Маришка Часть 7

Ланку отвели в камеру к Маришке. Ее подруга лежала на влажной соломе. Истерзанное кнутом тело била мелкая дрожь.

– Это… Мазь… Типа, – упырь протянул Ланке небольшой горшочек, – Смотритель наказал вам отдать.

Ланка опустилась на колени рядом с Маришкой. Зачерпнула в ладонь густого зеленого, полупрозрачного желе. Раны начала мазать густо.

– Лана, Ланочка… Как же мне больно, – сил у Маришки уже не осталось. И она плакала так горько и жалобно. Руки ее были скованы за спиной. И она снова была полностью беспомощна.

– Меня из колледжа исключили, Мариш. Я уезжаю завтра… Вернее уже сегодня. Утром. Я тебе индейку принесла. Со специями. От Хромого Улафа. Ты любишь. Повернись вот так, пожалуйста, я тебе грудки намажу. Ох… Что же они с тобой сделали.

От мази, от нежных прикосновений рук боль уходила. Или, скорее всего, Маришка попросту к ней притерпелась.

– Уезжай отсюда, Ланочка. Уезжай быстрее. Пока они с тобой этого же не сделали. Они ведь и тебя мучили. Я слышала.

– Нет, нет, Мариш, ерунда это все, ты даже не думай. Смотри. У тебя родничок тут есть. Сейчас тебя намажу всю, руки помою и накормлю тебя индейкой.

– Ох… Есть не могу. Пить только очень хочется.

– Подожди. Сейчас намажу и напою…

Носить воду приходилось в горстях. От разбитой кружки осколков уже не осталось. Маришка выпила три горсти и откинулась на солому. Она пила бы еще и еще. Но не хотела утруждать подругу. Потом. Потом она попьет. Сама попьет, сколько нужно. Она даже стонать боялась, хотя боль крутила ее вовсю. Ланка и так натерпелась. Пусть хоть последние минуты думает, что ей уже лучше. Полчаса пролетели как одно мгновение. Хорошее всегда длится мгновение, это плохое тянется вечность. Когда вдалеке послышались шаги кованых сапог, Маришка прошептала:

– Ланочка, у тебя волосы седые. Целая прядь. Прости меня, – из ее глазок заструились слезы.

– И ты прости меня, Маришка. Прости за все, – Ланка кусала губы, чтобы не разрыдаться, – прощай…

Она все-таки разрыдалась, зажимая себе рот ладонью, сдерживая крик. Но это было уже близко к выходу из подземелья. Там, где Маришка ее уже не могла слышать.

Раньше Маришка и не представляла, что такое быть выдранной кнутом, жестоко, без всякой жалости. У них дома даже девок дворовых так не пороли. Ну, розгами на конюшне, по субботам это само собой. А то как же еще иначе из дворовых лень выбивать? Но кнутом – никогда. А лежать голой, на каменном полу, едва прикрытом мокрой соломой. В холоде, в вони, где по стене струится вода из сточной канавы. Она и не представляла, что ей удастся заснуть. Просто лежала и дрожала от холода и сырости. Вздрагивая от каждого всплеска боли в истерзанном теле. Сон навалился на нее неожиданно. Сон странный, загадочный. Страшный.

Длинная-предлинная ковровая дорожка, расстеленная по хрустальному полу. Она идет по ней, пачкая густой ворс своими грязными босыми ножками. Идет хромая. Так и не вытащила занозу из подошвы. Идет по огромному чудесному замку. Не замку даже, дворцу. Но она и дворцов то таких никогда не видела. Прекрасный, сияющий, светлый. Хрустальные колонны, переливающиеся всеми цветами радуги, хрустальный прозрачный пол. И там, под ее грязными босыми подошвами, клубится нежный пух молочно-белых облаков. И где-то далеко-далеко внизу виднеется земля. Она идет по дорожке, обнаженная, со скованными руками. Идет через толпу роскошно, но очень странно одетых людей. Они веселятся, прямо там, на прозрачном полу. Нисколько не пугаясь огромной высоты. Праздник. Они смеются, болтают, шумят, чокаются бокалами вина. Снуют слуги с подносами. Напитки, закуски. На нее смотрят. Украдкой. Кто с удивлением, кто с брезгливым презрением. Как здесь могло появиться здесь это грязное избитое существо? На этом празднике веселья ей нет места. Маришка это понимает. Это двор. Двор царственного правителя. Высоко в небе, над ее головой проплывают огромные птицы. Нет, не птицы. Они ведь не машут крыльями. Это летучие лодки. Не лодки, корабли. О Боги! Как же они велики. И какая у них странная форма. Она подходит все ближе и ближе к трону. Здесь она начинает уже узнавать людей. Вон Ринга, платье с металлическим отливом туго обтягивает ее живот. Правильно. Она же ждет ребенка. Вон дядя Стас и ее двоюродный брат Вардан. Они узнают ее. Но почему тогда стыдливо отводят глаза? А кто же там сидит на троне.

– Мама! Папа! – Маришка бросается вперед. Папа! Ну, конечно же! Это он правитель этой богатой страны. Отец поднимается с трона. Но почему он не идет навстречу ей? Мама тоже поднимается. Они моложе, моложе, чем были когда… На руках у мамы маленький ребенок. Мальчик. Ленточкой голубой перевязан.

– Марина? – отец выглядит удивленным и растерянным. И вроде бы смущенным. – А ты как? Почему ты здесь? Ты не должна…

– Папочка! Мне так плохо. Меня били кнутом. Страшно били. Мне так больно. Папочка! Мамуленька! Я…

Маришка видит слезы у матери на глазах. Она отворачивается. Они не подходят к ней, не бросаются навстречу. Но почему? Почему?

– Мариночка, ты должна меня понять, – голос отца звучит глухо, – ты дочь моя и плоть моя. И я вправе распоряжаться своей дочерью до совершеннолетия. Подтверждаешь ли ты мое право?

– Да, отец, я…

– Подожди. Я заключил сделку. Я получил этот мир. Этот прекрасный мир, который должен был сгинуть в хаосе. Магия крови – серьезное колдовство. Магия крови родов – колдовство страшное. Я правлю сытым, довольным, благоденствующим народом. Я его Правитель. Я – Император. И, видят Боги, я правлю куда справедливее и умнее большинства недоумков, лишь по недоразумению занимающих трон. Многие из Рода присоединились ко мне. Но цена за это все – ты. Ты – Избранная.

– Мне уже говорил. Кто-то. Не помню. Я, наверное, еще жива… там. Но когда я умру, я могу…

– Нет. Мариночка. В этом мире у нас с мамой только один ребенок. А Империи нужен наследник. Ты должна меня понять.

– Да. Конечно. Я понимаю. Я желаю вам долгих лет жизни, Ваше Величество, а вашей стране богатства и процветания, – она поклонилась, хотя боль сразу же набросилась на нее. Потом повернулась и пошла прочь. В этом мире ей не было места. Ни сейчас, ни после смерти.

– Мариночка, – голос матери был полон слез, – прости.

– Пусть ваш ребенок будет здоров и счастлив, Ваше Величество. Это ведь самое главное для матери.

Она шла по дорожке, а мир вокруг нее таял, растворялся, исчезал. А потом, лицом к лицу она столкнулась с ухмыляющимся клыкастым черепом.

– И эти предали тебя? – захохотал он голосом брата Григория. – Они все предадут тебя. И уйдут. Один за другим. Быстро уйдут. Сбегут. Бросят тебя на съеденье зверью. Как мясо. Мне даже не нужно заключать с тобой Договор. Ты сама все сделаешь, как надо.

Потом он захохотал. А Маришка проснулась, корчась от боли и холода в своей камере. Она не помнила своего сна. Помнила только, что случилось что-то мерзкое и страшное. Как будто из нее душу вынули. Впрочем, сейчас у нее всегда был повод для слез. Она плакала. Плечики ее вздрагивали. Ей было плохо. Очень плохо. А потом, незаметно для себя, она снова задремала. Провалилась в черную тьму без сновидений. И в следующий раз проснулась уже от голода. Голод – спутник жизни. Ланка принесла ей индейку. Странно, но за время сна ее никто не забрал. И не обгрыз. Маришка слышала противный писк крыс. Ой, как же она боялась и ненавидела этих созданий. Крысы – спутники несчастий и бедствий. Как удивительно, что они не заглянули сюда. Может, госпожа Клара какую-нибудь защиту поставила?

Уже тряпка пахла ароматно. Но, прежде чем приниматься за еду, Маришка вытащила саднящую занозу из ступни. Зубами. Как только ухитрилась изогнуться. Промыла ранку под ключевой водой. Просто подставила ступни и поплескалась. Напилась вволю. Со скованными руками это было трудно. Но ей удалось. И только потом сообразила, что у нее почти ничего не болит. Только память осталась о той дикой, чудовищной порке кнутом. Одна беда – в камере темно было. Факел в коридоре горел только один. И то далеко, где-то у развилки. И посмотреть на себя никакой возможности не было. Индейку, и ту по запаху больше нашла, да на ощупь.

Слово «есть» к приему пищи со скованными за спиной руками не подходит. Да и не едят в тюрьме. В тюрьме – жрут. Тем более что Маришка понимала – не съест она все сейчас – отберут. Точно отберут. И еще хорошо, если отберут. Все не так обидно, когда загадят, раздавят, выбросят. Она вгрызалась в жесткое, холодное мясо так, словно никогда ничего вкуснее в жизни не ела. А может, так оно и было? Хорошо, что и факел висел далеко. Изгибы обнаженного тела благородной княгини, зубами рвущей индейку. Зрелище для настоящих мужчин. Тролли бы точно решетку снесли. А потом еще и попить можно вволю. Ключевой, холодной воды, такой свежей. И можно лечь на солому, ощущая в теле приятную сытость. Главное – не думать. Ни о чем не думать. Во тьме – времени нет. Взрыкивают в темноте чудища, клекочут их клювы, скрипят ядовитые жвала. Главное, чтобы в коридоре не раздались шаги тяжелых кованых сапог. Сейчас, со скованными руками, морду не располосуешь. Зато можно зубами в нос вцепиться.

Столица. Императорский дворец. Рабочий кабинет Венцеслава Одиннадцатого. Его Императорское Величество пребывал в сумрачном расположении духа.

– Брат Михаил! Я доверился вашим обещаниям. Я принес в жертву три древних рода Империи, верой и правдой служивших и государству, и моим предкам. И теперь Старое Дворянство меня ненавидит. Хотя вы и получили Кровавые Камни, строительство портала задерживается. А теперь, из-за ваших страхов, я рискую распрощаться со своей последней опорой – вампирами и оборотнями. Ну, объясните мне, наконец, почему свет клином сошелся на какой-то девчонке. У меня прошение от Ю Гаэшти-младшего. Старший Ю Гаэшти собирает Большой Совет. И, я думаю, он предъявит мне ультиматум. У меня личная просьба Шу Михневича, подарить эту сучку его отпрыску. Я не понимаю, почему так необходимо убивать какую-то там шестнадцатилетнюю соплячку?

– Ваше Императорское Величество, – устало вздохнул Серый. Разговор шел уже давно, – я рискую повториться. Магия крови родов – вещь чрезвычайно малоизученная. По вполне понятным причинам. Такие эксперименты никто не ставил. Мы получили Пророчество. Мы с Вами. Именно мы с Вами сделали первый шаг. Очень тяжелый. И сейчас отступать уже поздно. Я скажу честно. Я не знаю, какую роль играет эта девушка. Очень вероятно, что никакую. Она ведь может и не быть дочерью князя Ланского. Какого-нибудь кучера или лучшего друга семьи. Такое возможно. Но если она умрет, будут выполнены все условия. А если нет – то появится неизвестный фактор. И успеха я уже не гарантирую. Империи нужна стабильность. А вам нужна жена и наследник.

– А что делать с ультиматумом вампиров? Они обязательно выдвинут его. Не завтра, так послезавтра. А против них Легион не пойдет. Потому что и для тех, и для других, мы – людишки. Корм.

– Вы – Император. Последнее решение всегда за Вами.

– Знаю. Иногда я жалею, что я Император. Из Ланского получился бы император не хуже меня. Во всяком случае, он всегда жаждал править.

– Из узурпаторов не выходят хорошие императоры. Они всегда слишком дрожат за свою власть. Он бы залил кровью всю страну. И погибло бы не пятьсот человек, а пятьсот тысяч. Провинции бы обезлюдели.

– Ладно. Ладно. Пустое, – Император махнул рукой, – это все отговорки. Свяжите меня с Ди Дагросса. Я хочу поговорить с этим эльфом. Надеюсь, трудностей с шаром у вас не возникнет?

– Нет, Ваше Величество.

Темный эльф приветствовал Императора глубоким поклоном.

– Оставь церемонии, Ноэрто. Я хочу прояснить для себя один вопрос. Эта девушка, Мария Ланская… У меня есть несколько прошений о ее помиловании… Не хотелось бы портить отношения, особенно с вампирами… И в то же время государственные интересы требуют…

– Ваше Величество, я думаю, что Совет Вампиров обратится к вам с другой просьбой. Думаю, что вы согласитесь на нее. Борьба с пиратством – дело благородное и необходимое для Империи…

– Ноэрто? – Император удивленно приподнял бровь, – вы решили этот вопрос? Заранее?

– Верные подданные существуют для того, чтобы решать проблемы Вашего Величества, а не создавать их, – Ла Ноэрто довольно улыбнулся.

– Но ее смерть… Она нужна для завершения Ритуала?

– Я догадывался, что это был Ритуал. Мое мнение, как ученого, что в случае жертвы рода мы имеем всего лишь много крови, идентичной по своему составу. Если необходимое количество крови уже получено, то ее жертва необходимости не имеет.

– Прекрасно! Это все, что я хотел узнать, – Император уже хотел прервать контакт.

– Но, Ваше Величество, – Ла Ноэрто предостерегающе вскинул руку, – есть еще один аспект данной проблемы. Девушка – Избранная.

– Избранная? – Венцеслав недоуменно посмотрел на эльфа. – Это еще что такое?

– Поясню на примере. На птичьем дворе вы выбрали себе утицу на обед. Эта птица ИЗБРАНА вами. В принципе, вы могли выбрать и другую. Много их вокруг бегает. Но что будет с поваренком, который откажется зарезать свою любимую птичку? А с поваром, который приготовит ее не так как надо? Вот мы сейчас с вами – в роли поварят. И я не хочу быть высечен розгами.

– И кто ее избрал? И для чего?

– Не знаю, Ваше Величество. Но избрать человека под силу только Высшим Магам. Цели их неведомы и для обычных смертных непостижимы. Я бы посоветовал Вам, Ваше Величество, просто забыть про эту девушку. А мы постараемся исполнить приговор в отношении нее в кратчайшие сроки. Если нам, конечно, брат Гриша не помешает. Излишнее рвение проявляет, заговоры ему даже в клозете мерещатся.

– Брат Григорий в благочестии своем часто границы переходит, – Серый чуть склонил капюшон, – черта сия известна нам. Мы не сомневаемся в вашей верности Императору и Престолу, Ди Дагросса. И вы ее только что нам доказали.

– Меня и моего колледжа. Я знаю своих преподавателей и студиозусов лучше, чем кто-либо. И будь у меня заговор, я бы пресек его в зародыше. Сам. Дабы не утруждать ни Его Величество, ни доблестное Министерство Юстиции излишними проблемами. Некромантия – наука опасная, не только чернь, но и благородные фамилии неприятие к ней имеют. Только на защищающую длань государства мы и рассчитываем.

– Мы охладим излишнее рвение брата Григория…

Контакт пропал. Император задумчиво откинулся в кресле. Брат Михаил застыл перед ним в выжидательной позе.

– Интересно было бы взглянуть на портрет Избранницы.

– В конфискованном имуществе имеется семейный портрет Ланских. Правда, ему уже года четыре. Я взял на себя смелость…

– Прикажите внести.

Минут пять он смотрел на лицо Маришки. Веселая девчушка с задорными глазами.

– Сейчас ей должно быть шестнадцать, – Император задумчиво потер подбородок, – девушка редкой красоты. Я понимаю младших отпрысков… Судьба. Не родись красивой – не станешь утицей с шампиньонами. Бросьте портрет в камин, брат Михаил. Вычеркнуть и забыть. И проследите, чтобы ее казнь состоялась до полуночи тридцатого снежня. Мы принесли слишком большую жертву, чтобы отступать. Рисковать Порталом мы не будем.

– Как будет угодно Вашему Величеству, – брат Михаил не смог скрыть довольной улыбки. Этот черномазый эльф…Он еще может пригодиться. В будущем… Когда они избавятся от этого никчемного сюзерена, наивно считающего себя повелителем земель.

– Клара, я не хочу, чтобы ты с ней встречалась.

– Просто Клара. Уже без госпожа. Что ты с ней сделал? – де Рижжак яростно сузила глаза.

– Все, что мог. Пытался открыть Врата Боли. Хочешь взглянуть?

– Да уж. Извольте.

– Этого тоже с собой возьмешь? – тангар кивнул на Эрика.

– Конечно.

– Как знаешь.

Клара почувствовала Силу шагов за десять до пыточной. Врата поразили ее. Обычно черные, ледяные, теперь они алели внутренним жаром. Еще не веря себе, магиня прикоснулась к древней бронзе. И отдернула руку. Врата обжигали.

– Сколько? – испуганно спросила женщина.

– Двадцать четыре. Сердечко у нее молодое. Выдержало. Ты бы на восемнадцатом… Один раз мне показалось, что уже все. Но нет. Не сработало. Врата заряжены. Хочешь? Просто встань, и я тебя по попке шлепну легонько. Хватит.

– Пасиб. Обойдусь без билета в неведомое. Эрик! Прости… Мы зря пришли. «Золотой Нарвал» отваливает с вечерним приливом. Должны были завтра, но по прогнозам ночью шторм, а потом вообще погода испортиться. Так что времени у нас почти не осталось.

– Госпожа Клара, но вы же обещали! Мы должны уговорить Маришку. Она должна отказаться от своего идиотского выбора! Мы выиграем время… Если не вы… Я сам уговорю ее! Мне она поверит.

– Эрик, – Клара грустно усмехнулась, – хочешь пари? Ты не уговоришь ее. Даже если небо упадет на землю.

– На что? – глаза парня загорелись.

– На желание, – грустно улыбнулась Клара, – я буду ждать тебя на корабле. Если ты не придешь – значит выиграл. Но, смотри, не опаздывай.

– Согласен! – Эрик довольно улыбнулся. Он уговорит! Маришка же не дура последняя! Ну, а для госпож…, нет, просто для Клары, он загадает такое желание… Лечь в постель с двадцати восьмилетней женщиной… Опытной, умелой, ласковой. Да еще и преподавательницей. Мечта любого студиозуса.

– Прощай, Рарнир сын Гартона, – Клара поклонилась Смотрителю.

– И вам долго здравствовать, госпожа Клара де Рижжак, – тангар склонил голову в ответ. Подождал, пока каблучки Клары затихнут. Потом посмотрел в глаза Эрика.

– Все свое ношу с собой, – тангар критически окинул взглядом походный ранец, притороченный меч, перевязанный биркой, дорожную одежду парня, – эльф должен быть готов в путь еще до привала. Вот что я вам скажу, юноша, хотя слова мои вам будут, как горох о крепостную стену. Шли бы вы счас в кабак. Винца себе красненько заказали кувшинчик. Времечко до отплытия скоротать. А потом и отправлялись вместе с госпожой Кларой за моря дальние. К Маришке сейчас пойдешь – всю жизнь свою исковеркаешь. И никогда ничего нельзя уже будет поправить.

– А вы ведь зомби, Рарнир, сын Гартона. Считаете, что живым советовать можете?

– И не думал, что ты меня услышишь. Пошли. Два часа у вас будет. На разговоры времени хватит. Я и не рассчитывал, что ты меня услышишь. Умным советы не нужны, а дуракам не помогут.

Жутковато было Эрику в этих подземных лабиринтах. В темноте, за ржавыми решетками, кто-то стонал, сипел, взревывал страшным рыком. Пару раз с писком из-под самых сапог прыскали жирные крысы. Без Смотрителя он бы точно заблудился. Чернильно-черную тьму рассевали только редкие факелы. Но их света хватало едва на пару шагов. Хлюпала под сапогами вода. Но магического света Эрик почему-то зажигать не решался. Этот зомби, Смотритель, ведь обходился без него. А он чем хуже? Он же эльф, а эльфы ночью куда лучше людей видят. Правда, эльфийской крови в нем было не так уж много. Даже уши почти острыми не были. Разве что приставка Ла, перед фамилией.

– Ну, вот она, камера. Замочек магией сами откроете, или поспособствовать? Раньше покинуть нас вздумаете – вон по красным стрелочкам пойдете. Вы-то их видеть должны. Аккурат они вас к выходу выведут.

Сказал Смотритель, и как в темноте растворился. Замок решетчатой двери открыть было не сложно. Эрик шагнул в камеру и только тогда произнес заклинание света. Не решался раньше. Маришка стояла перед ним. Почти как в его мечтах, без единой нитки одежды. И даже ее роскошные волосы были заплетены в косу, чтобы не скрывать красоты юного тела. Она и не пыталась закрыться. Даже ноги расставила чуть-чуть шире плеч. Эрик вдруг поймал себя на мысли, что сейчас, израненная, со скованными руками, она возбуждает его сильнее, чем… Он вдруг почувствовал, что краснеет. Он подглядывал за ней. Когда она садилась для омовения в глубокую лохань, обтянутую простынями. В горячую и мыльную от золы воду. За Маришкой многие в колледже подсматривали.

– Ты уезжаешь? – тихонько спросила девушка. Она-то поняла это сразу. При одном взгляде на его походный ранец.

– Да. Госпожа Клара предложила пройти полевую практику… Ну и я… – он замялся.

– Она ведь уже не придет? – в голосе Маришки угасла надежда…

– Я не знаю, она сейчас вещи собирает, потом ее ректор вызывал, а отплытие перенесли пораньше…

– Не надо, Эрик, – Маришка грустно улыбнулась, – человек всю жизнь врет. И только перед смертью он говорит правду. Мне уже не так много осталось…

Ну почему она выбрала эту чудовищную казнь? Ведь они смогли бы протянуть время. Столько, сколько нужно. Он ведь знал секрет эльфийских сталей. Это тайна всегда хранилась в их семье. Император отдаст многое! Но не сказал ничего.

– Теперь я могу говорить только правду. Я всегда хотела, чтобы ты был моим первым мужчиной. Я и сейчас этого хочу. Очень. Гораздо сильнее, чем раньше.

– Мариша, я…

– Ты вправе брезговать мной. Я не княгиня, так, грязное учебное пособие, хорошенько выдранное кнутом. Тогда уходи. Если стесняешься… Или… Или просто погаси свет.

Магический светильник потух, словно под порывом ветра. Всхлипывания, поцелуи, шорохи. Иногда тишина, такая, что было слышно, как плещется маленькая ундина, дух родничка госпожи Клары. Потом стоны. Жаркий шепот.

– Сжимай меня крепче. Еще, еще. Не бойся.

Шорох соломы. Эрик постелил на нее свой плащ. Но теперь он совсем свалялся.

– Подожди… Сейчас я придам ему силы…

Бедному жениться – ночь коротка. Эрик подумал, что прошло всего несколько минут, когда в коридоре гулко загрохотали кованые сапоги. Он едва успел затянуть завязки на брюках. Подхватил рюкзак и шагнул к выходу.

– Эрик, ты забыл плащ.

– Это тебе.

– Нет. Здесь нельзя оставлять свои вещи. Они пускают корни, – Маришка грустно улыбнулась, – да и память обо мне будет. Если захочешь помнить. У меня же нечего тебе подарить.

– Прощай, – Эрик шагнул за порог.

– Угрюмый, проводи, – Смотритель скомандовал орку. Потом зашел в камеру сам. Женщина светилась изнутри, полная какой-то тайны.

– Встать, – рявкнул он на Маришку. Она поднялась. Плавно. Совсем по-другому, чем раньше. В движениях ее появилась какая-то мягкость, – ноги раздвинь.

Она выполнила приказание. Тангар ощупал ее всю. Безжалостно и грубо. Мокрая от женских соков паутинка. Крепкая и без единого разрыва. Палец не просунуть.

– Накажете за нарушение правил внутреннего распорядка? – Маришка взглянула мертвому тангару прямо в глазницы, бездонные, наполненные оранжевой тьмой. «И чем он думает, интересно? У него ведь одна кость»

– Правила распорядка не нарушены. Одного не пойму. Как?

– У женщины в теле много дырочек, чтобы обласкать мужчину. Ушки например, – Маришка хитро прищурилась, – а на счет девочисти моей, не извольте беспокоиться. Паутинка ведь цела.

– Ну, веселись. Отдыхай. Завтра ученый совет. Он и решит, как ты умирать будешь.

Маришка осталась одна. Опустилась на влажную солому. Потянулась. Как кошка. В уголках ее пухлых губок дремала загадочная улыбка. Но кто видел ее в темноте?

– Вот ваши документы, госпожа Переверзева, – ректор подвинул к Ланке стопку бумаг, – проверьте. Паспорт гражданина Дарга, срок действия до следующего Жолтня, свидетельство об окончании первого курса, краткий справочник мага. При перерасчете бухгалтерия обнаружила, что в прошлом году вы не использовали до конца свой лимит на учебные пособия и литературу. За вычетом содержания за последний месяц это составит сумму в четыре золотых и восемь серебряных кун. Вот здесь распишитесь.

Ланка прекрасно помнила, что она накупила кучу книжек. Даже у Маришки денег занимала. Но подпись свою она поставила безропотно. Уйти, побыстрее уйти из этого места. Она уже совсем собралась. Даже вещи оставила в приемной у ректора. Получить документы и уйти.

– Вы собираетесь отправиться к отцу, госпожа Переверзева?

– Да.

– Каким же образом?

– Пешком, – Ланка даже плечами недоуменно пожала. Глупый вопрос. Самая захудалая лошадка стоит полсотни золотых. А еще и деньги ей на прокорм нужны. Даже с этими четырьмя золотыми ей по дороге впроголодь жить придется. А караваны еще только через три-четыре недели будут. Когда снег ляжет. Да и кем ее в караван-то возьмут? А за это время она верст триста-четыреста уже отмахает.

– Я хотел бы обратиться к вам с маленькой просьбой, – эльф достал из ящика стола пакет, опечатанный сургучными печатями, – вы не взялись бы доставить одно послание в ваши края? Оно не срочное, однако, требует передачи лично из рук в руки. Мы оформим это как курьерскую доставку. Колледж – учреждение государственное. Вы сможете бесплатно останавливаться на государевых почтовых станциях. Для вас это будет немаловажно. Я думаю, вам не стоит торопиться отдавать долг O’Нилу. А деньги вам еще пригодятся.

– Спасибо, господин ректор, – голос Ланки был тих и бесцветен. Похоже, в этом городе все знали обо всех. Лучше бы ее жизнь кончилась вчера. Если бы она только решилась ударить кинжалом этого проклятого зомби. Как в кошмарном сне она доплелась до своей комнаты. Ее тошнило. От этой мерзости и грязи она была противна сама себе. Она стирала юбки, долго полоскала рот. Но не помогало это. Совсем не помогало. Они ведь убили ее вчера. Выпили из нее душу. И теперь в ее жизни ничего и никогда уже не будет. Она сейчас выйдет из колледжа. Пойдет на рыбачью пристань. И булькнется в холодные волны, прямо в мусор и рыбью чешую. Тяжелый пояс не даст ей всплыть. Через пару минут кончится воздух. Грязная вода наполнит легкие. И она погрузится в первородную тьму. Где нет ничего.

– Вы совсем не слушаете меня, госпожа Элания. Впрочем, я дам вам карту и сопроводительное письмо.

– Благодарю вас, господин ректор.

– Кстати, там на карте отмечено одно очень интересное место. Оно всего в пятидесяти верстах от Дарга. Сегодня вы вряд ли дойдете. А вот завтра после обеда – вполне. Там за холмом озеро прячется. Маленькое тихое озерцо. И скала над ним. Справа от дороги всего-то полверсты неспешным шагом. Путников там не бывает. Дурной славой место пользуется. Но вам в самый раз сгодится. А в Дарге не советую счеты с жизнью сводить. Пристань – место людное. Еще вытащит кто ненароком.

Ланка вздрогнула. Да, пристань действительно место людное. Но откуда… Она быстренько сгребла со стола документы.

– Прощайте, господин ректор.

Эльф задумчиво посмотрел ей вслед. И только когда за Ланкой закрылась дверь, и прошло уже несколько минут, он тихонько произнес:

– До свидания, госпожа Элания. До свидания.

– Проиграл? – спросила Клара. И Эрику показалось, что голос ее дрогнул.

– Да, – он только плечом дернул. Стоило ли говорить ей все?

– Закат хороший. Солнце в море садится. Не в тучи, – женщина помолчала, – у нас одна каюта и одна кровать. И я хочу, чтобы в кровати ты никогда не вспоминал о ней. Это мое желание. И ты можешь звать меня Клэр.

– Хорошо… Клэр. Я постараюсь ее забыть. Хочу только один вопрос задать. Чисто профессиональный. Эта паутинка – ее можно снять, в смысле другому человеку?

– В принципе да. Маг высшего уровня, конечно, код ставит. Но паутинка заклятие специфическое, – Клара говорила уже поспокойнее, напряжение спало, – сильно его не шифруют. Что-нибудь простое. Virgin или Девица. Ну, может буквы в слове наоборот поставят. В общем, подобрать код можно и снять тоже.

– А самостоятельно, если магией пользоваться нельзя?

– Самостоятельно нет. Но с чужой помощью да. И только под смертными муками. Девушка должна быть абсолютно уверена, что если паутинку не сдернут, она умрет. Работа идет на инстинкте продолжения рода. Но самостоятельно – никак. Если ты Маришку имеешь в виду. На ней же ошейник, он любую магию из нее выпьет. Да и без ошейника она бы вряд ли смогла. Не такая уж она сильная магиня.

– Да… Это конечно, – Эрик задумчиво смотрел на волны. Две женщины, о которых он раньше только мечтал, сами предложили ему себя. День исполнения желаний. Вот только почему же на душе так пакостно?

Маришка спала. Вернее мучилась. Неровные каменные плиты пола, сырая солома, скованные за спиной руки, холод, терзающий ее обнаженное, исхлестанное кнутом тело. Грань между сном и явью такая зыбкая. И снова этот проклятый зубастый череп с огненными глазами.

– Теперь все, девочка. Они ушли. Все ушли. Тебя все бросили. И ты совсем одна, без друзей и защитников.

Маришка стояла одна, на бескрайней равнине. Пронизывающий морозный ветер трепал ее длинную косу. Звезды кололи ее злым и холодным светом. Каждую клеточку ее юного беззащитного тела. А череп висел перед ней. Чудовищный, отталкивающий, страшный. Огромный как гора. И иногда девушка видела картины. Два обнаженных тела, ласкающие друг друга. Надо же, она и не подозревала, что госпожа Клара без одежды гораздо красивее, чем в своем чопорном коричневом платье. Стонущий Гоша. Новый хозяин всыпал ему розог за нерасторопность. Да и жирок лентяю разогнать не мешало. Закованный в серебряные цепи Рик, одурманенный каким-то заклинанием. Тискающий потаскушек Шу Михневич. Ее родители, спорящие о чем-то.

«Ну, ты пойми, ну не могло, не могло быть у нас дочери с таким именем. Мы государство, основанное на жестких принципах социального национализма. Мария, Марина – это я еще могу понять. Но Маришка – никогда. У нее еще и ударение, наверное, на первый слог.

– На второй.

– Все равно. От этого попахивает гнилым панславизмом. Ты бы ее еще Марийкой назвала. Мне вон Бендеровку до сих пор вспоминают. А сколько лет прошло!

– Не нужно было планету уничтожать.

– Нужно было. Нам был необходим транспортный коридор. А на демилитаризованную автономию они не соглашались. Да там не так и много во время орбитальной бомбардировки погибло. Мы всю военную операцию за счет реализации местного населения окупили. Зато сейчас наши верхне-восточные рубежи опасений не вызывают… А наши поселенцы давно рекультивировали зараженные земли»

Маришка только грустно улыбнулась. Надо же, никогда она не помнила, почему называла себя именно так. А вот сейчас. Будто молния осветила закуток памяти. Она, сонная и теплая входит в кабинет отца. Мама сидит у него на коленях. Потом вдруг вскакивает и краснеет, стыдливо оправляя платье. А отец весело так говорит: «А вот и наша малышка Маришка». И она повторяет за ним «малиська-малиська». Ей ведь всего годика два, не больше. И все ее разговоры только мама и понимала. А потом отец подхватывает ее на руки и подбрасывает к потолку. А ее сердечко замирает от ужаса и восторга. Потому что высоко. И летать все-таки страшно. Но внизу ее всегда ждут такие сильные, добрые и надежные руки отца. Она долго называла себя этим смешным прозвищем. Малиська-малиська. Пока буквочку «р» говорить не научилась. Потом осталась только Маришка. И все это теперь осталось только в ней. Елка. Старший брат, дергающий ее за косу. Свечи на праздничном торте, которые нужно обязательно задуть с одного вздоха, иначе желание не сбудется… А эта глупая кость думает, что лишила ее всего. Нет. Самое главное забрать не смогла. Ни этот дурацкий череп. Ни они… Не смогли и не смогут. Маришка гордо вскинула голову и дерзко улыбнулась.

Череп зловеще усмехнулся:

– Хорошо смеется тот, кто смеется без последствий…

И его громовой хохот сбросил девушку вниз, на холодный каменный пол подземелья. На холодную и мокрую солому.

– И все-таки я подозреваю вас в измене Трону и Государю, – брат Гриша зловеще прищурил глаза, – как это у вас все гладенько получается. Госпожа Переверзева отчислена за неуплату, Клара де Рижжак убыла в длительную командировку. Ю Гаэшти, особо активный защитник государственной преступницы, пропал. То ли убит, то ли увезен на Аймалран, пиратское логово. Игорь Нухотин покинул колледж по собственному желанию. Один Шу Михневич заливает в кабаках свое горе. Понять его обиду возможно. Девка красивая, а папка не всесильным оказался. И вот как раз его верность Трону я под сомнение не ставлю. Реакция естественная. И у меня складывается впечатление, что заговор зреет. Я уверен, что вы лично, Ди Дагросса, намерены способствовать побегу государственной преступницы. Намерены затянуть время и укрыть ее от правосудия.

– Брат Гриша, – эльф внимательно рассматривал свои холеные ногти, – давайте говорить прямо. Вы определились с выбором казни? Какой из наших научных проектов вам наиболее по душе?

– Ну… Не совсем. Мне очень по душе Семь Божков, которые предложила та девушка… Ну и «Рождение Дракона».

– Семь Божков исключено. Лариса не готова проводить такую зарядку. Да и мне не нужны тут Сытые Боги. Не война. А вот «Рождение Дракона» – это прекрасный выбор. Дата определена. Заклинания и Ритуал полностью поддаются контролю. Да и сама процедура достаточно любопытна. Кроме того, и наука получит определенные, гхм… данные. Так что в этом мы найдем с вами общий язык.

– А если она это… Родит дракона? По-настоящему?

– Исключено. Вы вообще представляете, что такое Дракон? Это чудовищное создание, по сравнению с которым Великий Тангарский Голлем просто детская игрушка. Существо, неуязвимое к магии. Существо, покрытое броней. Разумное существо, смею вас заверить в этом. Крылатое чудовище, которое с высоты, недосягаемой для стрел, способно испепелять целые легионы своим дыханием. Аллангор знал драконов. Существовали Порталы, были замки ридеров. Всадники на Драконах. Но все это погибло, погибло безвозвратно, смею вас уверить. Погибло еще во времена Байрака Свирепого. Дракона – исключено. Однако гомункулус, полученный в результате слияния спермы столь различных самцов и девственной яйцеклетки, может получиться очень интересным.

– И вы, конечно, хотите сохранить ему жизнь? – зловеще прищурился брат Григорий.

– Да упаси Боги. Я очень удивлюсь, если он проживет несколько часов. В любом случае я надеюсь его препарировать в ближайшие сутки-двое после родов. Впрочем, я не думаю, что дойдет даже до этого. Я, безусловно, окажу помощь студиозусам. Но Ритуал они будут проводить сами. Второй курс – слишком зелен для бакалавриата. Думаю, что пособие вряд ли переживет второе-третье изнасилование. Хотя, если его правильно подготовить…

– Опять ваши хитрые эльфийские штучки? – насторожился серый монах.

– Брат Гриша, давайте я передам пособие вам до Ритуала. Под ваше личное наблюдение. Но только с несколькими условиями. Господин Лайменис – теоретик. Он не способен правильно выполнить практическую работу. Ему в помощь я дам барона де Гланси. Барон тоже получит степень бакалавра. По созащите. Но, я сильно опасаюсь, что и вдвоем они мало что смогут. И я хотел бы ввести в группу еще одного человека. Со старших курсов. Все они будут работать исключительно под вашим наблюдением и чутким, мудрым руководством. А я – умываю руки…

– Вы хотите передать Марию Ланскую мне? – у монаха даже дыхание сперло от открывающихся перед ним перспектив.

– Конечно. В конце концов, она собственность Министерства Юстиции, а мы лишь используем данную вещь в своих научных целях. С вашего милостивого соизволения.

– Да… Это поступок настоящего гражданина Империи и верного подданного Его Императорского Величества. А как же Ученый Совет?

– За это можете не беспокоиться. Он прислушается к моему мнению.

Ученый Совет Императорского колледжа Высшей некромантии утвердил тему бакалавриата господина Лаймениса единогласно…