Сволочи Часть 1

В голове шумело, нам было весело и тянуло на подвиги. У одного из нас, кажется у Петюни, зародилась идея кого-нибудь трахнуть. Это называется инстинктом толпы – вроде мы все нормальные парни, студенты… Но в какой-то момент, под влиянием выпитого в человеке просыпается зверь, подонок. Никому не хочется выглядеть в компании белой вороной – появляется кураж... В тот вечер такими подонками стали все мы, шестеро… Никого подходящего в парке не было. Попалась навстречу тетка лет сорока. Одета прилично, даже нарядно – по виду какой нибудь бухгалтер... Прошла мимо, не поглядев на нас… Каблучки, крепкие икры, большие синие глаза, косметики в меру, пухлый подбородок… В лице – какая-то надменность. Потом я понял – подвыпившая она была, видимо, шла из гостей, припозднилась…

– Старовата, бля, – разочарованно вздохнул Серега..

Но тут Толик заорал:

– Иди сюда, сука!

Баба шарахнулась и бросилась наутек. Какой-то непонятный охотничий азарт овладел нами – на каблуках от толпы молодых здоровых парней далеко не убежишь. Я, догнав, схватил женщину за волосы. Она взвизгнула.

– Заткнись, блядина, – зашипел я. Она выгнулась и попыталась схватить меня за руку. Я потянул сильнее. Кофточка задралась, и показался пупок… Васька схватил её за живот и начал выкручивать загорелую кожу. Петька задрал юбку…

Женщина покорно замолчала и начала шепотом причитать:

– Мальчики, отпустите, что я вам сделала?

– Мы тебя отпустим, – пообещал Вовка и радостно заржал. – Сначала опустим, а потом отпустим…

Серега завернул тетке руку и наклонил раком, отчего юбка на заднице натянулась, и сквозь неё явственно проступили ягодицы и трусы...

Васька закинул ей юбку на спину. Она начала голосить, что ей стыдно, чтобы мы прикрыли ей ноги. Толян ущипнул её за ляжку, она взбрыкнула, но потом замерла, почувствовав приставленный к горлу ножик.

В такой позиции мы и повели её по аллее. Каблучки её босоножек звонко постукивали по асфальту, она, немного косолапя, перебирала белеющими в темноте ногами, постанывала и просила нас отпустить её.

– Я тут одно местечко знаю, – сказал Толик. – Пошли туда.

Подвал был классный – освещен хорошо, посреди просторного помещения стояла старая железная кровать – малолетки, видимо, не раз здесь развлекались.

– Мальчики, я вам в матери гожусь… Возьмите деньги, сережки вот… – женщина трясущимися руками стала снимать серьги, бросила на пол сумочку...

– Трусы снимай, сука, – заревел Серега, и замахнулся ножом. Баба шарахнулась от него и задрожала… Она стояла, опустив руки, напуганная и растерянная.

– Одумайтесь, что вы делаете… – опять запела она свою песню.

Ребрами ладоней Васька ударил её по бокам. Она охнула и присела. Я схватил её за волосы.

– Хорошо, хорошо, только не бейте, – запричитала она, стоя на корточках…

Потом женщина медленно выпрямилась и начала раздеваться. По её лицу текли слезы, тушь плыла по щекам. Невысокого роста – без каблучков метр шестьдесят может быть, пухленькая. Сначала она медленно стянула через голову юбку, заголив стройные, чуть полноватые ножки, причем сквозь черные кружевные плавки просвечивал треугольник темных волос. Бедра были довольно широкими, лобок, хорошо развитый, выдавался вперед. Кофточка едва доставала до пупка. На ногах поблескивал педикюр, ступни она ставила чуть внутрь, пытаясь сдвинуть коленки, а пальчики, выглядывающие из-под босоножек, едва заметно подрагивали. Меня всегда возбуждали детали, поэтому в тот момент я наслаждался каждым моментом её унижения… Порядочная, небось, женщина, домохозяйка, а сейчас из неё сделают последнюю шлюху.

Она долго стояла с голыми ногами на месте и топталась на каблучках, сгибая то одну, то другую коленку… Судя по волосам, просвечивающим сквозь трусы, женщина была крашеной блондинкой. Я потрепал её по животу, оттянул резинку трусов. Она опять попросила не бить её, обещала сделать всё, что попросим…

Потом сняла кофточку – бюст у неё был не крупный, но и не маленький, размера третьего. На боках совсем небольшие, пикантные складочки. Васька схватил её за ягодицу, и сильно сжал. Она взвизгнула…

– Побыстрей давай…

Медленно заведя руки за спину, она расстегнула бюстгальтер, и её титьки, забелев на фоне загорелого тела, вывалились наружу. Соски крупные, коричневатые, с такими чуть сморщенными ягодками посредине… Нерешительно прикрылась руками. Животик слегка вываливается из-под плавочек. Она его сразу инстинктивно втянула.

– Чего прикрываешься?

Она опустила руки, не зная, куда их девать. Я заметил, как стали набухать её соски, кожа покрылась крупными пупурышками. От страха, наверное… Я расстегнул штаны, достал свою балду и начал её массировать. Остальные сделали то же самое…

– Трусы, – повелительно сказал Васька и добавил, – туфли можешь оставить…

Женщина жалобно всхлипнула и начала медленно стаскивать трусы. Сначала забелела полоска кожи, потом показался заросший волосами лобок. Конечно, она раздевалась перед мужем, может быть любовником, на медосмотре где-нибудь. Но вот так стоять голой перед толпой наглых жеребцов… Она спустила трусы ниже колен, наклонилась, перешагнула их и сразу выпрямилась, озираясь по сторонам.

Мы приказали ей повертеться вокруг себя. То ли еще будет. Так, ягодицы круглые, вызывающе белые. Отвисли совсем чуть-чуть, для сорока или сколько ей там, вполне нормально… Загорала, для своего какого-нибудь престарелого хахаля старалась наверное… Волосы темные, на лобке подбривает совсем чуть-чуть «под купальник». Это хорошо – люблю все натуральное.

–Чего пиздень плохо выбрита? – грозно спросил Серега.

Она, дрожа всем телом, прикрылась снова.

– Руки по швам, – приказал Серега.

Она нерешительно встала в требуемую позу.

– Ноги на ширине плеч…

Команда выполнена. Ноги дрожат, руки снова непроизвольно прикрывают интимные места. По коже вновь пошли мурашки…

– А теперь потереби свою манду, покажи, как мастурбируешь…

– Я не…

Звонкий шлепок по жопе:

– Давай, давай!!!

Она оглянулась, и, горестно вздохнув, раздвинула губки на письке. Сквозь темные заросли показалось розовое нутро… Потом начала трогать себя очень неохотно и нерешительно.

– Подвигай попой, подвигай попой!!!

Мы начали скандировать и в такт прихлопывать в ладоши. Она послушно зашевелила задницей и вроде бы стала чуть-чуть заводиться, но потом остановилась, медленно перебирая волосы на лобке, лицо её залилось краской... Я потрогал её шевелящиеся костяшки пальцев, задел промежность, попытался залезть внутрь. При этом она закусила губу и чуть нагнулась вперед, отставив жопу. Васька начал водить по заднице рукой, а Петька, зайдя сзади, стал мять грудь.

– Суховато… Наклоняйся, – приказал я.

– Как?

– Раком! И жопу разведи, что есть мочи…

Это уже было выше её сил. Она заплакала. Васька звонко похлопал её по ягодицам:

– Давай, давай.

Она только всхлипнула и помотала головой. Тогда я, что есть силы схватил её за соски – они, как я сказал, у неё были большие и коричневые, на ощупь приятные и начал крутить и тянуть вверх, приговаривая:

– Будешь стоять раком, будешь…

Петька помогал мне, приподняв её сиськи. Она задвигала коленками, завертела голой жопой, привстала на цыпочки и застонала:

– Отпусти, сейчас встану.

Вид униженной, стоящей раком с разведенными ягодицами зрелой женщины – зрелище очень возбуждающее, скажу я вам. Коричневатое, сморщенное очко подрагивает от стыда или от страха, волоски вокруг красного влагалища слиплись… Я потрогал его руками, засунул внутрь, отчего она охнула. Черт! Да она потекла. Вот так номер, пацаны! Васька и Серега тоже это заметили и заржали… Я нежно так провел рукой по её отвисшим перпендикулярно полу грудям, покрутил слегка сосочки... Тетка снова всхлипнула и напряглась, но шевелиться и возражать не посмела... Потом я потихоньку поводил рукой по её животу, который явственно задрожал, потеребил волосы на лобке, раздвинул губки и начал массировать клитор – баба стояла как овца. Да и попробовала бы она пошевелиться – сразу бы получила пиндаля. Скоро наша матерая краля задышала чаще, а рука у меня стала совсем мокрой. Сил терпеть больше не было – я свой восставший стержень воткнул в хлюпнувшее розовое месиво. Баба выгнулась и застонала. Там было горячо и влажно, влагалищные мышцы чуть сжались. Толик, в свою очередь приставил член к её губам.

– Нет, не надо… – слабо запротестовала она.

– Соси, давай, – мой дружок взял её за затылок. Раздались характерные чмокающие звуки. Баба задвигала головой в такт. Я почувствовал, как тетка стала слегка подмахивать. Я взял её правую руку и прислонил к влагалищу, проверил через некоторое время – рука не двигалась, просто придерживала лобок. Тогда я взял её за палец и заставил тереть клитор. Потом увеличил темп, и через некоторое время проверил – клитор она теперь поддрачивала, голова её ходила ходуном, соблюдая ритм, навязанный ей рукой Толика. Чмокающие звуки становились все громче. Попка ритмично задвигалась… Я начал кончать… Толик тоже застонал и отпустил её голову. Она замерла, подрагивая. По-моему ей это понравилось… Васька сразу же занял моё место. Она уже совершенно освоилась, опустилась на колени и даже чуть раздвинула ножки, уверенно уперлась локтями в пол, взяла любезно предоставленный член Сереги в рот и уже беспрекословно зачмокала, облизывая и посасывая его без напоминаний. Но Василий, потрахав её немного, (она даже постанывать начала, с явным удовольствием) вдруг достал свой распаренный инструмент и нацелился бабе в раздвинутую жопу. Она ею завертела как сумасшедшая. Откуда только силы взялись! А потом выплюнула член Сереги и заорала благим матом:

– Нет уж, это чересчур! Я даже мужу туда не даю…

Мужу! Да ты с мужем многое не пробовала из того, что мы тебе приготовили. В общем, взбрыкнула наша кобылка. Но мы это быстро поправим! Что она может против шести мужиков! Серега резко дернул её за волосы вперед, отчего она упала на живот, сел тетке на руки, двое раздвинули до отказа ноги – очко растянулось, и попа предстала во всем великолепии. Она запричитала:

– Что вы делаете, не надо, а-а-а!!!

Васька начал ей яростно мять и раздвигать ягодицы, а я полез рукой во влагалище. Оно уже было довольно податливым, но я затолкал туда всю кисть, дотянулся до матки и начал долбить её средним пальцем. Она пукнула, вызвав наш дружный хохот, и так ей стыдно стало, что даже попа покраснела, а потом задрожала как холодец и стала извиваться еще сильнее… Её пухленькая спинка напряглась, лопатки заходили ходуном. Баба взвыла:

– А-а-а! Не надо, больно!

– Будешь подставлять жопу, будешь?

Она упрямо замолчала. Я продолжал мять ей влагалище. Тетка мычала и крутила задницей, насколько мы ей это позволяли. Но вырваться, конечно, не могла. Ноги ей пацаны отпустили, в этом уже не было необходимости – моя рука засела в ней прочно. Я изо всех сил шевелил пальцами, а она, лежа на животе, пищала и дрыгала икрами в воздухе, только босоножки мелькали. Мы ржали как сумасшедшие – это было очень комично. Наконец, из её рта раздался нечленораздельный хрип, и она забилась в судорогах. Ляжки напряглись, ноги вытянулись в струнку – жопа начала ходить ходуном вверх-вниз… Она рычала и пыталась высвободить руки, но пацаны их крепко держали. Пальцами я чувствовал, как сжимается и разжимается её влагалище. В общем, билась она в наших руках как пойманная рыба.

– Бля, ребята, кончает… – в восторге завопил Васька.

Наконец она затихла.

– Не сдохла? – обеспокоено спросил Толян.

Мы перевернули её на спину…

– Да не, нормально.

Тетка, лежала раскинув ноги, загорелые и пухлые, бесстыдно выставив волосатый и влажный лобок. Ступни, одетые в туфельки, бессознательно шевелились, веки чуть подрагивали, грудь и живот вздымались, а из влагалища сочилась мутноватая жидкость… Она инстинктивно попыталась сдвинуть ноги, но Васька схватил её за колени и растянул их еще больше. Серега завел ей руки назад… Я прикоснулся к клитору, отчего она опять вздрогнула и тихо застонала:

– М-м-м!!!

Толян тем временем мял ей сиськи, оттягивая соски, а Васька стал щипать за бока. Она снова начала извиваться, продолжая мычать. Кисти рук её непроизвольно сжимались и разжимались… Я снова полез ей во влагалище всей ладонью.

– Порвешь, а-а-а! Не надо, я дам в попу, дам!!!

– Теперь ты сама смажешь свою сраку и дашь нам всем в жопу, а то наизнанку вывернем, – сказал я повелительно.

Мы встали и начали смотреть, слегка поддрачивая. Она только кивнула и начала лежа тереть свое влагалище.

– На колени, блядина, раком!

Она опять покорно кивнула и встала в требуемую позу. Смачивая наманикюренный палец в собственных выделениях, тетка начала послушно смазывать ими свое очко. Мы оттягивали в сторону то одну, то другую ягодицу, чтобы было лучше видно, и комментировали происходящее, время от времени похахатывая. Палец у неё залезал все глубже, она охала, но прекратить не смела…

– Ладно, хорош!

Васька снова достал своего петуха, приставил его к заднему проходу женщины. На лбу его вздулись вены. Член толчками стал входить в заднепроходное отверстие…

– А-а-а, м-м-м… Больно как!

Она закусила губу, потом опустила лицо, титьки болтались, в такт грубым толчкам, руки беспорядочно шарили по полу. Я взял её за подбородок:

– Смотреть в глаза! Тебя как зовут-то, шлюха?

– Татьяна, Татьяна Васильевна… – прошептала она чуть слышно распухшими губами. Боль, стыд и унижение слились в её взгляде… Мне захотелось унизить её еще больше.

– Ну на, пососи, Танечка, – нарочито ласково произнес я.

Член ткнулся в податливые и чуть припухшие губы. Она начала сосать его вяло и покорно… Язык еле ворочался. Тогда я увеличил темп, и стал его насаживать ей по самые гланды… Глаза у Татьяны Васильевны полезли из орбит, она стала издавать рвотные звуки, но при этом еще и постанывала от боли – Васька долбил ей очко изрядно. Потом я перестал искать своей балдой её гланды, и она сразу стала сосать его все более и более страстно. Я стал заталкивать ей член то за одну щеку, то за другую. Они так смешно оттопыривались… Потом я его достал и заставил Татьяну Васильевну круговыми движениями облизывать свою головку. А Петя стал её гладить в низу живота, и видимо нащупал клитор, потому что она замычала, начав подмахивать в такт… Лицо её исказилось от приближающегося оргазма. Она подалась попой назад, забыв про боль и насаживаясь очком на Васькин член до отказа, и вновь замычала…

Потом Петя заставил сесть Таню на себя верхом, и скакать на нем. Она это сделала беспрекословно. А я, наклонив нашу шлюху вперёд, пристроился к её жопе. Она запричитала:

– Порвете, не надо…

– Выдержишь, – парировал я.

Член долго не лез – было мало места. Она охала, ахала:

– Не надо, не войдет, лучше по очереди, мальчики, – умоляла она.

Но я неумолимо растягивал её половинки. Когда же мой красавец, в конце концов, туда проскользнул, Татьяна заорала благим матом. Зато я почувствовал неземное блаженство – сфинктор упруго и приятно обжал моего богатыря. Я чувствовал Петькин член, а он мой. Мы терлись через стенку друг о друга. Раздавались веселые чмокающие и хлюпающие звуки. Она извивалась, плача, при этом голова бабы моталась как у куклы. Серега схватил её за волосы. Сосать она уже не могла, поэтому он просто водил ей членом по лицу, взяв за волосы, и засовывал его в открывающийся в крике рот, шипя при этом:

– Не вздумай укусить, сука!

…Кончали мы одновременно – она хрипела и беспорядочно дергалась. Мой член выпал из её жопы с чмоканьем. Татьяна повалилась на бок и закрыла лицо руками. Так она лежала, а мы стояли над ней, тяжело дыша. Продолжалось это несколько минут.

Видок у неё был еще тот – лицо в сперме, попа растянута… Она была почти без сознания. Мы поднимали её ногу, раздвигали зад, совали туда пальцы, но она не реагировала. Лишь когда я опять затолкал ей почти всю руку во влагалище, она застонала и выгнулась…

Мне пришла в голову мысль связать её… Мы вытащили из брюк ремни. Она постанывала, но сопротивляться сил уже не было. Ноги и руки её были вялыми и податливыми. Ремнями мы притянули ей запястья к щиколоткам и растянули, привязав к ножкам кровати. Я достал бутылку из-под пива – она задрожала. Я начал вставлять её ей во влагалище – какое там влагалище, это уже была самая настоящая раздолбанная пиздень…

– Не надо, что вы делаете, ай… Аккуратнее, пожалуйста, – ожила она.

Толян положил ей руку на дрожащий живот, Серега стал гладить клитор, Васька мять соски. Поневоле Татьяна снова стала возбуждаться, и повизгивать… На этот раз мы мяли её в двенадцать рук… Засунув бутылку до мыслимого предела, я вставил ей три пальца в очко, горячее и раздолбанное. Потом я достал оттуда руку и засунул ей в рот. Она стала безропотно сосать мои пальцы, стараясь выгибаться и покручивать тазом: её очень беспокоила бутыль, которая лезла всё глубже и глубже…

– Выше, выше ноги, – командовал я.

Она мотала от боли головой, но ноги старалась задирать. Ягодицы её дрожали мелкой дрожью. Я стал наяривать очко изо всех сил. Васька продолжал шуровать её бутылкой… Из манды мне на руку потекло. Она вдруг издала какой-то нечеловеческий крик и забилась всем телом. Мы остановились, а она всё дрыгалась, груди её тряслись…

Потом Татьяна, захрипев, обмякла, и я понял, что пока это просто мешок костей и мяса… Женщина дышала как загнанная лошадь и лежала, закрыв глаза. Мы смотрели на свое произведение: Связанная, беспомощная баба, искусанная и истерзанная с торчащей в манде бутылкой и медленно вытекающей из задницы спермой.

– Что вы со мной делаете!!! – шептала она еле слышно.

– Отдыхай пока, – Толян по-хозяйски похлопал её по лобку.

Мы закурили, а она продолжала лежать, закрыв глаза.

– Мне больно, вытащите бутылку, – очнувшись через некоторое время, захныкала наша новая «подруга»… Серега поводил пальцем по красным, растянутым до предела половым губам.

– Да-а-а, ну и «машка» у тебя, Таня… Ну-ка… – он покопался пальцами в волосне на её лобке и раздвинул губки еще. При этом она умоляла отпустить её, или хотя бы вытащить бутыль, распаляя нас все больше… Нашим взорам предстал набухший, истерзанный клитор.

Татьяна просто шипела, закусив губу, когда Толян начал дергать его и оттягивать, а я шевелить засунутую больше чем наполовину бутылку. Наконец, она снова заорала:

– Больно, а-а-а! Прекратите…

– Заткнись, а то еще и в жопу затолкаем, – огрызнулся Толян. – О, придумал вылижешь мое очко, вытащу…

– Хорошо, – простонала она, облизывая губы, – иди сюда, всё сделаю, только не трогайте больше мою писю...

– О, кобылка, стала сговорчивей…

Толян сел ей жопой на лицо, и она зачмокала с большой готовностью, видимо надеялась, что бутыль мы всё же вытащим. Попа у неё опять характерно зашевелилась, а ноги задвигались, насколько ей позволяли ремни...

– А, так тебе это нравится! – я потеребил волосы на её манде… – А что не бреешься? Вон, вокруг жопы волосы, нехорошо…

Дамочка не ответила, так как её рот был занят. Но попа стыдливо шевельнулась… Я потрогал торчащую из влагалища бутыль. Она снова застонала и просяще двинула задницей мне навстречу. Видимо, правда, больно. Половые губы уже посинели. Но – уговор есть уговор. Пока она лизала очко Толяну, я, шевеля бутылку, заставил кончить её ещё раз. Потом мы заставили проделать её это уже со всем нами, и только потом вынули бутылку и отвязали… Она долго лежала с раздвинутыми ногами – мы трогали её «машку» и очко, отчего она только вздрагивала и постанывала. Всё покраснело и опухло… Мы совали туда пальцы, но ей, видимо, было уже всё равно. Нам стало скучно.

– Вставай, – приказал Петька.

Она встала, пошатываясь, глаза у неё были уже ничего не соображающими. Петруха придумал новое развлечение – он заставил её стоя раздвинуть ноги и стал тереть влагалище. Татьяна долго стояла, невнятно мыча и закатив глаза. Я стал мять и гладить её попу, Васька щупал соски, пацаны щипали бока. Наконец она стала оживать, и двигаться нам в такт. У нас уже не стояло, но она через некоторое время опять кончила. Интересно, сколько раз она сможет это проделать?

Потом… потом Васька выудил откуда-то фломастер и начал писать на её заднице различные непристойности. Потом приказали ей пописать, причем, раздвинув половые губки, чтобы все было видно в подробностях. После этого Толик толкнул её ногой в спину… Она упала на живот, а потом вдруг сама перевернулась, закрыв лицо руками и широко и призывно раскинув ноги… Но мы уже натешились, поэтому нам ничего более умного в голову не пришло как пописать на неё – наши струи били ей в лицо, разбрызгивались по груди, но она почти не реагировала, только беспомощно выставляла перед собой ладошки и закрывала глаза...

Потом мы побежали, так и оставив её лежать, голую, раскоряченную, обоссанную…

Остановились мы метрах в двухстах от подвала. Сели, закурили…

– Надо было её прикончить… – сказал я. – Сдаст нас она, а на зоне за такую статью знаете…

Светало, хмель начал испаряться, а с ним наступало запоздалое раскаяние и безотчетный ужас… Я живо представил потных, волосатых, хохочущих зеков и себя, с бутылкой в заднице. Как эта, Татьяна Васильевна… Жалко бабу, но жизнь себе ломать из-за неё не хочется.

– Надо вернуться, – повторил я, – и кончить её.

Все от меня отодвинулись. Я не раскаивался в содеянном, но в тот момент… Отчаяние и ужас перед тюрьмой тогда были главными чувствами.

– Ну на, иди, кончи, – Серега протянул мне свой ножик.

Я схватил его и истерично заорал:

– Суки, значит, как веселиться, так все, а как в крови пачкаться, так никто не хочет! Значит так, да? Ладно, ссыкуны, ладно… Пошли вы!

Я сплюнул и, сжимая нож, отправился назад, к подвалу. Друзья понуро молчали…

Не дошел я метров тридцати, как скрипнула дверь подъезда – наша жертва, слегка пошатываясь, вышла из подвала на улицу, одежда, с вечера такая нарядная, была надета кое-как и изрядно помята. Она пошатывалась и широко расставляла ноги, было видно, что каждый шаг причинял боль в промежности… Во мне шевельнулось что-то вроде жалости… Я пошел следом, сжимая, нож и не решаясь приблизиться. Сердце бухало в груди. Она прошла квартал и зашла в подъезд, значит, жила недалеко. Я понял, что если не сейчас, то всё, конец… и побежал за ней. Бегом я начал подниматься по лестнице, услышав, как и она побежала… Расстояние неумолимо сокращалось – было слышно, как она пытается попасть ключом в дверь. Когда я её догнал, она как раз успела открыть квартиру. Я зажал ей рот и втолкнул внутрь – свет всюду был выключен, в комнате раздавался чей-то храп… Стоял густой запах перегара. Она с неожиданной силой вывернулась, отпихнула меня и забилась в угол прихожей:

– Чего тебе еще, сволочь? – почему-то шепотом спросила она.

– Звонить будешь, сука, в ментовку?

Меня колотило – я сжимал в руке нож, но решимость покидала меня, я чувствовал, что не смогу… Ведь даже когда мы её там насиловали, не пролилось ни капельки крови. Я понял, что подсознательно не доводил до этого и с бутылкой, и когда пихал ей руки всюду…

То ли она почувствовала неуверенность в моем голосе, то ли чувство собственной территории придало ей смелости, но она вдруг сверкнула в темноте глазами и твердо сказала:

– Не буду! Не веришь? Пойдем!

Татьяна взяла меня за руку и повела внутрь квартиры. Я почему-то послушно, как баран поплелся за ней.

– Кто это у тебя храпит? – шепотом спросил я.

– Муж, – ответила она, заводя меня в ванную, и включая свет.

– Ты чего? – опешил я.

Про нож я уже забыл. Она взяла его за лезвие, и я безвольно разжал кисть. Швырнув моё «перо» в угол, она закрыла щеколду, включила воду и торопливо начала раздеваться, швыряя грязную одежду в стиральную машинку. Я почувствовал запах мочи, спермы, её выделений, в общем, нашей оргии, и мне вдруг стало невероятно противно и стыдно. Она повернулась ко мне, совершенно голая, и нажала на кнопку. Машинка заурчала.

– Вот, – вызывающе сказала она и подбоченилась…

Я ничего не понимал. Её груди нахально торчали перед моим носом, тот же лобок, покрытый слипшимися от спермы волосами. Но в её обнаженной фигуре уже не было той беспомощности.

– А как же муж? – почему-то спросил я…

– В запое, сволочь, не просыхает.

Она повернулась ко мне своей белой задницей, залезла в наполненную ванну и с наслаждением вытянулась.

– Ты чего делаешь? – потрясенно глядел на неё я…

– Смотри, сволочь, следы преступления смываю…

Татьяна, встав во весь рост, взяла какой-то гель, мочалку и стала демонстративно и бесстыдно мыть себя, приседая, тщательно споласкивая промежность... А впрочем, чего стесняться, после того, что было?

– А синяки? – тупо спросил я.

– А кто поверит? Главное – спермы вашей не будет, а синяки… синяки вон муж мог наставить. Тем более, он керосинит третьи сутки. Предъяви ему, он и сам не вспомнит, что было, а чего не было. А вы можете говорить, что я семейные побои на вас вешаю, потому что денег с вас хочу стрясти…

Идиотизм ситуации в тот момент не доходил до меня. Жертва уничтожает улики на глазах преступника, да еще объясняет, как отмазываться, если что…

– Ну что смотришь, спинку, что ли потри!

Я взял мочалку и начал тереть. Она с наслаждением задвигала лопатками, мыльная пена стекала по желобку и пузырилась, кожа вокруг щели на заднице была припухшей и красной, а на ягодице фломастером была нарисована стрелочка, указывающая на анальное отверстие, и сверху надпись: «Дупло для всех». У меня в штанах снова стало набухать. Она застонала блаженно:

– И попочку. Смой эту мерзость, которую вы там понаписали… Только осторожнее. Натерли всё, сволочи, – она шлепнула меня намыленной рукой по голове, но не больно, а как то покровительственно. Роли поменялись. Теперь уже я как-то незаметно оказался в её власти.

– Залезай, помойся тоже…

Я трясущимися руками скинул с себя одежду и полез в ванну. Наши, российские посудины, конечно, не приспособлены для двоих. Но мы стояли и терли, терли друг друга мочалкой, а потом я повернул свою недавнюю жертву за плечи к себе и впился губами в её припухший, отсосавший сегодня столько членов рот. Она ответила на поцелуй! Моя рука потянулась к её лобку.

– М-м-м, – она недовольно оттолкнула мою кисть, – хватит уже. Мне теперь месяц до неё не дотронуться…

– А чего так поздно ходишь?

– Пришла домой, муж пьяный, три дня уж не просыхает. Ну и пошла к подруге, в жилетку поплакаться, бутылочку с ней распили, козлов своих обсуждали. А тут вы, сволочи… Сейчас, побудь здесь, вытрись… – она обмотала голову полотенцем, вышла в зал, совершенно голая, разложила и застелила диван.

Муж продолжал храпеть и стонать. Его, наверное, из пушки теперь не разбудишь… Мы накрылись пледом и целовались, она то рукой, то ртом возбуждала меня, и, не давая кончить, прекращала ласки. Дразнила. Я из «корсара–насильника» превратился в покорного мальчика в руках опытной куртизанки… Свои гениталии она так и не позволила трогать. Вдруг заскрипела кровать в соседней комнате, и было слышно, как кто-то, охая, встал.

– Замри и свернись калачиком, – шепнула она, и, затолкав мою голову вниз, закинула на лицо мне ногу. Я спрятался в складках пледа, надеясь, что её муж спьяну меня не увидит... Даже вздохнуть боялся.

– О, Танька… А я… а что ты тут?

– А что, с твоей пьяной рожей в одной постели спать? От перегара даже здесь задохнуться можно…

– Да ладно, ты это…

– Иди, иди…

– Ну, Таня!

Внезапно я почувствовал возбуждение – ведь на мне лежала голая женская нога. А истерзанная мной, в том числе, киска, влажная, припухшая, чисто промытая и горячая, оказалась прямо перед носом. Я высунул язык и провел по ней… Нога задрожала. Татьяна осеклась, но потом снова стала перепираться с мужем. Я вновь высунул язык… Голос её опять предательски дрогнул.

– Иди, всё, голова болит… – она приподняла огромный плед и отвернулась, сжав мне лицо ляжками так, что я чуть не задохнулся.

Муж вздохнул, поплелся видимо на кухню, включив водопроводный кран попил воды, потом было слышно, как он блевал, потом зашумел туалетный бачок… Все это время я лизал и лизал её «машку». Она подмахивала едва заметно, и кончила, не издав ни стона, лишь животик судорожно дергался.

– Ну ты сво-о-олочь… – то ли восхищенно, то ли возмущенно сказала она, когда муж снова захрапел… – Всё, иди отсюда, чтоб больше я тебя в своей жизни не видела!

Я тоже понимал, что пора уходить…

Парням на следующее утро я сказал, что обо всем с ней полюбовно договорился, и что она никуда заявлять не пойдёт, и искать нас никто не будет. На вопросы, как мне это удалось, я лишь загадочно хмыкал. Мне почему-то казалось, что если я расскажу о том, что произошло, это будет предательством с моей стороны…

Много дней я думал о случившемся в ту ночь… Почему Татьяна Васильевна повела меня в ванну, мне, в конце концов, было понятно – в той ситуации она выбрала единственно возможную модель поведения, как говорят в таких случаях психологи. Подними она шум – на пьяного в стельку мужа надежды никакой, соседи бы подумали, что идет семейная разборка, а я, перепуганный тем, что натворил со своими дружками, запросто мог прирезать её в прихожей и убежать... Оставалось только поражаться мужеству и находчивости женщины, сумевшей в такой ситуации найти выход. Но почему она еще и приласкала меня? Меня, который доставил перед этим ей столько страха, боли и унижений… Наконец, хотел убить её?

Ночами мне постоянно мерещилось её роскошное, зрелое тело, то извивающееся в судорогах экстаза, то беспомощно распятое, то покрытое мыльной пеной. Закрывшись в туалете, в ванной, лежа в постели, я мучил и мучил свой член и беспрерывно кончал… Но мастурбация не приносила облегчения – воспоминания как кошмар преследовали меня. Прошел месяц. Я понял, что умру, если больше не увижу эту удивительную женщину хотя бы еще раз…

Несколько дней я тщетно поджидал её на лавочке у подъезда. Наконец, она появилась. Яркая, с платиновыми волосами, в строгом деловом костюме, туфлях на высоком каблуке…Зрелая, уверенная в себе дама. Контраст с тем, во что мы её превратили там, в подвале, был разительным. Увидев меня, замедлила шаг, потом подошла, села рядом, нога на ногу, и, не глядя на меня, закурила:

– Что тебе еще надо от меня, сволочь?

– Таня, Татьяна Васильевна… Простите меня, нас… – я чуть не плакал, губы дрожали, я не знал, что сказать…

– А знаешь, – она вдруг повернулась ко мне.

Глаза её возбужденно блестели, полные губы подрагивали, она была очень красивой в тот момент.

– Я ведь ещё ничего, правда? Раз молодые пацаны кидаются на меня и трахают, как сумасшедшие?

Она откинулась на спинку скамьи, и вдруг застонала, закрыв глаза:

– Сволочи, что вы со мной сделали? Я ведь думала, что спокойно доживу свой бабий век, с мужем-алкоголиком, который залезает на меня по большим праздникам. Я уже думала, что оттрахалась свое… Ведь у меня дочь замуж недавно вышла. Скоро, наверное, внуки будут. Мне даже во сне мужской член перестал сниться. А теперь… Кого вы разбудили во мне? Я ведь не могу забыть той ночи, теку постоянно, закрываюсь где-нибудь в туалете или ванной, и тру себя, тру…

– Я тоже…

Мои слова прозвучали глупо и виновато, но она вдруг кивнула, решительно раскрыла сумочку, достала ручку, оторвала листок и черкнула на нем телефон:

– Вот, завтра после пяти вечера сними квартирку поуютнее на несколько часов и позвони! Только без глупостей, приходи один. Если опять притащишь свою кодлу и начнёте надо мной издеваться, точно заявлю в ментовку!

Я всё сделал, как она велела. Взял шампанского, цветов, каких-то фруктов. Она же захватила с собой сюрприз: целый набор из секс-шопа: наручники, плетку, фаллоимитатор…

Пять часов длилось это обалденное сумасшествие – я связывал её, она заставляла меня ругаться, обзывать её, трахать искусственным членом. Потом она связывала меня и спрашивала, почему, я сволочь над ней там, в подвале надругался, при этом заставляя меня вылизывать свои интимные места, а я просил прощения и лизал… А потом мы сношались, сплетясь в клубок и рыча от страсти. Вечером, перед тем, как одеться и уйти, голая и счастливая, она стояла перед зеркалом на цыпочках, и, подняв руки, разглядывала себя:

– А я ведь ничего еще, правда?

Я обнял её сзади и молча кивнул…

– А знаешь, что? Приводи в следующий раз своих друзей. Только не больше двух! И без этих глупостей с бутылками и ножичками.

Она, выгнувшись, завела руки назад, обхватила меня, и указала на разбросанные плетки и наручники своей полной, загорелой ножкой…

– Нам хватит этих игрушек. Повеселимся, сво-о-олочи… – нежно прошептала она…

Мы встречались еще несколько раз – это были безумные оргии. Нет, наверное, ни одной фантазии, которой бы мы не воплотили. Но сценарием, и подбором участников всегда руководила Татьяна Васильевна. Даже, когда мы издевались, связывали и унижали её (в игровой форме, конечно), всем управляла она… А потом это вдруг прекратилось – я звонил, но она каждый раз отвечала, что ей некогда, и в конце концов, в категоричной форме потребовала, чтобы я забыл её телефон. Я долго ещё не находил себе места, шлялся возле её подъезда, но Татьяну так и не встретил. Набравшись наглости, придумав какой-то предлог, я однажды позвонил в дверь её квартиры, но мне открыли совершенно незнакомые люди, и сказали, что Татьяна Васильевна здесь больше не живет.

Прошло несколько лет, я закончил ВУЗ, женился, у меня родился сын. В общем, стал добропорядочным гражданином. Воспоминания о той ночи, и об удивительной женщине, которая так сильно изменилась после нашего зверского изнасилования, посещали меня все реже. Лишь иногда меня прошибал пот, при мысли о том, что я был тогда на грани того, чтобы убить человека и сломать свою судьбу навсегда. Но я быстро отгонял её. «Ошибка молодости», – утешал я себя…

Однажды, как ни в чем не бывало мы с женой смотрели телевизор – передавали местные новости. Ведущая сообщила о том, что в областной власти произошли кадровые перестановки, первым вице-губернатором назначена… И я увидел на экране лицо нашей Татьяны Васильевны… Я поперхнулся чаем, перепугав не на шутку свою жену.

А еще через полгода мы встретились на какой-то презентации. Я был в «массовке», а она, естественно, главным действующим лицом… Разрезала ленточку, говорила речь и всё такое…

Сзади шептались какие-то кумушки:

– Конечно, пиздой себе должность заработала…

– Да брось ты, ей уже почти пятьдесят… Правда, выглядит шикарно.

– Тебе бы личную массажистку, да такие наряды и косметику, и ты бы была не хуже…

– Говорят, сам губернатор с ней спит… Его жена бесится, а поделать ничего не может…

– А до этого она трахалась с…

Пошли перечисления фамилий известных финансовых воротил, криминальных авторитетов, крупных чиновников…

– Штабелями перед ней падают, – продолжал чей-то завистливый бабий шепоток, – и чего мужики в таких находят? Есть ведь и посимпатичнее и помоложе…

– Фаворитка, кардинал в юбке. Фактически она областью и правит…

Я слушал, и уши мои становились пунцовыми. Знали бы мы в ту ночь, кого затащили в подвал! В какой-то момент наши глаза встретились. Я покраснел, а она равнодушно скользнула по мне взглядом и отвернулась. Ещё бы, кому охота видеть человека, который раскорячивал тебя как лягушку и толкал во влагалище бутылку… А может, действительно просто не узнала… Что неё на уме? Ведь она теперь может стереть меня в порошок! От этой мысли я похолодел, и постарался смешаться с толпой, а потом и вовсе покинул мероприятие…

На улице меня догнал какой-то лощеный и предупредительный молодой человек и протянул визитку с российским гербом:

– Татьяна Васильевна примет вас завтра в четырнадцать в своем кабинете. Пропуск вам выпишут, не забудьте с собой паспорт…

…Она, увидев, как я робко заглянул к ней, издала какое-то радостное восклицание, вышла из-за стола и пошла по бесконечной ковровой дорожке мне навстречу, а я не знал, как себя вести. И покраснев, чмокнул ей руку. Татьяна расхохоталась:

– Ох, какие мы теперь галантные стали!

Естественно, я понял, что она намекает на ту, нашу первую встречу, и из красного стал бордовым. Она открыла едва заметную дверцу в стене и завела меня в так называемую комнату отдыха, с мини-баром, столиком, кожаным диваном. У больших шефов обязательно есть такие… И приём в ней, а не в официальном, так сказать, кабинете, всегда считается особой честью для посетителя.

Меня она посадила в кресло, а сама уселась напротив, сняла туфли, задрала юбку, и полуобнажив свои аппетитные, полненькие ножки, уютно закинула их на диван:

– Ну, рассказывай! Как ты, где, что?

Я сбивчиво начал что-то плести про жену, ребенка, работу…

– За изнасилованными бабами больше с ножом не гоняешься?

Из красного я, по-моему, стал зеленым, и, ловя ртом воздух, начал что-то хрипеть про беса, который попутал… Краем опущенных глаз я видел её ступни – сквозь чулки просвечивали шевелящиеся напедикюренные пальчики.

Она махнула рукой и расхохоталась:

– Да ладно! Не грузись… Если бы не та ночь… Сидеть мне до сих пор в своей конторе на грошовой зарплате, которую бы пропивал муж… Кстати, теперь не пьёт. У лучших наркологов его лечила, устроила на хорошую должность. Правда мужик из него всё равно… – она пренебрежительно махнула рукой. – Внучка у меня недавно родилась. Поздравь. А бабка-то зажигает! Перетрахалась со всеми влиятельными мужиками области, да и в столице кому надо подставилась. Ведь так про меня болтают?

Я снова покраснел и пожал плечами. Она снова засмеялась:

– Да правда это, правда. Ты-то наверняка об этом догадываешься…

Потом Татьяна Васильевна закурила и помрачнела:

– А ведь если бы ты не погнался за мной тогда… Когда я лежала в подвале голая, затраханая и обоссаная, у меня была одна мысль – повеситься. Зачем дальше жить, для чего? Жалела себя, как дура… Карьера не задалась, муж все ниже и ниже опускается. А тут еще изнасиловали… Считала себя окончательно униженной и растоптанной. И пошла я к себе только для того, чтобы отмыться и переодеться в чистое – не хотелось мне в таком виде в подвале висеть. И еще, потому я намеревалась сделать это дома, чтобы муж, продрав свои пьяные зенки, на меня полюбовался. Чтоб похмелье, значит у него веселым было… Вот. А тут ты, дурачок... И когда у нас с тобой тогда все так получилось, что-то вдруг перевернулось во мне. Я ведь за ту ночь кончила под мужиками больше, чем за предыдущие три года, – дошло до меня. И какое это унижение? Кобели набросились на сучку – все естественно. А издеваетесь вы трахаясь, потому что страх у вас, перед нами, комплексы свои вымещаете… И комплексами вашими очень даже легко управлять можно. Тогда силу я в себе какую-то бабью почувствовала. Власть над вами, мужиками…

А мозги и деловые качества у меня всегда на месте были. Я ведь институт с отличием окончила. А сидела как мышка в своей конторе по дурости своей, воспитана так была. Порядочная. Сколько начальничков ко мне ещё по молодости клинья подбивали, а я их отшивала. Не такая мол, я, не на ту напали… Да… Теперь вы, кобели, у меня вот где! – она сжала свой кулачок. – Так что, спасибо… Кстати, есть у меня одна мысль – устрою-ка я тебя на одну хорошую должность. Будешь получать прилично, перспективы откроются, и ко мне поближе… А теперь, всё. Иди, работать надо.

Она вдруг улыбнулась и раздвинула свои круглые коленки, да так, что показалась её промежность, прикрытая узкой полоской плавок:

– Ещё повеселимся, сволочь!