Дочери надо учиться! Глава 7. Мартин

…Она поняла, почему сейчас вспомнила о Мартине – мимо клетки, даже не посмотрев в их сторону, прошел высокий молодой афроамериканец, типичный red-neck, очень похожий на Мартина, того Марти, которого она помнила со школы. Да, red-neck, - она усмехнулась про себя, вспомнив, что когда она была еще девчонкой, «красношеими» считались только самые консервативные «истинные американцы», прямые потомки WASP – пилигримов-протестантов, но уж никак не афроамериканцы. Как же всё изменилось, и всего лишь за пару десятков лет! Мартин… Всё, с ним связанное – большее унижение и придумать трудно…

С Мартином она училась в одном классе – белая красавица с высокой грудью и длинными волосами, предмет вожделения всех мальчишек, с А и А+ почти по всем предметам, и занимавшийся хуже всех длинный темнокожий парень, худющий от недоедания, изредка перетягивающий свою законную F на D, но, тем не менее, один из самых записных хулиганов. Ей он не просто тогда не нравился, она чувствовала к нему какое-то отвращение. Почему? Ну, может из-за травки, которую он постоянно покуривал, скорее же всего просто потому, что тогда еще не сложилось нынешнее уважение к афроамериканцам. Тем более тогда она была увлечена Ларри. Или не тогда? Да, это было все-таки попозже. Но Кэрол никогда не считала себя ксенофобкой, гордилась этим, поэтому, внутренне дрожа, наложила на себя епитимью за такое отношение к Марти – вызвалась подтянуть его по математике и французскому.

Первые раза два-три еще ничего было, он ее слушал, задания какие-то делал. Правда, несколько раз косил глаза, пытаясь заглянуть ей за вырез блузки, якобы случайно клал руку на колено, а однажды «невзначай» приподнял юбку. Она тогда сразу же безумно краснела, отпихивала его руку и тут же отодвигалась подальше. А потом… сидели они в классе, занимались, но она сразу внимание обратила, как он нервничает и на часы то и дело поглядывает. Думала, встретиться с кем-то должен. Почти так и оказалось. Дверь открывается, четверо приятелей его вваливаются. Из старших классов, на пару лет им побольше. Видно, дозу уже приняли – глаза осоловелые, зрачки широкие, не сужаются. Сразу к ним. Кэрол напряглась сразу:

- Я пошла, - и книжки лихорадочно в сумку забрасывать.

А Мартин ей:

- Подожди, крошка, не дергайся, - и за руку схватил, чтоб не убежала. Так схватил, что еще с неделю потом синяки сходили.

- Приступим, Марти? – это один из пришедших спрашивает. – Дверь-то закрой, - это к другому обращается. Тот ножку стула в дверную ручку вставляет.

Тут у Кэрол сердце забилось лихорадочно - поняла, что они сделать собираются. Ясно, что уже не до того, чтоб учебники складывать. По сторонам озирается – как выбраться? Но дверь-то закрыта, а даже если бы и открыта была – Мартин так за руку держит, что не встанешь. Сразу же еще один подскакивает, за вторую руку хватает. А третий начинает ей пуговки на кофточке расстегивать. Сначала девочка в ступоре каком-то была, потом опомнилась.

- Мальчики, вы что? Не надо! Отпустите. Я никому не скажу тогда.

- Заткнись! – и рот ей зажимает. Кофточка уже нараспашку, лифчик наверх задран, груди в стороны торчат, двое их щупают – по одной разобрали. А третий вниз полез, юбку поднял, за трусики схватился.

Непонятно откуда, должно быть от безысходности ситуации, у Кэрол бешеная решимость проснулась. Со всей силой вцепилась зубами в ладонь, которая ей рот прикрывала. Руки вырвала, в чьи-то лица кулаками заехала. Ноги тоже в ход пошли – каблуком по носу тому, кто под юбкой примостился. И все без крика – в тишине, чтоб мобилизоваться лучше. Секундная пауза – мальчишки растерялись. А она вскакивает, и к окну. Дергает, на ее счастье оно не заперто, ручки поворачивать она бы не успела. Один прыжок – с места, без разбега – она на подоконнике, еще один – на крыше спортзала, десять шагов, прыжок – на земле. Сзади голоса какие-то, она внимания не обращает, домой несется. Все в таком же виде расхристанном – с голыми грудями, с полурасстегнутой юбкой, набок сбившейся, с трусиками, сползшими на ягодицы. Прибежала, на все замки заперлась, на кровать – в слезы.

Папа первым пришел, она ему все рассказала, конечно. Он рассвирепел, в полицию собрался бежать сразу, но мама его чуть приостановила. И правильно сделала, как оказалось. А сама Кэрол с мамой в обнимку еще поплакала. Но вот вечером гости нагрянули – родители двух из тех парней. Отец одного из них то ли в сенаторы избирался, то ли в Конгресс, так что шум не нужен был. Тем более, ситуацию-то можно при желании двояко представить. Мало того, что Кэрол сама вызвалась с Мартином наедине оставаться, так еще один из парней в больнице оказался – перелом носа и повреждение глазного нерва. Если бы до суда дело дошло, еще неизвестно, чем бы закончилось – уже тогда решения обычно в пользу афроамериканцев выносились. Но все равно сенатор-конгрессмен этот будущий откупиться предпочел. Так что историю эту замяли...

Через пару дней, как, отлежавшись, Кэрол в школу пошла, Мартин ее перехватил, извиняться начал: он и не причем совсем, он или не знал вовсе, что они замышляют, или его заставили, а вообще он ей благодарен очень, ценит за все – что-то невнятное бормотал. Девочка и слушать не стала – голову гордо вскинула, мимо прошла. Вот тогда, кстати, и с Ларри роман у нее начался...

Но после этого случая Мартин ухаживать за ней начал, причем настырно очень. Если экскурсия какая-то, место в автобусе пытался ей занять – она назло на другое место садилась; руку при выходе подавал – она делала вид, что не замечает; всегда дверь перед ней открыть пытался – она тогда еще кого-нибудь вперед пропускала. На школьных балах ее все время танцевать приглашал, нескольких ребят, на нее посмотревших, избил. Она уже и не знала, куда от него деваться – все его ухаживания отвергала напрочь, за все оставшиеся школьные годы больше ни слова ему не сказала.

Шло время. После Ларри у нее был роман с афроамериканцем – Дэвидом, потом Кэрол вышла замуж, появилась маленькая Дженни. Мартин из хулигана превратился в почтенного предпринимателя, несколько раз избирался в городской совет. Бывало, они сталкивались на улице, чаще – на благотворительных базарах. Обычно Кэрол старалась его не замечать – слишком уж неприятный осадок остался на душе от давней школьной истории. Но однажды, когда в ответ на его приветствие Кэрол кивнула, он принял это за разрешение возобновить атаку. Избалованный любовью белых рабынь, ставших очень доступными, Мартин решил, что и с Кэрол можно поступать так же. Он достал из бумажника три сотенных, развернул их веером, и, покачав ими, протянул женщине:

- Этого хватит? Сегодня ты ночуешь у меня.

Кэрол тогда очень нуждалась в деньгах. Возможно, если бы он иначе себя повел, все сложилось бы иначе... Хотя вряд ли, не так она к нему относилась, чтобы... Но в этот момент она просто подскочила. Мартин вовсе не собирался ее обидеть, он считал, что делает белокожей женщине очень лестное предложение, она же восприняла это как оскорбление, как продолжение того, старого. Женщина размахнулась и изо всех сил влепила пощечину своему неудачливому ухажеру. Больше они не встречались…

Утром, перед уходом, Памела предупредила Кэрол, что вечером придет не одна, а с деловым партнером, очень важным и нужным. Приказала весь день не вылезать из кухни, в лепешку расшибиться, но чтоб ужин соорудила по третьему-четвертому регистру, никак не ниже.

- И сама чтоб не патлатая была. А то посмотри на себя, Хрюшка безмозглая, - брезгливо оглядев рабыню, хозяйка ткнула пальцем ей между ног. - Когда шерсть на лобке последний раз подравнивала? На прошлой неделе? Врешь, корова! Выглядишь, как шлюха подзаборная.

- Вечером к блузке белые чулки надень, - она кинула Кэрол упаковку. – И мои белые туфли на шпильках. С зелеными пряжками которые. Ошейник на новый лакированный смени. Дом еще прибери. Все ясно? Иначе, - пригрозила она напоследок, - сама знаешь!

Весь день Кэрол крутилась, как угорелая – готовка, уборка. Правда, ее немного озадачило указание Памелы насчет лобка. Да и чулки с туфлями тоже в струю… Но с другой стороны рабыня ведь действительно должна хорошо выглядеть перед посторонними. И еще… а вдруг… а вдруг она, наконец, получит долгожданный нормальный секс с долгожданным нормальным мужчиной? Кэрол сразу же начала упрекать себя за такие мысли, но не могла их отогнать – под животом начало сладко сжиматься, оттуда по всему телу пошли теплые волны, кровь ударила в лицо… Попыталась – «Дочери надо учиться, дочери надо…», но женщина тотчас себя одернула – причем тут дочь? Это она, она сама такой стала, это она сама мечтает о любом мужчине, это она сама ради этого готова на все.

Хорошо, что детей почти целый день не должно было быть дома. Поэтому Кэрол смогла выстирать свою блузку, повесить ее сушить и работать голышом, только в войлочных домашних тапочках, чтобы, не дай бог, не запачкать свою единственную одежку. Только часа в два-три заскочил Дик и сразу шмыгнул на кухню.

- Хрюшка, у меня мало времени. Давай быстренько.

Задерганная и потная женщина послушно раздвинула на столе скворчащие сковородки с кастрюлями и покорно улеглась среди них, задрав ноги и прихватив их под коленками. Дик усмехнулся, глядя на нелепо торчащие вверх тапки, ущипнул за складку на животе, не снимая брюк, слил в нее накопившуюся со вчерашнего дня порцию спермы и опять убежал.

Как бы то ни было, к концу дня Кэрол управилась со всеми делами, накрыла столик в гостиной, разложила еду по термошкафам, немного отдышалась и смогла заняться собой. Забралась в ванную, тщательно помылась, подстригла и подбрила лобок, аккуратно причесалась, немного подкрасилась, не забыв о промежности и сосках, вклеила за уши, в пах и под груди несколько крупинок феромонов, найденных среди хозяйской косметики, забилась на кухню и с громко стучащим сердцем стала ждать.

Она слышала, как открываются двери, слышала, как Памела с гостем проходят в дом… и долгая-долгая тишина. Потом требовательный сигнал – нести первую перемену. Вскочила, расставила блюда на сервировочный столик, повезла.

Еще в коридоре услышала громкие голоса и вздрогнула. Потом Памела назвала ее фамилию, в ответ громкий мужской хохот. С ужасом Кэрол поняла, кто там. Но может быть, она ошибается, обозналась? А если нет? Что делать? А она еще в таком виде, - в страхе женщина опустила голову и оглядела себя – белые чулки, закрывающие примерно две трети бедра, потом до верха лобка голое тело, широкий разрез блузки, из которого вываливаются груди. Голой и то приличнее! И в таком виде перед Мартином, тем самым Марти, на которого всю жизнь, как бы ни складывалась судьба, она смотрела сверху вниз? А сейчас она – бесправная рабыня, рабыня для сексуальных утех, а он – гость ее госпожи. Теперь он может ей приказывать, а она обязана слушаться… если, конечно, будет согласие хозяйки… И она еще, дурочка, накрасила соски… и флюиды от феромонов идут… Зачем? Чтобы он на нее бросался? Как тогда, раньше? Но ведь сейчас она уже не... И ведь сама... – Кэрол окончательно запуталась. - Но, быть может, это все же не он? Нет, она не ошиблась – опять голос, точно Мартин, эта характерная шепелявость не может быть ни у кого другого!

Сердце у женщины забилось, как набатный колокол, казалось, еще чуть-чуть и выскочит из груди, в ушах зазвенело, лицо побагровело, от ужаса ситуации Кэрол отчаянно захотелось в туалет, но она заставила себя постучать в дверь и с безразличным видом, не глядя по сторонам, вкатить тележку.

- Здравствуй, Кэри. Очень рад вновь увидеть тебя, - это действительно был Мартин.

Кэрол не ответила, опустив голову вниз, тем более рабыня вообще не смела говорить без приказа хозяев. Тотчас вмешалась Памела.

- Это не Кэри, правда? - она повернулась к рабыне. – Как тебя зовут, корова?

- Хрюшка, госпожа, - тотчас монотонным голосом отозвалась Кэрол.

- Вправду Хрюшка? – вальяжно развалившийся в кресле Мартин рассмеялся. - Ну-ка, Хрюшка, подойди поближе, дай-ка на тебя посмотрю.

- Слушайся господина, - подтвердила хозяйка.

Не выпуская из судорожно сжавшихся кулаков рукоятку столика, сколько можно прикрываясь им, Кэрол подошла к Мартину. Голова у нее кружилась, перед глазами плыли красные круги, мысли то сумбурно накатывались друг на друга, то, прерываясь, текли так медленно, что на них нельзя было остановиться.

- Выпусти столик, киска. Подойди поближе, я хочу на тебя посмотреть. Еще ближе. Еще, - сквозь туман доносился до нее голос Мартина, эхом перекатывающийся слева направо.

Кэрол стояла навытяжку перед мужчиной, сжатой ладонью загородив лобок, другой рукой прикрыв груди. Она, конечно, давно усвоила, что рабыня не имеет права на позу скромницы, но сейчас, в ступоре женщина обо всем забыла. Всю ее наполняло унижение оттого, что она, та самая Кэрол, стоит перед тем самым Мартином в позорной одежде, полуобнаженная, нет обнаженная, нет, хуже, чем обнаженная. И что он ее рассматривает. И что он имеет на это право. И что она на этот раз не может убежать… Женщина напряглась, покраснев от этого еще больше, и вдруг, неожиданно для себя самой тоненько пукнула. Стыд, из самосохранения оттесненный сознанием куда-то на задворки, в глубину, вспыхнул вновь, на глаза навернулись слезы…

Мартин рассмеялся, погладил ее живот, огибая ладонь Кэрол, спустился на внутреннюю сторону бедер.

- Какая гладкая у тебя кожа, - он поднял руку наверх, пытаясь подобраться к промежности, но рабыня стояла, судорожно сжав ноги.

- Как стоишь, корова? По плетке соскучилась? Руки за голову, на ошейник! Ноги расставь! – окрикнула ее Памела.

Кэрол, услышав и опознав голос хозяйки, немедленно подчинилась. Она уже не понимала, что происходит, где она, кто перебирает ей волосы на лобке, подергивает половые губы, запускает палец во влагалище. Глаза ее затуманились, она вновь твердила спасительную молитву: «Дочери надо учиться, дочери надо учиться…».

- Помнишь нашу последнюю встречу? – спросил Мартин. – Помнишь, чем ты мне ответила? – он развел пальцами венчик губ, нащупал клитор и больно сжал его.

Кэрол ничего не слышала и не чувствовала: «Дочери надо учиться, дочери надо учиться…»

- Сейчас-то послушнее будешь, не так ли?

«Дочери надо учиться, дочери надо учиться…»

- Нагнись.

Она его не слышала: «Дочери надо учиться, дочери надо учиться, дочери надо учиться…»

- Хрюшка, ты поняла, что приказал господин? – вновь вмешалась Памела. – Нагнись к нему!

Голос хозяйки прорвался сквозь пелену, застилавшую сознание Кэрол. Она склонилась перед Мартином. Он крепко схватил ее за сосок, заставляя ниже согнуться. Женщина должна была бы почувствовать боль – лишь позавчера она купала Мика-Ника - как всегда, с сосками, перетянутыми леской. Они сейчас были горячими, воспаленными. Но даже резкая боль не пробилась в ее мозг.

- Вот так, кажется, ты со мной тогда попрощалась? – продолжая левой рукой удерживать ее за сосок, правой он с размаха ударил ее по щеке.

На пощечины Кэрол остро и болезненно реагировала еще с детства. Она вздрогнула и осмысленно посмотрела на Мартина.

- Вижу, понравилось, - усмехнулся Мартин. Кстати, Кэ… Хрюшка, я до твоих сисек еще никогда не дотрагивался. В школе мельком видел, конечно, но не трогал. Ты тогда слишком быстро ушла, - он рассмеялся. – Не будешь сейчас возражать? – он вновь потрепал ее за горящий сосок.

Кэрол, застывшая в неудобной позе – согнувшись с закинутыми за голову руками, - молчала. Тишину опять нарушила Памела:

- Тебе, Хрюшка, честь оказывают – спрашивают. Так отвечай! И за пощечину благодарить надо, тебя же учат, как с благородными людьми обходиться.

- Спасибо, господин за науку. Груди к вашим услугам, господин, - выдавила из себя женщина.

- Груди? Груди у женщин. А ты кто? У тебя вымя, - Мартин расплылся в улыбке, радуясь возможности безнаказанно оскорблять свою бывшую соученицу, теперь столь покорную.

- Мое вымя к вашим услугам, господин, - автоматически, не вдумываясь в смысл слов, повторила Кэрол. А про себя, подавляя мысли «Это же тот самый Марти», опять: «Дочери надо учиться, дочери надо учиться…».

- Тогда пониже нагнись. Мне неудобно. Не тянуться же к твоему вымени.

Кэрол попыталась отрешиться от происходящего, удержаться и выполнить приказание чисто механически, но не смогла – унижение было слишком велико, и против желания по пунцовым щекам вновь потекли слезы.

Мартин взвесил груди на ладонях, покачал их из стороны в сторону, несколько раз шлепнул друг о друга, потом опять ударил женщину по щеке – она по-прежнему молча стояла все в той же позе.

- Почему не благодаришь за пощечину? – мужчину ситуация очень забавляла.

- Спасибо, господин.

- Ладно, можешь выпрямиться. Теперь ноги пошире и складки там раздвинь, посмотреть на твое послушание хочу. И на внутренности заодно, - он ухмыльнулся.

Кэрол разогнулась, опустила вниз руки, прихватила большие губы и растянула их в стороны, покорно раскрыв перед своим мучителем чуть разошедшийся снизу сдвоенный розовый гребешок.

- Э, нет. Мало видно, - он, нарочито сморщившись, брезгливо кончиками пальцев широко развел малые губы. - Вот так держи.

- Памела, а почему вы ей колечки туда не вставили? Как было бы удобно – потянул за них – и все сразу раскрылось. Тогда в ее грязи не запачкаешься… - он замолк, и тут Кэрол к своему ужасу увидела, что крупинки феромонов, которые она столь непредусмотрительно наклеила на себя, подействовали – ноздри Мартина незаметно для него самого характерно задергались, он заерзал в кресле, пытаясь, усевшись поглубже, согнуться и скрыть от Памелы эрекцию.

Хозяйка же пока ничего не замечала, нагота рабыни давно стала в доме привычной, а женские феромоны на нее, естественно, не действовали.

- Вы правы, имеет смысл. Но я же вас позвала на другое, помните, мы говорили? Уже сто дней, как она у нас – отмечать полагается. Хрюшка, повернись. Видите, у нее ягодицы чистые? А по контракту клеймение допускается. Мы как раз сегодня и собирались праздник устроить.

Но Мартин уже не слышал ее, желание было слишком велико. Он оглянулся, увидел стоявшую в углу кушетку.

- Памела, простите... Мы с Кэ... с Хрюшкой очень давно не виделись, я хотел бы... если вы позволите, с ней э... поговорить. Хотелось бы наедине, если можно...

Хозяйка понимающе усмехнулась:

- А вы очень настаиваете, что наедине? Я бы хотела посмотреть, как Хрюшка со старыми знакомыми общается. Кстати, вопрос с инвестициями мы с вами решили, не так ли? – она протянула мужчине планшет со стилом.

Мартину было уже все равно, он думал лишь об одном. Одним движением подписав бумаги, он схватил покорную Кэрол за руку, подтащил к кушетке и, ложась на спину, приказал:

- Обслужи.

- Мартин, вы не будете возражать, если я оценю старания Хрюшки? – Памела, пододвинув кресло, уселась в четырех футах от них и улыбнулась. – Уверена, ей тоже будет интересно столь тесно возобновить давнее знакомство. Внутри это знакомство почувствовать, - она засмеялась.

Мартин что-то нечленораздельно буркнул, все его ощущения сосредоточились в одном единственном месте – Кэрол в этот момент, стоя на коленях, расстегнула ему брюки и стягивала их, он теребил ей сосок.

- Соси, - приказала Памела, заметив, что Кэрол на мгновение застыла, глядя на огромный, чуть кривоватый член с полуобнажившейся крупной темно-бордовой головкой, раскачивающийся перед ее лицом.

- Нет. На меня. Залезай. Сверху. Садись, - хриплое дыхание мешало Мартину говорить.

- Сверху, так сверху. Слушайся господина.

Из-за переживаний, стыда и унижения влагалище Кэрол совсем высохло, от былого возбуждения не осталось и следа, насаживаться на член было больно, но кого интересуют ощущения рабыни? Кэрол хотела лечь на Мартина, чтобы хотя бы прикрыть лицо, уткнувшись в его плечо, но он не дал ей этого сделать. Упершись в груди, он заставил ее скакать на нем сидя, а сам, торжествуя, пристально смотрел ей в глаза. Потом он оттолкнул ее дальше, заставив немного отклониться назад, и перевел взгляд вниз, туда, где его член то входил в Кэрол, то вылезал обратно, прихватывая за собой венчик малых губ.

- Хрюшка, почему слезы? – неожиданно Памела влепила ей пощечину. - Улыбайся господину. Он тебе честь оказывает, разрешает с ним совокупиться, самое свое дорогое в тебя засовывает, - Памела явно наслаждалась зрелищем. – Тебе же нравится со своим знакомым?

- Да, госпожа. Благодарю, госпожа, - всхлипнула Кэрол. Ей было ужасно противно, куда хуже, чем с Диком... С мальчишкой она могла просто расслабиться, развести ноги, впустить его в себя и, думая о своем, покорно ждать, пока он закончит, но тут отстраненность не проходила. Надо было двигаться самой, следить за реакцией Мартина («Боже мой, того самого Мартина... » - «Нет, не думать об этом! Дочери надо учиться, дочери надо учиться... »). И еще дьявольский приказ Памелы – благодарно улыбаться! Улыбаться, когда на душе кошки скребут...

Мартин, однако, еще не наигрался, он решил еще больше унизить ее.

- Спиной ко мне пересядь. Нагнись поглубже, к моим ногам. Хочу посмотреть, как у тебя задница играет.

Кэрол послушно перевернулось, находя утешение хотя бы в том, что теперь он не будет видеть ее лица; Мартин раздвинул ей ягодицы и начал поглаживать пальцем сфинктер. До этого времени Кэрол двигалась на мужчине чисто автоматически, вся поглощенная мыслями о том кошмаре, который тут происходит. Но сейчас к своему ужасу она почувствовала, что это легкое щекотание ануса начало ее заводить. Мозг протестовал, но тело предавало свою хозяйку. Однако оргазма женщина не успела достичь, Мартин вдруг застыл, схватил ее за ягодицы, крепко насадил на себя, и она почувствовала внутри себя острые горячие толчки его семени.

- Хрюшка, аккуратней слезай, не запачкай господина. Хоть каплю из своей дырки на него выронишь – убью! - тотчас вмешалась Памела. - Поблагодари господина, что он в тебя излился. И вылизать его не забудь. Всему тебя, корову, учить надо...

- Спасибо, господин. Разрешите, я вас почищу? – Кэрол, еще не в силах остановить остаточное подергивание бедер, встала рядом с кушеткой на колени и склонилась над Мартином.

- Вам понравилось? – обратилась Памела к расслабленно лежащему мужчине.

- Не очень. Только воспоминания помогали. А так... Она плохо старалась. Без души. Холодная, - он за волосы приподнял голову Кэрол и больно щелкнул ее по носу. - Не рада мне...

- Тогда, если хотите, можете ее наказать. По тому самому месту, которым она плохо работала, - хозяйка повернулась к рабыне. – Хрюшка, живо плетку сюда неси. Не Дика плетку, а взрослую, со свинчаткой...

Выйдя из комнаты, Кэрол расслабилась и не смогла сдержать слез. Как ужасно то, что только что произошло - ведь он ее использовал, как последнюю шлюху. И ведь использовал не кто-нибудь, а Мартин, тот самый Мартин, на которого она всегда смотрела сверху вниз... теперь же он еще будет ее наказывать. За что – за то, что не отдавалась ему со всей страстью. И опять будет разглядывать ее промежность. И будет по ней бить, хоть там внутри по стенкам еще его сперма размазана. Но как ни странно, от этих мыслей она почувствовала и какое-то возбуждение: «Да, ты можешь смотреть на меня, да я вот такая, ко всему готовая, покорная, на все согласная, я женщина, желанная для тебя женщина, а вот ты мне по-прежнему противен, я все-таки не кончила с тобой, ты и как самец меня не устраиваешь! »...

Кэрол встала в ту же привычную позу, в которой обычно порол ее Дик – коленями на стул, перевесившись через него и широко расставив ноги. Мартин, однако, сморщился:

- Памела, если вы разрешите, я предложил бы несколько иначе, - хозяйка кивнула. - Хрюшка, иди вот сюда, - он подвел Кэрол к кушетке и уложил ее туда широко раздвинутыми ногами вверх, привязав их к столбикам. - Это очень любопытно, поверьте, Памела. В таком положении куда удобнее пороть по гениталиям и можно смотреть ей в лицо. Она же каждый замах видит, руки свободны, загородиться хочет, но понимает, что права не имеет. Только дергается поэтому. У рабынь тогда такое смешное лицо…

Так ее никогда еще не били, да и не лежала она никогда так – опершись на плечи, голова горизонтально на сиденье, к ней свисают груди, а ноги наверху и разведены так, что только от этого сводит мышцы в паху. Женщина отчетливо представила себе, какое зрелище развернулось перед Мартином, и унижение от такой раскрытости почему-то вновь начало ее слегка заводить. Пытаясь это заглушить, она опять начала проговаривать про себя спасительную молитву: «Дочери надо учиться, дочери надо…». Но тут мужчина замахнулся плетью, Кэрол инстинктивно зажмурилась.

- Нет, Хрюшка! – Мартин уже вошел во вкус ее нового имени. - Смотри на меня! Глаза не закрывать, а то по морде хлестну!

Когда ее избивал Дик, было все-таки не так больно, удары в основном приходились по ягодицам, да и сил у него поменьше, и плетка совсем другая. А сейчас по ягодицам ударяли лишь свинцовые вставки, а сами ремни лупили по навзничь распахнутой промежности, по нежной коже бедер… Она дергалась, кричала, градом лились слезы, на живот потекли струйки крови, и все это продолжалось так долго…

Кэрол пришла в себя только тогда, когда ей на лицо вылили уже четвертый стакан воды. Ее уже развязали, и она застыла на кушетке в какой-то неестественной полусвернутой позе.

- Боюсь, что она не сможет ходить, - послышался голос хозяйки.

- Сможет, сможет, - сквозь туман донесся до нее ответ Мартина. - Хрюшка, поднимайся, лентяйка!

С трудом женщина поднялась и встала перед своими мучителями. Истерзанное междуножье горело огнем, перед глазами мелькали яркие всполохи, голова кружилась – рабыня за что-то схватилась, чтобы не упасть. Свести ноги вместе она не могла –было ужасно больно, она вынуждена была их широко раздвинуть. Вид ее свисающих половых губ, окровавленных после порки и начавших набухать, навел Памелу на новую мысль:

- Мартин, если хотите, перед тем, как сто дней на ее заднице отмечать, эта корова еще один спектакль покажет. Уверена, при прежнем знакомстве она вам не говорила, как в вибратор влюблена. Правда, Хрюшка?

- Да, госпожа, - Кэрол даже не поняла, о чем ее спрашивают.

- Тогда принеси его.

- Что принести?

- Да вибратор же, дура. Из спальни. Большой возьми, с двумя рожками. Быстро! Пошевеливайся!

Нормально идти Кэрол не могла. На полусогнутых дрожащих ногах в раскоряку женщина заковыляла к двери.

- Она похожа на каракатицу, Памела, вы не находите? – донеслось до нее. Только в коридоре Кэрол поняла смысл слов и запоздало вспыхнула…

- Вот, госпожа, - вернувшись, она протянула хозяйке прибор.

- Дура, зачем он мне? Становись посреди комнаты и приступай.

- Как? – женщина растерялась. Затуманенным после порки сознанием она еще не могла сообразить, зачем хозяйке понадобился вибратор, и выполняла приказы, не задумываясь над их смыслом. Только теперь до нее начала доходить вся унизительность того, что ей предстояло.

- Вот так, корова! Еще повторить? Перед нами лицом встань и работай. Не забудь на максимум включить, - Памела повернулась к гостю. - Ну, до чего же она глупа, скажите?

Это было так ужасно – мастурбировать, стоя перед ухмыляющимся Мартином («Боже, тем самым Мартином! »), но она понимала, что пока не кончит, ее не отпустят. И еще прекрасно знала, что Памела, многократно видевшая ее оргазмы, сразу же разоблачит симуляцию. Женщина, покачивая рукой вставленный до предела вибратор, закрыла глаза, пытаясь отрешиться от реальности, сосредоточившись лишь на нарастающих волнах, идущих из влагалища и ануса, но ее тут же прервал Мартин:

- Открой зенки, Хрюшка! На меня смотри!

А Памела добавила:

- Клитор натирай, дура. И соски. Будто сама не знаешь, как завестись. Не строй из себя целку, онанизмом не грешившую.

До продажи в рабство она действительно никогда не мастурбировала, но разве это имело какое-то значение? А сейчас возбуждать себя надо было не в одиночестве, свернувшись под одеялом или запершись в туалете, а перед Мартином («Боже, тем самым Мартином! »). Щеки женщины запылали от унижения, она прикусила губу, навернулись слезы…

Но опять, в который уже раз, собственные действия, умноженные на работу прибора, сладость, распространяющаяся по вечно взвинченному телу, перевернули ее мысли. Слезы высохли, она с вызовом глядела на Мартина: «Да, я вот такая, я смотрю на тебя, да, можешь считать меня шлюхой, бесстыдной девкой, но мне приятно, и ты видишь, что мне приятно, и я вижу, как у тебя начинают морщиться брюки, и как ты рукой пытаешься загородить этот горб от хозяйки. Да, я вот такая стала! Но и ты ничуть не лучше…»… - И тебе опять хочется трахнуть послушную бессловесную женщину. Разве не так? – последние слова Кэрол невзначай произнесла вслух, в упор глядя на топорщащуюся выпуклость Мартина. И он понял ее.

- Ко мне! Вот сюда, - Мартин указал на свою ширинку. – Памела, вы не возражаете?

Но Кэрол уже не слышала его. В ушах зазвенело, она упала на пол, корчась от наконец охватившего ее оргазма. Она судорожно уперлась раздвинутыми ногами в пол, извиваясь, на мгновение привстала на них, опять упала, никого уже не стесняясь, широко развела и задрала их, вворачивая в себя приборчик. Изо рта у нее вырвалось какое-то мычание, женщина обессилено расслабилась, дергаясь лишь от редких замирающих конвульсий.

- Ну, Хрюшка, молодец! Теперь живо сюда, – рассмеялся Мартин. – Памела, может, отвернетесь?

- А надо? – улыбнулась хозяйка. – Я ведь уже на вас вдвоем насмотрелась. В подробностях причем.

- Что ж. Как хотите, - мужчина откинулся на спинку кресла, прикрыл глаза и расставил ноги, придвигая к себе голову рабыни.

- Только вы уж тоже не зажмуривайтесь. У нас еще несколько вопросов по инвестициям шестой группы осталось, - Памела протянула Мартину новые бумаги, не забывая внимательно наблюдать, как стоящая на коленях Кэрол расстегивает мужчине брюки, достает налившийся кровью член и начинает его облизывать.

- Боже, я согласен, согласен! Давайте! – он взялся за стило.

- Мартин, куда вы торопитесь? Хрюшка никуда не денется, обслужит вас. Расслабьтесь. Не бойтесь затянуть, она не устанет. Не хотите ли выпить? – она налила бокал и, открыто наслаждаясь зрелищем, наклонилась к ногам мужчины, проведя кончиком пальца по набухшему стволу. – Хрюшка, вот тут тоже. Правильно. И под уздечкой. Только кожицу оттяни. Теперь в рот бери…

Минут через пятнадцать, когда уже расслабленный Мартин отдышался, а согнанная с пола Кэрол привезла им новую перемену, Памела решила, наконец, приступить к празднованию 100 дней. Она велела рабыне растопить камин и достала из ящичка проволочное клеймо с красивой деревянной рукояткой.

- Как вам? – спросила она у Мартина.

- Думаю, будет неплохо смотреться. Это ваши инициалы?

- Да. Не ее же, - женщина усмехнулась.

- Надо примерить. Хрюшка, сюда! Отвернись. Нагнись. Еще ниже и ноги шире, - он просунул руку в образовавшийся просвет, лениво дернул Кэрол за волосики на лобке, ущипнул чуть отвисшую губу и погладил выставленные ягодицы, на которых отчетливо проступали следы недавней порки. – Памела, какую из них вы клеймить будете?

- Раньше думала левую, но сейчас, видите, там рубцы крупные. Все-таки перестарались вы немножко. Слева расплыться клеймо может. Справа чище сейчас. Туда.

Кэрол, вслушиваясь в их разговор, замерла и впилась пальцами в колени. Спокойный, размеренный, отстраненный тон, обычные слова… Ей казалось, что никогда до этого она не испытывала такого унижения. Еще ладно – какие-то действия, секс, даже порка. В конце концов, она сама решила стать рабыней, знала, на что шла. Но эти слова! Они же обсуждали не человека, пусть и раба, с чувствами, мыслями, ощущениями, а нечто бездушное. Даже не животное, нет – просто решали, что делать с какой-то неживой куклой! И еще… она отчетливо осознавала, что сейчас произойдет. Одно лишь предчувствие того, что скоро ее до тела дотронется раскаленный металл, заставляло ее сжаться, напрячься и лишь заглушать страшные мысли своей вечной молитвой: «Дочери надо учиться, дочери надо учиться…».

- Хрюшка, так и стой, - Памела аккуратно уложила проволочное клеймо на подставку в разожженном камине. – Мартин, если хотите, можете сами ее отметить. Все-таки теперь мы деловые партнеры. А вам старую знакомую знаком наградить наверняка интересно.

- Огромное спасибо. С удовольствием, - его рука, по-прежнему исследовавшая закоулки ее промежности, теперь водила по колечку ануса. – Памела, а вы не будете возражать, если я еще разок? Сюда? Пока клеймо нагревается?

- Да ради бога. Неужели сможете прямо сейчас еще раз?

- Вполне, - Мартин встал и стал расстегивать брюки. – Надо же и третью дырочку попробовать.

- В этот раз вы уже не просите, чтобы я вышла или отвернулась? – мужчина в ответ улыбнулся.

- Принести вам гель?

- Не надо, спасибо, - Мартин зацепил ножом кусочек масла и намазал анус рабыни. – Обойдусь подручными средствами…

Кэрол было больно, но она терпела, понимая, что самое страшное впереди. Она лишь впилась ногтями в колени, да еще закусила губу, чтобы не стонать. Наконец, Мартин приглушенно замычал, последний раз прижал к себе ее таз, и она почувствовала, как задергался его член, выплескивая очередную, уже третью за пару часов, порцию спермы.

- Всё? – спросила Памела, все время внимательно наблюдавшая за совокуплением.

- Да, - выдохнул мужчина. – Тавро раскалилось?

- Красное. Сияет.

- Прекрасно. Хрюшка, не шевелись, дура, - он, застегивая на ходу брюки, пошел к камину.

Кэрол застыла. Она не видела, что происходит за ее спиной, слышала только шаги, громовыми раскатами отдававшиеся у нее в голове. Шаги приблизились, она задержала дыхание. И тут… шипение, резкая боль, запах горелого мяса, тоненькая струйка дыма, поднимающаяся к потолку. Женщина пронзительно закричала…

- Кстати, Памела, - сказал Мартин, на прощание слегка оттянув половые губы Кэрол, выступающие под все еще дрожащими от напряжения ягодицами, - могу вам посодействовать с кольцами в ее губы и соски. У меня есть знакомый врач. Думаю, ему тоже будет интересно взглянуть на вашу Хрюшку…