Армейская любовь. Глава Истории про любовь

Часть 1

Секс известен мне с самых юных лет. Я с удовольствием сосал у одноклассников, приучая их, делать то же самое, абсолютно искренне считая, что это такая забава. Позже, осознав, что это и как называется, я пришел в неописуемый ужас. Потом пережил и ужас, смирился с собой. Мне невероятно нравилось мужское тело, мужской член. Даже во снах своих я впускал в свои губы всевозможные хуи и наслаждался, облизывая их. Но я не мог, чтобы мне кончали в рот, и не представлял себе, что такое трахаться.

Мне хотелось изменить себя и стать настоящим мужчиной, и я пошел служить в армию. Было ужасно трудно спать рядом с парнями, ходить с ними в баню. Я возбуждался мгновенно и, рискуя быть пойманным, дрочил по ночам. Сердце стучало и казалось, готово было выскочить из меня, когда я в бане видел так близко красивые, аппетитные мужские члены и не мог дотянуться до них губами!

Мне особенно нравился парнишка, работавший в клубе киномехаником. Я делал все возможное, чтобы обратить его внимание на себя. Вскоре мы подружились. Он был старше призывом, - в армии это важно, но он радовался, когда я приходил к нему в клуб и проявлял обо мне заботу.

Однажды он решил заняться моим воспитанием и заставил меня раздеться за 45 секунд. Я не справился. Он велел мне одеться и снова засек время. Я успел! Стоял в трусах и майке и смотрел на него торжествующе.

"Не получилось", - сказал он.

"Почему?"

"Ты разделся не полностью".

Я покраснел: "Нужно снять все?"

"Конечно!"

Я стоял и не знал, что делать. Он, по-видимому, то же колебался, потом уверенно сказал:

"Время пошло".

Я, безумно стесняясь, снял майку и, чуть помявшись, начал стягивать с себя трусы. Стыду моему не было предела! И вот я стою абсолютно голый. Он смотрит на меня и пожирает своими карими глазами мое тело, и что-то хочет сказать, но не решается, потом с досадой:

"Молодец, одевайся!"

Я оделся. Он был чем-то расстроен и я, пытаясь развеселить его, начал шутить, нести всякую чепуху и почему-то сказал, что он, наверное, знает не намного больше меня в жизни, да и целоваться, скорее всего, не умеет. Его глаза вспыхнули, мы заспорили. Он вдруг схватил меня, обнял, прижал к стене и стал целовать своими красивыми и такими желанными губами. Я таял в его руках, я уже отдавался ему целиком и полностью. Я не хотел, чтобы это прекрасное мгновение прекращалось... Он отпрянул от меня и смутился.

Сказал грубо: "Попробуй только вякнуть, что я не умею целоваться!"

Потом он долго меня избегал. Радовался мне при встрече и злился ни с чего.

Я уже ни на что не надеялся, когда однажды вечером пришел к нему в клуб. Он был грустен. Встретил меня нарочито небрежно, но зачем-то запер за мною дверь. Мы прошли в его каморку. Негромко играла музыка, тусклый свет едва теплился в одинокой лампочке на столе. Он что-то говорил о доме, о том, как не скоро еще закончится эта служба. Я просто слушал. Он посмотрел в мои голубые глаза, замолчал, было видно, что он ждет от меня чего-то. Я не знал, что сказать и злился на свою не смелость. Он вдруг развернулся на стуле и прилег, положив свою голову мне на колени. Она лежала прямо у моего члена. Я напрягся, потому что мой хуй разворачивался, вздыбливался, рвался из брюк навстречу этому стройному сильному черноволосому парню! Я не знал, что мне делать, чтобы он не почувствовал возбуждения моей изголодавшейся плоти.

Это было ужасно мучительно. Настолько мучительно, насколько... приятно. Я почти не дышал. Он тоже нервничал. Я понял это только потом. Он уже ничего не говорил, а только тихонько подпевал голосам, поющим из магнитофона.

"Можно с тобой потанцевать?", - наконец тихо спросил он. Я лишь мотнул головой. И когда мы вставали, он добавил: "Как с женщиной". Его руки поползли по моей талии и остановились на спине. Я обнял его за шею. Мы покачивались, как лодка на утреннем море, направо - налево в медленном танце. Было так чудесно. Так спокойно с ним и хорошо. Неимоверными усилиями я заставил свой член расслабиться. До конца не получилось, но он хотя бы не торчал так предательски из моих штанов, а, значит, возбуждение мое от этого парня не было уж столь очевидным.

Он смотрел мне в глаза, и его губы были напротив моих губ. Мысль о том, что всего лишь крохотного движения мне достаточно сделать, чтобы поцеловать его, взбудоражила меня. Только делать мне этого не нужно. Ни в коем случае не нужно этого делать первым. Если только этот парень кому-нибудь расскажет обо мне, радость минутных объятий превратится в жестокие унижения. Надо мной будут издеваться, насиловать, измываться...

Меня затрясло. Отказаться от этих губ, от этих завораживающих глаз, с веселым чертиком где-то на самом дне?!

Он осторожно, вкрадчиво начал водить руками по моей спине. Его дыхание, сдерживаемое сильным и жаждущим мужчиной, обнимало мое лицо. И тогда мой член стал меня предавать: он поднимался, не смотря ни на какие запреты! Я пытался считать внутри себя, пытался думать о проблемах - он был безразличен к моим ухищрениям. Он хотел этого парня и был смелее меня!

Видимо, мой кареглазый, стройный красавчик почувствовал это и стал все ближе притягивать меня к себе. Я испуганно сопротивлялся, но он был сильнее. Он чувствовал мой хуй и хотел прижиматься к нему. Особенно же ему хотелось, чтобы его хуй уперся в мое дрожащее тело. Я понимал, что он не отпустит меня. Я понимал, что он по-настоящему хочет меня. И я чувствовал, что подчинюсь.

Так и случилось. Он притянул меня настолько, что его тело заполнило все изгибы моего, и я стал его частью. Его хуй был горячим. Я ощущал это через его и свои трусы, через армейские брюки. Мы продолжали качаться в танце. Его рука начала опускаться по моей спине и мять мои ягодицы. Никогда в жизни мне не было так хорошо. Он мял меня своими сильными загорелыми руками, я обнимал его шею почти судорожно, и, вдруг, совершенно неожиданно стон блаженства сорвался с моих губ. Это был сигнал. Он стал быстро расстегивать мои брюки: сначала ремень, затем пуговицы. Мои бесформенные армейские штаны упали к его ногам. Тогда он медленно начал водить пальцем по животу, у самой резинки трусов.

Мой хуй напрягся окончательно, я и сам, наверное, напоминал натянутую тетиву лука. Потом рука начала проникать в трусы и гладить, мягко гладить меня. Он наклонился к моим губам и нежно взял их в свои. Я расслабился только чуть-чуть! И в это мгновение его пальцы сомкнулись на моем члене и сжали его. Словно молния прошла через все мое тело. Я уже мог бы кончить от счастья и нежности этого сильного парня. Его рука властно скользила по моему члену вверх и вниз, не быстро, как бы растягивая удовольствие. Вверх и вниз, вверх и вниз...

Я блаженствовал. Я наслаждался.

Вдруг меня осенило: а его хуй, я еще не видел его, не держал его в своих руках! Я кинулся расстегивать его брюки. Ремень выскальзывал из моих рук, пуговицы сопротивлялись. От своей неловкости я покраснел. А он ждал. У него был сильный характер. Казалось прошла вечность, пока я коснулся его члена. Какой же он был горячий! И большой. Мне никак не удавалось вытащить его из трусов. Я суетился и волновался. "Нужно их просто снять!" - осенило меня. И я стал снимать с него трусы. Мне захотелось увидеть обнаженными его живот, его ноги. Я начал стягивать их с него и... оказался на коленях. Его хуй, огромный и стройный, как скульптура времен Ренессанса, смотрел на меня уверенно и величаво. Я поднял глаза - в них, наверное, было искреннее удивление. А мой соблазнитель смотрел на меня с такой нежностью, с такой любовью и доверием!

Он взял руками мою голову и аккуратно повел к члену. Запах хуя щекотал мне ноздри, запах хуя, по которому я сходил с ума уже несколько месяцев. Нужно только чуточку приоткрыть рот, нужно только позволить...

Я слышал, что делали с парнями в армии, которые хотя бы раз позволяли себе взять член в рот и сделать приятное тем, кто их безжалостно предавал насладившись. Что если глаза его врут, что если он расскажет всем, что тогда со мной будет?

Я вырвал голову из его рук. Он поймал ее и начал гладить волосы, потом полушепотом:

"Пожалуйста, возьми его в рот, пожалуйста, я этого очень сильно хочу. Я прошу тебя!"

"А если ты кому-нибудь расскажешь, представляешь, что будет со мной?"

"Об этом никто не узнает. Я клянусь тебе. Я клянусь всем дорогим, что у меня есть на свете!"

Я снова посмотрел в его глаза. Он не соврет, он не должен соврать. Головка его члена смотрела на меня. И мне так хотелось проскользнуть по ней губами. Чувства боролись во мне, а я уже сдался. Я только хотел, чтобы он сам это сделал, чтобы его хуй сам открыл мои губы и проник в мое горло насколько мне хватит возможности поместить его.

И он сделал это. Он снова крепко взял мою голову и его хуй распахнул мои губы и вошел в мой рот. Я сосал, отдаваясь своей страсти до конца, я сосал, соскучившись, обретя и полюбив этот хуй, не помещавшийся полностью во рту. Иногда я смотрел на парня: какое стройное, сильное красивое тело. Он то наслаждался, давая возможность мне двигаться по члену, совершать какие-то невероятные движения языком, то сам ебал меня в рот неистово и похотливо.

Я почувствовал, что сейчас он кончит, и стал вырываться из его рук. Он схватил меня крепче. Я успел только:

"Я не могу сперму..." Он еще активнее стал вгонять мне в рот свой хуй и почти приказал:

"Пожалуйста!"

Мне казалось, что сперма ударила мне в затылок, она заполнила весь мой рот и не помещалась больше! Я не знал, что делать, она стекала по моим губам на пол. Непривыкший организм отторгал ее. Я стоял на четвереньках и отхаркивался. Он опустился ко мне, достал платок, вытер мои губы, потом руки, нежно прижал меня и благодарно поцеловал. Затем поднял меня на ноги, повернул меня спиной к своему члену и стал мне дрочить. Долго я не продержался: сперма брызнула из меня счастливо и радостно, как праздничное шампанское из бутылки, оставив на полу удивительно ровный след. Он внимательно посмотрел на него и делово затер его сапогом. Сел, потянул меня к себе, я сел с ним рядышком и прижался.

Часть 2

Наверное, всю эту ночь счастливая улыбка не сходила с моих губ. Я спал спокойно. Я больше не был одиноким, загнанным волчонком, я больше не был изгоем, напряженно оглядывающим все вокруг.

Среди ночи проснулся. Все спят. Свет падает из окон, освещая лица, простыни, приоткрытые тела ребят. Я вспомнил танец со своим парнем, вспомнил его глаза, тело, его красивый и большущий хуй, вспомнил, как он раскрыл мои губы и вошел в рот, вспомнил, как полилась сперма, вспомнил все до мельчайших подробностей. Мне захотелось, чтобы все повторилось снова.

Мой хуй стоял. Я коснулся его рукой - вверх, вниз - какое же это блаженство! Я хочу снова кончить. Хочу кончить прямо сейчас!

Я оглядел казарму. Все спят. Кажется, спят. Посмотрел на соседа справа (наши кровати соединены), спит. Тогда откинул одеяло в сторону и тихонько спустил свои трусы до колен. Я хочу кончить себе на живот, чтобы видеть сперму, чтобы обмакнуть потом свои пальцы в ней и попробовать на вкус.

Я начал дрочить. Сдерживая себя, чтобы растянуть удовольствие, стиснув хуй в руке, я открывал и закрывал головку члена, медленно, представляя, что касаюсь ее языком. Другой рукой я гладил живот, потом сосал свои пальцы и уже влажными пальцами теребил соски.

Вдруг я увидел, что одеяло моего соседа зашевелилось. Я остановился испуганно и, толком не зная, что делать: то ли резко накинуть на себя одеяло, то ли потихонечку натянуть его, - смог только повернуть голову и посмотреть.

Открытые спокойные глаза смотрели на меня. Одеяло продолжало шевелиться. Я не знал, что сказать и молчал. Тогда он освободился от одеяла... подлец, он тоже дрочил! Его трусы также были спущены до колен, обнажая стройные сильные ноги и рельефный живот, на который как раз и попадал блеклый свет с улицы. Он уверенно держал в своей руке серьезное орудие, также спокойно закрывая и обнажая его головку. Интересно, было ли видно на моим лице восхищенное удивление... я подумал, что если бы сейчас это орудие выстрелило, то наверняка его заряд достиг бы моего лица и я бы просто захлебнулся спермой. Я подумал, что слишком долго смотрю на его хуй, и быстро перевел глаза на его лицо. Он улыбнулся, со спокойным удовольствием оглядел мое тело, продолжая надрачивать свой хуй, другой рукой взял мою руку, державшую член, задвигал, давая понять, чтобы я продолжал дрочить. "Ничего страшного здесь нет, - подумал я, - мы просто вместе дрочим".

И мы дрочили, глядя на члены друг друга, заторапливая движения и вновь сдерживаясь. Не хотелось кончать сразу. Хотелось, чтобы эта дуэль еще продолжалась, и невозможно было уже больше не кончать! Он вдруг остановился, пододвинулся ко мне вплотную, взял мою руку с моего члена и переложил на свой. Его пальцы стиснули мой член, и сильная рука стала ебать мой хуй нежно и требовательно. Он подложил свою левую руку мне под голову, и моя голова как-то незаметно и естественно оказалась на его груди. Я чувствовал, что ему хочется увидеть как я обкончаюсь и задергаюсь. Это будет наслаждением для него и последней каплей для собственного удовольствия.

Он хочет видеть, как я кончаю! Эта мысль возбудила меня еще больше. Он дрочит мой хуй, а я дрочу его! Как крепко он обнял меня и как горячо он дышит прямо в мои волосы! Больше невозможно сдерживаться! Я не могу больше останавливать себя! Я не могу! Сперма брызнула из меня, и ее капли в это же мгновение я почувствовал на своей шее и груди. Горячие. Желанные. А он не прекращал мне дрочить. Он хотел, чтобы вышло все, что может подарить мой член в наслаждении! Ему это нравилось! Ему нравилось, что я кончаю, доведенный до этого его рукой! Ему нравилось смотреть, как я дрожу и извиваюсь, а он крепко держит меня.

Вот только я не мог дрочить ему. В этот момент рука разжала его член и выпустила. Тогда он схватил его сам. Стал дрочить быстро, не отпуская меня. Еще крепче прижал к себе, звук блаженства вырвался из его губ и угас в моих волосах. Я поцеловал сосок на его груди. И в это же мгновение он вдруг задергался, словно в конвульсиях и что-то горячее залило все мое лицо. В первые секунды я даже не понял, что произошло, и потом... сперма! Сперма залило мое лицо. Не было испуга, мне не было неприятно, я не испытывал брезгливости. Наоборот - как-то покойно и хорошо.

Он успокаивался, вздрагивания происходили реже и становились более мягкими. Он не отпускал меня, лишь благодарно поглаживал мое тело. Одна из капель его спермы была где-то рядом с глазом, и он начал слезиться, в нем что-то пощипывало. Я хотел вытереть, но он сделал это сам, аккуратно и нежно. А потом стал растирать свою и мою сперму по себе, по мне. Он растирал ее так, словно выводил магические знаки любви на наших телах. А потом поднес палец со спермой к моим губам. Я повернул голову и вопросительно посмотрел в его глаза. Он улыбнулся и облизал сперму с пальца, также спокойно и уверенно, как делал все. Мне захотелось подержать его хуй с остатками спермы во рту, и я потянулся, но в последнее мгновение не решился. Ну, осмелься хоть на что-нибудь! Я наклонился к его животу и коснулся языком спермы. Что-то в этом есть! Какое-то завершение наслаждения, какой-то изысканный кайф! И я слизал сперму с его живота.

Видел ли кто-нибудь, что происходило между нами этой ночью - не знаю. Никто ничего не сказал. Я подумал, не все ли равно. Столько счастья за одни лишь сутки! Это вознаграждение за терпение и осмотрительность или это соблазн, чтобы потерять осмотрительность и распуститься?

Моего соседа и нежного крепкого ночного любовника на утро отправили в другую часть. Он, вообще, провел у нас только двое суток, приехав, откуда-то в мою жизнь, чтобы я никогда не забыл эту армейскую ночь, и исчезнув из нее навсегда.

Значит, это все-таки вознаграждение.

Как же быстро человек привыкает ко всему хорошему, даже если хорошее можно было бы скорее назвать чудом! Если чего-то очень сильно хочешь и очень сильно ждешь, и это что-то вдруг приходит, да еще приносит с собой что-то неожидаемое, начинаешь думать, что так будет всегда и завтра судьба снова подарит тебе чудеса. Это кажется уже естественным и нормальным. Но, увы, чудеса потому и называются чудесами, что происходят чрезвычайно редко и, может быть, уже не повторяются никогда. Мой ночной сосед уехал, оставив возможность вспоминать и фантазировать о том, что могло бы быть дальше, если бы...

Мой кареглазый соблазнитель, казалось, потерял ко мне всякий интерес, был равнодушен при встречах и не давал мне повода ни о чем говорить. Я переживал. Я мучался, полагая, что он презирает меня и стыдится того, что случилось. Я думал, что напрасно так быстро позволил себя уговорить. Наверное, нужно было делать вид, что со мной это впервые. Наверное, нужно было спровоцировать его заставить меня взять в рот силой, чтобы его хотя бы мучили угрызения совести, или добиться, чтобы он тоже взял в рот и тогда бы он не смог презирать меня. Я корил себя, снова и снова возвращался к тому вечеру, размышляя о том, как же все-таки я должен был поступить. Конечно, он презирает меня. С замиранием сердца, я ждал, что теперь он кому-нибудь обо мне расскажет и не сегодня-завтра отношение ко мне изменится, меня начнут бить и заставлять сосать все подряд. Это было страшное ожидание. Я не мог думать ни о чем другом, старался не привлекать к себе внимания, почти не разговаривал, почти растворился на фоне серых казарменных стен. С ним тоже старался не встречаться, а, встречаясь, вел себя как провинившийся школьник, глубоко осознавший свою вину. Когда же все-таки взгляды наших глаз пересекались, я молил только об одном: не предавай меня, пожалуйста, не предавай.

И вдруг, недели через три, я почувствовал, что он как будто чаще и охотнее стал заговаривать со мной. Еще только по делу, но уже как-то доброжелательно или, во всяком случае, не столь сухо и равнодушно. "Наверное, показалось" - подумал я. На следующий день он вдруг сам зашел ко мне по работе, хотя обычно это делал я, забрал необходимые документы, уже почти в дверях неожиданно обернулся и спросил:

"Ну, как дела?"

От счастья я буквально задохнулся! Мне хотелось обнять его, упасть на колени, пресмыкаться перед ним - что угодно! Наверное, глаза мои сияли радостью и благодарностью, сияли щенячьи глупо и преданно. Он как-то смутился, потом взял меня за плечи, что-то хотел сказать, но смутился еще больше и, по-мужицки ласково, произнес: "Дурачок!"

Этого было достаточно, чтобы я снова был счастлив. Этого было достаточно, чтобы я снова принадлежал ему. Я начал рассказывать ему обо всем подряд, захлебываясь и перескакивая с одного на другое, я говорил о том, что пишут из дому, о ребятах в казарме, о старшине и еще бог знает о чем. Я нес всякую чепуху только за тем, чтобы он подольше был рядом со мной, чтобы видеть его, чтобы не оказаться опять наедине с собой, терзаемым неуверенностью и сомнениями. Он слушал, иногда улыбаясь, как старший брат, с нежностью и терпением. Потом взял мою руку. Я замолчал. Он смотрел мне прямо в глаза:

"Придешь ко мне сегодня вечером?" Я покраснел, все завибрировало внутри и я не смог ничего произнести. Я кивнул головой, уже не глядя в глаза. Он пожал мне руку: "До вечера!"

Часть 3 (последняя)

Вот с того самого вечера мы уже не расставались. Оказалось, что пауза в наших отношениях была связана с его страхами: он тоже боялся, что я расскажу кому-нибудь о нашем первом танце. Он наблюдал за тем, что происходит со мной, полагая, что меня гнетет случившееся, думая, что нанес мне рану.

Как часто люди не понимают друг друга, теряют друг друга только потому, что не решаются друг с другом говорить! Слава Богу, что мы остались вместе!

С того самого вечера мы, кажется, ежедневно (а иногда и несколько раз на день) находили возможность уединяться, обнимать друг друга, целоваться. Чаще всего именно я провоцировал его. Мне так нравилось видеть блаженство на его лице, доставлять ему наслаждение, чувствовать, как вздрагивает его тело, когда сперма гейзером выплескивается из его крепкого члена! Мне по-прежнему не удавалось глотать ее: я старался, но организм выталкивал, я опять отхаркивался, он опять вытирал мои губы платком:

"Не надо, - говорил он мне, - не мучайся".

И старался не кончать мне в рот, вырываясь в последние мгновения. Но я сам хотел этого и знал, что когда-нибудь у меня получится!

Я сосал у него с такой радостью и с таким наслаждением! Не знаю, с чем это связано, но его плоть, обнимаемая моими губами,- уже сам этот факт действовал на меня, как сильнейшее возбуждающее средство. Я сосал в его комнатке киномеханика, в своем рабочем кабинете, пряча его в шкафу (я открывал дверцу, как будто что-то искал, а на самом деле сладострастного облизывал его хуй), в кузове крытой бортовой машины, когда ездили в гарнизон за новыми фильмами, в сушилке - всего не упомнишь. Мне нравилось расстегивать несколько пуговиц на его ширинке, доставать оттуда его мощный член и вгонять его себе в горло, оставаясь при этом одетыми. Это было прикольно и удобно: наслаждаться можно, где только вздумается, а в случае чего, можно быстро "замести следы". Но больше всего я любил гладить его тело, целовать плечи, живот, ноги. Для этого и он, и я должны быть абсолютно голыми. Это удавалось реже, но приносило мне ни с чем не сравнимое наслаждение гармонии и единения.

Однажды нам был подарен такой вечер, когда времени было предостаточно. Мы могли любить друг друга, не рискуя быть пойманными. Мы обнимались, целовались, я медленно раздевал его. Он отстранял меня, чтобы разглядеть всего, мял своими сильными руками и раздевал меня. И вот мы уже совсем голые стоим в центре круга из наших разбросанных армейских шмоток: вывернутые кители, штаны, сапоги, портянки, синие трусы, белые майки - все перемешалось. Я опускаюсь к его соскам, теребя их язычком, опускаюсь к животу, ощущая возле шеи его нетерпеливый член, открываю губы и впускаю его.

Он начинает медленно ебать меня в рот, гладя мои волосы... Какое блаженство! Он чувствует, что чересчур возбужден и может кончить теперь же, поэтому отрывает меня от члена (я сопротивляюсь и не хочу отпускать его), поднимает наверх и ласково, благодарно целует в губы.

"Мне нужно передохнуть", - отходит и садится на стул между двумя старенькими киноаппаратами. Делать нечего! Придется подождать. Я подхожу к нему... чем же заняться? Постоял, подрачивая свой член, он улыбнулся:

"Ну, подожди ты немного". Притянул меня к себе, и я как-то неожиданно оказался на его коленях. Нужно ждать! Я обнял его за шею и стал ждать. Так еще никогда не было... я никогда не сидел ни на чьих коленях. Мне было хорошо. Я обнял еще сильнее и поцеловал его в шею. Он как-то особенно задышал и спросил тихо:

"Хочешь?"

Я тут же ответил: "Хочу". "Интересно, о чем он спросил", - думал я (впрочем, лишь из любопытства... для него я был готов на все).

Он поднял меня, снял с вешалки шинель и расстелил ее на полу.

"Ложись".

"Как?" - я все еще не понимал.

"Ложись на живот".

Я лег на живот. Он осторожно лег сверху, накрыв меня собой, как одеялом. Стало так тепло, особенно у ягодиц, и так приятно ощущать его тяжесть. Он дотронулся языком до мочки уха, провел по нему и стал целовать, целовать как-то требовательно, настойчиво. Я почувствовал, что должен подчиняться и расслабился под ним. Голова закружилась от тепла и ласки, как от вина. Я задрожал от удовольствия, чуть приподнял ягодицы, чтобы чувствовать горячий упругий член еще острее. Он целовал мои плечи, спину, слегка покусывая. Потом мял спину и ягодицы руками, приподнявшись надо мной, потом раздвинул их и... затих. Я уже догадывался о том, что ему нужно, но я никогда этого не делал и никогда не видел, как это делают. Я замер в ожидании: все, что захочешь, я буду стараться, чтобы тебе было хорошо! Слюна полилась куда-то между раздвинутыми половинками. Я почувствовал ее, вздрогнул и догадался, что это слюна. Он отпустил ягодицы. Мне стало любопытно, что он там делает. Чуть повернул голову. Он тщательно смазывал свой член слюной, проводя рукой по всему стволу, затем снова навалился на меня:

"Можно?".

Я выдохнул: "Да".

Что-то горячее, нестерпимо приятное входило в меня. Мне хотелось вытолкнуть и впустить глубже одновременно. Какие-то незнакомые ощущения, какая-то приятная боль. Он входил медленно, но настойчиво. Он входил в меня за наслаждением, но любя меня. Я вздрагивал, извивался. Я выгибался и стонал под ним. Он держал меня крепко, и я чувствовал, как его огромный член движется где-то внутри меня. Я еще пытался сопротивляться, он стал целовать и покусывать шею. Сил больше не было. Я выдохнул и расслабился. Мгновенно, точно почувствовав момент, он вошел в меня до конца... его бедра прижали мои ягодицы к полу.

Я впервые понял, что по-настоящему отдаюсь другому мужчине. Я позволяю трахать себя и делаю это как мужчина. Мне было любопытно наблюдать за ним, чувствовать его. Он испытывал невероятное наслаждение обладать мной... под ним был славный парнишка - его лучший друг, и степень доверия была максимальной. Нас видели только стены, а за ними - всего в нескольких метрах от нас - ходили такие же, как мы солдатики, маясь и теребя в штанах свои изголодавшиеся хуи. Они ходили совсем рядом, не подозревая о том, как я отдавался своему другу, а тот извивался на мне, вгоняя счастливо свой член в мою только что распечатанную попку.

Кажется, это было только вчера! Его учащенное дыхание, потный сильный живот, крепкие руки, ласкавшие меня... Я лежал тихонечко, прислушиваясь к новым необычным ощущениям, боясь все нарушить, и не хотел ни о чем думать. Я знал... то, что я делал, осуждается. Я знал все про это. Но мне было так хорошо, так покойно и счастливо! Не все ли равно, что подумают люди! Бог им судья и мне тоже.

Он оставил себя во мне горячо и нежно.

Сперма разлилась где-то там теплым ласковым кремом и задремала.

Я словно впервые увидел звезды.

Он засыпал...

Я говорил: мне хотелось изменить себя и стать настоящим мужчиной, и я пошел служить в армию. Я пошел в армию, чтобы стать мужчиной.

Я им стал.

Если это возможно понять...

страницы [1] [2] [3]