Мишка

Мишка-Мишка!

Было это в восьмидесятые. Мишка рос в обычной, как говорится, среднестатистической семье. Ему уже исполнилось пятнадцать, и всё свободное время его мучили мысли про женщин. Нормально, для его возраста. Учился он совсем не плохо и родители не сильно много времени тратили на сына. Если были проблемы с пониманием материала — помогал отец, инженер по образованию, или мама — она вообще была учителем в школе. А теперь, летом, он и вовсе был волен в делах и мыслях. Старшая сестра недавно вышла замуж, и теперь жила у мужа, и Мишка из проходной комнаты перебрался в отдельную, с выходом на балкон, где и покурить тайком от родителей мог, и помучить свой стручок, не дававший ему покоя в последнее время. Наступили тоскливые времена: сестры нет, и нет восхитительных сеансов подглядывания за ней в ванной комнате.

Оставалось только вспоминать про высочайшее наслаждение, которое тогда испытывал, наблюдая за тем, как высокая, стройная сестра прислонялась спиной к стене, и стоя в ванной, широко расставляла ноги, раздвигала на белоснежном теле складочки, поросшие русыми кудряшками, и начинала теребить себя пальчиками, то — постукивая подушечкой пальчика, то — быстро-быстро двигая им из стороны в сторону. Запрокинувшая голову, с прикрытыми глазами и приоткрытым ртом, вся сосредоточенная на наслаждении, она была столь красива, что он наглядеться на неё не мог! Да, он смотрел на лицо, выражавшее эмоции сестры, — все её ощущения отражали малейшие гримасы девушки. Частенько она осторожно, но почти полностью, всовывала между губок, обмазанных вазелином, сиреневого цвета металлический баллон с лаком для волос. Довольно толстый, он приятно распирал её изнутри, и сестра с силой сжав бёдра и немного согнувшись в поясе, начинала с такой силой до бела сжимать и оттягивать свои соски, словно они мучили её и девушка хотела оторвать себе их. Заканчивалось это её охами, вскриками и скрючиванием тела, словно испытывала невыносимую боль в животе. Такие зрелища были теперь позади.

Теперь дома была только мама. Лак «Прелесть» стоял на полке перед зеркалом невостребованным. Особого интереса мама у Мишки не вызывала. Иногда он подглядывал через дырку в стене туалета и за ней, по принципу «а вдруг», но ничего такого она не делала. Возьмёт лейку душа, сделает напор воды побольше и погорячей, направит себе между ног и долго стоит. Вздохнёт пару раз и всё заканчивается. Да, такая же белотелая, не растолстевшая к тридцати шести. Груди даже не отвисли до пояса, как у других, её возраста, из порнофильмов, грудастых девушек. Разве что большие круги ареол сохранились после выкармливания детей. А вот крупными сосками, размером с напёрсток, можно было полюбоваться, но только в редкие моменты их возбуждённости, а случалось это редко. Даже с душем она играла лишь тогда, когда отец уезжал в очередную командировку. Мишке был непонятен интерес к ней у его приятелей, когда мама выходила из подъезда. Да, стройная, светлые короткие волосы аккуратно пострижены.

Подтянутая лифчиком, не слишком крупная грудь под белой полупрозрачной блузкой, юбка, обтягивающая бёдра и попу, но скрывает ноги почти до коленей. Разве что шпильки босоножек привлекали внимание к стройности ног. Мишка продолжал мечтать, и в его фантазиях мама, подобно своей дочери, со сладостным выражением лица, плавно погружает в себя баллон лака «Прелесть». Даже осознавая тщетность надежды увидеть это, парень продолжал фантазировать вечерами, лёжа в постели, и постепенно делая движения своей руки всё более быстрыми, пока не достигал разрядки. с другом, чем обескуражил хозяйку. Мишка по просьбе мамы вроде как ушёл к приятелю, но сам, спустившись вниз, и покурив у подъезда, заставил себя не торопиться, резонно рассудив, что взрослые наверняка сперва будут выпивать. Выждав с пол часа, он из телефонной будки позвонил домой и попросил разрешения остаться ночевать у друга, мол, тому подарили новую игру, и его родители — не против. Такое изредка бывало и прежде, и по маминому тону Мишка почувствовал, что она даже рада была тому, как удачно всё складывается, и лишь потребовала, чтобы к десяти утра сын был дома. Тихонько прокравшись в свою комнату, паренёк осторожно подглядывал за происходящим в гостиной через отражение в большом настенном зеркале прихожей. Две пары танцевали, слегка поглаживая друг друга в разных местах. Вскоре, захмелев, мама уже просто топталась с партнёром на месте. Его ладони легли на почти прозрачную кофточку без лифчика, на торчащие колышками её соски, и она молча позволила мужчине оголить грудь, затем вторую. Он ласкал их языком, и она сладко протяжно ахала. Подруга, чтобы не мешать, увела второго на кухню. Мужчина восторгался телом женщины, всё больше раздевая её, а она в это время ставила условие, что готова к отношениям только когда муж в командировке, мол, любит свою семью и уходить — не намерена, но изголодавшееся тело требует мужчину. От лёгких посасываний и покусываний партнёром сосков, вскоре она совсем сомлела, и тогда мужчина тоже разделся донага. Мама с интересом разглядывала его мужской причиндал, явно крупнее папиного, а после сама повела его в спальную комнату родителей. Выходить было опасно, и Мишка лишь слушал, как за стеной скрипела кровать и мама постанывала в голос. Длилось это долго. Звуки стихали, но после перерыва начинались снова, и так три раза. Подруга и второй уже давно вернулись в комнату. Им это тоже, надоело, и они открыли дверь к любовникам. После этого Мишка явственно различал мамин голос, просящий ещё и ещё. Подруга, отбивавшаяся от своего ухажёра, в полголоса предложила ему: «иди лучше другу помоги женщину удовлетворить, пока он не опозорился, а меня муж дома ждёт». Она попрощалась и покинула квартиру. Едва второй зашёл в спальную, Мишка рванул в большую комнату подглядеть, что там и как, и нос к носу столкнулся с тем, первым. Он схватил парня за предплечье, и молча вывел на кухню.

— Ну, герой, рассказывай! Ты же у друга оставался ночевать!

— Передумал.

— И часто ты так передумываешь, чтобы на мамку под мужиком посмотреть?

— Первый раз рискнул.

— Что, очень хочется увидеть, как мамку ебут?

Мишка опустил глаза, густо краснея, и утвердительно кивнул головой.

— Ладно, сделаю так, что наглядишься, только услуга за услугу: я ей не говорю, что ты здесь, а ты потом отцу про нас — ни звука. Идёт?

— Идёт.

— Тогда иди к себе. Мы сейчас вернёмся в гостиную, передохнём, и дальше на полу, на ковре будем резвиться.

Так и вышло. Второй, примерно через пол часа, обняв за талию, вывел пошатывающуюся женщину в гостиную. Они посидели за столом, выпивая. Мама была немного смущена нагими посиделками при ярком свете люстры, но улыбалась. Ей явно нравилось быть с ними. Переговорив, стол сдвинули к окну, а на ковёр постелили одеяло. Мишка был поражён тем, как мама преобразилась. Она без тени стыда легла спиной на одеяло и призывно распахнула колени. Она вся светилась, глаза блестели. Такая, она вызывала желание даже у него: всем своим, подчёркивающим доступность, видом, и, особенно, бесстыдной раскрытостью красной мокрой дырки между ног. А вскоре он уже с замиранием сердца смотрел на то, как страстно мама отдаётся и откровенно наслаждается мужчинами в себе, то — одним, то — другим. Время от времени мужчины давали ей немного отдохнуть, а после продолжали, пока не довели своими ласками и членами до полного изнеможения и потери чувств. Уже встало солнце, и на улице послышались первые автобусы, когда гости покинули квартиру. Тот, первый, подмигнул Мишке и сделал знак молчать. Перед уходом мужчины перенесли бесчувственную даму в её постель, и укрыли одеялом. Мишка добрых три часа боролся со сном, и в девять добросовестно инсценировал своё возвращение, но — напрасно, поскольку мама крепко спала. Он и сам от усталости с ног валился, и потому Мишка тихо завалился спать в своей комнате, со сладостным чувством удовлетворения, как после просмотра классного порнофильма. Ему снилось, что мама и сестра занимаются этим с разными мужчинами, а он снимает их в кино, и на лице паренька отражалась счастливая улыбка.