Лёшик

Лёшик уснул в смешной и немного пошлой позе - на животе, под которым прела кожаная диванная подушка, уснул, уронив мордаху на смятую простыню - её надо было бы расстелить по-человечески, но слишком уж захватил его телефончик, который он теребил, теребил, пока вдруг не вырубился. Его сдобный, чуть даже девичий зад, обтянутый салатовыми в малиновых сердечках трусишками, возвышался над прочей двадцатитрехлетней анатомией не брезгующего, но и не излишне злоупотребляющего качалкой паренька. Зад был повернут к невыключенному ноуту - единственному источнику холодноватого света в темной комнатке, и это освещение придавало ему (вместе с фосфорицирующими молочными ляжками) какое-то особенное, даже таинственное значение.

Лёшик заёрзал. Из полуоткрытых, смятых диваном губ раздалось неясное мычание. Бедра его пришли в движение, будто он хотел почесать их о что-то, но это что-то предательски ускользало. Наконец он выдавил из себя довольно громкий мык и проснулся.

Было четыре утра - самое беспонтовое время на свете. Дико хотелось пить. Идти на кухню он не решился, боясь разбудить спавшую в соседней комнате сестру, потом вспомнил про свой рюкзачок, достал его, какое-то время выбирал между лимонадом и джин-тоником, предпочел наконец последний, тихонечко открыл банку и выдул залпом сразу половину.

Кажется, томление его никуда не делось - наоборот, напиток расплескал его по всему телу. Лёшик сел в большое кожаное кресло, легко закинул ноги на стол - сказывалась танцевальная растяжка - и заскользил аккуратными пальцами по светящейся ультрамарином клавиатуре. Выпирающий из трусишек писюн явно не находил себе места. Фотки открывалась стремительно - некоторые Лёшик мгновенно пролистывал, а какие-то, нервно давя на плюсик, увеличивал так, что весь экран заполняли счастливые пацанские физиономии - поход, шашлыки, день рожденья, проводы. Одна мордаха - с лукавой улыбкой и сросшимися на переносице бровями, возникала на экране чаще остальных.

Дышал Лёшик тяжело - безволосая грудь колыхалась под тонкой маечкой. Руки то бегали по клавиатуре, то опускались вниз и щупали сквозь трусы самые потаенные места, после чего подымались, Лешик обхватывал ими курносое личико, будто пытаясь ловить раскиданные по подглазьям стайки веснушек, делал глубокий вдох и в блаженстве закатывал глаза. Наконец он решился.

— Рус, - набрал он непослушными пальцами в окошке мессенджера - приветы. Ты теперь редко заходишь и вообще непонятно когда зайдешь и зайдешь ли (последние слова он после некоторого раздумья стер). Всё как-то переменилось очень сильно, да. Но надеюсь ты все же в порядке, хоть и молчишь.

Сам я в порядке, что со мной сделается. Устроился официантом к китайцам. Сказали что не похож конечно на ихнего, но смазливая мордаха решает. К сдаче диплома наверное уволюсь, ну а пока хоть Кристину в кафе нормальное сводить, да и за квартиру сестренка просит теперь половину. Хотя со Кристиной последнее время непонятки.

И вот еще что. Про тот самый случай. Ну думаю ты понял. У Гордеича на даче после озера, когда нас вместе положили. Мы с тобой никогда про него и не говорили по трезвяку да и не по трезвяку не говорили, а я всё же думаю надо сказать. Может для тебя это просто ерунда, но просто хочу чтобы ты знал что для меня это вот ни фига не ерунда. И скажи еще что тебе было не хорошо тогда, гад! (тут лицо Лёшика озарила мечтательная улыбка, и он добавил еще пару воскликов). Ты конечно ни слова не сказал и сперва делал вид что спишь, но когда уже всё случилось, то прекрасно помню как гладил по затылку и так сказать сам направлял. А потом когда (тут Лешик несколько раз менял формулировку, но в конце концов остановился на максимально нейтральной) всё закончилось, ты даже спросил, а как же теперь я. Это было по-товарищески, бро. Но я тебе могу сказать, что напрасно ты переживал за меня потому что со мной всё было тоже ок, ну видимо я очень увлекся, так сказать не снимая трусов, ты просто не заметил а я не стал акцентировать.

Лёшик отдышался, как будто пробежал стометровку, и продолжил.

— И раз уж такое дело, Рус, что непонятно увидимся теперь или уже не увидимся, то еще кое-что тебе открою. Тебе год назад писал такой СиссиБой, у него на аве еще лисенок фурри такой с попкой. Он тебе кое-какие интимки скидывал и ты гад тоже кое-какие свои кидал, даже не думал что ты такой развратный! Такие пошлые комплименты, не знал что ты так умеешь. Ну думаю ты уже понял. Чулочки настькины, а попа моя, а родимое пятно затер тупо в фотошопе, а то мало ли узнаешь. Позы там конечно были неприличные, но тебе же понравилось, так что получается что всё для тебя, бро. Не сердись только на этот прикол, ладно? Если я изврат то получается что ты тоже изврат, разве не так? Так что баш на баш получается. А фотки твои я никому не покажу, они у меня в надежном месте (в этот момент Лёшик облизнул пересохшие губы).

— Русыч, если свидимся еще, ты просто знай. Ты для меня как братишка всегда был и даже больше! По-моему всегда между нами была какая-то химия. И если ты приедешь и всё опять как прежде будет, мы можем сделать всё, что ты написал тогда СиссиБою, и думаю тебе очень даже понравится. Если конечно ты захочешь!

Лёшика трясло. Он сполз с кресла и, стараясь не шуметь, выскользнул в ванную. Через пять минут он вернулся, ляжки его мокро блестели, он щелкнул внутренним замком на двери комнаты и, тяжело дыша, распахнул шкаф. Уверенным, не раз, видимо, делавшимся движением он вытянул со дна заваленного шмотками шкафа боксерскую печатку и вынул из нее нечто продолговатое. Взгромоздившись на кресло с ногами, он встал по-собачьи, опершись локтями на стол, высвободил из трусишек свой объемный, влажный зад и приставил к нему продолговатую штуковину, уперев противоположным концом в черную кожу спинки.

Фото бровастого парня с нахальной улыбкой заполнило экран. Лешик открыл рот, и, утробно мыча, двинул попой, проглотив ею бОльшую часть штыря.

— Те... бе.. - он начал мерно таранить пружинящую спинку кресла подрагивающим белым задом, - понра-а-авится, те... бе... по... нра-а-а-а-а...

Звук этот перешел в какой-то глубинный гул, и если бы Лёшик мог себя контролировать, то наверняка укорил бы за такую неосторожность, однако глаза его то мечтательно глядели в монитор, то закатывались вовнутрь, пряча зрачки под длинными ресницами и показывая лишь синеватые белки.

Через пару минут такой практики Лёшик вдруг завертел бедрами, как бы кривляясь, и бойкие белесые струйки полетели из его аккуратно выбритого писюна частью на клавиатуру, частью на потертый ламинат. На лице его воссияла бессмысленная, счастливая улыбка.

Возвратив в схрон бугристую штуковину и тщательно вытерев все следы прихваченными с новой работы салфетками, Лёшик вновь сел в кресло, махом стер написанное и, постепенно отпуская с личика то блаженное выражение, стал набирать:

— Приветы, бро. Как ты там? У меня всё ок. С Кристинкой (тут он какое-то время подумал, прежде чем продолжить) у нас тоже всё заебцом...