Марк aka Порно комиксы марк десадов

— Это ты? — спросил он из комнаты, когда я вошел и закрыл за собой дверь.

— Да, это я, — ответил я с трудом, пытаясь снять сапоги, тяжело налитые грязью и водой.

Он замолчал на мгновение, затем вышел в узкий коридор и встал у двери, скрестив руки на груди.

— Как дела?

— Нормально, — отмахнулся я, хотя на самом деле чувствовал себя не совсем хорошо — слабость все еще давала о себе знать.

— Не стоит так легкомысленно к этому относиться, — вздохнул он.

— Все действительно в порядке, — сказал я, поднимаясь и стараясь улыбнуться, несмотря на головокружение.

— Ага, все в порядке... — его губы изогнулись в саркастической усмешке. Он заметил мою бледность.

— И что ты предлагаешь делать? — прищурился я. — Кто возьмется за это дело, если не я? Ты ведь тоже не в лучшей форме...

— Саня,— произнес он грустно,— тебе нужно полежать несколько дней...

— Марик, ты знаешь: у нас нет этих нескольких дней,— возразил я. — Если мы не поторопимся...

Я умолк и отвел взгляд.

Он тоже оставался молчаливым.

— Пойдем поужинаем,— сказал он спустя некоторое время и повернулся к двери в комнату.

— Сейчас. Сначала ставни закрою и руки вымою,— кивнул я.

Это стало для нас своего рода ритуалом...

С тех пор как он нашел меня израненного с жаром больше месяца назад прошло.

Он тоже был ранен и заражен, но благодаря огромному запасу маринованных овощей в его подвале мы до сих пор живы и не похожи на тех жалких существ за пределами нашего укрытия. Марк утверждает, что маринад эффективен лишь на ранних стадиях заражения — проверял это на своих родственниках. Сначала на бабушке, которая оставила ему этот почти безграничный запас «лекарств», потом на матери и уже потом попробовал сам. Бабушку и мать он похоронил собственноручно в огороде. Перед смертью мать сильно его покусала — бабушка же держалась до последнего момента. Именно благодаря ей и ее продолжительной жизни с вирусом Марк пришел к выводу о полезности консервов — его мать ненавидела маринованные овощи.

Я оказался последним объектом его экспериментов — он нашел меня сразу после нападения, принес в этот дом и сначала кормил маринадом с ложечки, затем заставлял выпивать по стакану в день, а позже еще и закусывать огурцами или помидорами...

Сейчас мы вдвоем съедали двухлитровую банку овощей каждый день, но даже этого не хватало — ближе к вечеру и рано утром я испытывал непреодолимый голод и стремление покинуть это место. Однако нежные объятия Марка, его легкие укусы, ласковые прикосновения и поцелуи помогали мне забыть о голоде.

Наверное, это тоже проявление болезни — Марк утверждает, что раньше у него не было таких наклонностей. Он говорит, что пока его мать и бабушка были живы и находились в сарае на улице, иногда доносились звуки, совершенно отличные от привычного чавканья. Мне кажется, что у матери было не столько желание съесть его, сколько тяга к близости. Но об этом я уже не смогу узнать — Марик не любит вспоминать тот день. Да и мне это не очень интересно.

Я еще раз проверил засовы на ставнях и двери, придвинул тяжелый железный сундук поближе и снова удостоверился в том, что ружье заряжено. Конечно же, если зараженные смогут сломать двери или ставни, ружье уже не поможет; однако с его помощью мы всегда сможем покончить с собой и избежать судьбы тех несчастных существ, которые блуждают в поисках пищи...

Я вошел в комнату и проверил ставни на окнах здесь тоже. Марк уже сидел за низким круглым столом; на нем была лишь полупустая банка с маринованными огурцами.

— Садись, пора ужинать, — сказал он.

— Да, — ответил я, усаживаясь на стул напротив него и начиная угощаться из банки.

— Сколько еще ждать? — поинтересовался он, глядя на меня с недоумением, пока я жевал огурец.

— Еще дней три, — ответил я, запивая свою еду маринадом из той же банки. — Почва становится все более каменистой, работать труднее. Я думал спуститься ниже, но там явно водоносный слой. Ты заметил, как я грязно выгляжу?

Он кивнул в ответ.

— Может быть, завтра я тебе помогу?

Я вздрогнул. У Марика астма; его аллергия на пыльцу и пыль весьма серьезна...

Когда я пришел в себя после приступа, первое что увидел — это его состояние. Я был крепким мужчиной и слово «страх» для меня было чем-то из далекого детства. Но тогда мне стало страшно за него. Я испугался того, что если он умрет, мне предстоит остаться одному в мире, где не осталось никого кроме этих полуживых существ. И самое ужасное: помочь ему я не мог. Я чувствовал себя таким бессильным, что не мог даже произнести слова или сделать шаги навстречу.

Он справился с приступом сам; поднявшись и немного пошатываясь, подошел ко мне и лег рядом. Он продолжал тяжело дышать и покрываться потом. Я с трудом поднял руку для его удобства; он обнял мои плечи и прижался лицом к моей шее. Вскоре он успокоился. В течение ночи мне было страшно шевелиться или даже дышать слишком громко; к утру я почувствовал его возбуждение в своем животе. Он открыл глаза: они странно блеснули в темноте и заставили меня почувствовать дискомфорт. Но Марик лишь сильнее обнял меня и поцеловал в губы. Я не успел отстраниться или закрыть рот; боялся расстроить его – ведь сильные эмоции могут спровоцировать новый приступ астмы. Поэтому позволил ему исследовать мой рот языком и трогать мою спину и ягодицы руками и ногами, оставаясь бездействующим сам.

Он становился все более возбуждённым — его поцелуи наполнялись жадностью, он нетерпеливо двигал бедрами и прижимался своим членом к моему животу. В конечном итоге его старания не остались без результата. Я тоже начал ощущать прилив вожделения и стал отвечать на его ласки и движения. Осознав это, Марк развязал шнурки моих штанов и расстегнул свои джинсы.

Прикосновение его горячей кожи к моему возбужденному телу вызвало стремительный прилив крови вниз — я развернул его спиной к себе, немного подготовил его заднюю часть пальцами (он сладострастно стонал), а затем одним движением ввёл свой возбужденный член глубоко в него. Он издал звук, похожий на визг щенка, получившего удар, но вместо того чтобы отодвинуться, прижался ко мне ещё плотнее и стал активно подрагивать бедрами.

Я всё ещё плохо управлял своим телом, но казалось, что контроль уже не нужен — он сам двигался навстречу мне, насаживаясь всё глубже и сильнее сжимая меня. Для одновременной разрядки нам потребовалось около тридцати минут. За это время его звуки превратились из визгов в стоны наслаждения. Я тоже начал стонать и даже пытался подстраиваться под его ритм движений, но мои попытки были незначительными по сравнению с его плавными и мощными движениями.

Как я уже упоминал, мы достигли кульминации одновременно и мгновенно уснули. Я даже не вытащил себя из него. Утром я ощутил значительное облегчение.

Марк угощал меня маринадом, а по ночам позволял заниматься с ним сексом. Точнее сказать, это я позволял себе им заниматься; он буквально запрыгивал на меня. Сначала я осуждал себя за это — ему едва исполнилось двадцать, а мне почти тридцать. У меня был опыт с женщинами; их было много в моей жизни, я даже был женат какое-то время. А что знал он? Только больницы да свою семью? Вероятно, для него секс со мной стал первым опытом. Какую дорогу он выберет после того как мы покинем это место?

У меня не было никаких сомнений в том, что мы сможем выбраться. Когда я впервые вышел во двор после встречи с Марком, то заметил одну интересную деталь — зараженные передвигались только по нашей стороне улицы. В тот момент я не понимал, почему так происходит. Это наблюдение подтолкнуло меня к безумной мысли о том, чтобы выкопать тоннель под дорогой и перейти на противоположную сторону. Тогда мне казалось, что это не составит труда — всего лишь десять метров подземного прохода, если начать прямо от забора. Я планировал укрепить потолок бревнами из аккуратно сложенной поленницы рядом с летним душем. Однако я не учел, что работать придется в одиночку, а ранений и явного заражения сильно ослабили меня; маринады хороши как закуска, но в качестве основного блюда они совершенно не подходят. В итоге мне потребовалось почти три недели, чтобы протянуть тоннель до середины дороги.

Самым сложным был старт — первые три дня я постоянно защищался от зараженных, пока не нашел в сарае старый бензогенератор и не пришла идея обрызгать землю вокруг своего рабочего места и вдоль тропинки к дому бензином. Оказалось, этот запах им неприятен. Возможно, именно это и объясняет их нежелание переходить на другую сторону? Так или иначе, работать стало значительно проще.

Но пары бензина совсем не полезны для легких — на протяжении нескольких дней у меня болит грудь и периодически кружится голова. Кроме того, есть только маринованные продукты я больше не могу — один их вид вызывает у меня тошноту. К тому же бензин быстро испаряется — каждое утро мне приходится обновлять свою защиту. А в баке генератора осталось совсем немного топлива — всего на пару дней максимум.

Может, действительно стоит привлечь Марика к работе над тоннелем? Но я прекрасно понимаю — он не справится. Душный воздух, зловонный запах разлагающихся тел, разбросанных повсюду, и аромат бензина спровоцируют у него новый приступ. Лекарства от астмы у него закончились, и он просто может погибнуть у меня на глазах, а я никогда не смогу себя за это простить.

Я посмотрел на него.

Почему ему все это выпало? Он выглядит как典й "ботаник" — тихий и спокойный парень в очках. У него длинные темные волосы, и из-за астмы он говорит тихо с легким придыханием. Хотя за последнее время он заметно похудел, судя по старым фотографиям в доме, он никогда не был полным. В его карих глазах горит что-то неизъяснимое — страсть, сила или злость. Порой, когда он смотрит на меня, мне хочется стать незаметным.

Вот и сейчас — Марк взглянул на меня вопросительно, а мурашки пробежали по моему позвоночнику. Мне с ним комфортно, но одновременно он вызывает страх.

Он пристально смотрел на меня, затем протянул руку и коснулся моих пальцев. Я хотел отстраниться, но словно парализованный оставался на месте.

— Что случилось, Сань? — в его голосе звучала тревога вместе с насмешкой.

Я облизнул губы и не смог произнести ни слова.

Тогда он поднялся и обошел стол, присев рядом со мной на корточки. Его проникающий взгляд продолжал изучать меня. Вдруг его теплая рука оказалась у меня между ног, и я почувствовал возбуждение. На его губах появилась довольная улыбка, а мои щеки запылали от стыда.

— Я тоже тебя хочу, — прошептал он, наклонившись к моему уху и едва касаясь его губами.

Я сглотнул, не в силах сдвинуться с места, когда он приник ко мне с поцелуем.

Закрыв глаза, я почувствовал, как его ловкие пальцы распустили завязки моих штанов и начали ласкать уже готовое к действию достоинство: то нежно касаясь, то слегка царапая ногтями. Его рука опустилась ниже; он крепко сжал мои яички, от чего я застонал, а мой член стал еще более твердым. Затем он отстранился и вскоре его тонкие пальцы обхватили основание моего члена, а головку охватило тугое кольцо мышц. Марк тихо стонал, и я притянул его к себе, крепко обняв. Я выдохнул ему в волосы; возможно, он вскрикнул, но я этого уже не слышал.

Нащупав его член — маленький и почти юношеский, но упрямо направленный вверх — я обхватил его рукой; он полностью утонул в моей ладони. Начал двигать рукой в такт нашим движениям. Вдруг его дыхание стало прерывистым и свистящим; сердце мое похолодело — мне показалось, что у него начинается приступ. Но затем он выгнулся под удивительным углом так, что я увидел его лицо и улыбку. Я ответил ему тем же: свободной рукой сильнее прижал к себе и увеличил темп движений.

Он стонал и извивался на мне всем телом, подпрыгивая при каждом моем толчке; я держал его за талию, мастурбируя ему и покусывая слегка заостренное правое ухо. У Марка действительно разные уши: левое мягкое и округлое с явным оттопыриванием; правое плотно прилегает к голове и имеет остроту формы. Мне нравится кусать его уши — особенно левое, когда он лежит на правом боку. Однако сейчас до правого было проще дотянуться. Оно менее приятное на ощупь, но кажется самым чувствительным: стоит лишь коснуться зубами короткой мочки — Марк выгибается дугой от удовольствия и начинает трястись всем телом. Из его возбужденного члена брызнула сперма мне в ладонь вместе с гортанным ревом из моего горла. Анус судорожно сжался — не выдержав давления внутри себя, я залил его семенем так сильно, что испачкал одежду как свою собственную, так и его.

Немного собравшись, он повернулся ко мне боком, не отпуская мой член из своей попки, обнял меня за шею и прижался щекой к моей груди.

— Расскажи о себе, — тихо попросил он.

Я пожал плечами:

— Что здесь рассказывать? Ты всё и так знаешь...

— Нет... — он мотнул головой. — Меня не интересует твоя биография. Я хочу понять, какой ты человек — добрый или злой, равнодушный или сочувствующий, открытый или скрытный...

Я улыбнулся и нежно поцеловал его в макушку:

— Это ты лучше скажи — со стороны виднее...

— Да, согласен, — он кивнул. — Но мне любопытно узнать твою самооценку, чтобы сравнить с тем, что вижу я.

— Наверное, я злой, — произнес я серьезно. — По крайней мере раньше я был довольно агрессивным — мог устроить драку на ровном месте или обидеть женщину либо ребенка. Мне это было безразлично. А сейчас не знаю. Сейчас меня пугает всё — за себя, за тебя и за тех зараженных. Мне их жалко — они ведь не выбирали такую судьбу...

— Значит, ты добрый человек, но в прошлом у тебя были причины для злости, — сказал Марик. — Я вот не могу испытывать жалость к зараженным. Несмотря на все усилия с моей стороны, у меня это не выходит. Я их ненавижу и хочу уничтожить всех до единого... Я видел, как ты их отгонял просто пугая выстрелами в воздух — мне было обидно за потраченные патроны. Хотя признаюсь: хотел бы увидеть тебя стреляющим в них...

— Но ведь они тоже люди такие же как мы с тобой! — возразил я ему.

— Они уже никогда не станут такими как мы или ты,— произнес он тихо и замолчал.

Я тоже замер в ожидании того, что будет дальше. Постепенно он поднялся на ноги словно раздумывая над чем-то важным и стал застегивать джинсы. Я завязал свои шнурки и продолжал внимательно наблюдать за ним.

— Ты завтра с утра собираешься уходить? — спросил он, не поднимая на меня взгляд.

— Да...

— Я пойду с тобой...

— Не нужно... там бензин... и трупы...

— Мне надо заглянуть на соседний участок...

— Скажи, что принести, я сам схожу...

— Нет, мы и так потеряли слишком много времени...

Я только плечами пожал:

— Как хочешь, но тебе нужна какая-то маска для защиты...

Утром мы действительно вышли вместе. В сундуке, который я ставил под дверь на ночь, обнаружили старую шерстяную шаль. Мы вырезали из нее два прямоугольника, посыпали пеплом из печки в углу комнаты и зашили в кусок пододеяльника. В итоге получился неплохой намордник, которого ему хватит примерно на полтора часа. Марк уверял, что этого времени вполне достаточно.

По привычке я полил бензином дорожку к входу в тоннель. Солнце еще не поднялось, но зараженные уже не бродили без дела. У них есть такая особенность — ночью они блуждают где попало, ломятся в дома и сараи, истошно воют и стонут; а днем стараются держаться в тени или оставаться внутри помещений. Хотя это не всегда так: они нападали на меня и тогда, когда я только начал копать тоннель...

Я взял лопату в руки и проследил взглядом за Марком, но он быстро скрылся из виду, и мне так и не удалось понять его направление.

Вздохнув, я спустился в лаз. Дорога оказалась долгой; мне приходилось часто останавливаться и поправлять покосившиеся стойки. В глубине что-то шевельнулось — я занес лопату как оружие и закричал в темноту:

— Выходи! — мой голос предательски дрогнул.

Тень снова шевельнулась и угрожающе зарычала.

Она была значительно ниже меня, и, заметив, как светятся ее глаза, я осознал, что это собака. Я положил лопату на землю и присел. Собака продолжала тихо ворчать, но вытянула свою мордочку и начала принюхиваться.

Я протянул к ней руку, она слегка заскулила и лизнула мою ладонь. Я похлопал ее по голове и увидел, как её хвост весело закачался.

— Хорошая собачка, — произнес я с улыбкой. — Тебя обижали, да?

Собака продолжала скулить. Я нежно почесал ее под подбородком. Ее яркие глаза сузились, затем блеснули клыки, и внезапная боль пронзила мою руку.

— Ах ты ж негодник! — воскликнул я, когда собака пробежала мимо меня к выходу из тоннеля с диким воем.

Я с трудом выбрался за ней. Что теперь делать? Копать не могу — эта мерзкая шавка прокусила мне ладонь насквозь и теперь прячется в ближайших кустах с окровавленными клыками. Надеюсь, она не заражена? А то вдруг вирус попадет на старые дрожжи... Даже страшно представить последствия...

Солнце уже поднялось над горизонтом и стало припекать. Бензин вокруг начал испаряться быстрее обычного, а его запах вызывал у меня головокружение. И еще эта боль... но сейчас она стала менее интенсивной...

— Сань... Сань... Са-а-а-ань! — он хлопал меня по щекам, плакал и кричал прямо в ухо.

— Марик... прекрати... — я старался говорить бодро, но мой голос звучал глухо. Попытался оттолкнуть его рукой, но казалось, что она движется неправильно. Я попытался приподняться на локтях, но резкая боль пронизала грудь, и я вновь упал на землю в кашле.

— Саня, — произнес он с облегчением, прижавшись ко мне, — ты жив.

— Конечно, я жив... — ответил я, откашлявшись. — Что со мной может случиться?

— Пойдем в дом...

— Марк, мне нужно... копать...

— Не стоит, — неожиданно крепко поднял меня с земли и закинул руку на плечо, ведя к дому. — Я не собираюсь уходить... и тебя не отпущу...

Я глядел на него в недоумении, но сопротивляться не имел сил.

Он изменился. За время своего отсутствия на соседнем участке произошло что-то значительное; он выглядел иначе... Очки! Точно, в течение месяца он снимал их лишь на ночь. А сейчас их не было. Он смотрел на меня с странной улыбкой.

— Что происходит, Марк?

Он молчал, и его безмолвие вызывало у меня тревогу. Какое у него намерение?

— Мне казалось, ты должен был догадаться сам, — он буквально занес меня в дом и бросил на кровать. — Знаешь, если бы ты не был так хорош в постели, таким чутким и нежным человеком, я бы давно уже отдал тебя им...

— Ты... — у меня перехватило дыхание.

— Да, это я заразил тех существ... — сказал он и потянул завязку моих штанов. Я хотел противостоять ему и оттолкнуть его прочь, но силы покинули меня. — То состояние, которое ты видел тогда – это было не астматическое нападение. Это был приступ того самого заболевания. Иногда оно проявляется из-за снижения контроля...

— Значит, маринад... — вдруг осенило меня.

— Если бы я кормил тебя мясом, ты бы покинул меня уже через три дня,— его губы коснулись моего живота и скользнули к лобку.

Я напрягся и попытался отстраниться от него, но тщетно. Он поцеловал головку и провел языком по уздечке; я внимательно следил за каждым его движением.

— И все, что ты мне поведал о себе...

—... было почти правдой, — произнес он, отвлекаясь от своего занятия и встретив мой взгляд. — Ну скажи, остался бы ты рядом со мной, если бы я открыл тебе всю истину? Заботился бы о мне? Стал бы копать этот безумный тоннель?

Я отвел взгляд. Злость и обида накатывали на меня. Как он мог так поступить? Я ведь доверял ему! Я верил в него... Нет, об этом я не скажу...

— У меня никогда не было никого подобного,— вдруг проговорил он, приподнявшись надо мной. — Никто не заботился обо мне и не переживал за меня. А ты... ты даже не отпускал меня на улицу, зная о бензине и предполагая, что у меня астма... — он нежно провел пальцами по моей щеке. — Ты мне действительно нравишься. Я тоже хочу, чтобы ты был жив и здоров. Но я не могу позволить тебе выздороветь, ведь тогда ты уйдешь от меня. А я не хочу оставаться здесь в одиночестве.

— Но эти зомби...? — спросил я, глядя ему в глаза.

— Они не зомби, они — моя армия,— сказал он, наклоняясь к моим губам, но я отвернулся. — По первому моему приказу они пойдут в огонь и воду...

— Зачем? — продолжал я неподвижно смотреть вперед. — Чего ты хочешь достичь? К чему стремишься?

— Тебе этого не понять... — Он встал с кровати и подошел к дальнему окну с руками на груди. Я с трудом поднялся на локтях для лучшего обзора его фигуры. — Все ответят за это,— добавил он после паузы.

— Кто именно?

— Все те, кто смеялись надо мной и дразнили меня...

— Ты собираешься мстить... за свои детские обиды?

Он бросил на меня сердитый взгляд, но я стойко выдержал его напор. Внезапно мне стало смешно, и я расхохотался. В один миг он оказался рядом со мной на кровати и схватил меня за горло:

— Замолчи, слышишь? Прекрати говорить! Ты ничего не понимаешь!

— Так объясни мне... — произнес я с хрипотой.

— Я... я вундеркинд, ребенок-талант. Я всегда это осознавал, но родители — мама и бабушка — утверждали, что это ерунда, что я такой же, как все. Поэтому я учился в обычной школе, где даже учебников всем не хватало. И когда на уроках я показывал результаты выше ожидаемого, учителя говорили: «Зачем ты выделяешься? Не можешь быть как остальные?» А я действительно не мог! Мне было недостаточно того, что нам преподавали на занятиях, недостаточно материалов из школьной библиотеки. Поэтому я записался в областную библиотеку и начал посещать кружки в Доме Пионеров — авиамоделирование, химия, биология, рисование и пение... Мама с бабушкой сквозь пальцы смотрели на это, наверное радуясь тому факту, что их сын проводит время за книгами вместо того чтобы пить пиво или курить травку во дворе. А мне бы с радостью так провести время — вот только никто меня не звал: надо мной откровенно смеялись и унижали. Однажды одноклассники подкараулили меня позади школы, избили и запачкали грязью лицо и одежду; потом вообще раздевали ниже пояса… Я плакал и умолял их остановиться, а они лишь насмехались еще сильнее. Когда я пришел домой весь в грязи и в torn одежде, мама даже слушать меня не стала — она ругала так, будто вся вина была на мне...

Он всхлипывал.

— И вот однажды,— продолжил он после короткой паузы,— мне попалась интересная книга — даже не знаю откуда она появилась в нашей библиотеке. В ней описывалось как можно управлять человеком с помощью определенных сигналов. Хотя там говорилось о сложных устройствах с множеством проводов. Я же задумался: почему бы не использовать вирусы в качестве передатчиков? И начал эксперименты. Сначала попробовал на бабушке; но первый штамм слишком быстро разрушил клеточные мембраны ее мозга и она умерла всего через несколько часов. Затем мама — ей удалось продержаться три дня, но она почти не слушала мои команды; пару раз пыталась напасть на меня. Пришлось её устранить... Третьим стал Шарик — ты видел его сегодня. Как видишь, он все еще жив, но тоже не всегда выполняет мои приказы. Возможно это связано со строением нервной системы или клеток. Вообще-то он должен был перегрызть тебе подключичную артерию... Потом настала очередь соседей — с ними эксперимент прошел еще лучше... Теперь твой черед — к счастью раны у тебя не слишком серьезные; к тому же ты отравился бензином, так что потребуется много времени для восстановления и у меня будет достаточно времени закончить свой эксперимент...

— И при чем здесь люди? — воскликнул я, снова закашлявшись.

— Мне нужна армия, — он пожал плечами и положил голову мне на грудь, гладя мою талию правой рукой.

— Ты — монстр, — откашлявшись, произнес я. — Я уйду отсюда при первой же возможности... И заберу с собой столько людей, сколько смогу... если я правильно понимаю, радиус твоих передатчиков ограничен? Поэтому они не могут перейти на другую сторону?

Он мягко провел губами по моей шее:

— Я не отпущу тебя, — тихо шепнул он мне на ухо и провел языком по завитку уха. Это моя самая чувствительная зона после промежности. И он это знает.

Я закрыл глаза и застонал — отчасти от удовольствия, отчасти от обиды и беспомощности. Какой-то парень поймал меня в свою ловушку!

Он сел ко мне на живот, наклонился ближе к лицу, лишь слегка касаясь моей груди футболкой, и притянул к себе губы. На этот раз его поцелуи были даже более жадными, чем обычно.

— Ты ненавидишь меня? — страстно спрашивал он между поцелуями. — Ты презираешь меня? Да, ты прав. Но я не могу иначе... я не могу без тебя... С тех пор как ты появился в нашем поселке, я мечтал о тебе. По ночам мне снились сны о том, как твое тело проникает в меня так глубоко и сильно... как ты заполняешь меня полностью своей сущностью... Наверное, мне следовало родиться девушкой, чтобы тебе не было так стыдно...

Это было неожиданное и болезненное предательство. Почему именно тот, кто понимает меня лучше всех, с кем я чувствую себя комфортно, человек, о котором мне хочется заботиться и которого защищать — парень? Почему он оказался маньяком, создавшим вирус, способный контролировать других? Каждый раз, когда я пытаюсь сопротивляться ему, почему это оказывается невозможным?

— Ты мой, — тихо произнес он, коснувшись уголка моего рта языком.

— Ты управляешь мной, — осознал я с удивлением, что эта мысль не вызывает ни гнева, ни боли. Напротив — вдруг пришло спокойствие. Если он контролирует меня, значит, я освобожден от ответственности за свои действия. Все происходящее — это его вина. Конечно! Это Марик заставляет меня реагировать на него так; он побуждает меня к близости и к удовольствию от этого...

Я улыбнулся и вдруг осознал свою власть над телом. Я обнял его за плечи и вытолкнул его язык из своего рта, начал исследовать его рот сам. Он явно не ожидал такой активности с моей стороны — резко дернулся и попытался вырваться, но я не дал ему уйти. Он застонал, а я перевернулся на живот и прижал его своим весом; только тогда отпустил его плечи. Теперь мне нужны были руки. Я резко разорвал его джинсы в разные стороны. Изношенная ткань трещала и разошлась в нужном месте, открывая его юное тело: erect член и небольшие яички стали видимыми вместе с черным отверстием ануса. Его член был твердым как камень; из него вырвался невольный вздох облегчения при обретении свободы. Я сбросил свои штаны и поднял Марика под коленки, поднимая его ягодицы над кроватью.

Он извивался, словно змея, стараясь выбраться из моего крепкого захвата, но в конечном итоге не смог избежать своей участи. Его крик раздался, когда он попытался отодвинуться, но было уже слишком поздно. Я резко увеличил скорость. Он вопил, пытался вырваться и угрожал, но мне это было безразлично — ведь это он задавал мне команды. Почувствовав приятное сжатие между ногами и плотное переплетение, я немного замедлил движение.

— Отпусти меня, идиот! — всхлипывал Марк. — Отпусти, я приказываю тебе.

Я лишь усмехнулся, глядя на то, как весело подрагивает его крошечный член и как трясется его нижняя челюсть. Я освободил его правую ногу, продолжая свои действия, и провел рукой по его животу. Он вздрогнул при этом; головка его члена под капюшоном покраснела. Я открыл ее, любуясь тем, как распухли жилки на его небольшом достоинстве и как выделилась капелька смазки. Сжимаю его крепче, я начал двигать рукой в ритме своих толчков. Я уже почти забыл о том, что всего час назад Шарик прокусил мне эту ладонь. (fotobab.ru) Неужели слюна каким-то образом подавляет вирус? Или у него вообще есть иммунитет? А может...

— Какой вирус ты выбрал для эксперимента? — спросил я с трудом переводя дыхание и не прекращая своих действий.

Марк уставился на меня с затуманенными глазами. Когда в них вернулось хоть какое-то осмысленное выражение, он ответил:

— Бешенства...

И именно в этот момент я расхохотался.

В итоге я кончил с таким усилием сжав его член рукой — он завыл одновременно от удовольствия и боли.

— Ты просто глупец, Марик, а не какой-то гений! — смеясь сказал я и вышел из него, завязывая пояс штанов веревкой. — Сам же наверняка водил своего Шарика на прививки к ветеринару.

Он смотрел на меня сквозь слезы, громко сморкаясь.

И всего через несколько минут он начал смеяться...

* * *

Две недели потребовалось, чтобы кризис утих. К сожалению, многие инфицированные не выжили, но некоторые были спасены. Это стало возможным во многом благодаря вакцине, которую в полевых условиях разработал Марик.

После этого его пригласили на работу в один из исследовательских институтов военного направления. Марк очень гордился этим и часто рассказывал мне о том, как его ценят в лаборатории и как к его мнению прислушиваются известные ученые.

Я же лишь с доброй улыбкой отвечал ему, проводя пальцами по его длинным темно-русым волосам...