Мой момент с Джерри Спрингером

Я оглядывался, почти ожидая, что кто-нибудь выскочит из-за дивана и, смеясь, скажет, что меня снимала скрытая камера. Я бы сказал, что это Джерри Спрингер, но в его случае меня заманили бы в его студию под надуманным предлогом.

Это, должно быть, шутка. Это было слишком сюрреалистично, слишком причудливо, слишком извращенно, чтобы быть правдой. Я очень хотел, чтобы все это оказалось одной большой шуткой, безвкусной и непродуманной, но все же шуткой.

Но это было не так.

Это было не потому, что Марси ходила за мной по пятам и в каждом предложении повторяла одно и то же слово:  — Прости.

За что извинялась Марси? Возможно, мне понадобится целая жизнь, чтобы понять все это, но я постараюсь поделиться с вами самой сутью, насколько смогу.

Мы с Марси — я, Дэниел Гудвин,  — не были малышами в лесу, когда познакомились. Мы не были влюблены друг в друга с детства. Черт возьми, мы даже не были молодыми, подающими надежды двадцатилетними людьми. Мы чувствовали себя комфортно в свои тридцать с небольшим. Так что, я думаю, наивность меня не оправдывает.

Однако мы оба были новичками. Ни один из нас до этого не был женат. Однажды я был близок к этому, когда был молод, невинен и руководствовался своей маленькой головой, а у Марси однажды были недолговечные физические отношения в колледже.

Мы познакомились, работая в разных сферах деятельности. Я был менеджером небольшого, но прибыльного рудника, а она — консультантом, проводившим личностные тесты наших сотрудников.

Возможно, именно её умение разбираться в людях заставило её поверить, что ей сойдет с рук то, что она сделала. Подробнее об этом позже.

Я до сих пор могу вспомнить, как она сидела напротив меня в моем кабинете и объясняла, как она намеревалась провести тестирование. Мне было трудно сосредоточиться на её словах. Это было совершенно непрофессионально с моей стороны, но в ней было что-то такое, от чего у меня перехватило дыхание, и я лишился здравого смысла. Лишенный всякого смысла.

Не то чтобы она была воплощением Елены Троянской. Кто-то мог бы сказать, что она была слишком высокой. Слишком стройной. Многие мужчины сказали бы, что у нее слишком длинный нос и слишком широкий рот. То же самое можно сказать и о Джулии Робертс, которая считалась одной из самых красивых женщин в мире. "Слишком" это или не "слишком" не имело значения. Для меня Марси была слишком идеальной.

Так получилось, что влечение оказалось взаимным, за что ещё совсем недавно я всегда был благодарен. У меня не было (и нет) ложных иллюзий относительно моего рейтинга по шкале привлекательности. Моя мать, да благословит её Господь, всегда говорила, что у меня скорее интересное, чем просто красивое лицо, и, по её словам, интересное — это лучше. Итак, я был не Джорджем Клуни, а скорее Дэвидом Стратэйрном. Однако что у меня было, так это острый интеллект и хорошее чувство юмора, хотя в последнее время я мало смеялся.

На протяжении всего тестового периода Марси 

флиртовала, и я отвечал ей тем же, но я не слишком терпеливо ждал, пока не истечет срок её контракта, прежде чем позвонить ей и пригласить на свидание. Я подумал об этом свидании. Много думал. В конце концов, я пригласил её на пикник у ручья, покрытого галькой, и, отведав паштета и бри с нарезанными яблоками, виноградом и вишней, научил готовить сапфиры. Она "нашла" тот, который я посадил в её горшочек, и я до сих пор помню выражение удивления и волнения на её лице. Она доверила мне свой драгоценный камень, и я огранил его и вставил в подвеску. Кулон, который она носила до того самого дня, когда разбила мне сердце.

Знакомство быстро переросло в помолвку. Обручение. Такое старомодное слово. Жаль, что оно не было связано со старомодными ценностями. Наша помолвка была столь же короткой. Через двенадцать месяцев после знакомства мы поженились.

Счастье тех ранних лет только усугубило боль последних дней. Как мы могли — а я искренне верила, что это были именно "мы" — быть такими счастливыми только для того, чтобы оказаться здесь? Как могло все так обернуться?

Как страстные поиски жилья, смех и любовь, когда мы красили, ремонтировали и превращали его в дом нашей мечты, превратились в мой нынешний кошмар? Как?

Начало конца началось достаточно невинно — со стука в дверь. Марси вернулась на кухню, где мы сидели за столом, угощаясь традиционным воскресным кофе и газетой. Как же мне нравился этот простой ритуал.

Она была бледна. Пошатнувшаяся.

— Что случилось, милая?  — Спросил я, опасаясь, что кто-то из наших родителей попал в аварию со смертельным исходом. Иначе почему бы она так расстроилась, услышав стук в дверь?

— Дэниел... Джулиан. Джулиан нашел меня.

Я пролил свой кофе. Я знал, кто такой Джулиан. Он был её первым откровенным признанием в любви. Дитя любви, зачатое от её возлюбленного детства. Обоим было всего по семнадцать, и семьи решили, что лучшим вариантом для всех заинтересованных сторон было бы отдать ребенка на усыновление. Марси дала ему имя и передала его молодой бездетной паре. Время от времени, выпив ещё пару бокалов вина, она задавалась вопросом, где он и что делает.

— Что? Каким образом?

— Я не знаю. Я не знаю. Он в гостиной.

Я встал и последовал за ней. И там, на нашем диванчике, сидел молодой человек. Я мог видеть только его затылок. У него были темные волосы, закрученные на концах. Похоже, он унаследовал кудри Марси.

Марси сжала мою руку. Сжатие костяшек пальцев было почти болезненным. Она повела меня по гостиной, пока мы не оказались лицом к лицу с Джулианом, который поднялся и протянул мне руку.

Я попытался сдержать свою реакцию, но не смог удержаться от вопросительного взгляда, который бросил в сторону Марси. Она никогда не упоминала, что Джей, возлюбленный её детства, был индийцем или пакистанцем. Это могло бы объяснить, почему обе пары бабушек и дедушек сочли за лучшее отдать ребенка на усыновление.

— Здравствуйте,  

мистер Гудвин. Прошу прощения, что вот так неожиданно появился на вашем пороге. Я не знал, что ещё сделать.

Я кивнул, протянул руку и крепко пожал его.  — Здравствуй, Джулиан. Пожалуйста, зови меня Дэниел.

Джулиан улыбнулся.  — Спасибо. Я так долго искал свою маму. Я только что приехал в город. Я знаю, мне следовало бы найти место, где остановиться, и установить контакт менее неожиданным способом, но я так долго мечтал об этом моменте, что не мог дождаться следующего дня.

Джулиан говорил по-английски превосходно, и я был уверен, что многим молодым леди нравится его певучий акцент. Я изучал его, пытаясь найти в его чертах хоть что-то от Марси. Кроме блестящих темных волос, у него ничего не было. Его отец, должно быть, был симпатичным парнем. Джулиан напомнил мне парня, который сыграл соперника девушки во втором из лучших экзотических фильмов "Отель "Мэриголд". Он был похож на кинозвезду.

Марси ещё крепче сжала мою руку.  — Ты можешь остаться здесь.  — Она повернулась ко мне.  — Он же может, Дэниел?

Что я мог сказать? Не слишком много, чтобы не выглядеть придурком.

К концу дня Джулиан устроился в нашей гостевой спальне, а Марси вся трепетала. Никогда, даже в наши первые дни, я не видел её такой взволнованной. Она заметно дрожала.

Честно говоря, мне не очень хотелось, чтобы Джулиан жил с нами под нашей крышей, но я хотел поддержать Марси. Я знал, что у нее были сомнения и чувство вины из-за того, что она согласилась с решением своих родителей, принятым много лет назад. Если бы присутствие Джулиана здесь на некоторое время помогло ей, я бы проглотил свои сомнения.

В последующие месяцы я старался не обижаться на вторжение Джулиана в нашу жизнь. Наши маленькие ритуалы были изменены или отброшены в сторону, чтобы приспособиться к его присутствию.

Больше мы не пили бокалы вина, готовя ужин бок о бок. Больше никаких неторопливых воскресных пробуждений, которые можно провести в постели, а потом выпить кофе с газетой и вместе разгадать кроссворд. Больше никаких субботних прогулок по рынкам или по антикварным лавкам. Больше никаких поездок в горы на пешие прогулки. Даже количество наших ежедневных сообщений сократилось почти до нуля.

А потом появились новые традиции.

Теперь Марси и Джулиан готовили еду вместе. В основном это были блюда с карри. Как бы мне ни нравились все виды индийской кухни, их почти каждый вечер было слишком много. Если я хотел что-то вроде стейка, мне приходилось договариваться об этом с Марси, чтобы они с Джулианом могли пойти куда-нибудь вечером, поскольку Джулиан был воспитан как индуист, и то, что я ел говядину, было для него оскорбительным.

Они стали вдвоем отправляться на выходные куда-нибудь погулять. Хотя прямо ничего сказано не было, оба дали понять, что предпочли бы, чтобы я не ходил за ними по пятам. Очевидно, музеи и галереи показались бы мне скучными.

Вечерами можно было наблюдать, как они, склонив головы друг к другу, разговаривают и обмениваются шутками.  

Или наблюдать за их объятиями, которые, казалось, всегда длились слишком долго. Или слушать, как он, взрослый мужчина, называл её "мамочка", словно маленький мальчик.

Я чувствовал себя третьим лишним в своем браке. Незваным гостем в собственном доме.

Я пытался остановить поток. Я приглашал её на свидания. Удивил её цветами. Список можно продолжать. Отсутствие взаимности с её стороны причиняло боль. Я не могу этого отрицать.

Мало-помалу моя жена отдалялась от меня, и все это время я чувствовал, что у меня связаны руки, а язык словно в ножнах. Я не мог ничего сказать, чтобы не показаться эгоистичным, неуверенным в себе, ревнивым придурком.

Я подыскивал Джулиану разные работы, но ни одна из них по тем или иным причинам не подходила. Я отправил ему и Марси предложения о съеме квартир. Я предложил оплачивать его аренду, пока он не устроится. И снова ни одна из зацепок, ни одно из моих предложений ничего не дало.

Мое разочарование росло. Вместе с этим росло и моё негодование. Наша ранее замечательная сексуальная жизнь превратилась в руины. По-быстрому. Поздно ночью. Чисто физическое облегчение. Исчезла наша близость. Наши занятия любовью. Исчезла чувственность, эксперименты. Моя жена и мой брак исчезал у меня на глазах.

Шли месяцы, и с каждым днем моё счастье все больше разрушалось. Мне было одиноко жить в доме с двумя другими людьми. С таким же успехом я мог бы жить один, несмотря на все усилия Марси и Джулиана, которые они прилагали, чтобы привлечь меня. Если Марси и заметила мою боль и замешательство, то проигнорировала их. Она определенно избегала оставаться со мной наедине на какое-то время. Я был уверен, что это было сделано для того, чтобы предупредить моё столкновение с ней.

Марси сократила свою работу по контракту, так что её единственным финансовым вкладом в нашу семью был доход от чтения лекций в колледже, где она работала неполный рабочий день. Таким образом, я не только был исключен, но и меня попросили профинансировать это исключение. Я чувствовал, что меня держат рядом только для того, чтобы я оплачивал их образ жизни. Он был причиной того, что она потеряла интерес к своей карьере, ко мне, к нашей совместной жизни, поэтому я обижался на него, а со временем и на нее.

Последней каплей стало то, что их действия начали влиять на мою работу. Я нес ответственность за жизни ста шестидесяти человек. Не только за их средства к существованию, но и за их благополучие. За их безопасность. Решения, которые я принимал, могли привести к гибели, если бы были приняты неправильно.

Внезапно я решил взять недельный отпуск. Мне нужно было собраться с мыслями. Мне нужно было серьезно поговорить с Марси. Хватит ходить вокруг да около. Все должно было измениться. Я не мог — и не хотел — продолжать в том же духе.

В четверг я взял отгул, а в пятницу уехал на полдня, чтобы уладить кое-какие дела. По дороге домой 

я остановился купить цветы и вино. Я планировал украсть Марси у Джулиана на вечер и сводить её в один из наших любимых ресторанов — маленькое французское бистро. Возможно, вдали от нашего дома, вдали от Джулиана, она не только услышит мои слова, но и прислушается. И, в качестве бонуса, я бы получил стейк, приготовленный идеально.

Я был воодушевлен своим решением, втайне надеясь, что мои спокойные и аргументированные доводы дойдут до моей эмоционально отсутствующей жены в течение последних девяти месяцев.

Я вошел, держа в руках цветы и портфель. В доме было тихо, если не считать музыки индийского ситара, доносившейся с верхнего этажа. Я предположил, что она доносилась из комнаты Джулиана.

Я уронил свой портфель в прихожей, а цветы — в раковину на кухне. Я поднялся по лестнице в нашу спальню, намереваясь принять душ и сменить рабочую одежду.

Неудивительно, что дверь спальни была открыта. Доносившаяся оттуда музыка на мгновение сбила меня с толку. Я шагнул в проем и замер. Я не мог понять, что я вижу. Этого не могло быть.

Моей первой реакцией было отвращение к себе за то, что я вызвал в воображении такой отвратительный образ. Почему? Почему в моем воображении возник образ моей жены, обнаженной, обнимающей своего сына? Каким же я был ненормальным мужчиной, если лелеял такие мысли в своем подсознании?

Пол подо мной, казалось, качнулся. Закружился по спирали, как при головокружении. Я ахнул. Музыка заглушила это. Так же, как она заглушала их вздохи и шепот, мягкий шелест простыней, когда они прижимались друг к другу. Их извилистые движения продолжались, а я стоял, как вкопанный. Покачиваясь, но в то же время пронзенный, как будто кто-то пригвоздил мои ноги к полу. Мой желудок продолжал сжиматься, а горло боролось с этим. Я сглатывал желчь отвращения, которая искала выхода.

Ее кулон, который я сделал для нее, раскачивался, как маятник. Я хотел отвести взгляд от него, и от мерзости передо мной, но не мог. Это был якорь, который удерживал меня от падения, когда мой мир перевернулся. Это было все равно, что наблюдать за надвигающейся автокатастрофой. В которой неизбежно погибнут люди. Ты хочешь отвернуться, но не можешь. Авария притягивает слишком сильно, чтобы сопротивляться.

Моя жена, любовь всей моей жизни, была больной и извращенной. Развращенной. Марси, Марси, что ты наделала? Моё сердце разбито.

Как бы сильно я ни невзлюбил Джулиана, то, что Марси позволила случиться — не имело значения, кто кого соблазнил, она должна была быть зрелой женщиной,  — было неправильно. Ему было всего двадцать. Как бы он ни считал себя мужчиной, ему ещё многое предстоит сделать для взросления. А Марси, с её знаниями о типах личности, умела манипулировать им.

Я должен был что-то сделать. Что? Позвонить в полицию. Им понадобятся доказательства. Я порылся в кармане брюк и вытащил телефон. Мои руки дрожали. Мне потребовалось три попытки, чтобы открыть телефон. Я вдохнула, пытаясь унять дрожь в руках, и снял их на видео.  

Они ничего не замечали. Когда я увидел их на экране своего телефона, все стало казаться ещё хуже. Отвратительный порно-ролик. К горлу подступило ещё больше желчи. Обожгло.

Я больше не мог этого выносить. Сунув телефон в карман, я повернулся, спустился по лестнице и направился на кухню. Я намочил кухонное полотенце и приложил его к затылку. Прохлада успокаивала. Я накинул его на шею и плечи, пока наполнял стакан водой. Я сделал большой глоток, прополоскал им рот, чтобы смыть горечь, и выплюнул в раковину.

На дрожащих ногах я опустился за кухонный стол и снова достал из кармана телефон. Мой разговор с полицией был коротким. Хотелось надеяться, что они не заставят себя долго ждать. Я больше не мог выносить звуки ситара, доносившиеся с лестницы. С таким же успехом можно было водить ногтями по грифельной доске. Каждая нота была мучительной. Я просто хотел сбежать из того ада, в который превратился мой дом.

Я услышал, как открываются и закрываются дверцы машины, и направился к входной двери. Мне показалось, что прошла целая вечность, прежде чем я преодолел это короткое расстояние. В дверном проеме стояли двое полицейских, мужчина и женщина. Никто не произнес ни слова, когда я указал на лестницу. Полицейские прокрались вперед с полицейскими дубинками в руках и медленно и бесшумно поднялись по лестнице.

На этом звуки игры на ситарах закончились, и начались крики.

Раздались глухие удары и возня. Каждый из них заставлял меня вздрагивать.

А потом наступила тишина. Ни музыки. Ни глухих ударов. Ни криков. Только приглушенные голоса.

Я уставился на лестничную площадку. Мужчина-полицейский появился первым, ведя за собой Джулиана, закованного в наручники и одетого только в боксеры. Марси и женщина-офицер последовали за ним. Я сглотнул. Марси тоже была в наручниках. На ней был её любимый халат, туго завязанный на талии. Она опустила голову, но я видел, что её лицо было белым. И что ещё хуже, румянец страсти все ещё окрашивал её грудь в виде буквы "V", видневшейся в вырезе халата.

Марси повернула голову в мою сторону. Должно быть, на моем лице отразились ужас и отвращение.

— Он не мой сын!  — причитала она, с каждым шагом повторяя про себя. Снова и снова:  — Он не мой сын. Он не мой сын.

Ее голос освободил меня. Я повернулся и пошел обратно на кухню, а её слова преследовали меня.

— У вас будет шанс доказать это, миссис Гудвин, в участке.

Я топтался возле стола, не зная, что делать дальше. Вернулся полицейский-мужчина.

— Мистер Гудвин, я офицер Каплан. Не могли бы вы поделиться со мной видеозаписью, о которой вы упомянули? Это улика.

В третий раз менее чем за час я достал из кармана телефон и переслал офицеру Каплан сделанный мной клип, на котором запечатлена их связь. Марси и Джулиана.

— Дэниел. Можно я буду называть тебя Дэниелом?  — Когда я кивнул, он продолжил:  — Дэниел, ты, наверное, в шоке. Я могу кому-нибудь позвонить?

— Нет. Со мной все 

будет в порядке. Мне просто нужно время подумать. Чтобы осознать это. Я понятия не имел, пока не наткнулся на это.

Каплан порылся в кармане рубашки и протянул мне визитку.  — На обратной стороне указан номер моего мобильного. Я свяжусь с тобой, поскольку нам может понадобиться собрать доказательства для судебного преследования. Ты можешь остановиться в другом месте на несколько дней?

— Да. Я не могу здесь оставаться. Не сейчас. Я сниму номер в отеле.

— Оставь свой телефон при себе, если не возражаешь. Возможно, нам понадобится задать тебе несколько вопросов.

— Хорошо.

С этими словами он ушел, и я остался один. В доме стало пугающе тихо. Тишина давила на меня. Мне нужно было сбежать. Я посмотрел на лестницу. Мне нужно было подняться по ней, чтобы собрать кое-что из одежды. Страх скрутил мне живот. Одежду можно было купить, а то, что было там, не могло остаться незамеченным, и я не хотел видеть последствия предательства Марси в виде беспорядка простыней и разбросанной одежды. У меня и так было достаточно проблем с представлениями. Я схватил ключи, портфель и вышел через парадную дверь.

Через несколько минут после того, как я сел за руль, я понял, что не должен был этого делать. Я буду причиной аварии, которая только и ждала своего часа. Я съехал на обочину, неудачно припарковавшись, но это было наименьшей из моих забот.

К счастью для меня, я припарковался всего в нескольких шагах от кафе. Там было довольно людно, но я нашел свободный столик в дальнем углу. Мне не хотелось ни есть, ни пить, но я знал, что должен что-нибудь заказать, чтобы оправдать занятое место. Я выбрал кофе с шоколадным тортом, главным образом потому, что где-то читал, что шоколад помогает при шоке. И я действительно был потрясен. Потрясен до глубины души.

Мои мысли срикошетили в моей голове, как мячик в автомате для игры в пинбол. Одна мысль полетела в одном направлении, но тут же отскочила от другой, которая направила её по другой траектории. Все это не имело смысла.

Передо мной поставили кофе и пирожное, и я заставил себя сделать глубокий вдох. Я почувствовал, что заново учусь есть и пить. Мне пришлось давать себе сознательные инструкции. Поднести чашку ко рту. Сделать глоток. Проглотить. Отрезать ложкой кусочек торта. Зачерпнуть и положить в рот. Жевать. Глотать. Повторять.

Это помогло. Ритм помог мне обрести некоторый контроль над моими хаотичными мыслями.

У Марси была сексуальная связь. Со своим сыном. А может, и нет. Были ли её крики "Он мне не сын" правдой или очередной ложью? В любом случае, она привела своего любовника в наш дом. Жила с ним под крышей, которую я предоставил, под самым моим носом.

Вранье. Так много лжи. Долгие месяцы обмана. Предательства. От его дерзости у меня перехватило дыхание. Я изо всех сил пытался осознать весь масштаб этого. Я почувствовал себя больным совсем по другой причине.

Я был таким глупым.  

Дураком. Таком доверчивым и наивным. Я не знал, чему верить. Был ли он её сыном? Я никогда не сомневался в отсутствии сходства. Очевидное индийское происхождение Джулиана. Ничего. Я ни в чем не сомневался. Просто слепо верил. Если бы я перестал думать о них как о матери и сыне, их взаимодействие стало бы казаться совершенно очевидным. Все эти объятия, которые длились слишком долго. Прикосновения. Я был таким доверчивым идиотом. О, как они, должно быть, смеялись надо мной!

Я чувствовал, что меня использовали. Она использовала мою любовь к ней против меня во всех смыслах этого слова. Эмоционально, ментально, физически и финансово. Как я мог не замечать в ней этой испорченности? Как она так долго скрывала от меня свою истинную сущность? Почти шесть лет. Почти шесть лет прошло с того момента, как она впервые вошла в мой кабинет, и до сегодняшнего дня. Никогда, даже за миллион лет, я не думал, что она способна на такое зло.

Я поднес кофе к губам и с удивлением обнаружил, что чашка пуста. Я посмотрел на тарелку. От шоколадного торта осталось лишь несколько крошек. Я осторожно поставил чашку на стол, чувствуя себя немного потерянным. На несколько мгновений мне стало нечем заняться.

Подумай, Дэниел. Думай. Если бы это случилось с твоим другом, что бы ты ему посоветовал?

Ответ пришел быстро, как вспышка. Защищай себя. Она показала мне, кто она такая. Пришло время поверить ей. Она была паразитом. Искусной лгуньей. Человеком без понятия о добре и зле. Без морали. Без этики. Беспощадной. Вероятно, социопат. Возможно, извращенка с отклонениями от нормы. Она без колебаний бросила бы меня под автобус. В некотором смысле, она уже это сделала. Мне пора было позаботиться о человеке номер один.

Я оглядел улицу и увидел то, что искал,  — отделение своего банка. К счастью, через два дома отсюда было отделение другого банка. Они как раз собирались привлечь нового клиента. Я хотел было взять только половину суммы, но потом вспомнил, что уже несколько месяцев содержу эту развратную парочку. В конце концов, я оставил ей десять долларов, и то только потому, что счет был совместный, и я боялся, что мне понадобится её подпись, чтобы закрыть его.

Это привело меня к кредитным картам. Я редко пользовался своей, и на данный момент на ней был нулевой баланс. Марси, с другой стороны, обычно ежемесячно получала немалую сумму. Она была настроена на полную оплату с общего счета. Университет ежемесячно выплачивал ей зарплату за неделю до списания средств с её кредитной карты. В большинстве случаев её заработка не хватало на оплату покупок по кредитной карте. Я не хотел, чтобы разница оставалась у нее. Она и так достаточно меня обобрала. Именно тогда, когда я ждал открытия своих новых учетных записей, решение появилось само собой.

Мне нужно было сделать публичное заявление о том, что с сегодняшнего дня мы с Марси расстаемся и что я 

не буду нести ответственность за любые долги, которые она сделает. Возможно, это не сработает. Возможно, это не имеет юридической силы, но попробовать стоило.

Выходя из банка, я взглянул на часы, надеясь, что успею разместить объявление в Интернете, чтобы оно попало в завтрашний выпуск. Слава богу, выходя из дома, я захватил свой портфель.

Удача была на моей стороне. После того, как было размещено публичное уведомление, я обратился к юристам, и мне удалось договориться о встрече на следующий понедельник. Это дало мне выходные, чтобы собрать всю необходимую информацию и документы.

Следующим в моем списке был агент по недвижимости. Мне нужна была оценка дома. Я не хотел его оставлять. Вчера это был дом моей мечты. Сегодня — мой дом ужасов. Если бы Марси не попала в тюрьму, она могла бы выкупить мою долю, или дом пришлось бы продать. Я совершенно точно не собирался продолжать там жить. Быстрый поиск в интернете показал, что на главной улице находятся три агентства. Я выглянул из окна машины и увидел одно из них.  — отлично. Конечно, кто-нибудь из них мог бы встретиться со мной там в выходные.

Том Харрис из ОnеАgеnt был более чем счастлив встретиться со мной на следующее утро в том месте, которое я уже считал своим бывшим домом.

После принятия срочных защитных мер я почувствовал себя спокойнее. Я немного пришел в себя. И почувствовал усталость. Я поехал в отель "Шератон". Именно там мы всегда размещали любого члена Правления, когда он приезжал на объект. Я знал, что у них есть несколько элитных розничных магазинов, а также ресторан и бар на нижнем этаже. Это был дорогостоящий способ одеться на следующие несколько дней, но я выдохся и не хотел тратить время на хождение из магазина в магазин за необходимыми вещами.

После третьей попытки с помощью электронного ключа-карты попасть в свою номер — о, как же мне не хватало ключей — я, наконец, получил доступ. Я направился к кровати, бросив на нее свои покупки. Раздеваясь, я покачал головой. Кто, скажите на милость, мог подумать, что это нормально — платить больше 50 долларов за одну пару боксеров? Они, должно быть, позолоченные. Обнаженный, я направился в ванную, надеясь, что горячий душ смоет воспоминания о том, как Марси трахалась со своим сыном на нашей кровати. Смыть этот день и последние девять месяцев.

К сожалению, несмотря на все мои защитные меры, моя способность отключать эмоциональную часть моего мозга пошатнулась. Образ Марси, обвившей Джулиана руками и ногами, извивающейся, когда она оседлала его, с кулоном, покачивающимся у нее на груди, не смывался, как пот. Боль и отвращение были физическими. Я задался вопросом, не были ли жгучая агония, давящая тяжесть, которую я ощущал в груди, сердечным приступом. Я определенно чувствовал себя так. Часть меня желала, чтобы это было так. Все, включая смерть, было лучше, чем то, что я испытывал. Я прислонился к стенке душа и молился, чтобы в 

старой поговорке о том, что время лечит все раны, была доля правды.

Я заказал еду в номер. Мне принесли стейк, и, хотя я видел, что они приготовили его идеально, на вкус он был как опилки. Черт бы побрал эту суку. Черт бы её побрал.

Я забрался под одеяло, все ещё проклиная Марси. Единственным благом этого дня было то, что я был настолько эмоционально истощен, что и тело, и мозг отключились. Я отключился, как только моя голова коснулась подушки.

Я не ЗНАЛ, чего ожидать, когда вошел в дом субботним утром, но это точно была не Марси, одетая в легкий пеньюар, который почти не оставлял простора для воображения, с бокалом вина в руке. Она, конечно, быстро внесла залог.

Глаза Тома чуть не вылезли из орбит при виде её едва прикрытой груди.

— Дэниел, нам нужно поговорить,  — пробормотала она, смущенно глядя на Тома. Это подсказало мне, что вино в её руке было не первым, а ещё не было и полудня.

— О, я бы сказал, что ты, в общем-то, все это сказала вчера, Марси. Картина заменяет тысячу слов и все такое...

Я повернулся к Тому.  — Итак, это, как вы можете видеть, парадный вход. Если вы последуете за мной, я могу показать вам кухню. Она новая. Ей всего чуть больше года.

Том выглядел смущенным, но все же прошел мимо Марси, чтобы последовать за мной.

— Столешницы сделаны из кварца. Брызговики стеклянные. Там есть кладовка...

— Дэниел, что ты делаешь?

Не оборачиваясь, я ответил:  — Провожу для Тома большую экскурсию, чтобы он мог оценить.

— Оценить? Для чего?

— Для дома, конечно.

— Но мы же не продаем.

— Эм, вы бы хотели, чтобы я зашел в другой раз, Дэниел?  — спросил Том.  — Вам нужно немного времени, чтобы разобраться с вашей женой?

— Нет. В этом нет необходимости, Том.  — Я повернулся к Марси.  — Возможно, ты и не хочешь продавать, но я хочу. Итак, ты можешь либо выкупить мою долю, либо мы можем выставить дом на продажу. В любом случае, нам нужна оценка.  — Я вернулся к Тому.  — Как я уже говорил, вся бытовая техника на высшем уровне. Здесь также есть винный погреб, хотя, я полагаю, технически это винная комната.

Мы переходили из комнаты в комнату. Я указывал на особенности, а Том делал заметки и фотографии. Марси следовала за нами, то хныкая, то пытаясь перебить. Я говорил и то, и другое. Том изо всех сил старался не обращать на нее внимания. Я сочувствовал парню, но, эй, после продажи его солидные комиссионные компенсировали бы любую возникшую неловкость.

Когда я провожал его, он заверил меня, что за ночь определится с оценкой и свяжется со мной на следующий день. Превосходно. Ещё одна работа, проделанная в связи с разделением моей жизни и жизни Марси.

Я закрыл дверь и повернулся. Марси была так близко, что я чуть не сбил её с ног. Она потянулась и схватила меня за руку, чтобы не упасть, и 

мне в ноздри ударил запах кислого вина, смешанный с запахом её духов. У меня мурашки побежали по коже.

— Дэниел. Пожалуйста, давай поговорим об этом.

— Как я уже сказал, нам не о чем говорить.

— Пожалуйста, Дэниел, позволь мне объяснить.

Я пристально посмотрел на нее.  — От объяснений тебе станет легче?

— Да.

— Что ж, Марси, после того извращения, свидетелем которого я стал вчера, ставшего кульминацией девяти месяцев обмана, девяти месяцев предательства за предательством, я совершенно не заинтересован в том, чтобы делать что-либо, чтобы ты чувствовала себя лучше.

— Дэниел, ты торопишься с решением, о котором можешь пожалеть.

Я издевательски рассмеялся. Она, должно быть, пошутила.  — О чем именно я буду сожалеть, Марси? Что я увижу, как ты трахаешься со своим сыном?

— Он не мой сын.

— И это говоришь ты, лгунья и вероломная изменница. Итак, о чем бы я пожалел? О том, что мне солгали? О том, что меня предали? Может быть, о том, что меня использовали? О том, что из меня сделали дурака? О чем бы я пожалел?

— Эм, потерять свою любовь. Ты бы скучал по мне. Нам хорошо вместе.

— Потеряю свою любовь? О, я думаю, ясно, что я потерял её почти год назад. Я просто был слишком доверчив, чтобы осознать это. Черт возьми, это при условии, что ты вообще когда-либо по-настоящему любила меня. И, Марси, ты отсутствовала по всем статьям вот уже несколько месяцев, так что добавление твоего физического отсутствия к этому списку вряд ли вызовет волнение.

— Я действительно люблю тебя, Дэниел. Правда люблю. Эта история с Джулианом застала меня врасплох. Можно сказать, она застала меня врасплох. Он учился в моем классе. В нем было что-то такое. Я просто почувствовала мгновенную связь. Я была, э-э, сбита с толку и немного одержима...

— Мгновенная связь? Ошеломлена? Немного одержима? Марси, он переехал к тебе. Ты выставляла напоказ свою привязанность. Трахалась с ним в нашей постели. Сказала мне, что он твой сын. Ты сказала моим родителям то же самое. Насколько я знаю, он действительно твой сын, а ты развратная сука. Больная извращенка.

— Нет, нет, нет,  — простонала она,  — ты же не можешь в это поверить. Мне жаль. Я никогда не хотела причинить тебе боль.

— Да, твои действия говорят об этом громко и ясно,  — ответил я с сарказмом в каждом слове.

— Это правда. Ты должен мне поверить.

— Нет, не верю, Марси. Я больше не обязан верить ни единому твоему слову. Ты отказалась от своего права на мою слепую веру в тот день, когда с твоих губ сорвалась первая ложь в мой адрес.

— Я не хочу развода,  — прошептала она.

— А я не хочу иметь в качестве жены развратную извращенку. Вероломную, лживую, использующую и изменяющую сучку. Думаю, нам обоим повезло.

— Дэниел, пожалуйста. Я уже говорила тебе, что он не мой сын. Мне так жаль. Пожалуйста, позволь мне объяснить.

— Твои доводы меня не интересуют, Марси.  

О твоих поступках можно написать целую книгу.  — Произнеся эти слова, я понял, что они были правдой. Я знал, что нет ничего, что могло бы оправдать её предательство.  — И что бы ты ни сказала, ничто не заставит меня смотреть на тебя или думать о тебе с чем-то иным, кроме отвращения. С омерзением.

— Но ты любишь меня. Ты не мог просто выключить любовь, как кран,  — причитала она.

— Марси, которую я любил, умерла почти год назад. Если, конечно, она вообще существовала. Может, она была персонажем, которого ты играла. Может, она была ненастоящей. Может, ты была иллюзией. Ещё раз обмануть меня. Но не волнуйся, Марси, я усвоил свой урок.

Обойдя её, я поднялся по лестнице. Я сморщил нос. Возможно, это было моё воображение, но я был убежден, что в хозяйской спальне витал запах секса. Я достал из гардеробной чемодан и, бросив взгляд на смятую постель, поставил его на пол. Я не хотел пачкать его грязью Марси и Джулиана. Я методично рылся в ящиках и на вешалках, заполняя чемодан, и, когда он был заполнен, достал второй чемодан. Я заполнил и его вместе с небольшой ручной кладью.

Комнату за комнатой я убирал свои вещи. Я не был сентиментальным или глупым. Я не оставлял все это Марси. Да пошла она к черту. Если мне что-то нравилось, я забирал это. Если ничего другого не оставалось, я мог продать это позже. К тому времени, как я закончил, у меня накопилось слишком много коробок и узлов для моей машины, поэтому я позвонил отцу и попросил его приехать со своим трейлером. Не в первый раз в своей жизни я поблагодарил Вселенную за способность моего отца понимать мой голос и настроение. Он не задавал никаких вопросов. Он решил оставить их на потом.

На протяжении всего процесса Марси следовала за мной по пятам, пытаясь завязать разговор, возможно, надеясь, что её мольбы, слезы или жалобные причитания тронут меня. Но этого не произошло. На самом деле, наоборот. Я замкнулся. Это была просто очередная ложь и коварство. Новые манипуляции.

Я понятия не имел, где Джулиан. Мне было все равно.

Я услышал шум отцовской машины и повернулся к Марси.  — Если ты скажешь моему отцу хоть слово, я расскажу ему, как, придя домой, застал тебя трахающейся со своим сыном.  — Марси не обратила внимания на мои слова.  — Ты меня слышишь?

Марси кивнула, вздрогнув от угрозы в моем тоне.

Я открыл входную дверь. Мой отец посмотрел на меня, а затем через моё плечо на Марси, прежде чем снова перевести взгляд на меня. По выражению его лица я понял, что он правильно оценил ситуацию.

— Хорошо. Что тебе нужно перенести? Я взял с собой тележку на случай, если что-то из этого окажется большим.

Я улыбнулся и молча поблагодарил Бога за моего всегда практичного отца.

Он последовал моему примеру и не обращал внимания на Марси, пока мы работали вместе. Это был настоящий 

подвиг, когда она ходила за нами из комнаты в комнату, всхлипывая и выглядя потрепанной. Мы работали почти молча, направляя друг друга кивками и жестами. Я чувствовал себя так, словно меня окружало силовое поле, и крики Марси отражались от моего щита. Кто знает, как долго продержится моя защита? Надеюсь, достаточно долго, чтобы я смог дистанцироваться от своей нынешней ситуации.

Когда мы уложили последний груз, отец положил руку мне на плечо.  — Следуй за мной, сынок.

Я кивнул, и события последних двадцати четырех часов начали всплывать в моей памяти.

Поездка была как в тумане. Когда мы остановились, я увидел, что мы припарковались перед складом неподалеку от дома моих родителей. Я привалился к рулю, осознав, что за все время упаковки ни разу не подумал о том, что буду делать со всем этим снаряжением.

Мы вошли внутрь, и я предоставил папе руководить оформлением документов. Я был измотан. Служащий положил на стойку карту и красной ручкой отметил место. Он передал мне ключи. Я слепо последовал за отцом. Мы распаковали все, кроме моих чемоданов и ручной клади.

— Встретимся дома, Дэн.

Я кивнул.

Десять минут спустя я сидел на родительской кухне, и мама пододвигала ко мне чашку кофе.

— Мы будем здесь, когда ты будешь готов все объяснить,  — тихо сказала моя мать. Её голос был нежным. Голос моего детства.

Этого было достаточно. Моё силовое поле разрушилось, я не выдержал и разрыдался, как ребенок. Она обняла меня, а отец похлопал по плечу. Вся эта ужасная история прозвучала в искаженном виде, а мои слова перемежались вздохами и криками ужаса моих родителей.

— Её сын? Нет, нет, нет. О Боже, конечно, нет,  — простонала мама, качая головой. Возможно, мои слова вложили в нее и те образы, которые были у меня в голове. Она любила Марси и заботилась о ней с их первой встречи.

— Она говорит, что он не её сын. Я не знаю, чему верить, мама.

— Что ты собираешься делать?  — спросил мой отец.

— Я позвонил в полицию. Я полагаю, они проводят расследование. Честно говоря, я был удивлен, что она была сегодня дома. Я думал, что она в тюрьме.

— Развод?  — прошептала моя мать, и её голос был едва слышен.

Я кивнул.

— Тебе лучше беречь себя, Дэн. После того, что она уже сделала, ты не можешь знать, на какие ещё глубины она готова опуститься. Ты же не хочешь, чтобы она сбежала со всеми твоими сбережениями.

— Я уже все сделал, папа.

Мы ещё немного поговорили. Мама настояла, чтобы я пожил у них, пока не найду дом или квартиру, которые можно было бы снять. Это было облегчением. Я не хотел оставаться один.

Один. К этому состоянию, как я полагал, мне придется привыкнуть. Передо мной предстало видение моего будущего. Оно выглядело как длинный, одинокий, бесплодный пейзаж. Черт бы побрал Марси. Черт бы побрал эту суку.

Той ночью, когда я лежал в темноте своей детской спальни и не мог уснуть, мне 

вспомнились строки из книги, которую я прочитал, казалось, сто лет назад. Я не мог вспомнить точных слов, но суть их сводилась к тому, что когда что-то в твоей жизни идет наперекосяк — плохие новости, смерть, предательство супруга — это похоже на удар под дых... как будто у тебя перехватывает дыхание.

Чушь. Полная чушь.

Это все равно что сказать, что выстрел в упор приравнивается к укусу комара.

Я мысленно воспроизвел ужас, охвативший меня, когда я увидел, как Марси извивается в объятиях своего сына, своего любовника, в постели, которую она делила со мной. Я помнил этот момент так ясно, как будто все ещё находился в нем. Я все ещё слышал звуки ситара и шелест простыней. Я все ещё ощущал аромат духов Марси и слышал, как у меня перехватило дыхание от потрясения. Я чувствовал, как бешено колотится моё сердце, как что-то сильно сжимается в груди. Никакие усилия не помешали бы моему разуму заставлять меня переживать этот момент снова и снова. Это был нарыв, который моему мозгу просто необходимо было сорвать.

То, что я чувствовал, когда волна за волной ужас и отвращение захлестывали меня с такой же силой, как тогда, когда я стоял в дверях и впервые наблюдал за происходящим, было намного хуже, чем потеря дыхания от удара в солнечное сплетение.

Самое близкое, что я мог бы точно описать,  — это сказать, что это было похоже на то, как если бы кто-то приложил мощный пылесос к моему сердцу и высасывал из меня всю жизнь.

Всё. Все то, что делало меня самим собой. Неосязаемые вещи, которые не имели абсолютно никакого физического значения. Например, мой рост или ширина плеч, и все же были гораздо важнее для определения того, кем я был. Такие вещи, как мои мысли и чувства. Мои воспоминания и переживания. Ушедшие. Все исчезло.

Ушедшие... жалкое слово — такое неподходящее.

Я был пустым сосудом. То, что заполняло пустоту, не было хорошим, добрым и заботливым. Это были гнев и ненависть. Я не боролся с этим. Было приятно, что они взяли верх — это лучше, чем открыть шлюзы для сомнений, лучше, чем поддаться отчаянию, лучше, чем рухнуть под тяжестью потери своих мечтаний, и, безусловно, лучше, чем невыносимая боль, пытающаяся выбить мою дверь и искалечить меня.

Ненависть, переполнявшая мой пустой желудок, была осязаемой, и такой же реальной, как кровать, на которой я лежал. Она переполняла меня, сочась из меня, как густая, разрушительная река разъедающего яда. Я не прилагал никаких усилий, чтобы остановить её поток или скрыть её мерзость. Было приятно, что он увидел дневной свет без маски, скрывающей его уродство.

Где-то глубоко внутри я чувствовал беспокойство, но мне было все равно. Я знал, что моя мать с трудом узнала бы мужчину, спящего в комнате её сына,  — я с трудом узнал его.

Путь к разводу был долгим и трудным. Пресса сообщила о возможном инцесте. Это попало на первую полосу, а неделю спустя на двадцатой странице 

появилось опровержение. Крошечную заметку легко было пропустить. Марси пользовалась дурной славой, а я — в гораздо меньшей степени. Это стоило Марси её места в университете, а мне денег, поскольку суд постановил, что я должен содержать Марси до тех пор, пока не будет решен вопрос о нашем разводе. Ещё один повод для ненависти моего монстра.

Как будто огласки было недостаточно, Марси боролась с разводом на каждом шагу. Я терпел бесконечные переговоры, сидя напротив нее в конференц-зале либо с её адвокатом, либо со своим. Переговоры, на которых я смотрел на нее, мысленно представляя, как моя рука тянется через стол, превращаясь в клешню, которая пробивает её грудную клетку и вырывает сердце.

Я продирался сквозь завалы юридического жаргона, видя слова, написанные красным — кровью. Кровью Марси.

Хуже всего было то, что я просидел несколько часов на консультациях, назначенных судом.

На консультациях, где Марси носила свой проклятый кулон, мне приходилось притворяться, что я не хочу обхватить её руками за горло и выбить из нее дух. На этих консультациях она снова и снова убеждала меня, что Джулиан не её сын. Она прислала мне доказательства по электронной почте и сунула мне в руки распечатанные копии на первом же сеансе. Как будто единственное, что удерживало меня от примирения с ней,  — это доказательство того, что ДНК Джулиана отличается от её ДНК. Ничего из того, что я сказал, ничего из того, что сказал мой адвокат, черт возьми, даже вежливые вопросы консультанта по семейным отношениям, призванные заставить Марси осознать степень своего предательства, не смогли пробить брешь в обороне Марси.

Каждой задержкой, каждым препятствием, которое она ставила на моем пути, она подпитывала монстра, живущего во мне. Монстра, который выжидал своего часа, прежде чем отомстить. Его глазами, не прикрытыми розовыми очками, я видел глубину её эгоизма. Если бы она по-настоящему любила меня, она бы отпустила меня, желая мне счастья превыше всего. Именно это я бы сделал для нее, если бы она пришла ко мне, когда впервые влюбилась (вожделела?) в Джулиана. Это опечалило бы меня, совершенно выбило бы меня из колеи, но тогда её счастье имело для меня первостепенное значение, и поэтому, если бы её счастье зависело от кого-то другого, как бы трудно это ни было, я бы отпустил её. Если бы она сделала это, монстр никогда бы не родился.

Не так, как Марси. После моих личных встреч с психотерапевтом один на один, которые также были назначены судом, я пришел к пониманию того, что Марси нуждалась в моем прощении. Ей нужна была моя любовь, чтобы продолжать. Она нуждалась во мне, чтобы я вернул её к жизни, и она продолжала бы жить так, как будто бы за последние полутора года ничего не произошло. Тогда и только тогда она смогла бы смириться с собой. Я был нужен ей, чтобы помочь ей забыть о своих отвратительных поступках, и о своей всепоглощающей вине. Она нуждалась во 

мне, чтобы я помог ей жить в отрицании. Отрицание своего внутреннего монстра.

Я не дал ей того, в чем она нуждалась.

То, что я дал ей, было искушением.

Я нашел Джулиана, который, как оказалось, на самом деле был Рави Сингхом. Ну, технически, его нашел один из моих инженеров. Парень был программистом, и хотя он работал инженером, у него не было документа, подтверждающего его квалификацию. Пятью годами ранее я разглядел в нем что-то особенное и дал ему шанс. Я ни разу не пожалел об этом решении. Совсем наоборот. Он был бесценен. Я никогда не встречал человека, у которого мозг работал бы так же хорошо, как у него. Его социальные навыки, возможно, были никудышными, но его ум был острым, как бритва. Он осваивал программное обеспечение, писал код и регулярно предлагал готовые решения. И он был предан мне.

Между нами говоря, мы навели справки о Джулиане. Вероятно, знали его так же хорошо, как и его семью. Мы анонимно предоставили ему информацию и привели его обратно к Марси. Она, в своем тщеславии, возможно, и не поняла причину его интереса, но я-то понял. Он хотел, как можно быстрее получить вид на жительство в Австралии.

Я сделал ставку на то, что у него оставалось мало времени до отправки обратно в Индию, и он уже потратил месяцы усилий на Марси. Оказывается, она тоже лгала ему. Она сказала ему, что у нас были фиктивные отношения. Очевидно, он был очень расстроен, узнав, что мы женаты. Все эти усилия были напрасны. Но не настолько, чтобы расстраиваться из-за того, что он не был готов встретиться с ней снова. Дать ей ещё один шанс.

А Марси, "вечно раскаивающуюся в содеянном", и которая "я люблю только тебя, Дэниел", не пришлось долго уговаривать. Когда все надежды на наше примирение рухнули и наш развод стал окончательным, прошло всего несколько недель, прежде чем она снова начала встречаться с Джулианом. Что бы ни было у этого парня в штанах, должно быть, это довольно мощная штука. Мой монстр ухмыльнулся.

Моя всегда добрая мама, которая, как мне кажется, хотела, чтобы я не чувствовал себя таким отвергнутым, предположила, что, возможно, Марси нужно было обманывать меня, потому что она сделала все это из-за "Великой любви". Связь, которая больше, чем у нас обоих. Любовь, как у Ромео и Джульетты. Любовь, от которой невозможно было отказаться. Любовь, которая, по мнению Марси, оправдывала всю боль, предательство и злоупотребление доверием, необходимые для того, чтобы они с Джулианом были вместе.

Что за чушь. Не то чтобы я сказал это своей милой, романтичной маме.

На мой взгляд, Марси могла говорить себе все, что хотела. Я знал, что это не так. Мой монстр знал, что это не так. Она была просто вероломной шлюхой, которой нравилось трахаться с парнем, который годился ей в сыновья.

Разница была в том, что теперь это меня не беспокоило.

На самом деле, теперь я на 

это рассчитывал.

И рассчитывал на то, что Джулиан активизирует свою кампанию.

Он не подвел.

Ему потребовалось всего три месяца, чтобы обрюхатить её. Шок, ужас, изумление. Марси, должно быть, забыла, что постоянная диарея и рвота влияют на эффективность таблеток. Интересно, чем Джулиан кормил ее? Надеюсь, ещё одним чертовым карри.

Ничто не могло порадовать меня больше. И её выходки с последующей беременностью. Как и следовало ожидать, Джулиан использовал своё консервативное индийское происхождение, чтобы потребовать, чтобы они поженились. Не то чтобы Марси сильно протестовала. Тщеславная сучка никогда бы не задалась вопросом, почему молодой, привлекательный мужчина соблазнил женщину, которая годилась ему в матери.

Когда я рассказал об этом отцу, он рассмеялся. Он тоже понимал уровень тщеславия и глупости Марси.

На самом деле, я должен был поблагодарить своего отца за то, что он вдохновил меня на создание способа возмездия. Мой монстр предпочел бы что-то более простое и более интуитивное, но даже он видел смысл в том, чтобы не оказаться в тюрьме до конца наших дней.

— Когда мужчина крадет твою жену, нет лучшей мести, чем позволить ему оставить её у себя.

Вот что он сказал мне в ту первую ночь, когда я рассказал ему о степени предательства Марси.

Это был лучший совет, который он когда-либо давал мне, а он многое дал мне за эти годы.

Итак, Марси было под сорок, она была беременна и только что вышла замуж за парня, который был почти на двадцать лет моложе её.

Они оба действовали так, как было предсказано (мой монстр поблагодарил Марси за её проницательность), и теперь пришло время нажать на курок.

Молодожены уехали в Троицу на десять дней. Когда все было сказано и сделано, я должен был найти способ поблагодарить их обоих за то, что они так облегчили мою работу.

Их отсутствие облегчило работу по размещению в их гараже мешков с удобрениями и алюминиевой пудрой, которые я собирал в течение многих месяцев на своей шахте. Я действительно люблю свою работу. Это хранилось вместе с канистрами с дизельным топливом и мешками со старыми гайками, болтами и гвоздями. Все необходимое для самодельной бомбы.

Несколько сложнее, ну, в общем, невозможнее для меня, но не для моего верного инженера было превратить Рави в платного члена воинствующей индуистской группировки, призывающей к геноциду мусульман. Добавьте несколько поэтажных планов мечети Лейкемба, крупнейшей мечети Австралии, и вуаля, у вас есть террорист. Просто добавьте удобрения.

После этого все, что потребовалось,  — это анонимное сообщение в федеральную полицию от неравнодушного гражданина. Джулиана арестовали, когда он возвращался из свадебного путешествия. К счастью для меня, они не были так очарованы им, как моя бывшая жена. Мне действительно интересно, что бы я сделал, если бы они просто отпустили его. Рад, что мне не пришлось переходить этот мост.

И снова восхитительная пара попала в заголовки газет. Дурная слава не могла быть более достойной парой. На этот раз Марси фотографировалась не так хорошо. Беременность сказывалась на ней. Я думаю,  

что завести ребенка в сорок лет было немного тяжелее для организма, чем для женщины в двадцать-тридцать лет.

Несколько месяцев спустя старого доброго Рави депортировали. Он вернулся в Индию с отметкой в личном деле, что ему никогда не разрешат въезд в Австралию.

А Марси? Ну, она переехала на австралийский аналог Дикого Запада, Северную территорию, вероятно, в надежде избежать своей дурной славы. Она родила здорового мальчика.

Это было пять лет назад. Все, что я знаю о Марси сейчас, это то, что ей за сорок, и она мать-одиночка с ребенком-мулатом. Надеюсь, это хорошая форма контрацепции! Она не может работать по выбранной профессии, потому что её репутация подорвана. Любой потенциальный работодатель или преподавательская должность потребовали бы рекомендации, а её кандидатура была бы названа ужасной. Кто захочет брать на работу женщину, подозреваемую в инцесте, или жену террориста? Кроме этих предположений, я понятия не имею, как обстоят дела у нее или её ребенка. Какую работу она искала или получила. Осталась ли она в Дарвине или переехала в другое место. Я ничего не знаю о её передвижениях. Этого хотим я, и мой внутренний монстр. Оказывается, у моего внутреннего монстра есть границы — не вредить детям. И я не мог больше причинять вред Марси без того, чтобы её ребенок не почувствовал последствий этого вреда.

Он, мой монстр, моё временное помешательство, уже давно спит и, надеюсь, останется таким навсегда. Моё милое чудо, моя жена Кэсси и наш малыш — сгусток энергии — никогда не видели и не ощущали его присутствия. Приятно чувствовать, что любовь, тепло и доброта снова текут по моим венам.

Я обрел покой.