Бабушка-мама 3. Серия: Бабушка и внук порно

Катю рвало и жутко мутило. Она елозила ночью по кровати и скрипела зубами. Беловолосая девочка стойко принимала все тяготы беременной женщины. Беременность проходила очень плохо. Возможно, сыграл общий стресс и безысходность, а может быть недостаток денег и нужных продуктов и процедур. Так или иначе, единственное средство против тягостного чувства у Кати была лишь подаренная отцом маленькая иконочка.

Катя не была верующий и всегда смеялась с Попов и верующих, считая их за каких то умалишённых.

Оставшись одной в маленькой квартирке с железным ведром под боком в которое нужно было блевать, девушка, не имевшая денег и богатых знакомых, стала надеятся кроме своей матери лишь на одного знакомого который помогал бесплатно — Бога.

Катю мутило и сотрясало, рвало и выкручивала, словно в чреве рос совсем не милый сыночек или дочка а грязное животное, дьявол который пытает собственную мать.

Лишь Бог, был тем, кто мог бы помочь не высказывая потом за это, не записывая в тетрадочку долгов и не ругаясь за очередную просьбу.

Бога не надо упрашивать, умолять и даже разговаривать. Нужно просто верить. Верить, и думать о том, что там в небесах, в своем кабинете, этот мужчина, женщина, старик или бабушка, ребенок или подросток, гепард или шимпанзе, четырёхрукая женщина или обычный тридцатилетний мужчина из Назарета, погибший и воскресший чтобы любить.

Боль помимо физической была еще и духовная. Егор, которого забрали в Чечню с тех пор как узнал о беременности практически не писал Кате. А девушки так важно и нужно было чтобы этот беловолосый "ботаник" написал сто жив и здоров, что убил всех тетратирстов и отправляется к своей семье. Так хотелось Кате, чтобы мама снова устроилась преподавательницей, чтобы снова размусоливала скучные как тогда казалось Кате лекции, чтобы они обсуждали студентов и чтобы мама никогда не плакала просыпаясь с утра и готовясь к сну.

Каждый раз, когда Беловосая еще не взрослая духовно, но взрослая физически девушка включила телевизора, она ужасалась тому, сколько раскрученных трупов вываливалось из под танков, сколько погибших, истерзанных в плену парней, ее одногодок, умерли по одному глупому приказу, отдали свои жизни черной земле. Сколько слез и крови пролилось, сколько судеб разрушено и какой ужас творился и с той и с другой стороны.

Пока кто-то бомбил с вертолётов мирные многоэтажки, в подвалах этих многоэтажек резали обычных мальчиков в военной форме, отрезали уши и носы, резали с уха до уха и требовали с их бедных матерей неподъёмную сумму.

Сколько боли было в сердце у юной, может не понимающий политики, но понимающий всю мерзость этой войны девочки.

И в этом тоскливом мраке, лишь светлая икона в ручках могла хоть как-то помочь.

С этими мыслями и заснула.

***

Возвращаясь домой, Елизавета Александровна как и всегда проходила свой вуз. Литературный институт имени Горького, смотрел на длинноволосую печальную женщину в черном плаще и бордовым зонтом как иуда на Христа. Огромный, построенный в советскую эпоху вуз стоял под раскатистым ветром и льющим дождём.

Серое здание и черные металлические сваи забора тряслись словно стеснялись несчастный взор женщины.

«Горький взгляд возле института Горького» как иронично — думала женщина, каждый раз обливаясь слезами, видя как кто-то ведет пару, кто-то учится, видя как у кого-то более осмысленная жизнь.

Елизавета Александровна шла по мокрому асфальту, хлюпая обувью. Звук машин, дождя, грома и голосов людей, где-то в стороне, словно не в этой реальности, пугал женщину.

Пожухлые листья сыпались с деревьев под плач ветра, а предательский дождь моросил не прерываясь.

Изрядно замёрзнув и устав, Елизавета Александровна зашла в полусгнившую деревянную беседку рядом с серыми многоэтажками, похожими на гробы массового захоронения.

Елизавета Александровна вспоминала детства дочки, радость первой любви и первые проблемы, связанные с зачатием. Муж Игорь долго винил себя в том, что не мог завести ребенка с Лизой, но все жто время проблема была именно в ней. Криминальный аборт сказался на организме женщины.

До сих пор воспоминания первостатейного ужаса поглощали Лизу в хроническую депрессию. Подали струйками гнили, скатываясь по щеке.

Первый секс был подобен погружению в море. Только-только погружаюсь в воду можно увидеть голубую длань, сверкающую божественной благостью. В этой пучине пульсирует вальсом капли, волну скачут подобно радиоволнам. Погружаясь дальше, можно заметить синее полотно водного источника. Землю, такую бытовую и простую, реальную и скучную практически не видно. Видно только одно. Дно океана.

Черное отдающее синей зыбью пространство захватывало своей потусторонностью. Там, практически ничего не видно. Именно на дне этого паршивого моря, на этом капище духовного разврата и состоялась первая страсть.

Лиза совсем не помнила его лица, вполне возможно это было специально. Она помнила его горячий как солнце поцелуй, знойные объятия и горьковатый аромат спирта.

Это было на природе. Совсем ещё молодая девушка Лиза принимала сладкие объятия. Затем, как плакучая ива склонялась, падала как римская империя под давлением первобытной энергии, под давлением похоти. Он жадно разглядывал ее голую, заглядывал руками и томительно, как дьявол искушал. Лиза хотела уйти, боялась, но мужчина лишь продолжал и усиливал напор, а затем, из крючьев своих штанов он достал грех и подделился им с Лизой. Он опутал ее, наслаждал до хрипоты в голосе, и властительно продолжал пульсацию, напирал и кричал, падая в самое дно.

«А после»..

Тут же из сердца Елизаветы потекли слезы и горьким ручьем стали течь вместе с дождём по шершавым как губка рукам.

Рыдая и вспоминая детали, тело разрывало на куски.

Внезапно, в пустой тьме, практически в невидимой реальности зажглась спичка. Там, за столом в беседке сидел совсем еще маленький ребёнок и как ангел, разглядывал пораненную душу. Словно на то был смысл...