Болезнь. Часть 1

Она шла по улице, слепо глядя сквозь тёмные очки на окружающие её дома, прохожих, проскальзывающих мимо неё, как сквозь пальцы... Мир был сер, невзрачен и тускл. Потому что она умирала. Собственно, умираем мы все, не успев родиться, но не так быстро. А ей предсказали два месяца. Рак. Неоперабельный. Последняя стадия. Причем такой, что заметить его было невозможно при обычных исследованиях, которым она, в силу своей медицинской профессии, подвергалась раз в полгода. Раз в 18 лет их всех в учреждении обследовали с применением гистологии. И вот тут обнаружили рак. Ей всего-то двадцать восемь, женщина в самом соку, а тут такое. И вот она идёт по улице, мир покрыт серой пеленой...

С работы она сразу ушла. Благо в средствах стеснена не была. На счету лежали четыреста тысяч евро, полученные в наследство от двоюродной тетушки, за которой она ухаживала последние несколько лет.

— Мила! — как через вату услыхала она. Мир напоминал о себе. Её окликнула старая знакомая, бывшая одногруппница Алёна Маклакова, первая красавица в группе и на курсе, впрочем. — Привет! Как дела у тебя? Неплохо выглядишь!

Алёна с неприкрытым восхищением оглядывала, в самом деле, несмотря на болезнь, а, может и благодаря ей, хорошо выглядевшую Милу. Та зарделась.

— Да что ты, я... Ох привет! Давно не виделись! — несмотря на печаль, Мила рада была Алёне.

Они разговорились, о том, о сём, об однокашниках, о себе; оказывается, Алёна недавно развелась, оставила на время 18 летнего сына у матери, а сама приехала в город своего отрочества и юности, отдохнуть от груза лет, да и поплавать в море тоже хотелось. Муж её оказался подлецом, изменял ей с каждой юбкой, вдобавок ещё и поколачивал. Алёна сама удивлялась, как не ушла раньше. Мила о себе рассказала, что замужем не была, жила с парнем, пару лет назад, но тот погиб в горах, сорвался со скалы — он был альпинистом. Теперь Мила одна, детей нет, родных почти не осталось, друзей, как таковых, тоже нет. Удивляясь себе, Мила позвала Алёну к себе, ведь раньше, в универе, они особо не дружили, у обеих были разные компании, Алёнка жила в общаге, Мила — дома, Алёна гоняла парней толпами, Мила не страдала от избытка мужского внимания, Алёна закончила универ не особо хорошо, Мила получила красный диплом.

Через полчаса ходьбы, девушки пришли к Миле домой. Она жила в небольшом коттеджике, имеющем пару соток земли вокруг, покрытой цветами и газонной травкой. Участок был огорожен глухой кирпичной стеной, высотой под два с половиной метра, доставшейся Миле от предыдущего владельца, помешанного на неприкосновенности жилища. Поверх стены ещё была натянута колючая проволока. Мила не стала переделывать стену, эта стена внушала ей чувство защищённости от окружающего мира. Да и дом был добротным, сделанном на века — стены из известняка были скреплены монастырским раствором, крыша крыта гибкой черепицей, которая могла выдержать много повреждений, так как обладала свойством саморемонта. Три комнаты Мила содержала в аккуратной чистоте и порядке. Девушки прошли в гостиную, Мила попросила прощения и переоделась в лёгкий шёлковый халат, не стесняющий движений. Предложив Алёне свой второй халат, из ситца, Мила открыла бар и смешала два коктейля.

Алёна, не стесняясь, переоделась прямо при Миле. Мила разглядела симпатичную тату на пояснице Алёны — четкого рисунка два дракончика, кусающих друг друга за хвост — символ Инь и Янь, выполненный в живой манере, а не символично. Девушки плюхнулись на диван, Мила включила фоном телевизор, по которому как раз шёл какой-то концерт ретро музыки 80—90-х годов прошлого века. Девушки говорили, говорили, как только могут говорить женщины, тем было много, но одной темы избегала Мила, грузом висевшей у неё на плечах, темы её болезни. Говорили о детях, сыне Алёны, племяшке Милы, семнадцатилетнего возраста девушки, которую Мила воспитывала сама, начиная с 18 лет и до племяшкиных восемнадцати (которой, кстати, Мила и собиралась оставить всё своё имущество после смерти), мужиках, погоде, жизни вообще, и их жизнях в частности. Так они проболтали до вечера. Попив на ночь чаю с некалорийными сухариками, девушки стали собираться ложиться спать.

Мила сказала:

— Алён, а ведь у меня только одна кровать, на диване спать невозможно, он же короткий и не раскладывается. Придётся тебе ложиться со мной вместе. Не против, а то я могу постелить себе на полу?

— Мил, да ты что, в самом деле, что я изверг, что ли, или стесняюсь тебя? Мы же женщины обе, вроде? — смеясь, проговорила Алёна.

— Тады ладно.

И Мила расстелила кровать. Они обе сходили по очереди в душ. Потушив свет, Мила нырнула под простыню. Которой, по причине жары, укрывалась по ночам. Поболтав перед сном о пустяках, девушки постепенно замолчали.

— Мил, а Мил?

— Что?

— А можно тебя об интимном спросить? — Алёна радовалась, что в комнате темно, иначе Мила могла бы заметить, как она покраснела.

— Ну, спрашивай, — Мила почувствовала, как щёки загорелись, и тоже порадовалась полумраку комнаты.

— А как тебе нравилось спать с твоим? В смысле, какие позы, как вы целовались, что делали?

— Ну, целовались обычно, взасос, с языками. В смысле, классно целовались. Мой-то умел целоваться. Понимаешь, растительности на лице у него было мало, он её убирал редко, так как не росла. И кожа, поэтому была гладкая и нежная, как у девочки. Он этого смущался всегда, но потом забывал, когда мы целовались. Он вообще был нежен со мной. Никогда боли не причинит, цветы носил... — Мила немного помолчала, справляясь с неожиданно подступившими слезами. Потом продолжила: — А в сексе мы, кажется, испробовали всё. И миссионерскую позу, и сзади, и сбоку, и на столе, и на качелях в саду было, я даже в попу давала пару раз, и мне не было очень уж неприятно, скорее наоборот.

— Да-а-а, ты так рассказываешь, мне даже завидно стало. Ведь мой только в первые годы был ласков, а потом от него слова нежного не дождёшься, пьяный стал приходить, вернее навеселе, а от него духами чужими несёт. А я дура была, из-за сына прощала всё. А когда я как-то домой пришла пораньше с работы, а там он кувыркается, да не один, а аж с двумя шлюхами, то я и не выдержала — выгнала его. Он приходил, прощения просил, только я послала его подальше. Он потом ещё ходил, сыном отговаривался, я к сыну пускала его, но потом гнала. Гнилой человек. Правда, трахать умел! Что он со мной делал, когда хотел! Я выла, орала от сладости... Но последние года два мы только в попу и делали, он отговаривался, что второго ребёнка пока не надо, поэтому кончать будет в попу. Прости за подробность, только месяца два как не хожу с прокладкой для попы, дырочка только упругость приобрела!

Они расхохотались. Девушки ещё поговорили о сексе, об ощущениях, видно было, что они обе любят секс, но сейчас «голодные».

— Ладно, Алён, давай попробуем заснуть.

— Ага. Давай.