Последний конунг Пограничья Часть 16. Разгром Храма

Война в горах стала утомлять Алекса, в стычках гибли его люди. С равнины доходили неспокойные слухи о скрытом недовольстве архонтов. Алекс напрямую предложил Кинг-Лераку, такое у вождя стало имя:

– Вижу единственную возможность сломить сопротивление упрямцев. Разгромить Храм!

– Это невозможно, к сожалению.

– Почему? Жрецы не воины, их не так много. Не думаю, что боги им помогут.

Вождь устало изложил:

– Они не воины, это верно. Но фанатичны. Боги уже помогли, их оградила природа. Плато, где они все живут, защищено по периметру глубокими разломами, на дне никак не остынет лава. По низу не пройдешь, сгоришь. По воздуху мои воины летать не умеют, да и твои тоже. Единственный перешеек, вход на плато, сторожит башня. Основание сложено из гранитных глыб, тараном не разобьешь, высота в 25 человек, не перепрыгнешь. Внутри гарнизон из нескольких сот смертников. Основные ворота отлиты из цельного железа, полдня требуется, только чтобы поднять их. При приближении врага гарнизон опускает ворота, и никто не войдет на плато. Имперские легионы в былые времена простояли под башней три года, ушли ни с чем...

– А когда враг далеко, чем они запираются?

– Другие, легкие ворота используют.

– Кто-нибудь знает, как широки разломы вокруг плато?

Лерак задумчиво пожевал губами:

– Пожалуй, есть один охотник за орлами. Он много излазил по ущельям в тех местах, искал гнезда.

Через неделю привели этого человека. Маленького роста щуплый мужичок не походил на охотника, однако цепкие руки и жесткий взгляд выдавали неординарность личности. Он сразу понял, о чем речь:

– Не переберетесь вы. Широки разломы. В широком месте и крик не услышишь на другом краю, в самом узком месте, где я был, камень не добросишь.

– Камень не добросишь... А стрела тяжелая долетит?

Мужичок внимательно и цепко глянул на Алекса:

– Стрела долетит. Шагов шестьдесят будет.

– Проведешь армию к тому месту?

Мужичок вопросительно взглянул на Кинг-Лерака. Тот кивнул. Охотник вздохнул:

– Место укажу. Отсюда четыре дня идти напрямую. Если в обход, чтоб обойти другие племена, потребуется десяток дней. Сам я на плато не полезу. Место у них проклятое, с богами ссориться несподручно...

Избранные знали о планах конунга, остальным оставалось только удивляться суете, воцарившейся в лагере. Воины вязали подвесные лестницы, учились быстро бегать по неустойчивой опоре. Инженерная команда под руководством смышленного Ифагана мастерила мобильные дальнобойные баллисты. Алекс регулярно наведывался к амазонкам проведать Йенстикклу. Ее обнаженное, исполосованное тело бережно снимали с дыбы. В присутствии конунга измученную женщину обмывали, натирали целебными бальзамами, заворачивали в мягкий плащ, кормили лучшей едой. Обращались как с принцессой. Давали отлежаться, но лишь конунг покидал пещеру амазонок, как слышал позади резкий, неприятный для слуха, крик "Уй-й-я-яя-а-а!!", сопровождаемый отборной руганью. Бранилась “Стрекоза”, амазонки позволяли себе грубость языка только в сражении. О содержании фраз Алекс не догадывался, но по тону явная брань, молитвы или мольбу так не орут. Из любопытства спросил Дануйю:

– Что она хоть кричит-то?

Амазонка махнула рукой:

– Конунг, не слушай ты ее. Не хочет замуж за тебя. Кричит, что ты ее силой взял, богов просит растереть тебя в муку, а она бы из муки отраву сготовила для нас всех.

– Хм, лучше бы пирог вкусный из меня спекла, – развеселился Алекс.

– Да, дирклинки умеют готовить. Потерпи конунг, она согласная будет...

Со временем крик становился громче, уже без агрессивных ноток, а ругань исчезла. После месяца таких визитов, Дануйя передала слова Маргоны, наиболее опытной и самой старшей по возрасту среди амазонок конунга:

– Птичка готова петь.

В отличие от предыдущих посещений, в этот раз Йену не сняли с дыбы. Женщина сильно осунулась, заметно похудела, но дикая красота ее не потускнела. Вытянутая на дыбе в полный рост дирклинка смотрелась замечательно. Узкая талия, сжатая мышечным корсетом, создавала иллюзию, что можно замкнуть ее пальцами рук. Так казалось из-за широко раскинувшихся, но с гладкими обводами бедер. Упругая грудь не свисала бессильно, как все тело, а вызывающе торчала сосками в разные стороны. Забористая козочка. После родов остренькие груди обильно набухнут молоком, отвиснут под тяжестью, как и полагается женщине по ее детородной сущности, но пока они дерзко дразнили конунга, будоражили плотский инстинкт. Следуя указаниям опытной Маргоны, Алекс разделся, взял пастуший кнут, свитый из кожи с хребта горного буйвола. По весу кнут почти вровень с мечом. Маргона шепнула ему на ухо:

– Конунг, если заупрямится, бей сразу. Бей без пощады.

Алекс дернул щекой в ответ. Тик появился у него после Лабиринта, когда получил мечом по лбу. Скользящий удар оставил царапину, которая затянулась без следов, и дерганье щеки при волнении. Нерв что ли какой повредился. Алекс подошел к подвешенной "стрекозе" со словами:

– Беру тебя в младшие жены, уйдем вместе. Или покидаю тебя навсегда, и пусть кнут будет тебе мужем.

Алекс очень боялся отказа. Если откажется, придется полосовать хрупкое тело огромным пастушечьим кнутом. Кто не достался конунгу, тот не должен достаться кому-либо еще. Казалось, один удар такого кнута способен перерубить женское тело, содрать мышцы с проступающих ребер как разделочный нож на мясобойне. Голова дирклинки медленно поднялась. Запавшие глаза на мгновении сверкнули живыми огоньками сквозь туман долгой боли и загасли, как метеоры в ночном небе. Мышцы на руках напряглись, пробуя крепость ремней. Гладкий живот втянулся. Избитое тело затрепетало в последней безнадежной попытке обрести свободу, затем обмякло. Не поднимая глаз, Йена отчетливо кивнула. Дануйя восторженно задышала в ухо Алекса:

– Она согласна! Согласна!!

Алекс обернулся. Амазонки радостно улыбались, почти все с непосредственным любопытством рассматривали интимные подробности тела конунга. Его смутило внимание такого табуна, представительницы которого знали особый толк в мужских достоинствах. Отбросив кнут, он собрался одеться:

– Развяжите, я ее забираю.

– Конунг, она твоя после клятвы, – без должного почтения напомнила Маргона.

– Какой еще клятвы?

– Забыл, конунг? Она должна свершить положенный ритуал.

Амазонки сняли дирклинку с веревки, бережно поддержали под локти. Опустившись на колени перед конунгом, Йена, растягивая слова, с облегчением прошептала:

– Признаю в тебе мужа и господина. Распоряжайся телом моим по своему усмотрению. Повинуюсь в любви.

Алекс в порыве жалости прижал голову Йены к себе, крикнул:

– Лучшего платья моей младшей жене! Довольно настрадалась "стрекоза"!

Алекс потом не допытывался у нее о перенесенных страданиях в отряде амазонок. Она же всегда стремилась потихоньку исчезнуть при виде увешанных мечами, кольчужками и украшениями из "листиков" воительниц. Готовить Йена умела, так что конунг перестал питаться из одного котла с солдатами. Политически неверно отдаляться от солдат, однако домашняя наваристая еда источала такие вкусные ароматы. А ночью... стыдно признаться, но Алексу приходилось просить пощады у молодой жены, первобытный темперамент которой превосходил немалые мужские возможности конунга. А когда утром конунг размыкал сонные глаза, его младшая жена уже хлопотала по жилищу, обустраивая и наводя уют в логове командующего армией Пограничья...

Охотник сказал правду, ширина разлома в самом узком месте не превышала шестидесяти шагов. Только вот на противоположном конце возвышалась отвесная скала, и зацепиться там не было никакой возможности. Алекс не пал духом, разослал разведку вдоль разлома по обе стороны от места. Удача в очередной раз ему улыбнулась. Пополневший и округлившийся за месяцы скитаний в горах Дрозд доложил:

– Есть пригодное место в переходе отсюда, с нашей стороны нависает выступ, так что с него остается шагов 80-100 до того края.

Восемь десятков шагов не расстояние для баллист, если метать ядра или стрелы. На испытаниях баллисты метали и якоря с прикрепленными длинными веревками, но сейчас скалистый противоположный берег выглядел издалека гладким, не за что зацепиться. Затащили с трудом на выступ и собрали четыре баллисты, утяжелили основания камнями. Пошла пристрелка. Куцые стрелы с большими крючьями вместо наконечников вылетали с металлическим лязгом, высекая снопы искр при соприкосновении с направляющим желобком, обитым железом. Одному из солдат раздробило ноги разматывающейся веревкой, зацепленной за метательный снаряд. Случайная петля захлестнула ступню и бросила потерпевшего на основание баллисты. Ему милосердно пустили кровь, перерезав артерию, единственное доступное средство обезболивания в полевых условиях. Легкая одежда не защищала от промозглого ветра, почти не менявшего направления вдоль разлома. На скалистых склонах росла одна трава и чахлые кустики, любая плодородная почва сметалась с гладких камней. Солдаты нашли невдалеке старую гробницу с высушенными мумиями. Проводник предложил использовать их для костра:

– Им тыща лет, наверное, а то и более. Остались от народа, который здесь жил до варагов. Горят неплохо, почти как дрова.

Люди столпились вокруг греющего пламени, обмениваясь шутками:

– Вот черт, не различишь, где баба, где мужик. Все одинаково горят.

– А ты бабу захотел? Оне худые будут, бабы мумийные.

– Ничо! Были бы кости, а худых я люблю...

– Ха, любит он худых! А у самого баба в три обхвата!

– Да не чета твоей. Скажи, завидки взяли!

– Так и не говори, что тощих любишь!

– Отстань, во пристал. Я че, жениться на мумие буду?!

Только через четыре часа один из якорей зацепился, еще через час зацепился и другой. Из баллист уже нельзя стрелять. Пошли трещины в деревянных брусьях, оси рычагов расшатались, отдельные сухожилия в скрученных торсионах лопнули. Оружейный мастер громко бранился с Ифаганом:

– Смазывать оси надо было после каждого выстрела! После каждого!

– А я говорил, перетянули жилы! Послабже закрутку в торсионах делать!

– Да жилы какие-то жесткие. Пожалели варажек, у них такие косы были, самое оно для закрутки!

Эдгирс смущенно отошел в сторонку. Именно он не дал разрешения стричь пленниц, уверяя по опыту, что с длинными волосами за невольниц больше дадут на невольничьем рынке. Не стоило полагаться на мнение сладкоголосого полковника, выигрыш в несколько динаров не заменит конунгу артиллерию.

Алекс обратился к солдатам:

– Кто переберется на тот край, может считать себя богатым.

Из толпы выкрикнули:

– А кто не переберется?

– Тот так и останется голодранцем, ничего не потеряет кроме жизни.

Веревки тоненькими ниточками раскачивались над пропастью, затянутой дымкой от испарений тлеющей лавы. На дне вспыхивали искорки от сгорающих сухих травинок, занесенных порывами ветра в разлом. Вышел Дрозд:

– Если жив буду назавтра, сделайте меня офицером, конунг.

– Удачи, лейтенант!

Прицепившись крючками за веревки, Дрозд заскользил над пропастью, ловко перебирая руками, словно заправский цирковой акробат. Видимо, Бог смерти не имел планов забрать к себе Дрозда. По крайней мере, сегодня. Перебравшись, он закрепил веревки на том конце. Навести веревочные переправы стало делом техники. Через два дня армия конунга, укрытая от случайных взоров высокими холмами, перебралась на священную землю. Запасы воды кончились, поблизости не нашлось ни ручьев, ни даже сырых мест. Впрочем, это было скорее плюсом, в безводном месте можно не опасаться нежелательных свидетелей. Без промедления выстроившись в длинную колонну, подразделения походным маршем прошли по плато как кинжал, нацеленный на главные ворота. Алекс счел необходимым обратиться к передовым отрядам:

– Солдаты! До вас ни одна нога не ступала на плато Храма, священное место наших врагов. Но боги приветствуют нас! Тысячу лет копили богатства жрецы, веками разоряли наши земли! Мы пришли взять то, что принадлежит нам! Берите все, кроме пленных! Славы и золота много не бывает, но здесь на всех хватит! Вперед!

Защитники плато не ожидали такого даже в кошмарных снах. Огромные железные ворота, предназначенные запираться от внешнего нападения, никто не опускал. С тыла башня представляла собой скорее огромный улей, чем крепость, с множеством жилых помещений, ниш и переходов. На узких лестницах с трудом могли разминуться два человека, бой свелся к индивидуальным поединкам, чего конунг ранее всегда избегал. Очень выручали стрелки Кунбарса, сбивавшие заслоны с расстояния. За время кампании в горах арбалетчики перешли на новое вооружение, заменив композитные дуги на стальные. Повысилась мощность выстрела, а главное, надежность. Плотный арбалетный залп смотрелся эффектно в узких каменных коридорах. Смертоносные стрелы (болты), выискивая цель, прочерчивали искристые молнии при касательном соприкосновении с гранитными стенами, высекали снопы искр, освещая на мгновении темные лазы. Несколько залпов разбивали щиты в труху, а затем начинали разить защитников. Алекс выхватил из ножен меч, выкованный легендарным мастером Кори-н-Дером почти век назад, обернулся к свите:

– Ну что парни, порезвимся?!

Телохранитель конунга, огромный Ланвер, загородил дорогу:

– Конунг, не приближайтесь к башне, они стреляют часто. Там слишком опасно.

Алекс легкомысленно отмахнулся:

– Кого боги предназначили в жертву, тот от стрелы не уйдет. Прочь с дороги!

Ланвер отвечал за жизнь сюзерена, потому осмелился возразить:

– Боги могут не разобрать сверху, смерть ищет цель вслепую. Прошу Вас, конунг, отойдем от ба...

Телохранитель покачнулся, прервав фразу, как-то странно кашлянул. Арбалетный болт прошиб ему со стороны спины воротник кольчуги. Железная рубаха погасила силу болта, и тот вошел в горло лишь на глубину наконечника, повредив трахею. Рана не смертельная, но Ланвер с тех пор говорил неразборчиво сиплым голосом. Алекс последовал совету, убедившись на примере телохранителя в меткости вражеских стрелков.

Немало хороших солдат погибло при штурме башни, воины жрецов сражались с фанатизмом и тупым упрямством, которых оказалось недостаточно, чтобы устоять под натиском превосходящих сил. Закаленных в непрерывных боях воинов конунга теперь не сравнить с тем неотесанным ополчением, самонадеянно вторгшимся в горы по велению командиров. Чтобы расчистить место для движения, убитых сталкивали вниз. Как намокшие листики с засохшего дерева валились люди с башни, падая на скалистые камни без крика. Скоро у подножья не осталось свободного места. Трупы падали на трупы, воины жрецов и солдаты конунга, все вперемешку. Кто-то еще даже шевелился, но в бою до них никому не было дела. Кричали живые – для воодушевления, или от безнадежной обреченности. Контроль за башней, а значит и ключ к плато после ожесточенной борьбы перешел к конунгу. Запустив подошедшие отряды Кинг-Лерака, объединенная армия бросилась расправляться с "посвященными", которые до того растерянно следили со стороны за сражением. Заслон конунга отрезал их от огромного арсенала, хранившегося в башне. Некоторые из них пытались прорваться на выручку к своим в башню. Смельчаки быстро гибли на копьях…

Алекс не препятствовал резне, он лишь следил, чтобы не уничтожили в огне ценные книги в святилищах. Воины конунга озлобились на жрецов за большие потери при штурме башни, вараги Лерака убивали жрецов из страха перед возмездием. Они опасались, что оставшиеся в живых представители культа будут мстить с помощью богов. Пока одни жрецы неуклюже размахивали дубинами, другие тщетно взывали к вмешательству потусторонних сил. Без сомнения, Боги любили своих слуг и не мешали им скорей отправиться в мир иной, поближе к духовным кумирам.

Воины убивали "посвященных" быстро, не задерживаясь, как делают скучную, но необходимую работу. Неторопливо шагая по территории храмов, усеянных трупами местных обитателей, Алекс с интересом осматривал быт жрецов. Верования варагов не успели сформироваться в полноценную религию, оставаясь по природе языческим культом, зловещим во многих отношениях. Мало уделяя внимания чувственной части жизни, "посвященные" пытались узнать материальные тайны мира, чтобы обрести господство над народом. В своих обрядах и опытах широко практиковали человеческие жертвоприношения, смешивая вполне здравые наблюдения над природой и техническую культуру с дикими суевериями. Вокруг не замечалось фресок, картин или других излишеств, украшающих жизнь культурными наслаждениями. Все сделано просто и функционально, Алекс смог оценить изящные инженерные решения водяных насосов или не таких уж примитивных станков. Ифаган с командой составлял чертежи подъемных устройств, дробильных установок, но назначение многих вещей оставалось загадкой. Простых служителей отличала наколка на лбу, те, кто постарше в местной иерархии, носили колечки в надбровных дугах. Двоих таких выживших подвели к Алексу. Держались они спокойно, если не сказать надменно. Алекс спросил одного, у кого колечек было побольше:

– Кто ты, жрец?

Пленник понимал имперский язык, однако ответил на своем. Лейтенант Дрозд перевел:

– Я Ила-Рун-Резих, старший смотритель Второй унии храма Огня.

Услышав приставку "рун", Алекс заметил:

– Был воином, пришел из племени?

– Это было давно, в незрелой жизни. Двадцать лет я служу Верховному Повелителю.

– Молишься что ли?

– Повелителю не нужны молитвы. Я изучал, как в железо вдохнуть силу, как расплавить твердый металл и сделать его еще тверже. Повелитель вел меня в искусстве обращения с железом, и теперь не оставит милостями в своем царстве.

Алекс обратился к другому:

– А ты кто?

– Тебе не нужно знать мое имя, разрушитель. Ты гиена, ниспосланная адом. Боги проклянут тебя!

С этим парнем разговора не получилось. Его чересчур горячая кровь задымилась на остывших к вечеру камнях, видно так его душа испарилась к своим божествам. Илу-Резиха Алекс решил пощадить, знающими людьми не стоило разбрасываться, к тому же он не производил впечатления фанатика…

Валлах оценил количество погибших обитателей плато в 12-15 тысяч. Если бы вместо служения богам они изредка упражнялись с оружием, да и держали его не в башне, исход сражения мог быть совсем другим. Подсчитать трупы невозможно, огромными возами их свозили и сбрасывали в горячие ущелья. Утонченный Эдгирс зажимал нос и жаловался на запах паленого мяса. Он расстроился, на плато не нашли ни девственниц, ни вообще женщин, а кованое оружие и литые инструменты мало интересовали полковника. Кинг-Лерак предложил последовать обычаю предков, снести в одно место отрезанные гениталии убитых и подсчитать. Когда Алекс представил гору кровоточащих кусков мяса, решил отказаться от такого триумфа. Лерак не настаивал, ему тоже не хотелось месить ногами кучу плоти. Предки вождя не знали такой резни. Можно пройтись по гениталиям сотен врагов победным шагом, но утопать ради славы в куче мяса совсем не возвеличивало победителя. Тем более что настоящий триумф заключался в другом. Люди Кинг-Лерака захватили несметные запасы золота в Первой унии храма Огня. Вождь сразу заявил Алексу:

– Это не добыча. Я вступил во владение сокровищами варагских народов как наследник.

– Я не требую доли. При взятии башни я потерял сотню лучших солдат. Оставшиеся в живых и раненые заслужили награды. Они помогли тебе стать первым из вождей, и в будущем помогут быть первым варагским королем.

– Хорошо. В благодарность за свержение злого культа наши народы выделят по два золотых динара на солдата, по три на раненого.

– На два золотых динара можно хорошо погулять в Ферголе, но не купишь даже племенного быка. Великий король варагов ценит жизни очень дешево. По пять золотых динаров на солдата, включая погибших, и по восемь на раненого.

Лерак всплеснул руками:

– Боги все видят. Зачем динары мертвым? Твои солдаты ведут себя как рунги на варагской земле. Твоя цель оградить Пограничье от набегов, а не взять выкуп с бедных горцев. Твои солдаты щеголяют в отличных доспехах, на равнине такие могут позволить себе разве что доны.

– Воистину боги все видят и предвидят. Война не закончена, доспехи пригодятся. На севере очень недовольны твоим усилением, тамошние вожди говорят "Кинг-Лерак вознесся среди равных". У тебя стало много врагов, так цени же друзей…

Торг длился еще долго, в результате компромисс нашли. Захваченный арсенал поделили поровну. Лерак выделил по три золотых динара на солдата, по тридцать – каждому офицеру. Для себя Алекс согласился на круглую цифру в тысячу, хотя это составляло меньше обычной доли предводителя. Кинг-Лерак не знал, что Кенсар с доверенными людьми вынес из Второй унии храма Камня мешок ограненных камешков. Черт его знает, может и не все они были драгоценными, но Кенсар уверял, что уж изумрудов там было как гороха. Для оценки также прихватили и старика-смотрителя, согласившегося послужить конунгу, лишь бы не расставаться с камешками, делом всей его жизни. Возможно, только двое жрецов в обозе конунга и остались в живых из многочисленных служителей древнего культа. Остальных вараги Лерака выискивали с помощью псов, и собачье рычанье было последнее, что слышали “посвященные”, уцелевшие в большой резне.