Афганец

Афганец

Из Афгана Серега вернулся со шрамом на животе: пуля была на излете и больших бед не натворила, и с двумя пристрастиями, приобретенными там: курение кальяна и пацаны. И то и другое — дело понятное. Что делать, когда делать нечего? Не спеша, размышляя о жизни, доставшейся как бы в нагрузку к обычной, курить кальян, предаваясь мечтательной расслабухе. А что делать, когда своих баб нет и в помине, а какие случаются, достаются, понятное дело, начальству, а местные, закутанные во всех местах, при виде солдата шарахаются: они здесь и впрямь на шайтанов похожи, и солдаты в глазах местных баб, и бабы — в солдатских.

То-то же. Тем более, что местная пацанва к этому делу охоча, с малолетства приучена и за малую мзду готова языком и прочими органами своими шайтанам большое удовольствие доставлять.

Пристрастившись, Серега вернулся и попал вместе со всей страной куром в ощип. Конечно, ощипали не только его одного — всех обокрали. Но делать нечего: спасение утопающих, как известно, словом, Серега открыл заведение, главной фишкой которого был, понятно, кальян.

Жил он до армии, до Афгана в небольшом городке, электричкой два часа до столицы. Туда и вернулся с нажитым: шрамом, кальяном и пацанами. До армии ничего особо нажить не успел: шрамик маленький, правда, был ниже пупка — с другом игрались, заигрались и доигрались, курил самые дешевые сигареты, когда были деньги купить или мог у кого-нибудь стрельнуть, и три раза с разными бабами старше намного в любовь поиграл — кончал, вынимая: гондоны были в большом дефиците. О пацанах для этого дела слышал, конечно, но думал, это только для зеков, им бабы совсем не положены.

Заведение оказалось совсем не надежным: то густо, что очень редко случалось, то пусто, так было всегда, ну, исправим: почти. Месяца три так покрутился и понял: жить надо иначе. За это время любви у Сереги не было вовсе, если не считать двух-трех раз с одноклассницей, которая поначалу, когда были надежды, в кальянной ему помогала.

И тут как-то зашел вечером к нему паренек. Сел в уголке. Курит, кофе себе попивает — из бака ему нацедили, цепко поглядывает по сторонам, хотя кроме него в заведении еще два-три человека, смотреть не на кого. Пока пацан пытался себе что-нибудь высмотреть, Серега глядел на него.

Взгляд за взглядом и слово за слово, когда посетители разошлись, Серега заведение запер, пацана повел в заднюю комнату, вроде подсобки. Там был диван, на котором с одноклассницей несколько раз поигрался, а теперь вот сидят они с пацаненком и продолжают разговор об Афгане (Серега ни о чем другом разговор держать не умел), о котором пацан кое-что знал от брата, часто письма писавшего, пока его самого домой матери не вернули двухсотым.

Наговорившись, в память о брате и всех двухсотых афганцах распили бутылку — в холодильнике была колбаса, ею закусывали, после чего прониклись друг к другу настолько, что с себя все поснимали, и Серега показал, чему его афганские пацаны научили. Афганская любовь парню очень понравилась, он, потеряв девственность вместе с иллюзиями, быстро всем овладел, став Серегиным партнером-любовником и первым пацаном его нового бизнеса, который — слегка вперед забежим — оказался кальянной выгодней и намного.

Первые клиенты ждать себя не заставили. Не то чтобы народ повалил — хоть и два часа электричкой, но лет на сто от столицы отстали, особенно в таком щекотливом вопросе. Только и заведений таких не было даже в столице. Так что вскоре стали Сереге незнакомые люди звонить: нельзя ли приехать и во сколько станет с пацаном поиграться?

Так это и началось. Не как снежный ком, не станем преувеличивать, гиперболы особенно в этом городке не в чести, но дело пошло, кальяны вместе с кофейным баком были забвению преданы, съемное помещение слегка оборудовали: одновременно в трех комнатах три пацана могли трех гостей принимать, спрос соответствовал предложению.

Первый пацан вскоре стал Серегиным первым помощником, его партнером-любовником и первой яркой звездой нового заведения, которое, как оказалось, в рекламе совсем не нуждалось. Все само собой получалось: Серегин телефон с утра до ночи не умолкал.

В городе было аж два колледжа, кроме ****ства, хрен знает чему обучавших. Два колледжа — два общежития, которые населяли, понятно, не местные, те в столицу, кончив школу, смывались, а пацаны из близлежащих, в радиусе километров пятидесяти деревень и поселков городского типа, как назывались эти полудеревни.

Среди этого контингента Серега работников своего заведения и рекрутировал самолично, дело это своему помощнику и любовнику не доверяя. По вечерам, особенно субботним-воскресным, когда пацанва киряла всякую гадость, он вокруг общаг ошивался — высматривал, к вкусам клиентуры будущих рекрутов примеряя: фигура — первое дело, второе — лицо, третье — возраст: конечно, не паспортные данные его интересовали. А то бывало, по паспорту совершенный мальчишка, а рожа и жопа на хороший тридцатник тянут, клиенты молоденьких любят, мнение клиента — закон и к действию руководство. Просмотрев кандидатов и на одном из них взгляд остановив, Серега завязывал с ним разговор, пытаясь понять, как тот на предложение о работе отреагирует.

Поначалу деревенщина о таких делах не знала почти ничего. Но время шло, просвещение проникло в деревню, где еще не так давно затеплилась маловаттная лампочка Ильича. Со временем у Сереги опыта общения-совращения прибавилось, почти безошибочно мог определить едва ли не весь творческий путь пацана от кандидата в работники до отставки по возрасту. Как у фигуристов, гимнастов, у его подопечных творческий век был не долог, даже меньше, чем у балетных.

Разговор издалека начинал. Понятно, с Афгана. Почти у всех там побывал и вернулся живым-здоровым-психованным (а то и двухсотым, трехсотым) брат или сват, или друг брата или свата того же. Завоевав таким образом полное доверие пацана, Серега приглашал того выпить пивка, после которого по программе шла водочка, под нее разговор с афганских глобальных высот спускался в низко-житейские сферы: деньги, бабы, учеба, работа, жилье, уточнялись реальные возможности рекрута, обычно крайне плачевные, и тут на помощь приходил новый друг — благородный афганец, клавший руку пацану на колено, потом обнимавший, и вскоре как-то само собой получалось: оба голыми лежали в постели — лапались и сосались, лизались и прочее в зависимости от способностей рекрута первый урок воспринять.

Серега новому другу много водки не наливал: бывало, после первой же, перед этим ведь пиво, тот к уроку любви был совсем не способен. Во время урока Серега оценивал дальнейшее карьерное продвижение пацана. Клиентура, в основном наезжавшая из столицы, была обычно не избалованной: румяные щеки, хорошо еще ни разу не бритые, тугая попочка с дырочкой не слишком разбитой, писеныш побольше, яйца, желательно, покрупней. Чтобы подмахивал толком — клиентура по большей части активная. Но бывали и пасики, так что пацанов надо было воспитывать в уважении к потребностям клиентуры, обучая все ее желания удовлетворять.

На это у Сереги скоро ни времени, ни сил — не молодеем, братан, не молодеем! — стало недоставать, пришлось помощника к педагогической деятельности привлекать. Целую программу составил, за первыми самостоятельными уроками проследил, кое-где методику поправляя.

К тому времени тот любовником быть перестал, превратившись в партнера, с которым Серега щедро делился: заведение стало выгодным, принося создателю прибыль и моральное удовлетворение. Если клиентом оказывался афганец, ему предоставляли лучшего пацана за половину обычной цены.

Появился и круг серьезных знакомств. Заведение охраняли от всевозможных наездов. Оно переместилось в новое помещение к центру и общежитиям колледжей ближе, его Серега купил, отремонтировал и обставил. Там бар появился — только для клиентуры, пацанам не наливали, с улицы никого не пускали: только по предварительной согласованности с Серегой, рабочий день которого скоро почти полностью стал сводиться к общению с телефоном. Логистика была только на нем: в основном здесь принимали, но иногда по спецзаказу пацана обязательно с провожатым посылали в столицу.

Многое в жизни Сергея Петровича изменилось. Кроме телефона из рабочих обязанностей на нем теперь был только экзамен. Пацан, готовый к работе, сдавал его лично ему: сперва брал хозяйский болт в рот, потом демонстрировал разные позы, и оприходован бывал в любимой еще с афганских времен, когда его первый смуглый пацан лег на спину и, обхватив под коленями ноги, подтянул их к лицу, дырочку в окружении мокрых от напряга волосиков под твердое солдатское желание подставляя. Тогда Серега с размаху влупил, пацан даже не вскрикнул и так умело подмахивал, что Серега поначалу не понял, кто кого и куда как имеет: то ли он своим дрыном попочку пацана, то ли пацан своей попочкой из его дрына, словно пылесосом, высасывает.

Разбогатевший Сергей Петрович купил большую квартиру в новопостроенном доме, женился, родились мальчик и девочка, как по заказу, жена с детьми ездили по курортам, бывали в Турции и в Дубае. Серега не мог, боялся даже на малое время дело оставить.

Жена о работе и пристрастиях мужа знала, особо в его дела и личную жизнь не вдаваясь. Дети выросли, появились друг у дочери, у сына подруга. У Сереги с сердца камень свалился: страшно боялся, что сын по его стопам двинет в смысле любви к пацанам. И сын, и дочь об отцовском бизнесе знали, друзьям говорили, что папа коммерцией занимается. Впрочем, разве это не правда?

Несмотря на Афган, на шрам и пристрастия (кальян и в солидном возрасте Сергей Петрович курил), несомненно, жизнь удалась. Заведение, которое народ прозвал Кандагар, процветало. Только, как известно, в жизни все хорошо не бывает.

В один солнечный день Сергею Петровичу представили на экзамен парнишку, которого сотрудники заведения тотчас белокурой бестией за длинные светло-русые волосы окрестили. Сдавая экзамен, он из головы Сергея Петровича все мозги начисто вышиб: такого даже с афганскими смуглыми мальчишками не бывало.

Что в белокуром нашел? Вопрос праздный и совсем бесполезный. Если мог бы ответить, голову бы не потерял.

Седина в голову? Сергей Петрович не седел, он лысел. Пацана в работу он не пустил. В заведении говорили, что хозяина тот взял за яйца, и были от истины не далеки. Как пацан катал Сергею Петровичу и лизал — никто никогда раньше делать так не умел.

Дальше — больше. Ушел из дому, стал жить вдвоем с бестией в снятой квартире, холя того и лелея. Впервые в жизни отправился в отпуск. Поехали в Сочи, оттуда через неделю жене позвонили, и вернулась она не одна — с двухсотым мужем-афганцем.

Пацана след простыл. Что там случилось, никто никогда не узнал. Был ли пацан виноват или от страху сбежал, неизвестно.

Но дело Сергея Петровича не пропало. Его теперь ведут сын и зять, муж дочери Сергея Петровича. Содержат мать, свои семьи, редким афганцам по-прежнему лучший пацанчик за половину обычной цены.

Потери бойца — как там у Михаила Аркадьевича — отряд не слишком заметил.