Вполне реальный мир. Из сборника Реальные инцест рассказы Часть 1

– …насилие, насилие и еще раз насилие. Сила и мощь. Запишите это и запомните на всю жизнь. Откровенная, грубая и ничем неприкрытая сила решила гораздо больше вопросов, чем какой-либо другой фактор в истории нашей великой страны, впрочем, как и всего остального человечества. Эта истина, которой нет никакой другой разумной альтернативы. Противоположное мнение не имеет права на существование, ибо глупцы, забывающие эту прописную истину, всегда расплачиваются жизнью и свободой за свое недомыслие. Только сильные достойны уважения, ибо сильный прав всегда, а слабый вынужден искать утешение в безусловном подчинении его воле и навязанным правилам…

13-летняя Венди Кинг украдкой бросила взгляд на часы и невероятным усилием воли подавила зевок. Нет, определенно, со временем сегодня творилось что-то неладное, никогда еще оно не тянулось так медленно, как на этом скучном и кажущимся бесконечным, уроке. Цифры на ее маленьких электронных часиках замерли и не думали меняться. Единственным подтверждением того, что время пока еще не остановилось окончательно, был глупый пес Гуффи, который с частотой 60 раз за минуту продолжал получать тумаки от Микки Мауса. После каждого полученного пинка зад несчастного Гуффи смешно подпрыгивал и трясся…

Венди вздохнула. Дело было дрянь. Последние полчаса она изо всех сил боролась с дремотой, но силы были явно неравны, и Венди, несмотря на все свои старания, шаг за шагом проигрывала это сражение. Монотонный голос преподавателя убаюкивал не хуже генератора альфа-ритма и ее веки постепенно наливались свинцом. Хуже всего было то, что Венди отлично знала: самое распоследнее, что стоило делать на этом свете – это заснуть на уроке Прикладной Истории и Нравственной Философии. Это был бы настоящий кошмар, тотальное уничтожение, о таком ужасе даже думать не хотелось…

Венди испуганно вздрогнула и открыла глаза. «Нет, только не это!.. » – девочка с тревогой осмотрелась по сторонам. Вроде бы ничего, никто не заметил, как она задремала. Преподаватель все также что-то монотонно бубнил себе под нос, а ее одноклассники слушали и, как могли, боролись с дремотой. «Уф! Пронесло!.. » – подумала Венди и немного приободрилась. От полученной встряски стало немного легче, однако не прошло и минуты, как ее веки вновь стали смыкаться. Но как же удержаться, чтобы на самую маленькую секундочку не закрыть глаза, на такую ма-а-ленькую секундочку, ведь никто и не заметит…

– Мисс Кинг! Что вы можете нам сказать по поводу правил проведения Лотереи Добровольной Казни? Мисс Кинг, вы меня слышите?!

Услышав свою фамилию Венди вздрогнула и открыла глаза. «Черт! Черт!! Черт!!! Доигралась!!! Это же надо было так вляпаться!.. » – растерянно хлопая глазами и судорожно пытаясь собраться с мыслями, Венди выскочила из-за парты. Какая еще лотерея? О чем вообще идет речь?! В голову лезла всякая чушь, даже отдаленно не напоминавшая когда-то вызубренный параграф учебника.

В классе стояла прямо-таки гробовая тишина. Никто даже не пытался ей подсказать. Все прекрасно знали, какой у мистера Фергюссона прекрасный слух, а также то, что пытаться подсказывать на его уроке – это исключительно болезненный и неприятный способ самоубийства. Дик Фергюссон, заслуженный ветеран всех войн и конфликтов, случившихся за последнюю четверть века, живая легенда, гордость нации, и все такое. Но от одного взгляда на лицо этого господина делалось не по себе даже людям с крепкими нервами. Пластические хирурги сделали все, что могли, но когда обоженное лицо приходится воссоздавать практически заново, то тут уж ничего не поделаешь. Кроме того, у «Шрама» Фергюссона не хватало левой ноги до колена, а на всем теле едва ли осталось более квадратного дюйма собственной кожи. Ученики младших классов боялись его до судорог, впрочем, как и все прочие школьники.

Преподаватель поймал Венди с поличным и теперь смотрел на нее, как сытый кот на мышь. Со своего места на кафедре ему был прекрасно виден весь класс, и мистер Фергюссон уже давно с мрачным весельем наблюдал, как эта девчонка клюет носом.

– Ну же, мисс Кинг, я вас внимательно слушаю!

– Ну-у… Э-э… – Венди вздрогнула от резкого звука и испуганно втянула голову в плечи. Она лихорадочно соображала, но мысли все время разбегались.

– Что вы там мычите? Извольте выражаться яснее!

«Яснее! Ха! Хотелось бы… – Венди почувствовала, как по ее спине пробежала струйка холодного пота. – Так, Лотерея… Добровольная Казнь… Господи, ну, так это же ерундовый вопрос! Параграф 2-12…» – она облизнула пересохшие губы и с облегчением выдохнула:

– Лотерея Добровольной Казни – федеральная программа, направленная на поддержание стабильности и нравственного здоровья общества. Она предусматривает искусственное ограничение численности женского населения репродуктивного возраста с целью минимизации последствий демографического дисбаланса, выявление и устранение социальной напряженности, уменьшение демографического давления и ограничение внутренней агрессивности отдельных индивидуумов. Благодаря принятию Закона о контроле над численностью женского населения удалось справиться с волной анархии, охватившей страну после…

Дик Фергюссон внимательно слушал эту симпатичную тринадцатилетнюю девочку и с интересом следил за реакцией класса. Ничего нового он не увидел, одна и та же картина неизменно повторялась из года в год: школьники старательно изображали полное внимание и интерес к теме урока, но вот их глаза… «М-да… Этих болванов ничем не проймешь! Все, о чем они способны думать, это только как бы досидеть до конца урока. А эта девчонка? Ведь она даже не пытается понять, что так старательно вызубрила! »

Мистер Фергюссон невольно усмехнулся: «Ограничение внутренней агрессивности … Придумали же! ». Его всегда потрясала способность яйцеголовых давать наукообразное объяснение абсолютно всему. Вот взять, к примеру, ту же Лотерею. Проблема управления толпой, постоянно требующей «хлеба и зрелищ», не утратила актуальности со времен древнего Рима. Казалось бы, чего проще? Достаточно прямо и честно заявить – обществу жизненно необходимо время от времени выпускать пар, иначе этот адский котел рано или поздно так рванет, что мало не покажется. И желательно делать это небольшими порциями, по капле, как черную кровь из вены. Зачем? Все очень просто. Кто хоть раз видел, как та же кровь уже не капает, а хлещет струей из артерии – поймет сразу. Достаточно вспомнить хотя бы те несколько лет анархии, когда, казалось, все летит к чертям. И не только казалось, именно туда все и летело… Дик Фергюссон уже почти не слушал ответ девчочки. Его мысли вновь и вновь возвращались к событиям новейшей истории, послужившим причиной нынешнего порядка вещей…

Все началось с непонятно откуда взявшихся эпидемий «Черного гриппа» и «Желтой чумы», целый год терзавших страну, от океана до океана, и унесших жизни до 90% из числа населявших ее негров и азиатов. Белых зараза почти не трогала, что послужило причиной первых массовых беспорядков. Впрочем, те бунты были еще не серьезными, люди еще не утратили страх перед законом, да и волнения по большей части стихли сами по себе, слишком уж быстро вымирали цветные. Оставшихся в живых кое-как распихали по гетто с жесточайшим режимом карантина, и если сейчас по всей стране наберется тысяч сто «шоколадок» и «узкоглазых» – и то хорошо. Как обычно кто-то орал о нарушенных гражданских правах и милосердии, кто-то тихо злорадствовал, но в целом проблема разрешилась сама собой. Однако не успели утихнуть страсти, как навалился «Яйцерез» – какая-то жуткая мутация вируса эпидемического паротита, а проще говоря – свинки. Вот это уже была воистину дьявольская месть белой расе. Всего за полгода переболело 95% мужчин и всего около 10% женщин. Единственным слабым утешением было то, что умерших от «Яйцереза» было намного меньше, чем во время первых двух эпидемий. Это, конечно, было хорошо, но… У выживших мужиков после перенесенного тяжелого орхита чаще всего наступала полная стерильность, собственно говоря и давшая неофициальное название эпидемии.

«Яйцерез» стал последним гвоздем, вбитым в гроб старой жизни. Некоторое время мир еще катился вперед по инерции, а затем пошло-поехало: гражданские беспорядки при полном параличе органов власти, лопнувшие банки, коллапс финансовой системы, захваты военных баз… И, как следствие: выгоревшие дотла руины городов, комитеты гражданской самообороны, моторизованные банды отморозков на всех дорогах… Дело дошло до полного прекращения сухопутной, а затем и воздушной связи между Западным и Восточным побережьями. Казалось, сбываются худшие из самых бредовых фантазий Голливуда. Интересно, о чем думал Президент Полмар, когда его линчевала толпа совершенно озверевших баб, взявших приступом Белый дом? Может быть, о тех яйцеголовых умниках из Форт-Детрика, которые чего-то там, как обычно, недодумали и недоучли? Сейчас, по прошествию многих лет и имея на руках кое-какие данные, Дик был готов поставить свое годовое жалованье и единственную здоровую ногу на то, что молниеносный эпидемический паротит, как и предшествовавшие ему этночума пополам с супергриппом, выпорхнули явно оттуда…

В общем и целом, начинался такой кошмар, по сравнению с которым даже последствия обстрела форта Самтер выглядели невинной детской забавой. Страна распадалась буквально на глазах, и надо было что-то делать, причем очень быстро. На шпаков надежды не было никакой. Эти идиоты плели какую-то чушь о правах человека и демократических ценностях. И что же могла предложить эта их долбанная старая Конституция пополам с Биллем о правах? А ни-че-го! Взять, к примеру, 2, 4, 5, 6 и 7 поправки – принимавшие их люди были явно не в ладах с головой. Нет, ну в самом деле, сейчас просто смешно вспоминать еще те, старые, редакции статей. Если бы не вовремя введенное военное положение и решительные действия немногих оставшихся боеспособных частей, так бы все и накрылось одним большим тазиком. Таким же медным, как мозги у этих долбанных гражданских шпаков, доведших страну до ручки.

Короче говоря, после долбанного «Яйцереза» мужчин осталось чуть больше половины от того, что было до эпидемии. И из тех половина – стерильные, как хорошо прожаренный бекон. Нация, еще толком не очухавшаяся после нескольких лет анархии, была поставлена перед реальной угрозой вымирания. Хорошо хоть во время всего этого бардака замороженные запасы спермы сохранились в целости и сохранности, они-то и выручили на первое время. Деваться было некуда, требовалось срочно восполнять убыль населения. Закон «Одна женщина – минимум три ребенка» был принят не от хорошей жизни. Однако искусственное оплодотворение, а затем и клонирование, как с ними ни бились яйцеголовые, все время давало разброс 1 к 10 – 1 к 15 в пользу девчонок – у них, видите ли, хромосомы лучше и выживаемость, соответственно, выше. Ну ладно, хоть и с диким демографическим перекосом, но численность населения худо-бедно восстановили. А затем вдруг выяснилось, что эти проклятые яйцеголовые опять чего-то там недосчитали. Оказалось, что процесс практически неуправляем и развивается лавинообразно. Что бабья наплодили столько, что… Что делать, когда жрать хотят все, а кормушки на всех не хватает? Правильно. Начинается драка за кормушку. Парочка голодных бунтов закончилась такой большой кровью, что немногим оставшимся в живых яйцеголовым пришлось срочно шевелить извилинами. И ведь что придумали, засранцы! Мол, хлеба все равно не хватает, значит, будут зрелища. Ну, и пропаганда, само собой, без этого никак. А слова-то какие! «Нравственное здоровье», «минимизация последствий», «абсолютная беспристрастность и справедливость»… Красота! И хоть продовольственную проблему удалось, в конце концов, решить, но «Лотерея» осталась. За много лет к ней уже так привыкли, что даже не могли себе представить времена, когда никакой «Лотереи» и в помине не было. Еще бы, такое шоу… Другого такого клапана для выпуска пара из толпы еще поискать надо. Да и само распятие на кресте, как метод казни, оказался весьма эффективным способом устрашения различных асоциальных элементов.

Дик Фергюссон вдруг вспомнил своего преподавателя в Академии. Полковник Боб Хаксли был крупным специалистом по психологии толпы и любил вспоминать далекую молодость, проведенную в спецотрядах по умиротворению – старый хрыч успел попасть на самый финал заварушки, чем несказанно гордился. Так вот, «Железная Задница» Боб утверждал, что разные там банды вроде «Всадниц Апокалипсиса» и «Невест сатаны» удалось извести только тогда, когда кто-то сообразил заменить расстрел на месте пойманных «амазонок» их распятием на крестах, причем обязательно в голом виде. До сих пор неясно, в чью голову впервые пришла эта блестящая идея: уж больно времена были смутные, да и самоназначенные маршалы не слишком утруждали себя ведением протоколов. Достоверно известно, что все началось в Юте, когда поведенные на Святом Писании члены местного отряда самообороны распяли пойманных преступниц просто на телефонных столбах вдоль шоссе неподалеку от Прово. Три десятка голых «Черных вдов» смотрелись столь живописно, что прочих «вдовушек» из тех краев как ветром сдуло. Дорога в тех местах была довольно оживленной, и новости разошлись очень быстро. Идея понравилась. Что ни говори, а древние римляне свое дело знали, особенно в той его части, что касалось устрашения. Когда следом за линчевателями и военно-полевыми трибуналами за дело взялись гражданские суды, банды этих гребаных лесбиянок стали таять прямо на глазах. Нервы «Вампирш» и прочей моторизованной нечисти не выдерживали, когда им приходилось по несколько миль подряд ехать сквозь коридор из распятых голых тел. Тут уж поневоле задумаешься о собственной судьбе, какая бы ты ни была крутая. Еще бы, одно дело – пуля в лоб и почти мгновенная смерть, а другое – подыхать несколько дней под палящим солнцем где-нибудь в Нью-Мексико или Аризоне. Или превращаться в ледышку зимой, в Новой Англии, и такое бывало…

Мистер Фергюссон тряхнул головой и прислушался к тому, что говорила Венди Кинг, эта маленькая дрянь, осмелившаяся клевать носом во время урока. Его урока.

«Ха! Интересно, как бы запела эта засранка, если бы прямо сейчас ей сказали, что уменьшать «демографическое давление» начнут прямо с нее? Скажем, через полчасика, на заднем дворе Школы? А? Уменьшая при этом внутреннюю агрессивность отдельных индивидов…» – мистер Фергюссон усмехнулся и прервал Венди:

– Достаточно, мисс Кинг. Я вижу, это вы знаете. Скажите теперь, каковы условия проведения Лотереи?

Венди уже успокоилась. И этот вопрос был несложный. Уж что-что, а параграф 2-12 она знала наизусть. Тысячу раз читаная страница учебника так и стояла перед глазами. Венди набрала побольше воздуха и выпалила одним махом:

– Все граждане Государства женского пола по достижению половой зрелости проходят Аттестацию на предмет установления их физиологической способности к деторождению. После Аттестации им выдается Сертификат, номер которого включается в базу данных Лотереи. Одновременно получение Сертификата дает право участия в голосовании на выборах в органы власти. Частота проведения розыгрышей, количество Главных Призов определяется федеральными законами и законами штата, в котором постоянно проживает участница Лотереи, однако не реже одного раза в течение месяца или 12-ти розыгрышей за год. От участия в Лотерее освобождаются женщины, которые на момент проведения розыгрыша состоят на федеральной службе, имеющие правительственные награды либо статус ветеранов, а также родившие к моменту проведения очередного розыгрыша двух и более жизнеспособных младенцев мужского пола. Беременные, а также находящиеся на лечении в федеральных госпиталях…

Мистер Фергюссон только хмыкнул, услышав о младенцах: «Слава Богу, вовремя разогнали эту говеную Женскую Лигу! В свое время столько шуму было по поводу правил Лотереи для беременных баб! Если бы мы тогда пошли на поводу у этих сопливых мокрощелок, то сейчас все телки ходили хронически беременными! Феминистки чертовы… Ну, да хрен с ними, с этими феминистками – террористками. Гуманизма им подавай! Нате, сколько угодно. Но только в качестве последнего желания, – Фергюссон глянул на раскрасневшуюся от волнения Венди. – Кстати, о гуманизме. Девчонка-то вызубрила учебник на совесть! Придется поощрить, но для начала…»

– Достаточно, мисс Кинг. Я доволен, что вы так основательно выучили Устав Лотереи. Но теперь мне бы хотелось услышать от вас, зачем вы ходите в Школу?

– Ну-у… – озадаченно протянула Венди. Она так старалась, а теперь никак не могла понять, что этот «Шрам» еще хочет от нее услышать? Все ходят в Школу… Девочка чуть пожала плечами и неуверенно пробормотала:

– Ну, нас тут учат… Знаниям, и вообще… Математика, история…

– Что за чушь вы несете?! – от возмущения мистер Фергюссон даже привстал со своего кресла. – Общеобразовательные предметы вы могли бы изучить, не выходя из дома. «И вообще»… Это же надо!..

Венди с ужасом поняла, что ляпнула совершенно не то, что хотел от нее услышать мистер Фергюссон. «А вот бы было здорово учиться дома и не ходить в Школу…» – промелькнуло в голове у девочки. Она уже поняла, что даже блестящий ответ не спасет ее от наказания…

– В Школе вас учат прежде всего дисциплине, запомните это раз и навсегда. Здесь вас учат, мисс Кинг, что такое ответственность перед обществом и гражданский долг. Потому что только благодаря железной дисциплине и пониманию каждым гражданином своей ответственности перед обществом наша страна смогла избежать того хаоса и анархии, в которую ее ввергли безответственные политиканы! – в голосе мистера Фергюссона лязгнул металл. – А разные там арифметики и ботаники вы можете учить дома, не вставая с дивана. Вам это понятно, мисс Кинг?

– Да, сэр. Понятно.

– Вот и замечательно, что до вас наконец-то хоть что-то дошло. А чтобы закрепить ваше правильное понимание дисциплины, хочу напомнить, что спать нужно дома, а не на моем уроке. Вы совершили серьезный проступок и будете наказаны. Думаю, после хорошей порки вам спать уже не захочется.

По замершему классу пробежал легкий смешок. Венди вздрогнула и умоляюще посмотрела на мистера Фергюссона.

– Да, мисс Кинг. Вы честно заслужили свое наказание. Подойдите ко мне.

В классе возникло оживление, за спиной девочки кто-то противненько захихикал. Сидящим в душной аудитории урок уже не казался столь удручающе длинным и скучным.

– Порядок в классе! – мистер Фергюссон раздраженно стукнул ладонью по столу. Смешки сразу прекратились.

Понурив голову, Венди побрела по проходу между партами к кафедре, чувствуя, как сорок пар глаз сверлят ее спину. Девочку трусила мелкая дрожь, в животе все сжалось, а ноги казались совершенно чужими и не слушались. Между ней и столом преподавателя, казалось, пролегло целое футбольное поле…

Венди густо покраснела. Быть выпоротой на глазах у всего класса – большего позора для девочки придумать было трудно. То, что будет очень больно – это еще полбеды. Но стянуть с себя юбку и трусики, а затем стоять с голым задом перед всем классом… Мальчишки теперь просто жизни не дадут своими насмешками!

Как бы в подтверждение этой мысли с задних рядов, где сидели мальчики, снова донеслось противное злорадное хихиканье. Мистер Фергюссон на этот раз промолчал.

В принципе ничего особенного во всем этом не было: в Школе школьниц пороли чуть ли не каждый день, и довольно часто им доставалось прямо в классе. С точки зрения суровости экзекуция, произведенная непосредственно в классе, была наиболее легким видом наказания, и преподаватели применяли его за сравнительно незначительные проступки. За более серьезные нарушения дисциплины девочек отправляли прямиком в Дисциплинарный Отдел, к Инспектору Школы. А вот это уже было действительно плохо. Инспектор Кэтчер был очень изобретателен по части наказаний. Но в моральном плане наказание в Дисциплинарном Отделе было не таким унизительным. Там хоть и приходилось раздеваться вообще догола, но зато вокруг не было этих противных мальчишек. А оказаться голой среди других девочек – чего ж тут стыдного?

Пока Венди медленно поднималась на кафедру, мистер Фергюссон демонстративно согнул в руках свой хлыст и взмахнул им в воздухе. Три фута тонкого гибкого пластика со свистом рассекли воздух, и от этого звука все внутри Венди окончательно сжалось в один холодный ком.

– Ну, мисс Кинг, вы знаете правила. Или нужно напомнить?

– Нет, сэр, – пробормотала Венди. Школьные правила насчет порки в классе она знала хорошо. Даже слишком.

Девочка обречено вздохнула и опустилась на колени. Еще секунду она собиралась с духом, а затем громко и внятно произнесла ритуальную фразу:

– Сэр, я нарушила дисциплину и поэтому прошу Вас строго наказать меня.

– Очень хорошо, мисс Кинг. Можете подняться с колен. Хочу вам сказать, что есть только одна вещь, которая нравится мне еще меньше, чем непослушание, – Венди подняла голову и испуганно посмотрела на мистера Фергюссона. – Мне не нравится, когда кто-то начинает рыдать под розгами и умолять о прощении. Слезы – это верный признак слабости, а слабакам не место в нашем обществе. Слабаки – это обуза, запомните это, мисс Кинг.

– Да, сэр.

– Отлично. Я думаю, что из вас еще может выйти толк. А теперь раздевайтесь. Вещи можете положить их на стол.

Венди встала с колен и почувствовала, как ее щеки горят от стыда. Она знала, что кафедру преподавателя хорошо видно с любого места в аудитории. Как ни крутись, а все всё рассмотрят в наилучшем виде.

Она быстро расстегнула пуговицы на жакете, сняла его и аккуратно положила на стол мистера Фергюссона. Стараясь все время оставаться левым боком к классу, Венди трясущимися руками расстегнула юбку и спустила ее с бедер. Неловко переступив ногами она выступила из юбки и выпрямилась, судорожно зажав ее в руках. Смущенно оглянувшись на мистера Фергюссона, Венди положила юбку поверх жакета.

– Догола, догола, мисс Кинг!

Венди покраснела еще больше. Она отлично знала, что при желании учитель мог ее выпороть и так, не заставляя снимать трусики. Результат был бы тот же – белые школьные стринги и так почти не закрывали ягодиц, делая их совершенно открытыми для наказания. Некоторые преподаватели, особенно женщины, так и поступали, стараясь не унижать девочек больше необходимого. Но мистер Фергюссон всегда заставлял девочек раздеваться до конца, считая наказание, проведенное таким унизительным образом, гораздо более эффективным. Сгорая со стыда, Венди взялась за резинку трусиков. В течение секунды она никак не могла решиться, а затем чуть согнулась и потянула их вниз. Трусики соскользнули с ее стройных загорелых ног, открывая гладкую белую кожу ягодиц, контрастно выделявшуюся на фоне светло-коричневых бедер. По аудитории пронесся легкий шумок. Кто-то из мальчиков фыркнул, но быстро осекся под строгим взглядом преподавателя. Тем временем Венди, стараясь не зацепиться за туфли, осторожно стянула трусики, стыдливо скомкала их и сунула под юбку. Дрожащими пальцами она расстегнула пуговки на блузке и, вся съежившись от стыда, стянула ее с плеч. Немного повозившись с застежкой лифчика, девочка стянула и его, судорожно бросив его поверх блузки и юбки.

Ей очень хотелось провалиться сквозь пол, только бы не стоять сейчас голой перед всем классом. Оставшись в одних только белых гольфах и туфлях, Венди медленно повернулась лицом к преподавателю, вытянув руки вдоль тела. В этот момент девочка более всего мечтала прикрыть груди и лобок. Особенно лобок, чтобы никто из мальчиков не видел редких светло-коричневых волосков, сквозь которые так хорошо видна ее щелочка… И груди… ее маленькие штучки с бледно-розовыми острыми конусами сосков…

Мистер Фергюссон выждал паузу и подошел к ней поближе, похлопывая хлыстом по левой руке:

– Мисс Кинг, вы заслужили дюжину ударов, – Венди вздрогнула и обречено посмотрела на преподавателя. – Но! Учитывая ваш отличный ответ, я уменьшил их количество в два раза. Поэтому вы получите только шесть ударов хлыстом.

Венди чуть перевела дух. Все-таки шесть горячих – это не двенадцать, переживет как-нибудь. Год назад она получила от Инспектора целых три дюжины, и ничего, до сих пор живая. Если бы еще не светить голым задом перед всем классом…

– Мисс Кинг, правила остаются без изменений. Если вы будете вскакивать или пытаться прикрыть руками зад, удар не засчитывается. Вы меня поняли?

– Да, сэр, – голос Венди чуть дрогнул.

– Очень хорошо. Наклонитесь, пожалуйста.

Венди торопливо сделала, что было велено. Она стала спиной к аудитории, наклонилась и легла грудью на учительский стол, крепко взявшись вытянутыми руками за его дальний край. Холодный пластик столешницы неприятно холодил кожу, больно впиваясь острым краем в низ живота. Девочка буквально кожей чувствовала взгляды, прикованные к ее бедной попе. Теперь она была полностью выставлена напоказ. Зная о том, как хорошо видно в такой позе то самое место между ног, Венди постаралась покрепче сжать ноги. Как унизительно… Венди едва сдержалась, чтоб не разреветься, и еще крепче вцепилась в край стола. Вдруг над ней раздался резкий свист. «Боже! Сейчас…» – успела подумать Венди и судорожно сжала ягодицы. Но удара не последовало, «Шрам» пока только разминался.

– Ноги! – Венди вздрогнула и чуть раздвинула ноги. – Еще!

Венди расставила ноги как могла широко, прекрасно осознавая, что в таком положении ее киску не увидит только слепой.

– Повторяю. Шесть ударов. Не вскакивать. Не оглядываться. Не закрываться руками. И считать удары. Если собьетесь со счета – пеняйте на себя, – напоследок напомнил преподаватель.

Венди услышала, как мистер Фергюссон немного отошел назад и в сторону. Затем последовал резких свист и – удар!

– Ай-яй! – В месте удара все горело огнем, причем с каждой секундой все сильнее и сильнее.

– Считай!

– О-один, с-сэр, – наконец смогла выдавить из себя Венди.

Преподаватель отступил назад и вновь потекли нескончаемо долгие секунды ожидания.

– Ааааа... – Венди еле удержалась, чтобы не вскочить и не схватиться руками за попу. Второй удар пришелся чуть выше первого, прямо по центру ее ягодиц. От невыносимо жгучей боли перехватило дыхание.

– Считайте, мисс!

– Д-два, сэр.

– Вот так-то лучше, – удовлетворенно произнес мистер Фергюссон.

Время замерло. Девочка получила только треть ударов от назначенного наказания, но и этого было достаточно. Она напрягала все свои силы, чтобы не оторвать руки от стола и не заработать дополнительных ударов. У Венди даже промелькнула мысль, что если бы мистер Фергюссон привязал ее к столу, то ей было бы легче – слишком велико было искушение прикрыть руками свою бедную попу. Она уже ничего не могла с собой поделать, слезы ручьями текли по лицу, на лбу от напряжения выступил холодный пот. И тут последовал третий удар. На этот раз хлыст попал прямо в то место, где ягодицы переходят в бедра, и это было намного хуже первых двух. Боль стала просто кошмарной…

– Ааай! Т-три, сэр, – Венди вовремя вспомнила, что надо считать. Иначе удар не будет засчитан.

Снова над ней раздался резкий свист. Удар. Жгучая боль. На этот раз преподаватель хлестнул гораздо сильнее и немного раньше, чем она ожидала. Венди показалось, что хлыст рассек ее зад надвое. Бедная девочка не выдержала и подскочила, схватившись руками за свою горящую огнем попу. Она завизжала и выгнулась: «Шрам» расчетливо попал прямо посередине между красными отпечатками двух первых ударов, и вместе с болью в новой полосе ожила боль в двух старых.

– Я вас предупреждал, мисс Кинг. Этот удар не засчитывается. Нагнитесь!

Венди выла и приплясывала от боли, держась обеими руками за ягодицы. Но строгий голос преподавателя вернул ее к суровой реальности. Наказание продолжалось, и девочка заставила себя принять прежнюю позицию. Ее зад горел огнем, жгучая боль заставляла ее спазматически сжимать и разжимать ягодицы. От боли она теперь и не вспоминала о том чувстве стыда, из-за которого так страдала до начала порки.

– Ноги, – бесстрастным голосом напомнил ей преподаватель.

Венди послушно расставила ноги и стала ждать следующий удар. Она одновременно и хотела, чтобы все поскорее кончилось, и страшилась неизбежной боли. А пока пауза затягивалась. Мистер Фергюссон давал ей время подумать и еще раз выругать себя последними словами за то, что не смогла удержаться в требуемой позе и заработала штрафной удар.

Резкий свист. Хлесткий обжигающий удар. И точно по месту предыдущего удара! Венди взвыла от боли, не удержалась и вновь подскочила, схватившись обеими руками за попу. Она закрутилась на месте, пытаясь унять боль в горящих ягодицах. Мистер Фергюссон подождал, пока Венди чуть успокоится и только тогда сухо произнес:

– Вы мешаете сама себе, мисс Кинг. Эти два удара не засчитываются, а я намерен продолжать, пока вы не получите все шесть. Примите исходную позу и продолжим.

Венди вытерла слезы и вновь легла грудью на стол, выставив попу. Неожиданно девочка почувствовала, как хлыст мягко прикоснулся к ее ягодицам. Дик Фергюссон несколько раз провел им по ее горящей попе, с усмешкой наблюдая, как Венди сжимает свои ягодицы, а затем отвел хлыст назад, размахнулся и резко опустил. Свист. Удар. Венди взвыла и сжала край стола со всей силой, на которую была способна – только бы выдержать жгучую боль и не заработать еще. Она знала, что наказание могло продолжаться до бесконечности, пока не будут получены и засчитаны все назначенные удары.

– Четыре, сэр, – простонала девочка. Слезы текли из ее глаз, а она не могла оторвать рук от стола, боясь нарваться на еще один штрафной удар.

Опять над ней раздался резкий свист – и удар, который был намного сильнее, чем любой из предыдущих. И опять хлыст попал низко – между нижней частью ягодиц и верхней частью бедер. Но она выдержала и не оторвала руки от стола.

– Пять, сэр, – скорее бы все кончилось. О большем Венди и не мечтала. Остался еще один удар, последний и решающий…

Боль была настолько интенсивной, что ей не верилось, что может быть еще больнее. Венди слегка подняла взгляд и попыталась не сводить глаз с царапин на пластике директорского стола.

– У-ааай! – заорала Венди, когда хлыст ожег ее бедную попу в восьмой раз. Или в шестой, если исходить из представлений мистера Фергюссона.

– Шесть, – сквозь слезы выкрикнула Венди, – сэр.

Порка закончилась, но уже наученная горьким опытом девочка осталась на месте, ожидая разрешения преподавателя выпрямиться.

Мистер Фергюссон небрежно бросил хлыст на стол:

– Ну что ж, мисс Кинг, я надеюсь, что после этого вам и в голову не придет использовать время урока для сна, правда?

– Да, сэр, я больше не б-буду, – голос Венди прозвучал приглушенно – девочка положила голову на протянутые перед собой руки и тихо плакала.

– Замечательно. Но ваше наказание на этом не закончено. Встаньте лицом к классу, руки за голову, ноги на ширину плеч. До конца урока вы останетесь здесь, у моего стола. Это послужит вам дополнительным уроком. Оденетесь после звонка на перемену.

– Да, сэр. Я все поняла, сэр, – всхлипнула Венди поднялась со стола и стала, как велел преподаватель, чуть спереди и справа от его стола.

Урок продолжился. Мистер Фергюссон еще что-то долго рассказывал о гражданском долге и сознательности. Затем он пригласил одного из одноклассников Венди, Генри Андерсена, зачитать с кафедры критерии лояльности гражданина Государству. Преподаватель подробно комментировал каждое положение, но Венди было не до лояльности. Ей хватало собственных проблем: рубцы на ягодицах горели огнем и девочке казалось, что ее попа как будто удвоилась в размерах. Постепенно боль стала стихать, но стоять голой перед всем классом было… «Стыдно и очень-очень неприлично!.. » – так не вовремя подсказал ей внутренний голос. Ну, Бог с ним, со стыдом, Венди это сейчас волновало намного меньше, чем четверть часа назад. У девочки была очень веская причина для этого. Настолько веская, что в ближайшие дни она будет не очень комфортно себя чувствовать в сидячем положении. И в лежачем тоже. И еще теперь Венди знала, что больше никогда не заснет на уроке. Ни за что…

К счастью для Венди, стоять пришлось сравнительно недолго. Минут через десять прозвенел звонок, и мистер Фергюссон объявил урок оконченным. Девочка еще немного постояла, ожидая, пока преподаватель выйдет из класса, а затем…

Рука Венди хлопнула по пустому месту, на котором еще мгновение назад лежала ее одежда. Генри Андерсен успел схватить ее шмотки первым и теперь нагло ухмылялся, стоя по другую сторону стола. «И как только он успел, сволочь?.. » – пронеслось в голове растерянной девочки. Она взвизгнула и отчаянно попыталась достать мальчика правой рукой. Бросок получился неуклюжим и не удался. По другому и быть не могло, так как левой рукой она продолжала стыдливо прикрывать курчавый треугольничек в низу живота. Генри ожидал этот рывок и поэтому легко увернулся, успев отскочить на безопасное расстояние. Венди только больно ударилась бедром об угол стола.

– Отдай, сволочь!!! – завопила изо всех сил девочка, прячась за стол и с ненавистью глядя на Генри.

– Попробуй, забери, мокрощелка!

– Ах ты, ублюдок! – от закипевшей злости у Венди мгновенно высохли слезы.

Генри в ответ рассмеялся и подразнил ее трусиками, стараясь поднять их повыше для лучшего обозрения. Венди погналась за мальчишкой, а тот с издевательским смехом побежал вокруг стола. Девочка сразу поняла, что догнать его без посторонней помощи будет непросто – мешал массивный высокий стол. Перескочить через него Венди не решалась, а без этого догнать проклятого Генри не было никакой возможности. Под громкий хохот мальчиков они с Генри стали бегать вокруг стола, но шансов вернуть одежду у девочки не прибавилось.

Вдруг Венди кто-то крепко схватил за плечо и остановил.

– Какого… – начала было Венди, но осеклась – это была Тина, ее подружка.

Тина Миллер была самой сильной и высокой девочкой в классе. И самой авторитетной. Крепких кулаков Тины побаивались даже мальчишки, многие из которых до сих пор были ниже ее. С Тиной старались лишний раз не связываться, кроме всего прочего у девочки был на редкость острый язык…

– Венди, стой! Ты чего тут разбегалась?

– Так ведь эта сволочь… – возмущенно начала Венди.

– Ну и что? А про это ты забыла? – Тина ткнула пальцем в потолок. Венди обмерла. Сенсорная лента! Она совсем забыла о ней!

Тина продолжила, со злостью поглядывая на голубоватую ленту, опоясавшую кабинет под самым потолком:

– Тебе что, на сегодня мало? Хочешь заработать еще пару дюжин и загреметь в карцер? Ты что, не видишь? Этот урод тебя просто подставляет, а ты, как последняя дура, ему подыгрываешь!

– Но моя одежда… – беспомощно пробормотала Венди. Этот противный Генри никогда не отдаст ее одежду, а если она будет за ним бегать, то ее снова выпорют. И на этот раз еще сильнее…

– Хорош реветь!

Тина исподлобья посмотрела на ухмыляющегося мальчика и зло процедила сквозь зубы:

– Слушай, ты, насекомое, отдай вещи. По хорошему.

– А то – что? – осклабился Генри.

– А то я тебе сделаю очень-очень больно. Кроме того, ты ведь знаешь, никто не застрахован от случайностей. Вдруг тебе упадет на голову что-то очень тяжелое? Или ты упадешь на что-то очень твердое? Совершенно случайно. Несчастный случай и все такое. Я ясно выражаюсь? И даже не думай слинять, не выйдет, – Тина кивнула в сторону двух насупленных девчонок, отрезавших Генри путь к отступлению.

Мальчик изумленно посмотрел на Тину и непроизвольно покосился на свой зеленый шеврон с символом Марса на левом лацкане пиджака:

– Ты что, телка, совсем с ума сошла? Ты угрожаешь мне? При свидетелях? Тебя же…

Тина его перебила:

– Размечтался, урод. Сэнди и Лола за меня, и будут молчать. В Школе запись на сенсорной полосе трехсуточная, это и ежу известно, так что я подожду с организацией несчастного случая. И, кстати, никакой Закон о Протекции тебе не поможет, если я тебе просто набью морду и при этом пальцем не трону твои драгоценные шарики. Ну, так как, рискнешь?..

Было заметно, что Генри колеблется. Он никак не мог понять, блефует Тина или нет, но рисковать не хотел. Генри откровенно струсил. Как и все мальчики в классе он находился под защитой вышеупомянутого Закона, который гласил, что посягательство на жизнь и здоровье граждан мужского пола, способных к деторождению, являются тягчайшим преступлением и карается смертью. Зеленый шеврон на его пиджаке подтверждал высокий социальный статус и обеспечивал защиту. Но это только в том случае, если будет доказана реальность угрозы для жизни, либо его способности к деторождению будет причинен невосполнимый ущерб. Закон отнюдь не защищал его от драк со сверстниками, а значит и от кулаков Тины. Крепких, надо сказать, кулаков.

Генри исподлобья смотрел на обступивших его девчонок. Их насупленные лица не обещали ничего хорошего. Трое против одного. К тому же Тина была выше его на целую голову и дралась, как дикая кошка. От своих корешей ждать помощи бесполезно, те не станут вмешиваться в выяснение отношений с девчонками. Если сейчас завяжется драка с Тиной, и та накостыляет ему по шее (а этот вариант был наиболее вероятен), то в худшем случае девчонку просто хорошенько выпорют, и посадят в карцер – Тина не идиотка, ниже пояса она, разумеется, бить не будет. А вот он будет позорно бит девчонкой и навсегда потеряет лицо перед всем классом.

– Да пошла ты… – зло процедил Генри и швырнул одежду Венди через стол. Он уже жалел, что затеял все это.

– Правильное решение, ублюдок!

–Ты еще пожалеешь об этом… – прошипел в ответ Генри, пробираясь бочком мимо Тины.

– В любое время, говнюк! Если не струсишь…

Ком одежды рассыпался в воздухе. Девчонки быстро все подобрали с пола и вернули рыдающей Венди.

– Одевайся! И хорош реветь.

Тина держала юбку подруги, пока Венди, морщась и все еще продолжая всхлипывать, натягивала трусики. Хлыст мистера Фергюссона оставил на ее ягодицах восемь почти параллельных следов, которые уже успели вздуться и теперь болели острой пульсирующей болью. Пока она одевалась, девчонки стояли рядом и, как могли, прикрывали ее от нескромных взглядов.

– Пойдем отсюда. У меня есть «дружок». Так и быть, поделюсь, – великодушно предложила Тина.

Венди с благодарностью кивнула. Анестезирующий гель, который школьницы ласково называли «дружком», был настоящим спасением для поротых поп и других пострадавших частей тела. Он был довольно эффективным, но в то же время весьма дорогим средством. Надо ли говорить, каким он пользовался спросом, и как школьницы экономили на всем, только бы заполучить маленький голубой тюбик с драгоценным содержимым? Свой собственный тюбик Венди потратила давно, а на новый еще не скопила…

Вдоволь натолкавшись в толпе высыпавших на перемену школьников, подружки пробились в конец самый коридора, к двери туалета для девочек. Сыто чавкнув герметиками, дверь отрезала Венди и Тину от шума и гама, царивших в коридоре. Несмотря на перемену, туалет был пуст и каблуки школьных туфель звонко стучали по идеально чистым плиткам пола. В воздухе висел слабый запах хлора и жидкого мыла. С одной стороны длинного, как кишка, коридора находились кабинки туалетов, а на другой стороне висели белые раковины рукомойников, зеркала и автоматы для выдачи бумажных полотенец. Девочки зашли в одну из кабинок и Тина скомандовала:

– Ну-ка, подружка, а теперь трусики вниз, юбочку вверх. И стой смирно, а то «дружка» осталось всего ничего. На разок, не больше. Будешь дергаться, останешься при своих.

Венди послушно кивнула и спустила трусики. Придерживая правой рукой задранную юбку, девочка наклонилась вперед, над унитазом, и оперлась левой рукой о стенку кабинки.

– М-даа, – задумчиво протянула Тина, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к вздувшимся багровым полосам на попке Венди, – картинка еще та. Как ты?..

– Ничего, терпимо, – сквозь зубы прошипела Венди, – давай скорее, сил нет, до чего больно…

Тина понимающе кивнула и осторожными движениями принялась наносить гель на рубцы, исполосовавшие зад подруги. Венди шипела сквозь зубы и кривилась от боли, но терпела и старалась лишний раз не дергаться. Вскоре «дружок» начал действовать, и дергающую боль постепенно сменило холодное покалывание. Венди по опыту знала, что если не напрягать ягодицы и не делать резких движений, то боль почти утихнет. Гель гарантированно действовал часа три-четыре, а потом как повезет. Приятного, конечно, тоже мало, но по сравнению с тем, что было – даже не сравнить.

– Ну, кажется все. В любом случае «дружок» закончился. Постой пока так, пусть впитается…

– Спасибо, Тина.

– Ладно, сочтемся.

Девочки вышли из кабинки и сразу очутились в самой толкотне. Пока они возились, народ повалил в туалет валом, будто прорвало. Девочки входили и выходили, смеялись, болтали, делали свои дела, но вокруг Венди и Тины была как будто мертвая зона. Никто не смеялся и не шутил по поводу вымазанного синим гелем зада Венди. Все соблюдали неписаное правило Школы – не лезь под руку и не хлопай пастью, когда не просят. Картинка была вполне привычной, рано или поздно все проходили через это и понимали, что лучше всего в этот момент воздержаться от зубоскальства.

Вдруг дверь распахнулась и Венди услышала голос Сэнди Уиллис, их одноклассницы:

– Тина, Венди! Бегом в медпункт! Представляете, нам на сегодня назначили Аттестацию!

Венди сразу даже не поняла, о какой аттестации идет речь, и отчего Сэнди так разволновалась. Она оглянулась и недоуменно посмотрела на Тину:

– Какая еще аттестация? – Венди перевела взгляд обратно на Сэнди и переспросила, – какая аттестация, ты о чем?

– Как какая? Вы что, шутите? – Сэнди ошарашенно посмотрела на Венди. – Та самая Аттестация. Венди, проснись! Ты же полчаса назад рассказывала про нее «Шраму»! – Сэнди безнадежно махнула рукой и умчалась.

– Вот это да! – ошеломленно пробормотала Венди, – когда они успели?..

– Наверное, только что объявили, – пожала плечами Тина. – Натягивай скорей трусы, и побежали!

Венди торопливо привела себя в порядок и внимательно посмотрела на себя в зеркало. Вроде ничего, а то не хватало еще схлопотать штрафные баллы за неопрятный вид, их и так у нее многовато. И тут Венди поняла, что что-то вокруг не так. В туалете вдруг стало необычно тихо. Судя по растерянному лицу, Тина это тоже почувствовала. Подруги недоуменно переглянулись – все смотрели на них. Причем, – невиданное для Школы дело! – с сочувствием. Тина пришла в себя первой и потащила подругу к выходу, пробираясь к выходу. Им молча уступали дорогу, все, даже взрослые девушки-старшеклассницы.

Закрывая за собой дверь, Венди услышала, как кто-то из старшеклассниц негромко обронил:

– Свежее мясо…

Ей очень не понравилась интонация, с которой это было произнесено.