Разговоры. Пример разговора секс по телефону Часть 8

Мне говорили, что у меня скверный язык, когда я расстроен. Не верьте этому! Я плюшевый мишка.

Я нетерпеливо ждал, пока она примет душ.

Когда я вошел в наш дом, я застал ее лежащей на диване рядом с Задницей, голой и покрытой потом и другими телесными жидкостями, и выражение ее лица слишком ясно говорило: "Я только что испытала оргазм!"

Я не людоед и не мускулистый идиот, но когда я накинул ему на голову его футболку и скрутил ее у горла, затягивая так, что он едва мог дышать, я думаю, что он мог бы не согласиться с моим описанием. Он, безусловно, согласился, что покинуть мою квартиру в одной футболке, которая была намотана на его шею, было хорошей идеей.

Когда через пять минут он постучал и попросил свою одежду, телефон и ключи от машины, выражение моего лица заставило его снова согласиться уйти. Всхлипывая, он спросил, можно ли вызвать такси. Я дал ему его телефон и позволил ему позвонить, а затем забрал его обратно. На мгновение мне показалось, что он собирается возразить, и я снова скрутил футболку, так как этот идиот даже не снял ее с шеи, что, по сути, означало, что он стоял в коридоре голый.

Именно тогда он решил, что в конце концов побег, возможно, будет отличной идеей. Он учился. Может быть, я больше походил на людоеда, чем помнил по утреннему бритью, когда последний раз смотрелся в зеркало. В любом случае, будет забавно представить, как он пытается сесть в такси, одетый только в футболку, которая даже не прикрывает "фамильные драгоценности", а затем объяснить, как он "забыл" свой бумажник. Это не моя проблема. Он, вероятно, вернется на следующий день, чтобы забрать их. Мне было все равно. У меня была его информация.

На обеденном столе виднелись остатки еды и бокалы с вином, в которых плескались остатки. Было очевидно, с чего началась прелюдия. Еще более загадочной была коробка с пиццей. Я проверил ее и обнаружил в нем "Мясную начинку". Мою любимую. Так что Задница выпил и поужинал, а я получил разогретую пиццу. Классный штрих, Сьюзен! У меня второе место даже в еде!

Я бродил по гостиной и кухне, удивляясь, как, черт возьми, она думала, что я не замечу остатки их пиршества.

Я актер, и тем летом у меня был контракт на роль Яго в "Отелло" на три недели. Это была местная постановка, и мне очень нравилось разыгрывать злодейского, лживого интригана и заговорщика семь вечеров в неделю и субботний утренник. В пьесе Яго продвигается по службе его капитаном Отелло и строит планы со своим более успешным соперником Кассио, который, в свою очередь, хочет жену Отелло, Дездемону. Яго инсценирует убийство Кассио, убедительно шепча своему боссу, что Кассио наставляет ему рога с Дездемоной, что затем приводит к дальнейшей ревности и убийству безупречной жены Отелло.

Одна из самых известных вещей у Шекспира, это было поставлено на сцене уже 

миллион раз, но мне нравилось играть злодея, а не Отелло, который считал, что его жена предала и наставила ему рога до такой степени, что он убил ее — в основном для того, чтобы мне не пришлось тратить час после финального занавеса, пытаясь стереть с лица то, что выглядело как черный лак для ботинок. Я бы оставил это на усмотрение режиссера.

Теперь я мог бы сыграть роль Отелло без всякой необходимости в актерской игре. Мне тоже хотелось убить свою жену. Она слишком хорошо знала, как я отношусь к верности, после того, как она держала меня за руку после того, как моя давняя подруга Эйлин предала меня в наш последний год учебы в колледже. Сьюзен была моим плечом, на которое я мог опереться, пока я мучился и стонал о женщинах вообще и об Эйлин в частности. Это постепенно превратило ее в мою постоянную спутницу, подругу и, наконец, жену, когда мы оба получили свои первые чеки на зарплату.

Я начинал не как актер — на самом деле я получил работу банковского клерка с мечтой стать финансистом и на самом деле я никогда даже не думал об этом, пока мой друг не убедил меня попробовать любительскую драматургию. Я сразу же влюбился в нее. Это привело к небольшой роли в телесериале, которая привела к дальнейшим небольшим ролям и мягкому прощанию с банковским делом. Теперь я вернулся на сцену на три недели, прежде чем взять на себя небольшую роль недавно прибывшего детектива в затянувшейся полицейской драме.

Я знал всё "Отелло" задом наперед, поэтому в дневное время я пытался вместо этого влезть в роль детектива для полицейского сериала. Поэтому, пока Сьюзен принимала душ, я исследовал место преступления.

Ужин, очевидно, приготовленный и поданный моей женой для ее любовника, не мог закончиться так давно — в этом можно было убедиться, окунув мизинец в соусник и почувствовав тепло. Пицца была еще слегка теплой, так что, вероятно, ее принесли примерно в одно и то же время. Я не беспокоился о самой пицце, я питался ею во время учебы в колледже и все еще наслаждался ею время от времени в театре, по телевизору или дома.

Так почему же моя жена, на которой я женился всего восемнадцать месяцев назад, оставила на столе остатки их трапезы и лежала голая со своим любовником, когда знала, что я буду дома в обычное время? По общему признанию, я иногда задерживался на десять минут, чтобы насладиться аплодисментами с другими актерами, но я всегда был дома к десяти часам. И даже если бы я задержался в театре попозже, этих десяти минут на самом деле было недостаточно, чтобы вытащить Придурка из квартиры и привести квартиру в порядок так, чтобы я, по крайней мере, ничего не заподозрил.

Неужели она намеренно пытается выставить свою неверность напоказ передо мной? Был ли это роман перед разводом, прежде чем она решила двинуться дальше, пробуя 

кого-то нового, к кому она могла бы переехать? Что еще это может быть? Что, черт возьми, она говорила мне, втирая мне эту дичь?

Внутри я чувствовала себя уничтоженным. Она, как никто другой, знала, как предательство Эйлин полностью разрушило меня, лицо моей первой любви превратилось в маску ужаса, когда она смотрела на меня через плечо Кэссиди на заднем сиденье его машины, его голая задница дергалась вверх и вниз, как на пружинах. Сьюзен так неохотно предупреждала меня об этом предательстве, но она знала, как в конце концов это чуть не заставило меня вообще бросить колледж. И теперь в свою очередь она сделала это со мной? Сука! Злобная, мерзкая, лживая, изменяющая сука!

Мой желудок закипел, и я огляделся в поисках чего-то, на чем можно было бы сосредоточиться, кроме моего ужаса и отчаяния от ее действий. Я увидел, как микроволновая печь щелкнула около меня, и понял, что она щелкнула выключателем на стене. Я отчаянно нуждался в чем-то... в каком то действии... что бы ни пришло мне в голову, я перепрограммировал в ней правильное время. Это не имело никакого значения. Мы никогда не программировали её на запуск в определенное время, но это было что-то, что нужно было сделать.

Как могли две самые важные женщины в моей жизни так предать меня? Это был я? Неужели я настолько ничтожен, что не заслуживаю преданности, верности, ни малейшего уважения ни от одной женщины? Вообще от какой-нибудь женщины? Неужели я был таким неудачником, плохим любовником, плохим кормильцем? Я должен был знать!

Я налил себе немного бренди и заставил себя устроиться в единственном кресле. Она могла бы сесть на диван — грязный беспорядок на нем был ее ответственностью, и ей пришлось бы столкнуться со мной, сидя на нем, или зная, что мы оба знаем, что он был прямо рядом с ней.

Прошло довольно много времени, прежде чем душ наконец отключился, и я потратил это время, пытаясь освоиться с ролью. Я не хотел, чтобы она видела, насколько успешной была ее попытка уничтожить меня.

Она вошла, завернувшись в белый махровый халат, с тюрбаном-полотенцем на голове. Она заколебалась, когда посмотрела на диван, прежде чем сесть, но затем проигнорировала полосы бледной жидкости и села на него сверху. Возможно, она надеялась, что я этого не заметил. Удачи ей в этом!

— Как долго?  — Я выбрал роль утонченного, вежливого сельского джентльмена, противостоящего своей жене после какого-то бала. Удивляясь самому себе, я внутренне хихикнул над уместностью подобного сравнения.

— Дорогой, это было всего один раз, обещаю тебе. Это была просто глупая ошибка, которую я совершила. Я выпила слишком много вина, или, возможно, он что-то подсыпал в него. Я была не в себе...

— Так кем же ты была? Потому что это определенно выглядело так, как будто ты была изменяющей блядью. Это была та роль, которую ты играла?

Она покраснела. Это было некрасиво. От этого ее лицо покрылось пятнами, что 

меня удивило. Я всегда считал, что она всегда хороша собой при любых обстоятельствах. Но ведь я никогда раньше не называл ее изменщицей или блядью.

— Пожалуйста, не называй меня блядью. Я не из таких.

— Возможно, тебе удастся убедить меня.  — Я вспомнил о пицце, и что-то всплыло у меня в голове.  — В конце концов, за последние две недели ты уже в третий раз заказываешь для меня пиццу. И ты всегда подавала ее подогретой. Я это хорошо помню.

— Я... э-э... пицца?  — пробормотала она.

— О, не тормози, дорогая.  — Вежливый джентльмен. Запомни свою роль!  — Да, пицца. Совершенно очевидно, что ты заказываешь пиццу для меня, когда хочешь готовить для своих джентльменов. Не могли бы ты сказать мне, почему их готовят, пока я получаю еду на вынос?

— Не правда!  — запротестовала она.  — Это было только один раз. Только в этот раз.

— И мы вернулись к пицце.

— Нет, это не было...

— Да, так оно и было. Не будь глупой гусыней, моя дорогая.

Будь вежлив, подумал я. Будь вежлив!

— И не думай, что я какой-то идиот. Возможно, до сих пор тебе сходили с рук твои плотские похождения во время нашего брака. Но все улики налицо.

— Дорогой, это была просто ошибка...

— Нет, ты имела в виду "это были просто ошибки". Ты забыл букву "и" на этом слове.

Она драматически вздохнула, и на мгновение я вернулся к своему времени на сцене. Был ли я в одной из тех разыгранных драм любительского театра?

— У него были фотографии. Он собирался показать их тебе, если только я не.....

Она замолчала, когда я рассмеялся. Не думаю, что она этого ожидала.

— Он сделал компрометирующие снимки? Когда?

— В первый раз,  — сказала она и закрыла глаза, плача.

— Он принес камеру, сделал снимки, и ты не беспокоилась, что кто-то может их увидеть?

— Его телефон,  — выдохнула она.  — Он воспользовался телефоном. Я не знала, что он это сделал.

— И сколько раз после этого ты встречалась с ним?  — потребовал я. Вежливость в значительной степени исчезла, когда роль перешла во что-то другое. -Признайся, блядь! На этот раз правду! Я знаю больше, чем ты думаешь. Ты недооценила меня, блядь!

Ладно, это было немного чересчур. Мне нужно было вернуться к актерскому мастерству на телевидении, а не к школьной драме. Если бы я продолжал в том же духе, то скоро закрутил бы несуществующие усы и рассмеялся глубоким, глухим смехом. С этого момента это было бы неизбежным спуском к тому, чтобы связать ее на железнодорожных путях, пока она грабит публику.

— Три, четыре... Нет, пять раз.

Боже мой. Лучше трахнуть его шесть раз, прежде чем я узнаю о случившемся, чем трахнуть его один раз и признаться мне, чтобы мы могли решить это вместе? Ух ты, он, должно быть, хорош, намного лучше меня!

— Нет, милый. Это никогда не было похоже на любовь, которую мы с тобой разделяем. Это был просто секс ради удовольствия. Для меня 

это ничего не значило.

Я восторженно захлопал в ладоши. Каждое слово этого разговора разбивало мне сердце, но я не собирался доставлять ей удовольствие, зная об этом.

— Молодец, ты получаешь четыре балла из пяти за клише, которые блеют изменщики, когда их ловят. Ты, должно быть, изучила руководство по обману для блядей.

— Перестань называть меня блядью!  — крикнула она.

— Ладно, дай мне слово получше, чтобы описать тебя.

Я молча ждал.

— Я твоя жена, а не блядь,  — наконец сказала она.

— Нет, это не правильное название. Жена никогда не трахается с другими мужчинами! Это то, о чем мы договорились перед нашими семьями и друзьями. Ты нарушила это соглашение, так что ты больше не жена. Остается только блядь. Если только он не заплатил тебе, и тогда "шлюха" будет правильным термином.

— Давайте взглянем на его телефон,  — сказала я после того, как молчание затянулось до бессмысленности. Я положил его в карман после того, как выпроводил этого Придурка из квартиры, но с тех забыл о нём. Почему ? Я объяснил себе это тем, что был расстроен и не думал.

Выражение ли ца Сьюзен стало еще более несчастным.

Я открыл его фотоальбом и пролистала его. Задница и его приятели, Задница на работе, Задница с женщиной и тремя сопливыми детьми?

— Он женат?

— Нет,  — сказала она.

— Так кто же это?  — Я показал ей телефон. Она наклонилась вперед и всмотрелась. Задница действительно выглядела очень комфортно с остальными четырьмя на фотографии.

— Может, это его сестра,  — предположила она. Она выглядела немного раздраженной, что было немного приятно.

Я перешел к следующей картинке и хихикнул.

— О боже, ему действительно не следовало так поступать со своей сестрой. Я уверен, что это противозаконно. Его язык должен быть далеко за ее миндалинами.

Я не показал ей фотографию и продолжал листать. На самом деле он не играл в хоккей с миндалинами, он просто держал пиво, делая селфи. Но теперь ей было о чем беспокоиться. Либо он женат, либо, если она действительно думает, что это не так, у нее, по крайней мере, возникнет подозрение, что он ей изменяет. Или он на самом деле трахал свою сестру? Хорошо! Если она собиралась бросить меня, то они могли бы разделить эти подозрения. Если они обманывали меня, почему бы им не сделать это друг с другом? Это создало бы путаницу и неприятные мысли.

Я пролистал все до конца, пока она ковыряла зубами ноготь большого пальца.

— Ничего. Он не такой уж и шантажист.

— Он обещал, что удалит их.

— Когда?

— Что?

— Когда он обещал? Он не мог шантажировать тебя в первый раз, у него не было фотографий — так когда же он пообещал это сделать?

— Думаю, во второй раз,  — задумчиво пробормотала она.

— Так почему же был третий раз?

— Тогда, должно быть, это был четвертый.

— Так почему же был пятый? На каком-то этапе ты должна была убедиться, что он не удалил их, прежде чем позволить шантажировать себя 

дальше. Я имею в виду, конечно же, ты не просто поверила на слово кому-то, кто готов шантажировать и насиловать тебя. Принудительный секс-это изнасилование, независимо от того, какой тип принуждения используется.

Она уставилась на меня огромными глазами.

— Ладно, я тебе верю. Я звоню в полицию, чтобы сообщить об изнасиловании. Они найдут те фото, которые он удалил. Все, что хранится в памяти, всегда можно восстановить, ты это знаешь.

На самом деле я блефовал и понятия не имел, могут они это сделать или нет. Кроме того, я не верил ни единому ее слову. Все это было измученным и чрезмерно использованным клише, жалким оправданием, которое на самом деле было жалкой маленькой ложью. Я просто не понимал, зачем она мне это рассказывает.

Я поднял трубку.

— Как его зовут?

— Я не уверена,  — начала она.

Я приподнял бровь. Она, конечно, не думала, что я поверю в это. Кроме того, мне действительно не нужно было знать. У меня был его бумажник.

Она беспечно продолжила.

— И я действительно не хочу, чтобы полиция вмешивалась. Мне пришлось бы давать показания, и я не думаю, что смогу это принять.

— Ты хочешь, чтобы насильник вышел на улицу и мог изнасиловать другую женщину? Ты такая сильная женщина, пережившая нападение. Я не сомневаюсь, что ты получишь всю необходимую поддержку и, возможно, даже сможешь дать показания на камеру, чтобы тебе не пришлось его больше видеть. Это то, что они делают для детей, которые пострадали от нападений. Ты, конечно, сильнее ребенка.

Это был удар ниже пояса. Я знал, что женщины иногда неохотно дают показания против тех, кто напал на них, и они разделяли все мои симпатии. Но я знал, что моя жена лжет, и если я привлеку полицию, все выйдет из-под ее контроля. Она никогда этого не допустит. Она пыталась контролировать меня, и мои реакции беспокоили ее, чего я и хотел. Я хотел правды и понимания. Мне нужно было знать.

Я поднял трубку стационарного телефона и нажал на кнопки. Ее палец опустился на панель разъединения.

— Зачем ты это сделала?  — спросил я.

— Он не шантажировал меня,  — призналась она.

— Я так и думал. Когда я увидел тебя, лежащую там, покрытую его спермой, ты выглядела слишком довольной собой.

Она снова села и закрыла лицо руками.

— Время истины?  — спросил я. -Или мы еще немного поиграем в игру с ложью. Ложь на самом деле не помогает тебе в этой ситуации. Ты должна это знать.

— Да, у меня был роман на работе. Но я не блядь. Мне было одиноко. Ты уходишь каждый вечер и...

— Ух ты! Обалдеть!  — крикнул я.  — У меня контракт на три недели, что означает, что я каждый вечер выхожу из дома на четыре часа, а это длится всего чуть больше двух недель. Ты хочешь сказать, что тебе стало так одиноко, что всего за две недели тебе пришлось трахаться с кем-то шесть раз? Когда ты могла попросить меня о 

сексе в любое время, кроме этих четырех часов в день? Я уверен, что это почти определение бляди.

— Перестань называть меня блядью!  — закричала она.

— Эй, если кто-то ходит как блядь и ведет себя как блядь...

— Прекрати!  — закричала она.

Я внезапно почувствовал, что у меня нет никакой энергии, как будто кто — то выдернул вилку из розетки.

— Послушай, Сью, зачем ты мне лжешь? Ты все подстроила так, чтобы я тебя поймал. Значит, ты хочешь выйти из этого брака. Почему ?

— О чем ты говоришь? Я не виновата, что ты рано вернулся домой!

Я уставился на нее, а затем посмотрел на часы. Было почти одиннадцать, так что я не пришел домой рано.

— Нет, я пришел в обычное время. Как всегда. А это значит, что ты планировала, чтобы я тебя увидел.

Она покачала головой, взглянув на свое обнаженное запястье. Должно быть, она сняла часы в душе. Затем она посмотрела в сторону. Я проследил за ее взглядом и впервые понял, что наши часы из спальни стоят на буфете. Они показали правильное время, и ее глаза расширились.

Я подошел и нажал кнопку тревоги. Большие, ярко-белые цифры показывали 09:00. Я рассмеялся.

— Ты поставила будильник на девять утра, а не на девять вечера. Ты глупая корова.

Вот почему я их поймал. Она принесла часы из спальни вниз, чтобы дать ей вовремя предупреждение о том, когда я вернусь домой. Затем она неправильно установила диапазон на 24-часовых часах, перепутав "AM" и "PM", думая, что они сработают и дадут ей час, чтобы все убрать. Значит, она не собиралась бросать меня. Теперь все это обрело смысл, по-своему извращенный. Я все больше и больше задавался вопросом, почему она продолжает лгать мне, если хочет развестись. Вместо этого она просто хотела изменить мне, сохраняя при этом наш брак. Отсюда и вся эта ложь.

По какой-то причине это разозлило меня еще больше. Я был там, чтобы поддержать ее, пока она сосала и трахала какой-то странный член, принадлежащий Заднице. Или там были и другие? Был ли там Мудак, Чудак и Говнюк, которые также трахали ее ежедневно за мой счет? Кто знает?

Она знала, но не собиралась мне говорить. В любом случае это не имело значения. Одного из них мне было достаточно.

— Хватит врать. Я устал от всего этого. Я думаю, тебе следует упаковать свои вещи и найти другое место для ночлега.

Ее красивые глаза широко распахнулись.

— Нет, детка. Не говори так. Пожалуйста, не говори так. Я совершила большую ошибку, но мы можем это пережить. Я знаю, что мы сможем. Я знаю, что сейчас ты мне не доверяешь, но я обещаю загладить свою вину...

Сидя в этом кресле, согревая бренди, я отключился, когда она выпалила мне еще более стандартные и изношенные клише. Затем что-то, что она сказала, привлекло мое внимание.

— Что ты только что сказала?

Она выглядела удивленной, но немного довольной, без сомнения, думая, что я начинаю приходить в 

себя от ее мольбы. Или, по крайней мере, слышать ее.

— Я сказала, что люблю тебя и хочу только тебя. Я всегда хотела тебя.

— С каких это пор?  — спросил я.

— С незапамятных времен,  — ответила она.  — С того самого момента, как я впервые увидела тебя в кампусе. Я увидела тебя в столовой и в тот момент поняла, что нам суждено навсегда остаться парой.

Я театрально содрогнулась при этой мысли.

— Но мы не были парой, я был с Эйлин. Ты это знала. Вы были в той же толпе, что и мы. Ты видела нас вместе.

— Ах, но я знала, что она блядь, так что это было ненадолго. И я не имею в виду то же самое, что ты думаешь обо мне, что неправильно.

— Как она могла быть блядью?  — Я был искренне озадачен. Когда бы у Эйлин было время побыть блядью врозь?

— Она трахалась с Кэссиди. Я была с тобой, когда ты ее увидел. И ты это знаешь.

— Кто же еще?

— О, насколько мне известно, возможно, сотня парней. Она всегда изменяла за твоей спиной.

У меня появилось очень плохое предчувствие в животе.

— Так почему же ты не рассказала мне о них, если Кэссиди был... сто первым?

— Детка, я просто не хотела причинять тебе боль. Ты же знаешь, я никогда не хотела причинить тебе боль.

— Значит, сегодня ты проделала дерьмовую работу. Ты вырвала мое гребаное сердце.

— Я все исправлю. Мы будем сильнее, чем когда-либо. Вот увидишь.

— Почему ты не рассказывала мне ни о ком из них, пока Кэссиди не переехал к ней? Назови нескольких из них.

Последовала долгая пауза.

— Я действительно не видела их вблизи, и я никогда не знала их имен.

Мое нутро начало действительно чувствовать себя плохо.

— Ты лжешь.

— Нет, я бы не стала.

— О, заткнись. Ты весь вечер только и делала, что лгала мне. На самом деле в течение последнего... черт, я даже не знаю, как долго, ты лгала и шныряла вокруг, чтобы найти парней, которые трахнули бы тебя. Ты не хочешь меня. Ты просто хочешь где-то остаться, пока не найдешь множество членов, чтобы заставить их войти в тебя.

Она попыталась обнять меня, но я оттолкнул ее.

— Не прикасайся ко мне своим мерзким, отвратительным телом!  — заорал я.  — После того, как кто знает, сколько членов вошло в твою ужасную яму, даже не думай прикасаться ко мне! Кто знает, сколько болезней ты там вынашиваешь, все они просачиваются через твою кожу и готовы заразить любого, кто прикоснется к тебе.

Она отскочила назад, более раненная, чем я видел за всю ночь.

— Я не больна,  — сказала она тихим, обиженным голосом. Я почувствовал ужасный укол удовольствия от ее боли. Этого было недостаточно, чтобы остановить мою словесную атаку.

— Откуда, черт возьми, тебе знать?  — спросиля.  — Когда я увидел вас двоих, в поле зрения не было презерватива, и с таким количеством спермы на тебе не могло быть 

ни одного, если только ты не взяла презерватив и не вылила его содержимое на себя, и я даже не думаю, что ты настолько противна. Так откуда же ты знаешь, что ты свободна от болезней?

— У Сэма нет венерического заболевания,  — сказала она.

— А у остальных?  — выстрелил я в ответ. Я просто пытался причинить ей боль, обвиняя ее в том, что у нее несколько партнеров.

— Никто из них не болен.

Господи, это меня ошеломило. Последняя искра, которую я почувствовал к ней, заскулила и погасла, погасла в метели ее предательства.

— Сьюзен, ты умная женщина с большой ответственностью, которая отлично справляется с работой. Это доказывает, что ты не можешь быть глупой. Так откуда ты знаешь, что они все чистые? Есть ли у них сертификаты?

— Большинство из них показывают их мне. Как ты и сказал, я не дура.

— Да, это так! Большинство из них? Если хотя бы у одного из них есть ЗППП, то у тебя и у всех остальных уже есть какая-нибудь болезнь. Ты не знаешь, с кем еще они трахались, ты не можешь этого знать. И как на самом деле выглядит сертификат? Ты хотя бы видели его раньше? Кто его подписал и когда? Или это было что-то, что они набрали на компьютере и распечатали в подвале своей матери, а затем подписали сами. Ты права, ты не дура. Но ты идиотка.

— Завтра утром я собираюсь проверить себя на все, от хламидиоза до Эболы, и я предлагаю тебе сделать то же самое. Не прикасайся ко мне. Не подходи ко мне ближе, чем на три фута. Некоторые из этих неприятных болезней могут передаваться на большие расстояния.

— У меня нет блох!  — простонала она.

— У тебя могут быть крабы. Я уверен, что эти мерзавцы тоже умеют прыгать. Черт, все это место может быть заражено. У меня есть идея получше — ты можешь остаться здесь. Я собираюсь найти себе хороший мотель, где мне не придется беспокоиться. Ничего не выноси из квартиры. Завтра ты найдешь, где остановиться, или согласишься заплатить за квартиру. В данный момент ты зарабатываешь больше, чем я, так что можешь нести это бремя.

— Пожалуйста, не уходи. Мы должны были быть вместе навсегда.

— Молодец, тебе удалось заставить восемнадцать месяцев казаться вечностью.

Я быстро собрал вещи и направился к двери. Сьюзен безостановочно болтала мне в спину, но, надо отдать ей должное, она держалась по крайней мере в трех футах от меня, продолжая болтать, пока, к счастью, я не закрыл за собой входную дверь и не перекрыл поток словоблудия.

Теперь мой желудок горел.

На следующий день я все-таки навестил доктора. Потом я навестил адвоката. А потом я на месяц поселился в жилом отеле. Старушка, которая управляла им, узнала меня по моему выступлению в "Отелло", попав на утренник для пенсионеров, и была рада, что "знаменитость" остановилась в ее отеле. Другие старушки были так же рады и 

почти не оставляли меня в покое, предлагая печенье и чай всякий раз, когда видели меня.

Возможно, они действительно видели во мне знаменитость и хотели поделиться этим, или, возможно, они просто увидели молодого человека, который совершил слишком много ошибок в своей жизни, и хотели предложить поддержку. В любом случае, они были действительно очень милыми, и это было в некотором смысле утешительно — как будто у меня внезапно появилось тридцать бабушек. Они также дали мне несколько действительно хороших и мудрых советов.

И когда "Отелло" подошел к концу своего сезона, я воспользовался некоторыми из этих советов.

У меня не было номера телефона, но я знал кое-кого, кто мог бы мне его дать, и позвонил моей сестре Пенни. Я рассказал ей о Сьюзен, и она, похоже, отнеслась к этому гораздо веселее, чем я ожидал. Значит, Сьюзен ей тоже не нравилась.

Я записал нужный номер и нажал их в нужном порядке на своем мобильном, хотя мои пальцы дрожали и колебались. Я осторожно сунул листок бумаги в карман.

— Алло?  — Голос был тот же самый.

— Эйлин? Это я. Могу я задать тебе вопрос?

Последовала долгая пауза.

— Наверное.

— Был ли Отелло плохим человеком?

— Что?

— Он был плохим человеком? Он был убийцей, но был ли он плохим человеком?

— Почему ты спрашиваешь об этом? Ты играешь Яго.

— Откуда ты это знаешь?  — удивленно спросил я.

Последовала еще более долгая пауза.

— Мне кажется, кто-то упомянул об этом мимоходом.

Я всегда знал, когда Эйлин лгала. Это чувствовалось в каждом слоге. Значит, она следила за мной. Эта ужасная пустота в моем животе слегка сжалась.

— Ты изучала литературу, и я знаю, что ты писала об Отелло. Ты прочла мне эту пьесу вслух. В этом сезоне мне почти не пришлось пересматривать свои реплики, чтобы выучить их. Итак, каково твое мнение?

— Об Отелло?

— Да.

Она вздохнула. Я вспомнил тот легкий вздох, который она издала как раз перед тем, как сказать что-то, о чем она напряженно думала.

— Я не думаю, что он был хорошим или плохим. Или, возможно, он был и тем и другим. Как бы то ни было, в нем было равное количество плохого и хорошего. Я имею в виду, он был достаточно зол, чтобы убить Дездемону, но его нужно было обмануть и предать, чтобы он стал достаточно злым.

Она сделала паузу, а затем ее голос стал более взволнованным и требовательным.

— Почему ты спрашиваешь об этом? Ты не разговаривал со мной два года, а теперь звонишь с таким странным вопросом.

— Я подумал, что было бы самонадеянно просто позвонить и спросить, как ты,  — сказал я.

Последовала еще одна долгая пауза. Я перестал пытаться понять, хорошо это или плохо. Может быть, как и Отелло, это было и то, и другое.

— Ты идиот, ты знаешь это?

— Да. Я Отелло.

— Понимаю. Итак, Сьюзен — это Дездемона. Ты убил ее?

— Нет. Я хотел, но в конце концов понял, что просто не могу вызвать достаточно 

гнева. Кроме того, она не Дездемона. Могу я задать еще один вопрос?

— Такой же странный?

— Я так не думаю. Эйлин, что случилось с Кэссиди? Я имею в виду, почему?

— После двух лет ты хочешь наконец узнать? Ты не хотел знать, когда я пытался поговорить с тобой. Черт, я так старалась, а ты просто повернулся ко мне спиной.

Я запротестовал, стараясь не скулить.

— Я был совершенно раздавлен после того, как увидел... ну, ты знаешь. Как будто все четыре конечности были оторваны от моего тела. И каждый раз, когда я видел твое лицо, мне казалось, что я потерял еще одну частичку себя. Я не думаю, что там много осталось, когда ты опередила меня и бросила учебу.

— Ты собирался бросить колледж? Мистер Преданный бизнесмен собирался сдаться?

— Да.

— Ух ты. Хорошо... Хорошо. Кэссиди подвез нас с Джен из города на своей машине. Мы знали, что у него немного развязанные руки, поэтому мы с ней играли в камень, ножницы, бумагу. Она проиграла, и ей пришлось сесть рядом с ним. Когда мы вернулись, он первым высадил ее и велел мне оставаться сзади. Я все еще благодарила свою удачу за это, когда он въехал на стоянку...

Последовала еще одна пауза. Я догадался, что она не хотела этого говорить: где она трахалась с Кэссиди.

Она снова вздохнула.

— Он сказал мне подождать и вылез, и следующее, что я помню, он был на заднем сиденье и на мне. Я пытался оттолкнуть его и сказать, чтобы он перестал крутить колеса, когда увидела, что ты смотришь в окно. А рядом с тобой была эта сука, Сьюзен.

— Я знала, как это должно выглядеть, но ничего не произошло,  — закончила она через мгновение.

Настала моя очередь вздохнуть.

— Его штаны были спущены до лодыжек, и он подпрыгивал на тебе, как будто была весна, и он был пасхальным кроликом.

— О Боже, ты шутишь. Нет, мне очень жаль. Ты бы не стал шутить по такому поводу. По крайней мере, я хорошо тебя знаю. Я никогда не знала, что у него голая задница. Он, должно быть, дернул их обратно, когда мне наконец удалось заставить его перестать пытаться меня трахать и слезть с меня. Думаю, все, что я могу сказать, это то, что мои джинсы все еще были на месте. Значит, он не оставил во мне пасхальных яиц.

— Я не видел твоих ног.  — печально сказал я.

— Черт побери!  — вдруг закричала она.  — Ты трус! Ты должен был позволить мне поговорить с тобой! Почему ты просто не поговорил со мной? Ты идиот! Ты гребаный идиот! Я ненавижу тебя!

— Да. Все верно. Пожалуйста, не ненавидь меня.

Последовала еще одна пауза. В этом разговоре, казалось, было больше паузы, чем слов.

— Ты-Дездемона. Сьюзен-это Яго,  — сказал я наконец.

— Что ты имеешь в виду?

— Она сказала, что ты мне изменяешь. А потом она взяла меня и показала.

— Но откуда ей знать, где 

Кэссиди припарковался... Боже мой!

— Да, это была подстава, и в то время я ее не видел,  — печально сказал я.  — Это был Кассио.

— Ну, Кассио не знал, что его используют, и...

— Эйлин,  — перебил я.  — Я это знаю. Сходство не идеальное.

— Значит, мы оба были правы и оба ошибались. Ты подумал... Нет, ты знал, что я тебе изменила. Ты видел это. И я подумала... Ну, конечно, я абсолютно точно знала, что ты просто ревнивый придурок, который не хотел позволить мне все исправить, потому что у тебя была Сьюзен. Так оно и было...

Пауза

— Теперь я понимаю, почему ты не хотел со мной разговаривать,  — тихо сказала она.  — Я думала, это потому... Не берите в голову. Теперь я понимаю. И я на самом деле не ненавижу тебя.

Я печально кивнул, хотя она этого не видела.

— Благодарю тебя. Мне так жаль.

— Мне тоже,  — прошептала она.  — Больше, чем ты можешь себе представить. Мне нужно кое — что рассказать...

— Могу я тебя увидеть?  — перебил я ее, стараясь не слышать, как она говорит что-то плохое. Просто врываясь в нить разговора и надеясь, а не ожидая чего-то положительного. Даже я не мог распознать все эмоции, которые охватили меня в этот момент.

— Я сейчас кое с кем,  — прошептала она.

Мое сердце упало, и яма в животе превратилась в черную дыру. Одно дело — расстаться с кем-то, а потом сожалеть об этом. Совсем другое дело, когда им манипулируют с помощью лжи и предательства, а затем заставляют держаться в стороне из-за обстоятельств.

— Понимаю. Конечно. Я понимаю. Мне жаль. Я... э-э-э..... Я позвоню тебе как-нибудь. Пока,  — я нажал на кнопку отбоя. Мне кажется, мой большой палец почти прошел сквозь экран телефона.

Итак, Сьюзен победила, даже в момент своего поражения. Мы с ней никогда больше не будем вместе, это было точно. Но она также подстроила так, чтобы я никогда не был с Эйлин. Впервые мне пришло в голову, что я был вместе с Эйлин в три раза дольше, чем со Сьюзен. Вот тебе и утверждение этой сучки, что нам суждено быть вместе навсегда.

Мой телефон запищал. Я не узнал номер и ответил после минутной нерешительности.

— Не вешай трубку, когда я пытаюсь что-то объяснить!  — теперь голос Эйлин действительно звучал безумно.  — В данный момент у меня кое-кто есть — клиент. Я занимаюсь уходом за пожилыми людьми на дому. Это то, чему я обучалась, когда бросила колледж. Поэтому я не могу видеть тебя прямо сейчас, как бы мне этого ни хотелось. Но я могу увидеться с тобой сегодня вечером.

— Правда? Могу я пригласить тебя на ужин, или на представление или в кино? Нет, я так и сказал. Кино?

— Как насчет кофе?

— Конечно, это звучит замечательно. Старбакс? Костас?

Она хихикнула, и ей показалось, что мир на мгновение перестал вращаться от этого звука.

— Заткнись на минутку, идиот! Я действительно могу приготовить кофе. Так почему бы тебе не прийти 

ко мне, и мы могли бы выпить у меня кофе и поговорить. Нам нужно поговорить.

— С удовольствием.

Мы еще немного поболтали, но у нее действительно не было свободного времени. Она дала мне свой адрес, который оказался на удивление близко, и я повесил трубку, с большой неохотой с моей стороны.

Я переодевался три раза, все время ругая себя за то, что я девушка, прежде чем, наконец, выбрал единственную пару слаксов и рубашку с длинным рукавом. Я размышлял, что лучше — шоколад в коробке в форме сердца или самый большой букет цветов. В конце концов, по словам моих бабушек в отеле, букет цветов показался правильным решением. Я думаю, что они были так же взволнованы, как и я, после того, как я потратил целый час на то, чтобы вытащить из себя всю эту грязную историю, пока они слушали с широко раскрытыми глазами, шипя на вероломство Сьюзен и с несколькими слезами, когда они поняли глубину предательства и лжи, которые разлучили нас с Эйлин.

Я последовал их совету и появился у двери ее квартиры с потом, стекающим по спине, и небольшим, но элегантным букетом цветов в руке. Я чувствовал себя точно так же, как и восемь лет назад, когда пришел на наше свидание, с прилизанными волосами и небольшим букетиком букетов. Честно говоря, мне было всего шестнадцать, а она жила через три дома, и мы собирались в кино на самое первое настоящее свидание для нас обоих.

Она открыла дверь, и я понял, что сейчас она так же красива, как и всегда.

Я уставился на нее, и она уставилась на меня в ответ.

— Э-э... это для...

Она прервала мой прерывающийся поток бреда, обхватив меня руками и сжав на удивление сильно. Мне нравились ее объятия. Она обняла меня так крепко, как будто хотела, чтобы произошло объединение и мы стали одним человеком. Трудно не любить кого-то, кто заставляет тебя чувствовать себя так, и я никогда по-настоящему не пытался не любить до того ужасного дня. Теперь я и не пытался этого не делать.

Я так же крепко обнял ее в ответ. Затем я услышал слово "Мама" откуда-то из-за ее спины.

Я посмотрела на Эйлин, не зная, что думать об этом голосе.

— Я сказала, что мне нужно тебе кое-что сказать. Ну, я пыталась сказать тебе, что мне нужно кое-что тебе сказать. О, я говорю все это неправильно. Заходи и познакомься с Меган.

Она втянула меня в свою маленькую, аккуратно обставленную квартиру с ее тонкими, но яркими цветами, удобной гостиной, плюшевым ковром с разбросанными по нему пластиковыми игрушками...

Я уставился на них, а затем на Меган.

— Я никогда не отказывалась от тебя до последнего момента,  — сказала Эйлин.  — Когда мы... расстались, я не знала, что беременна. Через шесть месяцев это стало слишком очевидно, а ты все еще не хотел со мной разговаривать. Я не знала, было ли это из-за того дня, или потому, что 

у меня была булочка в духовке.

Я уставился на Меган.

— Она твоя.

Она казалась более нервной, чем я когда-либо видел раньше.

— Мне сделали анализ ДНК. Ты оставил свою расческу у меня в ванной и так и не вернулся за ней. Я использовала волосы для анализа. Я тебе его покажу.

— Нет, все в порядке. Она моя дочь.

— Ты не хочешь его увидеть?

— Нет, ты была счастлива показать его мне, так что мне не нужно его видеть,  — почему-то мой голос звучал намного спокойнее, чем я себя чувствовал.

Вау, у меня есть дочь.

Я присел на корточки и уставился на маленькую девочку с ярко-рыжими волосами и ярко-голубыми глазами, которая выглядела точно так же, как на фотографиях моей сестры, когда ей было столько же лет.

Она уставилась на меня, а затем ткнула меня в щеку большим пальцем. Я решил, что это дружеский жест, и дунул на нее. Она хихикнула и заковыляла к Эйлин.

— У меня есть дочь.

Я обнял Эйлин и крепко поцеловал.

— Это лучший подарок на свете.

Восемь недель спустя мы стояли перед алтарем местной церкви.

Сьюзен ворчала, но в конце концов согласилась, когда я вручил ей копию указа, который я получил от суда. Сначала она потребовала 50 000 фунтов в качестве своей доли моего трастового фонда. Оказывается, она просмотрела мои бумаги незадолго до того, как мы с Эйлин расстались, и увидела, что у меня был трастовый фонд, созданный моей бабушкой перед ее смертью. Траст составлял чуть менее 100 000 фунтов стерлингов, и она подумала, что половина из них очень ей подойдет. Я показал ей документ и указал на ту часть, которую она не читала.

Деньги в фонде делились между мной, моей сестрой, моими родителями, двумя тетями, экономкой, соседкой и двумя кошками, и у всех были равные доли. Я тут же выписал ей чек на 5000 фунтов и предложил его ей, если она не будет защищать развод, и в качестве бонуса я потребую абсолютного решения на основании непримиримых разногласий. Если бы она хотела бороться с разводом, я бы сделал это на основании прелюбодеяния. Когда она заявила, что у меня нет доказательств, я указал, что она действительно была заражена ЗППП, к счастью, после того, как мы с ней перестали заниматься сексом, и общественное здравоохранение потребовало имена ее любовников, которые мне удалось получить.

Таким образом, развод был быстрым, и через шесть недель было принято решение о разводе, дающее нам с Эйлин две недели на подготовку.

— Тебе не нужно нервничать,  — сказал я, приподнимая ее вуаль.

— Ты уже делал это раньше,  — ответила она с улыбкой.  — Я новичок в этом деле.

— Это делает меня мастером, а тебя падаваном. Можешь звать меня Оби Ван.

— Я буду называть тебя ненормальным идиотом,  — хихикнула она и крепко поцеловала меня.

Послышался звук прочищаемого горла, и мы посмотрели на викария.

— Я должен сказать, когда ты сможешь поцеловать ее, а не ломать тебя на части, чтобы ты действительно 

мог дотянуться до этой части.

Через две недели после этого мы счастливо проводили медовый месяц в португальском Алгарве, Меган радостно знакомилась со своей новой бабушкой, дедушкой и тетей Пенни, которые вместе ухаживали за ней.

Мы не делали многих привычных туристических вещей, но нам нравилась квартира, и мы, как правило, оставались в ней и праздновали свадьбу по — своему. Именно тогда Стивен и был зачат.

Мы разрушили проклятие Отелло. Я не был мертв. Эйлин не умерла. Сьюзен не умерла. Я очень заботился о первых двух, а не о последней. Противоположностью любви является не ненависть, а безразличие. Это то, что я чувствовал, ну, или не чувствовал. Безразличие — это отсутствие чувств. Я не хотел мстить ни ей, ни ее любовникам. Я просто недостаточно заботился о них. Заражение друг друга ЗППП было их наказанием. Сьюзен никогда больше не будет иметь меня в своей жизни, и это не принесло ей больших денег. Это было ее участь. Не страшное наказание, но все же значительное. Я забрал то, что она хотела, хотя и самым странным, самым извращенным способом. Она потеряла свою любимую игрушку.

Исходя из обычной практики, когда актерам обычно обещают роли, а затем отказывают в них в последний момент, когда происходит смена сценария, я не рассказал ей о полицейском драматическом сериале. Я продолжал сниматься в нём в течение нескольких очень прибыльных лет, в конце концов перешел на главную роль и даже привел Меган и Стивена в качестве моих детей на экране, хотя Эйлин наотрез отказалась от прослушивания на роль моей жены, когда дело дошло до этого.

— Кто-то другой может притворяться. А я настоящая. Я просто понаблюдаю и прослежу, чтобы какая-нибудь сучка не решила, что ей нужна моя роль жены в жизни. Теперь она может быть Падаваном. Но я все равно не буду называть тебя Оби-Ваном, разве что в твой день рождения в качестве особого угощения.

— Ну, когда ты трахаешь мою задницу,  — прошептала она. Боже, я люблю эту женщину. Я тоже очень любил свои дни рождения.

Я больше не играю Шекспира. Отелло оказался слишком близок для комфорта, и я беспокоился, что другая пьеса также может стать неудобно близкой к реальности. Я имею в виду, что у Макбета была бы Эйлин, пытающаяся убить моих друзей и преуспевающая в этом, только для того, чтобы я мучительно умер. Или еще хуже — Гамлет, где мне пришлось бы убить своего дядю за то, что он убил моего отца, потому что он хотел трахнуть мою маму, в то время как я хотел бы трахнуть ее вместо него. Пропади пропадом эта мысль! Я люблю свою маму и считаю ее красивой. Но она мне не нравится!

Шекспир был немного странным, если подумать. И все же Квентину Тарантино нужно было где-то учиться. Может быть, я попрошу своего агента связаться с ним и спросить, что он будет делать с современным римейком "Отелло".