Невинная душа. Часть 3

Наши дни, г. Червоневск

Мы ехали обратно из дома Елены Владиславовны в полной тишине, под однообразное рычание двигателя моего автомобиля "Астра". Возможно, мы не задумывались о произошедшем. Если изначально мы оба углубились в раздумья, сомнения и переживания, то вскоре стало ясно, что мы не справимся с этой волной, и нам придется переживать происходящее не один день. Моральное истощение окружило нас полностью и оставило пустоту в душе, где больше нет места для угрызений совести и прочих негативных эмоций. Я даже не мог однозначно сказать себе, что мы поступили неправильно.

Такие мысли занимали мою голову, вероятно, и ее тоже. Весь путь она даже не обращала на меня взгляда, фиксировала свое внимание на серых силуэтах многоэтажек за окном, вероятно потому что не могла перенести нашу провокационную встречу. Когда я подъехал к ее дому и припарковался прямо у входа, мы еще сидели минуту, молча. В напряженной тишине было слышно только наше возбужденное дыхание, а затем она, склонив голову, тихо произнесла: "Я не виню тебя за случившееся... Возможно, я всегда слишком сильно относилась к этому, но нам лучше больше не видеться".

Она прикоснулась к своим губам двумя пальцами, а затем приложила их к моим губам в жесте поцелуя. Ее глаза были полны слез и неописуемого отчаяния. Я понимал, что мои слова не помогут сейчас и что Кате нужно время оправиться. Любое мое действие только бы оттолкнуло ее еще больше от меня, поэтому я позволил ей уйти.

Я только смотрел, как она удаляется, вся знакомая и родная. Ее бедра качаются в такт, туфли мелькают на ногах - она больше не оборачивается и через мгновение исчезает за массивной дверью. "Какая женщина", - вдруг приходит мне в голову, - "мне кажется, ты там была настоящей профессионалкой, которая любит контролировать и управлять. Ты наслаждалась своей силой". Я знаю, что она позвонит мне через несколько дней и предложит еще одно свидание. Или может быть она никогда не позвонит".

Я вернулся домой с мрачным настроением, злым на себя и на всемирный окружающий меня мир. Я не знал, как вести себя с любимой и что делать дальше. К проблемам, которые у меня уже были, добавилась эта новая проблема, и жизнь опять казалась бесперспективной. Мое лицо горело от стыда или возбуждения (точно не разобрать), глаза болели от напряжения и все тело ощущало гнетущую усталость. Я быстро вымылся и просто рухнул на кровать, вспоминая яркие моменты нашего недавнего секса.

Чем больше я припоминал эти моменты, тем сильнее возбуждение охватывало меня, тем больше я хотел повторить что-то подобное, тем меньше у меня было сомнений в отношении нравственности наших действий с Катей. Это было прекрасно, это было очаровательно - мы были как два преступника. Пусть Бонни и Клайд грабят банки, а мы всего лишь играли со святошой, но неужели это не связывает нас так же сильно, как самую знаменитую парочку? Разве после этого мы не стали еще ближе, словно кровавые сообщники?

Мы, конечно, не какие-то романтические герои типа Ромео и Джульетта — мы Фернандес и Бек, ну только вот не такие безобразные. Мы два злодея, погруженные в свои сумасшедшие желания. Я наивно усмехнулся этому придуманному сравнению, мое настроение неожиданно поднялось вместе со мной, мой боец ожил от этих грязных мыслей. Оказывается, всё что нужно было сделать — это выбросить все эти глупые переживания. Теперь я даже интересуюсь, куда приведет меня эта лисичка в овечьей шкуре. Возможно стоит быть более осторожным и контролировать ситуацию самому, но возможно ли это с моей безумной приверженностью.

Постепенно я вышел из состояния болезненного сна, который прерывался видениями несколько различимыми друг от друга. Всё проходило перед глазами как фильм Тарантино — быстрыми перемещениями склеенных частей, словно кинолента. Или как лица прохожих на перроне, которые мелькают, когда ты проезжаешь мимо них в поезде. Мне с трудом удавалось соединять все эти разрозненные фрагменты вместе.

Иногда перед глазами проплывали обнаженные тела Кати и Лены, иногда неизвестное шоссе с бесконечным потоком автомобилей, иногда внезапно появлялась дикая лесная поляна или блестящие золотые купола церквей, а иногда я видел корову черной масти, жующую жвачку и с загнутыми рогами. Внезапно этот безумный круговорот сцен остановился на той самой корове, которая уставила на меня свои большие глаза с длинными ресницами. И наступившая тишина была такой непривычной и режущей слух, что я слышал жужжание оводов и чавканье челюстей у этого животного. Я ничего не понимал и глупо продолжал смотреть на корову так же, как она на меня.

Переведя взгляд чуть в сторону, я с некоторым удивлением заметил тощего пастушка с светлыми волосами и большим пестрым кнутом, который перекинут через его плечо.

— Кто это? — спросил молодой парень, сохраняя неподвижность на своем лице.

Не успел я придумать ответ, как все снова начало трястись и уноситься в быстром беге, так что я не мог разглядеть даже крупные предметы. Через мгновение, однако, мир снова замер перед невысоким деревцем, которое любой русский легко узнал бы как осина. И опять в тишине, на фоне шелеста дрожащих листочков, послышался звонкий голосок. На этот раз это была прекрасная девочка возрастом около семи-восьми лет, одетая как обычная деревенская грибница.

— Кто это? Скажи мне ее имя.

Как и ожидалось, карусель снова закрутилась после этих слов и через несколько минут остановилась на старом кладбище, поросшем высокой травой и небольшими деревьями. Прямо передо мной был виден очень старый захороненный холмик, который можно было различить только благодаря расположенному наверху кресту, смятому дождями и ветрами. Я заметил, что крест был необычным, не таким, как у нас, а греческим, с равными сторонами.

— Ну же, спроси меня, кто это, — воскликнул я нетерпеливо, — зачем ты играешь со мной, мое воображение? Что еще мне нужно увидеть?

В ответ на это поднялся сильный ветер, который благополучно дул мне в спину. Хотя стоять было довольно сложно из-за его силы, я мог свободно дышать. Под напором бурных порывов крест на холмике затрясся и с треском сломанного дерева рухнул первый на бок, а затем полностью упал на землю. После этого вихрь почти сразу же исчез, превратившись в легкий бриз.

Внезапно меня побудило приблизиться и обратить взор на перевернутое крестообразное изображение. Подойдя ближе, я удивленно заметил, что его балки лежат аккуратно между четырьмя горящими большими свечами, размещенными на могиле. Мне не давала покоя загадка, почему ветер не сумел погасить свечи, хотя он смог сломать траурный знак до самого основания.

На всякий случай я еще раз пристально вгляделся в символ, образованный стихией, стараясь запомнить его как можно лучше. Ведь мое увлекательное путешествие по мысли продолжалось и еще не завершилось. Земля поднялась на могиле стремительным движением, словно кто-то пытался выбраться из-под нее. Я потерял равновесие и неловко упал на спину, сильно ушиб задний отдел головы о какой-то камень.

Мне показалось, что я уже лежу так целую вечность, смотрю на черное небо, усыпанное бесчисленными звездами, и не могу подняться, будто кто-то сильно держит меня внизу. В ушах не прекращался звон детских голосов хором: "Кто она? Кто она? Кто она?" Я закрыл глаза и всеми силами закричал: "Я не знаю!"

Внезапно я понял, что уже не лежу на могиле, а расположен прямо на асфальтовой тропинке перед небольшой лестницей из каменных ступеней, которая заканчивается большой смотровой площадкой. На этой площадке высокое строение с зеленым верхом, напоминающим стрелу, росло какое-то здание, похожее на церковь или вышку. Мне казалось, что в нем есть что-то фаллическое, и блестящий золотистый шар был точь-в-точь как реальная головка.