Добегался

Часть 1

Впервые кончив во сне - душ, баня, мелькание голых тел, - я подметил, что все снившиеся тела были мужскими. Позже я стал понимать, что мужчины мне нравятся больше женщин. Затем я осознал, что нравятся мне именно мужчины, а не пацаны. В свои 18 я чётко знал, какие именно мужчины мне нравятся. Крепкие и прокачанные. Уверенные в себе. С трёхдневной щетиной. Брутальные брюнеты. Без малейшего жеманства и уж тем более женственности в поведении.

Когда я встречал их на улице, у меня кружилась голова. Один раз такой мужчина был прижат ко мне в метро (о, господи! - да как он, в дорогом плаще, с дорогим плоским портфелем-папкой, в метро оказался?), и я извергся в штаны от мгновенного возбуждения. Слава богу, на мне тоже был плащ.

На день рождения я попросил родаков подарить мне абонемент в зал - да, там попадались мужчины моего идеала, но знакомства, о котором я так мечтал, не случалось. Иногда я ловил на себе внимательные взгляды - но дальше дело не шло. Я чуть не начал комплексовать по поводу собственной привлекательности (мама звала меня "Гаврошем"; во мне и правда было что-то гаврошистое - от того пацана с пистолетом, что на картине Делакруа), но скоро понял: в наш спорткомплекс мужчины поодиночке не приходили. Они вообще не приходили, а приезжали - после работы, с коллегами, с подругами, с жёнами. Как они должны были на их глазах знакомиться со мной? "Парнишка, хочешь, я покатаю тебя на машине? А у тебя паспорт уже есть?"

Да, совсем забыл: несмотря на совершеннолетие, я по виду действительно Гаврош. В барах у меня всегда требуют паспорт, а в университете как-то приняли за школьника, пришедшего на экскурсию ("Твой класс ушёл вон туда! А эта аудитория будет твоей годика через два!")

Это было какое-то мучение - видеть красивых мужчин, думать, так ли уж равнодушен их равнодушный взгляд - и не находить мучению выхода. Пара мужчин из спортзала были особенно хороши, и вскоре я начал мстить им за их нерешительность: оказавшись рядом в конце занятий, сбрасывал невинно потную майку и обтирался полотенцем, проходил мимо голый в раздевалке, подсаживался в сауне, выбрав момент, когда они зайдут и будут вертеться при виде моего тела, не решаясь заговорить, потому что в сауне всегда были люди...

Я здорово накачался, и тренер, выстраивавший мне программу, сказал, что я - его Галатея. Это был совсем молоденький Пигмалион, ещё учившийся в институте, - и, кажется, сильно неравнодушный ко мне, как я понял по его постоянному желанию как бы случайно задеть моё тело рукой или бедром, когда он меня подстраховывал со штангой. Но для меня он был совершенный младенец.

Ну да, дома, запершись в ванной, я яростно дрочил, а в универе яростно учился, а в зале яростно тренировался, - но всё это ничуть не сбивало желание. Разумеется, я попытался познакомиться в интернете - и ранними зимними сумерками даже приехал на квартиру к 32-летнему самцу, чьё фото мне безумно понравилось. Сказать, что он был нетрезв, значило не сказать ничего. От первого поцелуя меня чуть не вырвало, а самец никак не мог запомнить моё имя, шатался, грубо лапал, потом попытался изобразить насилие. Но когда он еле стащил с себя рубашку, остатки всякого желания у меня просто испарились. Мужик сумел сохранить самцовую физиономию, но не самцовое тело. У него пёрли квашнёй вон из тела бока и пузо... Когда он побежал в туалет проблеваться, я спасся бегством. По счастью, у него хватило ума мне не перезванивать.

Вторую попытку звали Анзор, и она была ещё хуже первой. Я снова поехал на чужую квартиру после переписки. Анзор мне нравился, я пылал, я ему тоже нравился, он прислал фото на пляже, я распалялся - но, увы, Анзор в свои 40 был безнадёжно педов. Он вёл себя, как жеманная баба, и чуть не сходу предложил позвать "своих друзей с Кавказа". У него и правда было отличное голое тело под наброшенным - и, понятно, сразу распахнувшимся - шёлковым халатом в драконах, но Анзор был подкрашен и говорил про себя чуть ли не в женском роде. У него была захламлённая, грязная квартирка, сплошь увешанная фото юношей... Я сказал, что у нас не сложится. Он стал предлагать деньги, потом целовал руки, потом начал рассказывать про свою жизнь - словом, это был кошмар, и я с облегчением распрощался с ним.

Я понимал, что похоть может завести меня на уж откровенно похабную встречу, и решил, чтобы посбить свои мучения, увеличить физические нагрузки, начав бегать в парке неподалёку от нашего дома.

И вот там, на третьей или на четвёртой пробежке я увидел мужчину, который сошёл в этот парк прямо из моего распалённого воображения. Он тоже занимался джоггингом. И когда я первый раз чуть не врезался в него на просыхающей после сошедшего снега тропинке, он вскинул руку в приветствии, вынул затычку айфона из уха и, улыбнувшись, сказал:

- Физкультпривет! Мне тоже всегда кажется, что я вечно бегу не в ту сторону, что и все! Ну что, подпишем соглашение о беге по часовой или против?

- По часовой! - сдавленно сказал я.

- Тогда завтра в восемь утра у главного входа!

Он был, не знаю, для меня даже не ковбоем Мальборо, сошедшим с плаката, он был солдатом, героем, выносящим прижавшегося к нему парнишку из огня бушующей внутри этого парнишки битвы. Он был абсолютно естествен во всём, что он делал и говорил. Его звали Димкой, ему было 35, у него была семья и дочка-тинейджер, он работал в иностранной конторе, он объездил весь мир и только что купил квартиру в новом доме возле парка.

Я не сразу всё это узнал; в первый день, в первые восемь утра, я узнал только имя, а также то, что Димка слушает при беге не музыку, а аудиокниги, как слушает их и в машине, чтобы не тратить попусту время, - но когда мы побежали рядом, он решительно отключил свой айфон.

- Получается, я у вас ворую книгу, - сказал я, но он мгновенно пресёк и обращение к нему на "вы", и мои извинения.

- Взятое из книг нужно рано или поздно отдавать, - сказал он.

Я обомлел, узнав, что Димка слушал не какие-то там романы, а книги по истории, биологии, физике. У него как-то легко получалось пересказывать их, - я бы никогда не поверил, что мне может стать интересна стычка монофизитов и монофелитов в Византийском империи при Юстиниане. Я не слишком хорошо знал, что такое средневековые схоластические споры, и, честно говоря, даже не знал, что такое схоластика, но Димка в нашем часовом беге меня просвещал. Я не просто влюбился в него. Я был от него без ума. Он не просто рассказывал мне то, чего я не знал, - он переворачивал все мои представления о жизни. Византия нужна была ему как пример, что людьми движут скорее идеи, чем интересы; просто те, кем движут исключительно интересы, причём материальные, склонны упрощать мир до своего мироощущения.

В тот день, когда мы оба заметили, что парк сменил цвет, покрывшись первой листвой, я спросил Димку, может ли он ответить, в чём смысл жизни.

- Ты только не смейся, что я тебя об этом спрашиваю, ладно?

- Ладно, - ответил он. - Но тут всё просто, как дважды два. Смысла жизни никакого нет, как нет смысла в отражённом свете Луны. Но человек в состоянии наполнить свою жизнь теми смыслами, которые кажутся ему важными. Это как автомобиль - в нём тоже нет никакого смысла, пока водитель не решит отправиться на нём на рынок, на работу или в лес на пикник.

Вот тогда я понял, что либо соблазню, захвачу его (несмотря на его семью), либо, не сдержавшись, расскажу ему о своих планах захватить его и соблазнить. Чтобы, по крайней мере, он знал.

Я уже знал, что он считает меня красивым парнишкой (да, я задал ему такой вопрос где-то на второй неделе и был благодарен за то, что он не переспросил, зачем я это спрашиваю) и даже сексуальным ("В тебе есть сексуальность того, кого на картине Делакруа называют Гаврошем - самостоятельного городского паренька" - про сексуальность я спросил его ещё через неделю и имя Делакруа, разумеется, услышал первый раз в жизни).

- Знаешь, ты единственный из взрослых, кто не спрашивает, есть ли у меня девушка, - сказал я, услышав его ответ.

- Никит, но ты же ведь меня тоже не спрашиваешь, есть ли у меня девушка, помимо жены? - он, кажется, искренне удивился моему замечанию.

Мы с ним были на равных - вот что я хочу сказать. Он не относился ко мне как к малышу. Если бы он поманил меня фалангой мизинца, я бы отдался ему прямо на бегу. Но он не манил. И тогда решил поманить я.

План был такой: с началом тепла начать бегать без майки, чтобы он видел моё тело... и торс, и ноги - спасибо Пигмалиону. Я объехал несколько спортивных магазинов и в итоге купил себе новые белые кроссовки и шикарные белые трусы для бега - коротенькие, вызывающие, с разрезами по бокам. И когда после майских праздников на город обрушились плюс двадцать пять, вот так и появился перед ним - в белых трусиках и белых носочках, как парни с инсталляций группы "AEC+F", о существовании которой, понятно, я тоже узнал от Димки. То есть я сначала появился, а потом уже узнал от него, на кого в таком виде похож: он рассказал, что художники играют со стереотипами отроческой невинности и взрослой порочности.

- Я тебя возбуждаю? - спросил я как бы между прочим, поигрывая мускулами.

- Ну, когда я тебя в таком виде увидел, дыхание перехватило, - честно ответил Димка. - Полагаю, и не у меня одного, потому что, повторяю, в вызывающей демонстрации невинности все привыкли искать порок (и я согласился с Димкой: да-да, я видел, как на меня пялились дяденьки, выгуливающие собачек).

- И как - сейчас дыхание восстановилось? - я бежал по тропе, с которой не собирался сворачивать.

- Да, поскольку я принял решение начать ходить в спортзал, чтобы не выглядеть размазнёй на твоём фоне. Давно не ходил... Ты сколько платил за абонемент?

Часть 2

С Димкой всё происходящее происходило естественным образом. Естественным образом он оказался в моём спортзале. Естественным образом мы приходили в спортзал в одно и то же время. Естественным образом брали ключики от соседних ящиков в раздевалке. Шли вместе в сауну. Только этот естественный тон спасал меня от начала стояка в душевой - стояк начинался позже, ровно в тот момент, когда мы, выйдя из спортзала, прощались, договариваясь о времени завтрашнего утреннего бега. Я даже не могу сказать, что воспринимал Димку как мужчину, которого люблю, - он был для меня мужчиной, которого я завоевываю.

В парке я проложил новый маршрут, частью проходивший по совсем узенькой тропинке - чтобы бежать впереди него. И когда однажды я резко обернулся, то успел поймать на себе его пристальный взгляд.

- Любуешься? - спросил я напрямую.

- Да, любуюсь, - прямо ответил он, и тут уже я смутился, не зная, что ещё можно сказать.

С Димкой вот какая была ещё история: он всегда прямо отвечал на прямые вопросы, не уходил вбок.

Мы проводили вместе всё больше времени, я постепенно узнавал круг его интересов, я видел в раздевалке всё его тело - метр восемьдесят, на три сантиметра выше меня, плечи шире, чуть смугловатая кожа, красивые ноги и - да, да, да! - крупные яйца, с полуоткрытой головкой член, подстриженный, хотя и не подбритый лобок, пресс без кубиков, но жёсткий, рельефная грудь, щетина, карие глаза, чуть грустный взгляд, - но всем этим Димкиным богатством я обладал лишь в мечтах.

И я боялся потерять его одним неверным движением, боялся, что если просто предложу себя, а он не будет знать, что со мной делать, то он ведь умный, он найдёт, как отдалиться, - и уйдёт...

Этой весной моё тело крутило и вертело так, что в самом конце, после дня рождения однокурсника, признавшегося мне в любви и в желании, я остался у него ночевать, сделав всё, о чём он мечтал. Помню своё абсолютное равнодушие к тому, как он мне отсасывал, как он ртом раскатал по моему члену презик, как я взял его раком, и формально потерял невинность, не получив вообще никакого удовольствия, хотя раза четыре за ночь кончил. И потом, уже во время сессии, я ещё пару раз приезжал к нему, и он получал то, что хотел, а я, закрывая глаза, мечтал о Димке...

Не решаясь Димке признаться, я решил спровоцировать его ещё раз и полностью выбрил лобок. В спортзале он не смог сделать вид, что не заметил, но потом, в сауне, где мы были вдвоём, отреагировал, как всегда, обескураживающе:

- Как у Бертолуччи в "Мечтателях"... Ты не смотрел? Я принесу тебе диск... Ты не представляешь - ещё десять лет назад подбривающий пах парень выглядел бы гомосексуально, а сейчас посмотри - взрослые семейные мужики подбриваются! Тем более - лето... Ты уезжаешь после сессии?

Так я узнал, что Димка с семьёй отправляется в июле в Грецию на острова. Точнее, семья проведёт в Греции весь месяц, а Димка - только две недели, на большее его в конторе не отпускают.

Я, видимо, сильно дёрнулся, чуть не закричав:

- То есть ты будешь один?

- Ну да, не считая одного заместителя и четырёх руководителей отделов в подчинении... - и он ещё раз окинул меня, голого, подбритого, взглядом от макушки до пяток. - Ну, так ты теперь совсем маленький! В жизни не скажешь, что студент. Надо будет отметить окончание твоей сессии... Сдашь на одни пятёрки - обещаю сюрприз!

- А мне самому выбрать сюрприз нельзя?

- Тогда это уже не сюрприз, а выбор цели...

Я смотрел, голый, на него, голого, и, боюсь, если бы не ввалившийся в сауну мужик, бросился бы на него с поцелуем. Но я сдержался.

Нас уже несколько раз принимали за молодого папу с сыном. Уборщица при входе в спорткомплекс так и сказала:

- Вижу молодых папочек, которые сынишек тренироваться приводят, и сердце радуется! - а моё сердце при этих словах разрывалось...

Я сдал сессию на "пятёрки", хотя особым ботаном не был. Просто была цель. Получив последнюю "пятёрку", я позвонил Димке.

- Отлично, - сказал он, - тогда в пятницу вечером встречаемся... да где же бы нам... ну, давай, у входа в парк - и будет сюрприз!

А пока был четверг, и мы отмечали окончание сессии у моего вынужденного любовника-однокурсника, и он уговаривал меня остаться до утра. Он, как всегда в таких случаях, под каким-то предлогом отсылал куда-то ночевать маму (мама, полагаю, думала, что её сын развлекается с девушками). Ему надо было назавтра уезжать к родственникам на юг, и он умолял, и целовал мне ноги. К этому моменту я уже дважды трахнул его (хотя, на самом деле, он трахал меня тем, что заставлял себя трахать)... Но я был неумолим, что-то придумал про собственную больную маму и, в качестве компенсации, просто отодрал его ещё раз прямо в горло, не чувствуя практически ничего. Моя мама, слава богу, была здорова, просто родакам я сказал, что в пятницу поеду с однокурсниками на дачу, так что, быть может, там и заночую.

И всю пятницу, с самого утра - да, бег в белых трусиках, разговор с Димкой о "Мечтателях", которых, понятное дело, я скачал и посмотрел накануне в ночи, - меня трясло. На деревянных ногах я дошёл до аптеки, купил клизму. ("Вам для малыша или для взрослого?" - равнодушно спросила аптекарша. "Для взрослого", - ответил я.) Презервативы у меня были. Смазку я купил в другой аптеке. Неужели мой голос не выдавал меня?

Днём я специально ничего не ел. В пять вечера заперся с клизмой в ванной. (О, господи, как же это делается?.. А, вот так... Подозреваю, что эта процедура хорошо известна моему однокурснику, который теперь без меня всё лето будет безутешен, если только его не утешит другой, - у него всегда была идеально чистая попка...)

Без пятнадцати (как одеться? - сланцы на босу ногу, белые шорты чуть ниже колена, белая рубашка-поло) я стоял у входа в парк, стараясь проявлять ко всему полное равнодушие. "Эй, поэхали с нами!" - приоткрыл окно наглухо затонированной чёрной машины какой-то кавказец. Я даже не обернулся.

Без пяти шесть я услышал за спиной голос:

- Череда сюрпризов начинается. Ныряй!

Это была маленькая спортивная машина, маленький "мерседес"-купе. За рулём сидел Димка. На нём были рыжие мокасины, белые шорты чуть ниже колена и белое поло, только качество всех шмоток было куда выше, чем моих.

Я засмеялся:

- Братья-близнецы, - и похвалил тачку.

- Не моя, - объяснил Димка, - для семьи нужен семейный автомобиль. Но семья уже летит в Грецию, а этот мне позволяется брать у фирмы, если только гендиректор не соблазняет автомобилем девиц. Сегодня не соблазняет. Рванули?!

Я не спрашивал, куда мы рвём, но всё же разинул рот - от скорости и от ловкости, с какой Димка вписывался сначала в городские, а потом и в загородные повороты.

- Ты меня похитил! Так ты соблазнитель!

- В лучших античных традициях. Скажи спасибо, что не превратился в орла или быка...

Тут последовала краткая справка о похищении Зевсом Европы и соблазнении Ганимеда. Я вздрогнул, когда он рассказал легенду о юноше-виночерпии, соблазненном главным богом Олимпа, потому что об однополом сексе в разговорах с Димкой до этого момента речь не заходила вообще.

- ... но не бойся, ты в безопасности! - закончил он.

- Лучше бы я был в ней, - буркнул я.

Но тут лес, который мы проезжали, стал расступаться, и мы выскочили на берег водохранилища, к пристани, возле которой, чуть покачиваясь на воде, стояла, наверное, сотня катеров.

Вот это был сюрприз - один из катеров оказался наш! Там был даже капитан.

- У меня нет капитанского диплома, но хочу получить, - объяснил ситуацию Димка, не объясняя, впрочем, что капитан уже являлся гарантом моей (или Димкиной) безопасности, и капитан осведомлённо поздравил меня с окончанием сессии.

Там было шампанское в ведёрке ("Лоран-Перье", я запомнил).

Мы сначала понеслись по воде, но и это было ещё не все. Мы пришвартовались у какого-то острова, и на острове - о, чудо! - обнаружились сервированный стол, официант, мангал! Но и это было ещё не всё! Официант сказал, что до начала ужина предлагается комплимент от шефа, и поставил передо мной тарелку, накрытую крышкой. Когда он снял крышку, под ней обнаружился электронный ридер!

- Ну вот, это и есть обещанный сюрприз. Тебе от меня в честь окончания сессии.

- Димка! Это чудо! Ты волшебник! Можно я тебя поцелую?!

- Легко! А чудо - это то, что на нас не набросились комары. Но тут пришлось использовать новинки техники...

Я поднялся и правда поцеловал Димку в его щетину. В левую щеку. В правую...

- Я тебя обожаю. Ты гений.

- Знаю. Ты тоже. Я не идиот, чтобы ради идиота стараться...

Ужин, шашлык, красное вино. Река, дорогущий катер, капитан, Димка. Закат... Катер обратно шёл медленно-медленно. Капитал, как на картине, курил трубку, Димка - сигару. Впервые в жизни в этот вечер попробовал сигару и я. Мы пили коньяк. Ну, вот и всё. Сейчас нужно будет возвращаться домой, а утром на джоггинге в парке мило болтать о кино и книгах, а затем встречаться в спортзале, а потом Димка улетит в Грецию к своей семье.

Катер подошёл к причалу, мы пришвартовались - это было дальнее место, откуда никто не мешал любоваться водой и гаснущим солнцем. Капитан попрощался со мной и с Димкой, они ещё поболтали о курсах и о получении капитанской лицензии.

- Можно задать тебе один только вопрос? - спросил я. - Ты очень любишь свою жену?

- Это лучшая женщина изо всех, что у меня были или могли быть.

- У тебя были или могли быть только женщины или мужчины тоже? - спросил я тихо-тихо.

- Ты обещал задать только один вопрос, - ответил Димка, и это был первый раз, когда он уклонился от ответа. - Я же не спрашиваю тебя про твою личную жизнь.

- Она была вчера и была хреновой, - сказал я. - И ты, как самый умный мужчина на свете, можешь догадаться, почему!

- Не истерикуй, - сказал Дима. - Хочешь ещё коньяку?

Мы пили коньяк, оттягивая момент, когда нужно будет расставаться, и тут до меня дошло:

- Димка, а как же ты сядешь за руль пьяный?!

- Я не поеду. Я остаюсь ночевать на катере. Просто на палубе было так хорошо, что я забыл тебе показать лодку; тут пара кают, камбуз, душ и гальюн. Если тебе нужно домой, я вызову такси, но если родители не будут волноваться, ты можешь остаться.

Моё сердце колотилось бешено.

- Я боюсь ночевать один в незнакомой каюте.

- Хорошо, в мастер-каюте можно включить ночник.

Часть 3 (последняя)

Я прихватил с собой недопитую бутылку коньяка и спустился вниз. Роскошь яхты меня потрясла - ну, не золотом, которого там не было, а удобствами и дизайном. Я нашёл душ и включил воду. Димка явно хотел остаться наверху. Я заплакал. Близок локоть, а не укусишь... Вот он, кого я люблю, и мы вдвоём на яхте, и он сделал все эти подарки ради меня, но он женат...

Я подумал, что нужно напиться, и сделал глоток прямо из горла. Отличный коньяк, нужно спросить Димку, как правильно произносить название... Ааа, хрен с ним. Буду спать голым рядом с ним поверх одеяла. Путь видит меня во всей красе.

Я вернулся в каюту из душа голый, волоча за собой полотенце и держа бутылку в руке.

- Напиться - не лучшая идея, - вдруг услышал я над ухом.

Димка стоял рядом, в одних своих шикарных белых длинных бермудах, босиком, без рубашки. Он подошёл, вынул бутылку из моей руки, поставил её на пол.

- Пить такой коньяк из горла - терять половину вкуса.

- Ты бесчувственное, ты тупое поганое животное, понял, ты?! Мне не нужны твои яхты, твои подарки, ты понял?!

- Я давно всё понял. Просто ты не понял, что я тоже люблю тебя. Если это для тебя и правда сюрприз.

Я вдруг понял то, что он произнёс. Или снова нет, игра слов?!

Я подошёл и провёл рукой по его груди. Он не убрал руку. Тогда я нащупал шнурки, удерживающие бермуды на бёдрах, и развязал, потянув их вниз. Шорты соскользнули, и мне в руки выскочил набухший димкин хуй. Трусов на Димке не было.

- Димка, любимый! Я хочу знать, какой ты весь! Как ноги твои пахнут поутру, как ты кричишь, когда кончаешь, какие твои яйца на вкус! Я целовать готов твои грязные носки!

Я не кричал, я шептал это, шаря руками по телу своего истукана и захватывая ртом его хуй (мой был уже под потолком). И тут истукан мягко перешагнул через валявшиеся шорты, поднял меня на руки и пронёс два шага к кровати - и, бросив на неё, распластал, прижал руками руки и ногами ноги, целуя, теребя соски, грудь, ключицы, спускаясь ниже, ниже, ниже... раскрывая меня, как бабочку в коллекции, раздвигая ногами мои ноги, а затем пробегая пальцами, губами по яичкам, по члену, по выбритому лобку...

И тут его губы захватывают мои, захватывают язык, играют с ним, с каждой губой по отдельности, а палец его в это время ищет вход в меня, не находит, влезает в мой рот, я его обцеловываю, и тут, смазанный моей слюной, он снова спускается вниз и сразу находит дырочку, и я насаживаюсь на него, а мы бешено целуемся... Я правда чувствую себя под димкиными руками, ногами, языком, пальцем, под его уткнувшимся мне в живот хуем бабочкой, насаженной на булавку... Ну да, засунь и второй палец, я его тоже оближу перед этим!.. И мне хочется насесть на булавку, булаву, и не слезать уже никогда с неё.

Он не даёт мне гладить, изучать своё тело, Димка сейчас - весь приказ, воля, мужчина, овладевающий юношей, но, улучив момент, я свободной рукой хватаю его хуй, хуище, здоровый, не гигант, но больше моего и толще... и его большие яйца... и сосу, а он начинает ебать меня в рот, лапать, мять, пробивать вход в меня, снова мять и лапать. Вот как безжалостно он ощупывает мои ляжки, мои яйца, мой хуй, как сдвигает шкурку с него, - только не кончить! - и, выпустив его хуй изо рта, я говорю:

- У меня там никого ещё не было. У меня с тобой туда будет первый раз.

И уже хриплю, понимая, что кончу сейчас от одного кайфа чувствовать рядом с собой Димку, которого не знает таким никто, только я и его жена. И я цежу ему в ухо:

- Возьми меня! Выеби! Разъеби всего! Войди!

И Димка, как будто этого только и ждал, вдруг звереет. Он становится диким, не прекращая быть нежным, он меня раскладывает так, чтобы я был совершенно бесстыден. Вот над моим лицом его хуй, яйца, задница, входом в которую он окормляет меня, потому что юноша должен знать вкус, фактуру, запах всех потаённых складок своего мужчины, и мужчина владеет всем своим юношей, и каждая часть мужского тела может юношу иметь. И когда на моём теле не осталось ни одной не облапанной, не обесстыженной, непознанной частички - о, как он проводит своими пальцами между моих пальчиков ног, а потом эти пальчики ищут кружочек моего входа! - вот этот момент, когда моё тело познано его телом, как пьяные похотливые захватчики хватают и ощупывают хорошенького раба, который весь в их власти, он начинает в меня входить.

Он переворачивает меня и ставит на четвереньки, а затем сильно и нежно прогибает мою спину. Я не знаю, когда он берёт смазку, но он смазывает меня обильно. Я слышу звук надеваемого презерватива. И вот он то поигрывая пальчиками, то приставляя хуй к дырке, начинает это забаву с моим колечком, и я молю:

- Вставь, иначе я кончу прямо так!

И он как-то ловко вставляет так, что я почти не чувствую боли. Вот ррраз! - и пробило колечко, вошло. Я просто чувствую, что Димка уже во мне. Мы стали одним целым. И это не он начинает меня долбить, это я начинаю насаживаться на него, делая себе побольнее, чтобы сразу не кончить. А потом я начинаю поворачиваться на димкином болте, елде, хуе, и он, улавливая движение, продолжает его, переворачивает меня на спинку, и тут уже впечатывает меня с каждый ударом в кровать, и припечатывает телом, и яйцами стучит по моей жопе, и снова всем телом, и держит в руках мой хуй неподвижно, так что я должен просаживаться под ним, заставляя его дубину гулять в своей заднице и мою палочку в его руках... И дальше я понимаю, что теряю сознание, потому что меня ебёт не Димка - меня ебут портальные краны и заводские трубы, и фабрики, и солдаты, и армии, и самолёты... Они всеебутвсесилымира...

***

- Я орал?

Сознание возвращается рывками.

- Пришлось затыкать рот. Но здесь это нормально. Яхты для этих людей - просто плавающие кровати. А на какой лодке кого ебут - разобрать невозможно.

Димка сидит рядом со мной на кровати и гладит по голове, и целует мне плечи и грудь.

- Ты знал, что я тебя всё время хотел?

- Конечно. Были сомнения, но после белых трусиков и носочков всё стало ясно. Ты соблазнял меня. Я оценил. Было трогательно. А уж когда выбрил лобок...

- Ты знаешь, что я из-за тебя ебал парня, с которым ничего не чувствовал! Почему ты сразу меня не взял?

- Потому что парнишки путают страсть с любовью, это случается. А что спал с другим - наверное, он сильно хотел тебя, раз добился.

- Зачем ты меня столько мучил?!

- Потому что на мне лежит ответственность. И не просто за свою семью, как ты сейчас подумал, но и за тебя. Как теперь нам быть? Как жить? Как не испортить те жизни, за которые мы отвечаем? Я бы хотел, например, чтобы ты попробовал женщину. Потому что жить с мужчиной, даже любимым, таким как я или ты, удаётся редко и скверно, а с женщиной - вполне.

- И как мы теперь будем жить?

- Этой ночью - бессонно. А потом нужно будет придумать квартиру для встреч. Не тащить же тебя к себе через консьержку.

- Мы сможем оставаться вместе до утра?

- Иногда, когда я смогу безопасно придумывать командировки. Скажем, возвращаться вечером, а не утром...

- Я хочу проглотить твою сперму.

- Недурной десерт...

Я обнимаю его и снова отдаюсь ему, заглатывая его хуй, засовывая его себе то за одну, то за другую щеку, играя его яйцами. И Димка не выдерживает, он снова обладает мною, и я снова раскрываюсь под ним, раскидываюсь руками, ногами, крыльями - бери, я весь твой! - и он насаживает меня ртом на себя; и как только мне солёным огнём заливает рот, я начинаю кончать и сам...

Он меня ещё дважды выебет в рот за эту ночь и один раз в попку. ("Димк, а чего говорят, что в попку первый раз дико больно, мне же не было?" - "Дурачок, смазка специальная была, с анестетиком...")

И целых две недели мы будем пробираться с ним в его квартиру через подземный гараж, минуя консьержек; и он будет трахать меня всюду, - но не откроет дверей ни в спальню, ни в комнату дочери, да я и не буду просить.

А потом в доме, где нет никаких консьержек и который находится возле спортзала и парка, но всё же в стороне, у другой ветки метро, он снимет студию (20 метров на всё про всё), которую почти всю будет занимать кровать, и нам этого будет хватать. Мы будем встречаться там раз в неделю, после его курсов итальянского, который я тоже начну учить, раз учит он, - и где-то раз в два месяца оставаться там вдвоём до утра.

Так будет продолжаться долго, ещё целый год, и ещё один год, и я буду бросаться на кровать в белых бегательных трусиках и белых носках, и в 20 лет у меня по-прежнему будут спрашивать в барах паспорт и пускать в музеи по билету для школьника.

Мой мужчина, мой самец, моя умница...

На третьем курсе я пересплю с девочкой с первого курса, которая, смеясь, расскажет мне о том, что спала и с девочками тоже, - и у нас с ней будет, к моему удивлению, весьма недурной секс, абсолютно равноправный и партнёрский, где никто никого не берёт, но оба доставляют друг другу удовольствие.

Я расскажу об этом Димке и покажу ему её фото, и он предложит поужинать втроём, и после ужина Элька шепнёт мне:

- Только не говори, что у тебя с ним ничего не было, - и засмеётся, добавив: - Только не перечасти с ним. Лучше пару раз в месяц. Ну, не чаще раза в неделю...

Элька да Димка - вот все, кого я допускаю к себе, хотя пристают ко мне нередко и девушки, и, особенно, мужики.

Ах да, мой однокурсник после каникул на юге ко мне поостыл, и теперь мы делаем вид, что у нас ничего и не было.

Сколько такая жизнь продлится? Я не знаю.

Димка, в очередной вколачивая меня в матрас, раскладывая меня под собой, как-то прямо во время ебли сказал, что всё, что имеет начало, имеет и окончание, - и, подтверждая эту истину, через секунду мы кончили.

Аренда студии оформлена на меня, а деньги на аренду даёт Димка.

- Ну что, - говорит он, - будем звонить хозяину и продлевать аренду ещё на год? Или, может, мне лучше просто купить её?

страницы [1] [2] [3]