Мишка

Часть 1

Работал я тогда проводником рефрижераторных вагонов, возил скоропорт по всей стране. Вагоны эти по-простому называются секцией, так я их и буду в дальнейшем называть. В секции имеются все условия для проживания - удобная спальня, туалет с душем, большая кухня с холодильником, телевизор, магнитофон - одним словом, довольно комфортно, если только не обращать внимания на постоянный перестук колес, но и к этому привыкаешь быстро. Командировки длились 2 - 2,5 месяца и ездили мы в них, так уж получилось, с одним и тем же парнем.

Его звали Мишка, был он на 4 года старше меня, а мне в ту пору было неполных 21. Если честно, в первую поездку ехать я с ним не хотел - был он парень "сорви - да - выбрось", отъявленный блядун, любитель неразбавленного спирта и анаши. Но так уж получилось, мне предложили сделать с ним пробную поездку, не понравится - найдешь другого напарника.

Против моих ожиданий, все было тихо и мирно, Мишка оказался вполне нормальным парнем, если мы и пили, то вместе, траву он не курил, по бабам на крупных стоянках не бегал. Отношения у нас были ровные, конфликтов не возникало, но и особой дружбы не было. Так прошло 2 месяца нашей командировки, нас сменили, и когда я сдавал документы в депо (а из нас двоих старшим был я), начальник колонны, мужик вечно хмурый и недовольный, вдруг неожиданно поднял на меня свои глаза и спросил в упор, с кем я поеду в следующую поездку. Я слегка растерялся, т. к. полагал, что это моя первая и последняя с Мишкой поездка. Но он сам стоял рядом со мной и смотрел на меня чуть насмешливо. И, не долго думая, я брякнул:

- С ним и поеду, - и кивнул головой на Мишку.

- Вот и хорошо. - сказал начальник. - Жду вас обоих через 2 месяца. - и уткнулся в свои бумаги.

Что-то вроде облегчения промелькнуло на Мишкином лице и тут же исчезло. (Как потом, спустя уже 3 года после этого случая, мне сказал Мишка, это был его последний шанс, который ему дал начальник. И если бы я не согласился, его бы перевели в слесари за многочисленные прошлые прегрешения.)

Но как бы то не было, мы договорились с ним встретится в депо через 2 месяца, я дал ему свой телефон для связи, на том и расстались. Я уехал к себе домой - в областной центр (депо у нас находилось в райцентре), а Мишка - к себе в деревню неподалеку.

И вот следующая поездка. Все уже было несколько иначе. Он стал больше пить и после этого показывать мне свой характер. А характер у него был в этом отношении прескверный. Мишка был буйным (кто с этим сталкивался, тот меня поймет - такого человека вытерпеть не просто тяжело, а практически невозможно). Пару раз я его укрощал, пару раз проводил беседы (ха-ха!), прятал все ножи и топоры, а также вилки и отвертки. В принципе, можно было дать телеграмму в депо о его таком поведении и спустя некоторое время мне бы приехал другой напарник, но... Вот теперь, я анализируя свое поведение, понял, с чего же все-таки все началось.

Вот именно с этого все и началось. Я его не просто пожалел (ведь его бы сразу же уволили, вдобавок по 33-ей). Я просто - напросто этого не хотел. Не хотел с ним расставаться. Но тогда я об таких "глубинах" не задумывался и телеграмму давать не стал. Я нашел другой выход. Когда затевалась очередная его пьянка я волок Мишку на соседнюю секцию, где гостям были всегда рады, тем более со своим. Мы там пили, а когда приближалась опасное мгновение, я под благовидным предлогом сруливал к себе на секцию, оставляя Мишку с нашими новыми знакомыми. Утром он приходил, как обычно "ничего не помню" , "а что было-то", "а почему ты ушел", и наконец, "у нас есть чего-нибудь выпить?". Но это уже было не страшно, тем более что запоев за ним не наблюдалось. Ради интереса я шел к соседям, с которыми мы пили и спрашивал у них, мол как там мой-то у вас, ничего? "Нет, все было цивильно. - отвечали они. - Правда он перепил и мы его у себя оставили."

Странно, думал я, а как же его постоянные "концерты", или это только со мной? Но Мишка быстро раскусил этот мой маневр и оставаться на чужой секции больше не желал. Какой бы он не был, он постоянно шел к себе на секцию, а так как бывало, что он был ну совсем никакой, то вести его, а так же раздевать и укладывать приходилось мне. А ведь это меня нисколько не тяготило, даже наоборот, нравилось все больше и бо льше. Иногда я это провоцировал специально, все эти гулянки на чужой секции. Нет, я это все делал не сознательно, Понимание того, что он мне нравится еще не пришло ко мне. Более того, хоть и свою гомосексуальность я в себе ощущал (а спал тогда только с девками), опыта у меня в этом отношении не было никакого, а уж в отношении Мишки вообще никаких мыслей не возникало. Просто, наверное, моя натура вела меня в правильном направлении и я нисколько этому не сопротивлялся, да и не догадывался тоже.

Но в наших с ним отношениях что-то переменилось, причем в лучшую сторону. Мы как-то стали более открытыми, что-ли... Он подолгу мне рассказывал о своей жизни, о планах, даже о своих любовных передрягах. не отставал и я. В итоге наша вторая с ним поездка окончилась тем, что он дал мне свой адрес и сказал, что если я не приеду к нему в гости во время наших отгулов, он сильно обидеться. Не скажу, что я к нему собирался, ведь этот весь разговор произошел по-пьяне, да и не сказать, что мы уж с ним так скорешились за время этой поездки, все-таки у него была своя жизнь, у меня - своя, сильно отличная от его, но все вышло по-другому.

Часть 2

Дома, занимаясь своими делами, я часто возвращался мыслями к нему, вспоминал все наши приключения на секции, скучал. И хоть и ехать к нему я по-прежнему не собирался, эта мысль преследовала меня неотступно. В конце концов я убедил себя, что не приехать к нему в гости будет просто по-свински, ведь человек ждет все-таки, я поехал (на самом деле меня к нему тянуло все это время, но даже сам себе тогда я в этом не признавался). Три часа на электричке - и я у него. Без труда я отыскал Мишкин дом, и вот наша встреча. Что бросилось в глаза сразу - он меня явно не ждал, да и не предполагал что я приеду (все-таки я был прав). Но встретил очень радушно - сразу потащил меня знакомиться со своей родней, потом со всеми друзьями-приятелями. Приятно поразило меня то, что всем он меня представлял как своего лучшего друга. Обильный стол, неизменная в этих местах самогонка, потом предложение:

- Олег, пошли на блядки, я тебя с такими девчонками познакомлю!

- Пошли, - легко согласился я (куда бы я делся).

Деревенский клуб, обязательная дискотека, косяки с травой, которые мы курили вместе (была-не-была, хотя я этим баловался и раньше). Мне не хотелось отставать от него не в чем. Деревенские девки - все как на подбор глупые, намазанные разноцветной гуашью, и с постоянным кульком семечек в руках. Слюнявые поцелуи, опять самогон уже из горла и без закуски, опять поцелуи и периодические отлучки вдвоем с девкой в старую баню. Я в этом всем участвовал тоже, хотя вот этих отлучек счастливо избегал.

Эта галиматья продолжалась почти до 2 ночи, я отрубился и пришел в себя уже в Мишкиной комнате одетым на его постели. Рядом храпел он сам. Мучительно хотелось пить. Я на цыпочках прокрался в кухню и жадно припал к крану. Вернулся, лег, но сон уже не шел. И тут Мишка заворочался, затарахтел во сне, повернулся и грубо так закинул на меня свою руку. Первое побуждение - убрать ее и отодвинутся от него подальше. Но я этого не сделал. Я лежал не шелохнувшись и ждал, что будет дальше. Лежал, ждал и думал, черт возь ми, а ведь он мне нравится, нравится не просто так, это не простая симпатия, нравится он мне по-настоящему. Пришел к этой мысли и испугался. Что делать? Ведь это первый раз со мной. Сказать ему об этом - нет, я еще не совсем конченый идиот. Перебороть в себе это? - стоит попробовать (мои представления о "голубой" любви были тогда сильно размытыми, можно сказать, я вообще не знал, что такая любовь может существовать, а уж тем более со мной). Придя к этой мысли, я убрал его руку и отвернувшись, через некоторое время заснул. Утром, похмелившись, как ни в чем не бывало, Мишка предложил пойти к "одной знакомой девчонке, которая делает всё и всем и в любое время".

- Хватит, Мишка, - сказал я ему, - Пора мне домой.

Он искренне удивился, но упрашивать не стал, проводил на электричку и мы с ним расстались до следующей поездки.

Помня свой зарок, перебороть в себе свои чувства, дома я старался не думать о Мишке вовсе. Это мне удавалось с переменным успехом. И вот - очередная командировка. Мишка еще издали увидав меня, заулыбался, а подойдя ближе бросился меня обнимать.

- Олег, как я долго тебя не видел, как я соскучился по нашей секции, как хочется в поездку!

Обнимая его в ответ, а также ходя вместе и оформляя все документы в поездку, я пришел к мысли, что все мои домашние усилия перебороть возникшее к нему чувство не стоят ничего. Он по-прежнему мне нравился, а сейчас почему-то еще больше.

"А, будь что будет, - подумал я тогда, - поездка большая, глядишь, что и изменится." Как я сильно тогда заблуждался... (Если бы я хотел по-настоящему перебороть в себе все это, мне надо было ехать с другим напарником. Вопрос в том, хотел ли я этого. В том-то и дело, что нет.)

Часть 3

И вот мы вдвоем и опять в пути. Как и следовало ожидать мое к Мишке чувство начало прогрессировать со страшной силой. Я пытался себя укоротить, но куда там... Я "втюхался" в него окончательно и бесповоротно. Мне нравилось в нем буквально все - походка, голос, поведение, ну и конечно же внешность. А выглядел он на свои 26 очень даже прилично. Небольшого роста, пропорционально сложенный (он раньше занимался плаванием), светлые короткие волосы, длинный волнистый чуб спереди и все это дополняли пронзительно голубые глаза.

На какие ухищрения я только не шел, чтобы просто любоваться им. Я и топил котел на секции до одуряющей температуры, чтобы можно было ходить раздевшись, в одних плавках. Я и под самыми разными предлогами заглядывал в душ, когда он мылся. В конце концов, я измохнатил нашу мочалку и выбросил ее. Мочалку заменила поролоновая губка - а ей сам себе спину не потрешь. Да и что я только не делал - всего не перечислишь. Конечно, сейчас это вызовет в лучшем случае улыбку, а тогда - я точно сошел с ума. Замечал ли это все Мишка? Думаю, тогда еще нет. Он оставался совершенно таким же - пил, ходил на крупных станциях по бабам (потом с воодушевлением рассказывал мне о своих похождениях), словом, внешне все было как прежде. Так прошла поездка, отгулы, в течении которых я приезжал к нему домой 3 раза, еще одна поездка.

Мое чувство к Мишке не сказать чтобы ширилось и крепло, оно осталось на таком же уровне. Добавилась болезненная ревность, желание быть с ним всюду и всегда. Я изменился внутри. Набрался духу и признался себе - да, я "голубой", мне нравятся мужики (вернее один мужик - на остальных я тогда и внимания не обращал). Девки мне на хер не нужны и нечего пытаться женится, как того хотели мои родители, с ним мне лучше чем с кем бы то не было. Беда в том, что признался я так лишь только сам себе. Сказать об этом Мишке - Боже упаси! Кстати, и зря! Я стал замечать, что его ко мне отношение тоже стало меняться, особенно это было заметно в поездках. Сейчас я думаю, и не мудрено! Два мужика в замкнутом пространстве живут два месяца - какой-нибудь интерес друг к другу по-любому появится. Разница в том, что у меня это была любовь (как бы я и не любил это слово), а у него - простая половая симпатия. Выражалось это в частых шутках и разговорах на "эту" тему, предложений сделать массаж на ночь и тому подобное. Вы скажете - ну а в чем же дело, ну и "ковал бы железо не отходя от кассы". Не мог. Во всех этих шутках, хлопках и массажах я с удовольствием участвовал, но чтоб дальше - нужен был толчок, без разницы - ему или мне. Но такого все не было.

Меж тем время шло. Мы с Мишкой совершили уже не одну поездку, притерлись друг к другу, стали почти что как родные. В отгулах проводили время вместе, вдвоем ходили с ним на блядки (я искренне радовался, если у него никого "снять" не получалось - ведь тогда мы спали вместе). Вдвоем поступили на заочное в институт, сняли квартиру в городе и жили вместе. Отношения наши были такими же - ни да, ни нет. Я любил его, любил тайно, ревновал к каждому столбу, но стоически молчал, ничем не выдавая своих чувств (какой же я был дурак, Боже, какой дурак!). Он же просто был привязан ко мне не как к другу, а чуточку поболее, в границах допустимого.

И тут мне Мишка нанес два удара, один сильнее другого, сам, конечно того не ведая. Он женился. Не сказать, что это была такая уж неожиданность для меня - я знал, что у него есть какая-то профура в райцентре, где находилось наше депо, он с ней периодически встречался, но чтоб так сразу... Да я и знал ее, и даже почувствовав интуитивно исходящую от нее "опасность" всеми силами старался увести Мишку от нее подальше. Ради этого я, кстати, и заставил его поступить в институт, хотя он брыкался как мог, ради этого я и снял квартиру в городе, под предлогом того, что надо сдавать экзамены и ходить на занятия, словом, я делал все, чтобы только он по-меньше вспоминал о ней и не ездил к ней домой (она жила одна). Мной двигала моя долбанутая ревность и хотя я знал, что все это тщетно, ничего поделать с собой не мог. А Валька, эта стерва, все прекрасно понимала и все видела. И в нашем с ней соревновании "тяни крепче Мишку на себя" победила естественно она (хотя и не приложила для этого ровным счетом никаких усилий). В ее глазах явно читалось: "С кем ты вздумал тягаться, дружок, ведь я же женщина и этим все сказано. Мишка будет мой".

Ох, как я бесился... Но тем не менее на свадьбе, будучи Мишкиным свидетелем, веселился от души. Ведь впереди еще была наша с ним поездка, вдали от дома и от этой профуры.

Но впереди меня ждал еще один удар, крепче первого. После свадьбы я не видел Мишку где-то месяца полтора и собираясь в очередную поездку с ним заранее предвкушал долгожданную встречу. И тут... Мишка ударился в Бога. Говорю так грубо, потому как это была не "наша" вера, а какие-то там евангелисты-адвентисты, словом та зараза, что приползла к нам из-за бугра. Перемены были просто разительные. Мишка перестал курить, совсем бросил пить, прекратил матерится и на мое искреннее приветствие, переплетенное, как водится, матерком, сделал мне строгое внушение, чтобы я в его присутствие больше так никогда не делал. Каково?! Это меня сразило наповал и так, слегка пришибленным я и поехал с ним в поездку. Но это было не еще не все. Он категорически мне запретил воровать (обычно, когда грузишься какими-нибудь продуктами в секцию, обязательно что-нибудь умыкнешь себе в холодильник. Этим занимаются и занимались все и Мишка в этом успевал еще хлеще меня. Это и за воровство - то и не считалось никогда). Он отказался есть "ворованные" продукты и все, что из них было приготовлено. Он запретил мне курить в его присутствии и вылил всю водку взятую мной в поездку в унитаз. Он понабрал с собой кучу "христианской" бредятины и множество кассет с такими же песнями. Начал строго соблюдать какие-то одному ему веданые посты и отказался работать в субботу и воскресенье. Больше о наших веселых пирушках с "тематическими" шутками и разговорами не могло быть и речи. Вместо этого он читал свою галиматью, распевал эти умильные песенки и пытался наставить меня на "путь истиной веры".

А я? Я терпел, думал, что все образумится и встанет само собой на круги своя не в нашей с ним поездке, так дома, в отгулах. Но прошла поездка, прошли отгулы, пришла пора снова ехать. Без изменений. Я был в отчаянии. Мне было не за что "зацепится", мой идеал таял на глазах. Мишка был непробиваем. Что бы я не делал, как бы к нему не подкатывался - все как об глухую стену. Даже мои "невинные" за ним подглядывания он присек на корню. Перестал ходить раздетым по секции и стал закрываться в душе, когда мылся (невиданное дело). Я не знал что мне делать. Решил проверить как он ведет себя дома, в отгулах, вдруг он только со мной так на секции, а дома все по-другому. Приехал к ним с Валькой в гости, осмотрелся. Мрак! Еще хуже, чем на секции. Он и ее обратил в свою веру и вот они вдвоем начали "обхаживать" меня. Бежать, бежать отсюда.

Мои друзья-приятели по работе искренне недоумевали, как я могу с Мишкой ездить (а он успел со своей "верой" надоесть в депо всем кому можно). Я отшучивался, а сам приходил к мысли, что пора бы нам и расстаться. Он - сам по себе, а я бы нашел другого напарника. Вы спросите, а как же былая любовь? А ведь она начала сходить на нет, ведь всего того что ее подпитывало все это время - симпатии в Мишкиных глазах, этих хитрых полунамеков и шуточек - всего этого уже не было. Одна твердолобая вера. Принять решение расстаться с Мишкой было ой как нелегко. Ведь все-таки вместе уже 4 года. Не мог я так сразу. И я решил съездить с ним в последнюю поездку (дать ему последний шанс, думал про себя). Если останется все без изменений, прямо в поездке ему и сказать о своем решении. Ведь не верил я, душой не верил, что человек может так резко изменится, что у него ничего ко мне не осталось, пусть хоть глубоко-глубоко, но все же... И моя задача была - попробовать последний раз "растормошить" Мишку, вытащить у него "это" наружу. В последний раз...

Часть 4

Да, я был прав, прав, черт побери! Но только не я это сделал, а сам Мишка. Первый, сам! Но по порядку. В эту последнюю поездку Мишка поехал как обычно - с горой своей литературы и кассет и с умильно-благочестивым выражением лица. Все шло по-прежнему. Утренние и вечерние молитвы, строгие посты, "добрые", лучистые глаза, какие бывают у "ихних" проповедников. Изменился только я. Я стал более равнодушным к нему, что ли... Перестал обращать внимание на его поведение, при случае подшучивал над его верой (раньше я себе этого не позволял). Стал с ним ссорится по пустякам. Попытался было начать с ним разговор, в очередной раз, на тему наших с ним отношений. Бесполезняк. Пытался хотя бы вывести его из себя - нажрался аки свинья и закурил в его присутствие. В ответ - взгляд великомученика и не слова против. В конце концов, я плюнул на все и решил сказать ему о своем решении в самом конце поездки. И вот - последний рейс. Мы едем выгружаться на маленькую тихую станцию недалеко от Твери. Выгрузимся - и домой. Была середина мая и в Европе уже вовсю бушевало лето. Секцию нашу ставят в тупичок посреди веселого леска и объясняют, что выгружать нас будут через 2 дня. Делать нам с Мишкой совершенно нечего. Деревня далеко, город - еще дальше. Сидим с ним на секции. Вокруг ни души.

- Олег, чего так сидеть, пошли загорать, - предложил вдруг он.

- Вот это да! - думаю, чегой-то с ним. Но с радостью соглашаюсь, мы идем недалеко от секции и располагаемся на опушке.

Мишка раздевается до плавок (!), ложится на покрывало и читает какую-то художественную (!!) книгу. Я, крайне удивленный, ложусь рядом и от нечего делать закуриваю. Ноль реакции. "Ого, неужели что-то произошло?", - думаю я. Все это очень странно. Так проходит часа три. Солнце печет неимоверно. Периодически ходим на секцию и обливаемся водой. Я пошел побродить в окрестностях и найдя какую-то неглубокую канаву с чистой водой, с удовольствием купаюсь там. Возвращаюсь. Мишка, в своем стремление загореть по-лучше, свои и без того узкие плавочки скатал в совсем узкую полоску. Мне издали показалось, что он вообще голый. Проходит еще часа три. Поднимаемся и идем с ним на секцию.

Как и следовало ожидать, Мишка напрочь сгорел. Мне-то ничего, я и так смуглый от природы, да и загорал меньше, а вот ему досталось. Начинаю готовить ужин. Мишка ходит из угла в угол и натурально стонет. Пробовал он было читать свои молитвы - видимо не помогло, потому как скоро он это бросил и стал стонать пуще прежнего. Сметаны у нас не было. Была большая банка свиного жира, но "ворованного".

- Мишка, давай намажу жиром, - предлагаю я.

- Мажь, - соглашается он.

- А жир-то ворованный, - ехидно добавляю я.

- Плевать, мажь, что уж совсем помирать, - стонет он.

Помазал. О, это уже подзабытое, восхитительное чувство прикосновения к его упругой коже. У меня сразу встает. Прячась от Мишки, продолжаю готовить. Ему чуть полегче, но все равно. Ведь сгорела у него не только спина, но и ноги, задница, и даже шея.

- Мишка, а я в таких случаях всегда пью водку, - продолжаю я.

- Я раньше тоже, - отвечает. Смотрю замолк, ходит, сопит? - Что толку-то, - наконец-то выдает он, - Все равно ее нет.

- Есть, - отвечаю.

- Откуда? - спрашивает, - Ты ж с собой не брал.

- Когда со сменщиками пили, осталось 0,5 чистого, - говорю.

Опять замолк. Ужин готов. Садимся. Он - осторожно, бочком. Я молчу. Он повздыхал, повздыхал (думал, что я предложу) и выдает:

- Олега, а давай треснем по рюмашке, была не была!

Достаю, развожу. Что у меня в душе творилось в тот момент - я и не говорю. Там все ликовало и пело. Забытое ранее чувство к Мишке снова волной захлестнуло меня. Ну а там, где по рюмашке, там и по две. В итоге мы с ним приговорили полпузырька.

- Ну что, Мишка, полегчало?, - спрашиваю у него.

- Вроде да, но еще жжет, - отвечает он.

- Ну так давай я тебе снова намажу, этот-то уже впитался, - предлагаю ему. Он легко соглашается.

- Только пошли в кубрик, ты ляжешь на живот, я тебя всего намажу и лежи так не шевелись, пока не впитается. Спирт возьмем с собой, - предлагаю, а сам думаю, да или нет... Опять согласный. Ложится.

- Снимай трусы, - командую я.

- Зачем?, - взвился было он.

Тоном не терпящим возражений говорю:

- У тебя один хрен вся задница сгорела, снимай, чтоб не запачкать, говорю!

Покорно вздохнув, снимает и ложится. Зачерпываю жир пригоршней и начинаю мазать. Широкая спина с рельефными мышцами, упругие стройные ноги, и попка - небольшая, аккуратная, поросшая маленькими светлыми волосиками. Задерживаюсь на ней дольше всего, уже не растираю жир, а мягко ее массирую. Молчит. Закрыл глаза. Опять спина, ноги, попка (почему же он живот себе не спалил, думаю с сожалением). Наконец отрываюсь от него. У меня вовсю дымится. У него, наверняка, тоже. Но он лежит на животе, а я в одних трусах. Мишка явно всё просек, но виду не подал. Выпили. Потом еще. Он все это время лежал на животе, приподнявшись только на локтях, я - напротив него, скрестив ноги по-турецки. Пошли разговоры про баб, про былые приключения. Инициатором был я, исподволь заводя его.

- Блин, у меня писька стоит, - обращаясь в пустоту сказал Мишка.

- Так это хорошо! - шуткой отвечаю ему.

- Так чего хорошего-то. Вот подрочил бы ты мне ее, тогда было б хорошо, - ворчит он.

Такие разговоры бывали у нас и раньше, до его уверования, и проходили они всегда вот в такой вот шутливой манере. Поэтому я и ответил так, как отвечал всегда раньше:

- Щ-щас! Сам дрочи, чай не маленький! - Сказал и испугался, а вдруг всё, на этом и оборвалась тонкая ниточка, протянутая с таким трудом. "Дурак, кретин, идиот!", - ругал я себя последними словами. И тут:

- Олега, ну подрочи, силов нету самому, спинка болит, - это было произнесено этаким полупросящим, полушутливым тоном.

- Ну ладно, так уж и быть. Но чтоб кончил, иначе будет плохо, - "строго" говорю я, а сам не двигаюсь с места.

Мишка с готовностью переворачивается - и тут во всей красе передо мной предстает его трепещущий инструмент во всеоружии. Мишкин член в возбужденном состоянии я раньше вот так вот просто не видел. Размером он был сантиметров 17, толстенький, прямой, увенчанный большой розовой головкой. Я не спеша подсел к нему на постель и взял его член в руку. Мишка улыбнулся. Я начал тихонько подрачивать его, улыбаясь и готовясь в случае чего все это обратить в шутку. Мишка вначале тоже улыбался, а затем полностью откинулся на подушку и закрыл глаза. Я тоже усилил движения. Мишка начал чуть подмахивать бедрами. Отступать уже было некуда. Я нагнулся и аккуратно взял его в рот. Мишка с готовностью положил свои руки мне на голову и стал тихонько ерошить мне волосы. Я же старался вовсю. Я то водил языком по его головке, то заглатывал его целиком, то игрался с его аккуратными волосатыми яичками. Мишка стонал уже ничего не стесняясь, вовсю помогая мне бедрами. Чувствуя, что конец его близок, Мишка рукой отстил мою голову и мощно так профонтанировал себе на живот. Только после этого открыл глаза и ободряюще мне улыбнулся.

Часть 5

- Ну как? - спросил я.

- Кайф!, - ответил он и пошел мыться в душ. Придя оттуда он удивился:

- А ты-то что еще в трусах? А ну скидывай и ложись по стойке смирно!

Я не преминул это сделать. Мишка меня жадно рассматривал, а потом без всяких предисловий наклонился и взял в рот мой порядком уже перевозбудившийся член. Боже, как он это делал, это был мастер. Он аккуратненько водил язычком по моей головке, то слегка ее касаясь, то быстрой молнией чиркая по ней. Он то засасывал его целиком, то обхватив плотно губами, быстро-быстро двигал головой. Естественно, долго так продолжатся не могло и я кончил через 2 минуты, забрызгав себя и Мишку густым потоком. Смеясь, мы пошли вместе в душ. Я был на седьмом небе от счастья. Вот оно, наконец-то свершилось. Мишка мой! Мой! Мой! Мой!

Это была не ночь, а какая-то фантастика. Что мы только с ним не вытворяли. Кончили оба раза по три. Но вот до анального секса дело не дошло, хотя Мишка и предлагал, но я отказался (зря, конечно, но что сейчас об этом говорить). Утром, уставшие, мы заснули друг у друга в объятьях. Первый раз так Мишка спал, положив голову мне на грудь, обняв и тихонько посапывая. "Что будет утром?", - со страхом думал я, засыпая.

Утром мы оба сделали вид, что будто ничего не произошло. Настроение было приподнятое. Мишка шутил и смеялся, начисто забыв о своей твердокаменной вере. Как будто снова вернулись те времена, когда мы только начинали ездить вдвоем. Оба похмелились, оба закурили. Я смотрел на него влюбленными глазами, он тепло улыбался в ответ. В хлопотах пролетел день. Мы готовились к выгрузке, наводили шмон и марафет. Периодически устраивали маленькие перекуры с неизменной рюмашкой. Надо ли говорить, что к вечеру мы были уже никакие. Мишка уснул за столом. Я его бережно поднял на руки и понес в постель. И тут он неожиданно обхватил меня за шею и крепко припал к моим губам. От неожиданности я его выронил и мы смеясь и хохоча покатились по полу.

- Ах ты шельмец! - говорил я ему.

- Специально притворился спящим!

Мишка хохотал и лез целоваться. Ночь прошла так же богато, как и предыдущая. Периодически засыпали, просыпались и начиналось все по-новой.

Утром нас начали выгружать, продолжалось это еще полночи. Мы с Мишкой сменяли друг друга (при выгрузке кто-то один из нас должен обязательно присутствовать). Было нам обоим не до наших игр. На следующий день мы проснулись в Москве. Мишка сразу же побежал звонить домой - его Валька должна была скоро родить. Я внутренне сжался, так как чувствовал, что нашей с ним "любви" скоро придет конец. Так оно и вышло. Вернулся он чернее тучи. На мои расспросы ничего не ответил, а молча прошел в кубрик и плотно закрыл за собой дверь, попросив оттуда его не тревожить. Так он обычно молился, я это знал. Вышел он через 40 минут с заплаканными глазами, но просветлевшим лицом. И рассказал мне о том, что "им с Валей Бог послал тяжелое испытание - у Валентины был выкидыш. Это все кара небесная ему и его жене за прошлые прегрешения, и то, как он сможет это преодолеть зачтется ему свыше, а преодолевать это надо постоянными молитвами, смирением и. т. д. и. т. п." Все вернулось на круги своя. Мишка снова стал прежним фанатиком с "лучистыми" глазами.

Из Москвы мы прямиком поехали домой, в депо, на смену. Мишка замкнулся в себе пуще прежнего и ни на что не реагировал. Напрасно я всеми силами старался растормошить его и в конечном счете "раскрутить" его по-новой - бесполезно. Я был предупредительным, послушным, исполнял его малейшую прихоть - он, казалось, этого не замечал. А уж о том, что бы возобновить наши с ним отношения - об этом и речи быть не могло. Но я понимал, что рано или поздно спросить у него об этом в открытую придется, и лучше рано, чем поздно. Но разговор этот я начать не решался, все откладывал на потом.

И вот наша последняя с Мишкой ночь на секции. Завтра мы уже будем дома. Последний мой шанс. Спать мы легли рано. Понятное дело, я не спал. Мишка, я это видел, тоже. Долго собирался духом. Как начать, что сказать? Вздохнул и - как в омут головой - брякнул совсем не то, что хотел:

- Мишка, не спишь?

-Нет.

-Миш, иди ко мне.

Молчание минуты две.

-Олег, ты это еще хочешь?

-Да.

-А ведь это грех. Я в этом участвовал и Бог меня за это наказал.

- Миша, но ведь тебе это нравилось, ты сам этого хотел, да и я тоже. Зачем нам себя сдерживать?

- Это было искушение.

- Но ведь приятное искушение. Неужели ты этого больше не хочешь? Я только об этом и думал после того. Миш, понимаешь, это произошло так неожиданно и было так приятно для меня, как никогда с женщиной. Ты мне открыл такое, что у меня аж дух захватывает, когда я представляю тебя и меня. Мишка, давай будем возвращаться к этому, хотя бы изредка, хотя бы ненадолго. Мне это будет достаточно. Достаточно просто знать, что рядом со мной есть человек, который мне дорог. Дорог по-настоящему. Человек, который меня понимает и которого я могу пусть изредка, но прижать к себе, приласкать и крепко-крепко обнять!

На этот раз молчание было более продолжительным.

- Олег, скажи честно - тебе нравятся мужики?

- Нет, Миш, только ты.

- А ты не боишься ко мне привыкнуть? Да так, что потом и не отвыкнешь?

- Нет, не боюсь. Сейчас я об этом не думаю.

- А я вот об этом только что и подумал. Я боюсь к тебе привыкнуть. Боюсь изменится не в лучшую сторону. Тем более, что об этом в Библии прямо написано - это грех. Поэтому я решил, что было - то было, но больше этого быть не должно, Олег. И давай больше не будем об этом.

Я решил пустить в ход последнее средство.

- Мишка, неужели я тебе не нравлюсь? Ведь я по твоим глазам видел, что да! Что тебе это нравится! И ты в дальнейшем будешь это в себе давить и прятать? А, Миш?

- Бог мне поможет. Давай лучше спать.

Часть 6

Я вцепился зубами в подушку от обиды, от злой обиды, от понимания того, что - все! Все меж нами кончилось, еще и не успев начаться. Я плакал, я тихо плакал, отвернувшись к стенке. Я люблю его, люблю так, как еще никого никогда не любил. Но любил только я, увы, только я, но не меня... Он уже давно спал. Я встал, прошел на кухню, закрыл за собой дверь и дал волю эмоциям, переполнявшим меня через край. Проплакавшись, я налил стакан водки, выпил его, закурил, тут же выпил второй и сел писать Мишке письмо. Не скрою, мысли об уходе из жизни меня в тот момент посещали, но не становились навязчивыми. В письме я все так и написал, как думал. О нем, о себе, о наших отношениях. Помню, в конце написал:

"Миша, если все-таки ты решишь, что в этом ничего страшного нет и поймешь, наконец, что я тебя люблю, я думаю, утром я увижу в твоем лице совсем другого человека. Ну а если нет, то не взыщи и не суди строго..."

Закончив писать, я положил письмо на видное место на столе и пошел спать.

Утром мы были уже дома. Я проснулся очень поздно. Мишкина кровать была пуста. Я вспомнил про письмо и меня охватило чувство горького стыда. Зачем, зачем я это сделал! Прислушался. Мишки на секции не было. Пулей вылетел я на кухню. Может, он его не заметил. Письма не было. Мишки тоже. Сев, поразмыслив, я подумал, что все не так уж и страшно, но с Мишкой встречаться было боязно. Он по-видимому убежал домой, к Вальке. Мне же надо было идти в депо - сдавать документы. Собравшись, я вышел из секции и тут нос к носу столкнулся с Мишкой. Оба растерялись. Он первый пришел в себя.

- Ты куда? - спросил он равнодушно и глядя куда-то мимо меня.

- Документы сдавать.

- А-а-а, - протянул он таким же бесцветным голосом. - Моего присутствия там не требуется?

- Да вроде нет, сам управлюсь.

- Значит, я могу быть свободен?

- Можешь.

- Ну тогда счастливо отгулять отгулы, - впервые улыбнулся он, - Я пошел соберу вещи, ну и: пока, что ли?

- Счастливо и тебе.

Так мы и распрощались, впервые не пожав друг другу руки.

Надо ли говорить, что сдав документы, я тут же написал заявление по собственному и умотал к себе домой. Жалел только об одном - о написанном мной письме. А любовь к Мишке? Она осталась, но сидела где-то в самом темном уголке моей души и не рвалась наружу.

Спустя некоторое время, дома начались звонки. Все недоумевали, что случилось, почему уволился и. т. д. Я объяснял, что нашел новую работу, тем более, что учусь в институте, что ездить по два месяца очень сложно и. т. п. Мишка не позвонил не разу...

***

С тех пор прошло 5 лет. Я давно определился со своим жизненным выбором. Мне нравятся молодые пацаны, особенно солдатики, я периодически с ними знакомлюсь (хоть это очень и тяжело для меня, чисто в психологическом плане). Давно уже разуверился в "большой и чистой голубой любви". Это не для меня. Хватило одной, зато какой! Единственное, что от этого осталось - так это мой вкус. Нравятся мне все небольшого роста, белобрысые, коротко стриженные и голубоглазые (это от него). Ну а жить единственным днем - так это же проще, не так ли?

Вы спросите, а как же Мишка? Да, я периодически приезжаю в тот самый райцентр. Приезжаю к своей бывшей гражданской жене и к маленькому сынишке. Приезжаю к своим оставшимся с тех времен приятелям - попить пивка и весело провести время. Мишку я там не разу не встречал, да и встречи с ним специально не искал. Так, расспрашивал своих друзей о нем. Узнал, что он через 2 года после меня тоже уволился (жена запилила), переехал в какую-то глухую деревеньку, куда автобусы-то ходят только по праздникам, работает там кем-то. Уже двоих сыновей заимел. Год назад он мне позвонил домой - был по делам в городе. Мы непринужденно поболтали, о том, о сем. Просто, как со старым приятелем. Вот и все. Он предложил встретится (мол, сколько уже не виделись). Я отказался, сославшись на работу. По отзывам, в Бога он все так же верует, хотя и не так рьяно и бесновато, как прежде. Ну а в душе у меня к нему уже давно ничего не осталось. Поросло быльем и трын-травой. И сейчас я уже при воспоминаниях о тех временах лишь просто улыбаюсь. Наивный пацан, что с меня было тогда взять?!

Ха! Но история эта была бы неполной без закономерного продолжения. И оно произошло. Совсем недавно. С месяц назад.

Я опять приехал в райцентр - повидаться с сыном и женой. Но их не оказалось, уехали к родственникам. Все приятели в это время были в поездках (они до сих пор работают на секциях). Делать было нечего, до электрички еще уйма времени. Я сидел в привокзальном кафе и пил теплое пиво. Тут открывается дверь и в кафе вваливается натуральный колхозник - в кирзачах, фуфайке и в грязи, с ременным кнутом в руках. Становится ко мне спиной и покупает пиво. Я на него, естественно, ноль внимания - лучше видали. А он тут поворачивается - батюшки-светы, ведь это же Мишка! Радости нашей не было предела. Если честно, с моей стороны эта радость была слегка натянутой, он же был вполне искренен. Оказалось, он приехал сюда на лошади продать кому-то там кадушку дегтя и сейчас собирается обратно в свою глухомань. Я, со своей стороны, рассказал ему как я здесь очутился и что жду электричку.

- Слушай, Олег, а поехали ко мне в гости. Будет банька, самогонка и все дела, - предложил он.

Ох, хотел я спросить, что он подразумевает под "всеми делами", но сдержался и вежливо от приглашения отказался. Но он был настойчив, и в конце концов (наверное под действием выпитого пива), я согласился. "А почему бы и нет. - размышлял я, пока мы тряслись в телеге. - Это даже будет интересно. Посмотреть на него, узнать, чем он живет и проверить, что у него осталось с тех самых времен". Интерес был чисто спортивный, никакого влечения у меня к нему и в помине не было. Тем более, что изменился Мишка довольно сильно. Раздался вширь, заматерел, как говорят. От былого вьющегося чуба остались две залысины. Давно не стриженные волосы были в какой-то соломе. Когда-то пронзительные голубые глаза заметно выцвели и стали мутно-голубыми. "Семейная жизнь. - подумал я тогда. - сколько она людей искалечила".

Приехали. Встречать нас вывалило все Мишкино семейство - два пацана-погодка и ужасно растолстевшая Валька. Мишка топит баню, Валька, зарубив курицу готовит стол, я хожу осматриваюсь. Вдруг вижу, Мишка машет мне рукой, иди, мол, сюда, только тихо. Захожу в баню. Смотрю, он достает откуда-то из под половицы бутылку мутного самогона, заткнутую газетой.

Часть 7 (последняя)

- От жены сховал. Она же, стерва, как самогон выгонит, сразу все у матери в соседнем доме прячет. Насилу эту утаил. Будешь?

И тут я не сдержался.

- Мишка, а что твоя вера-то в Бога - уже ага?

Сморщился.

- Да ну ее... Давай не будем об этом. Пей!

Куда деваться. Выпил. Потом еще по глотку. И еще. Валька его все-таки засекла и обозвав пьяной скотиной и дармоедом послала в погреб. Он ей оттуда что-то бурчал, она визгливым голосом ему отвечала. Словом, обычная деревенская ячейка общества, где весь смысл жизни заключается в том, что бы одной - выгнать и спрятать, а другому - найти и выпить. Баня готова. И тут первый сюрприз. Смотрю, Мишка тоже вместе со мной туда намыливается. "Ага. - думаю. - посмотрим, что будет дальше".

Тут вклинилась Валька: "А что ты сына с собой, интересно, не берешь? Кто его-то мыть будет, я что ли?"

- Ну и помоешь, что облезешь, что ли?

- Нет, ну вы посмотрите, всегда брал, а сейчас "сама помоешь". Пацану уже 5 лет, он с мамкой будет ходить.

- Тем более, пусть сам моется.

Диалог этот говорил сам за себя. "Сегодня должен быть цирк. - решил я. - Однако, поучаствуем". В бане Мишка украдкой поглядывал на меня (это я распознавать уже научился) и усиленно хлестал меня веником. После предложил сделать массаж, прямо там же - на полке. "Обломись-ка, дорогой", - подумал, а вслух сказал:

- Нет, Мишка, не надо. Чего-то меня и так мутит от твоего пара, пойду-ка я, пожалуй.

И быстро ополоснувшись, вылетел в предбанник. Смотрю, через минуту - следом он. Спрашиваю:

- А чего мыться-то не стал?

- А, ерунда, мы баню когда надо, тогда и затопим. Успею, помоюсь. Что-то там действительно жарковато.

И вот ужин. Самогон, жареная курица, неспешные разговоры про общих знакомых, про погоду, вообщем, всякая ерунда. Решаюсь спровоцировать ситуацию:

- Миша, Валя, чего-то я устал уже. В сон клонит. Да и наелся до отвала.

Валька пошла стелить постель. Мишка принялся уговаривать посидеть еще, попить, уже вдвоем, т. к. Валька скоро уйдет и все такое. Я стоял на своем и ссылаясь на плохое самочувствие хотел спать. Постелили мне на широком диване. В этой же комнате спали дети. Мишка с Валькой спали за стенкой. "Ну-ну!", - подумал я тогда. Это "ну-ну" вскоре и вышло. За стенкой началась какая-то возня, видимо супруги отходили ко сну. Потом, минут, наверное 30 тишину ничто не нарушало. Через некоторое время возня опять возобновилась. Валькин голос было слышно хорошо - он у нее визгливый, да и говорить шепотом она не умела. Что ей отвечал Мишка, было не понять, сплошное "бу-бу-бу". Диалог примерно был таким:

- Че ты лезешь, че ты лезешь, нажрался и туда все. Ну-ка спи!

- Бу-бу-бу.

- Да плевала я на это.

- Бу-бу-бу.

- И на тебя, и на твоего Олега тоже.

- Бу-бу-бу.

- Вот притащил его, самогонку с ним жрал, а щас руками машешь.

Вот женская логика! Я преклоняю колени.

- Бу-бу-бу.

- И вообще, че ты сюда залез? Вон иди на свой диван, там твое место.

Это, стало быть, где я сейчас сплю. Интересно! А в ответ:

- Бу-бу-бу, дура, бу-бу-бу.

- Ничего, уместитесь. Миша, я устала. Хочешь выпить - бери, там осталась в холодильнике. Только сюда я тебя больше не пущу. Вон, иди пей со своим Олегом, там и ночуй. Либо лежи смирно и не шевелись.

Ну и кто бы сомневался, что через пару минут Мишка был в моей комнате, в темноте чем-то позвякивая. Тихо шепчет:

- Олег.

Молчу, якобы сплю. Теребит за плечо. "Испугано" открываю глаза и нарочито громко:

- Мишка, ты , что ли?

- Тс-с-с, дети спят. Меня Валька выгнала. Сказала, иди на диван. А я, вот, самогоночки принес. Будешь? Тут и закуска есть.

Получай-ка, дружок:

- Миша, выгнала, ложись рядом. А что одеяло-то себе не принес? А пить я больше не буду, я тебе уже говорил. И вообще, давай спать.

Поворачиваюсь спиной к нему и начинаю демонстративно сопеть. Мишка лег рядом, укрылся кончиком моего одеяла и тоже повернулся ко мне спиной. Лежим. Я спать даже и не думал. Он, кажется, тоже. Ага, точно не спит. Подвигается ближе ко мне и поворачивается сначала на спину, потом на другой бок. В результате этого маневра он оказывается точнехонько за моей спиной и дышит мне в шею. "Ну, - думаю. - а дальше-то что-нибудь будет?"

"Дальше" не заставило себя ждать. Он аккуратно кладет свою руку на меня. Лежу не шелохнувшись. Через несколько минут спускает ее ниже - до бедра. И вот его рука покоится у меня на трусах, в опасной близости от писюна, который уже начал подниматься. Это в мои планы никак не входило и я притворно закряхтев "во сне" поворачиваюсь на живот. Рука его мгновенно убирается. Минут через 5 она уже на спине, потом на пояснице, и, наконец, на заднице. Легонько массируя мои ягодицы, он ощупывает их со всех сторон. "Да, Мишка, - думаю я. - либо ты крепко "оголодал" по теплу и ласке, либо все это время ты об этом думал и этого хотел." Но как бы там не было, пора было "наносить" решающий удар. Мишка продолжал меня ощупывать и лазил уже под трусами. Не меняя позы я тихо и внятно спросил:

- И не надоела тебе еще эта гимнастика?

Мишка змеей отдернул руку. Молчит. Я приподнялся на диване, сел и говорю ему:

- Миша, если ты думаешь, что мне это надо, то глубоко заблуждаешься. Ты меня уже давно в сексуальном плане не интересуешь. Да и у меня другие интересы. Мне нравятся молодые девчонки (вру, конечно) и поскольку деньги у меня есть, то отбоя от них не наблюдается. Ежели тебя интересуют мужики, так это лечится, Миша, поверь мне. Но только не таким вот способом лечится. А если ты лечится не хочешь, то это сугубо твои проблемы. И я тут не причем. Так что либо ты умотаешь отсюда, либо я лягу на пол - выбирай.

По словам было сказано это жестче - специально и намеренно - а смысл тот же. Выдал я эту тираду и пожалел. На Мишку было жалко смотреть. Он как-то съежился весь и шмыгнув носом сказал:

- Олег, извини конечно. Я думал, ты... Что ты...

- Что я голубой, - закончил я за него

- Так вот, Миша, это не так. То, что было когда-то у меня к тебе - то уже давно забыто. Мной, во всяком случае. А если ты этого забыть не можешь, то тебе действительно надо лечится. И давай завязывать этот базар. Мне оставаться здесь или на пол идти?

- Оставайся, конечно. Я в баню спать пойду, - выдавил он из себя.

- Спокойной ночи.

- Спокойной.

Я еще долго не мог уснуть. На душе было как-то мерзостно и гадко. И вроде правильно я сделал, а все равно что-то не так. Я пошарил рукой на полу в поисках оставленной Мишкой бутылки. Наткнулся на нее чуть не опрокинув. Налил себе пол-стакана, выпил и только после этого уснул.

Утром Валька смотрела на меня насмешливо, Мишка прятал глаза. "Автобусы-то у вас ходят, Миш?", - спрашиваю. Оживает.

- Ходят-ходят. А если и не пойдет, то сосед, вон, на станцию сегодня поедет. Тебя и заберет.

- Ну тогда давайте прощаться. Погостил, пора и честь знать.

Мишка пошел меня провожать. Автобус ходил. Тяну ему руку.

- Ну что. Покедова, что ли?!

- До свидания, Олег. Приезжай как-нибудь в гости. Дорогу знаешь.

Надо бы промолчать, но будто бес какой меня тянет за язык:

- Вот это вряд ли. И ты сам знаешь, почему.

Опустил голову.

- Ладно, Миш, давай. Не жди меня тут. Все будет хорошо. Удачи тебе.

С этими словами я залез в побитый автобус, а Мишка пошел домой, слегка ссутулившись и не оглядываясь.

Двери закрылись, мы поехали. А на душе все равно было муторно и тоскливо. То ли от выпитой самогонки, то ли...

страницы [1] . . . [5] [6] [7]