Шел по городу волшебник Часть 1

Много веселых чудес и превращений происходит с обыкновенным школьником Толиком Рыжковым. И все потому, что Толик научился колдовать...

Милиционеры очень любят детей. Это каждый знает. Любят они не только своих детей, а всех подряд, без разбору. Не верите – посмотрите детские фильмы. В фильмах милиционеры всегда улыбаются детям. И все время отдают честь. Как только постовой увидит мальчика, так сразу же бросает свои дела и мчится, чтобы отдать ему честь. А если девочку увидит – тоже мчится. Наверное, ему все равно – мальчик или девочка. Главное – успеть отдать честь.

Если же кому-нибудь попадется милиционер, который не улыбается и не отдает честь, то это ненастоящий милиционер.

А все-таки хорошо, что ненастоящие милиционеры иногда встречаются.

В Ленинграде вот есть один такой. И если бы его не было, то ничего не случилось бы с Толиком Рыжковым…

А случилось вот что.

Шел Толик по проспекту. Рядом с ним, по мостовой, медленно ехала желтая «Волга».

Из динамиков, установленных на крыше «Волги», на всю улицу гремел оглушительный и радостный голос диктора:

«Граждане, соблюдайте правила уличного движения! Несоблюдение этих правил часто приводит к несчастным случаям. Недавно на Московском проспекте гражданин Рысаков пытался перебежать дорогу впереди идущей автомашины. Водитель не успел затормозить, и гражданин Рысаков был сбит автомашиной. С переломом ноги он был доставлен в больницу. Граждане, помните: несоблюдение правил уличного движения ведет к несчастным случаям…»

Толик шел рядом с «Волгой» и сквозь боковое стекло видел лейтенанта милиции с микрофоном в руках. Лейтенант был молодой и какой-то очень чистенький. Было странно, что у него такой оглушительный голос, хотя бы и по радио.

Толик внимательно, насколько было видно вперед, оглядел мостовую, стараясь угадать, в каком месте произошло все это с гражданином Рысаковым. Но угадать было невозможно. В обе стороны, одна за другой, катились машины. Здоровенный самосвал, шлепая шинами по асфальту, быстро отставал от вертлявого «Москвича», а их обоих, пренебрежительно пофыркивая, обгоняла тяжелая черная «Чайка». И все они проезжали, может быть, над тем местом, где «недавно» лежал неосторожный Рысаков…

«А что, – подумал Толик, – если бы это случилось не „недавно“, а сейчас! Только чтобы машина объехала Рысакова… И – чтобы врезалась в трамвай… Но только чтобы водитель остался цел… А трамвай – сошел с рельс… Но – чтобы пассажиры все остались целы. А движение по всей улице – остановилось… И тогда нельзя было бы перейти улицу… И я не пошел бы в школу…»

Толик остановился и стал разглядывать пешеходов, которые перебегали улицу, ловко увиливая от автомобилей.

Желтая «Волга» ушла далеко вперед. Толик опасливо покосился на нее и тоже побежал. Он юркнул между двумя автобусами, пропустил трамвай, «скорую помощь» и влетел на тротуар перед самой булочной. Толик направился было к двери и вдруг прямо перед собой увидел милиционера. Тот стоял и смотрел на Толика. Он не отдавал честь и не улыбался.

– Ну, иди сюда, – сказал милиционер.

– Зачем? – пробормотал Толик.

– Иди, иди.

Цепляясь носками за асфальт, Толик подошел ближе.

– Вам в школе объясняли, как нужно переходить улицу? – спросил милиционер.

Голос у него был сердитый и не насмешливый, а какой-то скучный.

– Нам не объясняли, – на всякий случай сказал Толик.

– А ты сам не знаешь, где можно переходить улицу?

– Мне в булочную надо, – тихо сказал Толик.

Милиционер молчал.

– Я очень торопился…

Милиционер молчал.

– У меня мама больная, – уже увереннее сказал Толик. – А в школу я вообще не хожу никогда. Я за мамой ухаживаю. Мне просто некогда ходить в школу.

– Чем же она болеет? – спросил милиционер. – У нее раны… – сказал Толик и вздохнул. – От снарядов… и от бомб… и от пуль… Она на фронте воевала. Раньше она мало болела, а теперь – каждый день. И папа – тоже в больнице. Он в милиции работает. Его преступники ранили.

– Как фамилия-то? – спросил милиционер уже не скучным голосом.

– Павлов.

– Вроде слышал про такого, – сказал милиционер после раздумья. – Значит, и в школу тебе ходить некогда?

– Совсем некогда, – вздохнул Толик.

– Ну, беги в свою булочную.

Понурясь, Толик медленно направился к двери. Вид у него был очень печальный. В булочной Толик так же медленно ходил между прилавками, шаркал ногами, горбился и думал, что, наверное, многие замечают, какой у него несчастный вид, и догадываются о том, что у него больная мама и отец ранен преступниками.

Опустив батон в сумку и чуть не волоча его по полу, Толик вышел из булочной.

Милиционер стоял на прежнем месте. Он все-таки не отдал честь и не улыбнулся, но слегка кивнул головой. Мотнул головой и Толик. Теперь он ничуть не боялся милиционера.

Прежде чем перейти улицу, Толик посмотрел налево. Он ступил на мостовую и посмотрел направо. И в этот момент увидел Мишку Павлова. Мишка бежал прямо к нему и орал на всю улицу:

– Толик! Анна Гавриловна сказала, чтобы нам с тобой сегодня в школу прийти на час раньше!

Толик отвернулся от Мишки, как будто Мишка кричал кому-нибудь другому. Но Мишка налетел на него и опять заорал в самое ухо:

– Я сам ее видел! Она сама сказала!

Толик, не обращая внимания на Мишку, посмотрел на милиционера. Тот уже не стоял на месте, а медленно шел прямо к ним.

Тихонечко, боком Толик двинулся по тротуару. Милиционер пошел быстрее. И тогда Толик бросился бежать со всех ног.

Мишка, разинув рот, постоял, посмотрел, как убегают от него милиционер и Толик, и тоже бросился за ними.

Толик бежал, ничего не видя. Если бы ему в эту минуту подвернулась машина, он, наверно, сбил бы машину.

Если бы на пути оказалась река, он, конечно, перепрыгнул бы через реку. Он бежал изо всех сил, потому что на свете нет ничего хуже, чем убегать от милиционера.

Мишка давно уже отстал, а Толик еще и не разогнался как следует. Милиционер, наверно, тоже еще не разогнался. Он бежал далеко, но догонял понемножку.

На улице останавливались прохожие. Их удивленные лица мелькали мимо Толика быстро, как фонари в метро.

Самое страшное было то, что вся улица как будто остановилась и замерла. Как будто отовсюду – с боков и даже сверху – все смотрели на Толика и молча ждали, когда он упадет. А в этой тишине раздавался глухой стук сапог милиционера.

Но интересно, что на бегу Толик успевал еще кое о чем думать. И так как ногами он переступал быстро, а дышал часто, то и мысли его были очень короткие.

Примерно такие:

«Убегу… Нет, не убегу. А может, убегу?.. Мишка видел… Мишка не скажет… Мама не узнает… Анна Гавриловна не узнает… Нужно быстрей… Никто не узнает… А если выстрелит?.. Не имеет права!.. »

Стук сапог сзади становился все ближе. Толик метнулся к дому и вбежал в парадную. Тут была еще одна дверь – во двор. Толик открыл ее, и в этот момент сзади зацокали по ступеням сапоги милиционера. Толик захлопнул дверь и услышал, как она тут же открылась за спиной. Толику стало страшно. Он уже совсем было хотел остановиться, как увидел слева несколько низеньких домиков – гаражей.

Между двумя домиками была узкая щель. Толик бросился в эту щель и почувствовал, как что-то схватило его и потащило назад. Но тут же он выскочил из щели, и почему-то бежать стало легче.

Мальчишки, столпившиеся по другую сторону гаражей, так ничего и не поняли. Они видели, как промелькнуло что-то и вслед за ним промелькнуло еще что-то, а теперь во дворе стоял милиционер и, разглядывая, вертел в руках сумку с батоном. Он постоял немного и пошел к воротам. Мальчишки посмотрели ему вслед и снова принялись рисовать на дверях гаражей звезды и писать мелом, что «Тоська + Вовка = любовь».

А Толик долго еще не мог остановиться. За его спиной уже никто не топал, но Толик на всякий случай пробежал еще четыре двора, пролез сквозь какую-то трубу, спрыгнул с какой-то крыши и оказался в маленьком дворике.

Лишь теперь он понял, что за ним уже никто не гонится. Толик осматривался, ища дверь или ворота, через которые можно было бы выйти, но видел только гладкие стены. Это был очень странный двор. Высокие стены – без окон и балконов – уходили вверх, под самое небо. Двор был круглый, как колодец, и посреди него стояло что-то большое и круглое, как консервная банка.

Толик завертел головой, стараясь найти сарайчик, с которого он спрыгнул, но никакого сарайчика не было.

В здании, похожем на консервную банку, оказалась дверь. Толик отворил ее и очутился в просторном помещении. Это было очень странное помещение. Откуда-то сверху, с невидимого потолка один за другим медленно опускались голубые шары. У самого пола они вспыхивали голубым светом и гасли, как будто проваливались. Один за одним, один за одним плыли они сверху вниз и лопались, освещая все вокруг мерцающим светом.

Потом он увидел мальчика.

Мальчик сидел за длинным столом. На одном конце стола высилась груда спичечных коробков. Мальчик взял один коробок, внимательно осмотрел его и переложил на другой конец стола.

– Триста тысяч один, – сказал он. Толик подошел поближе. Мальчик, не глядя на Толика, взял еще один коробок.

– Триста тысяч два.

– Эй, ты чего тут делаешь? – спросил Толик.

– Триста тысяч три, – сказал мальчик.

– Как отсюда выйти? – спросил Толик. – Где тут ворота?

– Триста тысяч четыре, – сказал мальчик. Толику стало не по себе. Он даже подумал, что это не живой мальчик, а какой-нибудь электрический, вроде робота, которого Толик видел в кинокартине «Планета бурь». Там робот, похожий на человека, ходил на двух ногах и даже разговаривал дребезжащим, как будто железным голосом.

Толик протянул руку к плечу мальчика и тут же отдернул ее, словно испугался, что его ударит электрическим током.

– Триста тысяч пять, – сказал мальчик. Толик начал сердиться. Он был не робот, а живой человек. И потому он умел сердиться. А этого, как известно, не умеет делать даже самый лучший и самый электрический робот.

– Триста тысяч шесть, – сказал мальчик. Толик почувствовал, что он уже не просто сердится, а прямо-таки злится.

– Триста тысяч семь, – сказал мальчик. Толик почувствовал, что он уже не просто злится, а прямо-таки лопается от злости.

– Триста тысяч восемь, – сказал мальчик.

«Ну ладно, – подумал Толик. – Сейчас ты у меня замолчишь»

Толик вытянул руку и провел ладонью по спине мальчика, стараясь найти кнопку, которой он выключается. Спина оказалась теплой и совсем не железной.

– Триста тысяч девять, – сказал мальчик, поднял голову и посмотрел на Толика странными голубыми глазами.

– Ты что, оглох?! – крикнул Толик. – Ты, может быть, глухой, да?

– Я все слышу, – ответил мальчик. – Триста тысяч десять…

– Сейчас ты у меня получишь! – рассвирепел Толик. – Я тебе покажу, как дразниться. Я тебе покажу триста тысяч! Получишь раза два, тогда узнаешь, где триста тысяч!

– Не мешай, – сказал мальчик. – Ты же видишь – я только что начал новую тысячу.

– Мне все равно – новую тысячу или новый миллион! – сказал Толик. И вдруг остановился, увидев, как при слове «миллион» глаза мальчика засветились голубым светом.

Внезапно у Толика прошла вся злость. Он вдруг подумал, что все это очень странно: и двор без ворот, и комната без окон, и какие-то тысячи, и этот мальчик, хоть и не электрический, но, наверное, ненормальный. И как только он подумал об этом, ему снова стало страшно.

– Миллион… – повторил мальчик. – Это важнее всего на свете. Но это так трудно… У меня очень мало времени. Но если ты знаешь про миллион, я могу поговорить с тобой две минуты. А потом ты уйдешь. Ладно?

– Я могу и сейчас уйти; ты покажи, где ворота, – сказал Толик.

– Не знаю… – вздохнул мальчик. – Зачем нужны ворота? Мне они совсем не нужны. Мне нужно набрать миллион.

– Какой миллион?

– Миллион коробков. Ровно миллион. И тогда у меня будет больше всех в мире.

– Зачем тебе столько? – спросил Толик.

– Так у меня же будет больше всех в мире.

– Ну и что из этого?

– Вот и все, – сказал мальчик. – Больше всех в мире! Понимаешь?

– Понимаю, – послушно ответил Толик. Он ничего не понимал. Он просто боялся молчать.

Если он замолчит, то мальчик снова начнет считать коробки и тогда станет еще страшнее.

– А сколько ты уже набрал? – спросил Толик.

– Триста тысяч десять.

– Здорово! – сказал Толик, стараясь показать, что ему не страшно. – Набрал – и хорошо. Теперь пойдем во двор, и ты мне покажи, где ворота. Знаешь, я от милиционера удирал… Ох, и бежал здорово! Но ты тоже молодец: сколько коробков набрал. Теперь можешь показать, где ворота?

– Зачем мне ворота… – грустно сказал мальчик. – Мне нужен миллион коробков. Тогда мне хватит их на всю жизнь.

– На какую жизнь? – спросил Толик и, взяв коробок, повертел его в руках. – Обыкновенный коробок. Зачем тебе на всю жизнь?

Но едва Толик прикоснулся к коробку, мальчик вскочил из-за стола, и глаза его снова вспыхнули странным голубым светом.

– Не трогай! – закричал он. – Это не твое! Это все мои коробки. Уходи отсюда! Две минуты уже кончились. Уходи! Оставь коробок!

Толик попятился от стола.

Он хотел повернуться и бежать, но глаза на лице мальчика разгорались все ярче, они становились все голубее и прозрачнее, а Толик пятился и пятился, но не мог отвернуться, словно боялся, что его ударят в спину.

Толик отступал, и стол казался ему все меньше. Около стола прыгала и бесновалась маленькая, будто игрушечная, фигурка мальчика. Она размахивала тоненькими ручками и грозила кулачками, величиной с горошину. А на ее лице, будто две звезды, мерцали два холодных голубых огонька.

– Оста-а-авь коробо-о-ок… – донесся до Толика далекий голос.

Этот голос словно подтолкнул его. Толик зажмурился и бросился бежать, не разбирая дороги. Мимо него мелькали какие-то стены и дома. Потом стали мелькать улицы и города. Затем, уже внизу, поплыли реки и горы. Солнце торопливо бежало по пустому темному небу. Но вот и солнца не стало: все слилось в одну серую полосу, беззвучно уносящуюся назад.

«Я, наверное, сплю, – подумал Толик. – Я видел темное небо… Значит, уже ночь, и я сплю… Нужно проснуться. Нужно попробовать шевельнуть рукой, и тогда сразу проснешься…»

Толик шевельнул рукой и открыл глаза. На синем небе, как приклеенное, застыло солнце. Оно больше никуда не мчалось. И улица была та же самая. И булочная.

Пристально глядя на Толика, подходил тот самый милиционер. А рядом с ним шел Мишка Павлов и орал:

– Я сам ее видел! Она сама сказала!

«Я еще не проснулся, – подумал Толик. – Наверное, плохо шевельнул рукой. Ведь бывает же так: думаешь, что ты проснулся, а на самом деле еще спишь и во сне видишь, будто проснулся»

Толик снова дернул рукой. Что-то зашуршало, застучало у него в кулаке. Толик разжал кулак и глянул вниз. На ладони лежал спичечный коробок. Он был настоящий.

И Мишка был настоящий, потому что он заорал еще громче:

– Ты что, оглох? Неси свой батон домой и бежим в школу!

И милиционер был настоящий. Он взял Толика за руку и сказал:

– Если ты с такого возраста врать научился, что же из тебя дальше вырастет? Ну-ка, повтори, чем болеет твоя мама?

Толик молчал. А Мишка, хоть и не понял пока еще ничего, но все же решил заступиться за друга. Он насупился и сурово глянул на милиционера.

– У него мама и не больная совсем. Чего вы ее больной обзываете? Она совсем здоровая.

– Вот и мне так кажется, – ответил милиционер и потянул Толика за рукав. – Пойдем со мной, мальчик.

Толик понуро шел по улице рядом с милиционером, и ему казалось, что на него смотрят все прохожие. Конечно, они думали, что он разбил окно, подрался или украл. И Толик боялся встретить кого-нибудь из знакомых.

Ну, почему с ним всегда что-нибудь происходит? – с тоской думал Толик. Он машинально теребил в кармане коробок спичек. О мальчике из “консервной банки” он сейчас не вспоминал. Несколько спичек высыпались из коробка в карман. Толик нащупал одну и… и, в сердцах прошептав: “Оказаться бы сейчас дома!”, случайно сломал ее.

Вдруг все окружающее Толика как-то искривилась, как рябь на воде. И теперь он стоял перед знакомой дверью своей квартиры. Ни милиционера, ни чужого двора. Толик тупо смотрел на знакомые цифры на двери.

…Так… он шел по улице… с мильтоном… и… вот… дома… сразу. И авоська с батоном здесь… Как… как по волшебству…– Толик потряс головой, ожидая, что такая родная дверь исчезнет. Нет! Сосредоточился. …Так… по порядку… Он, сначала прошептал и… и тут же сломал случайно спичку… Так, может все дело в…

Толик опасливо достал коробок. Покрутил в руках, рассматривая. Коробок, как коробок. И спичек до фига. Толик хотел зажечь одну, но, вдруг, его пронзила догадка.

…Это значит… это значит… спички того… ВОЛШЕБНЫЕ!.. Надо, только сказать и сломать спичку… Одно желание – одна сломанная спичка… Да, и мальчик говорил про миллион коробков… “Тогда мне хватит их на всю жизнь”…

Раздумывая над всем этим, Толик нажал кнопку звонка.

Дверь Толику открыла мама, ничего хорошего в этом не было. Он думал, что мама уже ушла на работу. Она возвратится вечером. А вечером можно было лечь спать пораньше. Никто не станет будить единственного сына, чтобы выругать его за утренние дела.

– Так… – сказала мама.

Мамино «так» тоже не предвещало ничего хорошего.

Толик молча шмыгнул мимо нее в ванную. Там он открыл сначала горячую, потом холодную воду, потом сделал среднюю и долго мыл руки. Мама стояла в дверях ванной и молча наблюдала за Толиком. Пришлось мыть и лицо. С мылом. Но мама не уходила. Тогда Толик стал чистить зубы. И тут мама не выдержала.

– Ты где был? – грозно спросила мама.

– У-гр-р-р… бул… кр-р-л… – ответил Толик, не вынимая изо рта зубную щетку.

– Положи щетку.

Толик вынул щетку и набрал в рот воды.

– Ты где был? – снова спросила мама.

– Очень холодная вода, – сказал Толик и пустил погорячее.

– Я спрашиваю: ты где был?

– Я? – сказал Толик.

Мама взяла с вешалки полотенце, вытерла Толику рот и вытолкнула его из ванной.

Толик хотел удрать в комнату, но мама взяла его за шиворот, вытащила на кухню и усадила на табуретку. Перед Толиком стояла тарелка остывшего супа. Толик быстро схватился за ложку, надеясь оттянуть расплату.

– Не смей есть! – сказала мама.

– А я как раз не хочу есть, – тонким голосом отозвался Толик. – Знаешь, мама, у меня аппетита нет.

– Я тебе покажу «не хочу»! Ешь немедленно!

Толик быстро запустил ложку в суп. Но мама быстро поняла свою оплошность.

– Положи ложку! Отвечай, где был.

– Знаешь, мама, – сказал Толик, – я по улице шел, а там такое большое движение…

– Я опоздала на работу, – сказала мама. – Я все время стояла у окна. Я думала, ты попал под автобус.

– Это не я попал, а Рысаков. Но ты не бойся, его отвезли в больницу.

– Я боюсь, что ты растешь бессовестным негодяем, – сказала мама, и в глазах ее появились слезы.

Теперь Толику на самом деле расхотелось есть. Он очень не любил, если мама плакала. Тогда он просто не знал, что делать. Ему было жалко на нее смотреть. И хотелось убежать из дому, чтобы не видеть, как она плачет. Но сейчас убежать было невозможно.

Толик посопел, повздыхал и принялся утешать маму.

– А знаешь, чего я на улице видел! – сказал он. – Там на улице один дяденька купил сардельки. Толстый такой. А один мальчик украл у него сардельку и побежал. А милиционер за ним погнался. И я тоже погнался. Я его первый догнал. А милиционер сказал мне «спасибо» и записал адрес, чтобы позвонить в школу. Этого милиционера преступники ранили. А я…

Но мама не дала Толику рассказать про преступников. И хотя слезы на ее глазах исчезли, легче от этого не стало.

– Замолчи, врун, – сурово сказала мама. – Почему-то ни с кем другим ничего не случается. Только у тебя все время какие-то преступники. Мне давно надоело твое вранье. Три дня не пойдешь на улицу!

Толик беспокойно завозился на стуле. Конечно, он виноват. Расстроил маму. Но три дня – это уж слишком. На три дня она, пожалуй, не наплакала.

А мама в это время пристально посмотрела на ноги Толика. Толик тоже посмотрел, но ничего особенного не увидел. Впрочем, и мама не увидела. Она услышала. Просто удивительно, до чего у всех мам чуткие уши. Кроме того, у них ловкие руки. Как у фокусников. В одну секунду рука мамы оказалась в кармане брюк Толика и вытащила коробок со спичками.

– Толик, ты куришь! – с ужасом сказала мама. Толик взглянул на коробок. Он совсем забыл про него, как только мама заплакала. И в ту же секунду Толик понял, что надо делать.

Он выхватил коробок из маминых рук, бросился в ванную и сломал спичку.

Когда Толик вернулся в кухню, мама встретила его радостной улыбкой. Она обняла Толика, погладила его по голове и поцеловала в щеку.

– Славный ты у меня мальчик, – сказала она.

– Угу, – ответил Толик.

– Как ты ловко выхватил коробок, – сказала мама. – Я так обрадовалась. Ты просто настоящий спортсмен.

– Мама, ты на работу пойдешь? – спросил Толик.

– Нет, мальчик, сегодня не пойду. Как же я могу пойти на работу, если тебе нужно погреть суп? Ты ведь устал, бедный, на четвертый этаж поднимался с этим батоном. А я, глупая, сама не догадалась сходить. А батон-то тебе дали какой грязный! Я сейчас сбегаю за новым.

– Не надо, мама. Я сам его испачкал. Я этим батоном в футбол играл, – сказал Толик, решив до конца выяснить могущество коробка.

– Батоном? В футбол? – спросила мама и засмеялась счастливым смехом. – Смотри, какой молодец! Я догадалась: у тебя не было мяча, и ты играл батоном. Я всегда говорила, что ты сообразительный ребенок. Но я куплю тебе мяч. Может быть, тебе иногда захочется поиграть мячом. Только ты не думай, что я тебя заставляю играть мячом. Если хочешь, играй батоном.

– Купи два мяча. И канадскую клюшку. И две шайбы, – сказал Толик.

– Обязательно, – сказала мама.

Между тем ловкие мамины руки делали все, что нужно, и вскоре перед Толиком появился подогретый суп, второе и даже банка консервированных ананасов, которые берегли к празднику.

Мама села напротив Толика и с доброй улыбкой наблюдала за тем, как он вылавливает пальцами кружочки ананасов.

– А почему ты не ешь суп и второе? – озабоченно спросила мама.

– Не хочу.

– Правильно, – сказала мама. – Всегда нужно делать только то, что тебе хочется.

Толик доел ананасы и сунул руку в карман – проверить, на месте ли коробок. Мама внимательно за ним следила. Она услышала бряканье спичек и тяжело вздохнула.

– Когда я увидела спички, Толик, – сказала мама, – я очень расстроилась. Я сразу догадалась, что ты начал курить. И я расстроилась потому, что во всех магазинах висят эти глупые объявления: «Детям до шестнадцати лет табачные изделия не отпускаются». А ведь тебе всего одиннадцать. Это просто ужасно, что ты не можешь купить себе папирос. Я теперь сама буду для тебя покупать.

Толик посмотрел на маму. Может быть, она все-таки шутит? Чего-чего, а уж курить Толика не заставишь. Подумаешь, удовольствие – дышать всяким дурацким дымом!

Но мама, кажется, не шутила. Ее доброе лицо просто светилось от удовольствия, что она видит Толика и разговаривает с ним. Сейчас она была готова выполнить любое желание сына. И Толик подумал, что если он вдруг поцелует маму, то она снова заплачет, но на этот раз уже от радости. А если он…? Только сейчас Толик понял, какой властью он обладает. Понял и... растерялся. А какие мысли могут быть в голове у пацана, вступившего в пору полового созревания?

Прошлым летом Толик почти месяц кантовался у маминой сестры, тети Люси, на даче. В комнате, где он спал, на подоконнике лежала потрепанная книжка, «Молодая гвардия» Фадеева. Толик, в принципе, не очень любил читать. Да, и героическая судьба молодогвардейцев его не особо волновала. Но по вечерам делать было нечего, и Толик как-то её пролистал и наткнулся на один любопытный и взволновавший его момент. Некая девушка Валя Филатова по приказу немцев является для регистрации на биржу. Потом ее должны были отправить в Германию. …Молчаливая очередь, в основном из женщин и девушек… Из кабинета выходит молодая женщина с покрасневшим лицом. На ходу застегивает кофточку на груди… Валя отчаянно волнуется и боится… В кабинете ей сходу приказывают раздеться… Валя, плача от стыда и унижения, начинает раздеваться, путаясь в белье… Немецкий офицер, видя растерянность этой русской девушки, помогает ей… Валя остается в одних туфлях.. Офицер ощупывает у нее плечи, бедра…

Толик в тот вечер снова и снова перечитывал этот отрывок, представляя себя на месте этого немца. Как клево, вот так, никого не боясь и не стесняясь приказать молоденькой девушке или женщине постарше раздеться догола, зная, что она не посмеет ослушаться. Видеть, как она стыдливо краснеет... Знать, что ты можешь делать с ней все, что захочешь. Толик, насилуя свое воображение, тщетно пытался представить как он "помогает русской девушке", но его познания в том, как выглядит женщина без одежды, были весьма скудные. Его мама, которая сейчас сидела напротив и, сложив руки перед собой, как прилежная ученица, была довольно стеснительной, и фактически ни разу Толик не видел ее не то, что голой, но даже в нижнем белье.

Позже Толик в отсутствие мамы, очень осторожно, как разведчик, изучил ее шкаф. Если лифчики и комбинации не были для него открытием, то наличие у мамы десятка трусов в виде таких штанишек с резинками внизу несколько его озадачили. Но больше его впечатлили и распалили воображение пояса для поддержки чулок. Широковатые, простроченные, с длинными пажами. Уже тогда Толик сообразил, что женщины одевают их под трусы. Что касается анатомии, то его дружок, Мишка Павлов, рассказывая, как он подглядывал за своей мамой в ванной, утверждал, что у нее внизу живота были густые и курчавые волосы. Собственно из-за этих волос Витька больше ничего и не увидел. Помог случай. Как-то с полгода назад они с мамой ходили в гости к ее подруге тете Жанне, которая была детским доктором. Маме и тете Жанне надо было пошушукаться, и Толика отправили в другую комнату. Там на полках стояли книги, в том числе и медицинские. Короче, Толик в течение получаса по анатомическому атласу изучал строение женских половых органов. Узнал: место, где у женщин растут эти волосы, называется лобком; имеются большие и малые наружные половые губы; под ними, если их раздвинуть, влагалище – это куда ебут, и откуда рождаются, и дырочка откуда женщины писают. Тут же, ниже, находилась задняя дырочка, которая красиво называлась – анус.

Вся эта дополнительная информация позволила Толику в дальнейшем дрочить более эффективно. А пристрастие к онанизму у Толика проявилось как раз после «Молодой гвардии». Сеансы были не очень частые, быстро заканчивались мимолетным, но сладостным чувством облегчения и выделением небольшого количества студенистой жидкости.

И вот сейчас Толик не знал, как поступить. Он не был еще до конца уверен, что все ЭТО правда, а не мамин розыгрыш. Надо было ее как-то проверить.

– Мам, а ты меня сегодня за что-то ругала?

На лице мамы отобразился неподдельный испуг.

– Нет, нет, Толик, тебе показалось! Мне и в голову такое не могло придти!

Толик осмелел. Он протянул руку через стол и потрепал маму по пухлой щеке, как барин свою крепостную девку. И, о чудо, мама начала быстро-быстро целовать его ладонь. Это было все! Толика буквально захлестнула душная сладостная волна осознания и предвкушения того, что очень скоро его «дорогая мамуля», выполняя его, Толика, приказ, будет раздеваться перед ним. Но он не торопился. Выяснилось, что ему нравится видеть и ощущать, как мама пресмыкается перед ним. Толик взял маму за подбородок и слегка сдавил ее щеки, как любят делать взрослые, когда хотят что-то внушить совсем маленьким детям. Мама замерла и теперь с пугливым обожанием смотрела на Толика.

– Мама, ты же у меня послушная девочка? Не будешь меня огорчать?

– Да, сынок, Я все сделаю, как ты скажешь!.. Вот и сейчас я хочу сделать что-нибудь для тебя приятное, но не знаю что!

Тут Толику пришла в голову одна идея. Совсем недавно, от взрослых парней во дворе, он узнал, что очень кайфово, когда девки отсасывают у тебя. Отсосать – объяснили парни – это когда женщина берет в рот половой член мужчины, проще говоря – хуй, сосет и лижет его. Особым шиком считается спустить ей прямо в рот и заставить глотать. Вспомнив это, Толик зажал двумя пальцами маме ее длинноватый нос, отчего мама, естественно приоткрыла рот.

– Мама, у меня пальцы липкие после ананасов. Обсоси их, пожалуйста, – и, отпустив мамин нос, подсунул под него два своих пальца. Вернее выставил их специально на расстоянии, чтобы маме надо было за ними тянуться.

Мама, лучезарно улыбнувшись, подалась вперед и осторожно взяла в рот пальцы Толика. Старательно втягивая щечки, начала их сосать. Толик почувствовал сладостную ломоту в яйцах. И тут же подумал: что если бы его член был побольше, как у взрослого? Так в чем же дело! У него же есть спички!

– Ну, ладно, мама. Хорошо! Ты прирожденная сосательница! Прибери здесь со стола, но из кухни не уходи, пока я не приду. Я ненадолго.

Толик вновь заперся в ванной, хотя это было уже лишнее. Без ЕГО приказа мама не выйдет с кухни. С минуту подумав, он четко произнес вслух:

– Хочу, чтобы у меня стал половой член и яйца как у взрослого, – и сломал спичку.

Он специально по-научному обозвал свое хозяйство, боясь, что ТАМ могут не понять.

И в ту же секунду внизу живота его резко дернулось, и он ощутил, что в трусах ему стало тесно. Толик осторожно заглянул туда и… обомлел! Теперь низ его живота украшала густая кучерявая поросль. Его жалкий писюн превратился в мясистую сардельку с такой немного заостренной головкой. Он осторожно потрогал его, и его ХУЙ слегка шевельнулся, как какой-то зверь, который просыпается. Толик натянул штаны. Ну, вот! Теперь можно возвращаться к маме. Идя на кухню, Толик понял, что с такими яйцами в его мальчиковых трусах не совсем комфортно. Мама уже домыла посуду и вытирала мокрые руки. Одета она была в светлую кофточку и серую юбку, на ногах – капроновые чулки коричневого цвета. Так обычно она одевалась на работу. Работала мама Толика в каком-то НИИ.

– Как ты быстро, Толик, я еле успела.

– Мама, ты ведь сегодня уже на работу не пойдешь? А тебе за это ничего не будет?

– Ах, Толик, какой ты у меня умный и заботливый. Все помнишь! Конечно, я сейчас позвоню и отпрошусь на сегодня. Можно я прямо сейчас позвоню?

– Конечно, позвони. Только я хотел спросить у тебя кое-что.

– Конечно, мой дорогой, спрашивай.

– Вот, мама, у тебя на ногах чулки?

– Да, Толик, капроновые. Недавно купила

– А как они держатся и вниз не скатываются?

Мама заулыбалась. Вернее она и не переставала улыбаться.

– Какой ты у меня любознательный! Для того чтобы чулки не падали и обтягивали ноги, я надеваю специальный пояс с пажами – ну, это такие длинные резинки с замочками – за них цепляются чулки и поэтому не падают.

– Ладно, мама, ты хорошо все объясняешь. Иди, позвони. А потом тебе ведь надо будет переодеться во что-нибудь домашнее. Если на работу не пойдешь! Только долго лясы не точи, я буду ждать в твоей комнате.

Мама действительно говорила недолго. Войдя в свою спальню, она вновь приобняла Толика и поцеловала в щеку. Она была выше Толика на полголовы и при этом слегка наклонилась. Толик ощутил приятный запах духов.

– Я так тебя люблю, Толик! Даже не знаю, что бы для тебя сделала! – еще раз повторилась мама.

– Мам, у нас в классе один пацан рассказывал, как подсматривал за своей мамой, когда она переодевается. Ну, просто ему вдруг захотелось. Так вот, его мама заметила и сильно ругалась. Я думаю, она была неправа.

– Ну, конечно! У твоего мальчика какая-то неправильная и глупая мама. Подумаешь, цаца какая! Неужели она не понимает, что ее сыну интересно посмотреть, как она выглядит без платья.

Самое удивительное было то, что Толику не хотелось немедленно заставить маму раздеться. Его забавляло, как мама во всем с ним соглашается. Да и торопиться было некуда. Суббота. Завтра в школу не идти.

– Ну да, он и говорил, что ему было интересно, как у его мамы чулки держатся... Давай-ка начнем переодеваться.

– Как скажешь, мой славный.

Мама, с неизменной мягкой улыбкой на лице, подошла к шкафу, раскрыла его. Начала расстегивать на груди кофточку. Толик велел ей развернуться к нему лицом. Он стоял совсем рядом с ней. И тут-то испытал необыкновенный кайф.

Он, двенадцатилетний пацан, никого не боясь и не прячась, разглядывает, как перед ним начинает раздеваться 33-летняя женщина, его мамуля. Почувствовал, как в плавках становится тесновато. Заметил, что мамины щечки слегка зарумянились.

– Мам, а тебе не стыдно, вот так, раздеваться передо мной?

– Нет, нет, Толик. Просто немного неловко. Я ведь первый раз это делаю, – она уже сняла и аккуратно повесила в шкаф кофточку и юбку. – Толик, а комбинацию тоже снять?

Толик не сразу понял, что эта белая шелковая длинная майка на маме обзывается комбинацией. После секундного замешательства кивнул головой. Мама снимала ее через голову и взору Толика открывалась постепенно восхитительная картина.

Вообще-то у мамы Толика была не совсем обычная внешность и фигура. Лицо с немного удлиненным подбородком и крупноватый нос не являлись эталоном женской красоты. Коричневые с рыжинкой, слегка вьющиеся волосы мама убирала с боков за уши, а спереди подвивала. Прическа получалась, как носили лет десять назад. Худощавые плечи, вероятно из-за роста, который казался ей слишком высоким, мама сутулила. Груди не очень большие. Но зато ниже пояса все было очень даже ничего. Сейчас на маме были те самые штанишки. Белого цвета и, похоже, тоже шелковые. Из-под штанишек выглядывали пажи, которые удерживали чулки на середине бедер. Необычность маминой фигуры была в том, что в отличие от худощавого верха, ниже пояса все было весьма и весьма развито. Толик буквально залюбовался, как штанишки обтягивают соблазнительно выпуклый мамин животик и роскошные покатые бедра. Рельефно выделялся пресловутый пояс. Ниже, в области маминого лобка, угадывалось наличие густой "шерстки", еще ниже – белый шелк плотно облегал довольно крупные и соблазнительно пухлые образования, которые, если верить учебнику анатомии, назывались большие половые губы. На картинке они были не такими большими как у мамы.

– Мам, ты, говорила, что хотела сделать для меня что-нибудь приятное, только не знала что?

– Да, Толик.

– А, мне кажется, что сейчас ты знаешь, что надо сделать! Ну-ка, подумай хорошенько!

Секунд пять мама растерянно смотрела на него. Толик уже решил, что ей надо все конкретно говорить. Но, вдруг мама вновь радостно заулыбалась и, заведя руки за спину, расстегнула лифчик. Привычным движением спустила бретельки с худощавых плеч и обнажила перед сыном свои не очень большие грудки. Толик поощрительно потрепал маму по румяной щечке.

– Умница, мамусик!

Толик нарочито грубовато неторопливо потискал мамины груди. Они у мамы уже заметно отвисали, но были еще достаточно упруги. Хотя Толику пока не с чем было сравнивать.

– Мам, тебе нравится, как я твои титьки щупаю?

– Да, да, мой дорогой, ты так ловко с ними обращаешься!

Толик не ожидал, что его упражнения с мамиными грудями будут столь приятны. Он крепко сжимал их, разводил в стороны. Взявшись пальцами за вишенки сосков, приподнял мамины грудки и довольно чувствительно сдавил их.

– А, так?

Мама чуть-чуть скривилась такой легкой гримасой боли, но тут же вновь заулыбалась.

– Немного больно, но так даже приятнее.

Интересно! Надо будет потом, не сегодня, выяснить, когда теперешней маме бывает только больно!

Толик почувствовал, что его члену в трусах стало совсем тесно, и оставил мамины груди в покое.

– А ты, мамусик, еще девочка хоть куда! А, тут у нас что?

Толик оттянул резинку маминых штанишек на себя и вниз, и заглянул туда. Да, картинка, – подумал Толик, – любящий сын заглядывает маме в трусики! Мельком взглянув на маму, он заметил, что она еще больше покраснела, услужливо улыбаясь. Полюбовавшись несколько секунд видом густых, более темных, чем на голове, слегка вьющихся волос, Толик сел на стул, велел маме снять штанишки и подойти к нему. Та шустро выполнила его приказание. Толик погладил у нее выпирающий из-под пояса животик, сместил руку ниже и, раздвинув волосы, еще раз подивился размеру маминых половых губ. Волосы на них росли не так густо.

– Так, ножки расставь пошире и животик подтяни.

Мама обеими руками приподняла нависающий животик и расставила ноги. Слегка вздрогнула, когда Толик сначала сжал двумя пальцами, затем, как створки раковины, аккуратно раздвинул большие половые губы. Толик хотел было продолжить знакомство с маминой пизденкой, но неослабевающее напряжение в трусах подсказало ему, что поиграть с мамой в доктора лучше в более спокойной обстановке.

– Пизденка у тебя, мама, такая интересная. Давай-ка, повернись.

Пояс и два длинных пажа, как рамка картину, очень даже симпатично обрамляли мамину попку. Под руками Толика пышные ягодицы податливо раздвинулись. Любуясь аккуратным, как у девочки, отверстием ануса, Толик сказал:

– Мам, а тебе никогда в попку не баловались?

– Нет, Толик, как-то не случилось.

– А еще я слышал, что хорошие мамы любят отсосать у своих сыновей. Ну, если тем захочется.

– Да, золотой мой, я тоже слышала. Но... но я ни разу еще этого не делала. Но вот, если ты будешь мне подсказывать, то я постараюсь!

– Ну, тогда мамусик, иди почисти зубы и рот пополощи. Только быстро.

Мама чуть ли не бегом поскакала в ванную. Толик снял штаны и плавки. Вновь подивился на свое "обновленное" орудие. Мама действительно вернулась быстро и изумленно уставилась на член Толика.

– КАКОЙ У ТЕБЯ БОЛЬШОЙ!!! Толик, подскажи, с чего мне начать?

– Так, мам, становимся на колени. Так, умница. Одной рукой очень нежно массируй мои яйца, другой так же нежно берешься за хуй и направляешь его в свой ротик. Для начала хорошенько, не торопясь, оближи залупу. И смотреть на меня!

Вот это кайф! Толик, жмурясь и постанывая от небывалого наслаждения, созерцал, как мама, почти не отрываясь, испуганно-преданно смотрит на Толика снизу вверх, старательно облизывает головку члена и весьма искусно играет его мошонкой. Подождав, пока залупа была облизана мамой раз двадцать, Толик двумя пальцами, как за столом на кухне, зажал ей нос. Мама, понятно, тут же открыла рот. Толик сам направил член в ей в рот. Мама сразу начала сосредоточенно сосать, забавно надувая и втягивая щеки, которые вскоре стали совсем пунцовыми. Толик хотел сказать маме, чтобы она взяла член поглубже, но тут понял, что сейчас все закончится. То, что он испытал СЕЙЧАС, было запредельно фантастично. Он перестал ощущать руки-ноги и все свое тело, кроме собственных яиц и члена. Причем член в мгновение оргазма представился ему чем-то вроде трубы, по которой упруго промчалась его семенная жидкость прямо маме в рот. Мама выпучила глаза, щеки максимально надулись, с уголков рта начала стекать ей на подбородок спущенка Толика.

– Ну, мамусик, глотаем, глотаем!

С чувством «глубокого удовлетворения» Толик наблюдал, как мама судорожно глотает его сперму. Ухватив ее за волосы на голове, начал неторопливо насаживать ее на свой уже слабеющий член:

– Поглубже! Поглубже!

Мама давилась, похрипывала, на глазах выступили слезы. Но она не делала малейшей попытки прекратить это!

Как ВСЕ КЛЕВО! Вот так смотреть сверху вниз на свою маму, которая стоит перед тобой на коленях и держит во рту твой половой член. Подбородок и все вокруг ее рта измазано твоей спущенкой. Лепота!

Толик, ощущая невероятно сладостную расслабуху, вынул изо рта мамы свое, уже совсем расслабленное, достоинство.

– Ну, для первого раза неплохо. Только глотала неважно. Вся измазалась.

– Толик, прости! Я ведь в первый раз! Но если ты разрешишь мне отсасывать у тебя почаще, то я быстро научусь все делать аккуратнее. Знаешь, дорогой, так приятно было ощущать твой член во рту. Такой большой, горячий!.. Толик, а можно мне кое-что предложить?

– Да? Ну, валяй.

– Я как-то подслушала случайно разговор двух женщин. Одна из них, которая постарше, говорила другой, что у нее муж был значительно ее моложе. И она боялась, что он ее бросит. Так вот, чтобы этого не случилась, она каждый день тоже брала у него в рот, но при этом приноровилась вылизывать и обсасывать у него яички и попу. Тому это жутко нравилось, и он ее не бросал. Я уже жалею, что не догадалась этого сделать. Если хочешь, давай сегодня попробуем? Ну, когда ты отдохнешь.

Толик удивился маминой инициативе. Ну-ну!

– Да, идея неплохая. И ты права! Постели-ка мне на своем диване. Теперь я тут буду спать! Ну, и ты, если хорошо будешь себя вести; форма одежды, до особого моего указания – голышом и сверху халатик; я подремлю, а потом? Мама, а как называется доктор, который вас ТАМ лечит?

– Гинеколог.

– А ты давно у него была?

– Два месяца назад. У нас ведь каждый год профосмотр и обязательно гинеколог осматривает. Только ты, Толик, не волнуйся. У меня никаких женских болезней нету.

– Ну, вот и хорошо, потом и поиграем с тобой в гинеколога.

Тут мама замялась. Она по-прежнему стояла перед Толиком на коленях и смотрела на него снизу вверх.

– Сынок, тогда можно я схожу в аптеку? Гинеколог всегда надевает перчатки, когда нас осматривает. Такие специальные, резиновые. Тебе будет удобно.

– Сходи, сходи, а теперь-ка стели постельку. МЫ изволим отдыхать!

Вид голой мамы, суетливо застилающей чистым бельем свой диван, вновь вызвал шевеление его хозяйства, но Толик предпочел не торопиться и вздремнуть.