Охотник на цыпочек Цыпа-табака

Да, так тут она передо мной лежит. Скотчем поперек себя заклеенная. Распластанная, ляжки у туловища, только пятки вверху болтаются. Бритая, все хозяйство ее блудодейское в натуре передо мной разверстое. И заводит оно, хозяйство это выпяченное, надо сказать, чисто конкретно... Вспотела еще, от подмышек запах такой бабий, усопшего во гробу поднимет. Для красавца моего в самый кайф.

Вообще-то я по другим цыпам уже знал, что как от члена или еще чего задыхаться начинают, мокреют сразу. А то и кончают в натуре. Ладно, думаю, с тобой попозже попробую. Времени достаточно. А пока посмотрим, как ты одни лишь воспоминания почуяла. Да крем мой бритвенный с ментолом. Так что пальцы ей в блуд сую. Точно! Как и ожидал. Влажно совсем, чуть не течет оттуда. Этот крем, да и воспоминания оскорбительные - самый лучший способ для малолетних цыпочек. Они и ненавидят всё это, и текут от ненависти своей.

- Ну, - спрашиваю, - понравилось, как я тебя брил? От этого мокрая совсем стала? А как тебе собственный сок нравится? На запах, на вкус? - вынул я пальцы из блуда и по верхней губе под носом ей мажу. Подвизгнула, головой крутит, уклониться от пальцев хочет. И плачет еще. А я улыбаюсь:

- И нехрена врать, что ненавидела своих дядей с приятелями. Чисто конкретно уверен, со всех сил просила себя трахнуть, да посильнее. И сама не знала, как побыстрее до их органов добраться и сосать, сосать… А сперма ихняя, в пасть твою выплескивающаяся, Богом клянусь, материнским молоком тебе казалась, правда? А как без них ночью лежала, то себя меж ног терла. И представляла, как дядя Леня твой блуд отшлифовывает. И что, мол, это не Лёнин член, а папашки твоего. Так, да?

Чисто конкретная истерика тут с ней случилась. От того, что я так ее прошлое расписал подробно. Мало, что "Нет, не так!" орала. Рыдала еще. Головой в стороны крутила, извивалась вся, сколько наручники да скотч позволяли. А я тем временем ее мягенький лобочек свежеголенький поглаживаю. Хотимчик из стороны в сторону покачиваю. В разверстом блуде пальцем чуть шебуршу, неглубоко совсем. И чувствую, дергается она там, соки вовсю пускает... Всё, чувствую, выдохся ее детство описывать, да с выпяченной промежностью играть. Такой стояк с этого поимел, что подумал, как бы самому в штаны не кончить. Так что пора было за дело приниматься.

Брюки снял, свернул аккуратно, на столик положил. Туда же трусы свои, носки, рубашку. В одной футболке своей фирменной остался. Короткой, специально для обработки цыпочек. Они от маек таких балдеют почему-то. На Светку забрался и прямо в нее впендюрил. Без рук. Там же все раскрыто, оттопырено, выпячено. Да еще соки она пустила. Так что мой дружок сам чисто конкретно дорожку куда надо нашел. Взвизгнула, да жалобно так. Будто впервой ей. Хотя, может, и впервой, понеже как цыпленок табака перевязана.

Соки-то она пустила, да еще и с Леней-Борей дело уже имела. А все равно в такой детский блуд так узко было, что пробраться сразу не смог. Хоть и попал, куда надо. Всем весом пришлось ударить. Ее голова от этого блямс об стенку. С треском аж. Опять крик чисто конкретный. Но зато до корня влез, даже в матку уперся. А это приятно очень… Вспомнил тут, как однажды 8-летнюю цыпу обрабатывал. Совсем без грудок и без шерстки. Тоже из дому сбежавшую. Так у нее пролезать-то даже полегче было. Но зато в матку не просто уперся, как сейчас у Светки. В тот раз, помню, как всей длиной впендюрил, то во славу Господа нашего чуть насквозь не проткнул. Крику-то было…

А у Светки всё чисто конкретно отлично было. Еще и подмышки цыпины волосатые на меня тоже отменно действуют. Напряглась она вся, как я в ней оказался. А от этого еще приятней стенки меня сжимают. Губу закусила. Молчит почти, только тихонечко так подвизгивает. А в мозгу дзиньк опять. Леню-Борю опять вспоминает, как они ее трахали регулярно. Где-то раз-два в неделю, вроде. И к ним у нее такое сложное отношение. И противно, что не по доброй воле, и сладко. Так что, чую, она от этих воспоминаний легонько мне подмахивать стала. А сама, опять-таки по дзиньку слышу, и не сознает конкретно, что делает.

Ну, а я, как этот ритм ее уловил, еще сильнее стал. На всю длину. То почти до конца выну, то самой головкой своей распухшей в матку бью. Она от этого вопит, а по щелчку в мозгу - не от боли, от другого совсем… Вроде, как приятно ей становится. По мыслям противно, а по телу - приятно. И самой противно, что блуд ее так на меня отзывается. Но так я в нее колошмачусь, что опять башкой об стенку ударяться начала. Шум, конечно. Не только в моей комнате слышно. Но тут и не к такому привыкли. Бывало, и выстрелы слышны, и трупы выносят…

Вообще-то Господь дал мне, что могу кончать по четыре-пять раз в день. И чисто конкретно по высшему сорту каждый раз, прыскаю много и не вымучиваюсь. А вот по первому разу обычно быстро кончать получается. Видно дадено Свыше, чтоб силы на продолжение сохранялись. Но вот с Светкой решил чуток потянуть. Уж очень вкусно было.

Членом чувствовал, что там как в печке. Как горит она. И узкая очень. Стенки так обжимают, что чуть другой угол, входить трудно. И смазка ее. Бывает, что жидкая совсем, водянистая, хлюпает. У шлюх так обычно. Ненавижу. А у нее густая, немного клейкая даже. От этого, как выхожу, такое ощущение, будто сосет она меня там. И по матке колочу, а Светка в ритм башкой об стенку бьется. А в мозгу слышу, что уж не замечает она этого. Живот напрягся, и задышала, как паровоз. На руках привстал, вниз посмотрел, хотимчик тоже кровушкой налился, из венчика заметно выглядывает. Опустился тогда, по нему еще елозить стал.

Стала кончать чисто конкретно. Хрипит и плачет сразу, задыхается. Зато вовсю мне подмахивает, твердым лобком о мой стучит. А внутри всё вокруг члена пульсирует. Тоже не выдержал. Чувствую, подступает снизу. В нее спускаю, а сам изогнулся и в левую грудь ей впился. Не то, что совсем откусываю, но красный след зубов оставляю. Да на много часов, потом видел. Она хоть от боли и закричала, но все равно кончает. Да так мощно, как никто в моей жизни до того. Так двигается и сжимается, что прямо высасывает в себя все мои выстрелы липкие. Хоть сосок кусаю.

Как последней капелькой прыснул, вылез. Мне-то в натуре уж не надо ничего, мягчею на глазах. Она же дергается еще, не хватило ей немножко. Но не для ее же удовольствия я все делал. Пусть сама с собой разбирается. Привстал, смотрю на ее выпяченную щелочку голенькую. Как там все набухло, как дергается еще с животом вместе. Как соки наши смешанные оттуда вытекают. Приятно смотреть, хоть уже и наелся цыпочкой этой.

Потом думаю, надо бы ее чуток приосвободить, а то так ноги затекут, ни на что уж цыпа не сгодится. Так что скотч разрезал, стащил с нее. А Светка так привыкла ляжки у туловища держать, воистину сразу не поняла, что ноги свободны. Пришлось самому ей одну ногу выпрямить, только тогда сообразила чисто конкретно.

Сходил в сортир, отлил. Протерся мокрым полотенцем. Я после траха не люблю ходить испачканным бабьими выделениями вонючими, я чистюля. Оделся в новый прикид, не тот, что когда Светку ловил. Думаю, надо бы сходить пожрать купить, да и не только. Вообще прошвырнуться маленько. Нам тут еще долго с Светкой куковать. Всю ночь самое меньшее. Устроить всё по понятиям надо.

К ней повернулся. Лежит цыпочка голенькая, соски вверх смотрят. Вокруг левого - след зубов моих. Руки наверху, как и раньше к стенке прикованы. Зато ноги свободны. На меня смотрит. По ляжке ее пошлепал легонько, говорю:

- Молодец, цыпочка. Сразу видно, хорошую практику со своими дядями Ленями-Борями получила.

По подмышечке волосатой еще погладил, а как совсем из комнаты выходить, добавил:

- Надеюсь также, тебе удовольствие я доставил? Ты меня так оттрахала чудненько!

Потом еще к мозгам цыпиным прислушался. Думал в натуре возмущение какое уловить, что говорю ей так. Или еще что. Ничего нету. Пустота совсем чисто конкретная. Видно, дурь не прошла, да и устала она от траха. Ладно, - думаю, - еще не вечер. Хоть в натуре и вечерело.

На выходе у Витюхи записку для Серого оставил: "Цыпа. Будет готова к утру среды. Можешь и для своих. Встретимся в стекляшке в 11". Тогда как раз понедельник был, так что еще полтора дня у меня на игры с ней было. Этого более чем достаточно. Надоесть успеет. А после Серого, Господь поспешествует, как раз и до Мамеда очередь дойдет. Мамед-то, это уж совсем с концами получится.

Прямо как по Павлу, что предаст ея Бог в похотях сердца ея нечистоте, так что она осквернила сама тело своя.