Непринужденная обстановка

—... Таким образом, обе части выражения равны, что и требовалось доказать, — преподаватель подчеркнул результат обширных вычислений двумя жирными линиями, оставил мел на полочке у доски и стал вытирать пальцы носовым платком. Потом внимательно оглядел аудиторию поверх очков. — Если у кого-то есть вопросы, пожалуйста, задавайте.

Но желающих углубиться в тонкости высшей математики не нашлось. Совсем другие переживания занимали молодые умы и сердца в этот погожий денек. Солнце щедро поливало все вокруг своими золотистыми лучами, а из приоткрытой фрамуги в помещение проникал птичий щебет и пьянящие ароматы поздней весны.

— Учтите, — внушительным тоном продолжал преподаватель, — что тема очень важная, поэтому прошу отнестись к ней максимально серьезно. В семестровой работе подобные задания обязательно будут, так что потом пеняйте на себя. И о поблажках даже не мечтайте!

Однако и этот веский довод не произвел должного эффекта. Студенты изнывали от скуки, мечтая только об одном — поскорее вырваться из пыльных стен alma mater.

— Что ж, если вопросов нет, все свободны.

Аудитория вмиг наполнилась грохотом стульев, веселыми голосами и смехом. Долой цифры, да здравствует свобода!

— Пономарева, задержитесь на минутку, мне нужно с вами поговорить.

Маша страдальчески вздохнула. Начинается!... Сложные математические выкладки были для нее настоящей китайской грамотой. Честно говоря, на этот факультет она попала вовсе не из-за любви к точным наукам, а по указке заботливых родителей, которые хотели видеть любимую дочь обладательницей престижного диплома. Спорить с ними было бесполезно.

Впрочем, на протяжении почти двух курсов учеба не приносила Маше особенных забот. В качестве своеобразной компенсации за непререкаемую волю предки одарили свое чадо превосходными внешними данными. Длинные стройные ноги, упругая попа идеальной формы, высокая грудь третьего размера и бездонные серо-голубые глаза с длинными густыми ресницами бередили воображение не только сокурсников, но и практически всего педагогического состава, который в основном состоял из мужчин. Маша отлично понимала ценность своей природной красоты и умело ею пользовалась. Томный вздох, соблазнительный взгляд, невзначай расстегнутая пуговка и вот дрожащая рука преподавателя уже выводит в зачетке отметку об успешно сданном зачете или экзамене. К чести ученых мужей следует сказать, что дальше фривольных комплиментов дело не заходило. Так что наперекор своей совести девушка не шла ни разу.

Единственным неприступным бастионом оставался доцент кафедры высшей математики Николай Степанович Кислицын, которого за фамилию и соответственное выражение лица студенты прозвали Кислый. Этот немолодой мужчина был абсолютно равнодушен к эротическим ухищрениям эффектных красавиц. Хотя судя по высокой подтянутой фигуре и довольно симпатичному волевому лицу, лет тридцать назад Кислый наверняка был изрядным ловеласом и разбил не одно девичье сердце. Но теперь кроме математических формул и уравнений для него, кажется, вообще ничего в мире не существовало.

— Что же мне с Вами делать, Пономарева? — со вздохом произнес Кислицын, когда за последним студентом закрылась дверь.

«Трахни, если сумеешь, старый козел» — со злой усмешкой подумала Маша, но вслух сказала, потупив невинный взор:

— Не знаю... Я же стараюсь...

— Плохо стараетесь, Пономарева, очень плохо! — Николай Степанович порылся в кипе бумаг на столе, нашел Машину контрольную работу и показал ее девушке. — Это же совсем никуда не годится. Ни одного правильного ответа, Пономарева. Ни одного! Как Вы собираетесь сдавать экзамен, я просто не представляю.

Кислый замолчал, и, глядя в окно, барабанил пальцами по столу. Маше нечего было ответить на его, в общем-то, справедливое возмущение и она продолжала хранить напряженное молчание.

Впрочем, — продолжил доцент, — я мог бы пойти Вам навстречу. Думаете, не понимаю, — молодая, красивая, голова занята всякой любовной чепухой. Куда уж тут до высшей математики...

Девушка с удивлением посмотрела на преподавателя, еще не совсем понимая, куда он клонит. Но подобные слова в его исполнении были полной неожиданностью. Николай Степанович заметил реакцию Маши.

— А Вы меня считали бездушным зверем? — спросил он с усмешкой, которая и вовсе была для него явлением нехарактерным. — Напрасно, напрасно... Сам был молод, горяч. Да и сейчас еще в старики записываться не собираюсь. В общем, если Вы согласитесь посетить мое скромное холостяцкое жилище, мы могли бы в непринужденной обстановке обсудить Вашу дальнейшую академическую судьбу. Скажем, сегодня в шесть. Искренне хочу Вам помочь, поэтому надеюсь, что Вы отнесетесь к моему предложению с пониманием. Положению Вашему не позавидуешь, так что подумайте. Хорошо подумайте.

Изумление в Машиной душе достигло максимальной точки. Она молча смотрела на Кислицына широко раскрытыми глазами. Так вот в чем дело! Не так уж прост оказался доцент, и девушка слишком поздно поняла всю степень его коварства. Этот опытный паук долго и умело плел свои сети, чтобы в решающий момент напасть, не оставляя жертве никаких шансов.

— Итак?... — прервал Николай Степанович неловкую паузу. Несмотря на явное превосходство, в его голосе звучало плохо скрываемое волнение.

— Я подумаю, — произнесла Маша бесцветным голосом.

— Хорошо, хорошо, — улыбнулся доцент, подняв руки в знак благосклонности. — Не тороплю. И все же буду ждать сегодня в шесть. Сейчас запишу адрес...

В полной растерянности Маша дошла до дома. Ее соседка по съемной квартире, Оля, куда-то собиралась, дополняя перед зеркалом броский макияж последними штрихами.

— О, Машуха, как житуха? — бодро сказала она. Но, заметив, что на подруге нет лица, отложила кисточку и с тревогой спросила:

— Ты что это такая мрачная? Случилось чего?

Маша передала ей содержание недавнего разговора с Кислицыным. Оля возмущенно всплеснула руками:

— Вот же старый... — с чувством воскликнула она, добавив еще парочку непечатных слов в адрес доцента. — Кем он себя считает?! Да не переживай, Машка, никто тебя не отчислит, ты же на контракте. В случае чего пойдешь прямо к декану, этого извращенца вонючего за такое быстро уволят.

Оля еще раз критически окинула свой образ в зеркале и торопливо направилась в прихожую. Прежде чем покинуть комнату, она обернулась к Маше:

— Все, я побежала. Смотри мне тут, не шали, — она шутливо погрозила подруге накрашенным пальчиком. — И не забивай голову всякой ерундой! Мы еще покажем этому Кислому небо в алмазах. Тоже мне — академик затраханный !..

И она быстро исчезла, оставив после себя лишь аромат духов. Через минуту за ней уже закрылась входная дверь.

Маша присела к зеркалу и печально уставилась на свое отражение. В голове крутились последние слова Оли. «Академик затраханный... А что, это, пожалуй, мысль,» — девушка невольно улыбнулась внезапно возникшей идее и посмотрела на часы. Стрелки показывали три. Маша решительно направилась в душ, на ходу обдумывая план дальнейших действий...

Без пяти минут шесть девушка стояла у лакированной двери, не решаясь позвонить. Потом вздохнула и с внезапной злостью нажала кнопку. В ответ на мелодичную трель из глубины квартиры послышался голос: «Иду, иду, одну минуточку!».

Щелкнул замок и на пороге возник Николай Степанович в кухонном фартуке с цветочками.

— Машенька! — произнес он елейным голосом, совершенно непохожим на привычный преподавательский тон. — Честно говоря, я уж думал, Вы не придете. Рад, очень рад! Проходите, пожалуйста.

Маша вошла. Звук закрываемой двери наполнил ее душу внезапной паникой. Зачем она здесь?! Вот дура, добровольно попала в капкан. Но отступать уже было слишком поздно, нужно идти до конца....