В болезни и здравии

Джон Стэмпер сидел на своем обычном месте в закусочной. Это было обеденное время в пятницу, его день для посещения закусочной. Официантки — Бетти и Вероника (он тихо улыбнулся по этому поводу; эти двое были настолько далеки от Бетти и Вероники из комиксов, насколько это вообще возможно. Бетти весила триста фунтов и была брюнеткой с всклокоченными волосами, которые медленно выпадали, а Вероника была рыжей, с плохими зубами, хроническим неприятным запахом изо рта и склонностью ругаться по пустякам).  — Они улыбнулись ему, как они всегда делали. Он просто посмотрел в ответ и ничего не сказал, как делал всегда.

Он знал, что был загадкой для местных жителей, и его это устраивало. Он был частью местной сцены, фактически не участвуя в ней. Джон уже давно пришел к выводу, что если они узнают всю его историю, ему здесь не будут рады. Невежество и страх позаботятся об этом. Поэтому он ограничивал своё участие обедом в закусочной, когда бывал в городе, и изредка хорошим ужином в местном ресторане. Он всё ещё был озадачен тем, что Херон Фоллс был достаточно большим, чтобы содержать ресторан. Однако он не слишком беспокоился об этом, предпочитая просто наслаждаться стейками и лобстерами, которые там подавали. Правда, делал он это не слишком часто — слишком много воспоминаний о трапезах там в прошлом.

Он пробыл здесь почти три года — дольше, чем где-либо за последние восемь лет. Скоро придет время двигаться дальше, он чувствовал это. Но ему нравилось его одиночество. Если вам нужно было отстраниться от человечества, северный Орегон был подходящим местом для этого. Тишина, виды, от которых захватывало дух, а его ближайший сосед находился почти в тридцати милях.

Джон приезжал в город раз в пару недель — запастись продуктами, отправить необходимые посылки, что случалось нечасто, и получить свою физическую почту; FеdЕх не собирался доставлять её туда, где он жил. Его маленькая хижина, во-первых, не отображалась на GРS, а для того, чтобы добраться до него по лесным дорогам, требовался местный опыт.

Единственное, что было у Джона,  — это спутниковое подключение к Интернету. Это было необходимо для его профессии — разработчика программного обеспечения по контракту. В основном он занимался разработкой приложений для мобильных устройств, телефонов и планшетов. Несколько лет назад его небольшая компания добилась определенного успеха, и он зарабатывал достаточно, чтобы жить просто и не слишком беспокоиться о деньгах, хотя он ни в коем случае не был богатым. Он ездил на старом пикапе Ford F250 — факт, который заставил его улыбнуться. Его старые друзья удивились бы, увидев его на старом, потрепанном пикапе, учитывая, на каких машинах он ездил раньше. Он и его Lexus были неразлучны. Но Ford был исправным, надежным, и он мог при необходимости прицепить к нему снегоочиститель. Это удовлетворяло его потребности, а в наши дни они были простыми.

Маленькая деревянная хижина с двумя спальнями, в которой он жил, была построена для охотников в начале 60-х годов прошлого 

века. Он арендовал её у владельцев — семьи из Канады — и в обмен на более низкую арендную ставку потратил немного денег, чтобы модернизировать его и сделать пригодным для жилья: новая крыша, дренажная система, чтобы при таянии снега она не затапливала хижину, новая система фильтрации сточных вод и спутниковая система. Он даже модернизировал генератор в сарае. Он знал, что пробудет там не более двух-трех лет, но это того стоило.

Он редко покидал этот район — только по необходимости, для выполнения конкретного контракта, который требовал его присутствия на месте, или для ежегодного обследования в Сан-Диего, где у него брали анализ крови и при необходимости корректировали дозировку лекарств. Возвращаться в Сан-Диего было тяжело. Ему приходилось сопротивляться искушениям посетить старые места, и до сих пор, в течение последних восьми лет, ему это удавалось. Но это было тяжело.

Он знал, что был персонажем какого-то мифа в Херон Фоллс. Он не общался, почти не реагировал, когда был вовлечен в разговор. Он был вежлив, но никогда не рассказывал о себе, своей истории или о том, чем он зарабатывает на жизнь. Он знал, что у некоторых людей могут быть какие-то идеи — вы не могли бы доставить посылки, как это делал он, без того, чтобы некоторые люди не уловили это,  — но он был удивлен, когда понял, что по большей части ему просто все равно.

У него не было возможности завязать более глубокие или близкие отношения с кем-либо, и в прошлом ему нравилось быть загадочной фигурой, подыгрывая своему образу. Теперь же, зная, что шансов на успешные отношения нет, все его мировоззрение изменилось. Он был человеком, но уже не частью человечества в целом. Мелочи, которые поглощали жизни людей, его просто не волновали. Он понятия не имел, кто занимает первые сорок мест в музыкальных чартах, кто были успешными актерами и актрисами, его это просто не волновало.

Его волновали только две вещи, и они ясно дали понять, что не хотят этого.

Когда это случилось, был ясный мартовский день. Он сидел в закусочной, не обращая внимания на Бетти и Веронику, которые суетились вокруг и выкрикивали повару заказы от посетителей.

Он почти всегда сидел у окна, чтобы видеть улицу. И он увидел, как она подъехала. Большой красный блестящий кабриолет "Mustang". Его опытный глаз увидел, что это модель GT 2015 года, и, судя по звуку, в ней была проделана некоторая работа с выхлопной системой.

Он смотрел, как она вылезает из машины — её длинные черные блестящие волосы были подвязаны шарфом, чтобы они не падали на лицо, пока она вела машину.

Внутри он размышлял, что делать. Если бы он двигался достаточно быстро, то успел бы выйти через заднюю дверь до того, как она вошла. Но если бы он это сделал, стало бы очевидно, что он избегает её, и местным жителям было бы о чем поговорить. А если она заговорит с ними, спросит о нем или откроет что-то из того,  

что, как ей казалось, она знала...

В любом случае, заключил он, его время здесь закончилось. С тем же успехом он мог бы остаться и посмотреть, что она скажет, даже если ему не очень хотелось это слушать.

Так что он сидел, помешивая ложкой куриный суп, и ждал. И вот она вошла. То же лицо — только более взрослое. Никаких прыщей, отметил он. Те же волосы, та же улыбка, когда она оглядывалась по сторонам, осматривая комнату. Улыбалась никому и каждому, как он помнил, с напряжением в груди.

Он увидел, как её взгляд остановился на нем, и их глаза встретились. Он задержал взгляд на секунду, затем посмотрел на свой суп и продолжил есть.

Он чувствовал, как она стоит над его столом.

"Привет, папа".

Он посмотрел на нее мертвыми глазами. Он не был её отцом. Больше нет. Она ясно дала это понять.

"Я не твой отец",  — прошипел он.

"Нет, это ты",  — сказала она, выдвигая стул напротив его маленького столика и деликатно усаживаясь на него. Он не мог не заметить, как она сначала проверила стул на наличие крошек. Её мать, насквозь.

Его взгляд метнулся к ней, и он тихо и без эмоций сказал: "Нет, это не я".

"Как скажешь, папа. Как хочешь, лишь бы ты спокойно спал по ночам. Мы оба знаем, что это неправда".

Джон глубоко вздохнул и огляделся. Он мог видеть Бетти и Веронику у окошка для приема заказов, которые оглядывались и что-то шептали друг другу. Он знал, что это послужит им кормом для сплетен на долгие месяцы. У старины Джо за столом сидела девушка, да ещё и китаянка.

"Чего ты хочешь, Грейс?" — спросил он наконец, откладывая ложку и отодвигая свой стул.

"Папа, мы искали тебя много лет. София и я. Черт возьми, даже мама. Восемь лет, папа. Восемь лет. Ты хоть представляешь, сколько стоило найти тебя? Даже дядя Тони не помог. Я не думала, что он это сделает, но мама помогла. Это наложило отпечаток на их отношения на долгие годы".

Внутренне Джон Стэмпер кивнул. Это было похоже на Тони Дазлика, которого он помнил. Правительственный агент до мозга костей. Татуировка ФБР на груди. Без чувства юмора, жил ради работы и жил по правилам, вплоть до мелочей. Он не стал бы выходить за рамки дозволенного, чтобы найти его, и все же Джон был рад, что Тони не сделал этого.

Не то чтобы это имело значение. Джон Стэмпер больше не появлялся в большинстве поисковых запросов в Интернете. У него не было своей странички в соцсети; ну, была, но она не обновлялась уже восемь лет. На него не было полицейского досье — единственный способ отследить его был через банковские записи, но даже тогда его адресом был абонентский ящик в Атланте, который затем пересылал корреспонденцию через службу доставки на его местный абонентский ящик в Орегоне, или через налоговую службу, но с теми запутанными маршрутами.

Джон был осведомлен о том, как работают власти. Если бы они 

действительно хотели найти его, то смогли бы. Но для этого они должны сами захотеть, а у них не было для этого никаких оснований, и уж тем более ничеготакого, что позволило бы выполнить требуемую работу. Сначала он сделал достаточно запутанных следов, чтобы все было неочевидно, и в большинстве случаев этого было достаточно.

Хотя, очевидно, что нет, иначе Грейс — его бывшая дочь, как он о ней думал,  — не сидела бы перед ним.

"Как ты меня нашла?" — спросил он.

"Правда? И это все? Я нахожу тебя спустя восемь лет, и первое, что ты хочешь знать, это «как я тебя нашла? ». Господи, папа, у тебя есть душа?"

Он просто уставился на нее и ничего не сказал. Она закатила глаза.

"Отлично. Бойфренд Софии играл в какую-то игру на своем планшете. Кажется она называлась...".

Джон поморщился. Он помнил, как работал над ней. Разработчик, на которого он работал, был невежественным, и в итоге он практически в одиночку руководил разработкой технологии для этой игры.

"В общем, он прошел все уровни, с которыми она поставлялась, а потом появились титры, и они были очень яркими, он посмеялся над этим, показал Софии, и она увидела там твое имя. Она была вне себя".

Джон закрыл глаза, чтобы скрыть своё раздражение. Он очень ясно дал понять разработчикам, что его имя в любом случае НЕ будет использоваться, и они проигнорировали это. С ними можно будет поговорить на следующей неделе.

"Когда они показали мне игру, и я посмотрела на нее, я могла видеть тебя повсюду. Эффекты частиц, поток, реакция. Это все ты. Я помню все те времена, когда мы вместе делали маленькие игры, когда я была ребенком. Я знаю, как выглядит твой стиль, папа. Я знала, что это был ты".

Джон сделал большой глоток воды, пытаясь скрыть нахлынувшие воспоминания, вызванные её словами.

"Тогда мы связались с этими разработчиками с дурацким названием и сказали им, что ищем тебя. Сказал им, что мы китайский конгломерат, хотим нанять их и вас, и нам нужно с вами поговорить. Они из кожи вон лезли, чтобы сообщить нам твой адрес электронной почты и банковские реквизиты, куда они перечисляли чеки. Мы пошли по запутанному пути — спасибо за это, кстати,  — и это привело нас сюда. Итак, мы наняли местного частного детектива — они действительно слишком много читали здесь Рэймонда Чандлера, не так ли?  — и это заняло некоторое время. Ты здорово одурачил нас со всей этой историей с Джо Стэмпером, папа. Почему ты сменил имя?"

"Я не менял. На моей визитке написано "Дж. Стэмпер", а когда меня спрашивали, что означает "Дж", я не отвечал. Поэтому они стали называть меня Джо, а я их не поправлял".

Грейс кивнула, и тут подошла Бетти, с ручкой и блокнотом в руках, просто сгорающая от любопытства.

"Привет, ребята. Джо, я вижу у тебя гость, могу я тебе что-нибудь предложить?".

Грейс одарила Бетти своей обаятельной улыбкой и спросила: "У вас есть ягодный пирог? Это любимый пирог 

моего папы".

"Твой отец, да? Что ж, милая, тебе повезло. У нас есть ягодный пирог. Это здешнее домашнее блюдо, лучшее в штате. Я пойду и возьму два кусочка. Горячее? Мороженое?"

"Твой отец, да? Что ж, милая, тебе повезло. У нас есть ягодный пирог. Это здешнее домашнее блюдо, лучшее в штате. Я просто пойду и возьму два ломтика. Горячий шоколад? Мороженое?"

"Шоколад и со взбитыми сливками. Правда, папа?" — сказала Грейс, улыбаясь Джону. Он просто сидел, неподвижный.

На мгновение воцарилась тишина, а затем Бетти, нарушив неловкое молчание, сказала: "Ну, тогда я просто принесу их. Нечего не хочешь выпить, милая?"

"Просто воды, спасибо".

Бетти ушла, и они снова остались одни.

"Итак, ты выглядишь немного по-другому, папа. Эта борода... не уверена, что она тебе идет. Делает тебя похожим на дядю Гордона".

Гордон был старшим братом Джона. У него была большая кустистая белая борода, на макушке он был лысым, как енот, но с конским хвостом на затылке. На его брате все это выглядело нелепо, но Джон, который всю жизнь был чисто выбрит, оставил волосы на лице. Голова Джона все ещё была лысой, но он ничего не мог с этим поделать.

Джон ничего не хотел говорить в ответ на это. Этот разговор будет полностью на Грейс, а он ответит, когда ему будет что сказать.

"Хорошо, тогда",  — сказала Грейс, скорчив гримасу,  — "тогда трудный путь".

"Еще раз, Грейс, чего ты хочешь?" — тихо спросил он.

"Какого черта, папа. Как ты думаешь, чего я хочу? Господи. Прошло восемь лет. От тебя не было ни звука. Не знаю, где ты был, что делал, жив ли ты вообще. Что, по-твоему, я хочу?".

Джон пристально посмотрел на нее и сказал: "Ты прекрасно знаешь, что не стоит ругаться на меня, Грейс. Хочешь этого, иди поиграй со своими друзьями из колледжа".

Черт, подумал Джон, не надо было этого говорить. Грейс была умна и поняла бы это. И она это сделала.

"Друзьями из колледжа? Откуда ты знаешь, была ли я в колледже, папа?"

Джон не ответил.

"Проверял нас, да? Что ж, это ты во всем виноват. Полагаю, ты знаешь, что я теперь замужем?"

Джон знал. Он даже был там в тот день, на мотоцикле и в полном кожаной экипировке, чтобы никто его не узнал. Он находился в алькове церкви, пока надзиратель не заметил его и не настоял, чтобы он ушел. Он наблюдал за вечеринкой после свадьбы в саду одной из виноделен недалеко от Чикаго, сидя в соседнем баре и потягивая свой единственный напиток за день.

Он видел, как Грейс шла к алтарю, а София была её подружкой невесты, видел мужчину, за которого она выходила замуж. Он даже видел женщину, на которой женился, держащуюся за руки со своим кавалером, не обращая внимания ни на что, кроме происходящего перед ними события.

Он смотрел на Грейс, наблюдая, как она изменилась: из пятнадцатилетней девочки, которой она была, когда он уехал, она превратилась в двадцатитрехлетнюю. Она немного вытянулась — почти 177 см, на 

12 см выше своей матери. Её оливковая кожа теперь была чистой, без прыщей, которые у нее были, когда он видел её в последний раз. Те же тонкие черные волосы, что и у всех азиатов. Широкая улыбка, карие глаза. Та же девушка, которую он помнил, только её взрослая версия.

Она отпила воды, которую только что принесла Бетти, и смотрела, как он наблюдает за ней, с некоторым весельем в глазах.

"Да, ты знал, не так ли? Никакого удивления на твоем лице. Папа, ГДЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ТЫ БЫЛ?" Грейс повысила голос в конце фразы, и взгляд Джона скользнул по закусочной. Другие обратили на это внимание.

"Ты действительно хочешь сделать это здесь? Сейчас?" — спросил он.

"Почему, черт возьми, нет? По крайней мере, ты здесь. Я не знаю, появишься ли ты, если мы договоримся встретиться позже. У тебя очень хорошо получается исчезать, папа".

"Перестань называть меня так, Грейс. Я не твой отец, ни биологически, ни каким-либо другим образом. Мы оба это знаем".

"О, черт возьми, правда? Тебя не было ни на одной из тех фотографий, где вам с мамой передавали меня в отеле в Китае? Тебя не было со всеми нами, когда у нас появилась София, три года спустя? Моя фамилия не твоя? Ты не был тем парнем, который научил меня ездить на велосипеде? Кто научил меня Айкидо? Кто утешал меня, когда Брэд бросил меня? Кто заставил меня выкурить ту пачку сигарет, пока меня не стошнило? Кто обнимал меня, когда мне было страшно, и пел мне, когда мне было плохо? Это все не ты?"

"Хватит ругаться, юная леди",  — ответил Джон. "Ты умнее этого".

"Видишь, папа? Ты просто не можешь перестать быть моим папой, даже когда тебя нет рядом".

Пытаясь сменить тему, Джон сделал вид, что оглядывается по сторонам, а затем спросил: "Софии нет? Она не с тобой?"

"Она на постельном режиме. Беременность протекает не так легко".

"Беременность?" — спросил Джон, прежде чем смог остановить себя.

"Да. Что-то, чего ты не знал? Она беременна. Во второй раз. Первого она потеряла. Она целый месяц плакала. Мы с мамой ничего не могли сделать, чтобы ей стало легче, и Кларк тоже. Ты ведь знаешь о Кларке, папа? Её парень?"

Джон не знал, но опять же, сказать было нечего.

"Какого хрена, папа? Ты просто сидишь здесь, и тебе нечего сказать? Что, черт возьми, с тобой не так? Ты исчез, о тебе никто не слышал восемь лет, и вот я здесь, а тебе нечего сказать? Мама была права, ты просто трус".

Это было уже слишком, и Грейс знала это. Она сидела, откинувшись на спинку кресла, с открытым ртом от того, что она сказала.

Джон сидел очень тихо. Он не пошевелил ни единым мускулом и просто держался за стол, чтобы его руки не сжались в кулаки.

"Я думаю, тебе лучше просто уйти, Грейс. Я вижу, что ничего не изменилось",  — сказал он очень низким и контролируемым голосом.

"Нет, папа. Нет, пока я не 

пойму, что произошло. Ты сбежал. Ты просто исчез. Разве ты больше не любил нас? Что случилось? Я знаю про дерьмо с мамой, но ты бросил её, папа. Ты толкнул её в объятия Грега. Практически в подарочной упаковке. Я имею в виду, какого хрена? Даешь разрешение на интрижку? Какой, черт возьми, мужчина так поступает?"

Голос Грейс снова повысился — это были сильные чувства, восемь лет подавления и недоумения вырвались наружу.

Джон стиснул зубы. Это будет труднее, чем он думал, когда увидел, что она подъезжает.

Несколько мгновений он просто дышал, пытаясь снизить своё кровяное давление.

В конце концов, он сказал настолько нормальным тоном, насколько мог: "Насколько я помню, когда я видел тебя в последний раз, ты совершенно ясно дала понять, что думаешь обо мне как о своем «отце»",  — он даже взял кавычки, чего никогда раньше не делал. "Ты совершенно ясно выразила свои — и Софии — чувства по этому поводу. От меня ничего не требовалось. Я думаю, твои слова были: "Кому нужен отец, который бросает маму? Не тем, у кого в запасе есть лучший вариант". Это были твои слова, Грейс. Ты удивляешься, почему я исчез? Задай себе этот вопрос в свете этих слов".

На мгновение воцарилось молчание, а затем Грейс наклонилась вперед и продолжила атаку.

"Ради всего святого, папа, мне тогда было пятнадцать. Что, черт возьми, я знала? Я просто сказала любую старую вещь, которая дала бы мне комнату получше и обещание новой машины. Я понятия не имела, что я делаю, что говорю и какой эффект это произведет. Я просто следовала примеру мамы".

"Да, я заметил машину, когда ты подъехала",  — задумчиво произнес Джон.

Грейс сделала пренебрежительный жест и беспечно сказала: "Это прокат, папа. Не натягивай трусики".

Очень тихо, глядя ей в глаза, Джон сказал: "Нет, это не так. Я знаю, какая у тебя машина, Грейс. Я не забыл, что это та самая марка и модель Mustang, которую я всегда говорил, что хочу, но никогда не буду иметь. Спасибо за это, потри эту рану. Хочешь немного соли к этому?"

Грейс хватило такта откинуться назад и отвести взгляд, пойманной на прямой лжи.

"Хорошо, значит, она моя. Я купила её, потому что знала, что это то, чего ты хочешь. Я думала, что это единственный способ сблизиться с тобой. Мне жаль. Возможно, ехать сюда на ней было не самым лучшим решением. Я просто не подумала об этом".

"Да, но зачем менять привычку всей жизни?" — спросил Джон, мгновенно осознав, какую мерзкую и злонамеренную вещь он сказал. Это вырвалось мгновенно, и он пожалел об этом.

Грейс сглотнула, и он увидел, что она была на грани слез.

"Ну, я уверена, что заслужила это. Хотя от этого не становится менее больно".

Джон откинулся назад, глядя на дочь и пытаясь понять, насколько сильно его разыгрывают. Грейс была первоклассным манипулятором, но даже у манипуляторов есть чувства, а он, надо сказать, не был с ней особенно любезен.

Хотя, с другой стороны, разве 

он был ей что-то должен? Она дала ему пинка, когда он был подавлен — подавлен так, что она и предположить не могла. Сколько прощения и облегчения она заслужила?

Несколько мгновений никто ничего не говорил, а потом принесли заказанные десерты. Грейс проводила это время, моргая и делая все возможное, чтобы слезы не испортили её макияж. Когда принесли еду, Бетти молча поставила её на стол, одарив обеих сочувственной улыбкой, а затем почти бегом вернулась к стойке официантки, где стояла Вероника и демонстративно наблюдала за ними.

Они оба молча взяли несколько кусочков, не глядя друг на друга.

Затем Грейс заговорила: "Почему папа? Почему ты нас бросил? Почему ты толкнул маму в объятия этого парня?".

Джон обдумывал свои варианты, пока ел, не глядя на Грейс. Пытаясь решить, сколько правды она сможет вынести и заслужить. Наконец, покончив с пирогом, он принял решение. Этому нужно было положить конец, поэтому все должно было выйти наружу. Он знал, что таким образом его жизнь в этом маленьком городке закончится, но так уж сложилось. Это случалось раньше, и это случится снова. В любом случае, теперь, когда они нашли его, пора двигаться дальше.

"Отлично. Хочешь знать — вот оно. Тебе это не понравится, и я знаю, что есть много вещей, о которых мама тебе никогда не рассказывала. Ты можешь верить, что это было сделано для поддержки меня, но я подозреваю, что это больше для того, чтобы она не выглядела плохо, потому что когда ты все узнаешь, ты увидишь, что она не такая уж и белая, как лилия.

"Я никогда не "подталкивал" её к другому парню. Я сделал ей подарок, который я должен был сделать ради её собственного здравомыслия. По причинам, о которых я ещё расскажу, наша с твоей мамой сексуальная жизнь должна была закончиться. Я больше не мог... быть с ней физически. Это была моя проблема, а не её. То, что я не мог больше заниматься сексом, не означало, что она не могла. Она просто не могла делать это со мной.

"Поэтому я сделал ей подарок. Раз в месяц она могла пойти куда-нибудь, заняться сексом, вернуться домой, и на этом все было бы кончено. Она, по крайней мере, избавилась бы от этого зуда. Однако существовали правила — это не мог быть один и тот же человек дважды, никто из тех, кого мы знали, и не встречаться в месте, где нас знали. Никаких повторов, и ничего такого, что могло бы вернуться к нам, она должна быть сдержанной и не смущать ни меня, ни её. Или тебя, если уж на то пошло. Дело в том, что твоя мать никогда так сильно не нуждалась в сексе — я нуждался в нем гораздо больше, чем она, но все же есть разница между словами "Мне это неинтересно" и "Я больше никогда не буду заниматься сексом". Я понял это. Я это понимал. Отсюда и идея с раз в 

месяц.

"Нет нужды говорить, что она нарушила некоторые из этих правил, но к этому мы ещё вернемся".

Джон на мгновение замолчал и сделал глоток воды, пока Грейс переваривала услышанное.

"Хорошо, это почти совпадает с тем, что она мне рассказала. Она не говорила мне о правилах, и она сказала это так, как будто ты подтолкнул её к этому. Я имею в виду, я не понимаю этого, папа. Ты гордый человек, что, черт возьми, случилось, что вы с ней больше не могли заниматься этим? Ты импотент? Попал в аварию?"

Джон глубоко вздохнул. Момент истины. "Нет. Правда в том, что восемь с половиной лет назад мне поставили диагноз ВИЧ-положительный".

Наступила тишина, и на лице Грейс появилось ошеломленное выражение ужаса.

В конце концов, она взяла себя в руки и спросила: "Как ты заразился?"

Джон беззлобно рассмеялся. "Это всегда один и тот же вопрос от всех. Они чувствуют какое-то волнение, какую-то реальную жизненную драму и всегда хотят узнать это первыми. Это многое говорит о людях, знаешь ли".

"Ну, а ты? Я имею в виду, ты что, дурачился?"

Джон пристально посмотрел на нее и лаконично ответил: "Нет".

"Тогда как это произошло? Это не случается просто так?" — хотела знать Грейс.

"Разве это действительно имеет значение, Грейс? Неужели знание того, откуда это взялось, внезапно облегчает его существование? Заставляет ли это его внезапно исчезнуть? Я так не думаю. Но раз уж ты спросила, нет, я ни с кем не дурачился. Я не был — и не являюсь — потребителем наркотиков, никаких игл, ничего подобного. Судя по заключению специалиста, это было у меня за пару лет до постановки диагноза. Я был болен тогда, и сейчас, когда я смотрю на симптомы начальной инфекции, они совпадают. В то время мы думали, что это мононуклеоз, поскольку в больнице не знали, что это такое. Насколько мы можем судить, на самом деле это произошло из-за драки, в которой я участвовал. В баре произошла потасовка, были нанесены удары кулаками, пролилась кровь. У меня были царапины на лице, руках и предплечьях от ударов другого парня, меня протащили вдоль стены, и его тоже. Кровь смешалась. Это все, что мы смогли выяснить. Такое случается крайне редко — насколько известно Центру по контролю и профилактике заболеваний, за тридцать лет было зарегистрировано всего три случая заражения таким образом, но вот, пожалуйста. Я знаю, как это звучит, но я не трахался ни с кем другим. Я также не употреблял наркотики и ни с кем не обменивался жидкостями".

Джон видел, что Грейс было трудно смириться с тем, что он сказал, поэтому он продолжил.

"Сейчас ты услышишь кое-что о дорогом старом папе, чего ты, возможно, хотела бы никогда не слышать, но, черт возьми, ты не можешь приехать сюда на своей шикарной машине — он купил её для тебя? Держу пари, что да,  — и ругать меня, так что ты тоже можешь это услышать.

"Дело в том, что как только мне поставили диагноз, я 

знал, чем все это закончится. И это действительно закончилось именно так. Я знал, что в конце концов твоя мать бросит меня, и именно это и произошло. Я пытался сделать все, что знал, чтобы предотвратить это, но на самом деле я знал, что произойдет. Единственное, что я сделал, это отложил это на несколько месяцев".

"Когда мне поставили диагноз, я понял, что больше никогда не смогу заниматься сексом с твоей мамой — или с кем-либо ещё. Ты знаешь что-нибудь о ВИЧ?"

Грейс, у которой на глаза навернулись слезы, только покачала головой.

"Хорошо, он всегда присутствует в крови и других жидкостях. Даже с помощью современных лекарств, которые довольно удивительны и убивают почти весь вирус в крови, он откладывает свою РНК — строительные блоки — в здоровые эритроциты. По сути, даже если вы убьете все, что есть в крови, ваша собственная кровь создаст новые ВИЧ-клетки, которые затем пойдут и уничтожат белые кровяные тельца вашей иммунной системы, называемые Т-клетками, в которых содержится соединение под названием СD4. Именно СD4 позволяет вирусу ВИЧ связываться со здоровыми Т-клетками и, по сути, уничтожать их.

"Дело в том, что даже при сниженной вирусной нагрузке — а у меня она практически не выявляется благодаря принимаемым лекарствам — вы являетесь носителем вируса. Он там, и ваши жидкости, если они попадут в другой организм напрямую, например, через порез или иглу, приведут к заражению другого человека".

"Я не мог пойти на такой риск. Не с твоей матерью. Просто не мог. Я и так едва мог смотреть на себя в зеркало, а мысль о том, что я заразил кого-то ещё... ну, ты же знаешь меня, Грейс. Что ты об этом думаешь?"

Грейс боролась. Многие кусочки встали на свои места, но некоторые факты все ещё вызывали у нее раздражение.

"А как же презервативы? Разве ты не можешь просто использовать их?"

"Ну, да. Но... и вот подробности, которые тебе не понравятся,  — презервативы не на 100% безопасны. Они рвутся. А что касается меня, то у меня есть особая проблема. Я необрезанный Грейс. У меня все ещё есть крайняя плоть. Когда я... эм... возбужден, все в порядке, и презерватив остается на мне. Но если происходит потеря... жесткости, то крайняя плоть начинает разворачиваться и захватывает с собой презерватив, так как он плотно прилегает к крайней плоти. У меня был не один опыт, когда он полностью слетал, и мне приходилось рыться в «леди», чтобы потом найти его".

Наступило ещё более недоверчиво-ошеломленное молчание, пока Грейс переваривала этот лакомый кусочек о своем отце. Ей было одновременно противно, неловко и ужасно. Дети не должны знать такие вещи о своих родителях.

Джон, идя ва-банк, продолжал. "Дело в том, что презервативы, хотя и полезны, но не подходят для этого. Есть и другой аспект: да, мы могли бы попробовать, но это означало бы, что твоя мать действительно хотела этого. Дело в том, что как только она узнала, что я ВИЧ-положительный, она была 

крайне раздражена тем, что я занимался с ней сексом и подвергал её потенциальной инфекции — хотя я и не знал, что у меня она есть — и она не собиралась продолжать рисковать. Она ясно дала мне понять, что наша сексуальная жизнь закончена. Не то чтобы я её винил. Я бы, наверное, сказал то же самое, если быть до конца честным.

"Но это ещё не все. Дело в том,  — и ещё больше подробностей, которые ты не захочешь услышать,  — что я как антинасильник. Я буквально теряю твердость, если мне кажется, что женщине это не нравится. И поверь мне, твоя мать не была увлечена. Она просто не могла преодолеть страх заражения, и я её не виню. Но это практически гарантировало, что я потеряю твердость, а потом ещё и презерватив разворачивается, что только усиливает страх, и все это циклично".

"Я также думаю, что она не совсем верила, как я мог заразиться. Думаю, в глубине души она верила, что я заразился от какого-то странного полового акта, хотя я продолжал твердить ей, что это не так".

Джон сидел неподвижно, затем сделал ещё глоток и заметил, что одна из его рук дрожит.

Грейс сидела и качала головой, не желая верить тому, что слышала.

"А как насчет... других вещей? Игрушки? Хм..." — она напряженно думала о том, как сформулировать следующую мысль, "язык и все такое?".

Она поерзала, чувствуя себя очень неловко и впервые осознавая, что в закусочной есть слушатели.

"Ты не слушаешь Грейс. Ей было неинтересно. Она просто слишком боялась. Никакое образование не могло изменить врожденные убеждения, которые у нее уже были, и все это подпитывалось страшными картинками из 1980-х и этим чертовым фильмом с Томом Хэнксом. Отчасти она была зла, но в основном просто напугана. Я был страшилищем. Черт, она даже не позволила мне поцеловать её, хотя вероятность передачи инфекции через поцелуй равна нулю".

"Значит, ты не мог этого сделать, поэтому ты подарил ей возможность, чтобы она получила его в другом месте? Я вроде как вижу это",  — сказала Грейс, примерив эту идею на себя, теперь она знала её причины.

"Ну, это был риск. Дело в том, Грейс, что я любил твою мать, всегда любил. Я хотел, чтобы она была счастлива, поэтому я стиснул зубы и сказал ей пойти куда-нибудь и потрахаться. Это, блядь, убило меня, когда это произошло — извини, не надо было тогда ругаться. Но это произошло. Как для мужчины, это просто самое низкое, что может быть. Она никогда не говорила об этом, и я не хотел знать, но она сделала это. У нее, по крайней мере, хватило порядочности не наряжаться передо мной. Бог знает, куда она пошла — я не мог этого знать и просто... делал все, что мог. Я даже не смог заняться с ней сексом, когда она вернулась домой. Это было... очень тяжело. Очень. Тяжело. Но я делал все возможное, чтобы вынести это, поскольку это было единственное,  

что я мог сделать".

"Реальность такова, что я знал: если что-то случится со мной и твоей мамой, у меня никогда больше не будет серьезных отношений с женщиной. Поэтому я сделал все возможное, чтобы эти отношения продолжались — настолько, насколько это было в моих силах.

Я не "подталкивал её к другому парню", я сделал ей подарок и некоторую свободу. Это она нарушила правила. Это начиналось с раза в месяц, и в течение нескольких месяцев так оно и было. Это было тяжело, но я просто старался не думать об этом. А потом это стало происходить дважды в месяц, и я не чувствовал, что имею право сказать "нет". Затем раз в неделю, и тогда я спросил её, что происходит, и она сказала мне, что познакомилась с этой группой, и она не занималась ни с кем постоянно, но это было весело, и она перебирала их, и если у меня были проблемы, я знал, где дверь.

"Я упоминал, что она уже сказала мне, что если я уйду, она отвезет вас, ребята, в Чикаго? В то время мы были в Сан-Диего, и я знал, что никогда не увижу вас, если она это сделает. Я имею в виду, она была права. Сидеть в суде и признавать, что я ВИЧ-инфицирован, к какому результату это приведет? Я бы потерял тебя".

Джон откинулся на спинку стула и поиграл вилкой, наконец, встретившись взглядом с Грейс.

"Не знаю, Грейс, оглядываясь назад и будучи абсолютно честным, я думаю, что все это просто выявило больше трещин и проблем в нашем браке, чем кто-либо из нас мог бы признать в то время. Это просто вывело все на чистую воду. Я действительно был в шоке, и она тоже, и она не хотела даже думать о том, чтобы встретить меня на полпути, хотя что это было бы, я не знаю. Я думаю, что любой жест был бы желанным, просто чтобы я не чувствовал, что я в этом одинок".

Последовала ещё одна молчаливая пауза, прежде чем Джон снова взялся за рассказ.

"Так что же я мог сделать? Когда она попросила разрешения уехать на выходные, все встало на свои места. И когда она захотела взять вас с собой — я полагаю, чтобы встретиться с тем, с кем она встречалась, я не выдержал и сказал ей "нет". Она зашла слишком далеко. Я поставил ей подножку, а она пролетела световой год. Она сказала мне, что все равно собирается это сделать. Я полагаю, вы поехали в Седону? Где он мог встретиться с вами? Во всяком случае, я так понял.

"Это продолжалось ещё месяц, и вот тогда я поставил ей ультиматум, что это должно прекратиться, и она сказала мне, что уходит от меня к этому новому парню. Он может, и я цитирую здесь, "дать ей жизнь, выходящую за рамки ухода за больным парнем". Она очень извинялась и хотела "разобраться во всем и загладить 

свою вину передо мной". Я спросил её, как это сделать, но у нее не было ответа. Это были просто слова, чтобы ей стало легче. На самом деле она ничего не могла или не хотела делать. Так же, как когда она отправилась за своими приключениями и обещала "загладить свою вину" после этого, у нее не было ни намерения, ни способа сделать что-либо из этого. Это были просто слова. Очень многое в отношениях с твоей матерью — просто слова, Грейс, я уверен, что ты это уже знаешь".

Грейс сидела, смаргивая слезы, и сказала: "Мне так жаль, папа. Мы и понятия не имели".

"Нет, я и не ожидал. Я ни за что не собирался вам говорить. Я ни за что не собирался тебе говорить. Я не мог рисковать тем, что ты будешь так плохо думать обо мне, и это выплыло бы наружу, и я бы потерял работу, и тебе пришлось бы иметь дело с этим в школе. Не то чтобы это имело значение, в конце концов, ты все равно меня прогнала".

"Папа... все, что мы знали, это то, что сказала нам мама. Ты бросил её. Толкнул её в объятия этого парня. То есть, она прямо сказала, что ты велел ей пойти потрахаться. Это было отвратительно, но мы решили, что у нее не было причин лгать. И, я думаю, с её точки зрения, у нее не было. Но она была немного избирательна в своих словах, очевидно. Мы просто... не знали, что думать. Мы видели, что вы отдаляетесь друг от друга, мы видели, что происходит, но ты просто не... не сблизился. С ней. С нами. И мы верили в то, что она нам говорила. Мы думали, что это все правда. Очевидно, это было не так. Грег был добр к нам. Я не думаю, что он знает правду. Он делал все возможное, чтобы не сбить тебя с ног, но ты мог видеть это в его глазах. Он искренне думал, что спасает нас от нашей жизни с тобой, а мама просто согласилась с этим".

"Да, я понял. Но я не мог бороться с этим без того, чтобы вся правда не вышла наружу, а этого меньше всего хотелось кому-либо из нас. Я знал, что это был риск, дать ей такой подарок. Я знал с того момента, как сделал это, какова вероятность. Твоя мать, Кэти... она приравнивает хороший секс к эмоциям. У нее самый лучший секс, когда она с кем-то, к кому она что-то чувствует. Я знал это, но я просто не мог сказать ей, что у нее не может быть никакой сексуальной жизни. Это тоже было неправильно. Она не хотела делать это со мной, так что же ещё я мог сделать? Я любил её. Поэтому и были такие правила — никогда дважды с одним и тем же человеком и так далее, чтобы она ни 

в кого не влюбилась. А она просто проигнорировала эти правила. Я до сих пор понятия не имею, где она познакомилась с этим парнем и почему встречалась с ним больше одного раза, но, честно говоря, как и в случае с ВИЧ, это не имеет значения. Меня там не было, я не мог это остановить, и я все равно никогда не знал, что происходит, специально, чтобы сохранить рассудок. На самом деле это было неизбежно".

Последовала пауза, и он посмотрел на Грейс, воспоминание о боли все ещё было запечатлено на его лице.

"Ты хоть представляешь, каково это для мужчины, Грейс? Отправить свою собственную жену потрахаться с кем-то другим, а потом она даже не захотела обнять его, когда вернулась? Полное отсутствие физической близости в отношениях? Это было обречено с самого начала, но я просто хотел, чтобы это продолжалось. Теперь я понимаю, насколько это было глупо, но в то время я все ещё был в шоке от диагноза. Думаю, она тоже была в шоке, но у нее были все возможности выбора. У меня не было никакого. Меня это постоянно угнетало. Я не мог быть достаточно мужественным, потому что не хотел никого заразить, и вынужден был смотреть, как она уходит и получает то, что ей нужно в другом месте".

Он остановился и сделал ещё один глоток воды, а затем задумчиво сказал: "И, честно говоря, я не могу её сильно винить. Я имею в виду, я могу видеть это с её точки зрения. Я вижу, как её это тяготит. Это слишком много. Для любого человека, которому приходится иметь дело с этим. Она не просила о моей болезни — как и я,  — а последствия просто... значительны. И в конце концов, мы не смогли их преодолеть".

Грейс прикусила нижнюю губу, а затем спросила: "Почему ты сейчас один, папа? Я понимаю, почему она ушла — почему она так решила, но почему ты один? Разве для тебя никого нет? Может быть, леди, которая... такая же. Как ты, я имею в виду".

Внезапно горечь, которую он так долго сдерживал, просто вырвалась наружу.

"Ты даже не можешь этого сказать, не так ли, Грейс? Я ВИЧ-положительный. Да, это может — и, вероятно, в какой—то момент превратится в СПИД, и в этот момент я умру от какой-нибудь нелепой болезни вроде обычной простуды, когда моя иммунная система будет настолько разрушена, что я не смогу с ней бороться. У меня это есть. Я, черт возьми, не хочу этого, но сейчас это есть, и это никогда не исчезнет. Я могу принимать лекарства, чтобы контролировать это, но моя иммунная система никогда не будет такой же хорошей, как твоя, и однажды лекарства перестанут быть эффективными, и тогда это будет "Гуд бай, Джон". Это моя реальность. Кто, черт возьми, хочет жить с этим, я тебя спрашиваю? Я знаю, что не хочу. Ты даже не представляешь, как трудно было просто не 

сдаться и не покончить со всем этим на протяжении многих лет. И у меня было искушение, поверь мне.

"Любая неинфицированная гетеросексуальная женщина не собирается давать этому шанса, да и зачем? В этой стране сто пятьдесят миллионов неинфицированных мужчин. Зачем пить кофе с тем, кто инфицирован? И ты должен сказать им об этом, ты знаешь. Ты не можешь этого не делать. Это уголовное преступление — заниматься сексом с кем-то, если ты знаешь, что инфицирован, и не говоришь им об этом. В противном случае это покушение на убийство. Прямо сейчас в тюрьме сидят люди, приговоренные к 25 годам за это. Черт, женщина может знать, а потом разозлиться на тебя и заявить, что ты никогда ей не говорил, и что потом? Как вы докажете, что вы это сказали?

"Позволь мне рассказать тебе, как это происходит, Грейс. Вы встречаетесь за чашкой кофе. Вы хорошо ладите, она симпатичная и смеется над твоими шутками. Затем вы должны упомянуть в разговоре свой статус, и тогда все меньше смеются и больше смотрят на часы и говорят: "О, уже поздно, мне нужно бежать. Было так приятно с вами познакомиться, я вам позвоню". И они никогда не звонят. Или звонят, но все сводится к "Я хорошо провела время, но я не думаю, что мы с тобой поладим". Это не займет много времени, чтобы получить сообщение Грейс. Не нужно делать это слишком много раз, чтобы устать от неизбежных отказов.

"Ты говоришь "найди другую ВИЧ-положительную женщину". Легче сказать, чем сделать. Сейчас в США насчитывается около одного миллиона ВИЧ-инфицированных. Из них восемьдесят семь процентов — геи. Таким образом, остается тринадцать процентов гетеросексуалов. Предположим, что половина из них — женщины. Это семь с половиной процентов. В реальных цифрах это около семидесяти двух тысяч человек. Они разбросаны по всей стране, а не сосредоточены в одном месте. Достаточно трудно найти родственную душу с нормальными цифрами, не говоря уже о таком количестве.

А если учесть, что многие из этих женщин уже состоят в серьезных отношениях? Факт в том, что практически невозможно найти женщину, которая бы заинтересовала вас надолго и у которой было бы такое же состояние.

И даже если бы вы это сделали, это не значит "Ну, давай выбросим презервативы". В настоящее время существует около пятидесяти различных штаммов ВИЧ, каждый из которых имеет свой кластер устойчивости. Это определение того, к какому лекарству данный штамм устойчив. Если вы занимаетесь незащищенным сексом с ВИЧ-положительным человеком, но у него другой штамм, чем у вас, это аддитивный процесс. Это означает, что их штамм соединяется с вашим, и если у них другой кластер устойчивости, чем у вас, поздравляю! Вы только что создали новый штамм, устойчивый к двум разным наборам лекарств. И это просто потрясающе.

"Это просто сводит тебя с ума, приходя и уходя. Реальность этой болезни такова, что как только вы ею заболеете, никто не захочет иметь с вами ничего общего.  

И я понимаю это, потому что сам чувствую, что я токсичен. Честно говоря, я хочу быть рядом с людьми ровно настолько, насколько они хотят видеть меня рядом, если быть откровенным.

"Ты знаешь, что я не могу сейчас сдавать кровь или быть донором органов? Если бы тебе нужен был костный мозг или почка, а я подходил бы тебе, я бы не смог дать тебе их, не приговаривая тебя к смерти".

"Ты хоть представляешь, что чувствует мужчина, Грейс? А ты? Нет, конечно, нет. Как ты можешь?"

Последовала пауза, затем Грейс проговорила: "Мама все ещё говорит о тебе, ты знаешь. Она знает, что она сделала. Она не совсем лишена чувства вины. Она плачет в твой день рождения. Проходит несколько дней, прежде чем она успокаивается. Однажды она пыталась найти тебя, но ничего не вышло. Даже её родной брат не может найти тебя для нее".

"Ну и дела, Грейс. Я уверен, что её праздник слез ничуть не уступает той жизни, которую я пережил за последние восемь лет. Знаешь ли ты, каково это — быть среди людей и знать, что ты никогда не сможешь стать их частью? Что если они узнают, то будут относиться к тебе как к прокаженному? Такова реальность ВИЧ. Все, что люди действительно знают о нем,  — это проклятый фильм с Томом Хэнксом и несколько отвратительных фотографий людей, умирающих от сопутствующих заболеваний в восьмидесятые годы. Я абсолютно полон сочувствия к ней".

Джон остановился, понимая, что он просто язвит, потому что боль для него все ещё была там.

"Ты знаешь, что я предлагал ей консультации? Мы ходили несколько раз, к специалисту, который работал с гетеросексуальными парами. Она была вся такая внимательная и полная добрых слов, обещала консультанту что-то сделать и пробовать, а потом не делала ничего из этого. Ни одного. В конце концов, она просто перестала ходить, потому что не хотела признавать, что не делает ничего из того, что обещала. О, были "другие причины" — проблема была не у нее, а у меня, поэтому я должен был найти решение. Неважно, что она понятия не имела, чего от меня хочет, это я должен был выяснить. Хотя я тоже понятия не имел.

"Я буквально живу один, далеко отсюда, потому что мне приходится. Находясь здесь, среди людей, я просто понимаю, что я потерял. Я не могу смотреть на женщину, зная, что никогда не прикоснусь к ней, что это никуда не приведет. Поэтому я просто не делаю этого".

На мгновение воцарилась тишина, и Грейс потерла лицо, чтобы вытереть слезы, наполнившие её глаза.

"Знаешь, однажды я подобрал бездомную. Молодая девушка, которой явно не повезло, ей негде было ночевать. Я дала ей комнату и еду, просто за компанию. Однажды утром, три дня спустя, я проснулся от того, что она пыталась сделать мне минет. Это был её способ сказать спасибо. В каком-то смысле это было потрясающе. Но мне пришлось буквально сбросить её с 

себя. Буквально. Поднять её и отшвырнуть. Для её же блага и здоровья. Она ушла на следующий день, и опять же, я не виню её. Я не мог объяснить ей, чтобы она не знала всей правды, поэтому она просто подумала, что я злой гей, и ушла.

"Ты, честно говоря, понятия не имеешь, каково это — знать, что лучшее, что ты делаешь для других, чтобы избежать как неловкого игнорирования чего-либо интимного, так и любой возможности разбить своё собственное сердце,  — это просто полностью избегать их? Ты не представляешь. Как ты можешь? Но такова моя жизнь сейчас. Я даже не могу иметь друзей женского пола, потому что никто из них не понимает и всегда пытается меня "пристроить", и обижается, когда я говорю "нет".

"Я не гей и не являюсь частью гей-сцены, хотя в этой группе гораздо больше понимания и образования. Я даже пытался какое-то время ходить в группу поддержки, но тамошние ребята просто по-другому относились к моей жизни. Они беспокоились о своем следующем трахе, о том, что у них не будет детей, и пытались соблюдать целибат в гетеросексуальном мире".

Грейс потянулась, чтобы взять отца за руку, и когда Джон увидел, что она это делает, он отдернул свою.

"А ещё есть твое поведение, Грейс. Только твое. Ну, твое и твоей сестры. Насколько я помню, последнее, что ты мне сказала, это то, что новый парень, Грег, будет лучшим отцом, чем я. И твоя мать согласилась с этим, милая заботливая женщина, какая она есть. Я потерял не только её, я потерял и тебя тоже, и ты чертовски убедилась, что я это знал. Мне все равно, было тебе пятнадцать или нет. Ты была достаточно взрослой, чтобы понять, что хорошо, а что плохо, но ты все равно сделала это. Ты и твоя сестра взяли моё разбитое сердце и разбили его на миллион кусочков поменьше. Ты не можешь прийти сюда и оправдываться "о, я была молода", называть меня трусом, а потом заставить меня бросить все, просто потому что ты нашла меня. У тебя нет такого права. Ты отказалась от этого много лет назад.

"Конечно, ты можешь возразить, что я слишком остро отреагировал, но какого черта? Я думаю, любой человек поймет, почему. Я потерял единственный якорь в жизни, который у меня был, и теперь ветер унес меня далеко от суши. Я был в полном дерьме, понятия не имел, какой будет моя жизнь — хотя, в общем-то, неплохо представлял, и до сих пор был прав — и тут ты и твоя сестра выдернули у меня из-под ног последнее, на чем я мог устоять. И ты знала, что делала, когда делала это. Черт, тебе не нужно было знать о состоянии моего здоровья, чтобы понять, что ты поступил чертовски неправильно".

Джон снова остановился, чтобы выровнять дыхание. Он снова начинал злиться, набрасываясь на свою дочь, и хотя он не хотел, чтобы эта встреча была 

посвящена этому, спустя восемь лет она не собиралась сдерживаться.

"Так что да. Пошла ты, Грейс. К черту тебя, твою сестру и твою мать. Я не твой отец. Очевидно, я никогда им не был, хотя единственная причина, по которой ты вообще здесь, в США,  — это я. Видит Бог, твоя мать ни черта не сделала, чтобы это случилось. Это я заполнил все формы, и пошел к социальному работнику, чтобы он вынес решение, и заплатил все деньги, и ждал. Это я организовывал поездку в Китай, чтобы забрать тебя. Это я сделал твою мать счастливой, вернув тебя домой. Я. Но какого черта, верно? Этот другой парень, потому что у него были деньги, стал бы гораздо лучшим отцом, чем я. Деньги, они всегда все делают правильно, не так ли? Никто не пострадал, когда ты сказала то, что сказала, верно? Ты точно не обиделась.

"Знаешь что, милая? У меня были свои проблемы. Я уверен, что это не шло ни в какое сравнение с тем, что у тебя была комната получше и новая машина, но вот ты где".

В нем вспыхнул гнев, который, как Джон думал, он оставил на обочине много лет назад. Он все ещё был там — горечь от того, как с ним обошлись и как сложилась жизнь с тех пор.

"И раз уж мы затронули эту тему, как, по-твоему, ты поступила в колледж? Кто, по-твоему, за это заплатил? Я уверен, что твоя мать и её муж-мудак были счастливы, что ты поверила, что они заплатили за это, но вот тебе новость, моя бывшая дочь. Они ни разу не засунули руки в карманы. Я уверен, что он мог себе это позволить, но ему никогда не приходилось. Я платил за это из денег, которые ежемесячно посылал твоей матери на твое содержание, даже когда она сказала мне — через своего адвоката, конечно,  — что не хочет этого. Что она выходит замуж за этого засранца, и мне не нужно этого делать. Как ты думаешь, куда ушли эти деньги?

"Честно говоря, прямо сейчас меня тошнит от одного твоего вида. Меня тошнит от того, что ты приходишь сюда со своим отношением «святее, чем ты» и «мое дерьмо не воняет», высказываешься о вещах, истинной истории которых ты не знаешь, со своей машиной за пятьдесят тысяч долларов снаружи и без забот в мире. Я ушел не просто так, и сейчас я не вижу ничего другого, чем тогда. Все, что ты сделала, это напомнила мне о том времени, а я потратил много времени и усилий, пытаясь забыть об этом. Очевидно, недостаточно.

Мне и так плохо от того, что я имею, и от того, как мир воспринимает меня, без того, чтобы ты вновь бередила старые раны.

"Передай привет сестре и скажи маме... ну, скажи ей все, что хочешь. Мне нужно кое-куда зайти".

И с этими словами Джон встал из-за стола, не обращая внимания на плачущую девушку,  

сидящую напротив него, бросил на стол двадцатку и ушел.

Вероника и Бетти посторонились, чтобы дать ему уйти, разинув рты. Он даже не потрудился кивнуть им; он все равно никогда сюда не вернется.

Три дня спустя Грейс вела машину по дорожке, которая, как её уверяли, вела к хижине, где жил её отец — "Джо" Стэмпер. Дорога была засыпана листьями, извилиста и крута, и она беспокоилась, что её Mustang не справится.

Она провела немало времени, прокручивая в уме прошлое и пытаясь сопоставить то, что она знала и чувствовала, с тем, что рассказал ей отец. И, к ужасу, все совпадало. Она провела одну ночь, сильно напившись, после того как осознание его жизни и того, чем она была, наконец-то прорвалось наружу.

Она провела некоторое время по скайпу с матерью, задавая ей вопросы. В большинстве случаев мать не отвечала на прямые вопросы или пыталась сменить тему разговора, что дало Грейс все ответы, которые ей были нужны. Тогда же она поклялась, что её отношения с матерью изменятся. То, что сделала её мать, было вполне объяснимо, но просто неправильно. И что ещё хуже, своим бездумным и жадным отношением она сделала все намного хуже.

Ее сердце болело за отца — он жил один все эти годы. Чужой для остального мира, делающий все возможное, чтобы его не осуждали, но это все равно происходит.

Она понятия не имела, что будет делать, но не собиралась так его отпускать. Только не снова. Она заслужила боль в своем сердце, а он — нет, и все же он носил её в себе годами. Ей нужно было заставить его увидеть, что она все понимает. Что она хочет быть его дочерью, и ничьей больше.

Когда она добралась до маленькой хижины, то выбралась из машины на поляну перед ней. Она находилась буквально на небольшой поляне, со всех сторон окруженной лесом. Большой холм простирался примерно на милю к северу, а вокруг вершины клубились небольшие облака.

Она огляделась, но не увидела грузовика, на котором уехал её отец. Зато на крыльце подметал листья невысокий мужчина в комбинезоне. Он увидел её, выпрямился и подошел к ней, протягивая руку и улыбаясь.

"Черт, как быстро. Я только вчера выставил объявление! Люси в агентстве делает отличную работу! Меня зовут Брюс, я работаю в группе по аренде этого участка. Вам нужна краткосрочная или долгосрочная аренда?"

"Эээ, аренда? Нет, я здесь не для этого. Я ищу Джона Стэмпера? Мне сказали, что он живет здесь".

Брюс опустил руку, и улыбка немного померкла.

"Он уехал, мисс. Позвонил мне два дня назад и сказал, что расторгает договор аренды и к утру уедет. Надо отдать ему должное, он хорошо поработал над уборкой. На улице стоял один из грузовиков, и он оставил им кучу вещей. Хотя у него было не так уж много. Потом он погрузил вещи в грузовик и уехал".

Грейс была ошеломлена, её планы рухнули. "А он не сказал, куда направляется? Адрес для пересылки?"

"Нет, мисс,  

извините. Он просто сказал, что это место, где его никогда не будут преследовать. Я решил, что это Атланта — он говорил, что, возможно, это будет его следующей остановкой. Вы его ребенок, я полагаю?"

"Да, его дочь, Грейс".

"Мне жаль, что нам пришлось вот так встретиться. Он всегда так высоко отзывался о тебе, когда мы разговаривали. Я удивлялся, почему никто никогда не приходит, ну, семья, знаете ли",  — пожал плечами Брюс. "Однако он был отличным арендатором. Сделал отличную работу в старой хижине. Сделал её пригодной для жизни. Не представляю, как я буду сдавать её в аренду, да ещё в такой глуши".

Грейс просто стояла и смотрела на хижину. Через минуту она улыбнулась Брюсу и сказала: "Спасибо, что уделили мне время. Мне нужно идти", и сделала все возможное, чтобы сесть в машину до того, как начнутся слезы.

Грейс больше никогда не видела своего отца. Она так и не нашла, куда он уехал, несмотря на то, что искала в течение многих лет. Её отношения с матерью тоже никогда не были прежними, как и у Софии, когда Грейс рассказала ей о том, что произошло на самом деле. Её мать, Кэти, потратила три месяца на то, чтобы смириться с тем, во что превратилась жизнь Джона Стэмпера после того, как она его бросила, но так и не смирилась с этим до конца.

Грейс продала Mustang и пожертвовала деньги хоспису для больных СПИДом в Сан-Франциско.

София назвала своего первого мальчика Джоном в честь его дедушки.

Четыре года спустя пара, отправившаяся в поход по лесам к северу от Херон Фоллс в Орегоне, наткнулась на останки тела. Там была порванная одежда, пара костей, очевидно, подвергшихся нападению местных диких животных, и, как ни странно, ржавый автоматический пистолет 45-го калибра, в магазине которого не хватало одного патрона. Что бы ни случилось, очевидно, это было много лет назад.

Несмотря на то, что полиция провела небольшой обыск, они так и не нашли брюки, которые утащили на сотню ярдов, а в них было удостоверение личности.

Неизвестный был отмечен как "смерть в результате несчастного случая", а дело оставлено открытым, с примечанием судебно-медицинского коронера, что единственное, что он может сказать при осмотре оставшихся костей, это то, что человек, которому они принадлежали, вероятно, был заражен аутоиммунным заболеванием.