Гости будут довольны или Рассказ света приехала в гости чтобы я ее выебал Часть 2

Она

Выпученные глаза Сиси были налиты кровью. Широко открытый рот жадно хватал воздух. Упершись подбородком в колодку, она пыталась увидеть хоть что-нибудь. Мелькающая под ногами узкая тропинка сливалась в однообразную серую ленту.

Горячий лошадиный бок ударил ее в плечо. Отшатнувшись в сторону, она едва не упала, чудом удержавшись на ногах. Ее ногу с силой дернуло в сторону, босая ступня налетела на корень. Едва не потеряв сознание от боли, она продолжала бежать.

Легкие разрывались, требуя передышки. Второе и даже третье дыхание уже давно остались позади. Спину обожгла острая боль, заставив ее пошатнуться. Обогнав бегущих женщин, Малыш поигрывал тонким хлыстом. Ухмыльнувшись, он снова взмахнул рукой. Поперек лица Сиси вспухла алая полоса. Из рассеченной губы на колодку закапала кровь. Ударив пятками лошадь, Малыш неторопливой рысцой двинулся дальше. Перед глазами женщины мелькнули бледные худые ягодицы. Звездочка лежала, перекинутая через луку седла позади подростка. Руки и ноги девочки были связаны вместе под брюхом лошади. Измученная, она упала на землю вскоре после того, как их выгрузили из машины. Поднять ее не смогли ни побои, ни угрозы.

Теплая, чуть влажная земля мелькала под босыми ногами. Деревья, обступившие узкую тропинку, сливались в неясную зеленую полосу. Она и Сися бежали рядом, упираясь друг в друга плечами. Колодка сковывала их шеи вместе, не давая разойтись. Ее правая нога была прикована короткой цепью к левой ноге Сиси. Руки обоих женщин были скованы за спиной. Бег продолжался.

Он

Остановив лошадь, он легко спрыгнул на пружинящий под ногами травяной ковер. Да, воистину, ради такого зрелища стоило почти два часа ехать на автобусе, а потом еще столько же верхом. Высокие статные сосны зеленой стеной обступали маленькую полянку, покрытую мягкой травкой. Весело журчала неподалеку неглубокая горная речка. Тишину нарушал лишь оживленный птичий гомон. Зеленый уголок девственной природы неподалеку от безжизненной бескрайней пустыни казался детской сказкой. С наслаждением вдохнув хрустально чистый воздух, он потянулся. Мягкий влажный нос ткнулся ему в плечо, и он погладил его ладонью. Тихо заржав, лошадка нетерпеливо переступила копытами, требуя угощения.

- Подожди, сейчас, - оглянувшись по сторонам, он поискал Виктора.

Спешившиеся гости неторопливо бродили по поляне, восторженно глядя по сторонам. На эту прогулку решились восемь человек, включая одну женщину. Остальные предпочли остаться в прохладе и покое в окружении прелестниц, предоставленных хозяином. Вчерашняя ночь оказала слишком сильное впечатление, и не все жаждали продолжения так скоро. Один из гостей, которого стошнило во время заключительных пыток, собрал вещи и уехал, не дожидаясь утра. Конечно, денег ему никто не вернет.

Подросток, которого Виктор называл Малышом, торопливо разгружал вьючных лошадей, угрюмого вида азиат хлопотал у костерка. Виктор оживленно что-то объяснял сухопарой даме.

Его Белоснежка вместе с приземистой грудастой девушкой сидели на корточках, все еще пытаясь отдышаться. Покрытая потеками пота массивная колодка словно отсекала их головы от тел, и ему казалось, что светловолосая головка лежит на блюде, готовая к подаче на стол. Женщины мелко дрожали от усталости, обнаженные груди забавно покачивались, касаясь сосками колен. Неподалеку в траве лежало маленькое тельце, похожее на сломанную и брошенную куклу. Звездочка. Так, кажется, звали эту девочку. Нежное, голенькое тельце. Одно из блюд в сегодняшнем меню. Интересно, кто сегодня умрет? Хорошо бы не Белоснежка. Прикрыв глаза, он вспоминал вчерашнюю ночь, ее белое тело, растянутое на стене, брызги крови с плети палача, скатывающиеся по бледному лицу.

Виктор призывно замахал рукой, и гости, переговариваясь, пошли к походным столикам, накрытым посреди поляны.

Она

Течение было такое сильное, что она еле устояла на ногах, поскальзываясь босыми ногами на склизких камнях. От ледяной воды мгновенно онемели ноги.

- Давайте, ну. Подмывайтесь. И письки не забудьте, - развалившись на берегу, Малыш поигрывал концами цепочек, привязанных к их ошейникам. Опустившись в хрустально чистую воду, она в оцепенении смотрела на свое отражение. Пересохшее горло отчаянно требовала этой живительной влаги, в которой она стояла. Из воды на нее смотрело бледное лицо с мертвыми глазами, облепленное спутавшимися в сосульки русыми прядями. Ее лицо. В отчаянии она опустила в воду голову, пытаясь получить хоть каплю влаги сквозь плотный резиновый кляп, раздирающий губы.

- Нет, так дело не пойдет. Вышли на середину, сели на жопы. Вы двое напротив друг друга. Ты, грудастая, раздвинь ей ноги, а ты, мокрощелка, вымой ей щелку. С песочком. Да тщательнее.

Упершись ступнями в ее лодыжки, Сися старательно развела ее ноги.

- Шире, шире, - от боли в паху у нее потемнело в глазах. Сильное течение сносило ее назад, и она с трудом удерживала равновесие, вцепившись в камни скованными за спиной руками. В этом месте было довольно глубоко, и стремительно несущаяся вода завивала упругие буруны вокруг ее шеи.

Осторожно переступив через ноги женщин, Звездочка присела на корточки напротив нее, держа в пригоршнях серый песок с берега. Тонкие руки, перетянутые в запястьях блестящей полоской стали, опустились в прозрачную воду. Женщина почувствовала, как тонкие пальцы скользнули в ее лоно, высыпав внутрь мокрый песок.

Острая боль заставила ее вскрикнуть. Она дернулась, но Сися крепко удерживала ее ноги. Острые песчинки больно раздирали нежную плоть.

- Сильнее три, - Звездочка испуганно посмотрела на берег, и ее руки задвигались быстрее. Погрузив во влагалище женщины обе руки, она торопливо принялась растирать горячее лоно песком. Потом сходила за второй пригоршней.

- Жопу тоже протри. Вдруг кому понадобится, - Малыш гаденько рассмеялся.

От ледяной воды перехватывало дыхание. Руки и ноги онемели, зато промежность, растертая до крови, горела как в огне. Быстрое течение вымывало оставшиеся песчинки, принося слабое облегчение. Упираясь ступнями в лодыжки Сиси, женщина тупо смотрела в узкую спину склонившейся девочки и с тоской думала о том, что ее ждет дальше.

Вероятно в пищу был подмешан легкий наркотик, потому что такого возбуждения он не испытывал никогда, даже вчера. Поднявшись из-за стола, он нетвердой походкой направился в угол поляны.

Легкие переносные ширмы создавали иллюзию уединения, хотя ему казалось, что если бы их не было, все было бы также. Несколько хрупких панелей составляли три кабинки, прикрытые тонкими занавесками. Средняя занавеска была небрежно откинута, и еще на подходе он услышал сдавленное рычание. Маленькое тельце девочки было почти незаметно под навалившейся на нее громоздкой тушей. Обрюзгшая белая задница ритмично двигалась взад-вперед, и ее обладателю было на все наплевать. Покачав головой, он рывком отодвинул крайнюю слева занавеску, краем глаза заметив быстрое движение. Повернув голову, она слепо смотрела перед собой, пытаясь увидеть что-нибудь сквозь плотную черную повязку. Задернув занавеску, он принялся расстегивать ширинку. От одного вида обнаженного тела член встал, вырываясь из плена брюк.

Женщина лежала на мягкой душистой траве. Вытянутые над головой расставленные руки были привязаны к колышкам, вбитым глубоко в землю. Широко расставленные ноги были согнуты в коленях так, что пятки почти касались ягодиц и привязаны к другой паре кольев. Навалившись на белое беззащитное тело, он обеими руками сжал мягкие упругие груди. Соски женщины сжимали туго затянутые петельки из тонкой лески, конец лежал на ее животе. Широкое резиновое кольцо, распирающее ее розовые губы, мешало впиться в них поцелуем, тем более он знал, для чего это кольцо. Не в силах больше себя удерживать, он с размаху вонзил твердый, как железо член в распахнутое розовое лоно.

Она снова закричала. Каждое прикосновение к растертому в кровь влагалищу приносило невыносимую боль, но ее крики никого не смущали. Один насильник сменялся другим. Некоторые кончали сразу, как только входили в нее, некоторые не могли кончить долго, и тогда ее терзали по часу. Не в силах больше двигаться, она замирала, надеясь, что ее оставят в покое. Тогда очередной насильник привязал леску к ее соскам, и теперь любое прикосновение к ним вызывало жгучую боль. Теперь за концы лески дергали ее мучители, заставляя ее подыгрывать. Иногда они шли подряд, иногда ей давали передохнуть, и тогда она слышала, как за тонкой ширмой кричит Звездочка. Несчастная девочка, еще не готовая к половым актам, тем более таким многочисленным и жестоким, от которых страдали взрослые женщины.

Горячая струя наполнила ее чрево, и она облегченно вздохнула, но тяжелая туша, прижимающая ее к земле, не собиралась уходить. Громко сопя, мужчина уселся на ее грудь, и она почувствовала во рту соленый мокрый конец.

Острая боль в сосках заставила ее вскрикнуть, но крик захлебнулся. Рот наполнился чужой отвратительной плотью. Она задвигала языком, вылизывая эту плоть, жалея только, что не может вцепиться в нее зубами.

Теплый шершавый язык скользил по его члену, и он расслаблено откинулся назад, поигрывая концами лески. Тонкие петельки были почти незаметны, впившись в нежную плоть. Когда-то острые вызывающе торчащие соски разбухли, превратившись в налитые кровью шарики.

Почувствовав, что член снова стал набухать, он вынул его изо рта женщины. Приподняв ее ягодицы, он примерился и силой вошел в узкое горячее отверстие заднего прохода. Женщина закричала, тело под его руками напряглось и бессильно опало, а он продолжал вгонять свой член все глубже и глубже.

Бесшумно двигающийся Малыш повесил над распластанными телами фонарь "летучая мышь", и только теперь он понял, что стемнело. Обессилено развалившись на стуле, он нашарил первый попавшийся бокал.

Ширмы убрали, и теперь они лежали рядом. Две женщины и маленькая девочка между ними. Кроме Белоснежки, в которую он кончил шесть раз, он попробовал и толстую грудастую хохлушку, и эту бедную соплюху. Входить в узкое, неразработанное отверстие не достигшей нужного возраста девочки ему не понравилось, зато понравилось полному низенькому господину, который сейчас нервно утирал пот с лысины. Он ходил к девочке раз десять. Впрочем, не побрезговал он и остальными. Даже высокая, сухопарая дама посетила все три кабинки, вооружившись огромным вибратором. У каждого свои причуды и привычки.

Она стояла на коленях, заложив за затылок руки. Рядом стояла Сися. Измученные женщины молча смотрели в огонь. Вокруг прохаживались хорошо одетые люди, оживленно разговаривая и жестикулируя. Нормальные с виду люди. Те самые, которые насиловали их, которые били и издевались над беззащитными женщинами. Сейчас они тоже собирались смотреть. Посреди поляны Малыш связывал руки Звездочке. Стоя на коленях, девочка покачивалась. Ее глаза были закрыты. Тело непроизвольно вздрагивало, когда веревка впивалась в вывернутые за спину запястья.

Шатаясь из стороны в сторону, медленно ступая босыми ногами по мягкой травке, девочка пошла в лес. За ней потянулись гости. У костра остался только Малыш. Помахивая палкой, он неторопливо обошел костер.

- Ложитесь, пяточки вместе. Десять ударов.

Вжавшись лицом в траву, она изо всех сил пыталась не крикнуть, потому, что за каждый крик Малыш обещал дополнительный удар. Ступни горели, как будто их жгли огнем, но эта боль все равно была слабее той, что ей пришлось вынести. Сися себя контролировала хуже, получив еще пять ударов.

Где-то на опушке леса кричала Звездочка. Длинные протяжные крики ребенка продолжались, казалось, всю ночь. Девочка кричала все тише и тише. Сквозь обступившие поляну деревья, они видели отсветы большого костра, разведенного в стороне от лагеря. Оттуда и доносились крики. Потом они прекратились. Вскоре на поляне появились гости, вполголоса обсуждая увиденное. Звездочки с ними не было.

Он

…Язычок алого пламени, жадно пожирающего сухие ветки, вытянулся вверх. Пытаясь спастись от жара, девочка извивалась, стараясь подтянуть вверх ноги, но тяжелый камень, подвешенный к ее лодыжкам, тянул легкое тело вниз. Вытянувшись, язык огня лизнул маленькие босые подошвы, обильно смазанные жиром. Затрещала, сгорая, кожа, и тогда девочка тоненько завыла…

Откинув в сторону легкое одеяло, он осторожно выбрался из палатки и закурил. Крики девочки до сих пор отчетливо звучали в его голове. Если предыдущие два дня он наблюдал за смертью через толстое стекло, отсекающее вонь и кровь, и дающее безопасное ощущение кинотеатра, то сейчас…

Светало. Где-то далеко в небе уже виднелось несмелое зарево рассвета. Поежившись, он вытянул из палатки куртку и завернулся в нее. Утро здесь было таким зябким, что напоминало скорее зимнее. Костер догорал, отбрасывая на деревья последние отсветы умирающего пламени. Малыш, нахохлившийся возле костра, спал, завернувшись в бушлат.

Они сидели чуть поодаль. Обнаженные тела неясно белели в дрожащем полумраке. Осторожно ступая по мокрой от обильной росы траве, он подошел поближе.

Услышав шаги, одна из фигур подняла голову и тихо застонала. Приглядевшись, он разглядел большие, отвисшие груди, покачивающиеся почти у пупка, и брезгливо обошел девушку.

Связанные за спиной руки женщин были вздернуты высоко вверх на привязанной к суку веревке. Уперевшись друг в друга выставленными назад ягодицами, они почти висели на руках. Скрещенные лодыжки женщин были связаны между собой так, что одновременно стоять могла только одна из них, и то на вытянутых пальцах. Вторая могла только висеть на вывернутых руках.

Он провел пальцами по белому как мрамор и такому же холодному телу, покрытому каплями воды. Задержался на груди, которую сегодня так часто стискивал. Голова женщины бессильно покачивалась, свесившись на грудь. Она не реагировала ни на его прикосновение, ни, похоже, на боль.

Наклонившись к ее уху, он отбросил в сторону светлую прядь.

- Ты все равно будешь моей. Ты, и твоя дочка. Запомни это.

Повернувшись, он отправился спать дальше.

День четвертый

Она

Склонившись над телом дочери, она тихо плакала. Не имея возможности даже прижать к себе хрупкое тельце, свою кровь и плоть, она тихо подвывала. Обжигающе горячие слезы стекали по подбородку и капали на грудь. Девочка шевельнулась и слабо застонала. Подавшись вперед всем телом, она взвыла от боли в руках.

После того, как Пышка днем попыталась разбить себе голову о прутья, прошло уже очень много часов. Окровавленную, но живую женщину унесли. Вскоре их выгнали на улицу.

Пышка сидела посреди двора на высоте около метра. Пятки женщины были подтянуты к связанным за спиной рукам. Пышка сидела на колу - гладко оструганном шесте, толщиной сантиметров десять, загнанном в ее задний проход. Под ягодицами женщины находилась тонкая перекладина, на глазах опускающаяся вниз. Свежеструганное дерево было залито кровью, собирающейся под колом в большую лужу. Пышка умирала долго и мучительно. Грузное тело очень медленно опускалось вниз, и острый кол все глубже входил в ее тело, разрывая кровоточащую плоть. Солнце уже перевалило за половину неба, когда тело женщины изогнула последняя судорога. Кожа между ее отвисшими коричневыми грудями лопнула, выпуская наружу окровавленный острый кончик кола. Уже мертвое тело некоторое время слабо подергивалось. Потом все закончилось.

После этого их загнали в клетку. Потом за Машей пришли. Кажется, она кричала, билась, умоляя пощадить ребенка. Маша до самого последнего момента оглядывалась, неловко переминаясь по холодному полу, и в ее глазах стояла такая мольба, что женщину выворачивало наизнанку. Глядя в узкую спину дочери, тонкие руки, сложенные на пояснице и перечеркнутые сталью наручников, она снова впала в оцепенение.

Когда Малыш забросил в клетку бесчувственное тело, она закричала.

Балансируя на пальцах ног, стараясь зацепиться им за решетку пола, она попыталась подобраться к дочери поближе. Короткая цепочка наручников отбросила ее назад, и она повисла на руках, захрипев от боли.

Они сидели на корточках - Сися, Певица и она. Вытянутые вертикально вверх руки женщин были просунуты сквозь прутья потолка и окольцованы наручниками, не позволяя им ни разогнуться, ни встать, перед ними лежало тело ее дочери.

- Не надо, пожалуйста, не надо, - упершись ногами в низкий порожек, она отчаянно мотала головой.

- Умоляю вас, - она пыталась повернуться, что бы сказать молчаливому Саиду. Она готова была на что угодно.

Тычок в спину бросил ее вперед, и она упала на пол, ударившись грудью о железное кресло. Она сразу узнала это место. Сразу, как только Саид открыл толстую дверь, обитую слоем звукоизоляции. Эту комнатку, чуть больше квадратного метра, это кресло. Только тогда в нем сидела Гюльчатай.

Из женщины как будто выдернули стержень. Силы враз покинули измученное тело. Разум еще кричал, протестовал, умолял, но тело уже не слушалось. Она смотрела на толстый гладкий штырь, покрытый коричнево-красными потеками, торчащий из середины сидения.

Как будто со стороны она смотрела, как Саид забросил ее тело в кресло, застегивал ремни на ее запястьях и лодыжках. Острая боль пронзившая тело, когда в задний проход с силой вошел страшный штырь, заставил ее закричать. Жесткая кожа обхватила ее расставленные бедра, пристегивая их к подлокотникам. Еще один ремень сжал ее грудную клетку с такой силой, что перехватило дыхание. Обернувшись вокруг спинки, он намертво прижал ее связанные за спинкой руки к креслу. Следующий ремень поперек лба вдавил в высокую спинку ее затылок. Потом она перестала видеть, потому, что ее веки приклеили кусками пластыря ко лбу. Открытые глаза мгновенно заволокли слезы, и она не могла их стряхнуть. Она уже не видела, как к ее телу прикрепляют провода, но чувствовала каждый из них, сопровождающийся вспышками боли. Проводов было много, гораздо больше, чем было на девочке, и каждый из них сулил страдания.

Сквозь муть, застилающую глаза, она еще видела огромное зеркало, в которое почти упиралась вытянутыми ступнями. Но она видела за зеркалом толпу пьющих и жрущих маньяков, заплативших огромные деньги, чтобы полюбоваться на ее страдания. Она, молодая, сильная женщина, имеющая замечательного мужа и прекрасную дочь, никому никогда не сделавшая ничего плохого. В конце двадцатого века, рядом с большими красивыми городами, в которых жили хорошие люди. Она сидела, совершенно голая, беспомощная, насажанная как на кол на ужасный штырь, опутанная проводами и ждала нечеловеческих мук. Не потому, что была в чем-то виновата, а потому, что так захотелось кучке зажравшихся подонков, готовых на все ради краткого наслаждения. Больше всего ей хотелось умереть. Умереть вместе с дочерью, не дать им возможности любоваться на агонию их тел.

Приподняв голову, женщина громко завыла. И тогда включился свет. И перед женщиной распахнулись ворота ада.

Он

Подняв руку, он машинально взглянул на часы. Пытка продолжалась второй час. За это время он четыре раза подходил к пульту, каждый раз испытывая небывалый всплеск энергии. Неторопливо подойдя к пульту, он пробежал пальцами по кнопкам. Простая вещь. Два ряда пронумерованных тумблеров и ручка реостата.

Белоснежка сидела так близко, что если бы не тонкое стекло, он мог коснуться ее вытянутой рукой. Покрытое крупными каплями пота тело сотрясала мелкая дрожь. Из раскрытого рта доносилось хриплое дыхание. Так и есть. Отойдя от пульта, низенький упитанный господин не выключил ток. Он глянул на схему. Внутренние половые губы. Да, это наверное больно. Щелкнув выключателем, он смотрел, как опало и расслабилось крепко привязанное тело. Пытать взрослую сильную женщину было гораздо интереснее. Быстро выдохшаяся девочка даже под действием стимулятора скоро стала напоминать дергающуюся куклу, а на третьем часу даже стимуляторы не могли привести ее в сознание. Белоснежка была вынослива. Ей еще ни разу не кололи наркотик, а она оставалась в сознании. И все время кричала. Он снова глянул на схему. Проводов стало гораздо больше, открывая широкий простор для экспериментов. Пальцы рук и ног, несколько самых чувствительных точек на подошвах, уши, виски, соски, лобок, малые и большие половые губы, клитор, шейка матки. Без внимания не осталась ни одна болевая точка.

Он задумчиво посмотрел в стекло на ноги женщины, почти упирающиеся пальцами в стекло. У Белоснежки были красивые ступни. Это он отметил еще на пикнике. Изящные, небольшие, размер 35-36, не больше. С длинными тонкими пальцами и высоким элегантным подъемом. Покрытые коркой грязи, сбитые в кровь, они сейчас покачивались перед его глазами. Тонкие провода были обернуты вокруг мизинцев, еще три были приклеены к подошвам - два на пятке и один в середине ступни. Он щелкнул выключателем, потом вторым. По телу женщины пробежала судорога. Оно напряглось, открылся рот, готовый исторгнуть вопль. С сожалением хмыкнув, он повернул ручку реостата.

Она

Жжение в промежности стало невыносимым, и женщина захлебнулась собственным криком. Боль все усиливалась. Ей казалось, что в ее влагалище медленно заталкивают раскаленный прут, выжигая чувствительную нежную плоть. Нижняя часть тела онемела, и ей казалось, что все ее тело сжалось до одной маленькой точки на клиторе. До эпицентра невыносимой, нечеловеческой боли. По ее бедру побежала теплая струйка, стекая вниз и капая с поднятых вверх ног. Последний спазм был так силен, что она решила, что умирает. Эта счастливая мысль промелькнула в ее голове так быстро, что она едва успела почувствовать облегчение. Боль исчезла так же внезапно, как появилась, оставив за собой судорогу, скрутившую тело. Она снова вернулась в страшную реальность.

Сися не хотела выходить, упиралась, кричала и даже пыталась лягаться. Оглушив девушку электрошокером, Малыш выволок ее из клетки. Потом увели Певицу.

Истошные вопли она услышала, как только Саид открыл дверь в страшный коридор. Через полуприкрытую дверь она увидела Сисю. Девушка была подвешена к потолку за одну ногу, а невысокий человек хлестал ее плетью по промежности. Певицу завели в зал.

Он

Неслышно подобравшись сбоку, Малыш тихо шепнул ему в ухо:

- Все готово, господин. Пойдемте со мной.

Поднявшись с кресла, он потянулся. Внимание зала было приковано к стеклу. Сухопарая дама выкручивала рукоятку, подавая ток на соски Белоснежки. Изгибающееся тело трясло, истошные вопли срывались на жалобный писк. Груди подергивались в каком то жутковатом танце. Легкий дымок сорвался с левого соска, мгновенно растворившись в воздухе. На его уход никто не обратил внимания.

В коротком коридоре было всего четыре двери. Толстые, железные, обитые изолятором. Около третьей двери стояла на коленях, упершись лбом в стену, голая девочка-узбечка, которую накануне они видели в кресле. Услышав шаги, она повернула голову и тут же отвернулась.

- Ждет клиента. Отлучился в уборную, - Малыш ловко открыл последнюю дверь.

Крохотная комнатка размером три на два метра была ярко освещена мощной лампой. Стул, маленький столик и шкафчик. В углу скромно притулился железный умывальник.

- Все инструменты в шкафу. Если что-нибудь понадобится, например, приспособления или врач, вот кнопка. Прошу, - он протянул на ладони связку из двух маленьких ключей.

- Поменьше от наручников, побольше от кандалов, - пояснил он торопливо. Покачав на ладони легкие, почти невесомые ключи, он машинально сунул их в карман. Малыш незаметно исчез, тщательно прикрыв за собой тяжелую дверь.

Она стояла посреди комнатки, прямо под лампой. Видимо ее поставили здесь, и она покорно стояла, хотя наверняка мечтала забиться в самый темный угол. Девочка была даже моложе, чем он думал. От силы лет 13-14. Худенькая, с маленькими острыми грудями, узкими костлявыми бедрами. Черная повязка на глазах не давала разглядеть ее лицо, но подбородок был похож на материнский, только волосы были светлее. Почувствовав его взгляд, девочка напряглась, еще плотнее сдвинув бедра и сгорбившись.

Подойдя к девочке, он развернул ее спиной, расстегнул маленькие, словно игрушечные, блестящие наручники, туго охватывающие тонкие запястья, и сунул их в карман. Ножные кандалы оказались неожиданно тяжелые, никак не меньше трех килограммов. Толстые стальные браслеты были явно рассчитаны на детскую щиколотку, и он покачал головой, представив, какую тяжесть таскают на ногах взрослые женщины. Все правильно. Он вспомнил, как тяжело и неловко они бежали. Покопавшись в шкафчике, он быстро отыскал то, что хотел. На концах толстой деревянной палки были прикреплены широкие кольца из твердой как камень кожи. Чуть пониже он заметил маленькие петельки из капронового шнура, когда то белого, а теперь грязно серого с красными прожилками. Петельками, похоже, пользовались чаще ремней, и правильно, он тоже не любил дешевый садомазохизм. Прикинув рост девочки, он подумал, что рассчитанная на взрослую женщину палка длинновата, зато и висеть она сможет дольше.

Девочка послушно завела руки за спину, обхватив ладонями локти, и он тщательно связал хрупкие запястья. Обнаженное тельце мелко дрожало. Он посмотрел на ее босые ноги, зябнущие на гладком бетонном полу. Она совсем по-детски смешно поджимала пальцы.

- Встань на колени, - пододвинув стул, он сел возле девочки.

- Подними голову. Выше. Вот так. Теперь мы поговорим. Как тебя зовут?

- М-М-Маша, - тихо пискнула девочка, послушно глядя ему в лицо невидящими глазами.

- Хорошо, Маша. Сколько тебе лет?

- Четырнадцать. Почти.

- А как зовут твою маму? Ты ведь с мамой здесь?

- Лена. Елена. А где она? Пожалуйста. Скажите!

- Мама сейчас развлекает людей. Как актриса. И ты тоже будешь. Вы ведь для этого здесь.

- Я не хочу… Пожалуйста, не бейте меня. Пожалуйста, - из-под повязки по щекам девочки побежали слезы.

- Ты девственница, Маша? Отвечай! - девочка испуганно закивала головой.

- Это хорошо. А ты умеешь делать минет?

Она

Последняя пытка высосала из нее все силы. Боль нарастала очень медленно, не прерываясь ни на секунду. Пропущенный от заднего прохода к пяткам ток выжигал ее внутренности с такой силой, что ей казалось, она сходит с ума. Она снова обмочилась, потом теплые вонючие струйки побежали по штырю у нее между ягодиц и скоро она сидела в зловонной луже. В ушах звенело, и она не слышала собственных криков. Пальцы правой ноги уперлись в прохладное гладкое зеркало. Ток стал сильнее, хотя сильнее быть уже не мог. Потом все снова кончилось, и она бессильно опала в кресле.

Он

- Хорошо, Маша, хорошо, - он с силой втолкнул член еще глубже в рот девочки. Похоже она задыхалась, но это его не волновало. Неумелый маленький язычок скользил по его коже, возбуждая все сильнее и сильнее, пока…

Эрекция была настолько сильная, что он задохнулся от восторга. Вцепившись в мягкие русые волосы, он задрал голову девочке, заставляя проглотить сперму.

- Дяденька, у меня затекли руки. Пожалуйста, отведите меня к маме. Я сделала все, что вы хотели.

- Еще не все, Машенька. Сядь на попку, расставь ножки.

- Дяденька, мне больно рукам, пожалуйста, - размахнувшись, он хлестнул девочку по щеке. Тонко вскрикнув, она упала навзничь.

- А теперь, сучка, сядь на жопу и расставь ноги, - маленькая узкая ступня девочки целиком помещалась в его ладони. Даже ее ноги были похожи на ноги матери. Такие же изящные и небольшие.

- Говоришь, к маме? Ну, пойдем!

Она

Женщина кричала. Кричала во всю силу сорванного горла. Кричала потому, что эту боль невозможно было терпеть, и она могла только кричать. Дикие судороги сотрясали привязанное тело снизу до верху, наполняя нестерпимыми страданиями каждую его клетку. Сильнейшие удары, направленные прямо в шейку матки, дополнял ток, проходящий через соски. Ее тело подбросило вверх. Длинная струйка мочи вырвалась из ее тела и разбилась о стекло разноцветными брызгами. И тут она услышала крик. Кричала не она, кричал ребенок. Превозмогая боль, она повернула голову. Дверь была открыта. Сквозь туман, застилающий глаза, она увидела небольшую, мутную фигурку. Маша смотрела на мать широко открытыми глазами и кричала не переставая.

- Уходи, - единственное, что смогла вымолвить женщина, прежде чем ее настиг очередной спазм, и она закричала. Они кричали друг другу в лицо. Привязанная к креслу голая мать, которую пытали током, и ее голая дочь со связанными за спиной руками, неподвижно застывшая в проходе.

Он

Присев между расставленными ногами девочки, он пододвинул поближе палку. Накинув на большой палец левой ноги петельку, он туго затянул ее. Потом так же поступил с правой ногой.

- Я не буду тебя сегодня мучить. Хотя заплатил за это, - он посмотрел в промокшую от слез повязку, скрывающую ее глаза. Плечи девочки часто вздрагивали от рыданий, но теперь у нее во рту сидел плотный резиновый кляп. Девочка находилась в глубоком шоке. Увидеть собственную мать, голую, утратившую от боли человеческие черты, истошно вопящую и мочащуюся под себя. Такое зрелище не забывается.

Девочка, даже извивающаяся, оказалась на удивление легкой, и он без труда подтянул почти к потолку хрупкое тельце. Подвешенная за большие пальцы ног, девочка громко мычала сквозь кляп.

- Та боль, что ты сегодня испытаешь, это только маленькая толика той боли, которая тебя ждет, - он наклонился к голове девочки, прикоснувшись губами к розовому ушку.

-Тебе кажется, что тебе больно. Поверь, я постараюсь причинить тебе в стократ большие страдания. Тебе и твоей маме. Я буду приходить к тебе каждый день. И каждый день станет для тебя новым кошмаром. А теперь я пойду к твоей маме. Она совсем заждалась. А ты поразмышляй пока над тем, что ты увидела, и что тебя ждет. Скоро на месте мамы окажется ее дочь. Может быть уже завтра.

День пятый

Она

Спазм боли, выворачивающий внутренности наизнанку, скрючил ее тело в тугую пружину. Скорчившись, она уткнулась лицом в колени, пытаясь удержать рвущийся вопль. Маша едва-едва заснула, прильнув к боку матери и обхватив ее руками. Ее руки оставили свободными, за что женщина была благодарна палачам. Сама она не могла обнять родное тельце. Ее руки были просунуты сквозь прутья стены и окольцованы браслетами. По крайней мере теперь она могла сидеть, вытянув ноги и прислонившись спиной к решетке. После нескольких ночей, проведенных в мучительных, не дающих сомкнуть глаз позах, она была благодарна и за несколько минут покоя.

Маша не сказала ей ни слова, только крепко обняла. Она тоже ни о чем не спрашивал дочь. Рубцы на запястьях, почерневшие и опухшие пальцы ног говорили сами за себя. Маша плакала все время, уткнувшись в ее плечо, и только вот-вот забылась. Она не могла сомкнуть глаз ни на секунду. Судороги, оставшиеся после пыток, пронзали ее тело с головы до пят, заставляя ее непроизвольно мочиться под себя.

Они сидели вдвоем. Сися не вернулась в камеру. Гюльчатай и Певицу привели сразу после Маши. Истерзанные женщины неподвижно пролежали на полу, пока их не увели.

Даже после всего, что ей пришлась пережить, происходящее казалось настолько ужасным, что рассудок отказывался верить. Она сидела на остром ребре деревянной скамьи. Связанные за спиной руки были вздернуты вверх так, что она согнулась почти пополам. Другой конец веревки был перекинут через блок на потолке, и к нему были привязаны руки Маши, сидящей напротив так близко, что подняв голову, женщина могла коснуться губами затылка дочери. Поднятые выше головы и широко расставленные ноги женщины и девочки упирались подошвами друг в друга. Большие пальцы ног матери и дочери были привязаны друг к другу, не позволяя обоим опустить или хотя бы сдвинуть ноги. Обе были голые.

Ужасная поза была придумана для пытки обоих. Острый край глубоко врезался в незащищенные промежности, грозя разорвать тела пополам. Любое движение вывернутыми руками приносило боль другой пленнице. Но сама пытка была впереди.

Малыш деловито цеплял провода на обнаженное тело девочки, не обращая внимания на хриплые мольбы матери. Проводов было мало. На соски, внешние половые губы, клитор. Быстро закончив работу, он неторопливо вышел.

Женщина смотрела на бесстыдно распахнутую промежность дочери, на потемневшие от крови зажимы, впившиеся в нежные розовые складки, на свисающие с маленьких сосков провода, и ее глаза застилали слезы. Маша сидела, опустив голову, ее плечи дрожали.

- Мамочка, - внезапно подняв голову, девочка посмотрела на мать. Теперь они находились так близко, что она почувствовала теплое дыхание на своей щеке.

- Мамочка. Почему они делают это с нами? Почему? - голос девочки сорвался.

- Я не хочу умирать, мама. Не хочу, - потянувшись вперед, женщина коснулась губами губ дочери. Больше она сказать ничего не могла. В следующее мгновение лицо девочки исказилось, глаза закатились. По хрупкому телу прошла длинная судорога, раскачивая веревку, на которой они висели. Ноги задергались, больно стуча пятками в пятки матери. Голова девочки упала на грудь.

- Не надо, умоляю вас! - закинув голову назад, женщина обращалась к потолку, в призрачной надежде, что ее услышат люди, собравшиеся за стеклом. В это время девочка закричала. Потянувшись к дочери, она изо всех сил вытянула шею. Следующая судорога выгнула тело Маши, ее ноги рванулись, растягивая в стороны ноги матери. Голова девочки внезапно откинулась назад, ударив затылком в подбородок женщины. От резкой боли из ее глаз посыпались искры. Крохотное помещение на миг расплылось в разноцветном тумане…

Она тяжело упала назад, сев на холодный шершавый пол, машинально дернула руками. Тупо глядя на серую стену, она медленно приходила в себя. По лицу текло что-то теплое. Облизнув пересохшие губы, она почувствовала знакомый металлический привкус крови. Тихое, змеиное шипение вползло в ее голову и заполнило ее, мешая сосредоточится. Зрение медленно фокусировалось. Нагая, она сидела на корточках, упершись лбом в стену. Руки были стянуты за спиной, ноги закованы в цепи. Впав к короткое забытье, она ударилась лицом о стену. Цепочка событий медленно восстанавливалась в измученном воспаленном мозгу. Подробности неторопливо нанизывались на эту цепочку. Страшные события, которые она хотела бы забыть навсегда. Кажется, их с дочерью пытали недолго. Вернее, пытали только девочку. Ее не тронули. Палачам было достаточно той боли, которую она испытывала, глядя на страдания дочери.

Шипение не прекращалось. Повернув голову, она огляделась. Тяжелая железная дверь была распахнута настежь. По крохотной камере бродил сонный злой Малыш со шлангом в руках. Сильная струя воды с шипением ударялась в пол, разлетаясь на тысячи крохотных капель, смывая коричневые и багровые потеки. Вода. Вода! Не выдержав, женщина попыталась подобрать под себя ноги и подняться на колени, но силы оставили ее, и она тяжело упала на бок. Тогда, извиваясь всем телом, она поползла вперед, не спуская глаз с мутной лужицы, натекшей около порога. Шершавый цементный пол обдирал обнаженную грудь, но она не чувствовала боли, завороженная поблескиванием живительной влаги. Упираясь пальцами ног и выставленным локтем, она рывками сокращала сантиметры, отделяющие ее от цели. Еще немного. Она застонала от напряжения. И упала лицом в мутную зловонную лужу. Цепляясь языком о пол и захлебываясь, она глотала драгоценную жидкость вместе с крошками цемента и склизкими коричневыми сгустками...

... Она стояла на коленях, не сводя глаз с жестяной миски, наполненной чистой, прозрачной водой. Всего несколько сантиметров. Всего. Вытянув шею так, что в ней что-то хрустело, она могла дотянуться до края миски кончиком языка. За эти долгие часы миска раскалилась на солнце. Вода, наверное, была уже похожа на кипяток, но ей было уже все равно. Это была вода. Живительная, освежающая, приносящая облегчение. Вид спасительной влаги, находящейся так близко, и недосягаемой так, как будто она находилась на краю света, сводила с ума. Огромный красный шар солнца, застывший в подрагивающем от жары воздухе, дополнял пытку, облизывая раскаленными лучами обнаженные беспомощные тела жертв человеческой жестокости.

Узкая щель колодки в кровь растирала шею, мешая шевельнуться. Сжав зубы от боли, она повернула голову. Светленькая головка безжизненно упала вниз, упершись подбородком в край колодки. Глаза девочки были закрыты, кисти рук бессильно свисали, касаясь дерева тонкими пальцами. Чуть дальше за Машей виднелась голова Гюльчатай. Девочка узбечка была выносливей. Широко открытые глаза жадно смотрели на миску с водой.

Они сидели на площадке уже третий час. Об этом им заботливо сказал Малыш, изредка прохаживающийся вокруг неподвижных тел. Шеи и запястья пленниц были забиты в узкие дырки колодок, закрепленных на земле, лодыжки привязаны к длинной палке, стоящей на столбиках за их спинами. Они стояли, упираясь в твердую как камень землю кончиками коленей, выставив обнаженные спины и ягодицы под палящие лучи солнца, медленно слой за слоем сжигающего беззащитную кожу.

Зашумели открывающиеся ворота, коротко зашипели тормоза. Широкие босые ступни, заскорузлые от грязи и пота, появились прямо перед ее лицом. Тонко зазвенев, миска покатилась куда то в сторону, и драгоценная влага плеснулась на землю. Исцарапанное грязное колено, тяжело упавшее в крохотную, тающую на глазах лужицу, разбросало вокруг прохладные брызги. Высунув пересохший язык, она торопливо слизывала крохотные капли. Широкое, округлое лицо Сиси было перекошено гримасой боли. Девушка тяжело и надрывно дышала. Капли пота скользили по пухлым щекам, оставляя светлые дорожки на пыльной коже. Левый глаз залепили сосульки спутанных рыжеватых волос. Правый безжизненно смотрел мимо нее.

Сисю рывком подняли на ноги. Мимо ее лица прошли тяжелые подкованные ботинки. Автобус остановился где-то за их спинами. Коротко лязгнула откинутая дверь. Негромко переговариваясь, на землю выпрыгивали люди.

Он

Ступив на твердую землю, он надвинул на глаза бейсболку и вынул темные очки. Солнце палило неимоверно. Ему казалось, он попал в ад, хотя, наверное, в аду прохладнее. Скользнув взглядом по трем согнутым спинам, двум детским, одной такой знакомой, он потянулся за сигаретой. Тело его Белоснежки уже не было таким белым. Неровные красные и коричневые пятна солнечных ожогов, разбросанные по спине и ягодицам, клочья свернувшейся пергаментной кожи на плечах отнюдь не украшали его любимую игрушку. Загар здесь сильно отличался от пляжного. Кожа сгорала мгновенно, особенно у такой белокожей блондинки. Призывно и знакомо белели только внутренняя поверхность бедер и видный ему участок шеи у самой колодки с остро торчащими позвонками.

Хохлушку, согнувшуюся под тяжестью перекладины, уже вывели на середину площадки. Сучковатый сосновый ствол, длиной в полтора метра и толщиной с мужскую руку весил, похоже, килограммов пятнадцать. Теперь он лежал на плечах девушки. Запястья ее вытянутых в сторону рук были крепко привязаны к концам перекладины. Ствол Малыш добыл километрах в десяти отсюда, в предгорье. Ближе к этому дому росли только скрюченные маленькие деревца. Там в уютной прохладе им устроили короткий пикник, после которого все желающие воспользовались гостеприимно раскрытым влагалищем девушки, привязанной к дереву. Потом приземистую, толстую хохлушку, которая к тому же покорно выполняла все приказания, отымели одновременно трое - Малыш, Саид и присоединившийся к ним один из гостей, налившийся виски по самую глотку, используя все естественные отверстия на теле девушки. После пикника Малыш спилил невысокую сосенку и разделал ее на две части. На плечи Сисе уложили верхушку сосны и привязали к ней ее руки. Вторую, более массивную часть, длиной около трех метров, они погрузили в автобус. Всю обратную дорогу Сися бежала рядом с автобусом, неся на себе тяжеленную деревяшку. Сначала гости сгрудились у окна, наблюдая за девушкой, забавно выбрасывающей в сторону ноги, и ее подпрыгивающими отвисшими грудями. потом это зрелище наскучило, и они расселись по своим местам, предвкушая очередное развлечение. Несколько раз автобус останавливали, Малыш выходил, поднимая пинками упавшую, обессилевшую девушку. Потом они ехали дальше. В результате обратная дорога заняла почти два часа, и он успел соскучиться, методично наливаясь джином, доставаемым из маленького автобусного бара.

Она

Мелодичный негромкий стук молотка потонул в истошном вопле. Сися отчаянно сучила ногами, выбивая пятками частую дробь. Длинный гвоздь легко пробил раскрытую ладонь девушки и со стуком впился в сухое дерево.

Низко опущенная голова не позволяла ей увидеть все, но воображение услужливо дорисовывало страшную картину.

Саид уже вкопал посреди площадки трехметровый столб и теперь деловито перебрасывал через пропиленную на его верхнем торце канавку толстую веревку.

Протянув руку, Малыш подхватил второй гвоздь и перешел к левой руке лежащей навзничь девушки.

Он

Закуривая очередную сигарету от окурка предыдущей, он присел на ступеньку автобуса. Хохлушка не переставала кричать. Она оказалась на диво голосистой. Голо-систой - он ухмыльнулся собственному каламбуру. Подставив стремянку, приземистый азиат старательно прикручивал перекладину, на которой висела девушка, к столбу, протягивая веревку крест-накрест за ее спиной. Вытянутое тело уже не казалось низким и полным. А ее груди бесформенными и отвисшими. Правда, сделанные Малышом приготовления привлекательности им не добавили. Стянутые у самого основания тонким шнуром, они напоминали туго надутые багровые воздушные шарики с вытянутыми, набухшими сосками. Туго натянутая веревка соединяла их с распухшим клитором, вытарчивающим из раскрытой промежности. Клитор был также туго перетянут у основания. Сползшая кожица обнажала розоватую чувствительную головку, налившуюся кровью. Большие половые губы были растянуты в стороны и прибиты к столбу маленькими гвоздиками, открывая палящим лучам солнца нежную плоть ее лона. Ступни полусогнутых в коленях ног были прибиты к столбу теми же гвоздями, что и ладони. Веревки на ее запястьях перерезали, и она теперь висела на этих гвоздях, глубоко вбитых в дерево.

Она

Тяжелый пинок отбросил ее назад. Следующий удар пришелся в живот. Скорчившись на холодном полу, она подтянула к груди колени и уткнулась в них лицом, чтобы спастись от новых ударов.

- Сучка, блядь, - Малыш пнул беспомощную жертву в бок.

- Твое счастье, что ты сегодня звезда, блядь, - он отбросил шланг. - Сейчас уберу эту падаль.

Длинный сверток, небрежно прикрытый брезентом, лежал в углу крохотной камеры. С одной стороны торчали маленькие босые ступни, серого, как пол, цвета. С другой - прядь черных волос.

Гюльчатай. Отмучилась. Лицо девочки промелькнуло перед ее глазами. Тихая, покорная, вечно пришибленная. Ей не было и пятнадцати. Как Маше. Чувство глубокой зависти к ушедшей девочке охватило ее, накрыв с головой. Ей больше не грозят мучения, издевательства, насилие. Она уже по ту сторону. Как ей хотелось бы быть на ее месте. Сияющий рыцарь в доспехах не появится, что бы вытащить их с дочерью из этого ада. Отсюда для них был только один выход. Просто для некоторых он был более мучительный, как для Сиси, уже много часов распятой под палящим солнцем, для других менее. Девочке уже это не грозило.

Кряхтя, Малыш нагнулся и, ухватив тонкие лодыжки, потащил тело к выходу. На мгновение мелькнула тонкая рука, потом он выволок тело за дверь. А на пороге появился невысокий сухощавый мужчина в прекрасном костюме. Он не прятал свое лицо и теперь улыбался, глядя ей в глаза.

- Ну вот мы снова и встретились, дорогая.

Она стояла на пороге очередной крохотной комнатки, превращенной в камеру пыток и ждала. Ноги подгибались, и она боялась упасть прямо здесь. Боялась, потому что знала. Пытки станут еще ужаснее. Начиная с позапрошлой ночи ей не дали сомкнуть глаза ни на секунду. Ее тело терзали палачи, потом она сидела, не в силах пошевелиться, и палачом стало солнце. Потом снова пытки, на этот раз другие. Улыбающегося господина, который изнасиловал ее три раза, сменили другие люди. Она едва успевала отдышаться, как очередной насильник карабкался на нее сзади. Она лежала лицом вниз на хрупком низком столике. Ее руки и ноги были привязаны к ножкам, голова беспомощно свисала с края, а высоко поднятые ягодицы призывно ждали очередного насильника. Измученное влагалище отзывалось резкой болью на каждое прикосновение, но это не останавливало палачей, хохотавших над каждым ее слабым стоном. Захлебываясь чужой спермой, она сосала большие и маленькие члены. Держа ее за уши, очередной клиент прижимал ее лицо к волосатому лобку. Отвисшие яички стучали по ее подбородку, а она сипела и дергалась, потому, что другой насильник в это время входил в ее задний проход…

Подняв голову, она посмотрела на Певицу и встретилась взглядом с широко открытыми черными глазами, наполненными болью. Мимолетно. Девушка тут же отвернулась, склонив голову. Деловито посапывая, Малыш перекидывал веревку через свободный блок, приделанный к потолку. Блоков было два, но один был занят.

Певица была подвешена за руки в центре комнаты в метре от пола. Если бы она могла вытянуть ноги, она легко достала бы гладкий цементный пол. Но она не могла. Под коленями широко расставленных ног Певицы была привязана толстая палка. К концам палки была привязана веревка, перекинутая через шею девушки так, что ее ступни были подняты выше головы. Из раскрытого влагалища Певицы торчали провода, свисая на пол и уходя к большому, тихо гудящему ящику.

Она послушно прошла в комнату и села на пол. После изнасилования на нее забыли надеть ножные кандалы, наверное потому, что просто перевели в соседнюю камеру. В отличии от той, здесь было зеркало. Проклятое, огромное зеркало. Она смотрела на Малыша, хлопотавшего между ее раздвинутых ног. С нее сняли наручники и запястья обхватили толстые кожаные ремни. Веревка, перекинутая через шею и привязанная к палке под ее коленями, была такая короткая, что коленями она касалась своих сосков. Малыш шутовски извинился за неудобство, пояснив, что до нее на этой палке висела Гюльчатай, и ему лень переделывать. Потом она повисла в воздухе, касаясь вытянутой ступнёй подмышки Певицы. Знакомая боль во внутренних половых губах, в которые впились зажимы. Клитор, шейка матки, соски. Все это было знакомым и страшным.

Он

Трудно было понять, кто из них кричит громче. Именно так назвал развлечение Виктор - "Песенный конкурс". Вообще они казались очень похожими. Смуглая татарская девушка и белая русская женщина. Конечно, Белоснежка была более взрослая, более высокая, с пышными грудями и широкими бедрами, но сейчас разница скрадывалась. Подвешенные тела казались одинаковыми. Одинаковыми были и их лица, перекошенные судорогой боли, одинаковыми были движения беспомощных тел, раскачивающихся на веревках. Они постоянно сталкивались, попадая босыми ногами в лица друг другу. Конечно, кожа Белоснежки, даже прожаренная солнцем, была гораздо светлее, груди больше, соски и влагалище розовые, а не светло коричневые, как у Певицы, но эти различия казались непринципиальными, когда два тела выплясывали посреди комнаты причудливые фигуры.

Большой палец правой ноги Белоснежки угодил в раззявленные бешенным криком рот Певицы, и та замолчала, захлебнувшись собственным криком.

- Ура, - Виктор встал. - Наша Белоснежка выиграла конкурс. Наградой будет еще один день. Впрочем, я и не сомневался. Девочка далеко пойдет, - легкий недовольный гул прошелся по залу. Гости жаждали продолжения. Гости ведь должны быть довольны.

- Господа, не волнуйтесь. Я приготовил вам занимательнейший сюрприз. Только он рассчитан на одного участника. Тем более, господа, что по вине одного из наших гостей мы лишились Гюльчатай, которая покинула нас так рано, - гости приглушенно рассмеялись.

Он взглянул на часы и удивленно покачал головой. Начало третьего. Пытка длилась немногим более часа, а ему казалось, что прошло минут десять. Время пролетело незаметно. Подходил к концу уже пятый день из обещанной недели. Стремительно, как и все предыдущие дни. Даже если бы он захотел, он не смог бы восстановить в памяти все события промелькнувших дней. Он не мог вспомнить лица женщин, вереницей прошедших по страшному конвейеру. И едва ли мог бы назвать все пытки, через которые они прошли.

Осталось всего два дня. Глядя в закрытое шторкой стекло, он мысленно представил себе эти дни. Вряд ли он разочаруется.

Она

Идти сама она не могла, и Саид тащил ее по коридору волоком. Маша сидела в углу клетки, поджав к груди колени, опустив голову и прижавшись скованными за спиной руками к прутьям. Увидев маму, она неловко проковыляла к ней на коленях и склонилась, коснувшись остренькими сосками ее груди. Слабо застонав, женщина подалась к дочери, и их тела соприкоснулись.

Он

Шторка отодвинулась рывком, и шум в зале мгновенно стих. Гибкое молодое тело Певицы было растянуто в воздухе. К концам одной палки, покачивающейся под потолком, были привязаны ее запястья, к концам другой, закрепленной у пола, - лодыжки. Ступни девушки покачивались в полуметре от пола. Распятое между полом и потолком трепещущее тело было напряжено так, что под тонкой смуглой кожей отчетливо проступали все мышцы.

Около ног девушки стоял маленький столик с разложенными на нем блестящими иглами.

Дверь в камеру отворилась, и на пороге появился низенький, сухощавый, совершенно седой человечек с бесстрастным лицом и раскосыми глазами.

- Этот китаец - великий знаток нетрадиционной медицины, - Виктор картинно повел рукой, требуя внимания.

- Сейчас вы увидите, что иглоукалывание и прижигание может не только лечить, а вовсе даже наоборот.

Коротко поклонившись стеклу, китаец принялся перебирать инструменты. Распятая беспомощная девушка в ужасе смотрела за его руками, дергаясь в бессильной попытке освободиться.

Китаец был действительно великим мастером. Пытка длилась уже три часа, а девушка ни разу не потеряла сознание, несмотря на то, что он не пользовался наркотиками. И все три часа она кричала, не умолкая ни минуту. Кричала, даже сорвав горло, потому что боль была настолько сильной, что не кричать было невозможно. По просьбе гостей Виктор уже давно понизил звук динамиков, потому что истошные вопли были настолько пронзительными, что их невозможно было терпеть. Как со смешком поведал Виктор, девушку звали Зульфия. Она действительно хотела стать певицей, даже занималась вокалом. Мечтая пробиться на сцену, она легко согласилась на работу в ночном клубе и попала в бордель, откуда ее через полгода продали Виктору. Это было ее последнее выступление, ее сольный концерт. Для ограниченного числа слушателей.

Залитое толстым слоем пота обнаженное тело поблескивало в свете мощных ламп. Китаец работал методично, как машина, искусно поднимая девушку на вершину боли, и держа ее на этой вершине, не давая сорваться в спасительное беспамятство. А потом на смену приходила новая боль. Длинные стальные иглы торчали из самых неожиданных мест, кое-где загнанные в тело по самый кончик, кое-где они болтались снаружи, едва проколов кожу. В некоторые места он вонзал иглы несколько раз, некоторые иглы, уже вонзив в тело, накалял на маленькой спиртовке. Как все и предполагали, наибольшее внимание он уделил самым чувствительны местам женского организма - грудям и влагалищу. Сначала он занялся ее маленькими грудями, искусно прокалывая соски и сами груди так, что наружу не выступало ни капли крови. Потом палку, к которой были привязаны ноги Певицы, вздернули высоко вверх, открывая зрителям ее самые сокровенные места; тогда китаец подошел к ступням девушки. Даже легкое прикосновение иглы к подошвам ее ног вызывало такую дикую судорогу, что ему стало в какой-то момент времени не по себе. Каждой ступней китаец занимался не меньше получаса, исторгая из беспомощного тела нечеловеческие вопли. Потом он перешел к ее влагалищу.

Всматриваясь в прозрачное стекло, он пытался понять, куда вонзаются иглы. Большие и малые губы, клитор, розоватые влажные стенки. Даже под током несчастная не кричала так истошно, хотя электроды прикладывали к тем же местам. В клитор Певицы он загнал не меньше четырех игл, одну из них, короткую и толстую прямо в центр головки по самую шляпку. И по-прежнему на поверхность не выступило ни капли крови. Он трудился долго и методично, порой сухие проворные руки исчезали в лоне девушки чуть не по локоть, и с каждым его движением девушка кричала все сильнее, а тонкое тело отчаянно раскачивалось на веревке.

Закончив с иглами, китаец достал тонкий скальпель и маленькие щипцы. Ноги девушки опустили вниз и привязали к полу. Пытки перешли в новую стадию. Острая как бритва сталь легко расслаивала кожу, оставляя только тонкую алую полоску. Разрезав кожу в одном ему известном месте, он щипцами вытаскивал на поверхность оголенные нервы и играл с ними, исторгая из измученного горла жертвы еще более чудовищные вопли.

Пытка продолжалась в общей сложности около пяти часов, и все это время в зале царила абсолютная тишина.

Склонившись к уху Виктора, китаец развел руками.

- Наш друг говорит, что к сожалению у девушки оказалось слабое сердце, иначе программу можно было бы продлить еще часа на три. Он выжал из этого материала все до капли. Очень жаль. Примите мои извинения. Автобус вас ждет, господа.

День шестой

Он

- Господа, минутку внимания, - Виктор постучал ложечкой по бокалу. - Сегодня в нашей кампании почетный гость. Вернее, гостья. Правда, я уверен, что вы с ней хорошо знакомы. Детально, - он улыбнулся. Звяканье цепи в коридоре услышали почти все.

Белоснежка шла неуверенно, ступая босыми ногами по специально выстеленной на ковре клеенке. Она была совершенно нагая, глаза женщины были завязаны.

- Усади ее вон туда, в первый ряд. Не испорти ковер, - Саид подвел женщину к пульту и усадил на пол.

Зал оживленно загудел, потому что за стеклом Малыш заканчивал свою работу. Девочка была уже привязана к креслу, и он прикреплял к обнаженному телу провода.

Отойдя в угол, Саид вернулся, держа в рука тяжелый железный предмет.

- Саид, покажи гостям. Прошу обратить внимание. Редчайшая вещь. Мне изготовили ее по чертежам 16-го века. Она называется Скавенджеровская дочь. Замечательный инструмент, - гости с интересом рассматривали устройство, состоящее из двух толстых железных полос, выгнутых в вершине в виде кольца. По бокам на петлях были прикреплены два кольца поменьше, еще два были прикреплены на концах полос.

- Приступай, Саид, - сняв с женщины наручники и ножные кандалы, Саид продел ноги Белоснежки в нижние кольца и туго затянул их на ее лодыжках массивными винтами. Он обращался с голой беспомощной женщиной, как с резиновой куклой. Зайдя за спину женщины, он принялся сгибать ее тело. Женщина застонала, ее руки зашарили вокруг. В спине Белоснежки что-то тихо хрустнуло. Еще немного. Шея женщины оказалась туго зажата верхним кольцом, зафиксировав ее в согнутом положении, колени стиснуты напружиненными полосами. Саид заставил Белоснежку согнуть руки и затянул боковые кольца на ее запястьях. Потом он легко развернул скрюченное тело лицом к гостям.

- Замечательное изобретение. Расходы минимальны, безопасность абсолютная. Боль не дает думать ни о чем, кроме себя. Это экспериментальное изделие, но я намерен оснастить такими свою маленькую тюрьму, - гости с интересом смотрели на скрюченную женщину, мелко дрожащую от напряжения.

- Хорошо, Саид. Усади ее в первый ряд поудобнее и развяжи глаза. Нам пора начинать.

- Умоляю вас, пожалуйста, пожалуйста. - женщина упала на бок и застыла, не в силах пошевелиться. Он впервые слышал ее голос не из динамиков, а в живую. У Белоснежки оказалось приятное мелодичное контральто. Хорошо разбираясь в музыке, он вполне способен был его оценить. Голос вполне подходил ей. Даже сорванный после пыток, он звучал очень мило, а мольба была способна растопить камень.

- Пожалейте девочку… Она еще совсем ребенок… Не надо, - пытаясь перевернуться, она смешно дергала ягодицами, ворочаясь на расстеленной клеенке.

Маша закричала. Тонко, пронзительно, срываясь на жалобные подвывания. Маленькое тело, казавшееся еще меньше на пыточном кресле, извивалось все сильнее.

- Да, конечно, господа. Все желающие. Она в вашем распоряжении, - выслушав низенького пухлого господина, Виктор сделал приглашающий жест, и господин заспешил к скрюченному на полу телу, расстегивая на ходу штаны.

Упершись щекой в холодное безжизненное стекло, она ритмично билась о него лбом в такт движениям очередного насильника. Ее губы все еще шевелились, беззвучно умоляя их прекратить пытку. Она не чувствовала своей боли, отступившей на задний план. Она смотрела на дочь, сидящую так близко и так далеко. А Маша не переставала кричать...

День седьмой

Он

Откинувшись на стуле, он скучающе повернулся к торцу стола. Виктор выглядел невероятно импозантно. Отличный белый костюм великолепно сидел на его сухощавой ладной фигуре.

- Наша встреча подходит к концу, и мне, как, надеюсь, и вам, жаль расставаться. Я также надеюсь, что предоставленные вам зрелища оправдали ваши надежды, и безусловно хотел бы увидеть вас всех снова. Я хотел бы поднять этот бокал за удовлетворение наших потребностей. Каждый человек имеет право на все, что может себе позволить, - выслушав негромкие хлопки, Виктор поклонился.

- Конечно, я постараюсь, чтобы последний день не показался вам скучным. Надеюсь, сегодняшнее представление запомнится вам не меньше остальных, - хлопки стали громче.

- Главная героиня, как вы уже наверное заметили, присутствует сегодня за этим столом. Вы все ее хорошо знаете. Поприветствуем ее, господа, - под громкий смех Виктор отвесил шутовской поклон.

- Сразу по окончании нашего торжественного ужина мы начнем наш последний номер.

Отпив из бокала, он невольно усмехнулся, хотя шутки Виктора показались ему довольно шутовскими. Тем не менее он был прав до последней буквы. Белоснежка сидела в другом торце великолепно сервированного стола. Точнее, она сидела на столе так близко от него, что он мог коснуться ее рукой. Голая женщина сидела на корточках в большом плоском тазу, установленном на столе. По случаю торжества с нее смыли пот, кровь и многодневную грязь. Обнаженное тело поблескивало капельками влаги. Даже после долгих и жестоких пыток ее тело казалось привлекательным и желанным. Набухшие посиневшие соски на ее грудях были туго перетянуты тонким шнуром. Концы шнура были пропущены через колечки, вбитые по краям стола и заканчивались зажимами, впившимися в ее внешние половые губы. Шнур был натянут так туго, что груди женщины касались сосками широко расставленных коленей, а влагалище было полностью распахнуто, обнажая нежное, влажное лоно. Руки Белоснежки были вывернуты за спину и подтянуты высоко у лопаткам. К среднему кольцу наручников была привязана веревка, затянутая петлей у нее на шее, так что женщина не могла опустить голову. Босые ноги женщины упирались вытянутыми пальцами в толстую глыбу льда, уложенную в таз.

Тело женщины мелко дрожало от боли, холода и напряжения. Пальцы ног посинели. Она не могла встать, потому что малейшее натяжение шнура вызывало дикую боль в сосках, она не могла сесть, потому что между ее ног стоял массивный железный подсвечник, упираясь тремя вытянутыми в стороны острыми лепестками в стенки раскрытого влагалища. Застыв в унизительной и мучительной позе, она могла только плакать и молиться. Чтобы не испортить гостям аппетит, ей заткнули рот, в мочеиспускательный канал вставили катетер, а в задний проход - резиновую затычку. Особенно циничным, завершающим штришком была аккуратно расставленная перед ней посуда. Серебряные тарелки, массивные вилки, шеренга бокалов, все то, что стояло перед каждым гостем. На шею Белоснежки была издевательски повязана белоснежная салфетка, не закрывающая, впрочем, грудь.

- К сожалению, господа, мадам не может присоединиться к нам. У нее, видите ли, диета. И тем не менее, - возникший около стола Малыш с подчеркнутой вежливостью наполнил стоящий перед женщиной бокал искрящимся красным вином.

- Второй тост я предлагаю поднять за вас, мадам, и за то удовольствие, которое вы нам доставили, и, надеюсь, еще доставите, - отвесив привязанной женщине короткий поклон, Виктор глотнул из бокала.

- Очень рекомендую, господа. Этот осетр еще вчера плавал по Волге, а мой повар его замечательно готовит…

Такая веселая и непринужденная обстановка сложилась за столом первый раз. Быстро хмелеющие гости поднимали тосты один за другим, изредка поглядывая на женщину и обмениваясь издевательскими шутками. Он тоже пил, уже не разбираясь, что подливали в его стакан.

Очередной стон Белоснежки был особенно жалобным. Тонкий писк потонул в гуле возбужденных голосов, и почти никто не расслышал его за звоном тарелок и стаканов. Повернувшись, он встретил ее взгляд, переполненный муки. В остекленевших голубых глазах плескалась такая мольба, что ему стало немного не по себе. Распяленные кляпом губы дергались, пытаясь что-то сказать. По бедрам медленно струилась кровь, капая в таз. От тепла ее тела лед медленно таял, и синие от холода ступни Белоснежки по щиколотку тонули в воде, уже переполнявшей низкий тазик. Медленно, очень медленно тело женщины опускалось вниз, и острые стальные лепестки все глубже впивались в стенки влагалища, безжалостно раздирая нежную плоть.

Она

Жующие, ухмыляющиеся, лоснящиеся от удовольствия рожи сливаются в одно огромное цветное пятно. Боль уже почти не чувствуется. Слишком много ее было в последние дни, превратившиеся в один бесконечный кошмар.

А впереди ее ждет новый день. Ждет ли?