Семейное счастье. Глава Бдсм семейная пара Часть 1

В первый раз я увидел ее месяц назад, в метро. И почти сразу понял, что она не такая, как все. Раньше ее не замечал, теперь стал регулярно выискивать глазами. Оказалось, мы ездили на работу в одно и то же время. Каждый день я внимательно рассматривал ее, изучал ее повадки. Как она облизывает губы, как красится, как читает журнал, как переставляет колени. Чем больше я наблюдал, тем сильнее убеждался, что не ошибся. Через неделю я решил проверить свои догадки.

Был удачный день, вернее удачное утро – час пик, вагон переполнен. Я нашел ее, сидящую на боковом кресле, протиснулся и встал прямо перед ней. Она не обращала на меня никакого внимания, глядя в одну точку. Я поступил точно так же. Отличие было лишь в объекте – точкой была она. Можно сказать, я уставился на нее самым бесцеремонным образом. Но она еще ничего не замечала, пребывая в своем сладком утреннем трансе.

Однако я продолжал смотреть. Несколько секунд я жил только ею. Тысячи искорок-мелочей одновременно вспыхнули в моем сознании, сообщая мне все о выбранной жертве. Безмолвными шпионами, нечаянными предателями своей хозяйки оказалась и обтянутая тонкой материей кофейная кожа, и лифчик, томно шепчущий о своем отсутствии, и огромные бурые диски вокруг сосков, просвечивающие сквозь ткань, и сами соски – крепкие, толстые столбики, рвущиеся наружу… Через несколько секунд я уже вжился в ритм ее вздымающейся груди, дыша так же как она, дыша одним воздухом с ней.

Я прищелкнул языком. Она внезапно очнулась и взглянула на меня. Я чуть опустил глаза и медленно облизал нескромным взглядом ее грудь. Вернув глаза на место, я оценил ее реакцию. Девушка немного опешила, чуть приоткрыла рот и уже собиралась что-то сказать, но мой строгий взгляд тут же вбил в ее темные очи пару невидимых гвоздей. Она потупилась и хотела отвести глаза, но я не отпускал. Несколько секунд я железной хваткой удерживал ее взор, демонстрируя добыче, что она добыча. Беззвучный наш разговор длился недолго – убедившись, что она все уяснила, я отпустил ее. Она замерла, опустив глаза.

Я действовал так быстро как мог. Протянув руку и дождавшись, когда она подаст свою, я резко дернул, так, чтобы она встала, повернулся и сел на ее место. Одновременно с этим я потянул ее обратно и усадил к себе на колени. Элегантным движением я положил на ее ножки свой огромный рюкзак, забыв убрать из-под него руку.

Все это произошло так стремительно, что девушка, опешив, безвольно оцепенела на несколько драгоценных секунд. Воспользовавшись ее замешательством, я перешел к еще более решительным действиям – «забытая» под рюкзаком рука тут же принялась за дело. Решительно задрав юбочку, она добралась до трусиков, сдвинула их в сторону, и случилось то, что должно было случиться. Нежная, беззащитная щелочка была взята штурмом, пробурена насквозь наглыми пальцами, пала жертвой циничного микроизнасилования.

Когда, наконец, до девушки дошло, что в ее самом интимном месте беззастенчиво копается совершенно незнакомый тип, и все это происходит перед толпой ничего (пока) не подозревающего народа, она одновременно побелела, позеленела и покраснела, немедленно попытавшись вырваться. По ее шокированному лицу было видно, что если она тут же не вскочит, то уж точно заголосит на весь вагон.

Однако стратегическое преимущество было на моей стороне. Крепко прижав девушку к себе, я наклонился к ее уху и ласково прошептал: «Будешь плохо себя вести, уберу рюкзак. Что это у нас под ним? ». Сказав это, я сделал вид, что хочу сдвинуть его в сторону. Девушка мгновенно вцепилась в рюкзак обеими ручками и в отчаянии замерла, не зная, что делать дальше. Я снова склонился к ее ушку: «А теперь, если ты не возражаешь, я продолжу». Лицо девушки, по-прежнему возмущенно-пунцовое, теперь выражало еще одно чувство – оскорбленно-вынужденное бессилие. Моей добыче явно не улыбалось явиться полуобнаженной взгляду десятка находящихся рядом пассажиров. Она наверняка живо представляла убийственные взгляды окружающих ее женщин, сладострастно-наглые глаза мужчин, а также радостный визг двух школьников, сидящих напротив. «Смотри, смотри! » – кричали бы они друг другу, тыча пальцем в направлении ее бесстыдно распахнутых половых губ.

Поэтому несколько следующих минут мои безудержные пальчики делали все, что хотели в окончательно капитулировавшей промежности, развлекаясь всласть и проверяя на прочность и упругость каждую ее складочку. Затем пришел черед тяжелой артиллерии. И вот уже распахнута ширинка, могучее орудие показалось из амбразуры. Несколько секунд – и леди, сидящая на моих коленях добровольно посажена на кол. Ни стона, ни писка, лишь покорность и смирение. Вагон по-дружески трясется и вибрирует. Я добавляю. И кончаю через несколько сладких минут.

Мокрая, истекающая соками ее вульва стала еще более мокрой и привлекательной. Но мне было уже плевать на нее. Мой член, а вместе с ним и я потеряли к ней всяческий интерес. Спрятав член и застегнув ширинку, я начал вставать, пересаживая девушку на свое место. При этом я абсолютно не озаботился тем, чтобы поправить ее задранную юбочку, поэтому, когда я вскинул рюкзак на плечо и стал протискиваться к выходу, позади меня раздался хор удивленных вздохов и несколько детских смешков. Мельком взглянув на девушку при выходе из вагона, я увидел, как она, готовая разрыдаться, натягивает юбку на колени.

Иметь кого-то в транспорте романтично, но слишком утомительно. В следующий раз мне пришлось подождать, когда она выйдет из метро. Молча схватив ее за руку, я повел ее в ближайшие кусты. Да, именно в кусты, причем не слишком большие и раскидистые. Девушка, как и в прошлый раз, впала в оцепенение от моей наглости, но возле самых кустов вдруг очнулась. Она вырвала свою руку и набросилась на меня: «Отстань от меня, сволочь! Тебе мало прошлого раза? Ты выставил меня на посмешище в метро, а потом я еще полдня как дура проходила в юбке с пятном от твоей спермы сзади! »

Возможно, она хотела сказать что-то еще, однако мне надоело ее слушать. Отработанным приемом я подсек ее ногу, повернул падающее тело к себе спиной и зажал рукой ее рот. Прежде чем она вновь пришла в себя, я усадил ее в позе собачки и протолкнул максимально глубоко в кусты, так что из глубины торчала лишь ее попка, «сексуально обтянутая джинсами». Через полминуты курочка была ощипана – джинсы спущены, трусики тоже. Она уже не сопротивлялась и не кричала, а лишь громко выдыхала в ритме моих толчков. Еще через три минуты я уже шел своей дорогой, не оглядываясь на то, как только что слученная самка лихорадочно натягивает одежду и выбирается из кустов, чтобы тотчас бежать на работу.

Далее все пошло, как по маслу. Она уже совсем не сопротивлялась моему насилию. Я засек время, когда она возвращается со службы, и испытал пару чудесных минут, всаживая ей прямо на скамейке в сумраке парка. Два раза я имел мою жертву в лифте ее же дома. Потом мне это наскучило.

Однажды, перехватив ее в подъезде, я второй раз за наше знакомство одарил ее словами.

– Кто дома? Муж?

– Мужа нет…

– Пошли.

– У меня дочь…

– Пошли.

В прихожей нас встретила девочка, по-видимому, приходившаяся дочерью моей жертвы. Ей было лет одиннадцать, хотя выглядывавшие из-под маечки «мамины» холмики делали ее как минимум на два года старше.

– Катя, это… – начала мать.

Не дав ей закончить, я схватил ее за локоть и, не разуваясь, повел в первую попавшуюся комнату, оказавшуюся спальней. Толкнув ее на кровать, я спустил свои джинсы. Девушка попыталась встать: «Послушай, не делай этого при ней, я сейчас ее отправлю куда-нибудь, ладно? ». Размашистой оплеухой я вернул заботливую мамочку в исходную позицию. Слабым рыдающим голосом она пыталась меня урезонить. «Нет, не надо, пожалуйста, не надо», – еле слышно всхлипывала она. Чтобы проучить ее, я решил опробовать ее, очевидно девственную, заднюю дырочку. Оголив зад девушки, я быстро смазал анальное отверстие вазелином, который всегда на всякий случай ношу с собой.

Сразу вслед за этим я резко и бесцеремонно вторгся в желанный зад хозяйки. Она громко вскрикнула, но тут же спохватилась, боясь испугать дочь. Однако я, как назло, двигался как можно быстрее и пихал свой инструмент как можно глубже. Мои грубые толчки помимо воли девушки вырывали из ее рта резкие и громкие стоны, что доставляло мне дополнительное удовольствие. Через пять минут в судорожно сжимающуюся трубочку в очередной раз бодро хлынули мои овеществленные эмоции. Вытерев член чьей-то кофточкой, я упрятал его в штаны. Потом крепко схватил плаксиво ноющую хозяйку за руку и выволок в прихожую, чуть не сбив у дверей до смерти напуганную девочку. Вряд ли она подглядывала – скорее всего, хватило и звуков. Она, как я думаю, все это время никак не могла решить – кто этот незнакомый дядя, которого привела мама, что он с ней делает и не следует ли немедленно звонить в милицию.

Обе барышни были в шоке. Девочка увидела стоящую перед ней почти голую маму, с сильно потоптанным видом и струйкой белой жидкости, стекающей по ноге. Мама же, как обычно, только сейчас начала приходить в себя. Она перехватила взгляд дочери и тоже уставилась на струйку спермы, вытекающую из собственного ануса. Через каких-то десять секунд мамочка, охнув, прикрыла голый лобок свободной рукой и густо покраснела. Прежде чем кто-нибудь смог что-либо сказать, я спокойно произнес:

– Ну, познакомь же меня, наконец, со своей дочерью, дорогая.

– Это Кккатя, моя дддочь, – через силу произнесла «дорогая».

– Сколько тебе лет, Катенька? – ласково спросил я.

– Двенадцать, – чуть помедлив и кинув быстрый взгляд на маму, ответила Катенька.

– Очень хорошо, Катенька, а теперь, будь добра, принеси мне запасные ключи от квартиры. Мне здесь понравилось, и я, возможно, еще не раз захочу вас навестить.

Катя в нерешительности застыла. Я выразительно посмотрел на мать, пробурив ее глаза своим взглядом. Та, повинуясь, так строго посмотрела на дочь, будто бы не стояла сейчас перед ней, униженная, и неловко прикрывающая лобок.

Катя тут же стартовала и через минуту принесла запасные ключи от квартиры.

Мне у них действительно понравилось. Поэтому приходил я часто, почти каждый день, в самое неожиданное время. В коротких перерывах между сексом я узнал, что хозяйку зовут Лена, ей двадцать восемь, а с дочерью я уже был знаком. Главы семейства давно с ними не было. Дурак… но это к лучшему.

С моей шлюшкой я не церемонился. Варила ли она борщ, смотрела ли телевизор или отчитывала дочку – с того момента как я открывал дверь и до того как мой инструмент совершал первые толчки в ее аккуратном ротике, душистом влагалище или в упругом анусе, проходило не больше половины минуты. Лишь один раз дело немного затянулось – когда она писала, закрывшись в туалете. Несколько ударов по слабой дверке решили проблему. Неуверенный визг хозяйки был тут же вогнан обратно в ее горло мощными толчками трудолюбивого члена.

Как правило, мать еле успевала сказать дочке, чтобы та шла в другую комнату, когда я врывался. Впрочем, Катя убегала и так. Со стороны, наверное, весело наблюдать как трогательная идиллическая картинка – мама и дочка пьют на кухне чай – превращается в ночной кошмар: в комнату заходит дядя, на ходу расстегивая ремень. Девочка прячется в самый дальний угол квартиры, а женщина раболепно смотрит мужчине в глаза, пытаясь угадать место, которое ей следует подставить в первую очередь. Пару раз для забавы я кончил ей на лицо, но запретил стирать сперму. Отдыхая, я с удовольствием наблюдал, как Лена занимается по хозяйству, старательно отворачиваясь от дочки.

Однажды я остановил убегающую Катю, приподнял ее легкую юбочку и звонко шлепнул по упругой попке.

– Запрети ей носить трусики, – сказал я испуганной матери.

В следующий раз гладить нежную девичью попку оказалось гораздо приятнее.

Между тем я всячески углублял наши глубокие отношения с Леной. Простой секс с ней мне наскучил. Как-то раз я прихватил с собой троих товарищей, и мы славно повеселились.

Когда мы вошли в ее квартиру и закрыли за собой дверь, Лена в ужасе выкатила на нас глаза. Четверо взрослых мужчин со вполне определенными намерениями заявились к ней домой – это было бы сюрпризом для любой добропорядочной девушки. Мужчины меж тем молча окружили беззащитную хозяйку и одновременно устремили на нее четыре немигающих взгляда. Лена, бессильно опустив глаза, стала быстро бормотать: «Не смейте, даже не смейте, я не побоюсь, я не побоюсь, всех вас сдам в милицию, всех вас…». «Заткнись», – спокойно сказал я и несильно ткнул кулаком ее в живот. Девушка резко согнулась пополам, глотая ртом воздух. Подождав немного, я вдавил Ленины плечи в пол, усадив ее на колени. Затем расстегнул ширинку, вынул член и вставил его в рот девушки. Следующие пять минут Лена безропотно делала минет четверым мужчинам. Ее красивая головка ритмично насаживалась на один из наших членов, в то время как тонкие и непривычные для этого дела ручки неловко дрочили члены с обеих боков.

Затем я поставил Лену на ноги и, достав, из рюкзака прихваченную с собой видеокамеру, приказал девушке раздеться. Мы расположились на диване и двух креслах и с нетерпением уставились на остолбеневшую хозяйку. Та, похоже, была смущена гораздо больше, чем во время сеанса группового орального секса. Она густо покраснела и даже начала багроветь. Было ясно, что она считала гораздо менее унизительным, стоя на коленях, отсасывать у четверых мужчин, нежели вот так добровольно раздевать саму себя перед их наглыми взорами. Но я не желал давать ей послабление – насильно срывать с нее одежду или, например, устраивать побои. Вместо этого я сказал:

– Как ты думаешь, милая, где твоя любимая дочь?

– В школе… – нерешительно ответила она.

– А я так не думаю, – ответил я и подмигнул. – Ты ведь хочешь, чтобы она появилась дома, верно?

Этого хватило. Конечно же, я лгал. Но Лена находилась в том состоянии, когда была готова поверить чему угодно. Она даже не стала возмущаться, просто потупила взгляд и начала снимать блузку.

– Медленнее! Пластичнее! – командовал я со своего операторского места и с удовольствием наблюдал за результатом.

Когда Лена полностью разделась, мы стали веселиться вовсю. Вначале мы просто трахнули ее по очереди, затем сразу по двое и по трое. Камера, которую держал свободный в данный момент участник оргии, регулярно запечатлевала выражение лица девушки, отражающее смесь жгучего стыда и боли в анальном отверстии. Более проницательный человек, приглядевшись получше, наверняка разглядел бы еще одно выражение, проступающее на прекрасном женском личике – чувство специфического сладостного удовольствия униженной и изнасилованной самки, вырвавшееся из темных глубин ее женской сущности. Постепенно она даже оставила свою обиженную покорность и принялась активно и ритмично двигаться, стараясь получить максимальное удовольствие.

Закончив с сексом, мы перешли к следующей части шоу. Мы принялись отдавать Лене, словно рабыне, разнообразные приказы. Едва успев смириться с одним унижением, девушка унижалась еще больше, и было очень трогательно наблюдать за ее возмущенной мордочкой. Она ласкала себя перед нами в немыслимых позах, выходила голой на балкон и громко стонала там по нашей команде, анально мастурбировала себя шариковой ручкой, смешно кукарекала, писая в стакан, и так далее. Естественно, ничто из этого не прошло мимо внимательного ока моей камеры.

Запись нашей оргии впоследствии сильно пригодилась и в воспитательных целях. Так как в тот момент Катя была в школе, она ничего о ней не знала. А однажды я, ворвавшись на кухню, застал девочку одну.

– Привет. Где мать?

– В магазине… Зачем ты пришел? Уходи!

– Я ее дождусь, Катенька…

– Зачем ты ее мучаешь? Оставь нас в покое!

– Катя, твоя мама совсем не мучается. Ты взрослая, должна понимать это.

– Она не любит тебя! Зачем ты к ней пристал?

– Катя, посмотри на меня. Я раскрою тебе маленький секрет. Твоя мамочка обожает, когда ее трахают. Неважно, любит она или нет. Твоя мама – шлюха, и поэтому она мне очень нравится.

– Ты врешь, врешь!

Настало время раскрыть Кате ее большие синие глазки. А что может быть лучшим пособием для девочки, как не фильм с ее мамочкой в главной роли? Благо кассету с записью я прихватил с собой. Я усадил Катю к себе на колени и не отпускал, пресекая ее вялые попытки вырваться. А на экране три отбойных молотка, между тем, долбили прекрасное нежное тело ее мамочки. Хотя нет, это было не просто тело. Лена, спокойная и умиротворенная кошечка, предстала перед зрителями в виде неистовой тигрицы. Иногда даже казалось, что никаких отбойных молотков не было и в помине – просто три испуганных комара, неразумно вонзивших свои жала в тело мощного зверя, пытались их вытащить обратно. Я проследил, чтобы Катя не упустила ни один кадр этого чудесного зрелища. Она была шокирована, подавлена, растоптана происходящим перед ней. Вернее, даже не столько происходящим, сколько новым обличьем ее ласковой матери. Даже ей, не видевшей в жизни ни одной сцены секса, было очевидно, что перед ней не изнасилование (вот что значит хороший монтаж, думал я).

Она в оцепенении сидела на моих коленях. В ее душе бушевал смерч невиданной силы, он безжалостно сокрушал, мял и разбивал вдребезги всю систему ценностей девочки, только-только оформившуюся и пустившую слабенькие корни в детском мировоззрении. Я знал, что могу обнять это аппетитное создание, и оно не будет вырываться. Мои пальцы могли бы запросто приподнять белую маечку и пройтись по ее теплым бугоркам. Без малейшего писка она бы встала в любую заказанную мной позу, выполнила бы любой мой приказ.

Но, как не едим мы мороженое и фрукты на первое, так и я решил оставить мой лакомый кусочек на десерт. Тем более что передо мной пока стояла иная цель. Через десять минут как по заказу пришла из магазина моя Леночка. Как раз в это время мы наблюдали чудесный эпизод: девушка уже с толстым слоем спермы на лице досасывала по очереди три члена.

Это был двойной шок: Лена-ангелочек столкнулась лицом к лицу с Леной – похотливой шлюшкой с одной стороны, и Лена-мама была всего одно мгновение опозорена и смешана с грязью перед невинной дочуркой. Она покраснела, оцепенела и задрожала мелкой дрожью одновременно. Катя же вдруг вскочила и встала перед ней.

– Сука! – громко крикнула она и плюнула матери в лицо. Та не пошевелилась. Катя плюнула еще раз и убежала на улицу.

Ее мать по-прежнему стояла столбом. На обеих ее щеках красовалось по сочному плевку ее дочери, удивительно напоминая хлопья мужской спермы на лице Лены из телевизора.

Я был потрясен такой невероятной точностью осуществления моих замыслов. Это произвело на меня такое воздействие, что я почувствовал, что вот-вот кончу. Быстро достав член, и с нетерпением дернув плечи Лены в направлении пола, я смешал Катины плевки с плевками моего верного орудия.

Выйдя из подъезда, я первым делом поискал глазами Катю. Она сидела недалеко, на одной из скамеечек. Я присел рядом.

– Что тебе нужно? – спросила она, на секунду показав свое прекрасное заплаканное личико.

– Слушай, твоя мама не такая плохая, как ты, может быть, думаешь… – начал я, пытаясь интонировать как можно точнее. Прошло секунд десять. Вдруг она резко посмотрела на меня:

– Моя мама блядь. Ненавижу ее… – сказала девочка неожиданно спокойным и холодным голосом. Это было что-то новенькое. Мне показалось, что дай ей в ту секунду пистолет, она так же спокойно пристрелила бы свою мамочку. Что ж, это настроение мне на руку.

– Ты так говоришь, словно хочешь убить ее…

Она с интересом взглянула на меня.

– Я бы порвала эту сучку на куски, – так же спокойно ответила Катя.

– Ну, думаю убивать ее это глупо, Катенька. Нас могут поймать. Но отомстить ей мы сможем.

Она вновь заинтересованно посмотрела на меня.

– Но не сейчас… Позже. Я скажу когда. И ты сделаешь всё, как я скажу. Договорились?

Девочка кивнула.

Я давно хотел владеть телом Лены по-другому, выйти на иной уровень обладания им. И, соответственно, заставить ее перейти на более высокую ступень подчинения мне. Дело в том, что секс, даже самый грубый, доставлял нам обоим вполне определенное наслаждение. И это хорошо. Но в чем именно заключалось удовольствие для нее как для самки? Уверен, она путала удовольствие от секса с самцом и повиновение ему. Подчинение самки самцу во время секса вполне обычное, банальное явление, поэтому Лена могла оправдываться перед собой тем, что сознательно покоряется мне ради секса. Между тем, в ее подсознании сокрыто гораздо более четкое и явное удовольствие – удовольствие от самого по себе подчинения мужчине. Если вы спросите Лену, она никогда в этом не признается, отчасти потому что сама еще смутно догадывается об этом.

Так следует ли тогда немедля расставить все точки над «i»? Сообщить женщине, что скрывает ее собственное подсознание? Сделать так, чтобы ее внутреннее Я и внешнее – тленный налет цивилизации – наконец смогли разглядеть и найти друг друга в дремучем лесу морали? Следует. И именно этим мне предстояло заняться.

Лена и раньше получала оплеухи за мелкие провинности, скажем за нерасторопность или неточность в исполнении приказов, но теперь наказания я привел в систему. Вначале, не имея никакого опыта в подобных делах, я просто делал ей болевой прием на руку или на ногу, заставляя просить прощения. Потом я усовершенствовал обычный метод наказания ремнем: установив Лену в соответствующую позу, я аккуратно щелкал ремешком, но не по заду, а по самому интимному ее месту. При этом я обставлял все это как само собой разумеющееся действо, и девушка даже не пыталась сопротивляться. Хотя со стороны это могло показаться странным: взрослая уже женщина подвергается унизительной порке словно дитя, оглашая своими стонами и вскрикиваниями свою собственную квартиру, в то время как ее дочка сидит в другой комнате и слышит все в мелких подробностях.

Я приходил к моей сладкой парочке все чаще и оставался у них все дольше. Наконец, я просто переселился к ним. Мои навыки воспитания хозяйки дома совершенствовались и разнообразились. Чем изощреннее я играл на Ленином теле, тем громче становились ее мелодичные стоны, поэтому пришлось раздобыть специальный кляп для ее ротика. Далее, я начал связывать ее, чтобы исключить рефлекторные подергивания (да, лишь для этого, моя самочка и не думала сопротивляться осознанно). В конце концов, наказания превратились в подлинные акты садомазохизма. Я пришел к выводу, что истязать женщину это искусство. Как ее связать, как расставить синяки на ее теле, как лучше унизить, как трахнуть необычным способом. Я научился мучить соски, пытать клитор электричеством, покрывать плеткой кожу замысловатым узором, позволять жертве дышать только когда я этого захочу... Но это, конечно, пришло не сразу, а пока…

Однажды я наказывал Лену за сущую ерунду, но чем меньше провинность, тем поучительней расплата, не так ли? Она стояла на полу, на коленях, ее руки были связаны за спиной, а веревка прицеплена к специальному крюку на потолке, который я установил незадолго до этого. Я разминался – сек девушку по мягкому месту тонким кожаным ремешком. После каждого удара она должна была громко и четко просить прощения в веселой форме (я менял их от раза к разу): «Молю о пощаде от имени бляди».

Неожиданно порка прекратилась. Лена сначала облегченно вздохнула, потом насторожилась, почувствовав неладное. Сразу же вслед за этим она почувствовала вновь, но уже кое-что другое, а именно, как ее ягодицы аккуратно раздвигаются, и к анусу приставляется что-то скользкое и большое. Не успев что-либо осознать, она ощутила толчок и резкую боль в анальном отверстии, распираемом изнутри.

– Мммаа… – простонала девушка жалобно.

– Что заткнулась, сука? – прорычал кто-то тонким детским голоском. Лена застыла, ее уши отказывались признавать очевидное – это был голос КАТИ. Из шока ее вывел новый взрыв боли в заднем проходе – это Катенька изо всех сил вдавила толстенный влагалищный вибратор в нутро своей мамочки.

– АААммм… – взвыла Лена, даже не пытаясь воззвать к совести дочери.

– Проси прощения, блядь! – закричал у нее кто-то над ухом. Бедная девушка в ужасе открыла рот, но вдруг поняла, что нужные слова совершенно вылетели из головы. На счастье, тут же поступила помощь извне: смачный удар хвостатой плеткой по лицу вбил все вылетевшие слова обратно.

– Молю о пощаде от имени бляди! Молю о пощаде от имени бляди! – прокричала хозяйка, быстро и старательно шевеля разбитыми губами.

За первым ударом плеткой по лицу последовали еще пять, все более уверенных и мощных. Я просто влюбился в Катю, она была богиней в эти минуты. Не отводя глаз ни на секунду, я любовался ее хрупким девичьим телом, резко вздрагивающим за мгновение до хлесткого удара, тонкими и нежными руками, удивительно легко справляющимися с плеточкой, а главное – ее прекрасным бледным личиком, озаренным лучами благородной ненависти.

Мудро решив, что превращать лицо женщины, стоящей перед ней в данный момент на коленях, в кровавое месиво непрактично, Катя отбросила плеточку и вновь занялась маминым задом. Поднатужившись, она вынула оттуда тот самый упитанный вибратор, который невесть как ей удалось туда засунуть. Полюбовавшись на него, она улыбнулась и взглянула на меня. Я одобрительно улыбнулся в ответ. Катя вдохнула и со всей силы вогнала его обратно.

– Мгммм..! мгмлю ооадее оимии мляди! – прорыдала Лена. Она дергалась из стороны в сторону, до предела натягивая кожаные ремни, которыми была связана, и забавно дрыгая задом. Не в силах сдержаться, я спустил брюки и, отстранив Катю рукой, пристроился к Лене сзади. Вид полуголого мужика с эрегированным членом подействовал на мою помощницу охлаждающе. Властная стерва, жестокая садистка, которую я только что имел счастье наблюдать, вдруг вновь превратилась в застенчивую девочку. Вмиг покрывшись краской, она вскрикнула и убежала в другую комнату.

На следующий день я созвал «семейный» совет. На нем я выразил свое восхищение умелыми действиями Катеньки и связал это с ее безусловным талантом и природными задатками. Я предложил всячески их развивать, в связи с чем постановил, что отныне девочка будет присутствовать по возможности на всех играх с ее мамочкой и принимать в них посильное участие. В остальное время Лена полностью подчиняется своей дочери и в любой момент предоставляет свое тело для упражнений.

У Лены, сидящей рядом с Катей на диване, отвисла челюсть. Она уже открыла рот, чтобы возразить, когда я схватил ее за волосы и бросил на пол. Пришлось дать ей несколько подзатыльников, прежде чем она успокоилась и перестала сопротивляться. Жестом я указал на дочь. Лена смиренно подползла к ней на коленях и опустила глаза. Катя вопросительно взглянула на меня, она видно еще не верила в свое счастье. Я подмигнул ей. Девочка медленно провела рукой по маминым волосам, перебирая и поглаживая их. Вдруг, ухватив большой клок, она резко дернула за него, повернув мамино лицо к себе. Несколько секунд она с презрительной усмешкой смотрела в ее глаза. Потом схватила за щеку и покрутила, наслаждаясь гримасой, исказившей мамино лицо…

Катя оказалась удивительно способной девушкой, она очень быстро усвоила все мои приемчики. Более того, у нее была фантазия изобретать новые. Она придумала выщипывать по одному мамины волоски на лобке, внезапно щекотать ее в неожиданных местах, «жалить» ее кусочком льда. Но пока все Катины забавы не носили никакого сексуального характера. И это было совершенно понятно – что такое сексуальное удовлетворение, она не знала и по-прежнему убегала, когда я переходил к сексу. Эпизод с вибратором в мамином заднем проходе произошел лишь единожды, да и то потому, что Катя догадывалась, что это больно.

Мамочку свою она воспринимала как нечто среднее между двумя «вещами». Во-первых, Лена, конечно, была объектом мести – злостным неприятелем, попавшим в плен, которому следовало припомнить все обиды, что и проделывалось с большим смаком и огоньком, а также с той врожденной жестокостью, которой обладают дети. Во-вторых, мамочка становилась просто большой куклой, с которой было интересно не только поиграть, но и посмотреть, что и как у нее внутри, даже если при этом случайно отрываются руки-ноги.

Такие игры, безусловно, были очень полезны моей Катеньке, она втягивалась в процесс, совершенствовала свои навыки. Но, продолжая в том же духе, она развилась бы слишком односторонне. Катя превратилась бы просто в машину-мучителя в ангельском обличье. Я желал не только этого. Полностью обладая чьим-то телом, она должна была наслаждаться не только властью над ним, но и любить это тело, одновременно пытая его; воспринимать его целостно, всесторонне, а не как пластмассовую куклу; знать, что любовь и смерть неразделимы, а значит, следует не только сковывать жертву дыханием смерти, но и согревать дыханием любви. Пусть это покажется странным, но я заботился и о Лене. Я был уверен, что до сей поры, она получала наслаждение от власти над ней, так как иначе просто покончила бы с собой. Хоть я никогда не заботился об ее удовольствии прямо, она, тем не менее, кончала, особенно когда я овладевал ею после совместной с Катей пытки.

Но так могло продолжаться лишь до поры до времени, пока у доченьки не отвердится сердце настолько, чтобы попросту калечить жертву. Поэтому я решил принять решительные меры.

Однажды я приказал, чтобы дочка осталась смотреть, как я сношаю ее мамашу. Было заметно, что девочка, уже привыкшая властвовать, всем нутром противится моему приказу. Я силой усадил ее в кресло и заставил смотреть на все происходящее внимательно, не отворачиваясь. Видели бы вы, какой протест выражало ее недовольное личико, когда ей пришлось покориться мне. Именно этого я и добивался, ведь хорошим господином может стать лишь хороший раб. В плане секса же это было восхитительно. Я даже кончил в два раза быстрее, ощущая на себе недовольный взгляд юной девушки, стремящейся не показывать своего смущения, но краснеющей помимо своей воли.

В результате, я убил целый пучок зайцев: провел воспитательную работу, напомнив Кате, что она лишь маленькая девочка, которая должна мне повиноваться; продемонстрировал первую в ее жизни живую сексуальную сцену (да она и неживых-то, уверен, не видела); а самое главное, я преподнес ей урок отличного морального унижения, которым она до сей поры почти не пользовалась (во всяком случае, осознанно), а сама почти не испытывала.

Второй урок я преподнес девочке через неделю.

– Катя, тебе нужно принять ванну. А я помою тебя хорошенько, – сказал я ей подчеркнуто сладким тоном и подмигнул. Она вспыхнула и даже открыла рот для крепкого словца (которые так часто в последнее время пускала в ход), когда я подошел и слегка охватил ее нежную шейку рукой. Глядя ей прямо в глаза, я начал медленно сжимать пальцы. Через полминуты я убрал руку, убедившись, что доставил девочке несколько неприятных секунд. Еще через полминуты в ванной весело зажурчала водичка…

Когда я вошел к ней, меня ожидало самое великолепное зрелище, которое я когда-либо наблюдал: голая, беззащитная девочка, лежащая в наполненной ванной и обреченно взирающая своими большими карими глазами на меня. Если добавить к этому ее неловкие попытки прикрыть свои интимные места, то вы поймете, что мне можно было тогда сильно позавидовать.

– Вставай.

Взяв губку, я стал водить ею по хрупкому, тонкому детскому телу, наслаждаясь Катиным смущением. Поймав ее взгляд, я подчеркнуто перевел свой на аккуратные бугорочки грудей, потом на животик, потом ниже… Девочка покраснела и побелела одновременно, ее губы дрожали, она готова была заплакать, но не могла из-за шока. Тем временем я моя губка прошлась по ее спинке, задержалась на попке, потом я повернул ее и стал мыть животик. Я словно обжигал девочку, когда подводил губку к ее маленькому сокровищу. Буду мыть там или не буду? Это была игра, в которую я играл с удовольствием, а Катя, уверен, наоборот.

– Ну, все, помылись, – вдруг сказал я.

Девочка облегченно перевела дыхание.

Откинув губку, я неожиданно схватил Катю, повернул спиной и прижал к себе ее мокрое тело. Она охнула. Затем последовали два простых, но точных движения, в результате которых одна моя рука сжала ее левый сосок, а другая по-хозяйски легла на нежную девичью писечку. За следующую пару минут мои сильные вездесущие пальцы ощупали все Катино тело. Я намеренно грубо лапал ее – так было поучительнее для нее и приятнее для меня. Она тем временем даже не вскрикивала, только скулила едва слышно. Хотя один раз она все же вскрикнула – когда в моих тисках оказалась нежная срамная губочка. Повеселившись всласть, я повернул девочку лицом к себе, велел широко расставить ноги и приложился ртом к ее богатству. Хотя «приложился» не то слово – я буквально присосался, вгрызся, вцепился в молодую, пахучую и такую манящую девичью вульву. Конечно не зубами, а губами и языком.

Не в силах сдержать эмоции, я спустил с себя джинсы, взял член в правую руку и принялся яростно дрочить. Я дрочил, одновременно наслаждаясь тем земным раем, которым обладает каждая двенадцатилетняя девочка, но, как правило, совсем не пользуется. И лишь немногие имеют необыкновенную возможность насладиться этим недолговечным сокровищем.

Вскоре я понял, что зря так усиленно занимаюсь собой, когда у меня есть в запасе замечательные руки и рот. И точно, через полминуты я осознал, что вылизывать девочку очень приятно, но одновременно трахать в рот ее мамочку – вдвойне приятнее.

В следующие свои визиты я уже не церемонился с Катюшей – щупал и лез к ней в трусики на глазах у матери, раздевал и заставлял голой смотреть на наши сношения.

Через месяц Катя уже была морально готова лишиться своей пленочки, наличие которой некоторые люди почему-то отождествляют с невинностью. Конечно, это очень смешное мнение, но я все же решил обставить это дело с помпой – я не сомневался, что ритуал доставит мне истинное наслаждение.

Вручив Лене видеокамеру, я раздел Катюшу и аккуратно разложил ее на кровати, хорошенько привязав ее конечности к выступающим частям ложа. Затем сходил в ванную комнату, где взял давно запримеченный мощный совок с длинной и толстой деревянной ручкой. С удовольствием отметив, как при виде совка обе дамы мелко задрожали, я решительно подошел к Кате и уже через десять секунд этот крайне полезный в хозяйстве инструмент можно было уже не держать руками – по крайней мере, половина его замечательного черенка скрылась в девичьем влагалище, протаранив все, что можно на своем праведном пути.

Нужно заметить, что те десять секунд были сопряжены с немалыми физическими усилиями. Я принципиально не стал использовать смазку – зачем глумиться над совком, он уже и так делает чужую работу. Девушка должна сама выделять смазку – если не хочет боли, конечно. Так вот, Кате, по-видимому, хотелось именно боли, поэтому черенок мне пришлось вгонять пятью последовательными резкими движениями. Каждый мой толчок, я уверен, сопровождался бы пронзительным криком, а может и ревом, но к счастью я это предусмотрел – маленький девичий ротик был полностью занят симпатичным красным резиновым шариком. Он был туго закреплен тесемками, завязанными на ее затылке, так что присутствующие имели наслаждение слышать лишь сдавленные стоны новоиспеченной женщины.

Совок, с любовью вогнанный в Катину промежность, аппетитно торчал из нее. Девушка стала походить на эскимо причудливой формы с белой глазурью. Ярко красная струйка крови, вяло вытекающая из зазора между «палочкой» и «эскимо» навевала мысль, что мороженое подтаяло и из него уже вытекает клубничный наполнитель.

Я заставил Лену снимать эту красоту. Почти сразу, не удержавшись, я спустил брюки, вынул кляп из Катиного рта и грубо отымел ее в прелестный розовый ротик. Сосать она совершенно не умела, однако, бедняжке приходилось волей-неволей осваивать это высокое искусство, хотя бы за тем, чтобы сдержать мои мощные толчки, грозящие разорвать ей горло. Наконец, вынув член из Катиного ротика, я извлек (с некоторыми усилиями) и совок из ее щелочки. Он здорово преобразился, став похожим на штык, которым только что вспороли живот ненавистного неприятеля и в целях экономии вынули обратно. Естественно, такое великолепие не должно было пропасть зря, поэтому, вручив совок Лене и взяв камеру, я принялся снимать, как заботливая мамочка неумело пытается слизать с совка остатки чести своей дочери.

Но инструмент, вылизанный до блеска, уже не являл собой того замечательного зрелища, каким оно было минуту назад, поэтому я решил подарить ему второе свидание с Катиным сокровищем. Мне лень было опять заталкивать кляп в третью дырочку девочки, поэтому я усадил на нее Лену так, чтобы ее шикарная вульва приходилась аккурат напротив маленького ротика дочери. Она сидела ко мне лицом и могла по-прежнему снимать на камеру все, что я творю, в то время как ее срамные губы запечатлевали крепкий поцелуй на заплаканном лице дочери. Как Лена ни старалась, она не могла скрыть колоссальное возбуждение. Ее дыхание было частым и прерывистым, соски были тверже камня, а бедной Катюше, я уверен, приходилось часто сглатывать обильные мамины соки.

Меж тем, обхватив совок двумя руками, я принялся методично трахать Катю его деревянной ручкой. Мои толчки были далеко не ласковыми, могло показаться, словно я взбиваю масло в ступе. Что ж, если бы это было действительно так, я получил бы отменное маслице. Нежное тельце двенадцатилетней девочки отчаянно дергалось, из-под маминых прелестей доносились сдавленные рыдания и крики, но я был неумолим.

Устав трахать Катю совком, я решил, что не помешало бы сделать из нее полноценную женщину – со всеми функционирующими дырочками. Сказано – сделано: резво смазав заветный черенок первым попавшимся маслом, я с удовольствием погрузил его в тщетно сопротивляющийся девичий анус. Погрузил меньше, чем хотел, но и этого хватило, чтобы Ленина промежность доверху наполнилась истошным ревом девочки. Хотите верьте, хотите нет, но через пару секунд ее мамочка резко дернулась, проделала несколько судорожных движений своей вульвой по Катиному лицу, громко охнула и покраснела – совсем как ручка совка. То ли крики дочери вызвали вибрацию подходящей частоты в ее влагалище, то ли она, вопя, просто задевала маму языком, но Лена действительно отлично кончила.

Чтобы как-то приуменьшить ее радость я тут же познакомил уже не вполне чистый черенок совка с Лениным ротиком, заставив ее как следует его почистить. Затем я сделал перерыв, приказав мамочке хорошенько промыть дочурку – простительная брезгливость к девушке, трахнутой совком. Потом вечер продолжился, и я как следует насладился сочными, упругими и трогательно узкими прелестями девочки. Ее мать я тоже не обделял – под моим руководством ее язык познакомился со всеми укромными уголками тела любимой доченьки.

Следующие две недели Катя не ходила в школу – она была просто не в состоянии ходить. Девочке пришлось полмесяца пролежать в той самой кровати, на которой ее так красиво и жестоко изнасиловали. Катя лежала в шарфе и имитировала ангину – на случай, если зайдут проведать одноклассники. И действительно, они заходили два раза, желая девочке скорейшего выздоровления от инфекции.

Между тем, я регулярно приглашал своих друзей, чтобы как следует поразвлечься с Леной. Сначала это был просто групповой секс, похожий на тот, который я когда-то снял на видео и показал Кате. Но как-то раз, я предложил компании вздуть хозяйку по-полной. Хорошенько связав Лену, мы несколько часов насиловали, хлестали и ломали ее красивое тело. Моим друзьям развлечение невероятно понравилось, кто-то из них ненароком обронил, что если бы этот разврат был поставлен на коммерческую основу, Лена пользовалось бы бешеным успехом.

Недолго думая, я решил попробовать. Что сказать? Лена и на прежней своей работе получала немало, но сейчас деньги полились просто рекой. Мои друзья сообщили о Лене своим друзьям, те – своим и этого оказалось достаточно, чтобы при желании занять пытками каждую Ленину секунду. Я, конечно, до этого не доводил. Она работала строго раз в неделю, не больше часа. Но ей и этого хватало, чтобы все время ходить в синяках, поэтому мне часто приходилось давать ей отпуск. Цену я поднял до заоблачных высот и, несмотря на это, клиенты были. Единожды попробовав, человек просто не мог не прийти еще и еще, чтобы пройтись по нежной коже плеткой или чем потяжелее, затолкать в три измученные дырочки все, на что способна фантазия или, как вариант, просто хорошенько трахнуть Лену.

При этом за то, чтобы за всем происходящим наблюдала ее двенадцатилетняя дочь – просто сидела и смотрела – я брал вдвое больше – и даже на это не было отбоя от желающих. Я видел, как они, трахая и истязая Лену, хищно наблюдают за ее дочерью, пуская слюнки. Но на все предложения, связанные с Катей, даже самые заманчивые, я отвечал только отказом – это был мой и только мой ангелочек (каким бы дьяволом он при этом ни был).

Но вскоре, выгодное применение девочке я все же нашел. Когда она выздоровела, я ввел новую услугу – шоу циничного истязания матери ее невинной дочуркой. С каждого желающего посмотреть на это зрелище я брал совсем уже неприличную цену, и все же все кресла в комнате пыток были регулярно заняты. Катю не приходилось дополнительно тренировать или воспитывать – она и раньше то не жалела мамочку, а после своей болезни стала просто разъяренной сучкой. Видели бы вы, с какой ненавистью и адским рвением девочка измочаливала какой-нибудь шипастый ремешок о самые беззащитные интимные места матери. К восторгу наблюдающих, она ничуть не жалела бедное тело женщины, произведшей ее на свет.

После представления Лена представляла собой жалкое зрелище – она не могла встать без посторонней помощи. Перед нами было тело без единого живого места, красное от розги, с синяками и фингалами под обоими глазами, с отметинами выдранных из самых нежных мест волос, со следами укусов и прижиганий. Однажды Катенька, чуть покраснев, даже приспустила свои трусики – лишь для того, чтобы, прижав рот связанной матери к своей промежности, опорожнить туда полный мочевой пузырь. С ангельской улыбочкой на прекрасном личике, девочка удерживала руками и ногами вырывающуюся мамину голову, заставляя проглотить свою мочу до последней капельки. Я уверен, что Катя мстила за то, что ей самой пришлось когда-то целых полчаса быть прижатой губами к Лениной вульве, глотать ее выделения и ощущать, как родная мамочка разряжается бурным оргазмом в ее детский ротик.

Из-за колоссальной «вредности» шоу, я устраивал представления еще реже, чем раньше, после каждого из них Лена брала отпуск на несколько недель. Тем не менее, в финансовом плане мы выросли настолько, что я мог нанимать лучших врачей, чтобы приводить Лену в форму. Вскоре я был в состоянии купить небольшой особнячок за городом, в котором мог подобающе принимать богатых гостей.

На чем закончить рассказ? Прошло три года, мы по-прежнему живем вместе.

Мы достаточно разбогатели, чтобы использовать Лену лишь раз в месяц. Дополнительным источником денег являются видеозаписи наших представлений, их продажи постоянно растут. Катя сильно выросла во всех отношениях и стала настоящей профи в садизме – видно, что девочка нашла свое призвание. Лена, как видно, тоже его нашла – она уже не получает удовольствия от обычного секса, кончая исключительно от хорошей взбучки. Так что все в нашей необычной семье вполне довольны жизнью, а ведь это так хорошо, когда в семье покой и порядок, не так ли? Уж не в этом ли заключается пресловутое семейное счастье?