О несчастных членодевочках замолвите слово: История первая. Серия: Порно истории

Так случилось, что я, непримечательная, стеснительная до писка девушка-футанари попала в офисную среду почти сразу после школы. Как я обрадовалось! Перед моими глазами пролетали картины чудесной взрослой жизни, когда я, Машенька, заведу постоянных друзей, буду слыть чем-то кроме «мымры-дылды» (и это еще из мягких слов, что мне приходилось слышать о себе), и даже — ух, твердею от одной мысли, простите, простите... — заведу парня, или, на крайняк, девушку, и с красным дипломом выпущусь из собственной девственности вместо со своим полуметровым почти елдаком-чудаком...

Питер, прекрасный, жестокий Питер выплюнул меня на мороз. Нет, меня не выгнали — но я ушла, потому что дома мне было ужасно неловко разочаровывать родителей, а родителям — неловко от меня.

От одного воспоминания об этом шокированом взгляде я не могла прекратить дрочить почти всю ночь...

Но продолжаться так долго не могло: надо было найти что-то постоянное, раз я уж решила до поры до времени не думать особо о продолжении образования...

И привел меня в Москву. Обеспечил жильем — теснющей однушкой, но с ванной — и пристроил работать...

Так я оказалась в Москве. При квартирке и при работе — нормальной, настоящей работе, а не том полуночном кошмаре, что был у меня раньше. Нет! Довольно питерских наркоманов, ворующих нямку! Довольно хачей-трюкачей-подкачей, сумасшедших бабок-вампиров и парней, затаривающихся «ягой»! Меня ждал офис, и мнился он мне чудесным местом: местом, где я смогу начать жить, наконец, взрослой жизнью. А может... может... и... и молодого человека найти!

Все чаще меня тянуло к девушкам. Не сколько из-за внутреннего лесбианизма: но мой хрен-богатырь был однозначно настойчивее моей щелочки и направлял мои эротические фантазии в вполне конкретные ключи...

Брр. Нет, увело меня.

И офисная жизнь началась...

Я думала, что школа — с ее кликами, шепченьем, гадостными ухмылочками и издевками остается, как бы, в школе. Что это детское и временное, а потом между людьми наступает если не гармония, то хоть... взаимное уважение какое-нибудь... как у взрослых людей...

...

Я думала, что так не буду привлекать внимание. Но иногда все получается наоборот.

И как-то я им не приглянулась. Поначалу за тишину и непохожесть: полагаю, что они приняли это за высокомерность... потом прибавилась манера одеваться — в длинные юбки и простенькие верхи... всегда находилось что-нибудь. Правдивое или нет — дело третье.

Не получилось у меня. Не умею... люди, они такие сложные, когда с ними разговариваешь!

К образу высокомерности с легкого Светиного языка мне приписали еще и лесбиянство, и нелюбовь превратилась в травлю...

Так бы мне хотелось думать. После недели травли...

И я сдержалась. Пришла на работу. Села за компьютер — и проигнорировала взгляды-иголки, слабо улыбнувшись...

Из-за странной планировки в нашем офисе был второй туалет, к которому вел длиннющий коридор. Ну, вел-то коридор на самом деле не в туалет, а в пустовавший по необставленности конференц-зал: но кому нужен этот дальний туалет, когда есть еще один, прямо рядом с офисными помещениями?

Это было... это так приятно!!

В романе была сценка. Яркая сценка. Того самого характера... с любовью написаная...

Я покраснела как свекла — и побежала что есть силы в туалет. Не ближний — нет, в нем меня могли... ну, просечь... а в дальний. В пустующий туалет на конце коридора...

Я скомканно извинилась — она не успела опомниться — и пулей залетела в кабинку, хлопнув дверью так, что от удара затряслись перегородки.

— Эт тебя так пописать тянет, Машенька? Ты это... береги себя! А то у тебя там... лопнет что-нибудь! Что, в нормальном туалете все еще занято все?

Я перестала существовать... я стала членом. Ничего другое не было для меня важно... я торопливо запихнула огромную головку в рот, пробежалась языком у пупырчатой короны — и запустила кончик в зияющие отверстие уретры...

Но член был сильнее...

Руки поднялись почти до середины хуя — и опустились.

Щеки мои мигом набухли от потока спермы... она шла, словно из шланга, словно из промышленного аппарата, единственной целью которого было производить эту густую, как желе, белую, как йогурт, жидкость... я с трудом — настолько набухла головка — достала член изо рта и направила ее в туалетную дверь — лишь бы не на себя. Сперма ударила в нее волнами, как выстрелы из фейерверка: шлеп! И один размазался абстрактным рисунком, стекая вниз вниз... шлеп! И еще один, и еще, и еще...

Мне показалось, или Света что-то сказала?

— Эй! Ты слышишь меня?! Что у тебя за хуйня из-под двери течет? Крем разлила какой-то, мымра?

— Д... да... я сейчас уберу, С... Светлана...

— Какая же ты мымра, Машуня... взяла — целую бутылку крема пролила... И воняет твоя хрень как конча! Нашла чем мазаться, хе-хе. Я думала, лесбухи хоть заботиться о себе умеют.

— Я не...

— Ой, да ладно тебе гнать... ты нас за глупых не держи? Чай, мы не питерские, но то за тупых нас не считай, ладно? Я все вижу, и взгляды твои, и как ты свои губы облизываешь... хорошо, что ты помадой не пользуешься, а то у тебя все лицо было бы в подтеках!

Я застегнула сжавшийся член — он все равно был немыслимо огромным, даже съежившийся и морщинистый — и поднялась, пошатываясь. Мне хотелось ответить, но слова не собирались в предложения...

Я открыла дверь кабинки, чтобы уйти... но я не могла, надо было прибраться... спермы на пол натекло так много, тут и подскользнуться было опасно... мне не хотелось быть рядом с этой злой женщиной, но... но...

И замерла.

Она была в деловой юбочке, натянутой ее пухлым задиком настолько, что по рисунку складок мигом определялись овалы ягодиц — и одновременно в легкомысленную маечку, полупрозрачную в солнечном свете. Фиалкового цвета спортивный бюстгальтер оставлял складочку плоти на красивой спине... ноги — не длинные, но роскошные своей изящностью и правильной шириной — оканчивались туфлями на каблуках, и от того из-под юбки на меня самую малость — намекая, но не показывая — подгладывала крошечная кромка трусиков

Я открыла рот. Я забыла, что она мне говорила...

Она повернулась ко мне, чтобы нагло ухмыльнуться, и я увидела последний штрих — озорные, злые глаза — и малюсенький бугорок-намек. Бугорок соска...

Но сейчас... сейчас похоть вошло в меня с целью... меняя во мне что-то... Я должна была... не просто... выпустить ее... Я должна была... Должна была...

— Что молчишь? Обидно? Хи-хи... не обижайся, Машунь... сама ведь все прекрасно понимаешь!

Член затвердел мигом. Как разорвавшийся снаряд, он раздулся больше, чем когда-либо. И ремень, сдерживающий его, лопнул с звонким щелчком.

— Ты... что... что это?!

Довольно издевательств...

Света широко открыла глаза и прижалась спиной к умывальнику. Взгляд ее ложился то мне на лицо, то на член, вырвавшийся из-под длиннющей юбки... А потом она посмотрела мне в глаза — и поняла. Поняла, что я хочу сделать...

Она очнулась — и побежала к двери...

Света повернулась. В глазах ее загорелся страх; рот открылся — а потом сжался. Слезы потекли по щекам...

Я не ответила. Только придавила ее сильнее.

Я уже не слушала... сердце бешено билось, рот открылся, выпуская тяжелое дыхание... я не думала больше над своими действиями. Просто делала... В одно резкое движения я задрала ей юбку и порвала — не знаю, как — трусики, и навстречу мне вывалились две нежных, податливых ягодицы, мягких — и одновременно подтянутых... никогда раньше мне не приходилось видеть женской задницы столь близко — и это была не просто женская задница, а пухлые светины булочки, булочки, на которые я так бешено дрочила...

Я схватила эти ягодицы, стала мять их пальцами, и почувствовала восторг от этого ощущения, от этой мягкостью и бархатистости... я мяла, игралась, наслаждалась этой плотью, и вдруг... вдруг ухватила сильнее — и потянула в стороны, обнажая анус, и под ним была... была... к... к...

Казалось, время замерло; мой взгляд уперся в эту щелочку, в этот райский сад, и он стал важнее всего на свете, и я смотрела на него, словно пыталась пожрать его взглядом. Какая... какая красивая киска... такая изящная... у нее были пухлые большие губки и тоненькие, совсем не мясистые лепесточки губок малых; клитор ...

Подо мною была женщина. Красивая женщина. Молодая женщина. Плодородная женщина. Женщина, которую я сейчас сделаю моей...

— Нет... нет... пожалуйста... ты убьешь меня... убьешь меня этим... этим... прости, прости... прости что обзывала... прости, ладно? Только не... только не вставляй!!

Ведь... ведь я не могу вставить в нее? Это невозможно! Никакая женщина не может... принять такой большой... у мужчин, с их многократно более скромными членами, и то бывают проблемы...

Я... должна прекратить. Это невозможно... все говорит, что это невозможно!!...

Я потеряла контроль над собой. Все это стало не важно. Все это потеряло значение... ничего больше не могло меня остановить. Я отпрянула тазом длинным, неловким движением — такого уж размера был мой иструмент — и направила головку-кулак в сторону малюсенькой розочки, сжатой с обеих сторон пухлыми щеками ягодиц...

Член уперся в киску, плотно сжатую, совершенно не влажную... я зарычала, недовольная неподатливостью, и дала несколько пробных ударов тазом, но вагина не поддавалась, запертая страхом и сухостью.

Я не слушала.

Я уперла гиганта в киски, ухватила зад обеими руками — и кончила. Не сильно. Немного.

В моей голове — глубоко, за пеленой дикого экстаза — пробежала последняя мысль. Вот он, мой конец. Сейчас я убью человека... потеряю девственность изнасилованием и убийством... сейчас я войду в нее — и ее щелка не выдержит. Разорвется... треснет по швам... и я ничего, ничего не могу с собой поделать. Слишком я... слишком...

Я напряглась. Напрягла бедра — и ударила тазом вперед, нависая над этим прекрасным задом... огромной головкой члена разрывая киску, растягивая ее в немыслимо широкий круг... вот пропала головка, ворвавшаяся в бархатистое лоно, вот я вошла глубже, глубже, глубже...

Но я больше не видела ее. Мои глаза непроизвольно закрылись, потому что меня захлебнуло волной немыслимого, внеземного удовольствия. Мир для меня стал пиздою Светы. Теплой. Мягкой. Нежной. Ставшей моею пиздою Светы. Она стягивалась вокруг меня, давила меня, стискивила меня, и любила... от тугости отверстия и собственной твердости мне стало больно, но эта боль только подчеркивала удовольствие...

Я упала телом на Свету, теряя контроль над мышцами, чувствуя, как сгораю в огне удовольствия. Когда я встала на колени, Света была подо мною. Ее живот под маечкой был растянут кривым, длинным бугором; я чувствовала, что упиралась в что-то крепкое и одновременно эластичное — и испытывала непреодолимое желание пробить и эту преграду, войти до конца... войти в матку, и сделать эту маленькую женщину моей — до самых сокровенных глубин.

— Вставай! — вдруг потребовала я — и покраснела собственной наглости... но Света встала, всхлипывая, не смея оспорить мой неловкий приказ. Мой член был внутри нее — и тянул ее вверх сочетанием собственной мощи и Светиного железного хвата... когда она встала — ноги ее шатались так сильно, что мне пришлось подхватить ее — я чуть не кончила. Потому что вес ее тела стал насаживать ее на меня еще глубже...

Ее косметила расплылась. Из глаз текли слезы; волосы растрепались, ресницы размокли и походили на сломаный веер.

Я настрадалась из-за тебя достаточно!! Моя... моя очередь!!

Резко, все набирая скорость. Чувствуя, что пизда, растянутая моими размерами донельзя, увлажняется все больше и больше. С каждым движением ее киска выплескивала все больше соков: вскоре женственная жидкость с едва ощутимым, невозможно пошлым запахом стекала по Светиным бедрам тоненькими, почти сплошными струйками.

Из-за Светиного рта вырвался стон.

— Т... тебе нравится? — спросила я, замедлив темп.

Ей... ей нравится. Я возбудилась еще сильнее. Еще сильнее! Все вдруг стало меня возбуждать. Бугор ее растянутого изнутри живота, подтеки косметики, ставшей прозрачной из-за пота ткань ее блузки, волосы, ниточками спадающие на спину... все питало твердость моего хуя-гиганта, все заставляло меня ускоряться. Я схватилась за ее талию, стала тянуть женское тело на себя, встречая его на середине движения ударом собственных бедер; я стучалась в ее матку, но киска не рвалась, а только похотливо хлюпала соками...

— Н... нет... нет...

И Света кончила. Киска ее стала сокращаться, сжиматься, давить на меня, словно пытаясь заставить меня кончить с ней в унисон...

И меня заполнило странное чувство... гордость? Почти. Но богаче. Сильнее...

Она была моя.

Мое лицо в зеркале ухмыльнулось. Вот я... вот я какая... на самом деле... Я посмотрела себе в глаза. Вот я какая.

и ноги перестали ее держать. Но она не упала — надетая на мой хуй, сдерживаемая мной за руки, она повисла на мне секс-куклой... живой, теплой секс-куклой. Ты не отдалась мне до конца, Света... ты моя, но я хочу твое последнее. Твое самое сокровенное!!

И я стала таранить ее матку. Со всех сил.

— П... прекрати... я только кончила... еще немного... и я сойду с ума... ты сломаешь меня...

— Т... твоей пиздой?...

— Только моей! Моим персональным мясным туалетом!! Сейчас я вскрою твою... твою... твою матку!! И помечу тебя! И ты навсегда... навсегда будешь моей!! Слышишь?!

И матка открылась. Как ворота завоеванного города, пропускающие завоевателя. От неожиданности входа я чуть не упала; когда рванула назад, поняла, что головка-крюк застряла в матке, уперевшись в плотно сжавшие ствол моего лошадиного члена ворота матки... вот ты почему такой, мой член... чтобы вскрывать матки. Чтобы входить в самое лоно... чтобы пускать семя прямо в него.

И я кончила. Семя пошло с невообразимой силой; столь мощно, что мой член видимо расширился под его внутренним напором.

— Ч... что это? Это... это сперма? Т... ты кончаешь в меня?... Д... достань...

Не буду. Я стала заполнять ее. Не туалет, а женщину. Матку, Свежую, молоденькую, плодородную матку... семя шло, шло, шло, горячее, как кипятой, и мигом до упора заполнило и без того плотно забитую огромной головкой матку — и стало расширять ее, как воздушный шар... Света попыталась что-то сказать, но потеряла голос и всякий контроль над телом; она могло только кончать, безперерывно кончать, и смотреть, как ее живот расширяется — но уже не от члена, а хлынувшей в матку спермы, спермы, которой было некуда идти, потому что головка-крюк не давала ей никуда уйти... через несколько секунд Света выглядела слегка беременной; еще через десять — готовой к родам, а когда ее раздуло настолько, что полный спермы живот насильно поднял ее задницу вверх...

Когда матка сократилась полностью, и вся сперма, что могла, вытекла из лона...

Отстрелявшейся. Готовой... похоть... покинула меня. Я знала, что моя цель исполнена.

Я чуть не затвердела снова от этого восприятия, но не смогла. Мой член был полностью израсходован...

И улыбнулась... шлепнула Светку по попке, и ее киска сжалась, выпрыснув из себя еще немного моей спермы...

Света не ответила. Мертва? М... мертва... ? Н... нет... б... без сознания... Т... только... дышит...

И я поняла вдруг, что сделала...

Как такое могло случиться?

...

Что-то прокричав замке — вроде, что плохо чувствую себя — я побежала. Вниз по лестнице. Не думая, схватила такси. Переплатила, но не обратила внимания. Заперлась в квартире. Села у двери...

Что со мной стало?

...

Я не знала, что делать. Мне казалось, что я скоро прекращу дышать...

И я встала и пошла на работу. Не знаю, почему.

Добравшись до офиса — дорога не отложилась в моей голове, словно ее и не было — я добрела до двери — и открыла ее, готовая... готовая ко всему.

Я посмотрела на говорившую, не веря своим ушам.

— Опоздала ты. Ну, пять минут, конечно, несерьезно... но пусть это привычкой не станет, ладно?

Замка вздохнула.

Я опомнилась, встряхнула головой. Посмотрела замке в глаза...

— Вы же, вроде, не ладите? Нормально все со Светой. Пришла, в отличии от тебя, вовремя! Да вон она, у окна. Все, хватит болтать! Вчера по болезни ушла, так сегодня наверстай, слышишь?!

Ничего не укладывалось в моей голове. Я села у компьютера, ожидая, что в любой момент ловушка захлопнется. Что через дверь хлынет переименованная милиция, и меня арестуют прямо у места преступления...

Ничего.

Она бросила на меня небрежный взгляд и отвернулась, хмыкнув...

И вдруг... вдруг мне стало хорошо, и я улыбнулась... потому что поняла.

Теперь эта женщина... и вправду моя.