Закатать в асфальт

Жизнь как явление состоит из двух составляющих.   Из двух сторон, как монета. Одна сторона психологическая, вторая телесная – то, что человек наследовал от обезьяны. Посередине гвоздик. Это шутка. Но гвоздик имеется. В обеих половинах жизни Веры Петровой.  

Когда Вера заходит в банный зал, в моечную заходит Вера, многие бабы не без зависти оценивают её тело и фигуру. Затем честно и пусть без радости признают – хороша! Мне бы такую грудь. Или, мне бы такие бёдра. А кто-то хочет такую же, как у Веры талию. Другая - Верины волосы, а с ними и всё остальное. «С таким телосложением для скульптур бы позировать! Да хоть и просто для портрета «Натурщицы». А там глядишь, и замуж за художника. Муж-художник лучше мужа-слесаря. Культурный, с деньгами, одеколоном пахнет, у некоторых автомобиль собственный и дополнительная площадь. «Мастерская» называется. В журналах репродукции печатают. Тоже деньги. Повезло девке иметь такое тело! Счастливая! » - думают бабы, увидев в моечном зале Петрову Веру, забыв ненадолго о своих мочалках.

Для наглядности советуем представить (раз уж речь зашла о живописи и искусстве) картину художника Семирадского Генриха Ипполитовича под названием «Фрина на празднике Посейдона в Элевзине». Висит полотно в Ленинграде, где в Выборгском районе живёт Петрова, в Русском музее висит эта красивая и большая картина. Название которой можно смело поменять – «Вера Петрова на празднике Посейдона».

А вот тут-то вы, бабоньки, ошибаетесь. В том, что Петровой с туловищем очень повезло, и что Вера от безупречных пропорций счастлива. Потому что не знаете вы обратной стороны. Стороны психологической.    

Началось «оно» у Веры после появления женских признаков, связанных с яйцеклеткой.   В тринадцать ещё пионерских лет. После лета в деревне у бабушки, когда довелось Вере увидеть, как конь на кобылу запрыгивает. Увидеть, какой у коня длинный и чёрный детородный (жеребёнкородный) член.   Ужас! А не страшно.

После лета и начавшихся месячных стала Вера замечать разные вещи, до сих пор неприметные. И в школе и дома и в художественной литературе, ею читаемой. Читает, например, Вера романтическую повесть Александра Грина «Алые паруса». Хорошая повесть, о том, что мечты сбываются. Читает (лежа под одеялом, с лампочкой, светящей на страницы, с кисленькой карамелькой за щекой), как приплыл к Ассоль капитан Грей и увёз её к себе на шхуну. И конечно, Вера представляет на месте Ассоли себя – залитая солнцем палуба, на ней канат, скрученный в бухту, в трюме мягкие мешки с хлопком, чайки за бортом кричат и носятся, увеличивая возбуждение. Возбуждение уже такое сильное, такое сладостно-невыносимое, что говорит Грею Вера, глотая слюну:

- Бери меня! Прямо тут – на канатах! Или! Или на мешках с хлопком в трюме! Но только не тяни, не жди свадьбы. А хочешь, у тебя в каюте? А?

- В каюте, Верочка. А после и на мешках с хлопком! А лунной ночью, когда команда дрыхнет, здесь, прямо на палубе! – отвечает Грей и уже разматывает свой широкий, штаны поддерживающий пояс.   Карие глаза капитана блестят неистовой страстью…

От подобного представления Вере становится стыдно. Очень стыдно. И грустно, потому что исчез из повести романтизм, справедливость, вознаграждение за терпение обид. Что видится Вере иная перспектива: не возможность познать мир, разные страны, плавая на шхуне; не возможность помогать другим беднякам, а только одно – совокупление. С Греем, который «крепок мускулами». А боцман? У него тоже крепкие мускулы? Тоже «крепкий мускул» (так Вера назвала мужской инструмент физической любви)?   А остальная команда?

Или читает – уже в девятом классе – Вера повесть Куприна «Яма». Редкая повесть, в редких собраниях, но у Вериного папы имеется, Верин папа работает преподавателем литературы в институте. Мама работает участковым терапевтом – и у неё тоже книги. Так вот, читает Вера о тяжёлой доле занимающихся проституцией женщин и думает: «Вот бы в публичный дом и мне! Я бы не страдала. Да ещё и платят…» Приходит к Вере офицер – резвый, ненасытный, пламенный… Потом приходит купец. Этот уже не молодой – борода, лысина на полголовы, с комплекцией. Значит и с силой. Купец овладевает Верой не торопясь, смакуя, используя накопленный опыт… Затем появляется мальчишка-гимназист. Шея худая, руки в цыпках, потеет от волнения, которому раздеться догола – подвиг. На завтра Веру посещают другие мужчины, на послезавтра новые. Да и старые не забывают.

Тут стыд ещё больший. Хоть не читай! Но лучше читать – интересно, чем кончится. И к тому же не поможет – потому что и в школе! Школа для Веры – не место учёбы и обретения знаний, а повод для наваждения. Особенно, если первым уроком у них урок физкультуры.   Нравится Вере их учитель физкультуры Павел Сергеевич – высокий, широкоплечий, весёлый. И такой нежный!   Когда помогает Вере залезать на канат или перепрыгивать через «козла». Во время упражнений горячие ладони физкультурника поддерживают Верины ягодицы, подпирают спину, а иногда касаются грудей. От касаний Веру охватывает дрожь.

И учитель физики Вере нравится. Не тем, что умеет объяснять возникновение электричества и как получить вакуум в колбе, а тем, что у него находится под костюмом, под испачканными мелом брюками.   Так совпало, что невзрачный физик имеет лицо, как на картинке в маминой медицинской книге – голый мужчина-образец. Через несколько страниц помещён рисунок со стрелками. Вера, сама того не желая, запомнила связанный с поясняющими стрелками абзац «…различают корень (основание), тело (ствол) и головку полового члена. Ствол образован двумя пещеристыми и губчатыми телами, содержащими большое количество углублений (лакун), которые легко заполняются кровью. Губчатое тело на конце полового члена заканчивается конусообразным утолщением – головкой полового члена... ». И можно допустить, что чем длинней и толще, тем приятней.   А ощущения, их ни с чем не сравнимая приятность, знакомы Вере по себе.   Их она испытывала во сне, вплоть до стонов и блаженных судорожных спазмов, после которых в трусиках (спала в ночной рубашке и трусиках) мокро и липко.    

Чтобы отвлечься, посмотрит Вера в окно, в парк, на краю которого стоит её школа. А в парке, как назло, собачки спариваются. Языки высунули, дёргаются… Надо бы отвернуться, а Вера глаз оторвать от собачек не может.

Кроме учителей и продавца в гастрономе (похож на грузина) нравился Вере одноклассник Миша Горбунов – выше всех мальчишек ростом, говорит уже басом.   С ним бы тоже хорошо. Допустим, пошёл их класс в поход с палатками. Вечером костёр, гитара; днём озеро – загорай, купайся. Вера искупалась и побежала в кусты выжимать купальник. А там, в кустах голый Мишка. Нет! Забежала она в кусты, разделась, а тут внезапно Мишка! Замер, рот открыл… Но не уходит, любуется. Долго так. Так долго, что Вера замечает, как у него… В закатанных треугольником трусах…

- Бери меня! – шепчет она. – Пока никто не видит! Бери!

И он…   

И от этого мука! От подобных образов, от такого восприятия людей мужского пола. При том, что Вера – староста класса, состоит в школьном комитете комсомола, поёт в хоре, и её часто ставят в пример. Знали бы! Знали бы они все, что Вера Петрова – не целомудренная девушка, мечтающая об институте, интересной творческой работе, о путешествиях по стране, а бесстыжий и сладострастный Дон Жуан!   Солдат второго года службы, ждущий демобилизации – ещё месяц, и домой девок щупать! Девок щупать и портить! Весь колхоз по очереди! Или как в оперетте «Сильва»:

Без женщин жить нельзя

На свете, нет!

И такие слова:

В вас каждый раз

Хоть на час!

Только вместо «женщин», нужно поставить «мужчин».

Хорошо, успокаивала себя Вера. Хорошо, выйду замуж, пройдёт. Начнутся супружеские отношения, будет уже не так остро. Ещё год, и мне можно будет иметь супруга. А где гарантия?

Гарантии Вера Петрова не видела. Глядя на маму и папу, которые, как любовники себя не проявляли. Комната у них большая – Верина кровать у окна за ширмой, родительская в углу за шкафом.   Легли они, поворочались, покряхтели, устраиваясь для сна, и до утра. Папа негромко храпит, мамы как будто нет. И что тогда? Если муж будет таким, как папа? А как узнать? Темперамент человека, его любовные способности, если замуж нужно выходить девицей?

И кому сказать? С кем поделиться? Кто поможет справиться с инстинктом?  

Никто. До поры до времени, никто.

После школы Вера поступила в институт. В такой, где молодых людей в сто раз больше, чем девушек. Поступила Вера в Инженерно-строительный институт, на архитектурный факультет.   И папа помог (хотя спросил: А почему, не как я? Не в университет на филологию? »), и конкурс был невысок.

Уже к концу сентября поняла Вера две вещи. Первая – архитектура не для неё. Чтобы стать архитектором, нужно знать математику, геометрию, аккуратно чертить и прочее, чрезвычайно скучное. Вторая вещь – впечатление. Нравится она! Влюбляются в неё студенты, ждут знаков внимания, наперебой приглашают в кафе. Поэтому не обязательно ждать ей замужества, храня девственность.   И так, без девственности любой с радостью на ней женится. Начиная с Потапова, ставшего первым Вериным мужчиной на Седьмое ноября в общежитии. За ним (тоже в общежитии, на Новый год) был Золотухин. Золотухина сменил Воробьёв, после которого Потапов назвал Веру бл... дью и шлюхой. И на этом не успокоившись, устроил комсомольское собрание с выводом «аморальное поведение». Вот за это Веру и отчислили. Неофициально – за безнравственность, формально - за неуспеваемость.

Неделю Вера рыдала.

- А я тебе говорил! Надо было идти в гуманитарные науки! – успокаивал Веру папа. – Ну ничего. Ещё не поздно.

- Выпей валерьянки, Верочка! – успокаивала мама-терапевт. - Было бы из-за чего так страдать.   Ну не справилась, и что же? Выпей, доченька, валерьянки.

Знали бы они! Знали бы, что Вера мучается не из-за института, а от того, что по натуре она бл... дь и шлюха. Только в кого?! За что?!

И снова рыдать! Лёжа, повернувшись распухшим носом к ширме. А рыдая, вспоминать преподавателя начертательной геометрии, которому она чуть было не написала записки. А Золотухин?! А Воробьёв?! Они такие разные! И каждый по-своему хорош. И почему нельзя иметь трёх мужей одновременно?

В июне месяце, на исходе белых ночей, мама повезла безутешную Веру к Виктору Ивановичу.

Виктор Иванович – бывший профессор по нервным расстройствам, теперь пенсионер. Виктор Иванович - сухощавый старик с бородкой-клинышком, перстнем на руке и пронзительным взглядом.   Жил профессор в большой квартире на Петроградской среди книг, бронзовых статуэток и старинной мебели.

После чая мама ушла. Когда мама ушла, Виктор Иванович провёл Веру в кабинет и, усадив кожаное в кресло, сказал:

- Верочка, если вы хотите, чтобы я вам помог, вы должны быть откровенны. Хотя я догадываюсь, о том, что вас мучает. Мужчины?

Через полчаса Вера знала название своей болезни. Она – «нимфоманка». Кроме этого слова Вера узнала другие слова и сочетания – «тревожная истерия», «бешенство матки», «сублимация», «проекция», «патология», «замещение». Много разных научных слов, которые Вера не запомнила.

- Мой вам совет, - Виктор Иванович закурил папиросу. – Идите, милочка, на дорогу. Отрекитесь от себя, как от женщины, станьте мужчиной. Наденьте брезентовые штаны, башмаки и идите, моя дорогая, укладывать асфальт. Да-да! Представляя, что держите в руках не лопату, а эрегированный пенис. Грязный, длинный, отвратительный. Ать-два! Ать-два! Туда-сюда. А сам процесс асфальтирования воспринимайте, как бесконечный половой акт. Публичный. Изнуряющий. Радости не приносящий – какая радость, если жарко, как в духовке, если пот градом и – пардон - провоняла насквозь гудроном? Коитус, своей продолжительностью вызывающий отвращение – сколько можно? Вчера, сегодня, завтра…  А после работы обязательно выпейте пива. Больше маскулинности! Сморкайтесь пальцами, по-матерному без стеснения. Раз в неделю непременно в баню. Для контраста. Сумейте почувствовать притягательность женского тела.   И попробуйте писать стихи.   Лучше о природе. Ещё лучше об осени. Что такое осень? Старость, голубушка. А что такое старость?   Победа духа над телом. Другого пути я не вижу. Или – или. Или распущенность с неизбежным риском венерических заболеваний. Или асексуальность. Здесь ведь в чём загвоздка? В принципиальной невозможности насыщения – чем больше вы совокупляетесь, тем больше хочется. А на укладке асфальта не хочется ничего. Да и людям польза – пожалуйте новую улицу, товарищи. И зарплата у них сдельная, и премии.

Не ошибся профессор. Так и вышло – мужчины у Веры теперь вызывают отвращение. «Теперь», когда она к ужасу мамы и папы кладёт асфальт. Почти год уже.  

«Наша королева! - зовут Веру Петрову в бригаде. - Наша гордость! ».

У Веры новые подружки – Киселёва, Долина, Ямщикова, Лаврентьева. Нимфоманки они или нет, Вера не знает. Но она вылечилась! Нет больше для Веры мужчин, как мужчин. Есть профессии - прораб, инженер, водитель катка.

Но вот, что странно. Странно вот что – нравится Вере Лида Ямщикова. Если бы Вера была «парнем», то лучше Ямщиковой, желать некого. Хотя и Лаврентьева тоже ничего. С ней тоже можно. А ведь можно. Для удовольствия пальца хватит, языка. Тут ведь не сила нужна, а нежность и знание волшебных точек.   Были бы условия.   Лежат они с Ямщиковой (или с Лаврентьевой), а Вера ей спину целует. И грудь теребит. А потом…

И стыдно от таких мыслей и мечтаний. И не скажешь никому – она в передовиках, она всем пример.   О ней в «Вечернем Ленинграде» статья. А в голове такое! И что с этим делать? С «мужским» отношением к женщинам?   Опять к Виктору Ивановичу ехать? Или прежде попытаться с Ямщиковой? Или с Лаврентьевой?   Или с любой из банных девок и баб? Вон они как на Веру смотрят! А что?  

*«Хозяйка дороги. Портрет асфальтоукладчицы Веры Петровой», 1964 г. Фурманков Н. А.