Второй рассказ Вована (Порно-рассказы)

В нашем детском доме, который мы ласково называли "батор", была одна необычная пара – Костяныч и Подшивалов Толя. Я осознал их странность лишь позже, а тогда их дружба воспринималась нами как нечто игривое, хоть и слегка эксцентричное. Костянычу было 14 лет; он был худощавым и высоким, но при этом очень жизнерадостным мальчиком. В нашей палате он считался одним из "шишкарей", то есть пользовался уважением среди сверстников. Подшивалов же был его полной противоположностью: хотя нельзя сказать, что он был толстым, но выглядел мягким и медлительным. Ему исполнился 13 лет, и то, что все обращались к нему только по фамилии, свидетельствовало о том, что он не принадлежал к числу "уважаемых".

Тем не менее между Костянычем и Подшиваловым существовала удивительная игра: они изображали "кошку и её хозяина". Хозяином выступал Костяныч, а роль кошки с радостью играл Подшивалов. Это выглядело так: после учёбы Костяныч приходил домой, снимал обувь и усаживался или укладывался на кровать. И тут же к нему подбегал Подшивалов, начинал тихонько мурлыкать и тереться лицом о колени своего друга, постепенно опускаясь вниз к ступням. Ему особенно нравилось касаться икр Костяныча; удовольствие ему приносило также поглаживание лица о подъёмы его стоп. При этом вы можете представить себе запах его носков!

Костянычу это тоже нравилось; он нежно поднимал ноги или просто отгибал пальцы на ногах в лежачем положении и старался дотянуться до лица и губ своей "кошки". Иногда ради забавы — ведь всё происходило при всех в палате — он пытался раздвинуть пальцы на ногах Подшивалова так, чтобы коснуться его губами. Но тот с фырканьем убирал лицо в сторону, словно настоящая кошка.

Одним из самых любимых развлечений Кости было следующее: по вечерам мы собирались в телевизионной комнате, где смотрели телевизор. "Уважаемые" располагались на диване и в креслах, а остальные сидели на полу и коврах. Перед каждым из "уважаемых" (обычно 3-4 человека) всегда оказывались одни и те же ребята, которые становились на колени и служили подставками для ног. Те, кто сидел на диване, положив ноги им на плечи, расслаблялись; иногда для смеха они подсовывали свои носки к лицам "слуг". Все были в разном одеянии: некоторые в трусах, другие – в подштанниках (это были старшие ребята), ведь скоро был отбой, и все готовились ко сну. Подшивалов садился между ног Костяныча спиной к нему и начинал тереться о его колени, тихо урча "как кот". Во время рекламных пауз Толя поворачивался лицом к Косте и терся о его ноги, иногда опускаясь ниже или пристраиваясь между бедрами Костяныча, постепенно приближаясь к его подштанникам. Конечно же, Костя не выдерживал этого и подтягивал лицо Толи к своей ширинке, смеясь весело натирал ему лицо своим пахом. Толя почти не сопротивлялся и порой даже сам прижимался к нему, продолжая мурлыкать. Мы считали это игрой и не осознавали тогда всей сути происходящего.

Еще одним коронным номером Кости было следующее: когда народу на диване было немного, Подшивалов сворачивался клубком рядом с Костей и начинал ласкаться к его бедру, переходящему к ягодицам. Часто Костя опирался рукой на шею Подшивалова, приподнимал одну из своих ягодиц и опускал её прямо на лицо Толи, громко пердя ему в нос. Он оставался в такой позе до тех пор, пока запах не улетучивался или Толя не выдыхал его полностью. Это вызывало массу смеха у всех присутствующих; Толя только удивленно тянул: "Ну ты что, Костя!". За всем этим скрывалось что-то более серьезное — ведь Костя всегда ходил в туалет только с Подшиваловым. Что происходило там — мне неизвестно. Но один эпизод запомнился особенно ярко.

Однажды я зашёл в туалет по малой нужде и увидел забавную сцену. Костяныч, словно орёл на скале, сидел на унитазе и, мягко говоря, справлялся с природными потребностями. Вонь в помещении стояла невыносимая. Рядом, прислонившись к батарее, стоял Подшивалов и наблюдал за процессом.

— Подшивалов! Что ты тут делаешь? — спросил я его.

— Просто стою.

— Зачем тебе это? Дышишь этой вони? — продолжал я.

— Костяныч меня не отпускает, — спокойно ответил он.

В этот момент Костяныч вмешался с особым юмором:

— Ты чего вопросы задаёшь? Ссы давай и уходи! Он просто развлекает меня, чтобы не было скучно! Да и бумаги нет!

Поняв, что проговорился, оба немного покраснели. Я решил не углубляться в разговор, сделал своё дело и вышел.

Однако между ними не всё было так гладко. Однажды мы втроём — Костяныч, я (меня зовут Вован) и Виталя — вернулись домой после того как сильно выпили самогона. На улице была ужасная погода: грязь и лужи повсюду под дождём. Ноги были промокшими, обувь выглядела ужасно. Мы устроились на скамейке в раздевалке; раздеться было невозможно из-за шторма. И тут Костяныч нашёл выход:

— Подшивалов! Иди сюда!

Толя подбежал мгновенно.

— Обслужи меня! — приказал Костяныч, указывая на свои ноги.

Подшивалов опустился на колени перед ним и стал развязывать шнурки его грязных ботинок. Один из шнурков оказался так сильно затянутым, что Толе пришлось развязывать его зубами, при этом он обтирал грязь с верхней части ботинка своей щекой. Увидев его лицо в таком состоянии, мы не смогли удержаться от смеха.

— Сними обувь у всех! — обратился к нам Костяныч с дружеским настроением. Подшивалов пополз на коленях и стал снимать обувь сначала у меня, а затем у Витали. Когда он пытался снять вторую кроссовку у Вити, тот решил пошутить: положил первую кроссовку Толе на спину и затем упёрся ногой прямо в лоб Толику своим мокрым носком. Так он "сушил" свой носок о лоб Подшивалова. На лбу Толи остался отпечаток грязной ступни, что также вызвало наш смех.

— Подшивалов, забери мои носки и постирай их, — произнёс Костяныч. Следует отметить, что Толя постоянно занимался стиркой его вещей. Когда он поднимал с пола или снимал с кресла носки или трусы Костяныча, он всегда их нюхал, при этом морщил лицо и произносил: «Фу, как же воняет!» — и снова нюхал. Никто не заставлял его делать это. Как я сейчас понимаю, все ароматы Костяныча, даже самые отвратительные, почему-то нравились или даже возбуждали Подшивалова.

— Снимай носки, Костя! Я сейчас постираю! — сказал Толя.

— Ты что, охуел? Давай снимай и беги стирать! — неожиданно разозлился Костяныч.

Подшивалов быстро схватил ногу Костяныча и снял с неё носок.

— А поцелуй? — пошутил он.

Толя чмокнул в большой палец ноги Кости, поднял вторую ногу и снял с неё носок; без напоминаний также поцеловал большой палец.

Мы сами сняли свои носки, и Подшивалов убежал к раковине. У нас было немного спиртного с собой, так что мы уселись допивать на кровати Витали; третий участник — Костяныч — никак не помещался там. Стулья были завалены одеждой и всякой мелочью. Конечно же, Костяныч мог бы сбросить любую из вещей парней на пол без последствий для себя. Но у нас было хорошее настроение, и ссориться не хотелось.

Костяныч заметил Подшивалова, который развешивал наши носки на батарее.

— Эй, Подшивалов! Иди сюда, я хочу посидеть на тебе. Ты будешь моим креслом! — позвал его Костя.

— Да ты что? Я не могу тебя выдержать! — ответил Толя.

— Иди сюда! — вдруг закричал Виталик impatiently and шлепнул пару раз Подшивалова по лицу.

Тот опустился на четвереньки перед кроватью Витали и вдруг получил от Костяныча ударом своего веса на спину так сильно, что чуть не сломался.

- Нормальное кресло. Слышь, Подшивалов, теперь я всегда буду сидеть на тебе, мне это нравится.

Толя заплакал, а Костяныч слегка его шлепнул, чтобы успокоить, и велел поднять одну руку и держать в ней пустую банку из-под пива — нашу пепельницу. Все курили и ссыпали туда пепел. А Костяныч, может случайно или под действием алкоголя, погасил бычок об руку Подшивалова. Когда тот начал плакать, Костя ему угрожал:

- Заткнись, а то следующий будет гаситься об лоб.

Подшивалову было сложно стоять на трех точках, но он терпел. В течение всей пьянки, которая длилась почти час, Костяныч сидел у Толи на спине, время от времени вставая и подпрыгивая на нем, опираясь ногой на его шею. Когда выпивка закончилась, Подшивалов покатал Костяныча по палате и коридору до туалета и обратно к кровати, где Костя уснул.

Вот такие у нас были игры в "кошки-хозяева" в баторе.