Свиданка

В зону я попал не случайно. Детство прошло кое-как, в вечной ругани родителей, а закончилось, когда отец избил маму до полусмерти, а я, хилый от недоедания и недосыпания второклассник, подошёл к нему со спины и что есть силы ударил молотком по затылку, тем самым отомстив за ежедневные порки ремнём, за мамины слёзы, за всё то зло, что он ежедневно и ежечасно культивировал внутри нашей маленькой семьи. Отец не умер, но остался инвалидом, к нам он из больницы не вернулся, решил уехать к себе на родину, где счастливо спился и через год попал под грузовик, с летальным исходом. Остались мы с мамой жить вдвоём, замкнутые в свои мысли и переживания, но время лечит, и маманаучилась улыбаться, иногда громко и заразительно смеялась над шутками подруг, посвежевшая, красивая, сбросившая тяжкий груз побоев и оскорблений, а вскоре появился Павел. Он был на несколько лет моложе матери, работал на заводе и стал жить у нас, большую часть времени проводя с мамой за ширмой, на её кровати.

Видя это, я уходил из дома, чтобы вернуться затемно. Мне тогда было уже 12 лет, я воспитывался на 5% в семье (маме было некогда, новый муж отнимал всё время), на 5% — в школе и на 90% на улице, среди таких же « зелёных» шалопаев и парней постарше. Мы пили портвейн, курили папиросы «Беломорканал» и «Север», лихо закусывая мундштуки, вечером ходили по улице компанией человек пятнадцать, громко улюлюкая на разбегающихся девчонок и редких прохожих. В это е время я серьёзно увлёкся спортом, не бегом, не боксом, а тяжёлой атлетикой и «качалкой». После года занятий нарастил мышцы, набрал силу и пользовался среди своих пацанов, да и дворовых команд нашего района, авторитетом. Учился я из рук вон плохо, переходил из класса в класс со сплошными натянутыми тройками только благодаря тому, что отстаивал честь школы, района, города на различных соревнованиях. Спорт захватил меня до такой степени, что в небытие ушли и шпанистые друзья, и подростковая заинтересованность девчонками, и от семьи дистанцировался. Отчим с мамой или неплохо, он её не обижал зная, что есть защитник, на совести которого уже был инвалид-папаша. Мама меня искренно любила, поругивала, правда, за учёбу, но ярко сияла глазами и улыбкой, читая в местной газете о моих успехах в спорте. Так продолжалось до 18 лет.

Я легко сдал нормы, сначала кандидата, а потом и мастера спорта, был третьим на всероссийской олимпиаде в своём весе, но однажды, на заурядных областных соревнованиях, решив побить все рекорды, взялся за неподъемную штангу и порвал связки на руках, провалявшись после этого с месяц в больнице. Меня вылечили, но приговор врачей был суров — про спорт забыть, а то останусь инвалидом. Это был конец, потому что я не представлял себя без тяжелой атлетики, без ежедневных тренировок в родном спортзале, спортивных состязаний, медалей, славы. Первые недели после больницы я ходил, как потерянный, пробовал упасть в запой, но через три дня не понравилось, и я пошёл в родной спортзал, увидел ребят, услышал слова сочувствия и утешения, сел на скамейку и невидящим взглядом уставился на помост, где парни тренировали жим. На плечо опустилась ладонь, я резко обернулся и увидел своего тренера Николая Ивановича, самого дорогого человека после мамы.

— Сергей, я рад, что ты пришёл, а то уже хотел звонить. Жалости от меня не дождешься, сам виноват, никто не заставлял брать этот вес, рыдать не будем, ты ещё совсем молодой, всё впереди!

— Николай Иванович, — я чуть не расплакался, — но кроме штанги я ничего не умею, после школы даже в технарь не пошёл!

— Ничего, потом заочно отучишься, а пока, — он жестом приказал мне подняться и следовать за ним тренерскую. Там, под крепкий чай, и определилась моя дальнейшая судьба. С огромным удивлением я узнал, что группировку» Спортивные», которую боялся весь город, создал и уже два года крышует мой тренер, который всем нам всегда казался мягким и добрым человеком. В общем, я получил предложение, от которого не отказываются и уже через неделю вышагивал в новеньком спортивном «Адидасе» и крутой кожанке по нашему колхозному рынку в компании с двумя «шкафами» и собирал дань с лоточников. За год я, как говориться, «поднялся» — появилась своя квартира, правда, «однушка» на окраине, но лиха беда начало, иномарка « Форд», правда 18 летка, но то ли ещё будет, связи, девчонки, сауны, и всё это закончилось внезапно и неожиданно. У Николая Ивановича были прикормлены все: и милиция, и администрация, даже кто-то в ФСБ, но в область пришёл новый начальник УВД, и произошёл сбой. Мы поехали на очередную, ничего не значащую «стрелку» с залётными питерцами, поорали, поломали кому руку-ногу, кому рёбра, и там же, на пустыре, нас обложил ОМОН, выпотрошив из нас стволы и прочие прибамбасы и доставивший нас в полном составе в КПЗ, а на следующий день, по быстрому постановлению суда — в СИЗО.

Не буду рассказывать, как сидел полгода в двенадцатиместной камере с тридцатью соседями и ждал суда, как плакала мама, услышав приговор — 18 лет, слишком тяжелы воспоминания. Привезли с судилища в камеру — осужденку, а через неделю — этап, благо недалеко, в соседний город, знаменитый своими оборонными заводами, да «красной» зоной общего режима. Ещё на следствии, в тюрьме, я познал все «прелести» зэковской жизни. Особенно меня не напрягали, получив с воли маляву, кто есть кто, да и посмотрев на мои бицепсы, вряд ли кому-нибудь пришла в голову идея ссориться по крупному, но «крещение», как и все первоходки, я получил, и закрепилось за мной погоняло «спортсмен». В зоне я обжился быстро, «семейничал» с авторитетными людьми, регулярно получал от мамы дачки. Все мои деньги ей удалось забрать раньше, чем милиция их конфисковала, а потому большие китайские сумки с продуктами и куревом для друзей, я получал на КПП каждую неделю. В отказ от работы, как блатные, я не шёл и трудился в рабочей зоне на изготовлении мебели, ровные отношения были, как с товарищами по отряду, так и с администрацией лагеря. Время летело, все дни были монотонными до одурения: утренняя поверка, работа, часовое занятие на тренажерах, изготовленных самими зэка, вечерняя поверка, сон, и всё по новой. Пролетели первые полгода, и подошло время положенной долгосрочной свиданки. Друзья по отряду с восторгом рассказывали о встречах (целых трое суток!) с жёнами, матерями, о том, что за эти сутки забываешь, где находишься, глотая радость встречи с родными большими глотками. И вот, накануне женского праздника 8 марта, меня пригласили в здание лагерной администрации. Там я подписал бланк правил повеления на длительном свидании и с разрешения хмурого майора — «кума» зоны, позвонил домой. Трубку поднял Павел, обрадовался, заохал и быстро передал её маме.

— Здравствуй, мам...

— Здравствуй, Серёженька, родной! Ты как, из зоны, да по телефону?

— Разрешили. Мама, у меня срок свиданки подошёл, можешь приехать на 3 дня?

— Ты ещё спрашиваешь, когда и что привезти?

— В любой день, привезёшь, что в передачках передаёшь, ещё носки, трусы, да сама знаешь, что нужно.

— Я завтра же приеду!

— Завтра праздник.

— Вот и проведу его с тобой, мой золотой, жди!

— Спасибо, мамочка!

Я чуть не расплакался, слушая родной, до сердечной боли знакомый, голос, хлюпнул носом и положил трубку.

— Когда приедут? — спросил майор, глядя в сторону.

— Завтра.

Он пододвинул ко мне лист бумаги и ручку.

— Напиши имя и фамилию матери, я передам на КПП, а сам завтра к обеду будь готов, вызовут.

— Спасибо.

— Свободен!

Весь день я провёл, как в тумане, а наутро в голову полезли разные мысли: вдруг мама почему-то не сможет приехать, вдруг что-то случится и мне отменят свиданку? Я не находил себе места, пока, ближе к вечеру, не прозвучало в проходе отряда:

— Панов, на выход!

Я схватил с тумбочки пакет с необходимыми вещами и бегом устремился к дверям, успев пожать руки семейникам,...