сын – наркоман и пошляк!

Затем мы садимся за стол и ужинаем вместе.

***

В кровать ко мне мама уже давно не приходит. Я чувствую себя гнусным извращенцем, но... Однажды я решился. Заперся в ванной и покопался в корзине с бельём для будущей стирки. Я нашёл мамины трусики. И первое что сделал – поднёс их к своему лицу. Тонкая мягкая ткань ласкала мою кожу. Я вдохнул... И мир сразу утратил свою устойчивость. Я стоял как в тумане. Вы не представляете, какой это одуряющий аромат! Как пахнет самая чудесная орхидея на свете: орхидея моей мамы. Пальцы мяли податливую ткань, а купался во всё новых и новых возбуждающих оттенках главного императивного запаха. Запаха любви. Не выдерживая напряжения, я оголился над раковиной. И такого оргазма я ещё не помню. Я впал в скотство. Я стал воровать мамино бельё по вечерам, а по утрам возвращал обратно.

Этим утром мама опять неожиданно появилась. И я думаю, понимаю почему. Накануне они поругались с отцом.

— Можно я у тебя полежу?

— Мама, конечно!

Я сразу же восхитился и воскликнул: "О, как здорово!" и погрузил нос в ее прическу.

— Нюхай, нюхай. Когда еще у тебя будет возможность быть рядом с женщиной в постели?

— Да мама, когда это случится?

— Никогда. Потому что ты несерьезный.

— Мама, несерьезный человек любит тебя. Ты такая прекрасная!

— Лестишь опасно.

Я снова прильнул к глазам мамы и поцеловал ее веки. Это был долгий поцелуй. Затем я осторожно опустился по щеке к уху. Мама не возражала и оставалась спокойной. В этот раз я не стал спускаться ниже шеи. Осторожно прикоснувшись губами, я сделал это еще раз. И третий поцелуй был таким же осторожным, но на этот раз мамина реакция была другой - ее губы дрогнули и раскрылись в сладостном поцелуе. Он продолжался и продолжался. Я чувствовал движение ее языка, чувствовал, как учащается ее дыхание, как поднимается ее грудь.

Я положил руку на маминое гладкое плечо. Она отстранила свои губы и лежала, дыша быстрее. Я снова попытался приблизиться к ее рту, но она закрыла его ладонью.

— Олег, не нужно.

Я поцеловал ее лоб губами.

— Мамочка, спасибо!

В ответ она поцеловала меня быстро в щеку и быстро ушла. Я был счастлив.

***

В этот вечер мама сидела на диване, читала книгу и отвлеченно слушала шепот телевизора.

— Мама, можно я сяду рядом с тобой?

— Конечно, дорогой.

Ободренный этим ответом я сел рядом и приблизился поближе. Подумав немного, осторожно обнял ее за плечи левой рукой. Мама слегка опиралась на меня и положила голову мне на плечо. Как всегда, я зарыл нос в ее волосы.

— Тебе нравятся мои духи?

— Духи? Нет, мама. Мне нравится запах твоих волос. Духи только мешают. Духи и шампунь. Пожалуйста, не накладывай шампунь на голову!..

— О, конечно! И не мойся, и ходи как обезьяна.

— Да, точно, и не мойся. Твоя кожа также пахнет чудесно!

Я наклонился к её шее и осторожно приник к ней губами. Моя голова мешала маме читать книжку, и она опустила её. Её голова теперь лежала откинувшись на спинке дивана. Я осторожно покрывал её шею поцелуями, а глаза её были закрыты. Мама молчала. Я подумал о том, что мама – она ведь всё-таки женщина, и ей должно быть приятно внимание противоположного пола, даже если это и сын. Ведь я – мужчина.

Осторожно обнял маму правой рукой и затем решившись, приник губами к её губам. Осторожно попытался своими губами раскрыть её. Они раскрылись. Я провёл кончиком языка по внутренней стороне её нижней губки, а её кончик языка прошёлся по моей верхней. Почти сразу её и моё дыхание участились. Мужская, чисто животная интуиция подсказывала мне: эта женщина отдаётся мне. Я аккуратно погладил её бочок, ощутив под гладкой материей платья твёрдый каркас бюстгальтера. Наши языки уже делали короткие жалящие выпады навстречу друг другу, заставляя наши сердца биться всё сильнее. Крадучись, едва касаясь, моя рука скользнула выше, прикасаясь к маминой груди. Затем осмелев, я даже слегка-слегка приподнял мамину грудь, ощутив тяжёлую возбуждающую упругость её под чашечкой лифчика.

Мама вздрогнула, издав через нос высокое протестующее «М-м-м! », но я одним движением своих объятий сдёрнул её со спинки дивана и уложил на диванные подушки. На секунду оторвавшись от неё, я через мгновение снова овладел её ртом. Теперь верхней частью своего торса я практически лежал на ней. Правой рукой я погрузил свои пальцы в её волосы, а мой локоть уже подминал упругое сопротивление её груди. Моя рука уже гладила её шею, опускаясь ниже к манящей маминой груди.

И в этот момент раздался голос отца:

— Есть здесь кто-нибудь?

Я тут же спрыгнул с пола, а мама быстро выпрямилась с растерянным выражением лица, приглаживая платье. Я хотел удариться головой о стену от отчаяния. Пропущенный момент больше нельзя вернуть! Мама побежала к отцу, а я еще долго сидел на диване и "смотрел телевизор", ожидая, когда мое затвердевшее достоинство перестанет быть окаменевшим.

Поздно вечером я тихонько прокрался в ванную, благо она была недалеко от моей комнаты. Заперся и из корзины для грязного белья достал сверток женских трусиков цвета тела. Они были влажные. Нет, не просто влажные - мокрые! И какой запах! Свежий и явный запах женского возбуждения. Теперь не оставалось сомнений: мама испытывает ко мне сексуальное желание! Я бы все отдал за эти минуты счастья. Я развернул трусики и с наслаждением погрузил свой язык в горьковато-сладкий нектар маминых желаний. И если бы пробка раковины не была открыта, она заполнилась бы моим блаженством до краев...

***

Вернувшись домой, я как обычно подошел к маме, которая заботилась у кухонного стола. Прикоснулся к ее талии, вдохнул запах ее волос и... Аромат! Боже, это "Аромат", противные женские духи! Механически поцеловав маму, я отошел и сел за стол. Это было хуже, чем удар по лицу. Я был разбит. У меня не было настроения, аппетита, ничего нет. Мама продолжала ужинать так спокойно, словно ничего не произошло. Поблагодарив ее, я помыл посуду и отправился в свою комнату. Теперь приходя домой я больше не подходил к маме сразу же, а садился за стол и после шел к себе.

В один из таких унылых вечеров я лежал на кровати в наушниках и закрыв глаза. Внезапно кровать прогнулась, я открыл глаза и увидел, что это мама присела на краешек кровати.

— Ну что ты сам не своей? Не ешь, отощал совсем!

— Мама, меня никто не любит.

— Тааак. Девочку гёрлфренда ты заводить не хочешь. Не нравятся тебе девочки? Понимаю. Тебе нравятся взрослые женщины.

— Мне нравишься ты...

Мама досадливо крякнула и потрепала меня по голове.

— Ну ладно. Знаю я, как горю помочь.

— Правда?!

— Правда-правда.

И к моему разочарованию, тут же ушла.

На следующий день она куда-то отлучилась. Я поклевал ужин и завалился на кровать. Слушать музыку мне мешал пылесос, которым орудовала наша домработница. Я уже собрался встать и закрыть дверь, как тут входит наша домработница Фаина. Это такая вышколенная сотрудница элитного клинингового цетра. И просто вылитая горничная из фильма «Десять негритят». В белом фартуке и чепчике и с холодным взглядом.

— Можно, Олег Владимирович?

— Да, прошу Вас. Можно не убирать здесь.

Она прошла в комнату и неожиданно присела на краешек сиденья кресла напротив меня.

— Ваша мама поручила передать Вам, что я буду выполнять любые Ваши желания.

— Любые?!

Её взор оставался таким же холодным.

— Да. Любые.

— Мама заплатила Вам за это?

Она посмотрела на меня усталым взглядом.

— Да.

Какие могут быть любые желания пацана по отношению к женщине? Мой взгляд невольно скользнул по её лицу, заметной груди, изящной фигуре, и остановился на её округлых коленях, соблазнительно обтянутых искристой лайкрой. Заметив мой взгляд, Фаина неспешно развела свои колени так, что я мог свободно заглянуть ей под юбку. На Фаине были чулки с подвязками, и мерцал светлый треугольничек трусиков. Сказать, что кровь вскипела в моих жилах, и не только в жилах – это не сказать ничего. Мне захотелось сразу наброситься на Фаину и заставлять, заставлять её исполнять самые низменные свои желания. Вместо этого, я с трудом отвёл свой взгляд.

— Ты замужем?

— Да.

Фаина скрестила ноги, разгладила фартук и теперь отвернулась. Я молчал. Просто не знал, что сказать. Фаина встала, подошла к двери, немного подождала ответа от меня, затем быстро посмотрела на меня и вышла. В ее взгляде было презрение. Это было точно так же, как в том фильме, когда она выходит из комнаты Веры Клейтон. Скоро снова где-то внизу заработал пылесос. А я продолжал лежать с настроением, которое не стану описывать.

Какую хитрость устроила мне мама! Какую уловку. Разве ты не понимаешь, мам? Я конечно свинья, но я люблю только тебя...

Когда шум в доме прекратился и горничная ушла, я спустился на кухню попить чая. К моему удивлению, дверь в гараж была приоткрыта и из гаража доносился непонятный шум. Отец ли вернулся? Подошел к полуоткрытой двери и увидел следующую картину.

Фаина сидела на корточках перед отцом, держась за крыло его "Ауди". Верхняя часть ее тела колебалась вперед-назад. На ее затылке лежала рука отца, которой он контролировал движение Фаины. Голова отца была откинута, глаза закрыты, лицо пурпурное. Он приглушенно стонал, а Фаина издавала звуки, как будто задыхалась. Задыхалась? Чем-то? Как только тихо я отступил от двери и уже шел по лестнице, услышал удовольствие, громкое стонание отца.

***

Я, как обычно, мыл посуду на кухне. Подошла мама.

— Помоешь мне тарелочку?

— Конечно, мам.

— Приходи потом в прихожую. Посмотрим телевизор?

Я окаменел с тарелкой в руке.

Часть 3.

Я присел рядом с мамой, поджав одно колено. Наши плечи соприкасались. Мама молчала.

— Мам, вы с отцом поссорились, да?

— Есть такое дело. Немного.

— Он тебе в чем-то отказал.

— Бинго!

— Мама, я тебе ни в чём не откажу. Я сделаю всё, что ты захочешь, только скажи!

— О, Господи! – простонала мама – Ты... сделаешь!..

Смех буквально душил её.

— Да уж ты... Ты сделаешь!..

Мама звонко хохотала, откинувшись на спинку дивана, прижав ладонь ко лбу.

— Мама, я и в самом деле такой балбес, да?

— Да! Именно! Ты балбесина, - отвечала мама, переводя дух – Ох, насмешил так насмешил!

— Мама, ты такая красивая, когда смеёшься! Я хотел сказать... Ты всегда красивая... Знаешь, я счастлив, когда просто сижу рядом с тобой. Всё что я хочу – это просто посидеть у твоих ног.

Я сполз с дивана и положил голову маме на колени. Её лица я не мог видеть, но чувствовал, что она растрогана. Она мягко погладила меня по голове.

— Олежка, Олежка...

В её голосе была забота и нежность.

— Какой же ты хороший, Олежка...

Она погладила меня по щеке. Я взял её за руку и прижался губами к её ладони. К её пальчикам.

— Олежка, ну что ты...

Она осторожно отняла руку.

— Мама...

Я коснулся губами по-женски округлого красивого обнажённого маминого колена. Поцеловал его. Раз, другой. Как зачарованный, перешел к другому колену. Мама странно молчала. Я приподнялся и прижался лицом к коже ног выше коленей под краем её юбки. Мой нос оказался в ложбинке её сомкнутых ног, и я вдохнул запах её кожи. Ладонями охватил её ноги сзади под коленями. И подался вперёд, к манящей темноте подрагивающих бёдер, сдвигая носом подол её юбки. Сейчас я узнаю, как пахнет кожа на её бёдрах...

— Кто-нибудь живой есть? – раздался голос отца из кухни.

Мама попыталась вскочить с дивана, но я не позволил ей двигаться, и она вернулась на место. Отец заглянул в прихожую. Меня он не увидел.

— А сынок где?

— Наверное, у себя, – ответила мама, задумчиво.

Если бы он подошел ближе, то заметил бы, что сынок целует мамины ноги, которые трепещут от волнения.

Отец вышел, и я предположил, что сейчас получу порцию ругательств. Но мама взяла мое лицо в свои руки и посмотрела мне в глаза полные эмоций.

— Сыночек, я купила тебе спутницу. Фаина...

— Мама, спасибо. Но я отказываюсь от этого подарка.

— Она тебя обидела?

Я покачал головой.

— Мамочка, ты же знаешь, я зависим от наркотиков. Ты – мой самый большой наркотик, и без тебя я не могу...

У мамы вырвался отчаянный стон.

— Но я не твоя подруга! Ты думаешь, что можешь приставать ко мне, когда папа не видит?

— Тебе это было неприятно?

— Мне это было... Это не твое дело. Мне было... приятно.

— Мамочка...

— НО! Это ничего не значит. Не используй меня для своего удовольствия.

— Конечно, без проблем. Немного "Опиума", и парасит уже не приблизится к тебе.

На лице мамы отразились одновременно гнев и смущение.

— Ты все не так понимаешь! Папе нравится "Опиум". А если тебе интересно, я жена твоего отца.

— И обязана исполнять его желания.

— А почему нет?! Может быть, мне нужно исполнять твои желания?

— Прости, мамочка...

Тяжело поднявшись с колен, сгорбившись, я направился к выходу.

— Подожди! – остановила меня она у дверей.

Я стоял на пороге, уставившись в пустоту. Мама подошла сзади и положила руки на мои плечи.

— Ко мне никогда раньше так не относились, - произнесла она вполголоса – Как жаль, что мы не встретились раньше!

Я обернулся к ней.

— Но мы же встретились...

— Для чего? Чтобы я отдалась собственному сыну на диване, да?

Я сделал комично-брезгливое лицо и укоризненно развёл руками:

— Мама! Ему?! На диване?!

Мама возвела глаза к небу и обречённо застонала.

— Знаешь, мне иногда хочется тебя убить. Вот что мне с тобой делать?

Я обнял её за плечи.

— Приходи ко мне завтра, хорошо? Ну, как обычно... И я скажу, что со мной делать.

Мама отстранилась и некоторое время смотрела на меня. В её глазах был вопрос.

— Умеешь ты заинтриговать, - бросила она, направляясь на кухню.

***

Вот как в сказке, скрипнула дверь... Мама на цыпочках пробралась в мою комнату и забралась ко мне под одеяло. Положила голову на мою руку.

— Что хочешь сказать?

Я прикоснулся губами к её лбу, мой нос погрузился в её волосы. Я закрыл глаза.

— М-м-м... Мама...

Она положила ладонь мне на грудь, и мне пришлось отстраниться.

— Сделай мне подарок, пожалуйста.

— Ага. Фаина тебе не нравится. Кого хочешь? Кого-нибудь из моих подруг? Учти, Марион Котийяр я тебе достать не смогу.

— Ты говоришь так, как будто я помешан на сексе.

— На чём же ты помешан?

— Я помешан на тебе.

— Боже ж ты мой! – простонала мама – И за что мне такое счастье? Я – твоя мама. Ты хоть это понимаешь?

— Мама, а что – я заставляю тебя убираться в моей комнате, как Фаина, чтобы грязно домогаться?

— Я примерно такого и ожидаю. Мне заказать костюм горничной?

— Мамочка, пожалуйста, прекрати соблазнять меня.

— Я тебя соблазняю?! Но ведь это ты заманил меня в свою постель...

— Ладно, продолжай.

— Тогда скажи мне, зачем ты это сделал.

— Мама, я хотел попросить у тебя подарок.

— "Подарок". И какой подарок ты желаешь? Помни, я не живой подарок.

— Конечно, мама... Ты не такая уж и особенная!

— Ну ладно, я сейчас тебя задушу!

Она пошлепала меня по лбу ладошкой.

— Только обещай мне исполнить то, что я попрошу.

— Что? У меня есть что-то для тебя?

— Да. Мое желание.

— Понятно. Знаем мы эти желания...

— А какие?

— Очень странные и извращенные.

Я задумался и глубоко вздохнул.

— Мама, я люблю тебя.

— Именно об этом я и говорю.

— Мама, действительно ли ты думаешь, что я способен на что-то плохое в отношении тебя? Я бы убил любого, кто осмелился так сделать! Или... Ведь ты давно хотела убить меня. Убей.

Мама взглянула на меня с тревогой.

— Что ты говоришь, Олежек!

Она убрала руку с моей груди и обняла меня.

— Чего ты хочешь?

С трудом я произнес:

— Мама, пожалуйста... Раздевайся...

— Что?!!

Я молчал. Она откинулась назад и пристально посмотрела в потолок.

— Зачем? – спросила она глухим голосом.

— Я просто хочу узнать запах твоей кожи.

Мама выдохнула, словно попала под ледяной душ. Затем подошла к единственному окну в моей комнате, за которым уже была полная темень ночи.

— Подойди ко мне, - прошептала она.

Часть 4.

Моя мама стояла у окна в светлой рубашке до колен, которая при свете фонарей снаружи словно светилась изнутри сероватым свечением. Ее глаза смотрели на меня, полузакрытыми темными зрачками. Распущенные волосы легли на ее плечи.

— Отвернись.

За моей спиной послышалось лёгкое шуршание. Затем – пауза, когда ничего не было слышно, кроме её дыхания.

— Можешь повернуться.

Мама стояла спиной ко мне в одних атласных гладких белых трусиках с силуэтом, изящным, как виолончель Гварнери. Какая девушка сравнится с ней своей фигурой? Она стояла с руками, поднятыми к своим плечам, с локотками, прижатыми к телу, прикрывая свою грудь. Хотя конечно, её груди мне и так не было видно. Она прикрывалась как юная девушка перед циничным взглядом врача. Мне подумалось, что грудь у мамы небольшая и изящная. Как хорошо, что на мне плотные спортивные трусы, которые зашнуровывались почти как корсет. Иначе при таких мыслях я неизбежно выдал бы себя, как похотливый осёл.

Я приблизился сзади к маме. Мне так хотелось вдохнуть запах её волос, но я опасался, что просто не смогу устоять на ногах. Мои губы приникли к её коже между шеей и плечом, которые тотчас покрылись гусиной кожей. Чтобы успокоить маму, я взял её за плечи сбоку. Я чувствовал тёплый поток, который поднимался от её кожи, неся едва уловимый сладкий аромат.

Поцеловал её в основание шеи, где выступала небольшая косточка позвонка. Затем стал опускаться всё ниже и ниже, и мои губы следовали вдоль позвоночника, а мои руки скользили по бархатистой коже её бочков. Когда мои поцелуи достигли её поясницы, я уже стоял на коленях, а мои руки обнимали её узкую талию.

Подавляя острые всплески животных устремлений, я сразу опустился ниже, и принялся медленно, наслаждаясь, целовать сгибы её ног с тыльной стороны. И позволил своим рукам лечь на округлые мамины колени. Мама вздохнула со слабым полустоном. Я опустился ещё ниже, и теперь фактически лежал у её ног, подавшись вперёд, целуя её ступни, затем пальчики ног. Я слышал мамино учащённое дыхание. Я попытался совершить восхождение своих губ по передней стороны её ног, но этот номер не прошёл.

— Олежек, только сзади.

Я поднял взгляд, и едва смог его опустить. Мама склонилась передо мной, по-девчоночьи прикрывая свою девчоночью грудь, а её пышные бёдра увенчивались возбуждающим треугольником изящных трусиков, подчёркивающих невыносимою притягательность её стройных ног.

Я встал на коленях сзади и опять припал к нежной коже на сгибе её ног. Затем всё-таки позволил прильнуть лицом к её бёдрам повыше колен и вдыхать запах её кожи, усиленный сомкнутостью её ног.

Встал, пошатываясь. Прильнул губами к плечу у основания шеи.

— Мамочка, спасибо...

Мама, после паузы:

— Отвернись, сыночек.

Я стоял к маме спиной, ожидая. Ничего не происходило. Мама просто стояла и наверное, разглядывала меня.

— Открой дверь, пожалуйста. Посмотри, отца там не слышно?

Я подошёл к двери, открыл её. За дверью была тьма и тишина. В этот момент мне на плечи легли руки мамы, которая неслышно приблизилась ко мне. От неожиданности я хотел оглянуться, но мама ладонями зафиксировала мою голову. Я почувствовал дыхание у своего уха и шёпот:

— Разденься.

Я был потрясён от маминых слов. На мне, кроме трусов, ничего не было. В горле мгновенно пересохло, в животе похолодело. Торопливо расшнуровал смирительную рубашку для своего сожителя. Снял трусы и опустил на пол. Выпрямился. Нечего и упоминать о том, что мой сожитель после этого совершенно потерял человеческий облик и вырос настолько, что вышел за пределы моей комнаты.

Ко мне сзади внезапно прижалось мамино обнажённое тело. Её живот прижался к моим ягодицам, бёдра к моим бёдрам. И я с дрожью почувствовал, как мамины груди, упруго приминаясь, прижались к моим лопаткам. Я боялся что-либо произнести, чтобы этот момент не оборвался от какой-нибудь непредвиденной случайности.

Мамины горячие руки легли на мои бёдра спереди. И принялись медленно подниматься вверх. В животе и горле у меня стали возникать короткие неконтролируемые спазмы. Затем я с ужасом почувствовал, как пальцы её правой руки достигли самых запретных высот. Они слегка поддели снизу источники моей мужественности и теперь неспешно и осторожно перебирали их.

Из глаз у меня буквально посыпались искры, и я не смог сдержать мучительного стона.

— Ты ведь хотел этого, правда? – прошептал мамин голос.

Я вспомнил то, что однажды вытворил в постели рядом с мамой, и застонал, теперь уже от стыда. Значит, мама тогда не спала и всё заметила! Я спалился тогда... Боже, какой я идиот!

Между тем, самый сладостный кошмар в моей жизни продолжался. Я видел, как три изящных тонких пальцев левой руки мамы с рубиново-красными ноготками, обняли за основание моего безумного пациента без смирительной рубашки. Не веря самому себе, я вновь застонал. Между тем, подушечки маминых пальцев, перебирались всё выше по моему окаменевшему стеблю.

— Мама!.. Мама!.. – пыхтел я, задыхаясь.

Маленький крабик-мучитель с красными коготками дополз до основания головки, почерневшей и готовой лопнуть в любую секунду. Один из пальчиков лёг на нижнюю часть стебля и слегка погладил здесь чувствительную кожицу. Раз, другой, третий...

Всё моё естество лопнуло, изверглось длинными белесыми струями, бившими во тьму коридора за пределами комнаты. Я услышал своё надсадное каркание, видел, как бьют и бьют извергаемые струи, чувствовал, как мамина правая рука сжимает источник моего наслаждения.

После этого я стоял в дверном проеме, опираясь и приходя в себя. Мама, уже одетая, оттолкнула меня, чтобы пройти мимо. Она вышла из комнаты и оглянулась, чтобы что-то сказать, но в этот момент поскользнулась на следах моего энтузиазма. Чтобы ее удержать, я ринулся вперед и тоже поскользнулся, нечаянно сделал подсечку и мама упала на меня. Мы смотрели друг другу в глаза и тяжело дышали.

— Не думайте, что это всегда будет так, — произнесла мама, поднимаясь.

Я еще долго лежал на полу в темном коридоре и не мог подняться.

Часть 5.

Я проснулся рано и задумался. Происходившее вчера было невероятной фантастикой. Но как отреагирует на это мама? То, что она сделала для меня, было невероятным жестом интимности. Но одновременно она заставила себя зависеть от моих мыслей и отношения. Как бы молодежь описала это событие? "Мать сводит с ума сына"? А может быть, она думает, что я так же пошло думаю? Этого не должно быть!

Я подождал, пока отец встанет и уйдет. Затем заказал доставку цветов срочной службой. Вышел из дома и подождал курьера, который привез мне букет из девятнадцати прекрасных белых роз с нежным ароматом только распустившихся. Когда мама проснется и спустится на кухню, ее ждет сюрприз. Счастливо улыбаясь, отправился в университет.

Вечером я вернулся позже, одновременно с отцом. Когда он зашел на кухню, он удивленно спросил:

— Какой повод для праздника?

Я заметил мамин растерянный взгляд и небрежно ответил:

— У мамы день Ангела.

— Ангела... То-то я смотрю, вы оба как ангелы. Прямо светитесь. С чего вдруг?

— Пап, ну мы живём как кроты. Должен же быть в жизни какой-то праздник?

Я посмотрел на маму, и она смущённо отвела взгляд.

— Да всё правильно, сын. Это я просто ревную, что сам не догадался.

Далее мы ужинали все втроём. Я то и дело бросал короткие взгляды на маму. В отличие от нас с отцом, она аккуратно пользовалась вилкой и ножом. Я не мог оторвать взгляд от её рук, грациозно обращавшихся со столовыми приборами. Засмотрелся на то, как красиво тремя пальчиками мама держит гладкую ручку ножа. Мама перехватила мой взгляд и покраснела.

Боже, какой же я скот! Не нашёл ничего лучшего, как пялиться на мамины ручки. Я вскочил из-за стола и вернулся с принесённой бутылкой сухого вина.

— Давайте выпьем, генацвале! Сейчас принесу бокальчики.

***

Несмотря на все мои ухищрения, мама предсказуемо держалась от меня на дистанции. На все мои попытки приблизиться, мама мягко, но настойчиво отстранялась. Вновь накатила серая депрессия.

Я долго не мог решиться, но наконец-то собрался с духом и постучался в комнатку домработницы Фаины. Она сама открыла дверь.

— Олег Владимирович? Что случилось?

— Можно я войду?

— Да, конечно.

Я вошел и присел в небольшое кресло. Фаина стояла у двери и вопросительно смотрела на меня.

— Фаина, у меня к вам большая просьба... Точнее, вопрос. И просьба держать наш разговор в тайне. Согласны?

— Хорошо...

Я аккуратно положил несколько зелёных бумажек на край маленького столика.

— Олег Владимирович, мама вносит оплату хорошо. И вы помните, я обязана исполнять все ваши желания.

Фаина смотрела на меня своим профессиональным, холодным взглядом. Она стояла с достоинством, скрестив руки на животе, словно примерная служанка.

— Я сам плачу за это. За сохранение конфиденциальности. Никто не должен знать о нашем разговоре и остальном.

— Разумеется, Олег Владимирович, вам не о чем беспокоиться.

— Ммм... Фаина. Вы могли бы дать мне урок по тому, как... ммм... правильно доставить удовольствие женщине... с использованием оральных ласк?

Глаза Фаины широко раскрылись, затем она побледнела, но сдержала себя.

— Я думаю... да... Да, я могу... предоставить вам эту услугу?

— Мне.

— Прямо сейчас?

— Нет, что вы... В субботу родители уезжают к друзьям и если вам будет удобно...

— Да, конечно. Я все поняла. Пожалуйста, не беспокойтесь, Олег Владимирович.

Она посмотрела на меня так, что я отвел взгляд. Впервые в ее глазах промелькнуло что-то человеческое. Что именно, я не разобрал. Я поднялся и неловко вымолвил «Спасибо!», вышел из комнаты.

***

— Олег Владимирович, можно войти?

— Да, да, пожалуйста.

Фаина вошла, осторожно закрыла дверь и мгновение стояла лицом к двери перед тем как обратиться ко мне в своей обычной горничной форме.

— Фаина, садитесь, пожалуйста, — указал я на место рядом со мной на небольшом диване.

Фаина чинно села на краешек дивана. Я прокашлялся.

— Честно говоря, я чувствую себя не в своей тарелке. Очень неловко. И вам, возможно, тоже так же. Если все это отталкивает вас, то можете отказаться, у меня не будет к вам претензий. Прошу прощения, если что-то не так.

Фаина придвинулась ко мне. Она улыбалась. Впервые на её лице я увидел настоящую человеческую улыбку. Она наклонилась к моему уху.

— Олег... Вы такой хороший! – прошептала она – не извиняйтесь. Я сделаю всё, что Вы захотите...

Ну вот. А что дальше? «Давайте начнём»? Не по-человечески это как-то. Я поднялся, подошёл к своему центру Сони, вытащил наушники и включил негромкую и приятную музыку. Обычно я под неё засыпаю. Подошёл к Фаине и подал её руку. Со счастливой улыбкой она поднялась, неожиданно исполнила прелестный книксен и положила руки мне на плечи. Я положил руку ей на талию, а другой придержал за спину. Мы начали медленный танец.

Я приблизил своё лицо к её волосам. Фаина неожиданно отстранилась, что-то проделала у себя на затылке и помотала головой. Заколка полетела на диванчик, а её тёмные волосы волной обрушились за спину ниже плеч. После этого, она с готовностью придвинула свою голову к моему носу. Её волосы пели свою, свойственную только этой женщине, песню. На секунду все мои остальные чувства отключились, и я покачнулся. Фаина смотрела мне в глаза.

— Олег, можно я Вас спрошу?

— Конечно.

— Вы хотите сделать приятное Вашей маме, да?

Я ничего не ответил.

— Олег, а хотите – я побуду Вашей мамой сегодня? Вы будете называть меня мамой, а я Вас – Олежик. И Вы сможете делать со мной всё, что Вы не можете делать с мамой. Но хотите это делать...

Её слова, как сладкая патока, проникали мне в мозг. Моё тело уже начало жить своей собственной жизнью. Левая рука уже двигалась по направляющей бюстгальтера под её платьем в направлении груди, а правая смещалась по бедру, нащупывая пояс, поддерживающий чулки где-то под её юбкой. С усилием я вернул руки в исходное положение. Всё так же негромко играла музыка. И я перешел в наступление.

— А как вам мое обслуживание, Фаина?

— Олег... Вы не представляете, какие кошмары меня ожидают. Ведь так жестоко относятся к служанкам! А вы – настоящий джентльмен и рыцарь. Таких уже не встретишь.

— Не стоит преувеличивать, я всего лишь вежливый парень.

— Просто вежливый парень сделал бы со мной... эм...

— С вами... Как папа, верно?

Фаина замерла, бледнея, и посмотрела на меня. В ее глазах читалась грусть и боль. Это не должно быть попыткой контроля надо мной. Я повел Фаину в танце, и она подчинилась автоматически.

— Прости, Фаина. Не обращай внимания. Расслабься. Давай выпьем бокальчик хорошего вина?

Мы снова танцевали, уже немного опьяневши.

— Лучше подумайте о том, что хозяйский сын будет делать сейчас для вас орально.

Фаина захихикала и удивительным образом покраснела.

— И о том, что я исполню ваши желания.

— Тогда... Поцелуйте меня.

В поцелуе Фаина притиснулась ко мне.

— Потрогайте меня, Олег. Вы этого хотите.

Во время танца мои руки продолжали делать то, что я их заставил остановить. С каждым движением все становилось более откровенным и чувственным. Фаина закрыла глаза, обнимая меня за шею, слегка стонала.

— Олежка... Не так, как с твоим отцом... Намного лучше... Я сделаю это... Хочешь?

— Фая, я хочу сделать это для тебя, ты же знаешь...

Я поднял ее на руки и унес на кровать. Она повернулась поперек постели. Тихим голосом, словно в полусне, произнесла:

— Олег, опуститесь на колени. Целуйте ноги. Начинайте с лодыжек и двигайтесь выше.

Постепенно поднимаясь выше коленей, я поднял юбку ее формального платья с белым фартуком. Прижал лицо к ее бедрам, покрытым темными чулками. Нейлон усиливал запах ее кожи. Мой зависимый от него нос вдыхал деликатный и возбуждающий аромат женской кожи на ее бедрах. Медленно и наслаждаясь каждым мгновением, я поднимался выше. Юбка горничной шуршала над моей головой. И вот – ммм! – мои нос и губы проходили через резинку чулок и прижимались к гладкой и нежной коже Фаиных обнаженных бедер.

— Целуйте здесь, Олег, - прошептала Фаина – особенно внутреннюю сторону бёдер... Поднимите мне ножку и согните в колене.

Наше шумное частое дыхание перемежалось со звуками моих поцелуев. На Фаине были чёрные, гладенькие, тоненькие, почти прозрачные трусики. Фаина, почти в полуобморочном состоянии, всё-таки продолжала исправно давать указания.

— Олег, вы знаете, где писечка. Нащупайте её губами и целуйте через трусики... Ммм... Помните её губами... Так... Ммм!.. Потритесь носом... А... Аа... Ааах...

Фаина открыла глаза и с шумом перевела дыхание.

— Олег... Теперь нужно снять трусики. Подождите!.. Ваша мама стеснительная, она не даст вам этого сделать. Накройте меня одеялом. Сейчас вы будете меня страстно целовать. В процессе запустите руки под одеяло и снимаете трусики. Хотя бы одну ногу нужно освободить. Делайте это быстро. Ммм... Ммм... Так...

— Залезьте под одеяло. Дальше всё будете делать в темноте, понятно? Обе моих ноги согните в коленях и разведите их...

Здесь, в темноте под одеялом, моё лицо находилось между ног Фаины, которыми она слега сжимала мою голову. Там, в тёмной глубине, пряталась её таинственная орхидея. Она уже была разбужена моими ласками. Я не видел её, но её одуряющий запах поднимался к моему лицу.

Фаина, прости, я не слышу, что ты говоришь. Я опьянён этим ароматом...

Внезапно, в лицо мне ударил свет.

— Олег!! О Боже! Твои родители вернулись! Я убегаю!

Торопливый цокот каблуков растаял в коридоре. Я стоял на коленях, зарывшись лицом в одеяло, чтобы никто не увидел моего лица.

Во время моего полудремы я заметил, что в коридоре раздаются приглушенные голоса. Осторожно выглянув из-за двери, я увидел следующую сцену: моя мама и Фаина стояли возле спальни родителей. Фаина стояла у стены, сложив руки на груди, и повернула голову в сторону мамы, произнося что-то с резкостью. Слов не было слышно. Мама была раздражена и обращалась ко мне лицом. Было видно, как она перебивала Фаину и жестикулировала, высказывая свое мнение с таким же напряжением. Затем она повернулась и пошла в сторону лестницы. Фаина почти кричала ей что-то вслед и последовала за ней. Мама обернулась к ней в ярости, схватила ее за руку и указала пальцем в направлении моей комнаты, выговаривая что-то. И ушла. Фаина задержалась на мгновение, покачала головой со скорбным видом и отправилась обратно в свою комнату.

Подождав некоторое время, я постучал в дверь комнаты Фаины. Она открыла и пропустила меня внутрь.

- Фаина.

- Олег Владимирович! Я ничего не рассказывала вашей маме.

- Тогда можно узнать, о чем вы говорили?

Фаина сглотнула с болью на лице и прикусила губу.

- Олег Владимирович, позвольте мне не разговаривать об этом. Мне это очень неприятно. Это личное дело.

- Простите, Фаина.

Я повернулся к двери. Фаина почти вскрикнула:

- Но в конце я ей сказала, чтобы она перестала вас мучить!..

Я обернулся и с изумлением посмотрел на Фаину. Она достала платок, притянула его к глазам и отвернулась. Я подошел к ней, охватил ее за плечи и обнял. Не зная, что еще сказать, я вышел из комнаты.

***

Не часто мы ужинаем всей семьёй. Дождавшись такого события, сидя за столом, я небрежно сказал:

— Мам! Пап! А у меня для вас сюрприз!

Они оба недоумённо вперились в меня. Отец буркнул:

— Ну не тяни, сын! Сюрприз приятный?

— А то! Я заказал для вас ложу в театре. Классическая опера.

Мама побледнела, закусила губу, бросила быстрый взгляд на отца. Пристально посмотрела мне в глаза.

Отец закатил взгляд и крякнул.

— Классно, сын! Но знаешь, не смогу. Дел невпроворот. И вставать рано. Сводишь маму в театр? Ей будет приятно.

Мысленно я возвёл очи к небу и сложил ладони.

— Ну вот! Стараешься для вас!.. Заменю тебя, так и быть. С тебя должок!

Краем глаза я наблюдал за мамой и любовался ею. Не смог сдержаться и взглянул на неё. На побледневшем лице её сузившиеся глаза сверкали как у разъярённой пантеры. Не сводя с меня тяжёлого взгляда, она отпила из бокала минеральной воды и вышла из-за стола.

Посуду как обычно, собирал и мыл я.

***

Мы с мамой ехали в театр в такси. На мне был вечерний костюм настоящего денди с белой бабочкой. Что касается маминого наряда, то когда она спускалась в этом вечернем платье со второго этажа, мне показалось, что я нахожусь в салоне первого класса на «Титанике». Я стоял с открытым ртом, и наверное, имел вид конченного дебила. На маме было платье до пят глубокого синего цвета с открытым клином выреза на груди. И ещё оно переливалось ярко-голубым при каждом движении. На руках по локоть перчатки такого же цвета. Голубая диадема в волосах. На шее белое жемчужное ожерелье. В ушках серебряные жемчужные клипсы. Картину завершали изящные белые туфельки, пинавшие тяжелую ткань подола юбки. Я оперся рукой о столик в прихожей, чтобы не упасть под него.

На заднем сиденьи я нашел место поближе к матери и ощутил ее теплое и упругое бедро. На ее плечах лежала короткая серебристая накидка из меха. Мы беседовали о незначительных вещах. Я рассказывал шутки, и мама смеялась. Используя шум в салоне как предлог, я мог поднести лицо к ее драгоценной заколке и шептать на ушко. Я не чувствовал запах духов. О Боже, она это делала для меня!

С полуобнаженных плеч вздымался слабый, знакомый и одновременно чужой запах. Его переплетался с запахом шерсти от накидки, создавая неожиданные ощущения.

В театре мужчины пристально смотрели на фигуру мамы, женщины кусали губы и теряли контроль над своим лицом. А я проводил самую прекрасную женщину в мире за руку через толпу.

Мы были в ложе одни, наши кресла стояли очень близко друг к другу. Громкая музыка заглушала все остальные звуки. Разноцветные прожекторы мерцали на сцене. Я делал вид, что смотрю на сцену, но в действительности мой взгляд был прикован только к маме. Я видел, как меняется ее лицо – то улыбается, то нахмуривается.

В перерыве мы гуляли за руку в фойе. Заговорив, не заметили, как оказались в его дальнем конце. Там была лестница со старинными чугунными перилами, ведущая куда-то вниз.

— Мама, пойдемте и посмотрим, что там? – предложил я.

— Зачем?

— Это так интересно!

— Всегда все тебе интересно, малыш, — засмеялась мама. — Ну хорошо, пойдем.

Внизу было полумрак. Смутно можно было разглядеть какие-то большие темные предметы. Я заметил движение и сделал вид, что кашляю. В это же время рядом прошла парочка, держась за руки и хихикая.

— Вот умеешь ты развить сюжет, - фыркнула мама – спустились в какую-то дыру, вспугнули парочку...

— Не вспугнули. Они просто решили не мешать нам.

— Не мешать нам что?

— Мне – не мешать любоваться тобой.

— Любуйся. Кто тебе мешает?

— Спасибо!

Я приблизился к маме и положил ладони на её обнажённые плечи.

— О, Господи! – простонала мама – Ты...

Она внезапно замолчала. Я прижался губами к её шее у самого плеча. Поцеловал её шею повыше. Ещё, ещё... Мама запрокинула шею, позволяя мне целовать её. Вместе с тем, она ладонями упиралась мне в грудь, не давая приблизиться. С участившимся дыханием, я достиг местечка у неё под ушком. И на секунду мамина клипса побывала у меня во рту, цокнув мне по зубам. Мама не издавала ни звука. Просто стояла и позволяла мне целовать её. С горечью осознав это, я выпрямился. В тишине было слышно, как мама негромко проглотила слюну.

— Всё? – холодно спросила она.

Повернулась и приподняв юбку, стала подниматься по лестнице. Я шёл следом, как оплёванный. Поднявшись, мы увидели напротив тройку каких-то мужиков, рабочих в халатах. Они смотрели на нас, переглядывались и во весь рот скалились. Мама раздражённо дёрнула головой и направилась к ложе, я подхватил её за руку. Сзади послышалось дружное глумливое ржание. Я резко повернулся и двинулся к этим ублюдкам. Но мама схватила меня за руку и с неожиданной силой уволокла меня прочь. Интересно, кто её научил делать болевой захват?..

Конечно, это против всяких правил, но в ложе я придвинул к креслам небольшой столик, достал из портфеля два хрустальных бокала и бутылку хорошего игристого вина, которую я тут же негромко открыл и наполнил бокалы вином. Мама иронично сказала, что мы пьём как бомжи на вокзале, но это она так пошутила.

После этого мы спокойно проехали на такси по темному городу. Затем, двигаясь по пустынной дороге в лесу. Потом я открыл дверь, и мы оказались в прихожей.

***

Мама небрежно скинула свою накидку на кресло и подошла к зеркалу. Два светильника по обеим сторонам были единственным источником света в прихожей. Она рассматривала свое отражение в зеркале, придавая прическе последние штрихи. Взглянув на меня через зеркало, она с вызывающей усмешкой произнесла:

— Я рада, что ты, наконец-то, оценил помощницу.

Кровь потекла мне в голову. Фаина все же... Мама словно прочитала мои мысли и с презрительной улыбкой продолжила:

— Нет-нет. Она хранит молчание как партизанка. Я только нашла ее заколку в твоей комнате и... ещё несколько других вещей.

Наконец-то я вернулся к речи. Теперь я был радостен. Мама просто ревнует меня! Ревнует меня! Я подошел к ней сзади.

— Мне приятно слышать такие слова.

Мама удивленно приподняла бровь.

— Может, объяснишь, почему?

Я положил ладони на ее плечи. Вдохнул запах ее волос... Я так давно не ощущал его, что у меня перехватило дыхание, и я едва стоял на ногах. Мама терпеливо ждала, глядя на мое отражение в зеркале.

— Потому что ты говоришь неправду... И ты не понимаешь, что такое мой Голод... Ты не понимаешь, что у меня азарт. Ты не осознаешь, что тот, кто пристрастился к морфину, больше не вернется к марихуане...

Я прижался губами к ее изящной шее как жаждущий вампир. Из-под голубого платья пробивалось теплое и завораживающее обаяние. Мама, я – Парфюмер, и ты меня не проведешь... Твое тело выдаёт тебя... Я закрыл глаза и издал стон блаженства. Снова я начал говорить, а мама слушала меня с очарованием.

— На месте моего отца, я заставлял бы тебя одеваться так, как ты одета сейчас. И... наслаждаться тобой. Почему ты досталась этому...? Ммм...

Мой затуманенный взор упал на мамино отражение. Она смотрела на меня глубоким тёмным ждущим взглядом. Как корона императрицы, сверкала голубая диадема в её волосах.

— Разве ты не видела, как на тебя пялятся все: от мужиков до сопливых юнцов? Неужели ты можешь предположить, что ТАКОЕ можно на что-то обменять? Попробуй понять, что всё, что я делаю, я делаю ради тебя!

Кроме моего голоса, ничего не нарушало тишину уснувшего дома.

— Ты видела, как все они раздевают тебя глазами? И как дико они завидуют мне? А ты знаешь почему?.. Потому что я могу это сделать...

В тишине прозвучал тихий долгий стон расстёгиваемой молнии.

Часть 7.

Ультрамарин прекрасного маминого платья теперь только слегка удерживался на её полуобнажённых плечах. Я положил свои руки ей на плечи и взглянул в зеркало. Мама стояла выпрямившись, с холодным и отрешённым взором, достойным настоящей императрицы.

И тут я с беспощадной ясностью понял, что проиграл. Ещё там, в подвале театра. Любовь нельзя получить силой. Нельзя забрать то, что тебе не принадлежит. Иначе ты будешь ничем не лучше, чем те раздолбаи-рабочие в театре. Мама даст мне всё, что я захочу, но это будет всего лишь насилием, всего лишь грязным вымогательством. Мой болезненный стон раскаяния слился со звуком сходящегося платья. Я отступил на шаг и опустился на колено.

Мама быстро обернулась и с изумлением и беспокойством смотрела на меня сверху вниз. Я взял её руку и поднёс к своим губам.

— Мама, прости меня...

Поднялся, не глядя вверх, и пошел к лестнице. Поднявшись наверх, напротив закрытой двери родительской комнаты, я бросил взгляд на прихожую и застыл. Мама удерживала рукой столик и, положив ладонь к лицу, плакала. Её опущенные плечи тряслись от слез.

Я отошел подальше и прислонился спиной к стене. Каким же паразитом я оказался! Вид мамы в муках был невыносим. Я стоял и ударялся головой о стену. Внезапно осознал, что должен исправить свою ошибку, и понял как.

Быстро спустился в прихожую, подошел к маме, схватил ее за руку и решительно потянул за собой. Остановился, достал свой аккуратный платок. Убрал ее руку с размазанного лица и начал вытирать слезы. Затем сложил платок, прижал его к маминому носу, как делают это дети:

— Давай смарайся.

— Зачем? – плачущим голосом проговорила мама.

Она говорила в нос, так как я сжал его своими пальцами.

— Нет времени объяснять. Просто смарайся.

— Да ну тебя!

— Ну как хочешь. Я предлагаю.

Я шумно смахнул нос своим платком. Мама посмотрела на меня усталым, но уже проясняющимся взглядом. Но смотрела как на тяжелобольного.

— Боже, какой же ты дурак! И почему я до сих пор не убила тебя?

Когда я потянул ее за руку к лестнице, она повторяла:

— Олег! Что за... Куда ты меня влечешь?

Я обернулся и, сделав большие глаза, приложил палец к губам. Высоко поднимая ноги, на цыпочках, приоткрыл дверь в спальню родителей и заглянул. Из спальни доносилось храпение отца. И с громким «Тс-с-с!! », закрыл дверь.

— Олег...

— Тс-с-с!

Я дотащил упирающуюся маму до своей комнаты и затолкал её внутрь.

— Олег, что ты такое творишь?

— Я только что похитил тебя.

— Это да! А зачем?

— Как это зачем? В продолжение банкета. Вино и танцы до утра. О! Вино ещё осталось. Мам, только не говори, что готова меня убить!

— Я как раз решаю, каким способом это сделать.

— О! я знаю один способ...

Из кресла, куда упала мама, раздался обречённый стон.

***

Играла тихая музыка. Мы танцевали. В своих руках я держал самое ценное, что есть на свете: лёгкое и гибкое тело моей мамы.

— Мама... Я не помню, что бы ты когда-нибудь танцевала со мной...

— Я танцевала с тобой, сын. Поверь мне. Это было на пятом месяце.

— Да... Как давно это было...

Мама фыркнула. Затем как-то по особому вкрадчиво поцеловала меня в лоб.

— Расскажешь, что у вас было с Фаиной?

— Не могу.

— Почему?

— Да какой из меня рассказчик. И потом, в этом замешана честь женщины. А ты действительно хочешь это узнать?

— «Честь женщины». Дааа... Заинтриговать ты умеешь.

Она была разочарована и печальна.

— Мама, я счастлив!

— Правда?

— Я счастлив прямо сейчас, прямо в эту секунду. И я не верю своему счастью. Я столько времени провёл с тобой. Это фантастика! А держать в руках такое сокровище, как ты – это вообще за гранью добра и зла.

— И этот человек говорит, что не умеет рассказывать...

В комнате царит полумрак. Светятся разноцветные огоньки музыкального центра. Льётся из окна рассеянный лунный свет. Постукивают каблучки белых туфелек. Тихий шелест платья, которое в лунном свете кажется чёрным. Моя рука лежит на его широком гладком поясе на талии. Рука лежит на полуобнажённом мамином плече. Мамина головка лежит на моей груди, а я вдыхаю неповторимый аромат её волос. И только иногда к сердцу подкатывает страх. Страх, что это когда-нибудь закончится...

Та же музыка звучала в моих ушах, когда я лежал на кровати с наушниками. В дверь постучали и она открылась. Заметив строго одетую горничную, я сказал:

— Добро пожаловать, Фаина.

Потом, не веря своим глазам:

— Мама! Ты так изменилась!

Мама стояла в положении профессиональной горничной и улыбалась. Затем она подбежала ко мне, взяла меня за шею и начала трясти.

— Или ты расскажешь мне, что произошло с Фаиной, или я задушу тебя прямо сейчас.

— Ого, мама в образе горничной душит меня! Пора принять какой-нибудь успокоительный!.. Мама, ты же знаешь, я не могу!

— Да-да. "Честь женщины". Ещё один рыцарь округлого стола. Тебе не удается? Я помогу тебе.

Она положила руки на мои плечи и приблизилась к лицу. Она смотрела прямо в мои глаза, и ее губы чуть касались меня, шептая:

— Представь, что я — Фаина. Просто делай так, как было тогда.

Это стало настоящим испытанием. Мама использовала свои женские хитрости против меня, на которые я просто не мог сопротивляться. Но я продолжал противиться.

— Мама, ты настолько заинтересована в обычном женском любопытстве?

— Необычном. Потому что ты его разжег.

— Мама, пойми, есть тайны, которые нельзя раскрыть. Как у Эдгара По, помнишь?

— Знаешь, меня очень интересует тайна моей горничной в твоей комнате в стиле Эдгара По. И как это относится ко мне?

— Ты ревнуешь!

— Мне это просто интересно.

— Мама, поверь мне, я говорю правду. Я все делал только ради тебя. Спроси у Фаины сама.

— Уже спросила. Она говорит то же самое. Вы оба несете эту нелепую чушь. Она даже сказала мне несколько дерзких слов.

— Мама, эта тайна не сделала никого счастливым. Ни меня, ни Фаину. И тебя тоже не сделает.

Мама поднялась.

— Ну что ж. Фаина будет уволена.

— Это несправедливо!

— Очень даже справедливо. Она дерзкая.

Мама опять подсела и наклонилась ко мне.

— Сделаешь это ради прекрасной дамы, а, рыцарь? – прошептала она с торжествующе-ироничной улыбкой и подмигнула.

Во мне нарастал гнев.

— Так ты побудешь моей горничной, да, мама?

— Вот именно. Хочется узнать, как рыцари обращаются со своими прекрасными служанками. Это она тебя назвала рыцарем.

Мы поднялись с кровати. Я подошёл к маме.

— Как обращаются? Думаю, что они их распробывают, мама.

Я положил ей руки на плечи и посмотрел в глаза.

— Раз ты так этого хочешь... Я буду делать с тобой то же самое, что с Фаиной. Пока ты не скажешь «хватит! ». Я называю тебя Фаиной, ты меня – Олегом и на «Вы». Договорились?

Я видел, как мама побледнела. Она вдруг становилась моей всамделишней рабыней, но отступать не желала.

И эта странная игра началась.

Часть 8.

— Фаина, расслабьтесь, пожалуйста, промурлыкал я, обнимая её за плечи и подводя к столику с двумя бокалами и бутылкой вина.

Я отчетливо чувствовал, как вздрогнули её плечи, как она вся дрожит. Я подал ей бокал. Она приняла, поднесла к губам и, закрыв глаза, стала отпивать от него. Я любовался, глядя на коралл её губ, оттенённый холодным сверкающим хрусталём. Смотрел, двигается её горлышко, подавляя желание немедленно впиться в него жадным поцелуем вампира. Смотрел, как беспокойно дрожат ресницы сомкнутых век.

Она вздохнула, прикрыла рот рукой и поставила бокал. Я не пил. Я наслаждался ее присутствием, и алкоголь был здесь совершенно ненужен.

Пульт в моих руках повысил громкость тихим аккордам. Я положил руку на ее талию и взял ее за танец. Как только она подняла глаза на меня, словно проснувшись, я увидел в них выражение беззащитности, которого раньше никогда не видел.

— Фаина! Смотрите мне в глаза. Расслабьтесь, я не сделаю вам ничего плохого.

Она все еще была напряжена.

— Представьте, что это я должен исполнять ваши желания, а вы мои. Что мне сделать для вас?

— Не знаю. Я не представляю себе этого.

Я положил ладонь на ее шейку сзади, и мои пальцы провелись по ее волосам. Удерживая ее голову наклоненной назад, я пристально посмотрел на ее губы.

— Мне нравится слушать, как вы говорите. Скажите что-нибудь.

— Что-нибудь.

Ее губы двинулись, и на мгновение обнажили сверкающие зубки. Я убрал руку с ее талии и провел пальцем по ее нижней губе. Провел по верхней губе. Заставил ее нежные губы слегка раскрыться.

— Поцелуйте меня.

Я снова повел ее в танце.

— Пожалуйста, позвольте мне.

Она коснулась моих губ своими. И я немедленно захватил их своим ртом, притянув к себе ее стройное, дрожащее в моих руках тело. Когда я впустил в ее рот свой язык, она тихонько застонала. Ее язычок соприкоснулся с моим. Эта тихая прекрасная музыка и чарующий танец наших соприкосновений в танце завладели нами обоими.

Черт возьми, я же не из железа... И как только я почувствую запах ее волос, это меня совсем сносит с ног. Я знаю это...

Наши губы разъединились, и мы оба напряжённо дышали. Она не смотрела на меня, её глаза были полузакрыты.

Моё тело опять начало жить своей личной жизнью. Правая рука, сантиметр за сантиметром принялась сползать вниз. И ощущать всё более новые подробности скрытого под униформой горничной, тайного мира желанной женщины. Другая рука уже держала её под мышкой и пробиралась к груди. Но потому, как напряглось её тело, я каким-то шестым чувством понял: сейчас. Сейчас всё будет кончено. Я ослабил свои руки и вновь подхватил её безупречным движением кавалера-танцора.

Она попыталась спрятать её лицо, но я вновь овладел её ртом, и мир опять поплыл, растёкся в одно, растянутое по времени сладостное мгновение. В этот раз наше дыхание было сбито окончательно. Я терял контроль над собой. Моё обоняние самостоятельно нашло то, что искало. Задыхаясь, я отдался сладостному ощущению прикосновения её волос, её аромата, её колдовству.

Она тихо вскрикнула, когда взметнулись вверх её волосы, а я внезапно подхватил её, одним движением, такую воздушную, и в мгновение ока оказался у своей кровати. И вот я стою и не могу поверить в свой невероятный сон, видя как она лежит передо мной навзничь поперёк кровати.

Не помню, как я опустился перед ней. Я чувствую лишь, как мои руки и моё лицо прикасаются к её коленям. Чувствую, как через ячейки нейлона её чулок пробивается сконцентрированный запах её кожи. А выше её кожа пахнет уже по-другому. Нет, я не лезу выше. Я дотягиваюсь до её талии и стягиваю её с постели за пояс ниже, заставляя задираться подол её форменной юбки.

Её ноги напряжены, она пытается встать, но это невозможно. Мои руки и ноги держат их в плену. Я сжимаю её ещё сильнее, толкая её вниз. Поднимая подол юбки, я проникаю под него. Мои губы и нос прижаты к мягкой коже выше колготок. Целую их, наслаждаюсь ароматом кожи, снова целую... Кажется, я не выдержу этого больше. Я умираю...

Во мне осталось почти ничего человеческого, когда между моими руками и лицом двигаются чудесные бедра – такие прекрасные, шелковистые и упругие. Каждая клеточка этих бедер вопит: возьми меня!

Я иду следом за запахом как лунатик. Этот обольстительный аромат доносится из-под тонкой ткани трусиков. О, какой это сладостный аромат любви! Мои губы прижимаются к материи так же тонкой, как паутинка, за которой скрывается то, что разжигает все мои чувства. Я уже чувствую ЕЁ губами...

— Олег, хватит. Перестань! ПОКА!

Сильный толчок сбивает меня назад, я ударяюсь головой о стену. Сидя на полу, прижимаюсь к ней, закрывая глаза. Звёзды вспыхивают и исчезают перед моими глазами, словно салют. Боль не от удара. Умирает моя кратковременная сладость, нереальная реальность. Как же больно...

На коленях подползаю к кровати и прижимаю лицо туда, где ещё чувствуется тепло желаемого тела, где звучит приятное эхо любви...

Слышу, как мама приводит свою одежду в порядок. Мой голос звучит приглушено.

— Тебе понравилась эта игра, мам?

— Мне? Очень. Ты был так нежен... с этой женщиной. Но я не понимаю одного: почему вы оба говорите обо мне? Что я имею с этим отношение?

— А ты просто не знаешь главного.

Мама уже подошла к двери, когда услышала мой шёпот. Она остановилась и ожидала, что я скажу.

— Понимаешь, это ведь тоже была игра. В самом начале Фаина сказала мне: А хочешь, я побуду твоей мамой? И я дам тебе то, что она никогда не даст тебе...

Я сполз на пол, отвернувшись, подтянув колени и положив на них руки.

— Вот только эта игра не состоялась. Я лишь попросил Фаину дать мне мастер-класс. Только не спрашивай, чего и зачем.

Я сидел, опустив голову на руки, чтобы мама не могла видеть моё лицо.

Часть 9.

В этот раз мы ужинали втроём. Отец быстро ушёл смотреть телевизор. Мама сидела с каким-то отрешённым выражением на лице и как будто ничего вокруг не замечала. Я поцеловал её в лобик и удалился к себе.

Я сидел за компом, когда в комнату, даже не постучав, ворвалась мама. За руку она тащила упирающуюся Фаину. Мама была явно вне себя. Она захлопнула дверь и закрыла её на защёлку. Фаина стояла, сложив руки в замок и опустив глаза. Мама, толкая её в спину, подвела к окну.

— Мама! Что слу...

— Подойди сюда. Ты должен мне помочь.

Ничего не понимая, я встал из-за стола. Мама решительно надавила на плечи Фаины и буквально пригнула её к подоконнику.

— Подходи, подходи. Не бойся. Вот хорошо. Теперь...

У меня глаза полезли на лоб, когда мама задрала юбку Фаины до пояса. Фаина тихонько поскуливала. Голова у неё была опущена сложенные руки.

— Мама! Ты обалдела? Ты что творишь?

На подоконник рядом с Фаиной шлёпнулась упаковка презерватива.

— Возьми её.

— Что?!

В следующую минуту мои брюки оказались опущены до колен, и я остался в одних трусах и рубашке. Мама положила руку на мое плечо.

— Возьми ее, сынок. Тебе же нравится. Невооруженным глазом видно, что тебе нравится.

Фаина хныкала, склонив голову на руки.

— Я уйду от вас! Я ухожу!

— Сначала ты должен отработать деньги.

— Давай смелее. Бери ее! Вот, ты уже готов.

Увидев, что мама очень разозлилась, я придумал хитрость. Закрутил упаковку презерватива.

— Мама, не мог бы ты выйти отсюда?

Фаина всхлипывала и вытирала нос на подоконнике. Щелкнула запором и мама вышла из комнаты. Я ломал пальцами шуршащую упаковку, не в силах оторвать глаз от Фаины в ее вызывающей-покорной позе, от ее стройных ног в чулках со стрелками, от попки, закрытой белыми трусиками. С трудом проглотил слюну.

Упаковка упала обратно на подоконник. Я натянул штаны, вернул Фаине юбку на место, разгладил ее и повернул к себе. Вытащил из кармана свою дамскую салфетку и вытер ее мокрое лицо. Она упала мне на грудь и заплакала. Я же, как мог, пытался замаскировать в штанах последствия маминой акции.

С трудом успокоил рыдающую девушку, проводил к двери и приказал отправляться домой. В коридоре у окна стояла мама и, судя по тому, как тряслись ее плечи, тоже плакала. Какой это такой день!

Она всхлипывала у меня на груди.

— Мама... Мама... Прости меня. Я так тебя люблю!

— Да... И это моя главная проблема, сынок...

— Это не проблема, мамочка. Я больше не буду доставать тебя. Ведь ты же сама купила Фаину для меня, - улыбнулся я.

— Которую ты используешь вместо меня.

— Ну...

— Молчи. Балбес.

И она отправилась к себе.

***

И я действительно больше не подходил к маме на кухне и не приставал к ней. Мне хватало мимолётного потока воздуха, чтобы как пёс, украдкой смаковать её становящийся всё более незнакомым запах.

В тот вечер мы все как обычно, расползлись по своим комнатам. И я как обычно, с выключенным светом сидел за компом.

Вошла мама и притворила дверь. Сложила руки за спиной, опершись о дверь. Наклонив голову, посмотрела на меня.

— Мама, что...

Она обернулась и щёлкнула задвижкой. У меня внутри всё внезапно похолодело. Она молча подошла к окну. На ней были джинсы и клетчатая рубашка поверх, которую она принялась неторопливо расстёгивать. Не чувствуя под собой ног, я подошёл к ней сзади.

— Всё приходится делать самой, - как бы про себя, тихо пробормотала она, сбросила рубашку на кресло.

Теперь она стояла в джинсах и бежевом лифчике. Щёлкнула застёжка и коротко пропела молния. Держась рукой за подоконник, она освободилась от брюк и теперь стояла у окна в одном белье и в белых носочках. Как-то зябко обняла себя за плечи.

Прикоснувшись к её плечам, я ощутил, что она дрожит. Она обернулась. Закрыла глаза и отвернула лицо в сторону. Руки внизу сцеплены в замок.

— Мама!.. Ты прекрасна...

Я погрузил лицо в её волосы... они на казавшиеся нескончаемыми минуты стали источником наслаждения. Наслаждения, замешенного на мучительной ностальгии. Я ощутил, как вздрогнула стройная шея от моих почти воздушных поцелуев.

— Олег! – прозвучал в моих ушах шёпот.

Я слышал ее ускоренное дыхание, а потом ее пальцы быстро открыли мою рубашку, сняли ее со мной, и она упала на пол.

— Я не могу поверить, мама!..

— Это я настоящая, - шепнула она мне в ухо и поцеловала его – Тебе больше не нужно играть с ней в игры.

Мне все казалось размытым, и ориентируясь только на ее шепот, я нашел где-то в пространстве ее губы. Когда кончики наших языков коснулись друг друга, я услышал ее легкий стон. Мои руки нашли ее изящную гладкую спину, почувствовали ее стройную гибкость, притянули к себе.

— Невозможно поверить, что держу тебя в своих руках! И это не сон... Ты помещаешься в моих объятиях...

От нее исходил теплый запах, который нельзя сравнить с запахом духов.

— Пожалуйста, не уходи... Останься со мной еще немного!

Чтобы почувствовать ее всем телом, я избавился от своих спортивных штанов. Теперь мы стояли прижатыми друг к другу, и наши бедра соприкасались. Мне вдруг пришла в голову мысль о том, что отец и не подозревает, чем мы занимаемся здесь и сейчас. Я представил, как он бы подумал, увидев такую картину. И эта мысль только усилила мое незаконное наслаждение, когда мама дала мне второй поцелуй.

— Мне хочется поглотить тебя. Прямо сейчас. Мама, можно мне... теперь спереди?

Мои губы начали следовать путь от ее ключиц вниз. Я притянулся к ее животику, и она застонала, когда кончик моего языка проник в ее глубокий пупок.

— Олежка, ты фанатик! – выдохнула она.

А я уже был опьяненный, целуя ее бедра в нескольких сантиметрах от возбуждающих-невинных белых атласных трусиков. Закрыв глаза и качаясь, как старый наркоман, я поднес свое лицо ближе к ним и неизбежно бы уткнулся в их привлекательный треугольник, если бы ее руки не обняли мою голову и не потянули вверх. Я встал, и первым порывом было...

— Не смущайся, - прошептала мама, обнимая меня за шею – это нормально для молодого сильного мужчины.

Я побагровел. Да уж, скрыть такое было уже невозможно.

— Мама, извини... Я просто скот.

Мама тихонько засмеялась и шепнула мне на ухо.

— Это так приятно, что ты так на меня реагируешь.

Она погладила меня по волосам.

— Я вижу, как ты часто ты смотришь на мои руки. Хочешь, я повторю тебе ЭТО?

Хочу ли я?! У меня перехватило дыхание, и я не смог просипеть даже одного слова. Мама наклонила мою голову и дотянулась губами до мочки моего уха.

— Мы сделаем по-другому, - едва слышно шепнула она.

Часть 10.

— Нам нужно исправить одну ошибку... Время нельзя вернуть. Но мы попробуем... Ты пригласишь меня в театр?

***

В одну и ту же реку нельзя войти дважды. Но это была уже совсем другая река. Потому что в этот раз была Игра.

Неправда, что нельзя повторить то, что было. Можно. Но теперь уже в совершенно новых, осознанных красках. Я вновь ощутил себя стоящим у подножия лестницы салона первого класса «Титаника», когда мама в своём сногсшибательном наряде спускалась ко мне. И вновь на заднем сиденье элитного такси я подносил лицо к раскачивающейся жемчужной клипсе на мамином ушке. И запах ворса серебристой накидки непредсказуемо смешивался с запахом кожи её плеч.

Теперь я наслаждался тем, как при виде нашей пары бледнеют и искажаются лица женщин, и как суживающиеся глаза мужчин скользят по маминой фигуре, по её лицу, по её волосам. С какой завистью они бросают на меня свои взгляды. А мама наверняка улавливала ещё и зависть в глазах женщин, когда они смотрели на меня. Мы оба словно сошли с призрачного «Титаника», чтобы одним своим существованием бросить вызов времени.

И снова зазвучала музыка, а яркие огни на сцене удивительными пятнами проникали к нам. Но на этот раз мы не обращали внимания на происходящее на сцене. Волнующее сердце, когда мама повернулась ко мне и ее глаза, расширившиеся от восторга, наполнили меня сладкой пустотой.

Технический персонал театра был на своем месте, когда мы спустились по старой лестнице в подвал. Я слышал их шаги на ступенях, когда мы остановились в пыльной темноте подвала и поцеловались. Они слышали, как моя радостная возглас прозвучал в ответ на тихое стонание мамы. Внезапно я представил себе картину: прекрасная и недосягаемая мама стоит здесь в подвале, окруженная жаждущими приблизиться людьми, которых она раньше отталкивала. Безобразное быдло толкается друг с другом, стремясь удовлетворить свою похоть с ангелом, упавшим с небес. Эта картина вызвала во мне странное чувство, смешение болезненного и возбуждающего, и оно обожгло меня. Я не мог понять, почему я желал ощущать ее беззащитность и одновременно изощренно мучить ее.

Я нежно обнял маму и быстро поднялся наверх. Рабочие уже ждали нас сверху, глядя на нас мрачными взглядами. В их глазах я видел жажду и зависть, которые охватывали их. На этот раз они промолчали.

Наши бокалы со шампанским лопали от пузырьков. И когда я прикоснулся губами к ушку мамы, внезапная вспышка света, отраженная в бокале, ослепила меня. Оказывается, какой-то папарацци запечатлел наше сближение!

Затем проходили через нас точки света от фонарей на ночных улицах, а ветви деревьев своими руками пытались скрыть звезды от нас.

***

Я открыл дверь, и мы вошли в прихожую. В темноте мама подошла к столику с зеркалом. Она протянула руку, и вспыхнул свет двух светильников по обеим сторонам от него. Я подошёл к ней сзади и заглянул в её отражение.

— Мама, что ты делаешь со мной... – прошептал я.

Ты сама придумала эту игру, мама... Я положил руки ей на талию и прижался губами к косточке у основания шеи, сдвинув жемчужное ожерелье. Выглянул из-за её плеча. Увидел, как пальцы моей руки дотрагиваются её губ. Как приоткрывается немой коралловый призыв её ротика.

Я хочу наслаждаться тобой, мама. И как тогда, я не буду тебя раздевать.

Мама подчиняется движению моих рук и оборачивается, чтобы позволить мне впиться в податливую готовность её губ. Мои руки касаются её гибкой спины, затем опускаются, проходят по бокам, ложатся на талию, огибают вызывающую выпуклость бёдер – по мере того, как я опускаюсь перед ней на колени.

Я поднимаю голову и смотрю на неё сверху вниз. Она стоит выпрямившись, и её причёску венчает корона сверкающей диадемы. О, я знаю, как следует себя вести с такими шальными императрицами.

Сгибаюсь и прикладываюсь к носкам белых туфелек. Позволяю себе продвинуться повыше, целую лодыжку в тёмном нейлоне, сгиб лодыжки. Целуя её ножки по очереди и со всех сторон, приподнимаю плотную материю её платья, которая лежит на моём лице. Неожиданно, две руки в тёмно-синих перчатках подхватывают подол с двух сторон и удерживают его. Приподнимают повыше так, что я могу припасть к обалденным коленям, оттенённым полупрозрачным нейлоном. От вида не менее потрясающих ножек, уходящих в загадочную темноту ещё выше, у меня всё внутри напряглось.

Внезапно пришла мысль о том, что все это происходит прямо под носом всего дома. Из спальни родителей можно ясно видеть в прихожую. И если бы отец просто приоткрыл дверь и выглянул, он бы увидел...

... Он бы увидел, как его сын в элегантном вечернем костюме поцеловал ноги его жены, которая медленно обнажает их, поднимая юбку. В неярком свете прихожей она стояла за столиком, а на ней было роскошное платье феи.

Он бы увидел, как лицо сына погружается в блестящие нейлоновые бедра его жены, как её руки начинают трястись, а руки сына ласкают её ноги с другой стороны. Он бы увидел, что её ноги уже полностью обнажены и видно конец чулок и черные подвязки. Как сын целует обнаженную кожу её ног с выражением блаженства на лице. Как он стремится погрузить свое лицо в двигающиеся волны её бедер...

Мое лицо приблизилось к темной гладкой ткани. Мама, я – Парфюмер... Я знаю все о тебе. Я знаю, что ты испытывала весь день. И сейчас я наблюдаю, как твои желания проявляются передо мной, словно кадры фотоснимка в красном свете фонаря... Позволь моим губам прикоснуться к источнику моей жизни, к притягательному магическому порталу. Я уже чувствую ее губами... Внезапно эта грань между нами стала влажной! Может быть, от моего рта, а может...

.. .. С пункта наблюдения сверху отец увидел бы, как его жена обхватывает голову сына руками в черных перчатках до локтя, как она откидывает голову назад в экстазе и как её бедра начинают расходиться, и она издаёт стон...

***

— Олежек, Олежек!..

В окружающем меня тумане перегруженных чувств, я с трудом открыл глаза. Мама потянула меня к себе. Быстро повернулась ко мне спиной.

— Расстегни платье.

С прозвучавшим на высокой ноте «Ааах! », оно распалось. Волнообразными движениями бёдер мама освободилась от него и отбросила на пуфик. Выпрямилась, прижимая руки к груди. По-девчёночьи, как тогда.

— Разденься.

Свет в прихожей погас, но он не был нужен, когда рука в тонкой перчатке потянулась ко мне, и когда самая непокорная часть меня оказалась прижата сверху к горячей влажной ткани. А потом две мягкие стройные колонны ног сомкнулись. Я всем телом прижался к горячей и гибкой спине и неконтролируемо двинул своими бёдрами. И в полумраке через плечо мог видеть, ЧТО руки в тонких перчатках делают со мной. Та же самая невероятная картина отражалась и в зеркале напротив. Когда я увидел в отражении её грудь, у меня закружилась голова. А когда её бархатная припухлость оказалась под моими руками, и тёплая косточка соска ткнулась мне в ладонь, между нашими сомкнутыми телами возник горячий нескончаемый гейзер...

***

Я очнулся, сидя у её ног, прижавшись лицом к бархатистой коже на сгибе колена. Пока вдруг по моей щеке не потекло что-то холодное и липкое.

Часть 11.

Прихожая встретила меня ароматом роз, которые стояли на столике перед зеркалом. Ночью я сделал заказ и ждал его на улице, потому что это было необходимо.

То, что произошло с нами накануне, было просто безумием, сродни опьянению, и поэтому я испытывал волнение от предстоящей встречи. Волнение от того, что может быть, я как-то невзначай задену её чувства или проявлю невольную бестактность. Вероятно, и мама испытывала нечто похожее, но ей, как женщине, было гораздо сложнее.

Она находилась на кухне, повернувшись спиной ко мне, занята делами за столом. Казалось, она сделала это намеренно, чтобы избежать моего взгляда. Или возможно, чтобы скрыть свою растерянность. Может быть, она просто опасалась увидеть меня в роли победителя, завоевателя. Мама, тебя необходимо завоевывать...

Подошел к ней и нежно взял ее руку, опустившись на колено и приложив к губам. Закрыл глаза.

— Мама, я люблю тебя...

Целовал ее пальчики. Она повернулась и укусила губу, странно посмотрев на меня свысока вниз. Понял, что она подавляет слезы, поднялся и обнял ее. Она спрятала лицо с глазами полными слез на мое груди.

— Олег, ты... Ты такой хороший...

— Мамочка, ах ты! Прекрати! Я просто дурень, больше ничего. Вот... Это вполне обычный платок. Не стоит плакать.

— Олежка, Олежка, - повторяла она – Что же ты делаешь! Нельзя так...

— Если нельзя, но очень хочется...

— Пожалуйста, не продолжай!

Прикусил свой язык.

— Мам... Прости!

Начал целовать ее глаза, смоченные слезами, так что она вынуждена была закрыть их.

— Олежек! Зачем ты такой?..

— Какой, мам?

— "Мам". Вот именно. Я твоя мама, Олежек. Ты это понимаешь?

— Да, понимаю.

Не сдержался и прижал губами к ее шее под ушком.

— Ммм... Прекрати уже целовать меня. Пожалуйста! В конце концов, я замужняя женщина.

— Да... И что из этого?

— Ну скажи мне, что делать?

— Ничего. Просто позволить мне быть рядом с тобой. Просто любоваться тобой. Просто видеть твои глаза. Я хочу, чтобы ты была счастлива, мама. Все остальное не имеет значения. Нет никого в этом мире, кто любил бы тебя сильнее меня.

— О, Господи! Как ты меня измучил. Твоя Фаина велела мне прекратить тебя мучить. А ты? Что ты делаешь со мной?

— Мама, Фаина не моя. Это ты её придумала. Она мне не нужна, ты же знаешь.

Я с трудом отстранился от неё. Сел за стол и прижал ладони к лицу.

— Прости. Всё верно. Какое право я имею вторгаться в твою жизнь.

Встал и побрёл в сою комнату.

— Поешь, куда ты пошёл! – с болью крикнула мама мне вслед.

Кажется, она плачет. Ну, что я за урод...

Я лежал на кровати, ничком уткнувшись в подушку. Мама, я помню твой волшебный аромат. Его невозможно воспроизвести, его невозможно забыть. У меня ломка. Я умираю...

Мама вошла в комнату и присела ко мне на кровать. Я перевернулся, чтобы посмотреть на неё. Она смотрела на меня с нежностью и беспокойством.

— Утром, когда отец уедет, зайди ко мне, - тихо сказала она, и тут же вышла.

Я был поражён. Мама явно что-то задумала.

***

Я плохо спал эту ночь, просыпаясь от каждого шороха, и с трудом дождался утра. Наконец, послышался шум отъезжающей машины. Я накинул халат и пробрался в спальню родителей. Присел на широкую кровать. Мама лежала под тонким одеялом и смотрела на меня.

— Мама... – я прикоснулся губами к её ручке и вопросительно посмотрел на неё.

— Хочешь меня поцеловать? – неожиданно произнесла она.

Я молча смотрел на неё, не понимая, к чему она клонит.

— Мама, прости. Я не буду больше...

— Хочешь или нет?

— Хочу. Конечно, хочу!

— Так чего же ты ждёшь?

Во мне нарастал какой-то внутренний протест.

— Поцеловать? Только поцеловать? Больше ничего? – спросил я с вызовом.

В ответ она скинула одеяло и предстала передо мной в легкой короткой рубашке с кружевным подолом, которая была полупрозрачной. Под рубашкой на ней были трусики, и больше ничего. Она лежала передо мной стройная, полуобнаженная, необыкновенно привлекательная и заманчивая, и безмолвно смотрела на меня.

— Прекрати это!! – почти закричал я, снова прикрывая ее одеялом.

— Чего же ты хочешь? Чего ты желаешь от меня, Олежек? – с горечью спросила она.

Глаза ее заблестели от накатывающихся слез. Я приблизился и тихо поцеловал ее лоб.

— Мама... Мама... Ты не понимаешь, что я люблю тебя? Это неправильно...

— А как можно? Скажи!

— И ты это выполнить для меня готова?

— Я выполню все, что захочешь.

— Я знаю, что ради меня ты пойдешь на все. Но я не допущу этого, потому что ради нас обоих я готов на все. Но мы не должны себя превращать в жертв. И я хочу, чтобы ты была счастлива, больше ничего...

Я осторожно улегся рядом с ней. Взял ее руку и принес к своим губам.

— Ты насладилась тем, что случилось между нами? – спросил я тихо.

— Это было несправедливо! – вскрикнула она с отчаянием – Да, конечно. Конечно, понравилось, - после паузы добавила она со страданием в голосе – Но, Олежек...

Я перебил ее, прижавшись к ее губам. Она ответила мне страстным поцелуем, обняв меня за шею. Отодвинулась от меня, дыша учащенно. И с болью посмотрела мне в глаза.

— Я боюсь, что когда-нибудь мы оба не выдержим и произойдет необратимое. Как потом мы будем жить? Смотреть друг другу в глаза? Отцу?

— Посмотри в мои глаза, мама. Ты увидишь только любовь и обожание. Ничего больше. Я буду доставлять только приятные моменты. Любовь – самое ценное, что у нас есть, и мы будем хранить ее, я гарантирую.

Мама смотрела на меня, печально улыбаясь. Я наклонился к её ушку, поцеловал шейку несколько раз.

— Господи, какая же ты красивая... Ты опьяняешь меня, мама, я умираю без тебя... – прошептал я - Хочешь, я сделаю это сейчас?..

Она вся вспыхнула румянцем стыда. Заглаживая свою бестактность, я медленно и нежно покрывал поцелуями её лицо и плечи. И вдруг почувствовал, что она вся дрожит.

— Мама, не бойся меня, всё хорошо. Прости! Можно, я полежу немножко рядом?

— Иди ко мне.

И приподняла край одеяла. Я сбросил халат и осторожнопридвинулся к ней. Она положила голову мне на грудь! И теперь я, торопясь насладиться, втягивал ноздрями волшебный аромат её волос. Мама... Мои пальцы утонули в её волосах, осторожно прикоснулись к щеке, к её ушку... Я погружался в этот подаренный ею миг блаженства.

Она придвинулась ко мне, и её губы прижались к моей груди. От этой неожиданной ласки у меня перехватило дыхание. Помедлив, она снова прижалась ко мне губами, но уже пониже. И я, боясь пошевелиться, во все глаза смотрел, как её губы оставляют на мне нисходящую дорожку поцелуев. Когда она размыкала губы, до меня доносился их тихий звук. До боли напряглись мышцы живота, когда её тёплые губы прикоснулись к моей коже здесь. Одеяло с нас сползло. Она стояла на постели на коленях, пригибаясь ко мне, и я мог видеть её прекрасную полуобнажённую грудь. Не веря происходящему, я потянулся руками к её вискам и дотронулся до кончиков её волос.

— Мама, что ты делаешь... в панике зашептал я.

Часть 12.

Когда я больше не мог переносить этих жалящих, возбуждающих поцелуев, она вновь склонилась надо мной, прикасаясь губами к моему лицу. Её дыхание обволакивало меня. Я хочу вновь вдохнуть колдовской запах твоих волос, которые мягко меня щекочут. Я хочу прикоснуться губами к твоему горлышку. Пожалуйста, подари мне ещё свой поцелуй... Он опьяняет меня, я полностью разбит. Помутившимся взором я вижу, как она вскинув свои руки и извиваясь стройным телом, сбрасывает свою полупрозрачную сорочку, обнажаясь. Её губы вновь овладевают моим ртом. Моё дыхание сбито, сердце тяжело бухает в груди, я даже не могу говорить.

Я лежу перед тобой неожиданно беззащитный. Разве ты снова накормишь меня, как когда-то? Мои руки касаются и наполняются чем-то особенным, нежным и возбуждающим! Мой рот находит знакомый путь. Я беру, я наслаждаюсь этим неподдельным удовольствием, которое ты даришь мне... Меня привлекает твоя бесконечная атмосфера с двумя плавающими галактиками надо мной. Твои руки прижимают меня к себе, я ощущаю приятное тепло твоего тела. Твои пальцы ласкают мои волосы, я чувствую блаженство.

Я ощущаю другие губы, не твои, они жгучие. Я судорожно реагирую на происходящее.

— Это Фая, - шепчешь ты, - Она доставит тебе удовольствие...

Жгучие губы касаются моего усталого центра чувствительности, горячий и влажный рот принимает его в свое владение. Я пленен полностью, неспособен двигаться. Внизу, Фая дарит мне удовольствие, от которого я готов взорваться.

А ты прижимаешь свои губы к моим и снова завладеваешь ими. Я находусь под властью двух женщин, одновременно дарящих мне любовь. Это продолжается бесконечно долго, потому что время остановилось. Замедлились Луна и Земля на орбите, застыли часы. Осталась только любовь, только бесконечное удовольствие.

Ты смотришь на меня с непостижимой теплотой и какой-то тревожной предвкушением одновременно.

— Ты знаешь, чего я хочу. Позволь мне это получить!

Это говорит не я, это говорит мое сердце, все мое существо, стремящееся к тебе. Я умру без твоего запаха, без твоего вкуса. Я – Создатель ароматов, я умру без этого, это моя природа жаждет...

Там, внизу, Фая сидит на моих ногах, вбирая в себя почти всего меня, а здесь моё лицо погружается в прохладную глубину атласных бархатных бёдер. Мои органы чувств агонизируют, сердце захлёбывается от благодарности и нежности к обоим моим женщинам. Затем меня накрывает волна родного и неповторимого, когда я приникаю к источнику моей жизни, к источнику ВСЕГО. Она дарит мне свою любовь, и я делаю то же. Что может быть более желанным, возбуждающим и запретным, чем то, что раскрывается передо мной? Что может быть более нежным и возбуждающим для неё?

Как можно описать глубину космоса, в которую я погружаюсь... Я пью твой аромат, я наслаждаюсь твоим вкусом, твоими истомлёнными сладостными «Ааах... ». Мои руки уже без стеснения прикасаются к твоему телу, исполняющему медленный чувственный танец любви над моим лицом. Я задыхаюсь, я счастлив, моё дыхание горячо. Ты вздрагиваешь от моих интимнейших ласк, которые мне стали внезапно позволены, и ты принимаешь их от меня. А у меня проносится мысль, что не бывает такого счастья...

Я вздрагиваю. Фая, что ты делаешь, мне больно!..

Я открываю веки и вижу твои глаза с огромными зрачками, которые меня поглощают. Я хочу утонуть в них, я хочу утонуть в тебе. Возьми меня, пожалуйста, я хочу вернуться! Вернуться обратно, вновь раствориться в тебе... И вот... ты забираешь меня к себе. Ты опускаешься, как опускается солнце в глубину океана на закате, и я вхожу в твоё лоно, а ночь разума охватывает меня. Когда твоя первая в жизни женщина так прекрасна, это непереносимо. А когда это самое нежнейшее изнасилование на свете, то это непередаваемо фантастично. Как во сне я вижу тебя, мою амазонку, стройно сидящую на мне, откинувшись назад, и каждым своим движением причиняющее мне неизъяснимое, ни с чем не сравнимое наслаждение. Каждое твоё движение – это целая эпоха взрывов чувств, красок, со стоном выдыхаемых звуков...

Она останавливается, наклоняется надо мной, и я слышу её тихий, прерывающийся от страстного дыхания, с эротичной хрипотцой, голос:

— Помнишь, ты обещал подарить мне то, что не хочет предоставить твой отец?

Я в состоянии паралича, я не помню ничего, но я дам тебе все, что только ты пожелаешь. Но не сейчас, сейчас я в агонии, я умираю...

— Я хочу дочку...

Смысл её слов до меня не доходит из-за того, что я уже не могу сдерживаться, я сейчас взорвусь... Прости, ты чересчур привлекательна, ты чересчур желанна! Я вероятно чувствую то же самое, что чувствует Солнце выпуская в черный хаос космоса свой пламенный выступ дикой энергии. Один за другим... Я – Солнце, я отдаю полностью себя Космосу жаждущему моего света...

Когда я пришел в себя она лежала на мне и мы оба затрудненно дышали. Я – судорожно и шумно, она – тихо обжигая дыханием мою шею. Моя нежность, моя неизмеримая благодарность к ней искала выхода. Я с наслаждением провел руками по её гладкому пылкому телу. Крепко прижал её к себе руками и осторожно перевернулся. Её бедра легко разошлись в стороны подо мной, и мы продолжали быть одним целым, мы не хотели расставаться друг с другом. Еще не придя в себя полностью, я принялся покрывать поцелуями её веки, лицо, шею.

Я завладел её губами, и моя страсть начала пробуждаться с новой силой, наполняясь неистовой энергией требующей выхода. Она почувствовала это, потому что её глаза затуманились от возвращающейся страсти. От нас прежних ничего не осталось, мы были всего лишь мужчиной и женщиной. Женщиной желающей быть ей и мужчиной который от нестерпимого желания становился алчным и даже грубым, но эта грубость только разжигала женщину которую он обожал. Она желала его грубости, его открытого желания обладать ею. Мы оба не были готовы к тому, что наша взаимная страсть будет такой неуправляемой. Только сейчас мы осознали, насколько мы на самом деле любили и желали друг друга, насколько была несправедлива судьба попытавшаяся разлучить нас... Мы были в центре того безумного урагана вызванного своей неуклюжей, но искренней магией. И для нас ничего не имело значения, кроме чувства любви и обладания друг другом.

Мы... Мы просто потеряли ощущения времени. Для нас время стало абстрактным понятием, не имеющим никакого отношения к нашей действительности...

Потом мы долго лежали рядом, обнажёнными, под тонким пледом и молча смотрели друг на друга. Мы оба счастливо улыбались. Она протянула руку и погладила меня по щеке кончиками пальцев. Я обнял её, привлёк к себе, прижавшись к её горячему чувственному телу. И понял, что желание нарастет во мне с новой силой. Осознав это, она с нежной и виноватой улыбкой улыбнулась мне исподлобья.

— Прости, милый! Я не смогу больше, я просто умру...

Я с восхищением посмотрел на её обнажённую стройную спинку, когда она заворачивалась в плед. Поднявшись с постели, она чмокнула меня в лоб и прошептала мне на ухо:

— Потерпи, я сейчас позову Фаю!

Я даже не успел ничего ответить, так быстро она исчезла.

— ---------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Кейт Миранда.

mir-and-a@yandex. ru