Песня Минотавра

Женщина лежит в спальне на спине. О стекло бьётся муха, за окном тишина дремотного летнего дня. Лежащая женщина пышна и духовита, как ларёк с пряниками – над постелью возвышаются её бюст, живот и бёдра. Пружинный матрас низко просел под тяжестью тела.

Сине-голубой халат Эмилии распахнут, груди без лифчика колышутся двумя безмолвными курганами. Сдобные ноги затянуты в глянцевые колготки в мелкий горошек. Ляжки кажутся туго обёрнутыми в полупрозрачную вуаль и обсыпанными маковым семенем. Поясок врезался в брюшину, гладкий шов убегает в потайное ущелье между бёдер, где поблёскивает полукружье трусиков, сумрачно отсвечивает ромбик ластовицы. В воздухе витает запах пота и плоти.

Раскинутые ноги женщины привязаны за лодыжки верёвкой к углам кровати. Руки Эмилии неумело связаны спереди – сама делала узел зубами. Во рту зажат кляп – скомканная атласная комбинация, – в мрачных серых глазах плещется нестерпимое желание.

Эмилия неловко трогает себе соски, водит связанными руками по бёдрам, наслаждаясь скворчащим нейлоновым свистом. Она возбуждена, часто дышит, но на лице застыло страдальчески-мучительное выражение. Что-то идёт не так.

Робкая мастурбация и самосвязывание – не совсем то, что ей нужно. Для полноты ощущений не хватает куража, искры, постороннего участия. Эмилии хочется элемента пытки, насилия, повиновения. Но партнёра нет. Теперь уже нет.

- Шарокат, Шарокат… - бормочет Эмилия, поглаживая промежность пальцами. – Что ж ты помер, паразит?

***

Фамилия Эмилии Геннадьевны – Плясовая. Покойный шутник Венька Шарокат звал её то Мясовая, то Весовая. Тяжёлая поступь, тяжёлые губы, тяжёлый зад. Бёдра широкие, как бульвар. Крупнотоннажные ляжки, громоздкий бюст, короткая мальчишеская стрижка.

В сорок восемь лет Плясовая уже пенсионерка – выработала горячий стаж операционной медсестрой. Пенсия невелика, но есть ещё выручка от сдачи маминой квартиры внаём, да дочка из города подкидывает кое-что… можно пожить для себя. Эмилия не хочет искать работу, пока нужда не припрёт. Она плохо сходится с людьми, она неприветлива, как скала над таёжной рекой. Дочь выросла и уехала, а мужа и не бывало никогда. Пара недолговечных гражданских кавалеров не в счёт.

Третьим сожителем Эмилии стал Венька Шарокат. Такой же непутёвый, как его фамилия. Балабол и чепуха. Ленивый, безалаберный, пьющий. Лаялась Плясовая с ним нещадно, вся деревня знала. Пух и перья летели! И уходил Шарокат на вольные хлеба, но возвращался, просил прощения – и снова угрюмая Эмилия принимала его в дом, снова мир да взаимотерпение.

- Пошто держит нахлебника? – недоумевали соседские бабы. – На нём пробы ставить негде. Гнала бы дурня за порог!

Эмилия молчала и не было ей дела до бабьих сплетен. Она одна знала, чем хорош её непутёвый сожитель.

- Шарокат, - иногда звала из комнаты. – Я хочу… Сделай мне её… «кавказскую пленницу»?

Венька шёл к ней – исполнительный, серьёзный, уверенный. Брал в шкафу верёвку, разматывал на ходу. Плясовая ждала его – мясистый и клокочущий минотавр в конце лабиринта. Одета как содержательница ливерпульского публичного дома: кисейное платьице в сетку, стрелки на бровях, губы отливают бронзой. Бёдра в уступах жира обтянуты трескучими розовыми лосинами – две водонапорных башни, облицованные гулким итальянским мрамором. В прогал между грудей стекает первая струйка пота.

Когда тебе под полтинник – на улицу в розовых лосинах не выйдешь, под шлюху не накрасишься. Но наедине с Венькой можно. И даже не стыдно. Возбуждает. Эмилия намеренно отворачивается к зеркалу, будто не видя, как Шарокат подкрадывается к ней. В трусах у неё всё поёт и сжимается. Накинувшись сзади, Венька кладёт толстую любовницу грудью на комод.

Треск материи, шорох верёвки. Неуклюжей женщине скручивают руки назад. Эмилия томно хнычет – жаркая гора мяса, смачно обтянутого плёнками, кружевами, застёжками... От её подмышек пахнет летним берегом, речным омутом, острой пряностью.

- Пусти! Отстань! Заче-е-ем?

Голос минотавра становится прерывист и хрипл. Эмилия подражает героиням кино, увлекаемым в плен. Кричит, но не пытается мешать Веньке. Крик – часть игры.

Вокруг бюста скользит верёвка. Запястья схвачены двойным узлом. Подол женщины прилипает к лобку. Прижав трепещущее тело в углу, Венька крепко вяжет Эмилии локти назад. Нырок слева, нырок справа. Узел, ещё узел…

Пошатываясь на каблуках, Эмилия ощущает бунтующую тяжесть в паху, не отрывая взгляда от зеркала. Там отражается сосредоточенный Шарокат, пеленающий её истекающую жаром тушу. Плясовая постанывает от боли и восторга: она любит наблюдать, как Венька её вяжет.

Придерживая рабу коленом, Венька сбивает в ком лифчик Эмилии, её плавки и ношеные колготки, взятые из стирки. Суёт получившийся тампон под нос урчащей Плясовой. Эмилия нюхает кляп, пропитанный телесным букетом, задерживает дыхание, чтобы подольше удержать запах в себе. Слюна багрова от помады. Ресницы склеились от пота.

Уложив Плясовую в кровать, Венька связывает массивные ноги любовницы в лодыжках и в коленках. Розовый спандекс лосин стеклянно блестит, в промежности закушен серп трусиков. Эмилия тужится выпихнуть изо рта кляп-колготки, но Шарокат наклеил ей на губы тугой пластырь от уха до уха. Липкие скобки стягивают женское лицо, словно собачий намордник.

Полюбовавшись результатами, Венька проверяет, крепко ли стянул потной пленнице руки, ноги и рот. Грубо касается грудей Эмилии. Соски узницы напряглись, разбухли. Чашки бюстгальтера похожи на зубастые кружевные ковши.

Убедившись, что узлы надёжны, а кляп прочен, Венька включает в проигрывателе видео и выходит. Насиловать добычу он будет потом. Пока Эмилия хочет получить кайф другого рода…

Пыхтя в постели, связанная женщина вживается в роль «кавказской пленницы», ощущая каждое сплетение верёвок, каждую стяжку. Мычит в бельевой тампон, рассматривает в зеркале свои большие розовые ляжки, дёргает руками за спиной. На круглых коленях играют отблески света.

Прёт! Кто бы знал, как её от этого прёт! В такие минуты Эмилия испытывает не меньшее наслаждение, чем наркоман от халявной дозы. Рефлексы требуют срочно что-то сделать – попытаться разорвать путы, избавиться от пластыря на лице, позвать на помощь, бежать, сопротивляться! Мозг докладывает:

«Руки – связаны. Ноги – связаны. Подвижность резко ограничена. Сексуальное возбуждение – близко к критическому…»

Женщина упакована как лакированный саквояж на багажной полке поезда. Низ живота намок, словно в трусиках растаял фруктовый леденец. Эмилия бьётся в койке, колготки во рту пахнут её тайными местами, на языке едкий вкус пота и несвежей синтетики.

В телевизоре волосатый татуированный мужик в шортах надевает наручники на подопытную белотелую женщину. Браслеты на руки за спиной, браслеты на лодыжки… Это один из любимых роликов Эмилии – жёсткое порно с фиксацией. У женщины заплетены две белокурых косички, на ней красные стринги, телесные чулки и красный топ. Дёрнув за косы, палач валит скованную красотку на пол, до синяков мнёт груди, пихает ей в рот кляп-шарик на цепочке, алчно топчет ботинком женскую промежность.

Камера показывает, как ребристая подошва месит пленнице гениталии. Красные трусики узницы настолько мокры, что ещё немного – и брызнет прямо с экрана. Захлёбываясь слюной, жертва голосит по-поросячьи – ей нравится жёсткий прессинг.

Возбуждение героини передаётся зрительнице в полутёмной комнате. Наблюдая за БДСМ-роликом, Эмилия извивается и дёргается, короткое платье задирается выше пояса, обнажая литые бёдра в розовом блеске, открывая выпуклый треугольник лобка. Из-под подола пахнет как из влажного тёплого погреба: слизью, смолой, спёртым воздухом.

Рыча от усилий, разгорячённая нимфа грузно сползает с кровати на пол. Пытается двигаться бесшумно, хотя её выдаёт громкое дыхание через нос и бьющееся сердце. Обливаясь потом, женщина давится собственными колготками и изнывает от обжигающей сырости ниже пояса.

Стукает дверь – это с проверкой заглянул надсмотрщик Венька.

- Ого! – он глядит на распростёртую толстую любовницу в задранном платье. – Удрать хотела? Не получится!

Взяв ещё один шнур, нагибается над арестанткой. Обматывает располневшую талию, вяжет S-образный узел на животе, с усилием пропихивает через пах.

Эмилия ощущает, как жёстко вонзилась верёвка в трусики, сдавила и сплющила влагалище. Бутон разделился надвое, резко обозначились перевозбуждённые половые губы, обтянутые капроном. Запах женских желез и косметики переполняет комнату.

Верёвка трёт пах. Очень больно. Когда Эмилия неловко шевелит связанными руками, коленями или плечом, узел вгрызается в клитор, выдавливает из устья клейкий женский сок, вызывая похоть, боль и ярость.

Закрепив конец верёвки, Венька резко шлёпает Плясовую по многопудовой попе. Эмилия дрожит и корчится – мучительный шнур затягивается между ног ещё строже.

- Лежи, - Венька слегка пинает женскую обтянутую тушу. – Скоро я тобой займусь!

Шарокат угрожает символически, ради поддержки игры. Ничем заниматься не нужно. Эмилии достаточно полежать со связанными назад руками, стянутыми гениталиями – и вскоре ей станет очень-очень хорошо. Она не может объяснить этого словами, но так и будет.

Ради потехи Венька немножко порет ремнём кавказскую пленницу, обмотанную верёвками. С оттяжкой хлещет сверкающий айсберг попы под закатанной юбкой, стегает полуголую грудь. Вдыхает сладкий запах её белья и ухмыляется. В доме раздаётся глухой женский вой, полный ненависти и сексуального удовольствия.

После экзекуции Венька вопросительно смотрит на часы. Не пора ли освободить добровольную арестантку?

- М-м, - женщина отрицательно мотает головой. Всё отлично, ей нужно ещё немного времени, чтобы внутренний огонь пронизал до самых печёнок.

Понятливый Венька уходит. Боясь пошевелиться, счастливая Эмилия остаётся лежать с заткнутым ртом, сверкая глазами, в луже собственного пота, слюны и выделений, пропитывающих ковёр и лосины…

***

Сойдясь с Венькой, на сорок восьмом году Эмилия открыла для себя новый вид наслаждения – мучиться спутанной по рукам и ногам в эротичном костюме проститутки. Чтобы влага сочилась изо всех пор. Чтобы междуножье ныло, а сердечная мышца колотилась где-то в затылке.

Началось с игры. Пьяненький Венька барахтался с Элькой в постели, щипал, теребил за большие тёплые округлости. Плясовая хохотала и ругалась, отбиваясь от настырного сожителя. Вместе они напоминали пару из тушканчика и медведя.

В какой-то миг вёрткий Венька очутился сверху, уселся подруге на широкую спину, вцепился клещом, не позволяя себя сбросить. Одну за другой заломил Плясовой руки назад, крепко перетянул запястья шнурком от платья.

- Всё, голуба! Арест! Не пущу! Будешь кавказская пленница, гы-гы-гы!

Утопленная в матрасе по уши, жирная, связанная Плясовая взбрыкнула раз-другой. Ощутила, что с хватким Шарокатом не совладать, что она слишком неповоротлива, а руки скручены прочно… и разом обмякла. Слабость накатила, щемящая истома, беззащитность жертвы перед дикарём…

Дальнейшее произошло как в ускоренной перемотке. Осознав собственное бессилие, Эмилия в пять секунд возбудилась до состояния отпетой шлюхи. Конвульсия свела живот, праздник растёкся по ляжкам и паху, сдавило диафрагму. В бюстгальтере подскочили соски, спеклись губы. В промежности словно стегнули мягким упругим кнутом. По телу промчалась волна столь дикого желания, что женщина впилась зубами в подушку.

- Ау-у-уу! О! О! О-о-о…

На мгновение Плясовой почудилось, будто это всерьёз. Комната и постель внезапно стали незнакомыми, сидящий верхом человек – чужим. Эмилия находится во власти алчного завоевателя, мучителя. Он волен распорядиться ею как угодно: бить, пытать, насиловать, держать взаперти… и от этого чувства волшебно засосало под ложечкой, а кровь в жилах полыхнула жидким азотом.

- У-у-у-у! А-а-а-а!  

На последней ноте Эмилия кончила – сумбурно и феерично. Свет в глазах померк, в плавках будто растёкся флакон густого геля для мытья посуды. Стыдно? Дьявольски стыдно и дьявольски хорошо, как никогда ещё не было. Всхлипывая в постель, она жмурилась от счастья. Сжимала ляжки, пытаясь не упустить ни единой капли, ни единого отголоска оргазма.

Джинна выпустили из бутылки. В Эмилии пробудилась новая женская чувственность, новое сексуальное начало.

- Венька… - сказала она потом, развязанная, подмываясь на кухне. – Мне очень к сердцу пришлось… но ты уж не болтай никому?

- Не горюй, мясистая! – беззаботно отозвался Шарокат. – Только свистни – снова руки замотаю. И ноги заодно, мне нетрудно.

Венька не подвёл. Даже в дугу пьяный, никогда потом не смеялся над её причудами, не попрекал, не шантажировал постельными тайнами. Сначала тяга к греховному мазохизму озадачила Эмилию. Потом рассердила. Но острая потребность побыть связанной оказалась сильнее – и она смирилась.

Свою милую интимную забаву они так и прозвали «кавказской пленницей». К следующему опыту Эмилия готовилась более тщательно. Задумчиво рылась в шкафу, выуживала на свет трусики-маломерки, юбки с тугими резинками… Что-то подсказало ей, что наряд в обтяжку будет к месту. Пусть кругом всё максимально облипает, давит, искрится! Пусть каждая клеточка тела испытывает нажим и стимуляцию. Ноги тоже нужно связать – для большей беспомощности. Шарокат прав.

А если ещё завязать рот? Плотно-плотно вставить тряпку – трусики, бельё, чулки – и закрепить другой тряпкой? Попросить Веньку, чтоб не отпускал её на волю, пока не выйдет время? И в шутку попробовать сбежать от него?

Ох, как отчаянно засосало внутри, как приятно мечтать об этом!...

***

…Эмилия грузным линкором вплывает в комнату – крахмальная белая блузка обтягивает грудь, накрашенные губы, короткая юбочка, колготки, туфли. На лице обильный и кричащий макияж: тонна помады, туши и тоника.

Венька в старом трико таится за дверью. Едва Эмилия ступает за порог, как на неё набрасываются сзади. Хозяйке заламывают руки, зажимают шею, аккуратно валят на пол. Удерживая женщину, Шарокат берёт со стула скомканные трусики, комом запихивает в брызжущий рот.

- А-а-а! М-м-м… - Эмилия уже тает, уже потекла.

Кляп ещё можно выплюнуть, руки связаны ещё не совсем крепко, но Плясовая будто впала в ступор и напрочь забыла, что делать в такой ситуации. Покорно лежит, зажав в зубах пахучий ком эластика, и слушает, как ей крутят руки за спиной. Шорох, шелест, наслаждение.

Не встретив сопротивления, Венька крепко связывает верёвкой женские руки и лодыжки в скрипучих колготках. Для надёжности продевает петли через коленки, опутывает Эмилии груди, живот, локти.

Эмилию наконец-то отпустило оцепенение, она пытается выплюнуть кляп, мычит и вертится… но слишком поздно. Прижав жертву коленом, неумолимый сожитель плотнее засовывает кляп ей в рот, а сверху наклеивает скотч – в несколько слоёв.

Бросив упакованную пленницу на полу, Венька умышленно уходит на кухню выпить, оставив любовницу попотеть и побарахтаться – так было заранее условлено. Плясовая долго машет в воздухе ногами, пытаясь стряхнуть прилипшие туфельки. На каблуках ей точно ничего не сделать. Наконец туфельки разлетаются в разные углы комнаты.

Скинув неудобную обувь, толстая Эмилия с великим трудом встаёт – сначала на коленки, потом рывком – на полную стопу. С её избыточным весом это трудно, но она с усилием выпрямляется, по-воробьиному смешно скачет к двери – растрёпанный, обтянутый, тугой массив с растёкшейся помадой вокруг кляпа. Жирный связанный минотавр ищет выход из западни!

Отворив плечом дверь, Эмилия замирает и прислушивается. Кажется, Венька уверен, что пленница беспомощна и не сможет предпринять никаких действий.

«Посмотрим! – Плясовая сжимает кулаки за спиной так, что ногти врезаются в ладони. – Меня так просто не возьмёшь! »

Это не игра, всё почти всерьёз. Эмилия поставила себе задачу бежать из плена любой ценой! Оттолкнувшись от стены, она осторожно прыгает на связанных ногах к заднему выходу из дома. Женщина надеется, что у неё получится открыть чёрный ход даже со связанными за спину руками. Лишь бы вырваться!

Арестантка скачет по коридору босиком, пугливо застывая после каждого прыжка. За нею тянется шлейф запахов – духи, пот, дамская сыворотка… Ей чудится, что Шарокат поджидает за каждым углом. Во время необычного путешествия одежда Эмилии приходит в страшный беспорядок – подол мини-юбки забирается выше пояса, обнажая зад, облитый узкими трусиками, груди вываливаются из блузки, в вырезе белеет лифчик, по лицу текут кляксы пота и туши.

Никем не замеченная, Эмилия благополучно добирается до задних дверей. Вот и дверь, за ней свобода! Осталось проскакать всего три метра!

Но нет! Только не это!

На радостях Эмилия позабыла об осторожности. Она делает слишком длинный нетерпеливый прыжок и запинается за сваленную у стены садовую утварь! Зачем она её тут держит, дура?

Запнувшись, Плясовая теряет равновесие и падает. Ушибает коленки и плечи, растягивается в проходе в полный рост, а сверху сыплются садовые принадлежности. Грабли ударяют по спине, пластиковая лопатка по макушке. Шум на весь дом!

Естественно, Венька моментально оказывается рядом.

- Хотела удрать? – слышит поверженный минотавр над собой. – За это я тебя накажу.

Хнычущая Эмилия бессильно катается по полу, рассыпав волосы, рычит, изгибается, силится разорвать крепкие верёвки. Она не знает, как её покарают за побег, но жалобно мычит и чувствует, как от страха под юбкой стремительно увлажняется лобок, словно там бьёт горячий ключ.

Повернув пленницу лицом вниз, Венька обвивает ей верёвкой волосы, закрутив в «конский хвост». Натянув верёвку тетивой, привязывает другой конец к связанным щиколоткам в капроне.

Теперь женщина обезврежена. Неуклюже ворочается на животе с выпученными глазами, голова откинута назад. Разогнуть ноги невозможно, руки связаны за спину, уздечка больно и цепко держит её за волосы, не позволяя делать резких движений.

Надежда на освобождение рухнула. Беспомощная Эмилия глухо сопит, пуская слюну, извивается… Выждав условленное время, верный Венька распутывает любовнице волосы и ноги, сдирает сырые трусики с колготками – и получает свою порцию удовольствия. Маленький зверёк хватает жирную стонущую жертву за ноздри и уши, наседает сверху, врывается изнутри. Рычит, трясёт тощим костлявым задом, изливаясь в связанные ладони «кавказской пленницы»…

Никогда Эмилия не предполагала, что позволит так поступать с собой. Позволит крутить себе руки и бить по щекам, насиловать себя на полу и пороть задницу. Но в эти минуты хмурая нелюдимая Плясовая любит Веньку так, как не любила никого в жизни.

Даже себя.

…это было волшебное время. Раздобрившийся Венька обещал достать у надёжных ребят настоящие наручники, подарить Эмилии толстый собачий ошейник, цепи. Смастерить резиновую плеть. Втайне Эмилия уже видела себя прикованной на цепь в дальней комнате, в стальных браслетах и новом шёлковом белье. Но мечтам не суждено было воплотиться – Шароката не стало.

Её сожитель пил и нещадно курил. Когда он внезапно свалился среди бела дня, Плясовая безошибочно признала инфаркт. До приезда бригады «скорой» пыталась откачать его сама, но опыт медсестры не помог.

Уже после похорон спохватилась, мысленно поблагодарила Веньку.

«Спасибо тебе, Шарокат Вениамин Анатольевич. Спасибо, что не умер прямо во время игры в «кавказскую пленницу»! Что бы я делала, если бы ты испустил дух, трахая меня скрученной по рукам и ногам? Не знаю. Ты всегда связывал меня намертво. Петля к петле, узелок к узелку. Так и лежала бы я под тобой с трусами в зубах сутки, двое, трое… И нашли бы нас обоих уже холодными».

Веньке было пятьдесят два. Впускать в свою жизнь кого-то другого – стыдно и страшно. И нет никого, кто разделит тайные желания Эмилии.

***

Сев в постели, одинокая Плясовая высвобождает руки из ремня. Отвязывает растянутые в стороны ноги, с отвращением отбрасывает верёвки на пол. Низ живота побаливает от неудовлетворённости, от горькой женской тоски.

Огненного полёта вновь не получилось. Сколько ни мурыжь сама себя, сколько ни елозь по телу связанными руками, но без Веньки кайфа не выходит. Почему ты умер, весёлый алкаш Шарокат?

- Задействуем план Б, - говорит угрюмая женщина сама себе.

Поднявшись с кровати, густо красит губы и глаза. Натягивает новые колготки из упаковки – слюдяные, хрустящие. Капрон окрашивает её ноги в цвет поджаристого ржаного хлеба. Закинув руки, Плясовая соединяет застёжки парадного белого лифа между лопаток. Выбирает обтягивающую юбку и сиреневую кофточку.

Втиснув икры в сапоги, вжикнув молниями, при полном параде Эмилия шагает в бар на окраине села. Внутри гремит музыка, слоняются неразборчивые тени. Войдя в зал и ни слова не говоря, женщина выпивает три рюмки водки и бьёт по морде ближайшего посетителя.

Крик, кровь, негодующие вопли. Кто-то пытается дать сдачи. Справиться с Эмилией не так-то просто, она крупная и тяжёлая. Её кулаки ходят в воздухе как гигантские маятники, снося и разрушая. Озлобленные пострадавшие звонят участковому Михалычу.

Пункт участкового находится неподалёку. Вбежав в зал, Михалыч не совсем логично кричит:

- Стоять! Разойтись! Ни с места! Гражданка Плясовая, опять дуришь?

Достав служебные наручники, тщедушный Михалыч скручивает жаркой Эмилии руки за спину, на запястьях щёлкает металл. Плясовая не оказывает менту сопротивления, мрачно ухмыляясь каким-то своим мыслям.

Спустя десять минут задержанная хулиганка сидит в опорном пункте со скованными за спиной руками, потёкшим гримом, распространяя вокруг терпкий запах намокшего белья. Стул под ней стал топким от сырости, колготки прильнули к ягодицам, под бельём зудит и свербит.

Внутренне Эмилия гудит, как гидравлический пресс. Над верхней губой выступили капли, она медленно слизывает их, ощущая вкус помады и соли. Вдыхает пряный аромат нейлона, лайкры, своей интимной росы. Смотрит на толстые ржаные коленки. Ей больно и сладостно. Руки стянуты наручниками, низ живота стонет от тугих трусов, вклинившихся в половые органы, новые колготки мучительно грызут пах, мышцы промежности ноют от бессильного желания.

Угрюмый Михалыч пишет казённые бумаги. Как в старые добрые времена, возбуждённая Эмилия чувствует себя беспомощным злым минотавром в клетке. Мечтает почесать себя, потрогать, но запястья сцеплены браслетами далеко за спиной, стальные застёжки впились в кисти, высвободить руки невозможно.

Стиснута, обтянута, заперта. Некуда бежать. Полицейские наручники, плен, блестящие колготки и адская теснота между ног – это невероятно сексуально. Это мучительно и восхитительно, от этого сносит крышу.

Участковый что-то спрашивает, Эмилия видит, как раскрывается его рот под щёточкой усов, но ничего не слышит. Сжатые в паху трусы доводят арестантку до белого каления. По спине бежит ручьями, соски в лифчике вздулись чуть не до размеров теннисных мячей. Булькая кипящей слюной, пленница злобно дышит носом, вздрагивая каждый раз, когда при вдохе и выдохе шов колготок между ног глубже погружается в распаренные интимные места.

- Плясовая? – уныло окликает Михалыч бывшую медсестру. – Что за муха тебя укусила, будь ты неладна? Всю жизнь нормальной бабой была – и уже второй привод за месяц! Чего зыркаешь исподлобья? Пока не утихомиришься – наручники всё равно не сыму!

Не надо снимать! Ничего не надо! Оставьте всё как есть! Бессовестно развернув ляжки, Эмилия отвалилась к стене, с носа капает пот. Пунцовые губы искажены судорогой, трусы жмут влагалище, словно тиски…

И Эмилии хорошо. Ей сказочно хорошо…