Всё изменилось Часть 5. Куколка

Когда я вошёл в кафетерий, сразу заметил группу, расположившуюся у дальней стены. Их столик был хорошо скрыт высокими спинками соседних кресел. За столом сидела Лина, Герман, Стас и ещё один, не знакомый мне человек. С каждым я поздоровался за руку, мне предложили сесть. Лина сидела между Стасом и неизвестным мужчиной, которого мне не представили. Она сперва посмотрела на меня, потом, опустив глаза, уставилась куда-то в одну точку.

– Друг, рад тебя видеть. Это отлично, что ты пришёл, – заговорил Герман, я кивнул. Вообще, я немного растерялся, не зная, какую линию поведения выбрать, чувствовал себя, против своего ожидания, очень некомфортно.

Герман, поиграв желваками, продолжил:

– Я знаю, ты в курсе наших дел. Но тем не менее… Лина у меня всего две недели, ты знаешь, но сообщаю – уже полностью готова…

Я вопросительно посмотрел на него.

– Она готова, чтобы я всё решал за неё. Прошло довольно мало времени но то, что это так, не вызывает ни у меня, ни у неё никаких сомнений. Я думаю, надо сразу решить главное. Если ты не против того, чтобы я и впредь имел с ней дело – дрессировал, обучал – то продолжу.

Я чувствовал себя ужасно глупо, все эти мужчины, у которых наверняка были свои женщины, сейчас ждали моих слов о том, что я не против, чтобы они трахали мою. Сейчас, сидя рядом с ней, они наверняка думали, какие полные у неё бедра, прикрытые сейчас юбкой, какая великолепная грудь, закрытая блузкой, насколько их влечёт выбритая щель влагалища между сведёнными ногами. А она сидела напротив меня, и как будто не чувствовала себя объектом самых грязных мыслей, не ощущала себя лишь сексуальным объектом, тело которого они хотят трогать, лапать своими руками и проникать в него своими фаллосами. Как будто слова: "дрессировка", "обучение" из уст Германа не были чем-то для неё особенным…

– Да. Я не против.

– Хорошо, я знал, что ты очень умный человек, – для меня это прозвучало как издёвка.

– Теперь насчёт будущего Лины. Как я сказал, она стала готова, и не только, чтобы я всё решал за неё. То, что с ней было, будет отличаться от того, что будет в будущем, теперь ей предстоит кое-что другое, её телом овладевали мужчины, но просто так… Сейчас же это должно происходить за деньги. Она должна будет служить в элитном заведении, своеобразном клубе, если угодно, чем-то напоминающим бордель.

Это отличалось от того, что я готовился услышать. Мои горизонты ограничивались тем, что Герман попытается узаконить свои отношения с Линой для себя. Неожиданно попытавшись представить такое будущее в голове, я возбудился, мои глаза загорелись – это с радостью, повеселев, отметили все.

– Ты, и она впрочем, будете получать с этого деньги, довольно неплохие к слову…

– Деньги? Я думаю, что это не главное.

– Согласен. Главное в том, что, прекратив работу в этом заведении, она будет уже опытной женщиной. Конечно, всякий может с ней там переспать, но это лишь инструмент её обучения и отношению к собственному телу… Ну, если ты согласен, то она приступает с четверга. Через два дня.

Я посмотрел на Лину, подумал даже, что причём здесь я, это она должна быть не против. Но отвечать надо было мне, тем более, что, судя по Лине, она собиралась совсем не вмешиваться в обсуждение собственной участи.

Я задавал ещё много уточняющих вопросов: распорядок дня, время работы, клиенты за день и т. д. Когда Герман сказал, что в день она может обслужить до десяти человек, я слышал учащенное дыхание Лины. Тут мне вспомнилось, что раньше среди проституток определённый процент женщин был из богатых дворянских семей, женщины были вполне красивы собой, образованы, воспитаны, но они шли в бордели… работать… часто в самые дешёвые и грязные. Обслуживали рабочих, крестьян… и эти женщины пользовались самым большим спросом. Мечтала ли когда-нибудь Лина о такой участи?

Я не мог выдавить из себя, что согласен с планами Германа, тогда он сказал:

– Если ты согласен, что я являюсь её воспитателем, то согласись, что я и буду выбирать программу её воспитания. Программа жёсткая… может для тебя болезненная… но воспитатель я хороший. Хм… Сейчас твоя подруга и моя шлюха, – Герман сделал реверанс рукой, – не сочти за неуважение к тебе, но я часто обращаюсь к ней подобным образом, так вот сейчас моя шлюха покажет себя. Покажет, насколько она дрессирована. А? Детка? – он явно хотел увидеть что-то в глазах Лины. – Покажи нам сиськи, немедленно!

Я с ужасом посмотрел на Лину, ожидая увидеть её протест и обращающиеся ко мне глаза. Но она не смотрела на меня, её взгляд проходил сквозь взгляды остальных мужчин в центр, где сидел Герман, она смотрела лишь на него. Против моего ожидания почти безукоризненно спокойные руки Лины переместились на пуговицы блузы, которые она одну за одной расстёгивала так быстро, что вот уже из распахнутой блузки вырвались на обозрение заколыхавшиеся груди. Лицо Лины в этот момент ничем не отличалось от того делового лица, как если бы она всем демонстрировала не себя, а, как это часто бывало, какую-то антикварную вещицу…

Автоматически посмотрев по сторонам, оценивая, насколько мы закрыты от посторонних глаз, подумал: ведь она сидит в общественном месте, с четырьмя мужиками за столом – в этом проклятом кафетерии с расстегнутой блузкой, из которой торчит её грудь, а что, если кто-то пройдёт сюда… к тому же в стене сзади нашего последнего столика имелась какая-то дверь… они ведь наверняка не позволят ей даже прикрыться. Но меня дёрнула мысль, а будет ли она прикрываться? Насколько она в этом… во всей этой херне… эстетской, философской…

Может я чего-то не знал? Когда, в какой момент, она могла стать готова так невозмутимо, подобным образом показывать части своего тела? Почему она даже не взглянула на меня? Ей не надо смотреть в мою сторону, потому что она смотрела на Германа? Кто я ей? Друг, любовник, её любовь? Любовь… впервые мне стало больно от значения и качества, которым наделяют это слово люди, когда я смотрел, как низенький мужчина, Стас, сидящий сбоку от неё не удержался от такой прямой, открытой, уязвимой Лины. В тот момент не удержался, когда она держала обеими руками распахнутые полы блузки. Она тяжело дышала и смотрела только на Германа. Стас обхватил одну её грудь, похоже, сильно сжал, так что Лина вскрикнула, а потом полез с ртом к её губам… и она не отвергла его, я видел как блестит под соприкасающимися губами слюна. Он захлёбывался, зарывал, насаживал её рот своим языком!

У меня стали сдавать нервы. Нет, не от злобы, а от какого-то напряжения. Мне срочно надо было покинуть это помещение. Но просто так уйти я не мог. Между тем, рука Стаса опустилась ниже… мне не надо было смотреть под стол, что бы понять – ноги Лины были разведены… Стас залез ей бод юбку, его рука работала там. Я на секунду зажмурил глаза и представил, как по её разрезу проходят его пальцы, вторгаются внутрь, может быть больно, начинают теребить её по всей длине, бесцеремонно и быстро. Сидящий рядом мужчина стал мять груди Лины… Стас оторвался от её лица, Лина немного поморщилась, видимо из-за его руки в своей промежности, точнее из-за того, что она причиняла ей. Я увидел, как мне показалось, в её глазах смесь брезгливости, страха и страсти одновременно, щеки Лины покраснели, губы заблестели. К освободившемуся рту тотчас направились пальцы незнакомого мужика… мелькнули зубы Алины… после чего она обхватила пальцы ртом…

Я встал. Мужчины приостановились, разжав хватку вокруг Алины…

– Герман…

– Да?

Взять её с собой? Мысли… Она сидела плотно между двумя распалёнными мужиками, они думали о своих членах… думали о том, что Лина может дать им… их отношение было в потреблении. Она сидела с раздвинутыми ногами. Немного запыхавшись с приоткрытым ртом… не останавливая на мне взгляд.

– Я согласен. На клуб.

И я ушёл. Под улыбки сидящих мужчин. Шёл до дома с чертями на душе, но с разрывающим ширинку и трусы восставшим членом.

Два оставшихся дня стали днями секса, ласки. В быту мы вели себя абсолютно как обычно. Ничего не произошло, ничего не происходит. За ужином меня посетила мысль, что Лина совсем не изменилась. Всё было как и прежде. Она также прямо сидела, пользовалась таким же количеством столовых приборов, вменяя этикету – из-за этого я всегда считал её другой, особенной. Нет, если она и поменялась, то это отражалось не в поведении, это было где-то глубоко внутри. И это больше, чем что-то ещё, будоражило воображение…

В четверг Герман и Стас отвезли меня и Лину на окраину города. К клубу. Это был переделанный подвал с массивной наружной железной дверью, без вывесок, под какой-то конторой. Подвал блистал всеми прелестями, вычурная отделка на стенах и потолке, тяжелые тона синего и красного. Лину увели, Герман ушёл следом, я остался со Стасом. Он много шутил, что-то рассказывал, но, видя мою мину на лице, тоже ретировался. Через час я увидел первого клиента.

В комнате появился низенький мужчина лет пятидесяти с гладко прилизанными волосами. Похоже, он думал о себе как об элегантном мужчине, но я видел лишь похотливый потенциал любителя податливых проституток. Вдруг от отчаяния я захотел выть. Ворваться в комнату, где была Лина. Сказать, что я забираю её, что ей не придется отдавать своё тело всяким подонкам, что ей не придется становиться рабыней для секса… что ей не место здесь… но я стоял и молча смотрел, как низенький человечек с самолюбованием перед зеркалом ещё больше прилизывал свои волосы. Он знал, что сейчас пойдёт в комнату, в которой его будет ждать новая шлюшка, которую он опробует первым в этом заведении как почётный и уважаемый клиент, и это вызывало в нём хорошее настроение.

Появился Герман, он поговорил с мужчиной, я не слышал о чем, но в какой-то момент они засмеялись. Когда вышел Стас, Герман подошёл ко мне.

– Да-а-а… такие дела…

Я кивнул, просто из вежливости.

– Слушай, как ты думаешь, зачем мне всё это?

– Не знаю…

– Ты знаешь, дружище, а я ведь богат, правда, могу даже не работать. Но деньги для меня ничто, по сравнению с… что я, например, провернул с твоей мадемуазелью. Но она не первая… их не так много – несколько сучек… – Герман развеселился, в руках у него оказался бокал.

– Да-да… я дрессирую их… То унижение, которое я им даю, они не получили бы никогда и ни с кем. Я талантлив в этом. Если сучка будет поставлена в условия, в которых она сможет почувствовать стыд… настоящую жестокую хватку хозяина, она уже не сможет отказаться от этого… и будет вновь и вновь делать то, что ей претит, но от чего потом, дома, будет кончать от мыслей по этому поводу… С твоей тёлкой было не сложно, она впервые же показала, что податлива… она не сопротивлялась моей воле. Ха-ха. Например, у вас дома, после секса, я заставлял её выйти на балкон совершенно голой… она пыталась прикрыться руками, я сдергивал их с её местечек… за такое непослушание я её наказывал – заставлял встать на табурет. Ха-ха. – Герман мечтательно закатил глаза. – А когда мы ехали на ваш этаж, я задирал ей юбку и держал её так до самого последнего момента… но, к сожалению, я так и не увидел ваших соседей.

Почему она не рассказа мне об этих вещах? Интересно, как чувствовала в эти моменты себя Лина. Возбуждала ли её мысль быть увиденной, застигнутой в такие моменты…

– Да… со Стасом мы её ещё водили в парк. Так здорово было. Ей идут короткие платья, юбки, облегающие блузки – они хорошо затягивают её фигурку… А уж под подолом-то она всегда была без трусов, у меня в офисе лежат одни. Тогда я сказал, что она будет та-а-ак ходить… Сильный ветер, и мы видели её белую задницу, мы шли сзади, а прохожие видели её голые ляжки. Ты бы видел, как сворачивали шеи всякие пенсионеры, а тетки только вертели головами да цокали! А секс… Она делала всё, но только наедине, было непросто приучить её к мысли, что будет ещё кто-то. Потом уже и на это стала идти… она плакала, кричала, но и в мыслях не держала, что не будет чего то делать, потому что я – мужчина, который её трахает. По-хорошему, знаешь, друг, мне очень нравиться её задница, такая плотная попка… обожаю дырочку между половинок.

Герман оскалил зубы в хищной улыбке.

– И я делал с ней всё. Рассказывала ли она тебе… я приучил её к обращению просто как со своей вещью… Видишь ли, одним из важных моментом, пороговым, так сказать, являться – моча. Точнее её готовность принять в себя. Чужую конечно. Просто пить. И я ссал прямо в её жадный рот. И Стас. Да-да. И она, красавица, пила. Но это не всё… Она лизала мне туфли… полностью… языком… представь как это классно. Она делала, и будет делать всё… потому что я её хозяин!

Нет, я не был ни шокирован, ни уязвлён. Скорее удивлён, удивлён Алиной.

Герман похлопал меня по плечу.

– Ну ладно… Здесь есть телки, кроме твоей. В любой момент они твои.

Я кивнул.

– Кстати, ты можешь посмотреть за своей любовью, – похоже, он явно насмехался, только сейчас показалось его естественное лицо. Мне оставалось только терпеть ту психологическую пытку, которую я себе же сам и устроил. Да, теперь я для них всего лишь странный парень, который не против того, чтобы девушку, которую он реально любит, пользовали все, кто мог заплатить и кому хотел отдать ей сам Герман.

– Ты можешь посмотреть, что происходит, в стенах есть необходимые глазки…

Я подумал, что хотел бы это увидеть.

– Да.

– Стас, проводи его.

Человечек с прилизанными волосами, полный благостного настроения, по приглашению Германа вошёл в комнату, в которой уже находилась Лина. Стас проводил меня в смежную крошечную комнату. Открыв необходимые задвижки и немного посмотрев сам, с сальной улыбкой предложил мне занять его место.

Видно было довольно хорошо, большая комната, посредине кровать. Перед стоящим мужчиной в нежного цвета полупрозрачной одежде на кровати сидела Лина. Похоже, мужик не ожидал увидеть здесь девушку такого типа. В Лине было что-то такое, из-за чего она долгое время ассоциировалась у меня с учительницей начальных классов, вероятно, ум и сексуальность. Сев подле бесстрастной Лины он стал просто изучать её. Наверняка гладя её шею, он подумал, что она великолепна. С трудом, но я решил не смотреть дальше, после того, как он легонько, даже нежно схватил её за холмики обоих грудей. Не из-за того, что не мог перебороть приступ ревности, мне надо было успокоиться и собраться с мыслями.

Я нервно сидел в холле, наверное, больше часа. Из комнаты для подглядываний вышли Герман и Стас, они были навеселе, посмеивались.

– Слушай… она… делает всё как надо… терпит всё… слушается… отличная соска… иди, посмотри…

Походив какое то время по холлу, всё же решил вернуться. Приоткрыв задвижку, сразу услышал звуки, от которых по спине пробежали мурашки. Я увидел, как на спине Лины восседал этот мужчина, его ноги свешивались с её боков. Волосатое тело ярко гармонировало с гладкой плотью женщины под ним. Лина тяжело везла его по кругу, тот то и дело дёргал её за волосы, используя их, видимо, как поводья. Она надрывно стонала. Но… сердце у меня не ёкнуло. Я чувствовал лишь тупое сильнейшее возбуждение. Я смотрел и смотрел. Я видел, что он делал с ней. Во всём он хотел обладать ею, чтобы она также доказывала ему, что она не против этого. Он менял её позы в мгновения, то ставя на колени, чтобы проникнуть членом в рот, очень грубо, то целовал, точнее, сосал её рот и губы, то бил ладонями и плёткой по телу, то целовал и мял его так, как будто оно принадлежало ему.

Я наблюдал за комнатой весь оставшийся день… следующий день… через день… Разное время, иногда несколько минут иногда часами… все выходные.

Все, кто был с Линой, поступали с ней также, как первый посетитель. Они хотели, чтобы хоть на час она принадлежала им… только им… в полной мере. Они заставляли ласкать себя… били, насиловали, унижали… унижали так, что в обычной повседневной жизни вызвало бы только отвращение, чувство омерзения: плюя в рот, чтобы увидеть, как она сглатывает, мочась на тело и писая в рот, чтобы увидеть как она пьет. Щипали и крутили кожу, чтобы увидеть слёзы в глазах… в воздухе свистела плеть, и поперек ягодиц, живота, груди девушки вспыхивала, наливаясь кровью, алая полоса. Её крик, её стон… А один посетитель преклонных лет сразу надевал на её голову чудовищную чёрную кожаную маску… с прорезями для глаз, ноздрей и рта. Он закрывал отверстия для глаз, оставляя лишь рот и ноздри. Вообще он был любитель ошейников, поводков, разных масок… Он использовал её в сущности как неодушевлённый предмет с полной уверенностью, что она будет делать все, что он захочет. И она это делала…

Меня ещё поражала действительность: Как? Почему? Образованная, умная женщина, женщина с чувствами, думающая о материнстве, может стать шлюхой, готовой на то, чтобы её имели во все отверстия своего тела, готовая на обращение с собой как с собачкой или другим животным… Где была она, а где был я в эти минуты?