Двойное дно

Когда я впервые увидел Дэнни, она прижимала ботинком шею какого-то придурка к тротуару. Ее “сорок четвертый” —это тяжелый револьвер, но ее рука не дрожала, смотрел прямо на его яйца. Она умеет успокоить преступника. Дэнни миниатюрная женщина, и тяжелый черный кожаный ремень с кобурой, дубинкой, фонарем кажутся чудовищно громадными на ее бедрах. Во всем этом есть что-то сексуальное. Она использует совсем немного косметики и носит маленькие жемчужные сережки. Когда она надевает их с полицейской фуражкой, значком и формой... А когда я увидел длинные, тщательно наманикюренные ярко-красные ногти на черной рукоятке револьвера, у меня тут же мучительно встал член. Так вот, я спрашиваю: — Вам, наверное, нужна помощь... — Тебя, приятель, только за смертью посылать, — огрызнулась она, бросая на меня неприязненный взгляд. Ее правая рука не дрогнула. —Я не на дежурстве — только что сменился. Просто ехал мимо...

— Слушай, мужик, — закричал задержанный, — убери эту бешеную суку!

Это был черномазый в черном пальто и черной непромокаемой кепочке, слишком тепло одетый для душной сентябрьской ночи в Лос-Анджелесе. Круглые испуганные глаза выкатились на лоб.

— Она дурная, мужик! На ней даже жилета нет!

Я подстраховал ее, она спрятала револьвера кобуру и за три секунды заковала ему руки, как ковбой на родео.

— Этот полицейский жестоко с вами обращался? — спросил я.

Парень бросил на меня ошарашенный взгляд. — В чем дело, офицер...? — Бенсон, Дэниела. Патрульная. Холодные голубые глаза. Короткие платиновые волосы с намеком на завитки чуть ниже уха, — Я Гаррети, Рэнди. Патрульный. Она не улыбнулась. Эти прелестные губки даже не шелохнулись. Я продолжал: — Я только что с наблюдения, и я ... — За чем? Наркотики? — спросила она резко, - Да.

— Я хотела бы поучаствовать. Можете вы замолвить за меня слово?

— Конечно, но я здесь новичок. Я стал полицейским, чтобы покончить с этим, моя жена умерла от передозировки. Конечно же, взял ее дилера, но никогда не мог забыть выражения ее лица — полной безысходности. С тех пор вот уже четыре года у меня были только случайные связи, я никогда не заводил, да и не хотел заводить ничего похожего на серьезные отношения. Но когда я встретил Дэнни, что-то щелкнуло внутри.

— Да забудь ты ее, — говорил мне Гаррисон. — Это же снежная королева. У нее ледышки на сиськах и снег между ног. — Я попался, Гаррисон, — сказал я. — Парень, каждый неженатый коп из участка — и некоторые женатые тоже — пытались завалить эту стерву, — зудел Гаррисон, — и я тоже.

Он произнес это таким тоном, будто это было решающим аргументом. Любая женщина в здравом уме, которая смогла отказать двухсопятидесятифунтовому, с отвисшим животом и жирными волосами, красноносому Гаррисону, наверняка должна быть фригидной.

— Она не замужем, — продолжал Гаррисон. — Дело в том, я думаю, что она лесбиянка. Понимаешь, это основное препятствие! — Мне кажется, я слышал этот термин. Мне уже начинало надоедать. Не хочу слушать, когда о ней так говорят. Я пил с ней кофе два раза. Едва знал ее, но, черт побери, я боготворил ее. Про себя. Вы меня понимаете. И я хотел доказать, что Гаррисон не прав. Я все еще думал о ней, когда какая-то девушка села рядом и спросила: — Угостишь девушку? Я не оглянулся: — Поищи клиента в другом месте. Я коп.

— А это можно обсудить, — проговорила она. Я взглянул на нее: — Дэнни! Черт!

— Что ж, неплохое приветствие для девушки — “черт”. — Извини, я думал, ты... то есть я не ожидал

Я удивленно уставился на нее. Она смеялась! Никогда раньше этого не видел. И не только смеялась. Она была в гражданском. Я имею в виду — в женской одежде. Платье с низким вырезом. Пухлая загорелая ложбина. Длинные коричневые ноги из-под короткой юбки. Я не мог поверить своим глазам. Гаррисон тоже. — Ты на задании? — спросил он. — Нет, — ответила она, — почему? — Забудь о нем, — вмешался я, — что будешь пить? Она посмотрела на меня: — Давай выйдем.

Мы долго целовались прямо у нее в дверях. А потом еще поцелуи и исследования руками около холодильника. Ее попка была неправдоподобно идеальной — круглая и горячая под моими руками. Еще две остановки, чтобы поцеловаться и прижаться горячим восставшим естеством к лобку перед тем, как мы добрались до спальни. Мы просто упали на кушетку.

Она растянулась рядом со мной на кушетке, чокнулась бокалом с шампанским, отпила немного и взглянула на меня снизу вверх, прекрасная и сексуальная. Как раз когда я наклонился поцеловать ее, она спросила:

— А ты возьмешь меня в операцию “Набег”? Я поднялся и уставился на нее:

Так значит, все из-за этого? А если я скажу - нет?

Она смутилась, а потом проговорила: — Нет, вовсе не из-за этого. Она поставило стакан: — Я покажу вам, офицер, что это значит. Дайте мне взглянуть на вашу дубинку.

Она ловко расстегнула мне брюки и вытащила мой прибор. Член с готовностью распрямился, и ее язычок забегал вдоль него. Потом губы обхватили его кольцом, а язык продолжал усердно трудиться над головкой. Первый раз я кончил ей в рот. Второй раз глубоко в тугое, выдоившее меня влагалище. Она даже не сняла платья до третьего раза. Эта ночь была хороша. О, да.

В конце концов, она добилась, чтобы ее взяли в операцию “Набег”, и когда нам одновременно присвоили звание детектива, то можете себе представить, как мы отпраздновали это событие. И как мы накрыли лабораторию по производству крэка. Было почти два часа ночи. Мы сидели в наблюдательном фургоне, одни. Фургон был окрашен, как множество подобных фургончиков, развозящих всякую ерунду, с непрозрачными окнами — поляризованное стекло, через которое мы снимали телеобъективом.

Гаррисон сидел один в машине, припаркованной за углом, наблюдая за входом с аллеи. В доме был один этаж, а весь двор завален кучами банок из-под пива и винных бутылок. Мы сидели на раскладных стульях, а между нами камера на треноге. Мы без лишних разговоров по очереди наблюдали за домом через видоискатель. Может быть, я немного дулся на нее. Я приставал к ней перед этим, в конце концов, весь фургон в нашем распоряжении, — а она отказала. Она сказала, что это непрофессионально. Мы на дежурстве и могли бы пропустить что-то. Я предложил, чтобы один из нас продолжал наблюдать, в то время как другой ... — Не оскорбляй мой минет, — сказала она. И была права. Я бы никогда не смог сосредоточиться, когда она занимается мной. Мелкие уличные торговцы входили и выходили из дома. Небольшая кучка покупателей клубилась на углу. На улице был только один фонарь и другой фонарь в доме. Кроме этого все вокруг было тихо и темно. А потом в черном “линкольне” подъехали братья Ортега. Их заметила Дэнни. Это были Артуро и Хозе Ортега. “Щипцы”, — затаив дыхание, прошептала она так же, как вчера говорила: “Трахай меня, трахай сильнее! ” Я почти заревновал.

— Братья Ортега, — сказал я в переговорное устройство, — прямо у нас.

У нас был ордер на обоих. Обычно они прятались к югу от границы, ведя бизнес через мелкую шушеру. Должно быть, они решили проверить, не обманывают ли их дилеры. Я просигналил Гаррисону:

— Мне кажется, стоит подождать, пока они выйдут, тогда и возьмем их на пути к машине.

— Не играй с этими ребятами, — предупредил Гаррисон,

— Ты знаешь, почему они зовут Хозе “щипцами”? Тебя когда-нибудь брали щипцами за яйца? — Как-то раз пробовали. Надо только запросить поддержку, Гаррисон. Наше радио не очень хорошо достает до центра.

— Если мы сможем заставить говорить одного из Ортега, то возьмем линию Родригеса, — сказала Дэнни, проверяя застежку своего револьвера.

Я наблюдал за фасадом и увидел одного из их людей, торопящегося из дома. Он сначала посмотрел в нашу сторону. Прямо на фургон. Потом запустил мотор “линкольна” и подал его к крыльцу. Ортега появились из двери и скрылись за машиной. Мы с Дэнни переглянулись. Они знали!

Не было времени ждать подмогу. Я перепрыгнул на водительское сиденье, так резко повернул ключ, что зажигание завизжало как свинья, рванул через дорогу и перелетел через клумбу, блокируя “линкольн”. У них не было места, чтобы выехать без длительного маневрирования, так что их водила выскочил из машины, держа “Узи”. Я пригнулся, и козырек надо мной взорвался. Сердце страшно забилось: — Дэнни? — Я — о'кей!

Я слышал, как сзади хлопнула дверь. С револьвером в руке я открыл пассажирскую дверь и увидел направленный на меня в упор ствол. У меня не было времени прицеливаться. Три нажатия на гашетку, и Бог не выдал меня! Его лоб разлетелся красными брызгами. Я вытолкнул тело и выскользнул из машины, перекатился и очутился прямо перед Хозе в желтом костюме с длинными, заплетенными в косичку черными волосами. Он сжимал “Калашников”, направленный в мою сторону. Это к вопросу о недостаточном вооружении полицейских. “Сорок четвертый” дважды дернулся в руке, проделав пару дырок в канареечном пузе. Было не до того, чтобы думать, как бы взять его живым. “Щипцы” медленно осел, поворачиваясь вокруг оси.

Я развернулся к Артуро и увидел, что он удирает на другую сторону фургона, к Дании. Я сделал какое-то движение — до сих пор не представляю, как, и проскочил под передком машины. Вот она, стоит позади фургона в позиции “наизготовку” из учебника. Очередь из автомата Артуро вспорола землю меньше чем в дюйме от ее ног.

Она выстрелила только один раз. Большой револьвер вспышкой осветил двор. Артуро остановился, изумленно глядя на нее. Потом он перевел взгляд вниз на дырку в груди и упал. Я посмотрел на Дэнни. Она смотрела на меня.