Игрок Часть 2

Весь следующий месяц мы провели с Людмилой как во сне. О происшедшем мы ни разу не заговорили. Мы оба попросту не знали, как об этом говорить, и стоит ли...

Людмила ходила на свою работу, я – на свою, а встретившись дома вечером, мы в основном молчали.

Я надеялся, что постепенно случившееся забудется. Пройдет время, все сдвинется на задний план и станет происшедшим как бы не с нами...

Может быть, и моя милая жена думала так же. Правда, я замечал, что она сильно изменилась теперь: часто молчала, смотрела в одну точку, как зачарованная. Я понимал, что она вспоминает что-то из той недели...

Нет, конечно, мы не молчали весь этот месяц. Мы разговаривали о погоде, о работе, о том, что нужно купить и приготовить. Более того, мы даже несколько раз ходили “в свет” – один раз в кино и два раза в гости. После того, как мы в первый раз были в гостях и крепко выпили, я попытался заняться с Людой сексом. Но она была холодна и как бы равнодушна к моим ласкам. А когда я закончил, встала и спокойно пошла подмываться. Она шла в ванную, покачивая бедрами, и как бы демонстрируя мне четыре багровых пятна на своих белоснежных ягодицах – следы недавних ожогов сигаретами.

А второй раз в гостях у наших общих знакомых мы встретились с Мишкой. Целый месяц после того мы не виделись, а теперь столкнулись за одним столом.

Людмила залилась краской при виде него, я сразу заметил. Но внешне все было нормально, тем более что Мишка был с женой Наташей.

В середине вечера, когда уже все сильно подпили и начались танцы, Мишка отвел меня в сторону и спросил:

– Ну, как? Как твои дела с Людмилой?

А когда я промямлил какие-то слова, вдруг усмехнулся многозначительно и сказал:

– Это все оттого, что ее опустили. Я же говорил тебе, что она теперь станет другая.

– Какая? – вздрогнув, спросил я.

– А сейчас можно проверить, – сказал Мишка. – Ты выйди на лестницу, поднимись на площадку выше и стой там. А я позову твою Людмилу на лестницу как будто покурить-поболтать. Сам увидишь, что будет. Точнее – услышишь.

Я ждал в своем укрытии довольно долго, дрожа от ожидания того, что может произойти. Из квартиры наших друзей доносились голоса, музыка и топот ног. Наконец, дверь внизу открылась, послышались шаги Михаила и шелест платья моей жены – они вышли на лестницу.

– Ты почему трусы надела? – послышался Мишкин голос. – Решила опять как порядочная ходить?

Наступила короткая пауза.

– Ты что, Миша? – стараясь говорить тихо, но твердо, ответила Людмила.– Ведь та неделя прошла. Уже месяц прошел... Ты не должен так со мной разговаривать. Как хочу, так и хожу, тебя не касается.

Она старалась держаться с достоинством, хотела поставить Мишку на место.

– Я пришла с мужем в гости. – добавила она. – Что было, то прошло. А ты иди к своей жене, ей и командуй. Пойди, спроси у своей Наташки, почему она в трусах ходит – посмотрим, что она тебе ответит.

Но Мишку этот отпор совсем не смутил. Он хихикнул.

– Что ты себя с моей женой сравниваешь? – сказал он. – Кто ты и кто она? Ты что, забыла, что ты опущенная блядь? А? Тебя же прямо при мне опускали. Помнишь?

Людмила подавленно молчала. А Мишка говорил все громче, все нахрапистее.

– Жопа зажила уже? – смеялся он.

– Тише, Мишенька, – раздался умоляющий голос моей жены. – Тише, услышат ведь...

– Испугалась, сучка? – засмеялся Мишка. – Снимай немедленно.

– Прямо сейчас? – тяжело задышала моя жена. Слышно было, как она задохнулась от волнения. – Не надо здесь, – зашептала она громко, – я прошу тебя, только не здесь, тут люди...

– Кому сказано, – повысил голос Мишка, и в следующее мгновение я услышал хлесткий звук пощечины. Затем – еще одной, потом – еще...

– И не мотай головой, – сказал Мишка,– стой ровно.

Опять звук оплеухи, опять... Затем платье зашуршало. Я свесился головой вниз и увидел, как моя жена, наклонившись, быстро стаскивает с себя кружевные трусики, отдает их Мишке.

– Завтра придешь ко мне домой, – сказал он, ухмыляясь и запихивая трусики комком к себе в карман. – В одиннадцать часов. Наташка на работе будет, а у меня завтра выходной.

После короткой паузы Людмила сказала нерешительно:

– Но я не могу... Я же на работе.

– Отпросишься, – хмыкнул Михаил. – Это твои проблемы. Да, кстати, угощение с собой привези. Ну, там – выпивка, закуска. Не мне же тебя угощать. Так что постарайся. Поняла? Теперь иди потанцуй, а я еще покурю.

Через минуту я на негнущихся ногах спустился вниз и столкнулся с торжествующей ухмылкой Мишки.

– Я же говорил тебе? – сказал он, вручая мне отобранные у Людмилы трусики, еще хранящие тепло ее тела. – С ней теперь можно все. Теперь сам убедился?

– Ты думаешь, Людмила завтра придет? – спросил я безнадежно.

– Прибежит, – уверенно ответил мой старый друг. – Прибежит, и будет расстилаться.

– Ты трахнешь ее завтра? – спросил я.

– Конечно, – засмеялся Мишка. – Можешь сам посмотреть. Правда, если хочешь, можешь посидеть в другой комнате. Квартира ведь свободна. Вот в щелочку и поглядишь на свою благоверную.

Когда мы вернулись в квартиру, Людмила танцевала с хозяином дома, потом еще с двумя гостями. Ее все время приглашали, она была тут красивее всех. Раскрасневшаяся от вина и от танцев, Людмила была очаровательна и загадочна. Высокая, стройная, в нарядном платье она особенно хороша была в быстрых танцах – подол разлетался при стремительных поворотах, глаза сверкали...

И только на сидевшего с краю Мишку она старалась не смотреть.

***

– Садись вот здесь, старик, – предложил Мишка, открывая дверцу стенного шкафа в гостиной. – Я подумал, что отсюда тебе лучше будет все видно. Немножко тесно, правда, и душновато будет, но ты уж потерпи, раз сам захотел.

Он был в одних трусах и майке, потому что только что встал с постели, и не считал нужным приводить себя в порядок. Да и кого ему было стесняться: мою жену – несчастную шлюшку, которая сейчас покорно прибежит сюда? Или меня – ее жалкого мужа?

– Опаздывает твоя красавица, – усмехнулся Мишка, поглядев на часы. – Уже три минуты двенадцатого. Придется наказать ремешком.

Он указал на тяжелый ремень из грубой кожи, валявшийся на диване.

– Ты что, будешь пороть Людмилу? – содрогнувшись, спросил я.

– Как положено с блядями, – коротко ответил Михаил. – Чтоб неповадно было опаздывать. Да ты не бойся, старик, я не сильно. За одну минуту опоздания – один удар по заднице.

– Вот сюда смотри, в скважину от замка, – сказал он, когда через несколько минут раздался звонок в дверь. – Я тебя закрою, а ты гляди. Только тихо сиди, договорились? Не порти кайф.

Он открыл дверь, из прихожей послышались голоса – Мишкин и моей жены. Через минуту они вошли в комнату, и я увидел Людмилу.

Вся она была не такая, как обычно. Ярко накрашена, но какая-то робкая, неуверенная. Поникшие плечи, затравленное выражение лица, опущенные в пол глаза. В обеих руках у нее были тяжелые пакеты. Людмила вошла и остановилась посреди комнаты.

Мишка уселся на диван и лениво почесал заросшую волосами грудь. Потом взглянул на стоящую перед ним Людмилу и строго спросил:

– Почему опоздала? Я же сказал – в одиннадцать. А сейчас уже пятнадцать минут.

Людмила молчала, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу. Тяжелые пакеты оттягивали ей руки, но она не решалась поставить их.

– Чего молчишь? – взъярился Мишка. – В молчанку сюда играть пришла?

– Надо же было сначала отпроситься с утра, – тихо оправдываясь, сказала Людмила. – Потом по магазинам бегала, покупала вот, – она указала глазами на пакеты в обеих руках. – Потом троллейбус, как назло, не шел. А когда пришел, то переполненный, я на одной ноге ехала всю дорогу. Устала ужасно, можно мне сесть, Миша?

Но Мишка отрицательно покачал головой.

– Постоишь, – ухмыляясь, сказал он. – Ты, кажется, забыла, кто ты теперь. Ну-ка, наклонись. Пониже, ниже.

Людмила послушно склонилась к дивану, и ее руки с пакетами свесились вниз. Не вставая со своего места, Мишка несколько раз ударил Людмилу по щекам. Она дернулась всем телом и беззвучно заплакала.

– Теперь скажи, кем ты стала, – велел Мишка.

– Я опущенная блядь, – давясь слезами, пробормотала Людмила.

– А когда опущенную блядь вызывают к определенному времени, – назидательно произнес Мишка, – она должна за пять минут до назначенного срока стоять под дверью. Поняла?

– Должна стоять... Под дверью, – повторила Людмила.

Меня всего колотило в моем убежище. Я никак не мог привыкнуть к тому, что мою жену бьют по ее красивому лицу...

– Накажу я тебя после, – сказал Мишка. – Ложись на пол. На спину, как обычно.

Людмила осторожно легла на пол в своем нарядном платье и попыталась растерянно улыбнуться.

– Сделать рот пиздой? – жалобно спросила она, вытягивая накрашенные губки трубочкой, и глядя на то, как Мишка снимает трусы.

Он сел ей на грудь и вставил член. Послышались хлюпающие звуки – это Мишка ебал в ротик мою жену...

Член с чавканьем входил в рот, голая Мишкина задница подпрыгивала на груди Людмилы.

Она тяжело дышала, елозила на жестком полу. Потом я увидел, как руки ее, остававшиеся свободными, вдруг потянулись вниз и, задрав подол платья, скользнули между раздвинутых ног. Трусиков на Людмиле не было. Воткнув один пальчик себе во влагалище, она вторым принялась натирать клитор.

Голые ноги ее разъехались еще шире, она начала ритмично дергать задом.

Я буквально задохнулся от жалости к Людмиле в этот момент, представив себе ее состояние, ее обиду. Она – красивая женщина – лежала под чужим и грубым мужиком, старательно изображая ртом влагалище, и сама была вынуждена ласкать свое отвергнутое, не нужное никому лоно...

Вдруг она согнула ноги в коленях, и движения ее сделались судорожными – она кончила.

Мишка трахал ее в рот не спеша, иногда останавливаясь, потом принимаясь за дело снова. Людмила не вынимала пальцев из своего влагалища – она дрочила себя, кончая раз за разом.

Наконец, он излился ей в рот и встал.

– Ну, теперь покажи, что ты принесла, – сказал он, и Людмила поднялась на ноги. Тяжело прерывисто дыша, она оправила платье и облизала губы. Лицо ее было красным, волосы прилипли к вспотевшему лбу. Видно было, что после нескольких оргазмов на полу ноги у нее дрожат, а глаза, подернутые поволокой, глядят жалобно и бессмысленно.

Она вытащила из одного пакета бутылку коньяка и бутылку шампанского, а из второго – торт “Пражский”. Я понял, что, учитывая почти полное отсутствие у нас с ней денег, сумму ей пришлось занимать...

Мишка развалился на диване и, критическим взглядом осмотрев мою жену, сообщил ей план дальнейших действий.

– Теперь я накажу тебя за опоздание на пятнадцать минут, – сказал он. – По одному удару за минуту, – он кивнул на устрашающего вида ремень рядом с собой. – А потом ты займешься уборкой в квартире. Нужно вымыть пол и начистить всю обувь – мою и Наташкину. Если сделаешь плохо – снова выпорю.

Как я и ожидал, в этот момент с моей Людмилой случился взрыв. Она была готова ко многому, но все это показалось ей уже слишком.

Она стояла, еще тяжело дыша, в прилипшем от пота измятом платье на дрожащих ногах, и сказанное Мишкой возмутило ее.

– Ты с ума сошел, – произнесла она дрогнувшим голосом. – Я не позволю тебе пороть меня. И ничего мыть не стану. Я сейчас уйду, и всё.

Но Мишка оставался уверенным в своих силах. Видно было, что он уже имеет опыт такого общения с женщинами.

– Ну да, – издевательски протянул он, – уйдешь, как же.

– Если ты уйдешь, – сказал он, понизив голос и подмигивая Людмиле, – если ты уйдешь, то не получишь того, о чем мечтаешь весь последний месяц. Поняла?

Не ожидавшая такого поворота Людмила вздрогнула и уставилась на Мишку.

– А о чем я мечтаю? – спросила она, еще не понимая, к чему этот разговор. Она даже недоуменно передернула плечами... – Откуда ты знаешь мои мечты? Вот глупости...

– Я все знаю, – засмеялся Мишка. – Все вы одинаковы – опущенные бабы. Думаешь, ты особенная? Хоть ты и красивая, и выглядишь неплохо, и мужа своего любишь, но если тебя опустили, то ты уже можешь думать только об одном.

Он пристально взглянул на залившуюся краской и потупившуюся Людмилу и быстро спросил:

– Я не прав? Весь последний месяц ты думаешь только об одном. Ведь верно?

Людмила тяжело молчала, опустив голову. Она не двигалась, только несколько раз переступила с ноги на ногу.

Мишка тем временем откупорил коньяк, налил себе стопочку, выпил. Потом распаковал торт, взял кусочек...

Казалось, моя жена онемела. Она все продолжала стоять, и убито молчать.

– В общем, так, – заметил Мишка спокойным голосом. – Либо ты убираешься отсюда, и тогда не получишь того, о чем мечтаешь, либо раздевайся и становись на карачки – под ремень. Получишь пятнадцать ударов по жопе, потом будешь мыть полы и чистить обувь. А потом я сделаю тебе то, о чем ты теперь мечтаешь все время. Ну, как?

Людмила дрожала всем телом. Видно было, как она борется с собой.

Потом прошептала:

– Нет, я не могу. Я лучше уйду.

Она повернулась и потерянно, убито, с поникшими плечами побрела в прихожую. Мишка продолжал сидеть на диване, попивая коньяк мелкими глотками и глядя моей жене вслед.

Немного повозившись в прихожей, Людмила заглянула в комнату уже одетая – в пальто, в сапогах и шапке.

– Я ухожу, – повторила она потерянно. – Выпусти меня, пожалуйста.

Мишка встал и пошел в прихожую.

– Только помни, – услышал я его голос. – Если захочешь вернуться, то получишь мой член в задницу. Конечно, придется хорошенько попросить. И ударов будет уже не пятнадцать, а вдвое больше.

Людмила ушла. Внутри у меня все бурлило. Увиденное мною возбудило меня, но не только. Мне было больно за жену, за себя. Мне было страшно за то, что я наделал. Но когда Людмила ушла, мне даже стало немножко приятно – значит, она сумела остановиться на последнем рубеже своего падения. Значит, сохранила остатки гордости и здравого смысла.

Мишка выпустил меня из шкафа, где я сидел весь красный от переживаний и мокрый от пота. Странно, но я чувствовал себя таким же униженным, как Людмила.

– Выпей коньяку, старик, – сочувственно сказал Мишка. – Нечего уж теперь убиваться. Ты сам видел, какая она стала. Если бабу не опустили, она еще может вновь стать нормальной. Но если опустили – это все, конец.

Мы закурили, причем у меня тряслись руки.

В этот момент раздался звонок в дверь. Наши с Мишкой взгляды скрестились. Он понимающе усмехнулся и подошел к двери в прихожей. Послышались голоса: отрывистый Мишкин и тихий – моей жены.

– Передумала? – издевательски спросил он. – А про то, что теперь уже тридцать ударов, помнишь? Согласна?

После паузы Людмила тяжело выдавила из себя чуть слышное:

– Согласна.

– Ну, раз согласна, то раздевайся, – сказал Мишка со смешком. – Прямо здесь, в прихожей. Все с себя снимай, догола.

Послышался стук – это моя жена снимала с себя сапоги. Потом шелест платья, шорох стаскиваемого белья.

– Теперь пошла в чулан, – сказал Мишка. – Холодно? Ничего, померзнешь, не барыня теперь.

Щелчок задвижки. Через пару минут он вернулся – довольный, скалясь. В руках его был ворох одежды моей жены – платье, чулки, пояс, лифчик...

– Это твоя благоверная вернулась, – сообщил он. – Я ей велел раздеться догола и в чулане запер. Хочешь еще выпить?

Мы выпили еще, а потом я сказал:

– Слушай, а как же там Людмила? Она голая сидит, ей холодно...

– Ничего, посидит, охладится, – засмеялся Мишка. – Ей полезно подумать. Раз уж решила вернуться, то пускай привыкает. Понимаешь, – доверительно сказал он, – если бабу несколько дней пялили в жопу, она к этому привыкает. Это как наркотик – и самой не хочется, и больно, а сделать уже ничего с собой не может... Я потому так спокойно ее отпустил – знал, что она вернется.

***

Домой я сразу не пошел. Пока Людмила сидела в чулане, Мишка выпустил меня из квартиры. Он предлагал остаться и посмотреть на экзекуцию и вообще на все остальное, но я уже не мог...

– Ты ее не покалечишь? – только спросил я. – Тридцать ударов этим ремнем – это ужасно много.

– Ничего, – со знанием дела засмеялся Мишка. – До дома доползет, хотя сидеть дней десять не сможет. Зато, знаешь, какая она после этого покладистая будет?

– А, кроме того, – вдруг добавил он загадочную фразу, – когда она попадет в Клуб, ей и не такое придется терпеть. А что твоя Людмила, в конце концов, угодит в Клуб, уже видно.

Я пошел и напился. Сидел в кафе и пил, а перед глазами стояли сцены из увиденного...

Домой я пришел вечером. Людмила в халате лежала на диване попой кверху. Телевизор был включен, но ясно было, что Людмила не смотрит его. Она хлюпала носом, и все время сморкалась в зажатый в руке платок.

Когда наши взгляды встретились, я понял, что она не собирается от меня ничего скрывать. Было в ее несчастных глазах что-то жалобное и вызывающее одновременно.

– Я знаю, где ты была, – сказал я просто, садясь на диван рядом, и гладя ее распущенные волосы, лежавшие по плечам.

– Я была у мужчины, – тихо произнесла Людмила. – Можешь посмотреть, что он со мной сделал.

Я откинул халат и увидел ее попку. Боже! Как ни готовился я к тому, что должен увидеть, но такое!

Попочка моей любимой была багровая, невообразимо опухшая, вся покрытая кровоподтеками и гематомами.

– Мишка выпорол тебя, – сказал я, и Людмила даже не поинтересовалась, откуда я это знаю. Просто кивнула. Казалось, она отупела, и ее мало что интересует.

– Я простудилась, – сказала она, шмыгая носом. – Он продержал меня голую в чулане больше часа. Там тесно, все заставлено банками. Сам знаешь, сколько Наташка заготавливает банок на зиму. У них в чулане даже встать негде – пришлось больше часа на одной ножке там подпрыгивать... А когда он меня выпустил для порки, я была вся синяя от холода, как цыпленок.

Людмила, наконец, подняла ко мне лицо и попросила:

– Милый, дай мне аспирину, а то я, кажется, совсем разболеюсь.

Я дал жене лекарство и предложил смазать чем-нибудь распухшую попу. При малейшем прикосновении к заду Людмила болезненно вздрагивала и скрипела зубами. Я понимал, что сидеть моя жена теперь не сможет недели две...

– Не надо смазывать, милый, – со вздохом сказала жена. – Сейчас приедет Искра и смажет. У нее есть какая-то специальная мазь для таких дел.

– Искра? – переспросил я.

– Ну да, это та девушка-рабыня, с которой я познакомилась месяц назад, – кивнула Людмила. – Помнишь, я тебе рассказывала о ней. Я ей позвонила полчаса назад, и она сразу обещала приехать. Искра сразу все поняла, и сказала, что немедленно выезжает. Что рабочие девушки должны помогать друг дружке.

– А ты рабочая девушка? – спросил я, заинтересовавшись этим названием. Людмила кивнула и пояснила:

– Так называют тех женщин, которые обслуживают мужчин. Опущенные женщины, с которыми позволено делать все. Не всем же нравится слово “рабыня”.

Людмила взяла меня за руку и заглянула прямо в глаза:

– Леша, – сказала она. – Я не говорила тебе, но, наверное, ты уже знаешь, что меня опустили тогда. И я вернулась к тебе уже опущенная. Ты целый месяц живешь с опущенной женщиной, милый, – она поцеловала мою руку и заплакала.

– Я уже не та, что прежде, Лешенька. Той, прежней твоей Люды, которую ты любил, и которая любила тебя, больше нет, не существует. Я нынешняя уже чувствую себя другой женщиной и ничего поделать с собой не могу. У меня больше нет попочки, а есть рваная жопа. Да-да, мне теперь так и приходится говорить. Когда сегодня я просила Мишку взять меня туда, то вынуждена была так и говорить: «Мишенька, трахни мою рваную жопу».

Людмила спрятала свое пылающее лицо в моих ладонях.

– А что ты так удивляешься, милый? Да, я просила его об этом. Сама просила. Я выдержала ужасную порку, а потом еще полтора часа ползала – мыла полы во всей квартире, а затем еще начищала их обувь – Мишину и Наташину. Знаешь, сколько у Наташки обуви? Чуть не десять пар, и всю надо было надраить до блеска. И все ради того, чтобы он трахнул меня в зад. Да еще пришлось упрашивать.

Раздался звонок в дверь. На пороге стояла молодая девушка двадцати с небольшим лет. Роста она была среднего, пухленькая, сильно накрашенная, в парике платинового цвета. Несмотря на мороз, на ней была дешевая демисезонная куртка, короткая черная юбка и стоптанные зимние сапоги.

– Ой, – испуганно сказала она при виде меня и отступила на шаг. – Может, я ошиблась номером квартиры? Мне Люду...

– Людмила лежит в комнате, – сказал я, открывая дверь шире. – Она вся избита...

Девушка, не спуская с меня своих карих глаз, вошла и, быстро скинув куртку, осталась в белой блузке.

– А вы кто? – осторожно спросила она, а поскольку я замешкался с ответом, догадалась. – Вы мужчина Люды? Да?

Я не нашелся, что сказать. В конце концов, мужа можно назвать и мужчиной. Но девушка поняла мое согласие по-своему. Она подумала, что я из тех мужчин, которые...

Стоило мне кивнуть, как девушка в одно мгновение опустилась передо мной на колени. В следующее мгновение она заученным движением расстегнула пуговки блузки и вывалила наружу свои грудки – белые, пухлые с крупными красными сосками. Затем, не успел я ничего сказать, как она сорвала парик, оставшись совершенно лысой. Опустив низко свою обритую голову, девушка поймала мою руку и поцеловала ее.

– Моя кличка Искра, – сказала она. – Люда просила меня приехать. Можно мне пройти к ней?

И тут произошло то, чего еще за мгновение до этого я не ожидал сам.

То ли я с утра был “заведен”, то ли во мне взыграло что-то неожиданное, глубинное, отчего я внезапно ощутил чувство мстительности и протеста. К тому же в ту минуту я внезапно осознал, насколько всё происходящее с Людмилой возбуждает меня...

И сейчас, когда я глядел сверху вниз на коленопреклоненную шлюшку, во мне словно взорвалось что-то.

– Подожди, – сказал я, стараясь говорить голосом, который слышал сегодня утром от Мишки. – Сначала займись мной.

Девушка сразу поняла меня. Не поднимая головы, она тотчас принялась проворно расстегивать мне брюки. Вытащив член, она осторожно и быстро облизала его, а затем погрузила себе в ротик. Сосала она отменно, проявляя истинное искусство.

Я сделал шаг назад, затем еще один. Не выпуская моего члена изо рта, Искра ползла за мной.

«Ее здорово выдрессировали, – внезапно подумал я. – Скоро и Людмила станет такой же... »

Я излился ей в ротик, и девушка, проглотив сперму, облизнулась и вопросительно подняла на меня свои густо подведенные глаза, ожидая приказаний.

– Ладно, теперь иди, – сказал я, указывая на дверь гостиной, где лежала Людмила.

– Спасибо, – чуть слышно прошелестела девушка, вставая с колен. – Можно мне надеть парик?

Из соседней комнаты я слышал, как Искра помогла Людмиле встать с дивана, как дотащила ее до ванной, как делала холодные примочки. Потом Людмила снова легла, и девушка принялась смазывать ей израненную попу. Моя жена поминутно стонала.

Признаюсь, я стал подслушивать возле приоткрытой двери.

– Как ты думаешь, – болезненно охая при каждом прикосновении Искры, спрашивала Людмила, – я смогу завтра хотя бы ходить нормально? Меня ведь снова вызвали к одиннадцати часам.

– Доползешь, конечно, – рассудительно успокаивала ее девушка. – Потерпи еще, потерпи... Куда же денешься, если вызвали? Придется идти. Бедрами уж, конечно, крутить не сможешь...

– Меня с работы уволят, – заплакала жена. – Каждый день отпрашиваться до вечера... А как я вообще буду работать теперь? Я же сидеть не могу. И у меня денег нет. Завтра нужно опять угощение нести, а я и так на работе у девочек заняла...

Искра молчала, потом сказала нерешительно:

– А может быть, тебе теперь уж лучше в рабыни продаться? А, насовсем? Если уж все равно так выходит... Если станешь рабыней, тебе сидеть не придется. Знаешь, как нас – рабочих девушек порют чуть не каждый день?

– Каждый день? – с ужасом прошептала Людмила.

– Да ты скоро привыкнешь, – равнодушно заметила Искра. – Все привыкают. Вот когда к станку ставят на целый день – это действительно тяжело. Но это только если сильно провинишься.

Искра обрабатывала попку моей жены и вполголоса рассказывала.

– Понимаешь, существует Клуб, – говорила она. – В нем только состоятельные мужчины, их больше ста человек. Клуб владеет загородным домом с большим участком, ты там уже была – мы с тобой там и встретились. А в городе у Клуба есть кафе. Самое обыкновенное кафе для обычных посетителей. Вот мы, рабочие девушки, в Клубе и работаем.

– Рабочие девушки, – повторила Людмила. – Лучше уж прямо говорить – рабыни. Ведь так? Рабыни?

– Все по-разному нас называют, – уклончиво ответила Искра. – Нас семь девушек у Клуба. Три работают в загородном доме, а остальные – в кафе, как я.

– Кем работают? – уточнила моя жена.

– Официантками, уборщицами, посудомойками, – ответила девушка. – За городом тяжелее – там еще нужно печи топить, дрова рубить и таскать, а весной и летом на огороде работать. Огород громадный...

– А что такое – поставить к станку? – вдруг спросила Людмила.

– А, это... – с явной неохотой сказала Искра. – Ну, в общем, в кафе есть такое помещение в подвале, совсем маленькая комнатка. А там – деревянная колодка такая. Она всего в метре от пола – это хуже всего. Девушку наклоняют и закрепляют шею в колодку, и ты не можешь разогнуться. Стоишь внаклонку точно буквой “Г” – попка выпячена, а ноги врозь и в коленках согнуты. А иначе и не встанешь – слишком низкая колодка. И так тебя оставляют на целый день. Каждый желающий член Клуба может войти и пороть тебя сколько ему угодно, пока не надоест. А ты стоишь враскоряку, он даже лица твоего не видит – только задницу. Орать можешь, сколько влезет: подвал глубокий, ничего не слышно. И стоишь так целый день, а порют почти все время. В перерывах даже толком отдышаться не успеваешь...

– О, Боже! – простонала Людмила. – Это же невозможно выдержать.

– Выдержишь, – тихонько засмеялась Искра. – Все, в конце концов, выдерживают. А куда ты денешься? Будешь стоять, как миленькая. Твой господин ведь не будет возражать? Если уж он все равно отдает тебя в пользование.

– Мой господин? – презрительно хмыкнула Людмила. – Это ты так про моего мужа говоришь? Какой он господин... Он рохля и ничтожество. Сам проиграл меня, а теперь страдает, дурачок.

Столько презрения прозвучало в этих словах жены, что я вздрогнул.

В этот момент я вошел в комнату. За последние полчаса я буквально изменился, стал другим человеком. С моих глаз как будто спала повязка, и теперь я совершенно по-новому ощущал себя, свою жену и вообще все, что происходило...

Все пережитое мною за последнее время, рассказы самой Людмилы и то, что мне довелось увидеть, вдруг в одно мгновение перевернуло меня. Я увидел все в совершенно ином, чем прежде, свете. Во мне словно проснулся другой, новый человек.

Передо мной теперь была не любимая нежная жена, не прежняя Людмила, а иная женщина.

Я вошел в комнату и подошел к дивану, на котором лежала Людмила, а Искра смазывала ей кровоподтеки и ссадины.

– Ну-ка, подними задницу, – произнес я новым голосом, который сам же не узнал.

– Зачем? – протянула Людмила, еще не поняв ничего.

– Хочу трахнуть тебя в грязную жопу, – сказал я. – Чтобы ты узнала, кто твой хозяин, а кто – рохля и ничтожество.

– Ты мне не хозяин, – упрямо простонала Людмила.

Я зашел спереди и дважды ударил ее ладонью по лицу. Заглянул в ее расширившиеся от изумления глаза. Мое внезапное преображение, видимо, стало неожиданностью для нас обоих. Прежде Людмиле и в голову не приходило, что я тоже могу обернуться для нее хозяином...

Потом вернулся на прежнее место и, оттолкнув испуганную Искру, шлепнул рукой по распухшим багровым ягодицам. Людмила взвыла.

– Тебе поддать еще? – спросил я. – Или подчинишься? Ты сама недавно говорила мне, что ты уже не прежняя моя жена. Говорила? Вставай раком, блядь.

Это был момент истины, и я знал об этом. Если сейчас моя жена не подчинится, я потеряю над ней контроль навсегда. И навсегда останусь для нее ничтожеством.

Медленно, безумно медленно Людмила зашевелилась. В полной тишине она выпятила попу, потом с трудом согнув колени, встала раком.

Я взглянул на Искру, застывшую рядом с ваткой в руках.

– А ты становись рядом, – скомандовал я. – Раздевайся и становись. Буду вас по очереди трахать.

Искра послушалась беспрекословно. В одно мгновение она скинула с себя блузку, потом короткую юбочку и осталась почти совсем голая – только в стареньком поясе и теплых чулках на резинках. Она взобралась на диван и встала на карачки рядом с моей женой, плечом к плечу.

Увидев зад Искры, я обомлел. Ничего подобного мне прежде не приходилось видеть. Попа девушки представляла собой одну сплошную распухшую рану, а еще лучше сказать – израненную мозоль. Кожа на ягодицах задубела, была иссечена шрамами, сами ягодицы буквально бугрились от гематом – как застарелых, так и недавних. Кроме того, весь этот ужас был пятнистым, весь в темно-багровых метинах: я догадался, что это следы от десятков затушенных сигарет...

Девушка стояла раком, старательно выпячивая свой несчастный изуродованный зад и подставляя анальное отверстие. Оно было разработанным и очень-очень широким, как глубокая черная дыра с багровыми воспаленными краями. Для начала я вошел туда, мой член проскользнул внутрь совершенно свободно и легко. Проникнув в горячую прямую кишку девушки, я немного подвигался там, и почувствовал, как Искра благодарно задвигалась мне навстречу.

– Теперь тебя, – сказал я, выдергивая член из Искры, и придвигаясь к покорно стоящей раком Людмиле. Ее задний проход был также воспален, но узок, еще не так разработан. Сделав несколько попыток войти в него, я остановился.

– Не получается, – сказал я раздраженно.

– Растяни, растяни себя, – громко зашептала Искра моей жене. – Давай, руками растяни пошире жопу.

Людмила уперлась лбом в кровать и, заведя руки назад, растянула свои багровые ягодицы в стороны, полностью открыв воспаленное колечко истерзанного ануса. Когда я резко вошел туда, Людмила застонала и выгнула спину.

– Завтра я отведу тебя в Клуб, – сказал я, надавливая. – И ты будешь продана туда. Навсегда. Ты согласна?

– Нет! – выкрикнула Людмила и отчаянно замотала головой. – Нет, нет, я боюсь! Я не хочу! Не-е-ет...

Она плакала и стонала, а я долбил и долбил ее все сильнее, пока уже под конец моя бывшая жена не простонала обессилено, уронив голову:

– Я согласна...