Фогель Глава четвертая. «Самолет»

Сам допрос начался с непринужденной беседы о трудностях военного времени. Майор интересовался как с продовольствием, хватает ли, помогают ли родственники. Как бы невзначай коснулся темы брата. Ленка выдала себя сразу. Она смутилась и покраснела. Значит, знает. Тучи над ее головой сгустились. Дальше дело техники. Она не врала, а больше молчала. Настало время этой самой техники.

Здесь я должен спросить вас, готовы ли вы к этой части моего рассказа? Она достаточно тяжелая, если не сказать больше. Можно опустить эту часть, решать вам. Но дело было именно так.

Самой простым и одновременно самым действенным устройством был летательный аппарат первого уровня – «самолет» конструкции Фоккера-Фогеля. Как и положено аэроплану, он был на трех колесах. Ноги «летчика» застегивались на маленьких площадках внизу у пола. Туловище перегибалось вперед через раму, руки раскидывались на «крыльях». Важно, что голова гордо поднималась на подставке под подбородком и пристегивалась за шею. Это было необходимо, по мнению шефа, для полноценного взаимного общения. Все части планера регулировались под любой размер и фасон, для этого были винты с маховиками и подвижные штанги. Крылья могли складываться. В общем, серьезная конструкция, майор ей гордился и использовал частенько. Вот и сейчас она с моей помощью приехала из процедурной в кабинет.

Ленке предстоял непростой полет. Для этого надо было полностью раздеть летчицу, или скорее, стюардессу. И хотя она уже успела немного привыкнуть к моим рукам, но избавиться от непрекращающегося унижения было невозможно. Девушка дрожала, понимая, что происходит нечто ужасное, но сделать уже ничего не могла. Теперь я сам отстегивал ее чулки от резинок пояса и скатывал их с белых ног. Мои большие руки возились на ее груди с застежкой лифчика. Мои пальцы залезали под теплую резинку ее трусов и неумолимо стягивали их вниз по бедрам, лишая ее тело этой самой последней маленькой защиты. Оставил лишь одни босоножки. Они ей были к лицу, да и ноги не будут мерзнуть на железках. Мне не хотелось быть грубым в этот момент. Я знал, что ее ждет, поэтому бережно взял эту тонкую голую девочку за плечи и повел к «самолету».

– Поставь сюда ногу. Нет, вот сюда. Чуть вперед. Да, так.

Пристегнул по очереди лодыжки.

– Не больно? – (кто бы спрашивал!)

– Нет, – сквозь слезы.

– А сейчас?

– Нет.

– Хорошо, – (кому только?)

Снял наручники вместе со спутанным на руках лифчиком.

– Осторожно, не упади назад.

Перегнул ее через стойку, широко развел руки, отрегулировал и защелкнул запястья. Притянул шейку ремешком к подставке. Попку поднял чуть повыше, она нам сейчас будет нужна в первую очередь. Спина хорошо вытянута, головка поднята, испуганные серые глаза смотрят ввысь. Страх неведомым монстром уже начал подниматься из сумрачных глубин ее сознания…

Шеф с интересом наблюдал за приготовлениями, поглядывая то на Ленку, то на меня, по-видимому, в деталях смакуя предстоящую экзекуцию.

Ноги чуть раздвинем, ей понадобится устойчивость. Уберем со спины волосы, хоть и красивые, но будут мешать делу. А вот и шеф, покряхтывая, устраивается верхом на стуле напротив лица девушки. Это его любимое занятие – наблюдать вблизи за выражением лица. Спину отсюда тоже видно хорошо.

Я расположился сзади, командуя батареей плеток, ремней, прутьев, разложенных на небольшом медицинском столике. Теперь мое внимание было направлено на пальцы главного конструктора. Ими он давал незаметные постороннему наблюдателю знаки по силе и месту применения инструментов задушевного разговора. Как дирижер оркестра он делал очередной легкий пас и вслушивался в звучание: нет ли фальши в альтах, искренне ли переживание валторны, и прав ли фагот. Знаки и саму процедуру я знал назубок. Экспромты, впрочем, тоже допускались.

Беседа проходила неторопливо. Майор задавал вопросы, Ленка на них отвечала. Отвечала всем своим тонким молодым телом. Красные рубцы ложились на ягодицы, спину. Наиболее чувствительные багровели.

В начальной стадии процедуры команды поступали в основном на попку. Это были не самые болезненные, но наиболее унизительные удары, особенно по отношении к девушке. Так наказывает провинившуюся служанку тиран-хозяин, умело сочетающий позор унижения и физические муки. Не столько для порядка, сколько, естественно, для собственной услады. Фогелю тоже нравилось перед серьезными пытками женщины как следует выпороть ей задницу. Здесь он не спешил, это была его любимая увертюра.

Для этого я обычно брал длинную ивовую розгу, традиционно вымоченную в воде. Хороша штучка тем, что крепкая, прямая, достаточно тяжела и упруга. Как рапира. Использовать лучше самый конец прута, там скорость и сила удара максимальны. А попка у нашей девочки небольшая и упругая, прямо как у мальчика. Поэтому надо хорошо прицелиться, заранее определив желательное место. Как вам, например, в качестве первой мишени задняя ягодичная складка? При таком перегибе тела она разглажена, и кожа здесь уже хорошо натянута. Получается отменная чувствительность. Интимнейший женский уголок, надо отметить, сама нежность. Вот этим и надо пользоваться. Приложим розгу к этому прекрасному месту, запомним положение. А теперь отведем прут за спину и как…

С-с-ссяц!

– А-а-а-а-а-а!!

Попали!! Зер гут, попали! В самое яблочко! Мышцы ягодиц девушки под тонкой кожей судорожно сжимаются и разжимаются, изо всех сил разгоняя кошмар боли. Совершенно неприличные, казалось бы, в обыденности телодвижения являются единственным средством хоть чуть-чуть уменьшить внезапный нестерпимый ожог. Не правда ли, эти движения выглядят довольно эротично? Особенно, если присмотреться, какой симпатяжке принадлежит эта красиво выпуклая часть тела. А тонкие пальцы ее закованных рук исполняют немыслимый танец, мечтая хоть как-то прикрыть, защитить вопиющую от боли плоть. Но пока она в нашем безграничном распоряжении. И будет оставаться в нем, сколько нам будет угодно. Проверено. А сейчас возьмем чуть повыше, где прячутся губки, плохо спрятались, выглядывают. Здесь тоже очень вкусное местечко.

У-У-с-с-ссяЦ!!

– А-А-А-А-а-а!!!

Крепкая розга звонко впечатывается почти на половину своей толщины в белую плоть ягодиц и подбрасывает ее с обеих сторон маленькими упругими волнами. Волны отбегают от рубца и быстро затихают. После белой полосы в него поступает кровь, заполняя и леча подкожную рану. Рубец постепенно краснеет, ведь надо лечить и поврежденные капилляры, вот они – багровые пятнышки. А тут новый удар! И совсем-совсем рядом!

У-с-с-ссяц!!

– А-А-а-а-а!!!

Как же это невероятно больно! Тело дергается вперед, конвульсивно извивается, пытаясь убрать, спрятать от жалящего удара эту нежную беззащитную попку. Но крепкие застежки дают ему совсем немного свободы, ровно столько, чтобы было видно величину страдания. А вы не желаете поучаствовать? Хотите сами попробовать? Пожалуйста. Вот прут. Слегка шершавый, но зато не скользит в руке. Только постарайтесь, чтобы он лег равномерно на обе ягодицы. Тогда отдача будет двойной. Не спешите, здесь, как и в бильярде, хороший удар даром не пропадет. Встаньте чуть поближе. Попробуйте попасть, например, прямо по анальной ямке. Приготовились…

У-с-с-ссяц!!

– А-А-а-а-а!!!

А вы, знаете, совсем неплохо! А еще? Видите, как она напрягается, слыша этот издалека идущий свист! Здесь все немного наоборот: сначала гром, а затем и молния в мозгу.

У-с-с-с-сяЦ!!

– А-А-А-а-а-а!!!

А в вашу ладонь через прут приходит приятный импульс, подробно описывающий утонченную податливость девичьей попки. Почувствовали? Вот, вот! В этом и есть изюминка. Это выгодно отличает розгу от плети. Провод или кожаный ремень плохо передают нюансы контакта. Поэтому в работе с ягодицами я рекомендую выбирать именно прут, он дарит ладони этот нежный аромат. Только действовать надо не кистью, а всем плечом с мощным и амплитудным поворотом корпуса. Тогда и импульс будет более ощутимый. Позвольте. Смотрите, вот как это правильно делается:

У-у-с-с-с-с-ссЯЦ!!!

– А-А-А-А-О-О-О!!!

Очередной густо-красный рубец украшает белые булочки мечущейся попки. Это работа настоящего мастера.

Но, честно вам скажу, я не зверствовал, сверх команды не работал, бил без оттяга и по филейным местам. Майор тоже сказал: пока без излишеств. Это значило кожу не сечь, без крови, то есть. Сам же, сидя прямо перед ней, вытирал девочке слезы, поправлял за ушки волосы, гладил головку. Ну, просто отец родной. Да на меня еще возмущенно покрикивал:

– Вальтер! Что вы делаете!? Ей же больно, черт возьми!

Особый садизм положения заключался в том, что я переводил его реплики для Ленки. Значит, главная сволочь, это я. А сам, гад, мизинец топорщит, значит, опять по этим бедным ягодицам надо добавлять. Удар следовал за ударом. Ленка орала, но терпела, как могла, неся свой нелегкий крест и, скорее всего, понимала роль каждого участника событий.

Со своей стороны я старался помочь ей. Когда было можно, гладил, успокаивал горячую терзаемую попку. Чувствовал, как она радовалась моей прохладной ладони, и даже бесстыжим пальцам, игравшим с ее открытыми прелестями и проникавшим, куда вроде нельзя. Отдыхала, понимая, сейчас удара не будет. Внутренние мышцы сжимались, и кажется, тем благодарили пальцы за перерыв в истязаниях.

Шансов у девушки не было. В руках профессионала ломались практически все. Фогель это прекрасно знал и не торопил события. Уже сам увлекательный процесс пытки, а не результат доставлял ему главное жизненное удовольствие. Торжественным «Парсифалем» Вагнера были для ценителя классики крики и страдания беззащитной жертвы. Возраст и пол играли не последнюю роль. Сам Фогель рассказывал мне как-то, что в его юности ему не везло с девушками. Их мало интересовал этот мрачноватый толстячок. Они обходили его стороной, невзирая на богатого папашу. Видимо оттого у него рос, рос и вырос большой зуб на всех этих недоступных кокеток. Мысленно он уже многократно проделывал с ними всевозможные гадости. Мстительность постепенно стала доминирующим чувством и с годами сформировалась в устойчивую глубинную черту характера. Поэтому сегодняшняя экзекуция была для него просто подарком. Низменные чувства старого садиста сладко будоражились при виде корчащейся и стонущей под ударами нагой красавицы. Ее тонкая молочная кожа постепенно покрывалась болезненными полосами. Молодость, достоинство, здоровье – все намеренно втаптывалось в грязь безжалостным сапогом. Абсолютной власти над девушкой было мало. Хотелось вплотную видеть ужас боли и отчаяния в этих огромных красивых глазах, посмаковать немыслимые в обычной жизни унижения. И, главное, уловить тот перелом в сознании, когда боль выдавливает последние остатки воли, и человек превращается в вещь.

Гроссмастер видел, все идет по его изуверскому плану. Прекрасный дебют, легко перейти в плодотворный миттельшпиль. Он знал цену боли. Удовольствие намеренно растягивалось. Надо было дать жертве немного придти в себя. Теперь он, не спеша, со вкусом насиловал в анус беспомощную девушку, распятую на самолете. Пошлепывал по измученным ягодицам, водил пальцами по горячим рубцам, трепал нежную грудь. Наматывая на руку волосы, поучал, что каждая полька должна принимать за великую честь служить Рейху. Любое отступление влечет кару. Арестованная уже тем заслужила хорошее наказание, что не рассказала о брате добровольно и сразу. К концу выступления наш лектор немного запыхался. Слез с кафедры, вытер Ленкиными волосами свою орясину и опять поставил кофе. Мне, как любимому доценту, было предложено продолжить тему. Отказываться было неудобно, да и незачем. Третье за сегодня мое совокупление с Ленкой больше напоминало онанизм. Бесспорно добротный, но бесчувственный. В итоге устали все.

Лучший отдых это смена занятия. Мы не исключение. Сначала немного коньячку. С кофе просто чудненько. Покурили. Теперь о зрелищах. Механик, игриво покачиваясь, идет к самолету. Видите, сколько у него разных приспособлений? Покрутите, пожалуйста, вот эту ручку маховичка внизу у колес. Нет, не туда, в другую сторону. Смотрите: площадки, где застегнуты лодыжки ног, раздвигаются вширь. Покрутите еще. Такая вот конструкция. Ну, хватит, шире не надо, а то вид у нашей стюардессы будет совсем уж неприличный. Вон как заволновалась. Не напрасно. Дрожит вся. Размотаем провода от повышающего трансформатора. Черный провод с зажимом, его вот сюда, к ножной планке самолета прикрутим. Другой, красный заканчивается латунным оголенным контактом – «пешкой», это такая штука, как фигура в шахматах, только она из металла и побольше. Шарик, ножка и пятак. Сзади ручка маленькая деревянная. Пешку обычно вставляют шариком в естественные отверстия. Держится отлично и контакт по всей поверхности отменный. Там же влага или что еще? Но мы вставлять не будем, так покажем.

Включаем в розетку и ставим небольшое выходное напряжение: где-то около трехсот-четырехсот вольт. Теперь осторожно берем пешку за ручку и по команде Фогеля проводим шариком у нее между ног. Как затанцевала, бедная! Как запела! Смотрите, треск, искры! В авиации это называется «контакт», когда мотор заводят. А у нас это искрометный танец «полька» в исполнении голой польки, длинноногой солистки ансамбля «Беззаботная юность». Какие ножки, да на каблучках, да как ходят! Любимый концертный номер майора. Мне кажется, он его придумал еще в туманной юности. Жаль, долго не мог поставить. А попка как весело играет под высоковольтные синусоиды! Толку, правда, немного – обычные судороги мышц, если долго – разогрев, обезвоживание. На мужчин вообще действует слабо. Больше психологически. По сравнению с хорошей плетью или раскаленным железом – просто отпуск на море. Но для ассортимента использовать можно.

Для мужчин у заплечного мастера есть инструменты посолидней. Рояль, например. Хотите попробовать? Пожалуйста, пройдемте. Вот он, сразу за дверью, наш подвальный концертный «Штейнвег». Без особого лака, но тоже черный.

Подбросим фалды, садитесь удобней. «Пианист» пристегивается к креслу с высокой спинкой. Шея под обруч-замок, это как бы бабочка, ноги на педали – тоже с застежками, а руки попрошу вперед, да-да, вот сюда, на клавиатуру. Запястья в браслеты, а пальцы врастопырку, каждый под свою проволочную петлю. Потерпите немного, сейчас закончим. Готово! Что будем исполнять сегодня? Полонез Огинского? Очень патриотично. Вы знаете, у меня он тоже, вот здесь. А вы настоящий патриот? Да? Сейчас проверим. Прошу, ноты. Приступим.

Взмах руки, и по пальцам, как в рояле по струнам, начинает играть крепкий дубовый аукционный молоток. Не обязательно сразу по всем, так, несколько нот можно взять для начала из десятирядного стана. Лучше идти от ногтя к основанию. Фаланга за фалангой. Примерно так фрау Фогель делает воскресную свиную отбивную. Ритм у полонеза неспешный, даже больше грустный. Делаем по два-три хороших хлопка на каждый. Раз-два-три. Продано! Не забывайте про мизинчики, это наше «ля» из второй октавы. Нервных рецепторов здесь много, на всех хватит. Основательная и пронзительная костная боль это вам не царапина какая-нибудь, аккорды получаются довольно высокие. О чем-то другом думать просто физически не получается, только о музыке боли. (Как я завернул, а?) Но, перелистаем ноты, поднимем еще выше нашу тональность. Еще по разу туда же и еще чуть впечатлительней. Ощущаете мелодию? Кожа цела, а косточки и суставчики уже далеко не совсем. А, если еще на пол-октавы? Сможем? Надо постараться, я прошу вас! Но учтите, первый раз это только репетиция. Обычно всего-то час-полтора. Хотя кому-то и этого хватает, сходит с дистанции.

Настоящий концерт с оркестром, в полный, так сказать, голос, назначается на другой день. Когда часть из пальчиков-клавишек синие, опухшие, и нельзя до них дотронуться, так больно. Но вот как раз это-то нам и надо. Теперь они точно как клавиатура, черные, белые. Не всякий тапер остается в сознании и чувстве прекрасного. Трудно? Понимаем. А вы как хотели? Успех, знаете, приходит не к каждому. После первого фальцета поникшему лауреату подносят заслуженный нашатырь и просят повторить на бис. Да, это не цветы, но отказываться у нас не принято. Повторяем с еще большим вдохновением. Видите, до каких звенящих вершин мастерства доходит уровень исполнителя? Брависсимо, маэстро! Искусство всегда требовало жертв и немалых. «Пианиста» уводят и приглашают уже назавтра с утра снова на гастроли. И так до всеобщего и полного признания. Вы поняли, про какое признание, я говорю? Ведь главные аплодисменты нужно получить от старшего концертмейстера – господина Фогеля. Открою наш маленький ведомственный секрет: он – абсолютный антипод Сальери. Он сделает из любого из вас настоящего Моцарта. Моцарта великих признаний. Вы вспомните даже то, чего до этого просто не знали. Вы все еще не верите? Тогда прошу к роялю….

А у нас шел второй час допроса, Ленка не сдавалась. Ее спина, как карта истерзанной Польши уже несла следы Вестерплатте и всего великого Восточного фронта. Ее бороздили угрюмые танковые следы и многоточия бомбардировок. Что не говорите, но сегодня именно здесь, по этой худенькой спинке, проходил наш фронт Второй Мировой войны. Здесь шел один из тысяч ее жестоких боев. Здесь, как в любой битве, решались судьбы отдельных людей и народов в целом. Чем закончится бой и вся эта грандиозная война? Как повлияет она на наши судьбы? Это тогда не знал никто.