Репортаж Суббота

– Нет, вы только посмотрите на них, симбиоз снайпера и журналистки, ну прямо не разлей вода, – голос Риты разбудил Алису утром следующего дня.

В высоком окошке серело небо, рассветало, было раннее декабрьское утро. Алиса и Анна, крепко обнявшись, проспали всю ночь под одним одеялом, Алиса даже не слышала, как открылась дверь в карцер. На пороге стояли Рита, Марта, две незнакомые девушки, судя по униформе – из службы безопасности, и незнакомая высокая девица с очень простым лицом с веснушками в белой блузке и черной мини-юбке, точь-в-точь как вчерашние близнецы. Анна тоже проснулась, но не торопилась вставать. Вылезать из-под одеяла на холод не хотелось.

– Вставайте, подружки, по поводу вас сегодня большие планы, – поторопила Рита.

Первой нехотя зашевелилась Анна, откинула одеяло, перевернулась на спину, слегка закинула ноги, словно собираясь встать на «березку», и вдруг неожиданным резким толчком выкинула свое тренированное тело с койки на пол, сразу на ноги.

– Сильна! – только и смогла произнести восхищенная Рита.

Алиса потянулась, ощутила боль во всех мышцах и суставах после вчерашних экзекуций, и нехотя скинула ноги с кровати. Только теперь, при дневном свете, она смогла как следует рассмотреть свою сокамерницу. Невысокая, поджарая, явно отлично тренированная, крепко сбитая, в плечах немного шире, чем в талии, с коротко остриженными рыжими волосами и спадающей на лоб челкой. Лицо немного вытянутое, скуластое, с быстрыми серыми глазами и слегка приплюснутым носом. На левом запястье у Анны Алиса приметила небольшую татуировку – раскрытый купол парашюта и буквы ВДВ. Десантная романтика. Габаритами Анна на громилу совсем не походила и видимо недостаток веса и мышечной массы компенсировала гибкостью и ловкостью.

– Пошли, несчастье мое, алкоголичка конченая, – обратилась Марта к Анне. Та в ответ огрызнулась:

– Я не алкоголичка, Марта Янисовна, и вы об этом знаете.

– А кто ты, если не можешь сдерживаться? Если тебя не контролировать, скоро под забором окажешься.

– Неправда!

– Сколько тебя можно предупреждать, как еще наказывать?! Оставляю тебя последний раз, ты слышишь, последний! В следующий раз, даю слово офицера, выгоню, выгоню за ворота как нашкодившую кошку! Выгоню, несмотря на твои заслуги и профессионализм! Тысячу раз говорила тебе и всем остальным – не пейте, когда работаете и не работайте, когда пьете! Неужели так трудно? Почему другие могут сдерживаться? Что молчишь? Я не слышу твоего решения.

– Не буду больше. Обещаю. Не повторится, Марта Янисовна, – явно делая над собой невероятное усилие тихонько проговорила Анна, сверля глазами пол.

– Последний раз верю. Последний, Анька. Еще раз такое будет – можешь даже не просить тебя оставить, а сразу иди собирать вещи. Я слово офицера не нарушу, уж ты-то это должна понимать. На два дня ты наказана. Как – решит Рита. Ближайшая смена у тебя – во вторник, с 8:00 утра. Рита, условие одно – не калечьте ее, она мне нужна в боеспособном состоянии.

– Не беспокойся, Марта, не пострадает твой, как пел Высоцкий «бывший лучший, но опальный стрелок».

Марта хмыкнула, Алиса и Анна улыбнулись, остальные не отреагировали, видимо, песен Высоцкого не знали. Начальница службы безопасности направилась к дверям и вдруг, как будто внезапно что-то вспомнив, обернулась к Алисе:

– Да, госпожа Вьюн, чуть не забыла. Вы оказывается милосердный человек, пригрели мою Аньку, честно говоря, я приятно удивлена, в наше время люди способные жалеть кого-то – редкость. Но не советую обольщаться по поводу Аньки – это она стреляла в вашего коллегу. Всем общий привет, вынуждена откланяться – дела.

Алиса охнула и пораженная опустилась на койку. Она видела, как дрогнула спина Анны, та обернулась к Алисе и глазами попыталась показать: «Неправда, не верь! ».

Алиса спросила вслух:

– Аня, это правда?

Анна ничего не ответила, Марта не стала дожидаться реакции на свои слова и удалилась в сопровождении своих подчиненных. Рита дождалась, пока Марта и ее работницы уйдут, и объявила, почему-то по-немецки:

– Guten Morgen, Liebe gäste! Hören Sie bitte unser Programm.

Анна недоуменно посмотрела на Алису, видимо, ничего не поняла, Алиса немецкий знала плохо, еле-еле, основной ее язык был английский, на котором она говорила свободно, но смысл несложной фразы поняла:

– Она сейчас расскажет, что нас сегодня ждет.

– Верно, Алиса, именно это я вам и расскажу. Сейчас умываетесь, потом небольшая разминка, ненадолго, минут тридцать, потом принимаете участие в предновогоднем празднике для свободного на сегодня обслуживающего персонала, в каком виде и качестве, пока не знаю, посмотрю на ваше поведение. Сейчас я временно удаляюсь, остаетесь на попечении Аглаи. И без глупостей мне, не разочаровывайте меня. Касается обоих, и вы знаете, что я не шучу.

Рита ушла, и Аглая, окая по-деревенски, распорядилась:

– Пойдите, умойтесь.

– Тьфю, деревня, – огрызнулась Анна, но Аглая не обиделась.

– Что есть, то есть, из крестьян мы. Руки за спину заведите и направо по коридору. Анька, будешь зубоскалить, пожалуюсь Марте Янисовне, что ты не подчиняешься.

– Ладно, молчу.

И опять бесконечная череда коридоров, которым в этом огромном особняке не было конца и края. Анна с Алисой шли рядом, ширина коридора позволяла, Аглая за ними. Алиса опять спросила шепотом:

– Аня, Марта сказала правду про моего товарища?

– Позже, верь мне, – так же шепотом ответила Анна.

Алиса думала, думала напряженно, мысли роились в ее голове. Пригрела на груди убийцу Павла? Нет, здесь что-то не то. Анька трогательная и несчастная, она не сможет выстрелить безоружному человеку в спину. Хотя, профессионалы не рассуждают, есть возможность для выстрела – стреляют. Если Марта наврала, почему Анька тогда молчит, почему не спорит, у нее явно чувство вины передо мной, но молчит, только глазами стреляет. Кто врет – Марта или Анька? Пока выходит, что Марта говорит правду. Значит, Анька убийца? Значит, я ничего не понимаю в людях и десять лет зря ем редакционный хлеб. Нет, Анька боец, а не палач, может застрелить врага, но не расстрелять приговоренного. Черт, мало информации! Но если Анька и правда убила Павла – ей не жить! И плевать на ее непростую судьбу, тоже мне, Алия Молдагулова! Гольдштейн, не обидевший в жизни мухи, добряк и романтик, любящий старые французские комедии и итальянскую кухню, сиамских кошек и английский футбол!

Все эти мысли пронеслись ураганом в Алисиной голове, пока они шли по коридорам. Аглая время от времени подавала короткие команды: «налево», «направо», но Анна, видимо, знала дорогу. Наконец, пришли. Довольно большая комната, вся в кафеле, вдоль стены в ряд с десяток умывальников, вода только холодная. Аглая осталась в дверях, Анна и Алиса пошли умываться, заняли две соседние раковины. Под шум воды Алиса тихонько сказала Анне:

– Посмотри мне в глаза. Ты убивала моего друга?

Анька взгляд выдержала, ответила без колебаний.

– Нет. Верь мне, потом все объясню, здесь кругом микрофоны и камеры, потом, позже.

Поплескавшись в ледяной воде, коллеги по несчастью вытерлись вафельными полотенцами и пошли, опять подгоняемые Аглаей, по коридорам, правда, недалеко. Это был обыкновенный спортзал, со шведскими стенками вдоль стен, мини-футбольными воротами и баскетбольными щитами, в углу металлический шест и два каната.

– Это наш спортзал, службы безопасности, мы здесь занимаемся через день, – сказала Анна Алисе.

Аглая заставила их встать лицом к стене и завести руки за спину. Первой она связала запястья Ане. Та не удержалась от насмешки:

– На телках узлы вязать натренировалась, доярка?

Аглая опять не обиделась, видимо ее вообще было сложно вывести из себя.

– Тысячу раз говорила – я не доярка, а пастушка, не доила я коров, а пасла. Другой работы у нас в деревне не было. Будешь выступать – еще и локти свяжу.

– Ладно, не надо, молчу.

Потом Аглая связала руки Алисе, вроде бы крепко, но не больно. Веревка плотно стягивала запястья, но не впивалась сильно в кожу и не перекрывала кровообращение.

– Ну, а теперь бегите, – скомандовала Аглая.

– Куда? – не поняла Алиса.

– Вокруг спортзала, в среднем темпе, начали.

Сама Аглая вытащила из тренерской комнатки, примыкавшей к залу, длинный кнут с плетеной удобной ухватистой рукояткой и звонко щелкнула им по окрашенным половым доскам.

– Начали, – повторила она громче.

– Дорвалась до любимого дела, – опять съязвила Анна и тут же получила кнутом по спине, между лопаток, в треть силы.

– Дура, больно же…

– Я тебя предупреждала, в следующий раз получишь по босым ногам в полную силу. Ты меня знаешь, я не промахнусь, кнут для меня это как для тебя винтовка.

– Знаю, шуток не понимаешь… Побежали, Алиса, делать нечего, это и правда больно.

Они начали не спеша, прогулочным бегом, но кнут опять свистнул в воздухе, щелкнул по полу, и бегуньи поняли, что их призывают увеличить темп. Они прибавили, потом еще. Тренированной Анне было легче, Алиса через четыре круга задохнулась, стала хватать воздух ртом и заметно сбавила, и тут же получила удар кнутом по спине, настолько сильный, что она с трудом устояла на ногах.

– Вы должны бегать полчаса, а бежите всего три минуты, включитесь.

Пришлось добавить темп, через силу, через не могу, закололо в боку, наливались тяжестью ноги, заломили в суставах связанные за спиной руки, даже подготовленная Анна начала сдавать, пот заливал глаза, не было никакой возможности поправить спутанные волосы, а кнут все чаще свистел в воздухе.

– Вот разошлась, колхоз задроченный, – прохрипела Анька и тут же получила кнутом по ногам. Удар был сильный, наверняка очень болезненный, Анька не имела не одного шанса устоять на ногах. Спасла от неминуемых травм ее хорошая спортивная подготовка. Видя, что неминуемо падает, она вывернулась боком, приземлилась на бедро, перекатилась через спину. В общем, легко отделалась и избежала удара головой о пол.

– Что же ты делаешь, мразь! Ну, больно же! – заорала ударенная Анька, на что Аглая невозмутимо ответила:

– За «мразь» получишь еще, я тебя предупреждала!

Алиса решила вмешаться:

– Аглая, не бей нас больше, это правда очень больно, мы будем бегать, будем тебя слушаться, правда, Ань?

– Да пошла она…

Договорить Анька не смогла, кнут опустился точно ей на бедро со звонким щелчком.

– Да что же ты делаешь, ну больно же! Ладно, молчу, помоги лучше мне встать, да, буду я тебя слушаться, буду.

– Сама вставай, я знаю, что ты можешь, я же видела тебя в спортзале и не один раз.

– Попробовала бы сама со связанными руками… – проворчала Анька, крутанулась на полу, вывернулась на спину и подъемом «разгибом» выкинула свое тело на ноги, поймала равновесие и выпрямилась. Кнут щелкнул по полу, и Алиса с Анной опять побежали, роняя тяжелые капли пота, поддерживая друг друга плечами. Алиса совсем выбилась из сил, бежала уже на автопилоте, получила пару раз кнутом, один раз очень болезненно, точно по связанным рукам. Еще от одного удара Алису заслонила Анна, успев подставиться. Наконец, Аглая посчитала, что полчаса прошло, и разрешила бегуньям остановиться и сесть на скамейку. Тяжело дыша и обливаясь потом, девушки рухнули на скамейку.

– Ну, ты как, живая? – спросила Алису Анна.

– Нет, – прохрипела журналистка.

– Держись, чувствую я, что это только начало.

Появилась Рита в эффектных высоких сапогах и в короткой дубленке.

– Я смотрю, вы уже размялись. Аглая, как они себя вели?

– Нормально, Маргарита Николаевна. Под кнутом не забалуешь.

– Это точно. Ну, развяжи их пока, пусть отдохнут немного.

– Балуете вы их, – проворчала Аглая.

– Гуманнее надо быть, Аглая, милосерднее. Развязывай их и через пятнадцать минут отведи в служебный холл.

Рита ушла, Аглая развязала Алису, освобождать Анну не торопилась. Анна запротестовала:

– Эй, а меня развязать, тебе же сказали!

Аглая сделала вид, что не услышала, Анну развязала Алиса. Девушки получили небольшой отдых. На разговоры не было сил, Алиса положила голову на плечо Анны и закрыла глаза. И ей абсолютно явственно привиделся Павел Гольдштейн, с неизменным фотоаппаратом в руках, его любимый Canon с большим объективом, Павел машет Алисе рукой и что-то кричит, только нельзя разобрать что именно. Анна тем временем переругивалась с Аглаей:

– Ну, до чего же ты подлая, Аглая, беспомощных девушек кнутом иссекла, не стыдно?

– Ты скажи еще спасибо, что я не пожаловалась Маргарите Николаевне, как ты меня обзывала.

– Это я еще тебя благодарить должна? Круто! Ну, спасибо, дорогая, чего бы я без тебя делала?

– Поднимай свою подругу, пойдемте, пора.

– Дай еще пять минут посидеть, успеем.

– Встали и пошли. Или мне за кнутом сходить?

Анна смерила Аглаю ненавидящим взглядом и за локоть подняла Алису со скамейки. Подгоняемые Аглаей девушки побрели через какие-то подвалы, потом по лестнице вверх и оказались в довольно просторном холле, обитом вагонкой. Из мебели в холле оказались одежная вешалка, два кресла и небольшой диван. Рита уже ждала, сидя в кресле, потягивая какой-то коктейль из высокого бокала с трубочкой и листая журнал «Автомобили и цены». На диване Алиса увидела кое-что из своей одежды – свитер, пальто и шарф. Рядом лежала черная форменная куртка, видимо, принадлежащая Анне.

– Наконец-то. Я уже начала волноваться, не случилось ли чего. Одевайтесь, девочки, игры будут на свежем воздухе, – объявила Рита. Алиса натянула свитер, надела пальто, замотала шею и подбородок шарфом. Анна облачилась в куртку и Рита продолжила:

– Оделись? Ну, идемте?

– Босиком на снег? – в ужасе спросила Алиса.

– А почему нет? Хотя, может я для вас что-нибудь и придумаю. Аглая, как они себя вели?

– Да нормально.

– Обе?

– Обе, – подтвердила Аглая, немного поколебавшись.

– Ну ладно, так и быть. Одевайте, – и Рита достала из комода под вешалкой две пары валенок. Они оказались велики на несколько размеров, но Алисе и Анне было не до пререканий. Они торопливо натянули валенки на уже порядком замерзшие босые ноги.

– Аглая, ты тоже одевайся, выходите.

Аглая надела полушубок и сапоги на меху, и все четверо вышли из дома во двор. Был морозный солнечный день, снег блестел в лучах солнца. Во дворе перед крыльцом стояли пять девушек, среди которых Алиса узнала знакомых ей близнецов. Рита несколько раз звонко хлопнула в ладоши, привлекая внимание.

– Девочки, сегодня, наконец, состоится предновогодний праздник, который нам обещал шеф. По счастливому стечению обстоятельств он совпал с открытием нашего пони-клуба. Пары гнедых у нас, к сожалению, нет, у нас есть брюнетка и рыжая, специально приглашенные гостьи – известная журналистка Алиса Вьюн и всем нам хорошо знакомая лучший стрелок всех времен и народов, наш Вильгельм Телль в юбке, Анна Кудряшова! Поприветствуем их!

Аплодисменты были жиденькие, и загрустившая Анна шепнула Алисе:

– Мы с тобой попали, подруга. Держись за воздух.

Между тем Аглая и еще одна незнакомая девушка распахнули ворота большого сарая, пристроенного сбоку к дому, и выкатили из него несколько снегоходов и большие деревянные сани.

Рита торжественным голосом объявила:

– Место в санях по нашей традиции достается лучшему работнику месяца, в декабре у нас их двое, по той причине, что невозможно отличить одну от другой. Вы, конечно, догадались, что это наши близнецы – Валя и Галя!

Аглая между тем возилась с какой-то упряжью из множества ремней. Сестры уселись в сани, Рита жестом фокусника достала из кармана дубленки две пары наручников и скомандовала Алисе и Анне:

– Руки за спину, живо.

Браслеты защелкнулись, несчастных пленниц подтащили к саням. Аглая начала надевать на Анну ременную упряжь, та попыталась сопротивляться, пока Рита не прикрикнула:

– Аня, позвать Марту?

Анна сразу обмякла, успокоилась. Сложная ременная конструкция обхватывала ее тело двумя витками. Первый на уровне плеч, второй под грудью, все это крепилось к оглоблям, к месту кучера тянулись длинные вожжи. После Анны Аглая и еще одна незнакомая девушка взялись за Алису. Журналистка понимала, что сопротивляться физически со скованными за спиной руками не сможет, и пыталась уговорить Аглаю и ее напарницу:

– Что же вы делаете, девочки? Так же нельзя, мы же живые! Неужели вы заставите нас тащить эти тяжеленные сани?

– И попробуйте только это делать плохо, тут же получите кнутом по спине. Кучером буду я, – отозвалась Аглая.

Алиса только охнула и глянула на Анну. Та стояла злая, наклонив вниз голову и кусая губы. Ей на глаза упала челка, и не было никакой возможности ее поправить. Аглая затянула ремни так, что у Алисы перехватило дыхание. Остальные девушки оседлали снегоходы, Рита помахала всем напоследок рукой. Аглая еще раз проверила упряжь, издевательски похлопала Анну по щеке и уселась на место кучера. Округу потряс оглушительный молодецкий свист, в воздухе просвистел кнут и звонко щелкнул по земле, вожжи слегка ослабли:

– Но, родимые! – истошно проорала Аглая.

Анна и Алиса переглянулись.

– Побежали, а что делать? Забьет кнутом до смерти, – негромко сказала Анна и первая тронулась с места. Сани стронулись с места с натугой, Алиса споткнулась и чуть не упала, верная Анна подставила ей плечо. Сани покатились немного легче, и девушки перешли на легкий бег.

– Далеко? – спросила Алиса Анну.

– Километра полтора-два.

Они бежали по очищенным от снега дорожкам через парк, мимо замерзшего озера, потом свернули в лес на неширокую аллею. Алиса чувствовала, как выбивается из сил, по спине и шее тек пот, крупные капли сбегали со лба и катились по лицу. Стыли защелкнутые браслетами руки без перчаток, стальные браслеты неприятно холодили запястья. Алиса, наученная вчерашним горьким опытом, старалась поменьше дергать руками, ибо тогда механизм наручников затягивался только туже. Рядом с ней сопела Анна, время от времени щелкал кнут, пока по земле, лишь один раз Аглая, явно мстя Анне за насмешки, щелкнула ее по скованным рукам. Анна взвыла, и Алиса невольно дернулась, представляя насколько это больно. Дорога пошла немного в гору, и Алиса здесь совсем спеклась. Ноги отказывались двигаться, не помогали даже звуки свистящего над головой кнута. Анна, отчаянно рыча, чуть ли не в одиночку втащила сани на вершину подъема и прохрипела Алисе:

– Все, приехали…

Действительно, с дорожки был съезд к широкой поляне, на которой были три большие сколоченные стола, лавочки вдоль них, три мангала с подходившеми углями. Изможденные Алиса и Анна вынесли сани на поляну и как избавление приняли долгожданное Аглаино «Тпру! ». Из саней вылезли близнецы и присоединились к остальным, накрывающим на столы. Аглая сняла с Алисы и Анны сбрую и подвела их к Рите, которая увлеченно нанизывала на шампуры большие куски свинины.

– Что с ними делать, Маргарита Николаевна?

– Пока мы готовимся, пусть отдохнут. Посади их в сани и укрой пледом. И не вредничай, Аглая.

– Как скажете.

Алиса с Анной добрели до саней и влезли в них. Аглая нехотя прикрыла их пледом и пошла помогать накрывать стол.

– Заболеем мы так, взмыленные теперь на холоде сидим, – пожаловалась Алиса подруге по несчастью.

– Да я уже заболеваю, намерзлась вчера в карцере связанная, пока ты меня не обогрела. По рукам еще больно попала, тварь, я ими дернула, и браслет затянулся совсем туго, кисти рук сейчас отвалятся, – безрадостно ответила Анна. Алиса поколебалась лишь мгновение, потом решительно тряхнула головой и громко позвала Риту.

– Рита, прости, что отвлекаю, подойди к нам, пожалуйста.

Рита отложила шампуры, вытерла руки о полотенце и не спеша подошла к саням.

– Рита, пожалуйста, ослабь нам наручники, очень затекли руки. Пожалуйста!

– Тебе тоже? – посмотрела Рита на Анну.

– Да, Рита, ей тоже, и ей в первую очередь. Она из гордости не может попросить об этом, и за нее прошу я. Ты же обещала Марте ее не калечить, у нее кисти рук сейчас отвалятся. Пожалуйста, Рита, ты же добрая, я не так много прошу. Просто ослабить браслеты.

Рита тяжело вздохнула, потом достала ключи от наручников.

– Ладно, так и быть, госпожа Вьюн, вы из меня веревки вьете. Давайте сюда руки.

Рита ослабила браслеты, задержав немного Анины руки в своих.

– Тебя, конечно, жалеть не следовало…

– Что же я вам такого плохого сделала, Маргарита Николаевна, чтобы так меня мучить?

– Наглая ты, Аглаю мою обижаешь…

– Ее, пожалуй, обидишь…

– На самом деле она ранимая и добрая, только обидчивая.

– Ага, я так и поняла. У меня от ее кнута скоро на теле живого места не будет.

– Не задирайся первой, и она тебя не тронет. Ладно, заболталась я с вами, отдыхайте пока.

Рита укрыла пленниц пледом, намного аккуратнее и заботливее, чем Аглая, и ушла.

– Здорово у тебя получилось, спасибо, меня бы она, скорее всего, послала. Вроде отходят руки, – начала Аня благодарить Алису.

– Это тебе спасибо, от кнута меня прикрыла в спортзале, мы вообще должны помогать друг другу, раз попали вместе в такую передрягу.

– Это да. Только ты правильно сказала, для меня просить – проблема. Мне еще покойный отец говорил, что здесь не тюрьма, чтобы жить по принципу «не верь, не бойся, не проси». Верить вроде начала, бояться стыдно, а просить так и не научилась…

– Я когда в Москве на факультете журналистики училась, играла в студенческом театре, кстати, была примой. К нам один старичок приходил, старый актер, учил нас актерскому мастерству – идите к людям, открывайтесь для них, открывайте и отдавайте в своем творчестве себя, учитесь просить и прощать. И задания давал – мама не горюй – специально без билета в автобусе ехать, а потом уговаривать контролеров не штрафовать. Вашу Риту вообще легко уговорить, она не злая.

– Не знаю. А Аглая у меня точно довыступается, коза…

Аглая появилась сразу же после этих слов, будто подслушивала.

– Вылезайте и идемте со мной, Маргарита Николаевна приказала вас привести.

Девушки вылезли из саней и пошли к накрытому столу. Во главе его сидели близнецы, по правую руку от них – Рита, напротив нее три незнакомых Алисе девушки. Стол был, не сказать, что богатый, но достойный: бутерброды с рыбной и мясной нарезкой, шашлык из свинины, салат «Оливье», маринованные огурчики и грибы, квашеная капуста, водка, коньяк, вино, соки. При виде Алисы и Анны Рита воодушевилась:

– А вот и наши специально приглашенные гости, они же кони. О госпоже Вьюн я позабочусь сама, а кто же поухаживает за нашей очаровательной снайпершей?

Аглая молча подтянула Анну к себе за воротник куртки.

– Аглая, я так понимаю, что ты? Прекрасно, рассаживайтесь. Алиса, прошу сюда, ко мне, не нужно стесняться. Наливайте, кто что пьет. Алиса, тебе что?

– Коньяк, если можно, немного.

Аглая усадила Анну рядом с собой и набухала ей полный пластиковый стаканчик водки. Наполнили бокалы, Рита, как и Алиса, предпочитала коньяк, близнецы специализировались на водке, Аглая пила вино. Речь держала, как и ожидалось, Рита:

– Сегодня по нашей традиции мы чествуем лучшего работника месяца. Сегодня их у нас двое, но они имеют одно лицо. Итак, за близнецов! Валя и Галя, не останавливайтесь на достигнутом, человеку всегда есть куда расти. Поднимаем бокалы!

Все подняли бокалы, кроме Алисы и Анны. Но их вниманием тоже не обошли, выпив свой коньяк, Рита взяла второй и поднесла к губам Алисы. Алиса выпила янтарную жидкость, и Рита дала ей закусить бутербродом с рыбой. На другом конце стола Аглая влила в Анну полный пластиковый стаканчик водки, но не торопилась дать ей закусить или хотя бы запить. Анна скривилась в гримасе и выдохнула:

– Ну, хоть занюхать дай, ну, хватит издеваться!

– Обойдешься, – отрезала Аглая.

Алиса посочувствовала подруге по несчастью, но тут разлили по второй. Выпили за процветание хозяина, господина Яшкова. И опять Рита поднесла к губам Алисы стаканчик с коньяком, немного, на два пальца, дала закусить маринованным огурчиком и кусочком шашлыка. Аглая продолжала глумиться над Анной – влила в нее еще один стаканчик водки и перемазала все лицо кетчупом, но закусить опять не дала. Алиса хотела вступиться, но ее опередили близнецы.

– Маргарита Николаевна, можно мы заберем Аньку у Аглаи? Она ее сейчас напоит, а как Анька обратно нас повезет?

– Девочки, сегодня ваше слово – закон. Аглая, действительно, отдай сестрам Анну, хватит над ней издеваться.

Аглая нехотя отпустила Аньку, и та, слегка пошатываясь, прошла во главу стола к близнецам. Те посадили несчастную между собой и с двух рук начали ее кормить. Анька прилично опьянела, ела молча, с остервенением, бросая на Аглаю ненавидящие взгляды. Следующие два тоста она пропустила. Алиса выпила еще коньяка, потом Рита кормила ее с вилки шашлыком и салатом «Оливье». Обиженная Аглая тянула вино, время от времени исподлобья поглядывая на Анну. Банкет приближался к логическому финалу, последний тост говорили близнецы, вдвоем, благодарили за оказанную им честь, Алиса с подачи Риты выпила свою обычную норму коньяка, Анне близнецы налили водки, но совсем чуть-чуть, и, конечно, дали закусить. Быстро собрали остатки еды и бутылки, и Аглая, ухватив Анну и Алису за воротники куртки и пальто, поволокла их к саням. Несчастных опять запрягли в сани, и опять в роли кучера выступала Аглая. В сани же сгрузили оставшиеся бутылки и сумки с едой.

Пронеслись снегоходы, и опять в воздухе засвистел кнут. Анна еще не успела до конца протрезветь, тронулась, спотыкаясь и немного пошатываясь, Алиса чувствовала себя лучше, но в голове немного шумело от выпитого коньяка. Она понимала, что глупо сейчас всерьез рассчитывать на Анну, придется в основном выкладываться самой. Они тащили сани по уже знакомым дорожкам, на их счастье после банкета Аглая пребывала в благодушном настроении и не особо подгоняла. Анна дышала тяжело, с выхлопом алкоголя, Алиса ставила себя на ее место и была неуверенна, что в подобной ситуации еще оставалась бы на ногах. Беда пришла, когда до особняка оставалось всего ничего – каких-то триста метров: Анька споткнулась, ноги ее заплелись, и она неуклюже завалилась на бок, запутываясь в ремнях упряжи. Алиса остановилась, не в силах чем-либо помочь подруге по несчастью. Анька барахталась на земле, билась как выброшенная на берег рыба, но конечно, не могла встать на ноги со скованными за спиной руками и перепутанными ремнями упряжи. Пришлось Аглае вылезать из саней и поднимать Анну на ноги. Анька чертыхалась, шипела, рычала от злости, даже попыталась лягнуть Аглаю ногой, успокоилась, только когда та замахнулась кнутом. Последний отрезок пути проделали в хорошем темпе – то ли Анька протрезвела, то ли у девушек открылось второе дыхание, то ли они просто побыстрее захотели закончить свои мучения. Здесь уже ждали Рита и незнакомая Алисе симпатичная девушка, которые, наконец, расстегнули ремни и сняли ненавистную упряжь. Рита жестом пригласила Анну и Алису в дом и даже в холле сняла с них наручники. Девушки обессилено присели на диван, Рита объявила им полчаса отдыха.

– Ну, ты как, подруга? – спросила Анька Алису.

– Еле жива, а ты?

– Заболеваю, горло садится, руки саднят, ногу вывихнула, когда падала, Аглая меня достала!

– Ты такая смешная пьяная.

– Ага, обхохочешься. Нога теперь распухнет, этот сустав у меня все время вылетает, я эту ногу еще в армейской учебке при парашютном прыжке повредила. Интересно, нас на сегодня оставят в покое?

– Конечно, нет, только время обеда, бал только начинается, сиди, набирайся сил.

В холле было жарко, Алиса сняла пальто, шарф и свитер, Анна тоже стянула с себя насквозь мокрую от пота форменную куртку. После этого, гримасничая от боли, Анна стянула с правой ноги валенок. Сустав голеностопа слегка распух и покраснел, видимо, валенок все-таки защитил его от более серьезного вывиха.

– Ну, не очень сильно, завтра, конечно, будет хуже. Дня три поболит, – рассмотрев ногу, поставила диагноз Алиса.

– Ну, спасибо тебе, ты умеешь утешить и подбодрить.

Анна откинулась на спинку дивана, вытянув вперед покалеченную ногу. Головой она прилегла на плечо Алисы и через несколько минут засопела. Алиса подивилась крепкой нервной системе своей подруги, которая сумела заснуть после таких испытаний, прижала ее покрепче к себе и прикрыла своим пальто. Анька спала сном младенца, и Алиса боялась пошевелиться лишний раз, чтобы ее не потревожить. Гудели натруженные ноги, ломило поясницу и плечи, хотелось потянуться всем телом, но Алиса боялась разбудить свою подругу по несчастью. Но долго посидеть так несчастным девушкам не довелось, минут через пятнадцать пришла Рита и громко объявила подъем. Анна зашевелилась, просыпаясь, и Алиса только теперь почувствовала, какое горячее у нее тело, у Анны был жар.

– Рита, Ане плохо, она заболела, не мучайте ее больше, хотя бы сегодня дайте ей отдохнуть, – попросила Алиса Риту.

Рита подошла к девушкам и прикоснулась ладонью ко лбу Анны:

– Да, есть немного. Ладно, по облегченной программе сегодня будете выступать. Алиса за хорошее поведение, Анька по состоянию здоровья. Снимайте валенки и за мной.

Девушки разулись и обреченно поплелись за Ритой по коридорам. Очень скоро Алиса поняла, что Рита их ведет в зал для пыток, в котором вчера начались ее мытарства. Анька совсем расклеилась, ее знобило, многократно пропитанная потом камуфляжная майка неприятно холодила спину, босым ногам было очень холодно на холодном полу. Алиса жалела Аньку до слез, но не знала, как ей помочь. Хоть Рита и пообещала особо не усердствовать, но все равно им сейчас придется несладко, Алиса невольно поежилась, когда вспомнила, как стояла привязанная к столбу, как ее вздергивали на эту жуткую дыбу. И что при этом еще делали…И на этом месте в голове журналистки зародилась мысль. Алиса не стала спешить, решила дождаться удобного случая, который, она была уверена, обязательно представится. Наконец, череда коридоров кончилась, и девушки вошли в пыточный зал. Здесь ничего не изменилось со вчерашнего дня. Те же лавочки вдоль стен, те же орудия пыток – столб, андреевский крест, гинекологическое кресло, свисающие с потолка канаты с крюками на концах… Что же ожидает несчастных сегодня? Что опять будут мучить, Алиса не сомневалась, она уже успела за неполные сутки изучить нравы этого дома. Выдержит ли совсем расклеившаяся Анька? Господи, ну хоть бы ее оставили в покое. Но с другой стороны вдвоем терпеть издевательства как-то легче, подумала Алиса и тут же осудила сама себя за эгоизм. Рита жестом руки предложила девушкам присесть на лавочку и вышла из зала. Анна шмыгала носом, ее бил озноб, она плечом прижималась к Алисе, пытаясь хоть немного согреться. Алиса обеспокоено спросила:

– Анюта, ну как ты?

– Видишь же, колбасит, согреться не могу.

– Анечка, у меня нет ничего, чем тебя укрыть. Еще раз попрошу Риту тебя не трогать.

– Ты все время за меня просишь, за меня за всю жизнь никто столько не просил, такой подруги у меня еще не было…

– Я тоже очень к тебе привязалась, бедная ты моя, – и Алиса обняла Анну за плечи, пытаясь ее согреть.

– Как странно, мы знакомы меньше суток, а как будто знаем друг друга сто лет. Во что значит общее несчастье, – шмыгнула носом Анна.

Неожиданно откуда-то сверху, из невидимых динамиков грянул немецкий марш времен второй мировой войны, настолько неожиданно и громко, что Алиса и Анна подпрыгнули на скамейке. В зал, помахивая стеком, вошла Рита. Вид ее был настолько необычен, что девушки не сразу ее узнали. В высоких начищенных до блеска сапогах, в идеально подогнанной по фигуре черной эсесовской форме, в лихо заломленной на затылок фуражке с высокой тульей, с кобурой на поясе. Форма шла ей необыкновенно здорово, как и большинству женщин. Даже Аглаю, которая шла следом, мундир изменил в лучшую сторону. На ней, правда, форма висела несколько мешковато, и на голове вместо фуражки красовалась пилотка с черепом в виде эмблемы. Третьей шла девушка, имени которой Алиса так и не узнала. На ней была полевая немецкая серо-мышиная форма с погонами лейтенанта.

– Мама моя! На нас идет Германия, – пробормотала пораженная этим костюмированным представлением Алиса.

– Ага, дети в подвале играли в гестапо… – добавила Анька.

Рита выдала длинную тираду на немецком, из которой Алиса поняла только два слова «функерин» – радистка и «диверсант».

– Я так понимаю, мы захваченные гестапо советские радистки, – прокомментировала Алиса.

– А у нас нет возможности взорвать последнюю гранату, чтобы не попасть в плен? – спросила Анька.

Ей ответила Рита:

– Вы отстреливались до последнего патрона, положили два отделения наших солдат, пытались подорвать себя и нас гранатой, но взрыватель не сработал. Как вы понимаете, во времена второй мировой войны советская радистка и ее напарница-диверсантка не могли быть так одеты, как вы сейчас. Идите за Аглаей, она вам покажет одежду на выбор, переоденьтесь. Лос, лос, лос, шнеллер!

Из одежды Анька выбрала себе гимнастерку, форменные армейские брюки и офицерскую шинель без погон, а Алиса черные брюки-клеш, тельняшку и флотский бушлат. Девушки быстро переоделись и, подгоняемые Аглаей, вернулись в зал. Их внешний вид Риту удовлетворил:

– Шён, вундербар! Армейская радистка и диверсантка из морской пехоты, отличный выбор! А теперь заводите ваши шаловливые ручонки за спину, их надо покрепче связать!

Аньке руки связывала Аглая, Алисе – незнакомая девушка в форме лейтенанта вермахта. Вязали на совесть, крепко и туго, перекрестив запястья. Вторым мотком веревки стянули локти. Дальше несчастных повалили на пол и еще двумя веревками крепко связали ноги под коленями и в щиколотках. Через несколько минут связанные по рукам и ногам девушки лежали на полу перед Ритой.

– Бытует мнение, что в гестапо обязательно бьют. Это не совсем так. Для врагов Германии и фюрера есть и другие способы наказания.

С этими словами Рита вытащила из кармана мундира два длинных птичьих перышка. Несчастным пленницам начали щекотать пятки. Алиса с детства боялась щекотки, и для нее это было страшной пыткой. Анне приходилось не легче. Беспомощные жертвы извивались на полу, заходились в приступах смеха, еще больше распаляя мучителей. Через несколько минут Алиса в крик молила о пощаде, Анька просто орала и пыталась лягаться, но Аглая крепко прижала ей связанные ноги к полу. Алисе казалось, что она сходит с ума. Где-то над головой звучал голос Риты, который требовал выдать адреса-пароли-явки-фамилии агентов, Алиса была готова выдать все что угодно, лишь бы ее прекратили щекотать. Наконец, над несчастными сжалились, и щекотка прекратилась. Пленниц подняли с пола, развязали им ноги и усадили на скамейку. Анька хлюпала носом, у нее слезились глаза, и явно была повышена температура. Алиса решилась еще раз попросить за подругу по несчастью:

– Рита, пожалуйста, сделай божескую милость, оставьте в покое Аню, она болеет, ей совсем плохо, мучайте меня, я согласна.

– Ценю ваше обостренное чувство товарищества, госпожа Вьюн, но предложение неприемлемо. Состояние Анны я учитываю, поверьте мне, если бы она была здорова, для вас все бы было намного хуже.

– Куда же хуже-то? – пробормотала Анна.

– Сейчас узнаете.

Рита махнула рукой, и Аглая за воротник шинели подняла Анну со скамейки и поволокла к свисающему с потолка тросу с крюком на конце. Этим крюком Аглая зацепила связанные Анькины руки и пошла к пульту. Заработал механизм, трос пополз вверх, подтягивая за собой руки несчастной Аньки. Та закусила губу, выгнулась, а трос все тащил руки вверх. Аглая выключила механизм, когда Анька вынуждена была встать на цыпочки, едва касаясь окрашенных досок пола. Для Алисы придумали другую пытку: ее распяли на андреевском кресте. Руки и ноги пристегнули ремнями, еще один ремень притянул тело к кресту в талии. К распятой журналистке медленно подошла Рита. И Алиса решилась:

– Рита… Я предлагаю тебе сделку. Отпусти Аньку, и я… Ну, в общем, я согласна.

– Согласна? А мне твое согласие и не требуется.

– Да, но мне кажется, это не совсем то, что ты хочешь.

– Ты знаешь, а я подумаю. Серьезно подумаю.

– Подумай. Мое предложение в силе.

– А пока я немного с тобой поиграю, ты ведь не против? – и Рита запустила руку Алисе под бушлат и погладила ее по груди. Даже сквозь тельняшку было видно, как напряглись соски, Рита это почувствовала.

– Рита, конечно, я в твоей власти, не могу сопротивляться, и ты можешь как угодно надо мной издеваться, но если ты меня развяжешь, я думаю тебе понравится больше. Только одно условие – пусть Аню отведут в комнату и оставят в покое. И не в карцер, там холодно, а она болеет.

– Ну, какие условия в гестапо, госпожа Вьюн, опомнитесь. Ничего с вашей напарницей-радисткой не случится, если она, конечно, не будет упрямиться и назовет шифр.

Тем временем Аглая извращалась как могла – она сняла Аньку с дыбы, положила на пол на живот, связала ей ноги в коленях и щиколотках и теперь била несчастную по голым пяткам резиновой дубинкой, не очень сильно, но наверняка болезненно. Анька в ответ извивалась на полу и глухо стонала. Рита запустила обе руки Алисе под тельняшку и стала ласкать ей груди. Алиса уже знала по опыту, что дергаться и рваться бесполезно, ремни намертво прихватывали ее конечности и талию к кресту, лучше спокойно смириться. Однако она была живая, причем легко возбуждаемая сексуально, горячие волны уже перекатывались где-то внизу живота, участилось дыхание, а проворные Ритины пальчики уже добрались до трусов и шевелились под резинкой, нащупывая клитор. Губами и языком Рита ласкала шею Алисы, вторая рука оглаживала груди. Палец правой руки добрался до киски журналистки и начал в ней быстрые энергичные движения. Что могла сделать распятая жертва? Только закрыть глаза. И сделав это, Алиса в который раз поймала себя на том, что ласки и изнасилования Риты не вызывают у нее отторжения и омерзения, а то, что она привязана, снимает с нее какую-либо ответственность. Алиса не являлась ни ханжой, ни моралисткой, ни тем более консерватором, но однополая любовь всегда казалась ей чем-то немного уродливым и неполноценным. Но Рите этот стереотип, похоже, удалось сломать.

Журналистка достигла оргазма одновременно с громким криком и грохотом справа: Аньке развязали ноги, и она изловчившись, лежа на полу, подсечкой сбила Аглаю с ног, как кеглю в боулинге. Вторая девушка в мундире лейтенанта кинулась было на Аньку, но получила ногой в промежность и со стоном согнулась пополам. Рита тем временем отвязала Алису от креста, и освобожденная журналистка кинулась к своей подруге по несчастью, понимая, что той сейчас не поздоровится. Лежа, со связанными за спиной руками, Анька против двух разъяренных ушибленных противниц не имеет шансов. Алиса успела вовремя, в последний момент перехватив руку Аглаи с занесенной дубинкой:

– Ну, отстаньте же вы от нее! Ну что вы за звери, ну ей же больно, она болеет, ну не стыдно так мучить беспомощную???

– Она сама напросилась, – прошипела девушка, имени которой Алиса не знала.

– Ну, вы довели ее, не бейте ее больше, и вообще дайте ей придти в себя! Рита, скажи им!

Ушибленные Анькой девушки пытались вдвоем оттащить Алису от Аньки, но журналистка стояла насмерть. Наконец, Рите это надоело, и она негромко приказала:

– Аглая, Ксюша, брек. Подойдите ко мне, успокойтесь.

Девушки нехотя развернулись и побрели на зов начальницы, а Алиса кинулась к Аньке и первым делом стала развязывать ей совершенно посиневшие руки. Узлы были затянуты настолько крепко, что журналистке пришлось их развязывать зубами. Освободив подруге руки, Алиса заглянула той в лицо:

– Анюта, бедная ты моя, ну как ты?

На Анну было страшно смотреть – раскрасневшаяся, с воспаленными горящими глазами, сухими искусанными губами, мокрыми от пота спутанными волосами.

– Жива… Кое-как. Алиса, ты меня просто спасла, они бы меня забили до смерти. Я сама виновата – не дотерпела, не сдержалась.

– Милая моя, идем посидим, у меня сердце разрывалось, когда тебя по пяткам дубинкой били. Очень больно было?

– Больно…Помоги мне, пожалуйста, встать.

Алиса поддержала Аньку за руку, вдвоем они кое-как доковыляли до лавочки и в изнеможении опустились на нее. Анька вытянула вывихнутую ногу, которая, как и предсказывала Алиса, распухла еще больше. У измученных девушек не было даже сил разговаривать, они просто молча сидели на скамейки, опершись спинами на стену. Через несколько минут изможденная Анька подняла воротник своей шинели, зарылась в него носом и привалилась к плечу Алисы. Еще через пару минут она уже засопела, провалившись в сон. Алиса аккуратно убрала волосы с ее лба и чуть не ошпарилась – у Аньки был жар. Они сидели так не менее получаса, потом появилась Рита, уже переодевшись в свою привычную клетчатую рубашку и джинсы.

– Сидите? Ладно, на сегодня все. Переодевайтесь, принимайте душ и, когда будете готовы, приходите сюда.

На умывание и переодевание у девушек ушло не менее получаса. Как только Анька сняла шинель, ее тут же заколотил озноб. Она долго стояла в душе под струей горячей воды, под которую Алиса боялась даже подставить палец, чтобы не обжечься. Их майки и трусы, видимо по распоряжению Риты, поменяли на новые, только камуфляжные брюки остались старыми. Рита терпеливо ждала в зале, когда две несчастные прошлепали босыми ногами из раздевалки душевой. Анька припадала на правую ногу, у нее открылся кашель, из носа лило ручьем. Алиса посчитала своим долгом обратить внимание Риты на эти обстоятельства:

– Рита, тут нужен врач, она совсем разболелась. В карцере очень холодно, ей туда нельзя. Ей надо в тепло, чай с малиной или молоко с медом, что-то от горла, жаропонижающее. И вообще, за больными надо ухаживать.

– Идите за мной, про медикаменты вопрос решим, все остальное остается в силе. Идите за мной.

И снова длинная цепочка коридоров, в которых Алиса уже начала немного ориентироваться, знакомая дверь полутемного карцера, одно шерстяное одеяло на двоих. Когда за их спинами хлопнула дверь, Анька обессилено опустилась на койку и завернулась в одеяло.

– Анюта, ложись, закутайся получше и спи, а я посижу, буду охранять твой сон. Потом, когда захочу, тихонечко к тебе под бочок подлягу.

– Алиса, я не могу так крысятничать и принимать такие жертвы, ты и так за меня все время заступаешься и просишь. Ложись сейчас же со мной рядом, если, конечно, не боишься, что я тебя заражу.

– Я мешать тебе буду…

– А если я попрошу меня согреть, – хитро улыбнулась Анька. – Пожалуйста, Алиса, согрей меня, мне холодно.

– Ну, ты хитрюга, да еще и подлиза, – махнула рукой Алиса, но лечь не успела. Щелкнул засов, и вошла Ксюша с подносом, та девушка, имени которой Алиса долго не знала, и которая изображала лейтенанта вермахта. На подносе были леденцы от горла, микстура, большая бутылка питьевой воды, упаковка аспирина Упса и два больших стакана. В одном из них плескалась жидкость непонятного цвета, в другом коричневая на три пальца, судя по запаху – коньяк. Кроме того, были две тарелки с бутербродами.

– Маргарита Николаевна велела тебе прежде всего выпить вот это, – Ксюша подала Аньке стакан с мутной жидкостью.

– Боже мой, что это?

– Водка с медом и перцем, госпожа Вьюн, коньяк для Вас, если Анька не захочет пить одна. Пейте, потом ешьте, поднос я заберу утром. И еще.

Ксюша вытащила откуда-то из-под фартука прямоугольную бутылку горилки «Немирофф» с медом и перцем.

– Это вам от дежурной смены службы безопасности, а это (Ксюша достала небольшой пакет) персонально от Нины Ясеневой, твоей, Анька, напарницы. Все, пейте, лечитесь, ешьте, я пошла.

В пакете оказался длинный шерстяной шарф и пара толстых шерстяных носок. Анька тут же натянула их на ноги, шарфом замотала горло и потянулась к стакану. Алиса обреченно вздохнула и тоже взяла свой коньяк.

– Анечка, выздоравливай, ради Бога, за тебя.

Они выпили, Анька махом влила в себя стакан жуткой смеси, Алиса вытянула коньяк аккуратно, не спеша. От адского зелья у Анны градом хлынули слезы, она закашлялась. Девушки съели по бутерброду, после чего Анька скомандовала:

– Алиса, наливай горилку.

– Анечка, опомнись, разве мыслимо столько пить? Я не могу больше.

– Алиса, ну, пожалуйста, ну, по одной, ну, ради меня, ты обещала за мной ухаживать.

– Обещаешь что только одну?

– Обещаю. Честное гвардейское, чтоб у меня парашют не раскрылся!

– Господи, ну и клятвы у тебя. Я так сопьюсь с тобой, Марты на тебя нет.

– Алиса, не бей по больному, наливай.

Обреченно вздохнув, Алиса скрутила пробку с бутылки горилки.

– Сколько тебе лить?

– Ну, если одну, то хотя бы полную.

– Анечка, ты с ума сошла! Может быть хотя бы половинку?

– Полумер не люблю. И вообще я болею, и не спорь со мной.

– Ага, болеешь. И приступ в этой болезни называется запоем.

– Наливай, Алиса, не тяни время.

Себе Алиса налила на два пальца, Аньке почти полный стаканчик. Девушки выпили, и Алиса заставила Аньку съесть бутерброд.

– Алиса, ложись рядом со мной, я закрою шарфом рот, чтобы тебя не заразить.

Алиса легла рядом с Анькой и накрылась одеялом. Девушки обнялись.

– Расскажи что-нибудь, – попросила Анька.

– Что рассказать?

– Ну, про себя расскажи. Тебя действительно зовут Алиса Вьюн?

– Нет, конечно. Псевдоним. Зовут меня Ксения Торопова. Родилась я в Городе, мой отец был инженером-связистом, потом главным инженером, а потом и начальником городского узла связи. Это при нем Город телефонизировали. Когда сдавали сталеплавильный комбинат, не успевали сделать там сеть связи, отца каждый день вызывали в обком, он работал день и ночь, дома вообще не бывал. Плохо с сердцем ему стало прямо на очередном совещании в обкоме. Врачи спасти не сумели. Ему было сорок шесть. Кстати, городской узел связи носит имя моего отца. Я еще в школе начала писать для детской газеты, потом для журнала, после школы поехала в Москву на журфак МГУ. Поступить было очень трудно, но я поступила. Окончила Университет, вернулась в Город. С тех пор в газете работаю.

– Ты была замужем?

– Аж два раза. Первый муж музыкантом был, ударником. Он хороший, очень талантливый и добрый, только без стержня внутреннего и пил сильно. Я его любила очень, уговаривала завязать с пьянкой, он пытался, но не смог. В общем, промучилась я два года и не выдержала – забрала годовалую дочь и ушла. От знакомых общих слышала, что Андрей совсем опустился, все пропил, чуть ли не бомжом стал. Второй мой муж бизнесмен был, ухаживал красиво, дорогие подарки дарил, с ребенком меня взял. Только не любил он меня, он вообще кроме самого себя никого не любит, пустой человек. Два года я с ним вытерпела, потом ушла, все оставила – подарки его, драгоценности, машину, и ушла. Он, правда, не очень меня удерживал, сразу развод дал. Такие дела, Анечка.

– А сколько сейчас твоей дочери?

– Шесть лет в октябре было, на будущий год в школу пойдет.

– Ух ты, взрослая уже.

– Только мать из меня никудышная, времени вечно на дочку не хватает. Она почти все время у моей мамы живет. Правда, мы с ней в этом году в отпуск ездили, в Турцию. Я ее плавать там научила. Она очень талантливая, музыкой занимается, рисует прекрасно. Аня, объясни, наконец, мне про моего коллегу, ты убила его или нет? Марта правду сказала, ты в него стреляла?

Анька горячо зашептала прямо в ухо Алисы:

– Я тебе расскажу, только не выдавай меня. Если Марта или шеф узнают про то, что я тебе рассказала – мне не жить. Марта сказала тебе правду – я в него стреляла. Только не пулей, а обычным сильнодействующим снотворным, транквилизатором. Теперь поняла?

– Черт, как просто… Я должна была догадаться. А вы что, заранее знали, кто залез на территорию?

– Конечно. Ты еще два километра до забора не доехала, а у нас уже была фотография твоей машины с камеры наблюдения, по номеру установили владельца, ну, я не могу тебе все рассказать, но поверь мне на слово, что у нас серьезная служба безопасности, Марта дело поставила вполне профессионально.

– Да уж. Я опомниться не успела, как вы меня скрутили и в браслеты заковали.

– Алиса, ну прости меня, пожалуйста, я тогда не знала, что ты такая хорошая.

– Да не извиняйся, ты просто делала свою работу.

– Слушай, а этот твой коллега, он кто?

– Гольдштейн, фотограф. Мой единственный и самый верный друг. Когда-то давно он за мной ухаживал, даже замуж звал.

– А ты?

– А я отказалась.

– Почему?

– Не знаю… У меня тогда такие амбиции были, очень много я о себе представляла, только из Москвы приехала, а тут какой-то еврей-фотограф со своими ухаживаниями. Ты меня понимаешь?

– Да. Так у тебя нет никого, в смысле…

– Есть.

– А кто, если не секрет?

– Ну, ты же никому не скажешь?

– Обещаю.

– Один друг детства, преподаватель университета, доцент.

– А чего замуж не выходишь?

– Семья у него, Анечка, жена, дети, аж целых трое. И жена его про меня знает, звонила мне с угрозами, в общем, все непросто, Анюта.

– Может, еще выпьем?

– Анька, ты же обещала!

– Ну, обещала, ну, очень хочется, ну, пожалуйста.

– Нет, Анечка, даже не проси, даже не уговаривай. Нет и все.

– Может быть, все-таки да? Немножко.

– Анечка, я же тебе рассказывала про первого мужа, я прошла полный курс «Алкоголизм и его последствия». Даже не уговаривай, не трать времени.

– Ксюнь, ну, пожалуйста, ну, не мучай меня хоть ты, давай выпьем.

– Ксюня? Меня так мама зовет. Нет, не подлизывайся. Нет, я сказала. Я тебя не мучаю, но пить не дам. И давай спать, я не представляю, как ты еще не в отрубе после такого количества выпитого. И не вздумай дождаться, пока я усну и втихаря выпить, со мной эти номера не проходят. Ты, конечно, можешь попробовать отобрать у меня бутылку силой, но учти – просто так я тебе ее не отдам, тебе придется меня убить или связать.

– Ну, что ты такое говоришь, за кого ты меня принимаешь? Неужели я кажусь настолько подлой и беспринципной? Я обижусь сейчас!

– Ладно, не обижайся, и давай спать.

– Давай. Спокойной ночи. Я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю, Анечка, но ты меня пугаешь своей тягой к алкоголю. Не надо, ладно? Это очень страшно.

– Ладно, проехали. Спи.