Мишка

Мишка-Мишка!

Было это в восьмидесятые. Мишка рос в обычной, как говорится, среднестатистической семье. Ему уже исполнилось пятнадцать, и всё свободное время его мучили мысли про женщин. Нормально, для его возраста. Учился он совсем не плохо и родители не сильно много времени тратили на сына. Если были проблемы с пониманием материала — помогал отец, инженер по образованию, или мама — она вообще была учителем в школе. А теперь, летом, он и вовсе был волен в делах и мыслях. Старшая сестра недавно вышла замуж, и теперь жила у мужа, и Мишка из проходной комнаты перебрался в отдельную, с выходом на балкон, где и покурить тайком от родителей мог, и помучить свой стручок, не дававший ему покоя в последнее время. Наступили тоскливые времена: сестры нет, и нет восхитительных сеансов подглядывания за ней в ванной комнате.

Оставалось только вспоминать про высочайшее наслаждение, которое тогда испытывал, наблюдая за тем, как высокая, стройная сестра прислонялась спиной к стене, и стоя в ванной, широко расставляла ноги, раздвигала на белоснежном теле складочки, поросшие русыми кудряшками, и начинала теребить себя пальчиками, то — постукивая подушечкой пальчика, то — быстро-быстро двигая им из стороны в сторону. Запрокинувшая голову, с прикрытыми глазами и приоткрытым ртом, вся сосредоточенная на наслаждении, она была столь красива, что он наглядеться на неё не мог! Да, он смотрел на лицо, выражавшее эмоции сестры, — все её ощущения отражали малейшие гримасы девушки. Частенько она осторожно, но почти полностью, всовывала между губок, обмазанных вазелином, сиреневого цвета металлический баллон с лаком для волос. Довольно толстый, он приятно распирал её изнутри, и сестра с силой сжав бёдра и немного согнувшись в поясе, начинала с такой силой до бела сжимать и оттягивать свои соски, словно они мучили её и девушка хотела оторвать себе их. Заканчивалось это её охами, вскриками и скрючиванием тела, словно испытывала невыносимую боль в животе. Такие зрелища были теперь позади.

Теперь дома была только мама. Лак «Прелесть» стоял на полке перед зеркалом невостребованным. Особого интереса мама у Мишки не вызывала. Иногда он подглядывал через дырку в стене туалета и за ней, по принципу «а вдруг», но ничего такого она не делала. Возьмёт лейку душа, сделает напор воды побольше и погорячей, направит себе между ног и долго стоит. Вздохнёт пару раз и всё заканчивается. Да, такая же белотелая, не растолстевшая к тридцати шести. Груди даже не отвисли до пояса, как у других, её возраста, из порнофильмов, грудастых девушек. Разве что большие круги ареол сохранились после выкармливания детей. А вот крупными сосками, размером с напёрсток, можно было полюбоваться, но только в редкие моменты их возбуждённости, а случалось это редко. Даже с душем она играла лишь тогда, когда отец уезжал в очередную командировку. Мишке был непонятен интерес к ней у его приятелей, когда мама выходила из подъезда. Да, стройная, светлые короткие волосы аккуратно пострижены.

Подтянутая лифчиком, не слишком крупная грудь под белой полупрозрачной блузкой, юбка, обтягивающая бёдра и попу, но скрывает ноги почти до коленей. Разве что шпильки босоножек привлекали внимание к стройности ног. Мишка продолжал мечтать, и в его фантазиях мама, подобно своей дочери, со сладостным выражением лица, плавно погружает в себя баллон лака «Прелесть». Даже осознавая тщетность надежды увидеть это, парень продолжал фантазировать вечерами, лёжа в постели, и постепенно делая движения своей руки всё более быстрыми, пока не достигал разрядки. После ему становилось стыдно за такие фантазии про мать, он осуждал себя, но к следующей ночи эти осуждения забывались, а странное желание представлять маму или сестру — снова брали над ним верх, и Мишка, до пота на лбу, стремился освободиться от вожделения привычным способом. Однажды он залез в справочники, чтобы найти рецепт средства, возбуждающего желание в женщине, но нашёл лишь один рецепт: из настоя листьев серебристой полыни. По описанию, настой раздражает слизистую, и если его впрыснуть в лоно — женщина начинает испытывать зуд, щекочущее ощущение и желание поласкать себя там. Это было то, что ему нужно. Сходил на пустырь, нарвал траву. Зелье приготовил точно по рецепту, но как настой попадёт внутрь неё?

Отец опять уехал в трёхмесячную командировку, и уже с месяц они оставались с мамой вдвоём, Мишка, придя домой, вновь увидел маму в компании её давнишней подруги, из их же подъезда. Как обычно, они сидели за бутылкой вина. Как обычно, подруга уговаривала его маму познакомиться с мужчиной на время отсутствия мужа. Но необычным стало то, что в этот раз мама сдалась на уговоры. Женщины договорились, что подруга в пятницу придёт к ним в гости с мужчиной для знакомства. На следующий же день подруги начали подготовку. Купили чулки, которые носят без пояса, оглядели голую маму перед зеркалом, и решили, что самое шикарное у Мишкиной мамы — это её возбуждённо встающие соски.

— Подруга, такие крупные и высокие соски любого мужика просто с ума сведут! Надо только сделать так, чтобы они постоянно стояли торчком. Это я по работе умею, с этим я тебе помогу.

Следующим днём подруга принесла большой стеклянный шприц. Мишка не видел того, что происходит на кухне, мельком удалось увидеть лишь то, что шприц греется в кастрюле на плите, спину матери и край груди со спины. А после то, как подруга что-то вводит его маме через этот шприц то ли в сосок, то ли — рядом с ним. Он только слышал то, как заверещала его мама от боли:

— Ой, не могу! Не могу, горячо!

На что подруга отвечала той:

— Терпи, подруга! Красота требует жертв!

После повторных воплей боли Мишкиной матери, с кухни ещё некоторое время доносились её постанывания. Хлопнула дверь холодильника и наступила тишина. Заглянув через приоткрытую дверь, паренёк увидел свою маму склонившейся над тазиком с водой, запотевшего, видимо вынутого из холодильника. Её груди были опущены в ледяную воду. Мама бурчала:

— А говорила, что после укола больно почти не будет!

— Так это и было почти, иначе бы ты тут по полу каталась от боли!

Успокоившись, Мишкина мама разогнулась и покрутилась перед подругой. Соски торчали во всю силу небольшими рожками, даже более высокими, чем прежде.

— Ну, как я выгляжу?

— Подруга, ты — просто супер!

— Непривычно как-то! Так, будто за них постоянно тянут, а когда делаю шаг или они просто сотрясаются — будто дёргают за них. Приятно, аж дух перехватывает! Слушай, я же ходить не смогу — кончать постоянно буду! А долго они так?

Говорят, что постоянно. Жалоб не поступало. Примерно через пол года станут поменьше торчать, но совсем — не растворятся, так что, если лифчик перестанешь носить — все мужики твои будут!

— А почему медики официально этого не делают?

— Дура, что-ли! Как потом ребёнка кормить! Обратно не выплавишь! Только резать! А ты что, в тридцать шесть думала мужу ещё одного преподнести?

— Нет, конечно!

— Ну, и всё, успокойся! Сиськи мы тебе сделали, осталось только твою замарашку привести в порядок, подмыться и ждать гостя.

— Побреем или пострижём?

— Ты что! Я же не проститутка, чтобы бритая была! По краям, вокруг, чуть подбрей, а дальше немного подкороти, только не сильно, так, аккуратненько, чтобы волосы вид на клитор и лепесточки не закрывали, и за членом туда, внутрь, не тянулись, если до дела дойдёт!

Мишку осенило, и он метнулся в ванную. Торопливо выплеснул мамин раствор ромашки, и залил в банку свой настой полыни. Посмотрел — цвет почти тот же. Сунул обратно в банку большую спринцовку с длинным пластмассовым наконечником, и, притаившись в своей комнате, с замиранием сердца, стал ждать. Логика его была проста: маму так допечёт зуд, что она впустит в себя мужчину, того самого, нового знакомого, и Мишка живьём увидит даже не мастурбацию а настоящий секс.

Гость пришёл не один, а

с другом, чем обескуражил хозяйку. Мишка по просьбе мамы вроде как ушёл к приятелю, но сам, спустившись вниз, и покурив у подъезда, заставил себя не торопиться, резонно рассудив, что взрослые наверняка сперва будут выпивать. Выждав с пол часа, он из телефонной будки позвонил домой и попросил разрешения остаться ночевать у друга, мол, тому подарили новую игру, и его родители — не против. Такое изредка бывало и прежде, и по маминому тону Мишка почувствовал, что она даже рада была тому, как удачно всё складывается, и лишь потребовала, чтобы к десяти утра сын был дома. Тихонько прокравшись в свою комнату, паренёк осторожно подглядывал за происходящим в гостиной через отражение в большом настенном зеркале прихожей. Две пары танцевали, слегка поглаживая друг друга в разных местах. Вскоре, захмелев, мама уже просто топталась с партнёром на месте. Его ладони легли на почти прозрачную кофточку без лифчика, на торчащие колышками её соски, и она молча позволила мужчине оголить грудь, затем вторую. Он ласкал их языком, и она сладко протяжно ахала. Подруга, чтобы не мешать, увела второго на кухню. Мужчина восторгался телом женщины, всё больше раздевая её, а она в это время ставила условие, что готова к отношениям только когда муж в командировке, мол, любит свою семью и уходить — не намерена, но изголодавшееся тело требует мужчину. От лёгких посасываний и покусываний партнёром сосков, вскоре она совсем сомлела, и тогда мужчина тоже разделся донага. Мама с интересом разглядывала его мужской причиндал, явно крупнее папиного, а после сама повела его в спальную комнату родителей. Выходить было опасно, и Мишка лишь слушал, как за стеной скрипела кровать и мама постанывала в голос. Длилось это долго. Звуки стихали, но после перерыва начинались снова, и так три раза. Подруга и второй уже давно вернулись в комнату. Им это тоже, надоело, и они открыли дверь к любовникам. После этого Мишка явственно различал мамин голос, просящий ещё и ещё. Подруга, отбивавшаяся от своего ухажёра, в полголоса предложила ему: «иди лучше другу помоги женщину удовлетворить, пока он не опозорился, а меня муж дома ждёт». Она попрощалась и покинула квартиру. Едва второй зашёл в спальную, Мишка рванул в большую комнату подглядеть, что там и как, и нос к носу столкнулся с тем, первым. Он схватил парня за предплечье, и молча вывел на кухню.

— Ну, герой, рассказывай! Ты же у друга оставался ночевать!

— Передумал.

— И часто ты так передумываешь, чтобы на мамку под мужиком посмотреть?

— Первый раз рискнул.

— Что, очень хочется увидеть, как мамку ебут?

Мишка опустил глаза, густо краснея, и утвердительно кивнул головой.

— Ладно, сделаю так, что наглядишься, только услуга за услугу: я ей не говорю, что ты здесь, а ты потом отцу про нас — ни звука. Идёт?

— Идёт.

— Тогда иди к себе. Мы сейчас вернёмся в гостиную, передохнём, и дальше на полу, на ковре будем резвиться.

Так и вышло. Второй, примерно через пол часа, обняв за талию, вывел пошатывающуюся женщину в гостиную. Они посидели за столом, выпивая. Мама была немного смущена нагими посиделками при ярком свете люстры, но улыбалась. Ей явно нравилось быть с ними. Переговорив, стол сдвинули к окну, а на ковёр постелили одеяло. Мишка был поражён тем, как мама преобразилась. Она без тени стыда легла спиной на одеяло и призывно распахнула колени. Она вся светилась, глаза блестели. Такая, она вызывала желание даже у него: всем своим, подчёркивающим доступность, видом, и, особенно, бесстыдной раскрытостью красной мокрой дырки между ног. А вскоре он уже с замиранием сердца смотрел на то, как страстно мама отдаётся и откровенно наслаждается мужчинами в себе, то — одним, то — другим. Время от времени мужчины давали ей немного отдохнуть, а после продолжали, пока не довели своими ласками и членами до полного изнеможения и потери чувств. Уже встало солнце, и на улице послышались первые автобусы, когда гости покинули квартиру. Тот, первый, подмигнул Мишке и сделал знак молчать. Перед уходом мужчины перенесли бесчувственную даму в её постель, и укрыли одеялом. Мишка добрых три часа боролся со сном, и в девять добросовестно инсценировал своё возвращение, но — напрасно, поскольку мама крепко спала. Он и сам от усталости с ног валился, и потому Мишка тихо завалился спать в своей комнате, со сладостным чувством удовлетворения, как после просмотра классного порнофильма. Ему снилось, что мама и сестра занимаются этим с разными мужчинами, а он снимает их в кино, и на лице паренька отражалась счастливая улыбка.