Сын Танелона

Во все времена военная стратегия орков отличалась простотой и незамысловатостью. Если ты пехотинец, то после звука боевых рогов ты несешься на противника так, словно сам вождь наступает тебе на пятки. Даже самые неторопливые зеленокожие солдаты погибают под ногами своих товарищей, не успев добежать до противника. А если воин достаточно проворный, то ему выпадает возможность столкнуться лбом со щитами или столкнуться с выставленным копьем немного раньше, чем это случится с преследующими его сзади. Орки всегда ревут, орут, рычат, воют и матерятся как только кидается на врага. Это создает угрожающее впечатление и сильно деморализует противника. Тем не менее, в первой атаке погибает большинство передовых зеленокожих, только самые крупные и сильные остаются живыми и продолжают биться. А если ты всадник... тактика почти не изменяется - орки верхом на бурых вепрях мчатся в атаку, сопровождая свои движения оглушительным свиньячьим визгом, хрюкиванием и свистом кнутов. Орки не осваивают никаких других тактических схем, кроме простой команды "иди и убей". Не потому что они слишком глупые, просто для этих тварей выживание не является приоритетом, когда речь заходит о сохранении их традиций.

Вождь Махрудж Эбрег Гхар был самым выдающимся командиром орков, известным среди людей за последние восемьдесят лет. Однажды он решил начать войну одновременно с королевством Хагондия и Извечными Домами, даже если его левая пятка зудела. Вождь начал успешно - он вызвал тревогу в пяти ближайших стойбищах, убил вождей, уничтожил их потомство и женился на вдовах. Таким образом он установил свое правление и собрал достаточное количество воинов для начала грабительского похода. Маленькая орда из восьми тысяч пехотинцев и двух тысяч всадников приблизилась к юго-западным границам Хагондии три месяца назад. Затем Махрудж сделал еще один умный ход - он не напал сразу, так как пехота передвигается намного медленнее. Подождав полторы недели, вождь вошел на землю королевства со своей ордой. Конечно, люди уже знали о предстоящей атаке, все же полторы недели нескольких тысяч орков нельзя просто так не заметить. Фактически, если хотя бы один орк появится в радиусе трех дневных переходов от любого человеческого поселения, об этом узнают все! Учитывая численность орды, нетрудно догадаться, что к началу войны уже три четверти государства знали о приближении орков.

Веками было известно, что орки никогда не появляются в нужное время. Так было и с Хагондией, которая много лет поддерживала напряженные отношения с торговым протекторатом Миллады. Молодому монарху не понравилось, как соседи зарабатывают на поставках сырья из его государства, перепродавая его далее на восток с огромной наценкой! Вполне логично было повысить цены, но лордам-торговцам это явно не понравилось! Большинство регулярной армии Хагондии перебралось ближе к восточным границам, намекая милладцам, что их наемные войска будут встречены со всем гостеприимством Хагондии, если что. Южные и западные территории королевства остались без должного обеспечения со стороны короны. Приграничные феодалы всегда привыкли решать свои проблемы самостоятельно и пока справлялись. На северо-западе Хагондии располагались территории Извечных Домов. Эльфы никогда не доставляли хлопот, главное, чтобы люди не проникали на их земли. Поэтому, когда орда внезапно нашествовала западные приграничные земли, оставляя пепелища и разрушения за собой, даже самые опытные воины мало что могли предпринять. Самые умные хагондийцы заблаговременно эвакуировались из своих домов и отправились вглубь страны, а упорные укрепили оборонительные сооружения, закрыв ворота покрепче и стояли на страже.

Единицы баронов пытались помочь своим подданным, но практически ничего не могли сделать. Времена, когда феодал на западе не мог выжить без личной армии, давно прошли после того, как голова Грамхара Железностопа была привезена в столицу и выставлена на показ. Больше великих оркских вождей так и не появилось. У баронов остались лишь небольшие отряды для защиты замков и поддержания порядка.

В мирное время наёмники мозолят всем глаза. Псы войны, воины звонкой монеты, шлюшьи мечи, так нередко за глаза величают этот сброд обыватели, чьи жизни выпали на периоды спокойствия и процветания. Если ты обычный человек, живущий обычными заботами и берегущий свою жизнь, то нелюдимые типы разной степени потрёпанности, носящие при себе оружие и глядящие вокруг с голодным блеском в глазах, так или иначе, вызовут в твоём уме недобрые мысли. Отчего-то мнение о наёмниках резко меняется, когда под стенами ревёт орда, предвещая резню и пожары. Собравшись вместе, более двух десятков западных феодалов создали временную военную коалицию. Король ясно дал понять, что его заботы полностью обращены к востоку, а десять тысяч зеленопузых... Что ж, Хагондия переживала набеги впятеро больших орд, и ничего, стоит и по сей день. К тому же запад никогда не радовал казну своевременными и обильными вливаниями, там нечего особо защищать, пусть же прижимистые бароны подумают, что они могут сделать для короны, а не что она должна сделать для них.

О том, чтобы воевать с Махруджем поодиночке и речи быть не могло, орки довольно легко взяли штурмом два замка из тех, что были ближе всех к западной границе, несмотря на то, что прежде опыта в осадных работах у них не должно было быть. Теперь они постепенно уходили дальше на север и уже начали доставлять неприятности Извечным Домам. Железо и огонь, вторглись в леса вместе с ордой и эльфам это очень не понравилось! Бароны призвали под свои знамёна наёмников со всего запада и из центральных областей, всех наёмников, которые ещё не ушли на заработки в Бальвар, где началась гражданская война и обеим, точнее трём сторонам бальварского конфликта, нужны были умелые солдаты.

Орда вернулась из лесов с небольшими потерями, и многие воины несли на себе ожерелья, сделанные из листовидных ушей. Несмотря на ожидания, Махрудж Эбрег Гхар не повел орков вглубь страны, а свернул на юго-запад и покинул королевство без особых препятствий. Они просто объехали Арсово поле, где их должны были встретить объединенные дружины баронов, и покинули королевство. Их численность составляла около пятнадцати тысяч человек. Слухи об успехах Махруджа вызвали возмущение в оркских лагерях, и многие малые вожди стали служить этому удачливому полководцу.

Впервые зеленокожие столкнулись с серьезным сопротивлением под замком Хангриль. Они четырежды пытались прорваться к воротам через позиции наемников, но каждый раз, когда угроза прорыва становилась особенно серьезной, барон Сальза кричал с возвышений: "каждому, кто переживет этот день, двойная надбавка!" И воины отвешивали оркам отпор. В конечном итоге, орда была оттеснена от замка, и сражение продолжилось на открытом поле под Эригре. Три месяца разных сражений, то орки прорывались глубже в западные пределы, собирая урожай крови, то отступали перед наступлением людей, а потом снова нападали на Хагондию. Однако игра в поддавки закончилась, когда наемники и орда столкнулись на правом берегу Сиксты. Именно тогда появились длинные стрелы с чёрно-белыми оперениями и воинские отряды Извечных Домов впервые присоединились к этой войне. Благодаря усилиям людей и эльфов орки были загнаны в Сиксту и многие из них так и не добрались до противоположного берега... Пожалуй, только гномы плавают хуже орков. С того дня Махрудж получал удары сильнее и сильнее друг за другом: он потерял позиции у Кишии, проиграл под Лезлой и, наконец, был вынужден бежать после боя на Талом холме. Последнее сражение было запланировано у озер Старой Девы. Военный штаб, состоящий из совета баронов и делегации высокородных эльфов... постановил, что победа у озер Старой Девы должна стать последней в серии битв, и оставшиеся орки должны быть окончательно изгнаны из Хагондии. Не то чтобы эльфам особенно интересовалась судьба человеческой державы - "сотни человеческих королевств растут и увядает, пока одно дерево тянется к небу", как говорят они - но Извечным Домам еще предстояло расплатиться с орками, и хотя лесам эльфов больше не грозила опасность, чаша мести должна быть до конца опустошена!

Ходриг Балдуртен мог сойти за гнома издали, но вблизи всё же становилось понятно, что он чистокровный человек, просто низкорослый, коренастый, толстокостный и бородатый. Из-за малого роста ему приходилось постоянно залезать на переносной помост, по-другому он просто не мог наблюдать за ходом битвы. А Ходриг обязан был видеть всё, что происходило сейчас перед его глазами, ибо он командовал двухтысячным отрядом наёмников. Они несли имя Скидийских Воробьёв, хотя настоящих выходцев из Скиды в отряде осталось почитай что ничего, но зато все — отборные ветераны.

Предшественник Ходрига капитан Ворнстрог, создавал отряд во времена своей молодости, он прошёл всю жизнь с верными людьми, завоёвывая славу человека из стали, в чьей груди бьётся сердце из солнечного огня. Разумеется, капитану приходилось пополнять ряды своих воинов свежей кровью после многочисленных битв и сражений. Уходя в посмертие, он приказал Ходригу принимать командование, а затем и Ходриг вёл этих людей за собой. Много лет вёл, хороня боевых братьев и принимая новых. Так получилось, что с того дня, когда Скидийские Воробьи покинули пределы родного государства, они так и ни разу туда не вернулись, зато проскитались по всему континенту от огненной степи Валрахии до ледяных фьордов Танелона. Сейчас в отряде Воробьёв сражались представители большинства рас и разумных видов ойкумены. Да, прямо сейчас они и сражались с орками, плечом к плечу с другими наёмниками, привлечёнными звоном монеты. Сам Ходриг родился в Ефростаре, что можно понять, глядя на природные пигментные пятна на скулах, шее и предплечьях, а так же на тёмно-рыжие волосы. Настоящие же скидийцы имели в основе своей вытянутое телосложение, жёсткие чёрные волосы и кожу коричневого, с кремовой мягкостью цвета. Правда с годами она темнела и становилась почти чёрной, как у Лорута, Силпы и Кангата, которые в этот момент были баклуши, играя в листы рядом с помостом.

— Еще не время? — Силпа, мастер короткого клинка, преуспел в быстром убийстве, нанесении ударов в спину, метании ножей и бое с двумя кинжалами. Сам Силпа выглядел как кинжал: высокий, худой, с резкими чертами лица и острой подбородкой.

Лорута, благословенный богом латник, всегда удивлял своей способностью нести на себе столько железа. Его щит всегда защищал товарищей, а его полуторник, покрытый боевыми царапинами от острия до навершия, всегда находил слабое место в обороне врага. Кангата был человеком с мощным телом и спокойным характером, дарованным ему богами. Он прошел путь от простого парня из глубинки до мудрого клирика войны и исповедует свою веру уже почти двадцать пять лет, размахивая своим боевым молотом. В отряде остались еще пять скидийцев - тех самых безымянных и голодных бродяг, которые собрались вокруг самодельного знамени молодого Ворнстрога, рожденного от проститутки и оставшегося безымянным аристократом. Но эти пять человек находятся в самом центре событий, принимая на себя удар левого фланга оркской кавалерии.

Старое знамя все еще развевается над ставкой Скидийских Воробьев. Оно потрепанное, зашитое швами и заплатами, словно боевыми рубцами. Белый воробей на черном поле. Как уже упоминалось, сам Ворнстрог вышил этого воробья из вырезанной наволочки и признал его только тот, кто обладал очень богатым воображением. Позднее, когда отряд уже завоевал репутацию и некоторое состояние, капитану Ворнстрогу предложили создать новое красивое знамя с геральдическим изображением воробья. Однако он не согласился на это из-за категорического протеста воинов, которые не желали видеть над своими головами ничего, кроме замызганной, но счастливой белой пятнышки, больше похожей на воробьиное дерьмо, чем на воробья.

— Поздно, — с досадой выдохнул капитан.

Троица игроков синхронно подняла головы.

— Туда глядите, — указал Ходриг вправо, прямо на всадника, стремительно приближающегося к ставке. — Баронов вестник. Если эти благородыши сейчас примутся ломать мои тактические выкладки, я швырну им их золото в лицо и... Не, не швырну. Просто ноги из гузна повырываю.

Вестник подъехал к ставке и с явным трудом скатился с седла. Довольно молодой парень в плаще, намоченном кровью. Кровь же капает с левой руки, висящей как плеть.

— Вам послание, господин капитан.

— Не надо мне твоих посланиев, паря, — хмуро отмахнулся Ходриг, — у меня всё схвачено! Люди сражаются! Виш? Мы держим этих грёбанных зеленопузых, а когда они выдохнутся, начнём теснить! У них не осталось резервов, они не знают, чё это такое, резервы, а у меня ещё три сотни мечей ждут своего часа, и у Далотринга одна! К тому ж орки давят именно сюда, разумеешь? На мой, левый фланг, курвы жабомордые! Мне тут тяжелее всего, так что менять что-то сейчас — бред! И вот это всё иди и скажи своему суверену!

— Дело не в орках и не в людях, господин капитан! — воскликнул бледный то ли от кровопотери, толи от негодования гонец. — Дело в эльфах!

Ходриг несколько мгновений с интересом смотрел на вестника:

— Ну и чё замолк? Дальше я сам должен догадываться? — хмыкнул капитан.

— Их полководец здесь, на левом фланге с отрядом телохранителей. Он пришёл поддержать вас и попал в окружение... Что с вами?

Плечи Ходрига часто подрагивали, губы тоже, он стыдливо опустил лицо и тихо хрипел, но в один момент не выдержал и начал хохотать во всю глотку. Ефростарец топал ногами, размахивал руками и так мотал башкой, что борода не поспевала. Отсмеявшись, капитан утёр слёзы и выдохнул. У него болело нутро между грудиной и брюшиной.

— Ой, просто расскажи кому-нибудь, треплом назовут. Так понятнее?

Ветераны выражали свои чувства гораздо скромнее, но и по их лицам нельзя было сказать, что они очень обеспокоены.

— Я не...

— Не понимаешь? Разве? Разве не смешно, что опытный ушастый лорд, который воюет, вероятно, с тех пор, как мой предок перестал контролировать свои функции, вдруг оказался окруженным? И кем! Злобными берсерками! Может ли такое произойти с эльфами - бессмертными свидетелями истории, которые всегда знают все и никогда не ошибаются?! Нет! И из-за этого случая мне только смешнее!

— Вам не должно быть смешно, господин капитан! Вам должно быть страшно! — воскликнул посланник и слегка покачнулся. — Помните ли вы, что эльфы без лордов не воюют! Если Салсар аэн Шиидхари там сейчас умрет, четыре тысячи стрелков и легких пехотинцев просто выйдут из сражения и отправятся на север!

Ходриг раздраженно дернул усом. Конечно, он знал, что к вопросу лидерства ушастые относятся примерно так же, как орки - нет лидера, нет войны и все дела!

— Поэтому вам лучше отправить свои резервы на...

— Еще раз посмеешь указывать мне, как распоряжаться людьми, человек, яйца завяжу! Мои резервы никуда не двинутся, кроме как к оркам! Вот и все, слово сказано. А что до этого благородного глупца... Самсон! Самсон, чертовсыеменник, поднимайся, отрыжка ледяного великана! Поднимайся!

— Не орите. — Самсон поднялся.

То, что недавно казалось темным камнем,...  лежащим рядом с площадкой, поднялось, выпрямилось и превратилось в мускулистого гиганта с очень слабым отношением к человеческой расе. Танелонцы, потомки Танелона, земли, где половина года царит холодный зимний день, а вторую половину - убийственно холодная зимняя ночь. Они похожи на людей, если не считать ороговевших ногтей, острых зубов, ужасающей силы и громадных размеров. И еще пары маленьких рожек на лбу, конечно. Если взять мускулы со всего человеческого тела и разделить их на десять равных частей, а затем измерить танелонца этим же способом, то получится, что у него этих частей двадцать две. Обычный танелонец на две-три головы выше даже очень высокого человека и по крайней мере в полтора раза шире в плечах, в десять раз сильнее и в пятнадцать раз выносливее. Уровень болевого порога самый высокий из всех известных видов. Инстинкт самосохранения примерно как у орка. Танелонцы живут до ста пятидесяти-двухсот лет, волосы растут только на голове, но не на лице. Танелонские воины никогда не стригутся, считая, что сила их расы скрыта в волосах. Взрослый мужчина носит копну черных, как ночь, волос, свободно свисающих до ягодиц, и обретает их только если проиграет поединок с равни. А равными танелонцы считают только своих сородичей. Они не признают метательного оружия даже для охоты. В бою они носят латы из толстой угольно-черной кожи с металлическими шипами на плечах и предплечьях. Танелонцы не обманывают, не лгут, говорят то, что думают и никогда не задумываются о том, что говорят. Они любят женщин и выпивку, хотя больше всего ценят бой со щепками.

Четвёртый король Хагондии, праправнук основателя государства правил во время засилья аристократической власти, его, короля Валедо Четвёртого прозвали Бессмертным, за то, что он пережил одиннадцать покушений, но усидел на троне. Монарх не мог верить своему двору, своей гвардии, своей жене и, что совсем печально, даже своим любовнице и любовнику. Пребывая в отчаянии, он выписал из Танелона пятерых воинов, пятерых гигантов в чёрной броне. Танелонцы не лгут, не придают, не польщаются на злато. Скорее кто-нибудь ухватит солнце руками, чем танелонец откроет спину нанимателя для кинжала. За последующие шестнадцать лет было совершено ещё шестнадцать покушений, почти по одному на каждый год, все закончились провалами и летящими с плахи головами, а Валедо Бессмертный оставался невредим... пока один из телохранителей его не убил. Случайно. Монарх подавился вишней, а танелонец попытался похлопать его по спине, но перебил хребет...

— Самсон, ступай и помоги эльфскому лорду, пока его орки не отымели и не убили... Или пока они его не убили и не отымели. Кажется, это правильная последовательность, когда дело касается зеленопузых и долгоухих. Ты идёшь?

— Иду... Иду... — Гигант лениво взвалил на плечо секиру, собрался с мыслями и запел. Танелонцы всегда шли в бой, распевая одну из тридцати священных боевых песен, по одной на каждый из тридцати родов, живущих в Земле-Без-Тепла. Песни не только сообщали богам и предкам, что потомок идёт сеять семена смерти, но и помогали быстрее войти в боевой транс. — Юмартака, валта он тэйдан омисса касиссанне, юухдистукаа, люукаа маахан нойрюйтаянне! Миталлинкийтойсин сиивин, кохти тотуутта маткаткаа, вельесуннам вирелла войттоон ратсастакаа!

— Берегитесь там! — крикнул капитан в спину Самсону. — Я спустил чудовище с цепи, теперь кто не отбежит, тому кердык!... Кстати, о смерти, эй, кто-нибудь, перевяжите этого парю, пока в нём вся кровь не закончилась! Эй, ты как, человече?

Когда-то Танелон был домом для великой цивилизации магов, учёных, философов и прочих мудрецов, постигавших устройство мироздания. Что погубило их? Неизвестно, великая цивилизация обратилась в ничто, а потом из безжизненной снежной пустыни пришли танелонцы, могучие гиганты жадные до крови, до побед, до смерти и чужих мучений, причащающиеся плотью проигравших, пожирающие друг друга для выживания. Кто боится орков, тот просто не знает детей Танелона. Один из них пришёл издалека, один из них принёс свою секиру и песню, которая сопровождала души умерших на его родине веками. Люди расступались перед тяжело бегущим Самсоном, Воробьи знали, если Самсон идёт, лучше расступиться, но если он несётся, роняя клочья пены изо рта, лучше просто упасть и притвориться мёртвым. Танелонец пересёк позиции наёмников, словно бежал не среди людей, а среди пшеничных колосьев, которые не могли ему помешать. Когда он вырвался на передовую, то сразу вступил в рукопашную.

Ymmä rtä kä ä, valta on teidä n omissa kä sissä nne

Yhdistykä ä, lyö kä ä maahan nö yryyttä jä nne

Metallinkiiltoisin siivin, kohti totuutta matkatkaa

Veljeskunnan vierellä voittoon ratsastakaa

Углубляясь в позиции зеленокожих всё дальше и дальше, Самсон раз за разом вздымал свой двухглавый топор и опускал его на квадратные голов, проламывал черепа, разрубал туловища, парировал, отбрасывал широких коренастых дикарей назад и с рыком набрасывался на них как голодный пещерный медведь. Вскоре людей вокруг совсем не осталось, только орки, только враги. Тянущиеся отовсюду боевые тесаки и топоры, уродливые, перекошенные ненавистью ещё в материнской утробе хари, пасти, полные острых зубов, исторгающие свирепое рычание и воинственные выкрики. Орки не боятся, орки видят гиганта, убивающего их и стремятся к нему как какие-то уродливые сумасшедшие бабочки стремятся в огонь бушующего пожара... А Самсону хорошо, он близок к экстазу, ведь рядом нет тех, о ком приходится думать, нет людей, которых нельзя убивать, только целое море врагов, чья ненависть к нему, чьё желание убить бьёт в него, Самсона, словно в набатный колокол, а он отвечает стократ более сильным ударом!

Koko maailmaa vaikka uhmatkaa tä tä totuutta julistakaa

Joka metallia haluaa se metallia saa,

Meitä turha on vastustaa

За его спиной просека, выложенная фрагментами тел, оркское оружие ломается, встретившись с секирой, оркские доспехи рвутся как мешковина, толстые оркские мускулы сдают, когда Самсон наваливается со всей мощью, хрипя священные слова с вылезающими из орбит глазами! Руби, секира, руби их! Ещё крови! Ещё боли в руки! Ещё трупов, извергающих содержимое! Пусть кости трещат, пусть трещит плоть, пусть дохнут враги и их ярость питает воина, который живёт только в битве за жизнь, а вне её — лишь существует! Сеча, дева в платье из содранной кожи, Сеча, дева ступающая по выпущенным кишкам, прекрасная и омерзительная Сеча, сжимающая топор и кубок, богиня, посылающая благословение, прекраснейшая богиня, с ликом, омытым кровью, напои сына Гнева! Напои кровью того, кто жаждет! Сеча!

Valloittakaa pohjoinen maa joka kuuluu teille

Vahvistukaa sillä tie on avoinna sankareille

Myrskyä vahvemmin voimin kohti totuutta matkatkaa

Veljeskunnan vierellä voittoon ratsastakaa

Враги падали один на другого, а он шёл всё дальше и дальше, изрезанный, истыканный короткими стрелами, покрытый густой чёрной кровью, слепой, не могущий видеть ничего кроме лезущих отовсюду зелённых морд, мелких и жалких уродцев копошащихся у его ног! Секира поднялась, секира упала, голова отлетела, блок, удар коленом, тычок обухом к горло, сапог проламывает череп, замах, удар, двое падают бездыханными, разворот, парирование, кулак крушит челюсть, разворот, рубящий удар, лезвие проламывает рёбра.

Когда зазвучала музыка над полем сражения? Когда рев труб и орков стал мелодичным? Когда грохот оружия превратился в веселую музыку? Когда исчезла боль? Почему орки стали такими медлительными, ползающими как мухи, застрявшие в грязи? Но это не имеет значения. Главное - уничтожить их! Убить каждого из них! Рубить! Разрушать! Пусть они погибнут! Сила против силы! Вот я - я приходил к вам. Я хочу достать свою руку до вашей шеи и сжать ее. Я хочу сделать ожерелья из ваших зубов. Я хочу насладиться вашей агонией, когда буду вытаскивать и наматывать ваши кишки на свою руку. Вы - моя пища! Мое удовольствие! Я съем всех вас и поделюсь этим с богами, ничтожные твари! Давайте же! Давайте же! Больше! Больше!..

Самсон уже не мог петь, думать или говорить. Он мог только убивать. Песня и резня пробудили в нем то, что танелонцы называют благословением богов - боевой безумие. Его движения стали быстрее, боль исчезла полностью, силы его ударов были так велики, что они не только рубили орковские тела, но и взрывали их от соприкосновения с оружием. Орки даже не успевали понять, откуда пришла смерть, как их черепа разламывались, руки отрывались, кишки выпадали на землю, позвоночники ломались. Тяжелый танелонский топор рубил и продолжал рубить, порхая вокруг своего хозяина и убивая любого врага до того, как они успевали нанести удар. Время стало для Самсона абстракцией. Он полностью погрузился в стихию войны и продолжал двигаться, наугад выбирая направление и располагая поверженных противников на землю перед каждым шагом. Может быть прошло несколько минут или часов безумия, но вскоре вокруг не осталось живых орков. Поле было пустым, освещенным слабеющим солнцем. Утратив возможность убивать, Самсон потерял стимул двигаться вперед. Он медленно пришел в сознание и осознал себя как личность. Мысли начали медленно появляться, он шел куда-то, делал что-то... Кто послал его? Куда? Зачем?

Самсон стал оглядываться вокруг, но не видел никого, кроме расчленённых зеленопузых, во рту пересохло как в старушечьей манде, горло болело, будто по нему прошлись железным ёршиком, мышцы издавали сухой треск при каждом движении, в некоторых местах на руках расплылись гематомы, там мышцы пострадали особенно сильно во время тяжёлых даже для танелонца нагрузок. Гигант посмотрел на свои пустые ладони и только теперь серьёзно встревожился — секиры не было! Оружие нашлось быстро к его облегчению, оно застряло в черепе громадного орка, лежащего на земле и придавленного тушей своего же скакового вепря. Разрубленные половинки рогатого шлема валялись поодаль, у раскинутых рук дикаря лежали обломки щита и сломанный боевой тесак. У вепря тоже был прорублен череп, прямо в середине широченного лба. Самсон узнал работу своего оружия. Он не помнил, как завалил этого здоровяка, но не сомневался, что это сделал именно он!

Танелонец упёрся в морду орка сапогом, схватился за рукоятку и с третьей попытки выдернул оружие. Этот зеленопузый оказался самым крупным, в росте он наверняка не уступил бы самому Самсону, а в ширине даже превзошёл бы! Доспехи склёпаны из различных кусков металла и кольчужной сетки, на плечах меховой плащ, во многих местах кожа проткнута украшениями — добытыми клыками, золотыми и железными серьгами. Морда размалёвана синей краской. Самсон бы не удивился, если бы узнал, что прорубился до ставки вождя и завалил самого Махруджа! Только это было теперь неважно, вот он, Самсон, стоит израненный, покрытый кровью, но живой! И вот они, орки, сколь бы сильны они ни были при жизни, все стали равны в своём ничтожестве после смерти. Мусор. Одноразовая пища для топора и стервятников.

Самсон решил вернуться по некрасивой тропинке, устланной трупами. Он шел точно по своим стопам.

— Ого, а вот и Самсон! Эй, Самсон вернулся!

Лагерь Скидийских Воробьев находился намного дальше места сражения несколько часов назад. Скоро поле битвы будет пахнуть гнилью, и лучше не находиться рядом с этим местом в такое время. Вокруг капитанского шатра были расставлены старые потрепанные палатки, разгорелись костры и уже зазвучали песни. Через несколько часов все будут пить и танцевать, громко петь изученные в юности куплеты, радоваться своему выживанию и напиться за павших. Но не сейчас. Сейчас все залечивают раны, командиры передают списки потерь капитану, а по трем массивным сундукам можно судить о том, что наниматели решили не задерживать выплаты. Удивительно. Ходриг разговаривал с какими-то людьми — он сидел, они стояли. В конце капитан кивнул, и разговор закончился.

— О, а вот и Самсон вернулся! А-хой! Посмотри на себя! Со скул слазит сухая кровь!

— Вижу.

— Ну как, выполнил задание?

— Какое задание? — громко спросил гигант.

— Ты выводил Долгоухого из окружения?

— Не помню. Может быть.

— А может быть, ты просто его убил, как только он попался?

— Ходриг, не доставай меня, а то и тебя убью. — Самсон чувствовал себя словно после тяжелого запоя, хотелось просто молчать и не напрягаться отвечать на глупые вопросы низкого человека.

— Успокойся, парень! Все прошло лучше всего для нашего товарища! Кажется ты привлек половину орковской орды. Именно поэтому эльфская дружина смогла выбраться из окружения. По-видимому, они даже видели тебя — ты был всего в десяти шагах от них, но, кажется, они не заметили тебя?

— Откуда такие сведения?

— Да так, остроухие на хвосте принесли. Были здесь двое, тебя искали.

— Сколько времени прошло?

— С тех пор как ты пошёл спасать несчастных эльфов — семь часов, с тех пор как битва закончилась — три.

— Кажется, я убил вождя.

— Ну, знаешь, это меня не особливо так удивляет. Орки даже не додумались дать сигнал отступления, просто пёрли и пёрли пока мы их всех не порубали, засранцев этих. Видать оттого и пёрли, что ты Махруджу башку отрубил.

— Разрубил.

— А эт детали, паря! Пить будешь?

— Сперва дело.

— А и чёрт с тобой! Проваливай! Эй, дайте этому монстру его мешок и его нож! Да и крюк свой возьми, мне только и хлопот, что следить, как бы мы твой скарб не утеряли, перебираясь с места на место!

Получив свои вещи, Самсон отправился обратно в поле. Он шёл по вороньему пиру, внимательно присматриваясь к оркам, безошибочно находил жертв своей секиры и быстро делал дело, а именно, отрубал головы, руки и ноги, вырывал из пастей по одному зубу, наиболее приглянувшемуся, клал его в мешок и шёл дальше. Его тело болело, требовало отдыха, покоя, но гигант не мог думать ни о чём, пока не собрал Семена Гнева, как называют это танелонцы. Он мастерски разделывал туши, рвал зубы ещё и ещё раз. Дело затянулось до ранней ночи, пришлось трижды отбиваться от волков, пришедших на запах падали. Различать следы своего оружие и чьего-то ещё стало трудно, но он продолжал, пока не почувствовал глубокое удовлетворение от проделанного.

Вернувшись в ставку, он увидел то же, что видел после каждого отработанного контракта: люди, чей век короток даже по меркам танелонцев, веселятся вокруг костров, пьют и едят, о чём-то спорят, тискают маркитанток, дерутся. То тут, то там говорят слово в память о павших братьях по оружию, а потом снова начинают смеяться. Люди быстро восстанавливаются, с их коротенькими жизнями нельзя особо часто и надолго впадать в уныние.

— Самсон, прими эль!

Ему поднесли ведро с прикрепленной к нему ручкой, специально сделанную для него еще в самом начале, когда он пошел в том же направлении, что и наемники. Танелонцы не сопровождают людей, они не присоединяются ни к каким человеческим, гномским, эльфийским и другим походам или стремлениям. Но иногда бывает так, что они просто «идут в том же направлении», по своей воле, сохраняя право в любой момент изменить свое решение. Кислый эль, недостаточно прохладный – это то, что танелонцы предпочитают,... чтобы от питья зубы холодом ломало, если только это не теплый густой хафур со специями.

— Садись есть! — закричал Ходриг, размахивая бараньей ногой как дубинкой.

— Нет. Мыться.

— Что? Где ты собираешься мыться?!

— Это озерная местность, человек, здесь много воды.

— Убирайся отсюда! Твои бараны быстро остынут!

— Я также люблю холодное мясо. И сырое.

Самсон прошел с Воробьями через множество сражений, но он никогда не был одним из них, ему не полагалось ни одной похвалы за проделанную работу. Зато Ходриг добровольно обязался угощать гиганта ведром эля и двумя жареными баранами после каждой оплаченной битвы. В походе Самсон ел то, что сам добыл, а он добыл много, так что часто кормил двухтысячное войско половиной степного быка или медвежатиной.

На родине танелонцы редко принимают ванны, даже в жилищах этих гигантов царит ужасный холод, они потребляют воду, грызя лед; к тому же на таком холоде сложно испотеть или испачкаться. В крайнем случае всегда есть достаточно снега для смывания крови и промывания ран. Зато все танелонцы просто обожают горячие источники! В Танелоне есть всего пять мест, где есть обширные районы без снега из-за жары, идущей из-под земли. Там также есть каменные ямы с горячей парящей водой. Любое нарушение рядом с источниками считается неприемлемым, даже самые заклятые враги должны вести себя уважительно перед дарами земли. Никто не может запретить танелонцу подойти к источнику и омыться в бурлящей воде – это священное право каждого! За нарушение чистоты источника можно легко лишиться не только ног или рук, но и жизни. Попытка осквернения источника приводит гигантов в ярость.

Самсон нашёл себе небольшой пруд, даже не пруд, а прудик который можно обойти двадцатью человеческими шагами. Это маленькое водяное зеркальце ютилось под сенью деревьев практически на опушке кадорипосовой рощи. Гигант стянул сапоги, покряхтев, развязал шнурки, удерживающие кожаный доспех, отстегнул ремни, на которых держались наплечники, и скинул броню на землю. Она могла казаться обманчиво неказистой, но слой спрессованной обработанной кожи толщиной в человеческий палец защищает весьма неплохо. Танелонец потянулся с хрустом и стоном, ощущая на коже, пахнущей прокисшим старым потом, касание ветерка. Скинув штаны и наручи, он вошёл в воду. Дно сразу уходило вниз, никакого плавного спуска, берег каменист и довольно высок. Для человека. Самсон окунулся несколько раз, затем сел, облокотившись спиной на каменистое возвышение как на спинку каменного трона и подтянул к себе секиру. Пришёл покой. Вода была тёплой для человека, но недостаточно тёплой для Самсона, и всё же это было приятное ощущение. Гигант тихо мурлыкал какой-то мотив низкими басовитыми звуками и, что казалось очень смешным, заплетал волосы в косу.

Прошло без малого час, а гигант так и не вылез из воды. Он успел перемыть свою одежду, выскоблить засохшую кровь отовсюду, где она скопилась, а скопилась она везде, омыть секиру и выбросить всё на берег сушиться в тёплой ночи, но сам вылезать не хотел. Ноздри Самсона раздулись, блаженно сомкнутые глаза открылись. Он почуял их за несколько минут до их появления, не звук, но запах и ветер возвестили о приближении гостей. Их было двое, и они вышли из зелени как из-за ширмы.

— Мне казалось, что аромат эльфов наполнен цветами или чем-то подобным, о чем молва барабанщиков, описывая прелести эльфийских девушек. Но нет, это запах пота, крови и экскрементов. Я нюхал все это в достаточном количестве как от эльфов, так и от людей. И даже дома. Какого вы здесь ищете? Ни один орк не ушел отсюда, вождь не дал приказ на отступление...

— Мы можем помыться здесь?

Двое, именно двое. Определить пол по внешности сложно, оба могут быть как женщинами, так и мужчинами. Эльфы очень высокие - на полтора головы выше среднего человека. Среди них нельзя найти стариков или старух - только дети, которые со временем превращаются в вечных юношей и юных девушек. Их тела стройные и изящные из-за своей продолжительности, что делает их привлекательными для многих людей. Самсон всегда считал этих странных созданий не такими уродливыми, как орки, и не понимал этой человеческой привязанности к большим глазам с мигающими зрачками в форме миндалей, изящным губам, длинным тонким пальцам и другим аспектам вечной красоты... Настоящий представитель нашего народа становится красивым только тогда, когда его тело усеяно шрамами не меньше, чем количество пальцев на руках и ногах! Так что Самсон стал значительно привлекательнее в глазах своего народа после прошедшего дня. Эльфы носили кожаную броню с редкими металлическими элементами, а за спиной у них были плащи серо-коричневого цвета с зелеными оттенками и мягкие кожаные сапоги. Из оружия они имели длинные копья для быстрых атак, одноручные изогнутые клинки без защитных элементов, бросковые ножи и кинжалы. Никаких луков или даже обычных копий - по виду все это было слишком тяжело, чтобы использовать их эффективно.

— Вокруг нас есть шесть больших озер и множество маленьких... Но каждый имеет священное право мыться в воде, которая ему нравится, так что вы можете мыться где угодно.

На поверку обнаружилось, что не такие они, эльфы, и хрупкие. Жилистые, крепкие тела, явно существующие в беспрерывных походах, никакого жира, только тугое мясо. Мышцы вытянутые, очень выносливые, но не приспособленные для сильного напряжения, как у Самсона. Выяснилось, что это мужчина и женщина, точнее юноша и юница, причём у неё грудь была не то чтобы совсем плоская, но жизнь воина сказалась на размерах отрицательно, а у него... В общем природа не наделила этого юнца особо выдающимся придатком. Хотя Самсон сомневался, считается ли это у вечноживущих нормальным? Эльфы опустились в пруд и стали неспешно омываться. Причём он намыливал плечи ей, она тёрла его грудь. Эти двое явно были любовниками. Не ослабляя бдительности, гигант прикрыл глаза и попытался сосредоточиться на том, как напряжение уходит из тела, как разгораются очаги тепла в тех местах, где плоть начинает восстанавливаться, срастаются порванные мышечные волокна.

— Ты ведь Самсон, не так ли?

— А вы те эльфы, которые разыскивали меня?

— Да.

— Вы ведь не из Каверона?

— Мы из Селункара.

— Сразу видно, что вы не следопыты.

— Не все эльфы носят луки.

— Я не про то. Просто вы полдня искали парня, который вдвое выше всех людей и орков. Вы явно не следопыты. — Самсон усмехнулся, довольный собой. — Зачем я вам понадобился?

— Лорд Салсар шлёт тебе благодарность, за то, что ты спас наши жизни.

— Я? Кажется, сегодня я только убивал, а не спасал.

— Мы оборонялись из последних сил, когда ты прошёл рядом и оттянул основную массу на себя.

— Я вас прежде не заметил. Это к лучшему, иначе мог бы непреднамеренно убить. Когда я впадаю в ярость, не очень хорошо отличаю своих и чужих.

— В любом случае, ты спас нас, и наш господин благодарит тебя.

— Отлично! — ответил танелонец. — Его признательность как раз то, чего мне всегда не хватало для полного счастья!

— А что желаешь ты? — спросила эльфка.

— У вашего повелителя нет ничего, чего я желал бы. Если быть откровенным, я сам не знаю, чего хочу и хочу ли вообще что-то.

— Бывает такое? — спросила она.

— Разве сложно поверить?

— Очень.

— Бывает. Мы, танелонцы, не умеем... мечтать, что ли? Когда мы хотим есть, мы едим; когда устаем, мы спим; когда желаем убивать, мы убиваем; а когда накапливается семя, мы берем своих женщин и страстно сношаемся с ними в любых подходящих местах. Так что нет, все, чего может желать танелонец, у меня есть, пока я иду в одном направлении с этими людьми.

— Сколько времени ты уже с ними?

— Четырежды день и ночь сменялись на танелонском небе. Четырежды... этот мир описал полный оборот вокруг своего светила. Четыре года.

— И все это время ты ел, пил, шел, спал и убивал?

— Да.

— И этого достаточно для тебя?

— Вполне.

— А как насчет женщин? Сколько женщин было у тебя за это время?

Самсон широко улыбнулся, обнажая острые зубцы и массивные клыки.

— Две. Ни одна женщина не выживает после сношения с сыном Танелона. Поэтому в моей жизни плотских утех крайне недостаточно. Однажды мой путь и путь этих наемников разошлись на короткое время, когда я проводил ночь возле соляного озера. В ту ночь ко мне подошла сентаурийка. Ее лоно оказалось достаточно вместительным и прочным, чтобы мы оба насладились временем. А мои руки оказались достаточно длинными, чтобы ласкать ее грудь, не прекращая вгонять член до самого основания. — Самсон вздохнул с наслаждением, вспоминая тот случай в деталях.

— Это омерзительно. — Симпатичная мордашка остроухой женщины на миг сморщилась в гримасе, но в глазах блестели искорки живого интереса. — Сношаться с лошадью!

— Ты ханжа, женщина! — заключил Самсон. — Сентаури такие же думающие и чувствующие твари, как и все, что способны осмысленно говорить. Ей хотелось ласки, я хотел облегчить свою ношу, и ощущения были прекрасны! Тугие мышцы её внутренностей так и сжимали меня! А когда по ним пробегали спазмы наслаждения... Второй раз был когда мы встали на зимовку в Аригбурге. Небольшой город, каменные стены, около девяти тысяч душ народу. Отряд задержался в Винзоне, зачищая старые копи от сикатуров, решивших основать там колонию. А земли то были приграничные, от города до города неделя пути конному, что уж про пеших говорить. Зима. Один снегопад — и снега мне по пуп, о том, чтобы идти куда-то и думать не стоило, я-то пройду, а люди помрут как в морду дать. Мы встали в Аригбурге. Но там много кто устраивался на зимовку. Люди шатались по кормильням, проматывали жалование, веселились. В одном заведении я встретил шумную компанию. Разношёрстные типы, среди них была и троллиха... Вижу, что дальше тебе слушать не хочется?

— Тролли бездумные и бессмысленные великаны, варвары, полные желания разрушать...

— Да, прямо как танелонцы. И хотя у неё было немного больше волос на руках и ногах... Я сношал её пока не расцвели почки и не запели эти птички... вкусные такие. То была отличная зима два года назад.

Самсон вздохнул, вспоминая то время. Танелонцы не были очень религиозными ни в чём, что не касалось войны, зато обычаям они следовали свято. Один обычай ясно давал им понять, что не стоит проливать семя на землю или снег. Говоря иными словами, никакого сексуального экстаза без полового акта. Ему не хватало этого. Даже не имея постоянной женщины дома, нет-нет, да и можно было получить кусочек сладкого. Вне Танелона существ, способных выдержать напор Самсона, было крайне мало.

— Мы — особый дар, — произнесла эльфка.

— Так это эльфский шовинизм? Вы считаете, что без вас мир бы остановился?

— Без нас было бы невозможно многое. Но сейчас я говорю о нас двоих. Мы — дар тебе. Наш господин, в своей щедрости, предоставляет нас обоих тебе для помощи и полного подчинения за то, что ты спас его жизнь.

Самсон некоторое время рассматривал "дар", а затем неожиданно раздался раскат его хохота. Смеясь, гигант облил себя водой, смывая испарения и слезы.

— Дар? Вы? Мне? Скажите-ка мне, долгожители, что я должен делать с вами? Зачем вы мне нужны?

— Таким образом, кажется, что для тебя важны только плотские утехи, хозяин. Мы можем предложить их тебе! — бесстрастно ответила эльфка.

— Если я буду использовать тебя для своего удовольствия, ты просто будешь висеть на конце безжизненной куклой! Или я разорву тебя пополам, — сказал Самсон. — Однажды один глупец сочинил песню о невозможной любви между эльфкой и танелонцем, знаете, каков был конец этой песни? Больше крови, больше внутренностей и никакого удовольствия! Так что...

— Проникновение необязательно! — Эльфка подошла к нему с двумя изящными шагами, и эльф последовал за ней. — Мы можем доставить тебе чувственное удовольствие, мой господин! Позвольте нам облегчить ваш груз!

Самсон посмотрел на нее таким взглядом, каким голодный хищник смотрит на добычу, которую уже прижал к земле своими тяжелыми лапами.

— Когда я был еще ребенком, я просил отца взять меня с собой в поход. Отец не отказал и передал мне свою секирку, а теперь уже мою. Он сказал, что если я смогу ею размахнуться, он возьмет меня с собой. Но я не смог поднять ее над землей. Мы считаем, что каждый заслуживает шанса, поэтому ты можешь попробовать. А ваш мужчина подплыл ближе, чтобы получше рассмотреть?

— Ашуин не мой мужчина. Он мой брат.

— Даже так? — слегка удивился Самсон. — Что же твоему брату надо?

— Он тоже хочет доставить тебе наслаждение. Лорд Салсар не знал твоих вкусов, и прислал нас обоих.

— Очень предусмотрительно! — хохотнул гигант.

— Если хочешь, он уйдёт.

— Нет, шанса достоит каждый, и, на мой взгляд, вы оба как женщины, что лицом что телом. Но если твой брат не желает, я не буду насиловать... его природу. Всё же совокупление между двумя мужчинами не всякому по нраву.

— Ашуин не уйдёт. Он рождён с очень маленькой жизнедарящей ветвью, и оттого испытывает тягу... к большим ветвям.

— Ветки? Это ты про хрен, что ли?

— Хрен — это несъедобный корень, который отчего-то в таких количествах пожирают люди! А у нас — жизнедарящие ветви!

— Ага, да, вы же эльфы! Как я мог забыть! Что ж, можете начинать, а я посмотрю, что у вас получится.

Эльфа подплыла вплотную, забралась на широкую грудь Самсона, чувствуя твёрдость грудных мышц даже после того, как гигант успел расслабиться после битвы, она прильнула к его губам, ища отклика, и танелонец высунул язык, длинный вёрткий, словно блестящая красная змея. Этот язык прошёлся по её шее и груди, дрожа и вибрируя, оставляя блестящий след вязкой слюны на и без того мокрой коже. Самсон провёл правой ладонью по спине эльфки, спустился вниз и сжал сперва одну ягодицу, потом вторую, стал поглаживать, не переставая лизать острые маленькие грудки. Так продолжалось до тех пор, пока она не поняла, что гигант просто издевается над ней, тиская словно мелкую зверюшку! Эльфка с гневным шипением отбила язык рукой, заставив его втянуться в улыбающуюся, оскаленную пасть и всё же навязала танелонцу поцелуй, рискнув просунуть свой язык в логово сорока острых костяных кинжалов! Левой рукой она держалась за толстую шею, правой же сладострастно ощупывала мускулы груди, плеч, руки, чувствуя их возбуждающую твёрдость. Её тело вытянулось так, что лодыжки скользнули ему в промежность и там, пальцами ног, всей стопой, она начала аккуратно дразнить нечто внушительное, крупное, похожее на мягкий кабачок.

— Привет, Элатовэллана! — воскликнула девушка с длинными ушами, развивая свои действия.

Ее брат, который ранее только наблюдал, подошел и на ощупь нашел что-то в воде. Это что-то было длинным, толстым и активно двигалось ее ступнями, вызывая у него больше возбуждения, чем действия его сестры... Ашуин опустил руки от основания и обнаружил два упругих объекта, напоминающих маленькие дыньки в мягкой кожаной сумке. Они были горячими и пульсировали.

— Какое потрясающее оружие у тебя! — воскликнул он.

— Что он говорит?

— Он говорит о твоих потрясающих "дыньках"...

— Это такое приятное неожиданное удовольствие!

— Пусть ждет, если ты продолжишь работать так усердно своими ножками, то скоро будет повод прижаться лицом к чему-нибудь другому для обоих!

Гигант чувствовал раскаленные горы в своей груди, животе и месте развилки. Они не горели уже два года. В походе ему приходилось снимать напряжение охотой и боем. Это помогало, но ему нужна была женщина! Танелонец испытывал потребность в крепком партнерше, чтобы излить семя, которое он не мог оставить на земле. Конечно, вокруг было достаточно лошадей и коров, но гиганту не хотелось заниматься сексом с животными. Сентаврийки были другое дело: разумные женщины, самостоятельно принимающие решения о том, что иметь и чего не иметь. Что можно получить от лошади, которая даже не поймет, что ее насилуют? Самсону хотелось ласки и тепла, а маркитантки его боялись... И он не обращал внимания на этих скованных старых женщин.

Танелонец продолжал ласкать свою миниатюрную возлюбленную и делал это умело: его руки скользили по ее телу, гладили крестец, внутренние стороны бедер, легко массировали обратные стороны коленок, затем поднимались обратно, слегка сжимали крепкие и теплые ягодицы и внимательно проходили посередине спины и по бокам. Он прекрасно знал, как играть с женским телом, чтобы оно издавало правильные стоны и приносило удовольствие. В танелонском обществе женщина имеет право говорить и думать, но не решать. Права мужчин гораздо больше, но в одном оба пола равны - в праве на радость от секса. Брак может распасться, если женщина не получает достаточное удовлетворение. Поэтому мужчина из Танелонии обязан хорошо знать женское тело так же хорошо, как свое родовое оружие! Эльфка задыхалась, ей стало жарко, внизу живота возникло что-то тяжелое и томное...

Самсон подтянул к себе на грудь Ашуина. Эльфы в среднем выше людей на голову, но даже так они обычно дотягивают танелонцам до низа груди. Юноша слегка растерялся, ощущая под собой твёрдое, но в то же время, не жёсткое тело. Он, сначала робко, но потом смелее стал ощупывать мускулы Самсона, приходя в тихий восторг! У эльфов никогда не было ничего подобного, такой мощи, таких габаритов! Они не слабы, как принято считать, у них выносливые мускулы и мощные жилы, кости их тонки, но очень гибки, и всё же, такая мощь, такие размеры всегда восхищают! Будь ты эльф, человек или гном, статная и дикая красота танелонцев восхитит тебя!

— Брат спрашивает, не болят ли твои раны?

— Боль, это лишь сообщение, что ты жив. Мне немного больно, но я не страдаю.

Ашуин нерешительно потянулся к губам Самсона и получил долгий влажный поцелуй. Эльф слепо водил ладонями по лицу гиганта, осторожно ощупывал острые треугольные уши, запускал пальцы в жёсткую гриву цвета безлунной ночи, теребя толстую косу, а огромная пятерня нежно тискала его мальчишеский зад...

Фаллос танелонца это огромный кусок мяса, в котором тысячи пористых ячеек, медленно заполняющихся густой кровью. Чтобы придаток, как зовут свои члены танелонцы, полностью отвердел, нужно потратить некоторые усилия и определённое время. У эльфов и людей всё происходит гораздо быстрее, однако и эффект твёрдости у гигантов дольше в шесть-семь раз! Ловкие изящные ступни эльфки сделали своё дело, и это чудовище величественно поднялось над водой. Эльфы соскользнули вниз и зачарованно замерли с двух сторон от сверкающей обсидиановой дубины. По природе своей танелонцы белокожи, их кожа, словно белый мрамор с тёмными прожилками артерий. Даже самое жаркое солнце не оставляет на ней следа, но в некоторых местах, например в подмышках и промежности, их кожа имеет разные оттенки серого, реже коричневого, или, как у Самсона — абсолютно чёрного цвета. Эльфка первая решилась протянуть руки к этому великолепию, о том, чтобы поместить его в какую-то полость своего тела не могло быть и речи, но её одолевало любопытство. Она обхватила указательными и большими пальцами обеих рук основание стержня и пальцы, длинные изящные эльфские пальцы едва-едва сошлись. Посередине стержня не сошлись вообще, а под скрытой головкой снова сошлись с большим трудом. Затем она осторожно приставила к придатку свою руку, и оказалось, что он на две фаланги длиннее, чем её рука от локтя до кончика среднего пальца.

- Эппасэна беллатрана...

- Он великолепен, - быстро не перевела, а согласилась женщина. - Твоя жизнедарящая ветвь прекрасна, хозяин!

К слову о ветвях, расширившиеся толстые вены на фаллосе действительно напоминали настоящую древесную ветку своим рисунком.

- Это всего лишь дополнение. Скажу безо всякой лжи, было бы очень печально его потерять, но ничего прекрасного в нем не вижу.

- Ты не умеешь видеть глазами женщины...

- Начинайте уже, вы раззадорили меня и теперь я точно не отпущу вас отсюда просто так!

- Мы никуда от тебя не уйдем! - горячо вскрикнула эльфка. - Мы твои, помнишь, и радовать тебя - наш долг... Наше удовольствие!

Гигант вздохнул, его огромная грудь поднялась высоко и опять опустилась.

- Той брат Ашуин, а какое твое имя?

- Иллиам, хозяин.

- Иллиам и Ашуин, порадуйте меня.

Эльфы одновременно прижались к фаллосу, нежно ощупывая это горячее пульсирующее сердцем чудовище каменной крепости. Они начали натягивать кожу, раздвигая предпоследнюю плоть, из которой появилось нечто темно-лиловое, почти черное, маслянисто блестящее и пахнущее тем самым неприятным запахом, который в моменты большого возбуждения кажется просто-замечательным, развратным и возбуждающим. Головка освободилась, она была размером в два мужских кулака с шипами по ободу, чтобы предпоследняя плоть не сползала назад. Спереди была большая плотно сжатая щель, а под ней тугая горячая узда. Придаток танелонца был полностью готов к соитию - устрашающий и возбуждающий...

Ашуин чувствовала наибольшее желание, но Иллиам была намного смелее, поэтому она коснулась головки языком, опередив брата на несколько секунд. Будучи или, по крайней мере, считая себя возвышенными и прекрасными существами во всех отношениях, эльфы испытывали... невероятное возбуждение! Это возбуждение заключается в страсти к самоунижению, страсти к падению в грех, когда разумное существо безудержно желает окунуться в грязь, ползать в ней и извиваться как свинья, мечтающая быть покрытой жирным отвратительным хряком... Эта страсть побуждает некоторых женщин принимать положение на четвереньках и привлекать к себе грязного дворового пса. Эта страсть разгорячает скрытое желание некоторых женщин быть жестоко изнасилованными, униженными, обесчещенными, избитыми и затем еще раз изнасилованными - грязно, беспощадно и унизительно... А что делает эта страсть с мужчинами! Мужчины ищут наслаждение с детьми, мужчины подставляют своих жен под иноземных рабов, мужчины, охваченные кровавым азартом, насилуют жен своих убитых на войне врагов!

Тёмная страсть, пробуждающая в душе разумного существо грязное похотливое животное, сластолюбивую жестокую тварь, желающую насиловать и быть изнасилованной... Это тёмная вонючая страсть, дарящая наслаждение! Что-то сродни этой страсти испытывали бессмертные дети Извечных Домов, причащаясь символом варварской силы. Они облизывали, целовали, тёрлись об него лицами, нередко соединяясь в «кровосмесительном» поцелую, нежно и жадно сжимали стержень, водили языками и по нему, проводя влажные дорожки от набалдашника до основания, а когда возбуждённые эльфы вспомнили про мошонку... Что сказать, вид огромных яиц для женщины также притягателен, как вид огромных грудей для мужчины! Любовно покрывая фаллос слюной, трясь об него уже всем телом, долгоухие играли с мошонкой, массируя её настойчиво, но бережно. Самсон наблюдал за ними сквозь прикрытые веки и действительно наслаждался, его тело столь сильно нагрелось, что от него поднимался пар, и кожа высыхала на глазах.

Долгоухие не могли наиграться,...   они сосредоточились на блестящей головке и всячески дразнили её губами, горячим дыханием, пальцами, будто боясь оторваться отчего-то чудесного, чего-то вызывающего зависимость! Они наслаждались не только придатком, они наслаждались собой, своей развязностью и низменной страстью к куску твёрдого горячего мяса! Они возлюбили фаллос и тихо сходили с ума от невозможности объединиться с ним! Оба! Иллиам быстро и ловко взобралась на Самсона так, чтобы его придаток оказался меж её бёдер. Прижав чёрную дубину к своему животу, она начала быстро ёрзать передком по стволу, порой так часто, что её движения походили на приступы судороги, но женщина больше не могла остановиться! Её глаза закатились, из канальцев брызнули слёзы, соски затвердели и стали похожи на острые наконечники стрел, а из приоткрытого рта виднелся извивающийся, ищущий язык! Она подбиралась к экстазу! Ашуин прильнул к сестре с другой стороны, гибкие эльфские тела зажали придаток с двух сторон, извивающиеся, не останавливающиеся ни на миг!

Самсон ощутил, что скоро... наконец-то! Ашуин поцеловал сестру в губы, затем ласкал ее груди, вызывая у нее возбужденные вопли, и затем вернулся к другому месту. Прекрасный эльф прижался к отверстию так же страстно, как только что прижимался к рту Иллиам и с трудом проник языком в теплое внутреннее пространство. Эльфка, не в состоянии прекратить движение по члену пальцами клитора, согнулась и дрожа всем телом, лизала швы на головке. При этом оба эльфа сладострастно стонали тихо, словно были на грани изнеможения, ощущая, что оргазм находится всего в нескольких шагах от них. В тот момент, когда перед Самсоном ударил тугой поток теплой жидкости и Иллиам издала стон страсти, переплетенный с последним криком раненой птицы, Самсон зарычал глухо, по его телу пробежала волна напряжения. Сначала напряглась его шея, затем набухли мышцы груди, затем живот стал твердым, член дернулся, мошонка из большого мягкого мешка превратилась в тугой карман, сжатый поближе к члену, и в рот Ашуин ударил тугой и горячий поток спермы. Она моментально заполнила ее полость рта и покрыла лицо. Иллиам, частично потеряв сознание, бросилась на блестящую от влаги головку и получила второй поток, который залил ее грудь, шею, подбородок и рот... Брат и сестра встретили третий поток щека к щеке, широко раскрывая рты. И хотя сперма продолжала вытекать из члена, больше таких сильных кончаний не последовало.

Иллиам сидела на Самсоне, который уже не рычал и тяжело дышал; его сперма покрывала ее от лба до середины живота и медленно стекала вниз; Ашуин находился у ног гиганта, также покрытый вязкой белой жидкостью с интенсивным запахом. Решительная сестра снова опередила брата, проходя пальцем по своей груди и облизывая его. Брови эльфки поднялись вверх, и она жадно стала слизывать сперму со своего тела.

— Это похоже... Это похоже...

— Сливочный вкус с послевкусием лесного ореха... — тихо прошептал Самсон, смотря в небо сквозь древесные ветви, расслабленный и довольный.

— Да! Именно! Ты пробовал своё семя?

— Мне такое ни к чему, но женщины, пробовавшие его, говорили, что оно похоже на сырой, но ещё тёплый тюлений жир, а я люблю тюлений жир и знаю его вкус. Что там щебечет твой брат?

— Ему нравится. Оно такое густое! Не горькое, не солённое, не сладкое...

— Будешь часто есть танелонскую сперму, и скоро у тебя отрастёт грудь, увеличатся седалище, и ты станешь похожа на настоящую танелонскую женщину, а не на ребёнка. Не смотри так, малышка, вы с братом облегчили тяжёлую ношу... Кстати!

Гигант притянул к себе эльфа и перевернул головой вниз, к паху, открывая для обзора гладкие мягкие полушария ягодиц и крошечную звёздочку ануса. У Ашуина действительно были практически детские гениталии, слишком маленькие даже для эльфа.

— Смочи как следует, — приказал гигант, протягивая к Иллиам оттопыренный мизинец правой руки.

Пока эльфка с каким-то странным возбуждением обсасывала палец, размером больше среднего человеческого фаллоса, длинный змееподобный зык танелонца танцевал вокруг сфинктера, то и дело предпринимая попытки вторжения. Ашуин тонко вскрикивал и крепко держался за придаток самого Самсона, который так и не потерял твёрдости. Эльф испытывал откровенный страх и томительное возбуждение, он всегда питал любовь к телам других мужчин и телу своей сестры, но дальше ласк языком не заходило никогда! Этого было достаточно, чтобы позже, вечный юноша доводил себя до экстаза самостоятельно. Теперь же он готовился впервые пережить вторжение в свой зад, что и пугало, и будоражил его порочное нутро. Втянув язык, Самсон приставил мизинец к заду своей новой собственности.

— Ты не повредишь его когтем? — озабоченно спросила эльфка, все еще следящая за действием с нескрываемым возбуждением. Она только что получила максимальное удовольствие, но ее таз все же продолжал незаметно двигаться в ритмичных поступательных движениях.

— Это всего лишь ороговевший ноготь, он не острый, а заостренный, у него нет режущей кромки. Он готов?

— Готов ли он принять его, Аши?

— Да! Он готов принять его!

— Он просит тебя быть нежным, ты первый мужчина, который занимается этим с ним.

Одна бровь гиганта иронически приподнялась.

— Тогда я жалею о том, что это происходит пальцем. Если он не хочет, мы можем отказаться от этой идеи.

— Аши, если он не хочет делать это сейчас?

— Нет! Он хочет это сделать с тобой!

Гигант усмехнулся и слегка нажал на палец, при этом осторожно поглаживая по изогнутой спине эльфа.

— Ты пробовала сок брата?

— Да, иногда мы радовали друг друга.

— Развратные существа с острыми ушами. Не упусти его излияния сейчас.

Эльфка наклонилась под торс брата и пристыковалась к его маленькому стержню. Медленно, но верно, мизинец проникал в девственный анус, Самсон не спешил, выводил кончик пальца раз за разом, чтобы затем продвинуться немного дальше, при этом Иллиам ласкала своего женоподобного брата со всей нежностью любящей сестры, нарушая все запреты и табу на кровосмешение. Сам Ашуин наслаждался ласками сестры и гигантского любовника, вскрикивая, всхлипывая и стонущий поочередно. Он сжимал придаток Самсона так, словно искал в нем силы и одновременно ощущал боль и удовольствие. Это заставляло его чувствовать себя еще более связанным со своей сестрой, которой он всегда так восхищался. Палец Самсона проник до середины второго сустава, стенки прямой кишки эльфа так плотно обхватывали его, что когда гигант вынимал палец, зад юноши жадно засасывал его обратно. Самсон нашел нужное место и начал массировать его с большой осторожностью, доступной ему как такому огромному и сильному существу. В это время Иллиам удивленно подумала, что придаток ее брата стал как будто... больше! Не намного, но таким большим и твердым эльфка еще никогда не видела! Ашуин прерывисто застонал от наслаждения и кончил в рот своей сестре. Тщательно очистив брата, она выползла из-под его живота, и юноша мог расслабиться на широкой мускулистой груди танелонца. Он сладко отдыхал после экстаза, но не выпускал основание черного придатка из своих объятий, лишь лениво целуя гладкую безволосую лобковую область Самсона.

Эльфка прижалась к правой руке гиганта, после чего он осторожно обнял её, и Иллиам спокойно прижалась е его груди.

— Хозяин?

Гигант фыркнул.

— Едва ли я твой хозяин. Скорее любовник на раз.

— Нет, ты наш хозяин.

— Вы, долгоухие, очень цените свои жизни. Немудрено, всякому жаль потерять вечность. За прекращение вечности своего родича многие из вас тратили ...  годы, выискивая убийцу. А если это был другой эльф, то и века проводили в скитаниях, чтобы так же беспощадно отнять его вечность. Так почему же твой хозяин так просто распорядился священными жизнями? Вашими.

Эльфка задумчиво вздохнула, слушая сердечный ритм танелонца. В её рту перемешались вкусы семени двух мужчин и она была достаточно порочна, чтобы ей нравился получившийся букет. Иллиам хотелось ещё той жирной вязкой спермы, исходящей из огромного прекрасного фаллоса, к которому прицепился брат... Но не время.

— Как и у людей... позор, конечно, проводить связи между нашими видами, но, как и у них, у нас жизни разных сородичей ценятся по-разному. Аристократ всяко важнее простолюдина или простого дворянина...

— Аристократы возведены на вершину общества очень давно, и единственная тому причина, что их предки были самыми сильными и умелыми лидерами своего времени. В течение эволюции видов совершенствовалась и аристократия, её уделом стало вести простонародье и, как и для любого другого сословия — производить. Только если кузнец делает подковы, а гончар лепит горшки, аристократ воспроизводит благородство. По идее, изначальной идее, аристократы должны воплощать пример лучшего разумного существа. Но, конечно, они этого не делают. Порочность присуща почти всем разумным, и она сильно развратила тех, кому люди, эльфы и частично гномы, доверяют свои судьбы. Никто из вас не может понять, что нельзя подчиняться потомку древней династии лишь потому, что он несёт ничтожную, разбавленную частицу крови того, кто когда-то действительно заслуживал поклонения. Вы привыкли, что надо поклоняться, почитать и служить, а тем временем вами правят те, кого по зрелому размышлению следовало бы утопить вместе со всеми потомками, чтобы не дать дефектным генетическим цепочкам шанс на выживание... Что такое, малышка?

Эльфка не могла признать, что в определенный момент перестала разбираться в словах дикаря с далекого северо-востока континента. Вначале его речь была понятна и даже мудра, но потом появились странные слова, которые не имели места ни в одной книге или просветленном уме. Она не хотела признавать, что чувствует себя глупым ребенком рядом с этим полузверем, хоть он и был прекрасным и удивительным.

— Ты... Ты просто не понимаешь, о чем говоришь, мой друг! Твои слова вызывают смуту, как стихи Йоригана аэн Хаволэ. Лорд Салсар очень важен для нашего народа! Если бы ты только знал об этой системе...

— Ты говоришь о вашей социальной структуре? — произнес танелонец с полуприкрытыми глазами с издевательским оттенком. — О, я отлично знаю ее. Восемнадцать высоких домов и еще больше вассальных домов. Каждый высокий дом контролирует лорд, а все лорды фактически подчиняются Прозревающей, прямому потомку Той-Что-Прекрасней-Богов. Когда Прозревающей исполняется пятьсот лет, она выходит замуж за одного из лордов, чтобы родить следующую Прозревающую. Ваши правительницы - единственные эльфы, которые способны умереть, так как их жизнь заканчивается с рождением новой дочери. Это бесконечный цикл перерождений, предназначенный для сохранения дара предвидения. А пока растет будущая Прозревающая, которую охраняет весь государство, безраздельную власть осуществляет отец-регент. Я знаю об этом. Твой бывший хозяин является лордом мощного дома и вероятно одним из главных кандидатов на руку новой Прозревающей, которая почти достигла подходящего возраста?

— Да, это так, — призналась она. — Почти все прочие лорды уже были женаты на ней, кровосмешение недопустимо, только Салсар аэн Шиидхари и Вольтром аэн Массараши ещё не давали начало новой жизни. Я всего лишь телохранитель, моя бесконечность посвящена защите моего лорда и я могу ею пожертвовать, я прислуга, с которой не делятся секретами великие правители, но даже мне известно, что совет лордов разделился, два лагеря, по семь сторонников у каждого кандидата, ещё двое лордов попросту отказались принимать чью-то сторону и отстранились от дебатов...

— И с приходом орков, все внезапно отвлеклись от внутригосударственных дрязг, а жребий вести карательную армию достался не одному из шестнадцати «непригодных» эльфов, но одному из двух «пригодных». Интересны повороты судьбы.

— Теперь ты видишь, хозяин? Жизнь моего лорда... моего бывшего хозяина может предопределить будущее Извечных Домов на половину тысячелетия! Сегодня она едва не прервалась, многие верные, по-настоящему верные воины погибли, нас осталось немногим более десятка, но мы выжили и наш лорд тоже. Поэтому не жалко отдать ещё двоих, меня и брата, чтобы...

— Чтобы полузверь с севера согласился присоединиться к ослабевшему отряду верных телохранителей и сопроводить надежду Извечных Домов под сень родного леса. — Гигант широко и злобно оскалился, показывая костяной капкан неестественно белых зубов. — Купить оружие танелонца плотскими утехами? Неплохое решение, но я не могу понять, дурак этот Салсар, или всё же разумный эльф? Зачем он ринулся в самую гущу схватки? Один отряд, пусть и опытных воинов вашего рода очень мало мог повлиять на исход битвы, мы бы победили без этого. Есть ли смысл помогать кому-то, кто действует так глупо? Тем более, помогать сесть на трон.

— Его судьба была предопределена! — решительно возразила эльфка. — Во время оборонительных действий, когда орда проникала сквозь наши леса и пожирала все на своем пути, в числе погибших защитников были близкие друзья лорда, офицеры границы, отважные и самоотверженные воины! Он знал их много лет, они вместе росли, служили Извечным Домам, пока судьба не вызвала его занять место на советском троне, а их - поднять мечи и отправиться на границу. Наш лорд шел в самую опасность, чтобы испытать свою участь и одолеть Махруджа, но тщетно. Он сражался из последних сил, но орков было слишком много... И тут появился ты, самое ужасное видение в жизни неславной эльфки: рывками приближался ты со сверкающим топором вокруг хлюпавых фонтанов крови... Мы укрылись, мы спаслись благодаря тебе! Поэтому мы здесь!

Самсон продолжал улыбаться, но уже с более сдержанным выражением, без насмешки, без издевательства.

— Я не пойду к Извечным Домам, — наконец сказал он. — Так что можете спокойно уйти. Мне было хорошо с вами, маленькие эльфы, и я буду вспоминать вас в следующие несколько лет.

— Мы не уходим! — решительно отвергла эльфка. — Ты можешь быть умнее, чем ты казался раньше, но ты не всегда прав, мой господин!

— Где я ошибся?

— Мы обязаны! Не подкупленные, а обязанные! Наш лорд не приказывал нам отправлять тебя на север, он не просил настаивать на том, чего ты сам не желаешь делать! Он просто сказал, что должен тебе десяток благодарностей вечности и поэтому мы здесь! Мы слуги благодарности и мы принадлежим тебе! Возьми нас с собой или убей, но не отвергай! Обратного пути к лорду нет и быть не может! Если мы вернемся, то будем против его воли, если же ты нас брошь, то нигде не найдется места, где мы с братом сможем прижиться! Нет ужаснее участи для эльфа, чем жить без уголка, где можно было бы укрыться!

Самсон с прохладным спокойствием взирал в огромные глаза эльфки, глаза цвета огненной осенней листвы со сверкающими миндалевидными зрачками. Он всё ещё не находил особой прелести в эльфской красоте, но это маленькое хрупкое создание зацепило его своей чувственностью, и перестало быть безразличным. Да и вторая девка в обличии юнца, столь нежно гладящая его мошонку была мила и чувственна.

— Сколько идти до ваших пределов?

— Ты пойдёшь с нами?! — едва не задохнулась от восторга Иллиам.

— Танелонцы ни с кем не ходят, — ответил гигант жёстко, — мы никому не подчиняемся, и ни с кем не вступаем в союзы, но порой мы идём в ту же сторону, что и прочие разумные существа. Быть ...  чьим-то попутчиком, значит вместе делить опасности. Вот и всё!

— Я люблю тебя! — сама не поняла, как выкрикнула эльфка и поражённо прикрыла рот руками. — Ты... Ты знаешь, даже если бы ты не согласился, мы бы всё равно остались с тобой и... Я рада, что наш лорд приказал нам быть с тобой.

— Неужели? Вы можете уйти в любую минуту, мне не нужны рабы, нет той работы, которую танелонец не сможет сделать сам! Рано или поздно, но я нашёл бы ещё одну самку, желающую и способную облегчить мою ношу.

— Мы никуда не уйдём! — испуганно воскликнула она. — Мы хотим быть с тобой! Я хочу! Я хочу... Я хочу твоих ласк... хочу, прикасаться к твоему громадному телу, ласкать твой жуткий, но такой приятный язык в своём рту, я хочу вдыхать твой запах и нежиться в объятьях, которые могли бы меня раздавить! Я хочу твоих сильных рук и твоей жизнедарящей ветви! Этого жизнедарящего ствола! Да, я хочу этот огромный кусок тугой плоти, чтобы припадать к нему и пить жирный нектар! Чтобы ласкать его, ублажая тебя! Я хочу, видеть, как содрогается в экстазе твоё тело, о, эллен вэлланаллои сэптан ан фискоана, что со мной?! Я хочу тебя, мой новый хозяин, и мне так хорошо от этого тяжёлого желания внизу живота, что от ужаса сердце рвётся из груди!

У женщины возникли странные и противоречивые чувства. Она испытывала страстное желание к существу, которое было настолько отличным от нее, что вызывало подсознательное отторжение. В то же время она считала это существо прекрасным и желала быть покрытой самым сильным и страстным самцом. Женщина хотела мужчину, но эльфка боялась вспышек страсти к чудовищному танелонцу. Однако все конфликты могут быть разрешены, если у вас есть язык! И Самсон владел этим гибким красным языком превосходно. Когда Иллиам увидела блестящего "змея" с острым кончиком, который дрожал перед ее лицом, она без колебаний обхватила его губами и начала играть с ним. Самсон скручивал свой язык, пока их губы снова не соединились в страстном поцелуе. Ашуин заметил манипуляции своей сестры и наконец-то оставил объект своей привязанности, чтобы лизнуть танелонца по щеке.

— Мы снова будем это делать? — спросила эльфка, в предвкушении.

— Посмотри на мой "придаток", малышка, — сказал Самсон, отрываясь от губ эльфа. — Ты думаешь, что одного раза будет достаточно, чтобы успокоить его? Если ты разбудила зверя, то должна успокоить его полностью.

Эльфка опустилась к промежности гиганта и снова стала облизывать горячую головку. Густая темная кровь в органе не спешила выходить. Дубина не уменьшилась и сохранила свою великолепную твёрдость. В то время как Иллиам ласково щекотала уздечку и массировала чувствительные шипчики, ее брат страстно и нежно целовался с Самсоном. В порывах страсти маленький юноша начал покрывать лицо своими нежными поцелуями и елозить по рельефу торса восставшим членом. Он получал наслаждение от контакта с чужой звериной мощью, но гиганта это только забавляло. Он перестал сжимать ягодицы и аккуратно положил эльфа животом вниз, приспустив его вниз. Ашуин понял, чего от него хотят, и изящные тонкие ступни с аккуратными пальчиками стали скользить по горячему стержню, поднимаясь вверх и дразня сестрин язык. Сначала Иллиам реагировала на действия брата как на попытку лишить ее возможности слизывать остатки семени с головки. Но через минуту ласки ашуиновых ног и языка превратились в игру родных братьев и сестер, когда они не бьют друг друга, а играются локтями и шутят друг с другом. Только в данном случае это была самая развращенная форма этой игры. Иллиам с удовольствием брала в рот пальцы брата и вылизывала их, а также целовала между ними. При этом эльф блаженно располагался на ложе из мускулов и ласкал самого себя, под громкое дыхание танелонца.

В определённый момент гигант аккуратно снял с себя любовника и, отстранившись от любовницы, поднялся из воды. Его пах оказался на уровне их груди, а конец придатка покачивался перед их лицами. Ничего не говоря, Самсон снова присел и стал ощупывать руками дно напротив своего каменистого лежбища. Танелонец начал вырывать из дна камни, разгребать и убирать водоросли. Он делал это сосредоточенно, быстро и эффективно, в воде всплыли облака ила. Наконец гигант шагнул вперёд и стал ниже, он всё ещё возвышался над эльфами, но его промежность опустилась достаточно, чтобы гигант не приседал.

— Ко мне спинами.

— Ты собираешься...

— Убить вас придатком? — хохотнул Самсон, глядя на неё.

Гигант мягко подтолкнул любовников к себе, развернул спинами и заставил прогнуться, Ашуин упёрся руками в обрывистый берег, Иллиам прильнула к брату сзади, а меж их ногами просунулся обсидиановый стержень. Когда он коснулся их промежностей, эльфы рефлекторно сжали бёдра.

— Вот так и держите, — нежно прошептал танелонец, делая первый мягкий толчок.

Правой рукой Самсон тоже опёрся о берег, левой же обхватил эльфов и стал совершать мягкие, осторожные движения, проталкивая придаток меж двух пар крепко сжатых бёдер. Вскоре он стал тихо порыкивать, проталкивал фаллос вперёд, пока не упирался в ягодицы Иллиам, и вытягивал, пока шипастая головка не останавливалась в ногах у Ашуина. Мало-помалу эльфы тоже втянулись, ведь горячая пульсирующая дубина, в которой колотилось могучее сердцебиение, тёрлась об их гениталии, дразнила губы и клитор эльфки, мошонку эльфа и нагревала задние проходы обоих. Иллиам схватилась за брата, теребя его сосцы, её обдавало горячее дыхание, гигант раскалился как доменная печь. Его движение стали более страстными, резкими, но он всё ещё боялся причинить хрупким любовникам вред и о том, чтобы двигаться в полную силу, не могло быть и речи! Сквозь удовольствие и жар, Иллиам почувствовала слабую боль, она немедленно стала зачерпывать воду и поливать горячий придаток, облегчая скольжение. На грани разума, где не властвовала подогреваемая похотью истома, эльфка кляла себя за то, что не запаслась цветочным маслом, с ним этот противоестественный акт любви сейчас проходил бы гораздо приятнее, даже приятнее, чем есть!

Эшуин стонет в ритме движений, он старается сжать ноги, но от возбуждения они подкашиваются. Рука гиганта помогает эльфу не упасть в воду. Он перестает опираться на берег и сжимает головку обеими руками. Вскоре в его ладонях расплывается вязкая ароматная смазка, которую парень активно наносит на член и мошонку. Смазки достаточно много, и новое оргазмическое испытание приближается по частоте и интенсивности движений. В какой-то момент Самсон перестает рычать, только шумно дышит, из его рта высовывается язык, который ловко скользит Иллиаму по груди, то к одной выступающей грудке, то к другой. Это одновременно вызывает отвращение и такое приятное ощущение! Эльфка не может устоять и засунуть язык в свой рот! Наконец-то напряжение начинает распространяться от шеи до живота танелонца, его половой член так напрягается, что поднявшихся на нем кричащих эльфов. Струя попадает на руки Эшуина, затем Иллиам подставляет свои. Одну руку эльфка облизывает, другой мастурбирует, и ощущение танелонской спермы на их половых органах разжигает пламя! Женщина восклицает, обнимает брата обеими руками, заставляя его повернуться, и целует его в спермой покрытые губы. При этом она схватывает его член и, дрожа от экстаза сама, доводит эльфа до такого же состояния. Опьянев от вкуса и продолжительного удовольствия, долгоухие опускаются в воду и начинают тщательно вылизывать "источник лакомой влаги", при этом время от времени сменяются нежными поцелуями, массируют все еще тяжелые груди и сжимают ствол двигательными движениями для того чтобы получить все что может быть еще оставшимся в уретре. Убедившись что не удастся выжать больше ни капли спермы, эльфы поднимаются и без слов обнимают своего партнера за талию.

— Веса ...  тунта мирре та, оматта!

— Не оставляй нас, хозяин!

Танелонец задумчиво посмотрел на двух изящных тонких созданий, поглощавших его семя с такой охотой, даривших ему ласки своих слабых нежных тел, проявлявших любовь к нему, одному из самых грозных и опасных разумных существ в мире... Танелонцы не испытывают большинства эмоций, они не боятся, не стыдятся, не печалятся и почти никогда не скорбят. Танелонцы не считают себя ущербными, где бы ни находились, и проявление хорошего отношения к себе воспринимают не с благодарностью, а скорее с удивлением. Самсон всё ещё не знал, что чувствует по отношению к ним, ведь для него, даже столь приятные ощущение как пик соития значили крайне мало, это люди и эльфы готовы совершить нечто из ряда вон, дабы получить желанную женщину, или мужчину, но танелонцы вечно жаждут лишь крови, и для того, чтобы получать её вдосталь, им нужно лишь оставаться собой... И всё же, он не хотел оставлять их. Гигант принял решение.

— Я пойду в ту же сторону, что и эльфы, возможно, увижу границы ваших земель, или что-то интересное...

Иллиам вскарабкалась на него как на дерево с ловкостью молодой рыси, на этот раз её брат почти не опоздал и любовники скрепили решение спонтанным тройственным поцелуем.

— Для нас это очень много значит, хозяин! — прошептала она ему на ухо.

Остаток ночи троица провела на берегу, эльфы заснули прямо на Самсоне после третьего обильного извержения семени, предварительно вылизав себя, и друг друга. Они даже не стали прикрываться, спали обнажёнными на огромном теле, источающем жар.

Утром влюбленные помогли гиганту войти в кожаную защиту. Вечером, когда танелонец протирал свою экипировку, он заметил, что она немного распухла из-за влаги, так как была сделана из кожи. Однако, из-за того, что он забыл надеть ее вовремя для удовольствия, броня успела высохнуть и стала тесной на его корпусе. Чувствуя плотное прилегание доспехов, которые подчеркивали его фигуру, гигант следил за эльфами, которые пытались продемонстрировать ему то, что он уже основательно изучил и чем обладал.

— Хозяин, мы движемся в другом направлении!

— Я иду не туда. Мы направляемся к Скидийским Воробьям. Нужно попрощаться с ними. Мы может быть и не всегда были союзниками, но я провел с ними четыре года.

— Хозяин, эльфы рано встают и быстро двигаются. Наш лорд уже наверняка в пути, и будет чудом, если мы его догоним! Не стоит ли отказаться от сентиментальности?

— У танелонцев нет места для сентиментов, дорогая. Но у нас есть честь. Если я просто уйду, они будут помнить меня как предателя. Глупые люди не поймут, что я никогда не был одним из них.

— Но, хозяин!

Самсон не собирался спорить или слушать ее. Он делал то, что должен был делать, и других вариантов не было.

Люди еще не вставали рано и не готовились к отъезду. Большинство Воробьев все еще лежали возле костров в похмельной растерянности, готовясь приветствовать этот день звоном колоколов в головах. Ходриг наполовину раздетый с шумом мылся в тазу прямо перед своим старым и небольшим шатром. Капитан был полноватым, но на его боках места для обвислых складок почти не осталось - это было твердое мясо, как у кабана, который всю жизнь бегал по лесу и сражался за свое право на жизнь! Из-за влаги рыжие волосы, усы и борода выглядели еще темнее, и Ходриг казался светловолосым брюнетом.

— А, вернулся-таки! Самсон вернулся! А нету твоих баранов, здоровяк! Схомячили мы их... Вижу, высокородные господа нашли тебя?

Танелонец ничего не ответил своему старому знакомцу, он лишь бросил эльфам «ждите здесь» и направился в сторону бранного поля, воздух над которым смердел и был заполнен тучами жирных жужжащих мух. Гигант не показывался довольно долго, наёмники постепенно поднимались, являя миру свои заспанные, красные и помятые как пастельное бельё в борделе лица. Вокруг пары обеспокоенно переговаривающихся эльфов постепенно стала образовываться любопытствующая толпа, а Ходриг совсем не спешил приглашать долгоухих к трапезе, хотя сам уже начал завтракать. Эльфы, разумеется, ни малейшим движением уха не показали, что весьма голодны, хотя как раз их-то желудки назвать совсем уж пустыми нельзя. Прошло немногим более часа, когда Самсон, наконец, появился. Он шёл, держа в левой руке мясницкий крюк, на который была насажена огромная, просто громадная оркская башка! Её изрядно пожрали падальщики и во лбу виднелась страшная рубленная рана, но на бледной коже ещё отчётливо виднелась яркая синяя краска.

— Так вот, на счёт баранов...

— Забудь, Ходриг, я ухожу.

— Куда, позволь узнать? — меланхолично спросил капитан.

— В сторону Извечных Домов.

— Вот как? Полагаю, высокородные господа сделали тебе хорошее предложение?

— Не совсем, — ответил Самсон, который, как и все танелонцы, не осквернял уста ложью, — мы всю ночь занимались плотскими утехами, и они дали мне то, в чём я нуждался. И, хотя я ничего не должен им взамен, я решил, что наши дороги с тобой и твоими людьми расходятся. Теперь моя дорога идёт в том же направлении, что и остроухого лорда.

Атмосфера и качество внимания вокруг эльфов существенно изменились, и не ясно было, насколько это изменение положительное или отрицательное. Теперь они привлекали ещё больше любопытства, но также сталкивались с враждебным отношением.

— Итак, — капитан заметно разломил палку колбасы, — ты предпочел друзей женщинам?

— Один из них мужчина.

— Блин, Самсон, ты настоящий изменник! — Ходриг наконец-то выразил свою ярость. — Мне обязательно было об этом узнать?! Думаешь, мне будет легче? Один из самых лучших ребят просто исчезает с какой-то странной женщиной и мужчиной... которые каким-то неизвестным способом удалось его завладеть! Это справедливо?

— Я никогда не был одним из вас, Ходриг. Я говорил тебе об этом в первый день, когда ты спросил, почему я присоединился к вашей команде. Я не присоединялся, потому что дети Танелона всегда идут своим путем и всегда делают то, что хотят. Наши пути разделяются здесь. Собираешься задержать меня?

— И зачем? — презрительно хмыкнул гномоподобный человек. — Мне жаль моих ребят, и ты, негодяй, мне ничего не должен... Ладно, уходи с миром и занимайся кем хочешь... Хотя я не представляю, как это вообще возможно...

Наёмники расступились, пропуская танелонца и эльфов без препятствий.

— Эта голова... — после некоторого времени заговорила эльфка.

— Не знаю. Но это был самый крупный из тех, кого я убил. Орки всегда следуют за самыми большими и сильными. Предположим, что это его голова.

— Трофей... Теперь мы достигнем лорда только к полуночи, если не сбежим.

Самсон присел на корточки.

— Залезайте и держитесь за волосы. За мои волосы.

— Зачем это нужно?

Вступив в полный рост с двумя эльфами на пятках, танелонец побежал. В мире существует множество созданий, которые способны состязаться с детьми Танелона в скорости, но нет ни одного, которое могло бы превзойти их выносливость. Бегущий Самсон успел догнать летучую пехоту эльфов до полудня.