Членская жизнь. Серия: Жизнь проституток Часть 1

Ребята, я ни разу в жизни не трахал женщину.

Я просто не знаю, что скрывается за этим простым словом – трахал...

Я работаю членом. Это моя профессия.

Если кто думает, что в моих словах ерунда какая-то – пусть читает дальше.

Когда меня купили, я был совсем маленьким. Своих родителей я не очень помню, на рынке рабов об этом не очень думается. Сколько мне было лет – не знаю, я был уже не мальчиком, но еще и не взрослым.

Что-то кому-то во мне понравилось, на меня показали пальцем, меня куда-то везли, так я начал работать членом.

Если поверите, ребята, я люблю женщин.

Мне нравятся их тела, их груди, их движения.

У меня есть то, чего нет у них – и мне нравится эта разница.

Я оказался среди большого количества женщин, я был один с членом.

Кто так не был – тот не поймет, в комнате штук двадцать женщин – и я один с членом.

Никаких прав я не имел. Мои руки и ноги были связаны длинными кандалами, я мог шевелиться, я мог даже немножко ходить, но я был абсолютно беспомощен.

Меня купили на потеху этим женщинам, мной хотели их порадовать.

У меня был член, у них не было.

Женщины относились ко мне хорошо, даже любили меня, как цветочек в горшочке. Они были хорошо воспитаны, как я сейчас понимаю, до знакомства со мной они прошли серьезную школу.

Больше всего они боялись, что они не смогут поднять член мужчины. Какое наказание им грозило – я до сих пор не знаю, но боялись они жутко, а я, полусвязанный, торчал в углу их общежития – и они на мне тренировались.

Называли они меня Ванькой, хотя никто из них ни разу не спросил моего имени.

Женское общежитие – это еще та штучка.

Подходили ко мне все без разбору, от меня требовали только эрекции.

Мне было сложно различать их лица, одно большое голое тело, которое от меня всё время чего-то хочет.

Меня целовали, меня били, всего не расскажешь...

Они играли в карты, проигравшая должна была "поднять Ваньку". Несчастная проигравшая передо мной танцевала, изображала стриптиз: хотя "стриптиз" – это снятие одежды, а ей снимать было нечего. Потом целовала мой член.

Иногда меня немножко била. Она проиграла "ваньку" – она не оставляла меня в покое, пока у меня не случалась эрекция. Гордо показывала подругам мой член – и одни играли дальше.

Со следующей проигравшей мне было еще сложнее...

Иногда мне бывало ее жалко, я вместе с ней хотел моей эрекции – но ничего не мог поделать.

Иногда меня охватывало равнодушие, тебе надо – ты с моим членом и возись.

Однако у каждого своя работа, я работаю членом. Ко мне подходили ночью, ко мне подходили днем, меня возбуждали, на мне тренировались. Как я сейчас понимаю, им был запрещен секс, со мной можно было только тренироваться.

Помню, как-то повадилась ко мне одна из них. Я её отличал – короткие черные волосы, очень гармонично шевелящееся тело. В отличие от других, она не приставала к моему члену – она прижималась щекой к моей груди и тихо плакала. А я связанный, я даже погладить-прижать её не могу... Она от меня ничего не требовала, просто прижималась ко мне, ласкала, перебирала яички, но моя эрекция её не интересовала. Она ни разу не заговорила со мной и ни разу не посмотрела мне в глаза. Я – для тренировок.

Тут надо сказать, что женщин из моей комнаты иногда куда-то забирали. Куда – я не знаю, но возвращались они далеко не всегда и не все. Если возвращались – очень притихшие, никакие, о чем-то шептались с соседками, ко мне интерес обычно теряли.

Забирал их евнух, которого звали Ахиллес.

Это был единственный человек, который входил в нашу комнату.

Двери открывались – входил Ахиллес.

Все женщины при этом подскакивали и становились в одну шеренгу. Я не знаю, где и как их воспитывали до поселения в комнату со мной, в комнату с тренировочным членом – но Ахиллеса они слушались без единого сомнения.

Женщины были разные. Иногда Ахиллесу нужно было что-то конкретное, тогда он несколько раз проходил вдоль строя, выбирал, избранницам показывал на дверь. Иногда он брал первое попавшееся.

Женщины уходили. Возвращались, как я уже говорил, редко.

Появлялись новенькие – но уже воспитанные. С новенькими отдельная забота. Каждая сразу или чуть позже подходила ко мне и начинала добиваться эрекции. Иногда казалось, что они вообще член видят первый раз в жизни, я их не интересовал абсолютно, их интересовала только эрекция члена. Сосали до слёз, лишь бы поднять, а я не могу так.

Жалко мне их, членообязанных, но я ничего не мог поделать – я даже заснуть мог с членом в чьем-то ротике, а они от этого очень расстраивались, мол, неспособные.

Ахиллес никогда никого не пугал, но его боялись. За поясом у него была резиновая дубинка и кнут, вне сомнения, он умел этим пользоваться – но никогда не делал этого в спальной комнате.

Единственное поощрение, на которое был способен Ахиллес – команда "говори".

Как правило, это произносилось в адрес вернувшейся женщины, то есть заработавшей.

На слово "говори" можно было попросить чего угодно. Не факт, что дадут – Ахиллес сразу говорил "да" или "нет".

Если "да" – хорошо.

Помню, как-то попросили гитару. Ахиллес принес. Попросили карты Таро – нет проблем. Попросили книжку Льва Толстого "Воскресение" – Ахиллес сказал "нет". Почему – можно только догадываться.

На меня Ахиллес не обращал внимания. Однажды я попытался затесаться в строй женщин, надеясь услышать желанное "говори". Но Ахиллес оттолкнул меня кулаком в грудь, он сюда ходил только за женщинами, а я – как фонтанчик с водичкой, для их поддержания тут.

Брюнеточка, о которой я упоминал, явно по мне таяла, без каких-либо действий с моей стороны.

Не знаю, с кем она и как договорилась, но спать она стала на ближайшей ко мне кровати.

Ей очень нравилось теребить соски моей (мужской) груди, совать пальчики мне в рот, прижиматься губами к моему телу. Я беззащитно расслаблялся. Меня трогали уже разные женщины – я был к ней высокомерно равнодушен.

Однажды я обратил внимание, что она, целуя меня, начинает как-то неестественно дрожать. Я такого никогда не видел, но моё положение – цветочка для тренировок – не давало мне права на какое-либо мнение.

Однажды она, прижимаясь ко мне, дрожала всё сильнее и сильнее – и я уже начал подозревать какую-то болезнь, хотя меня ее дрожание расслабляло, даже нравилось.

Однако тут появился Ахиллес, и все женщины, как положено, построились. Ахиллес показал моей брюнеточке на дверь, а вслед за ней вывел всех женщин.

Брюнеточки я больше не видел, а все остальные вернулись очень притихшие. По фрагментам их шепота я понял, что они видели казнь.

Ко мне стали подходить очень сосредоточенно, практикуя умение "поднять Ваньку" и при этом не задрожать.

Как я понял, "задрожать" – для рабыньки смертельный грех. А то, что все мои подопечные рабыни – я догадался гораздо раньше. А меня тут поставили рабынькам на утеху.

Как я уже сейчас понимаю, трогать мой член им разрешалось только руками и ротиком. Они очень следили, чтобы никакая часть моего тела не прикоснулась к их волосикам между ног – за это, вероятно, кара была очень страшная.

Сколько я так жил – не знаю.

В комнате не было окон, меня востребовали, невзирая на мой сон. Часто я вдруг неожиданно для себя замечал, что мой член теребят уже давно.

Да, иногда я спускал. Для подопечных "спустить Ваньку" было высшим пилотажем, сложнее, чем просто "поднять Ваньку". Как я сейчас понимаю, я спускал часто. Мне это даже нравилось – брызнуть в ротик, когда головку члена плотно сжимают чьи-то губки. В кого я кончал – я не знаю, женщин было много, они менялись, и все были для меня одинаковые на ощупь. На их ощупь.

Все кончилось в один день.

Пришел Ахиллес и забрал всех женщин.

Вряд ли они в чем провинились, более вероятно, для какой-то цели понадобилось много дрессированных женщин.

Забрали всех.

Довольно долго я был один, даже начал тосковать по вниманию к себе.

Потом впустили два десятка новеньких. Мне и моему члену это понравилось, мы заторчали – прикольная толпа новых женских тел. Они столпились вокруг меня и моего члена, восторженно смотрели, не решаясь прикоснуться.

Однако меня от них увели. Я даже не помню, как – просто увел Ахиллес.

Новое место моей работы сначала мне не очень понравилось.

Во-первых, меня привязали достаточно жёстко. Лицом к стене, шевелиться я не мог, мой член торчал независимо от меня через дырку.

Благо, перед глазами была щель.

Я чувствовал себя абсолютно беззащитным. Я привязан к стенке, мой член торчит через эту стенку, глазами я могу видеть, что с той стороны – но ничего не могу поделать. Я никому не был нужен, был нужен только мой член.

Я ожидал боли, надругательства над членом, но ничего такого не было. Тогда я начал смотреть через щель и увидел четверых голых девушек. Собственно, к голым женским телам я давно привык – но здесь было что-то особенное. Они были очень близко друг к другу, шевелящейся кучей, привязанная каждая один раз – кто за руку, кто за ногу. Я смотрел во все глаза, мой член встал.

Они видели мой член, видели прорезь, в которой могли предположить мои глаза.

Они не обрадовались, скорее, передернулись от ужаса, смешанного с ненавистью.

Почему – я тогда не знал, честно говоря, мне надоела полная власть женщин надо мной, мне нравилось, что эти представительницы связаны и не могут меня "поднимать" и "доить".

Мне нравилось мое право подниматься тогда, когда я этого хочу.

Издалека послышались шаги, я понял, что мы торчим в каком-то коридоре. Вернее, в коридоре торчит мой член и эти привязанные тела.

Из-за угла вышел Рыцарь.

Позвольте мне назвать этого мужика так – он был одет, даже с элементами украшений, он был со шпагой.

При его приближении четыре женских тела сжались в тесный клубок, испугались.

Он подошел.

И только тут я заметил, что на противоположной (от меня) стороне коридора висит большой выбор всяких понятных штучек – плётки, дубинки, палки, просто веревки и железки.

Рыцарь ухмыльнулся, выбрал кнут, громко ударил им по полу.

Женщины завизжали.

Тогда Рыцарь ударил кнутом по ним, по всем четверым сразу.

Визг клубка тел был коротким, однако по мне он прошёл молнией.

У меня никогда не было такой эрекции.

Мой член просто распирало, он готов был взорваться.

Рыцарь ударил еще раз, женщины визжали.

Мне казалось, что если сейчас ко мне не прикоснутся – я умру. Я очень привык к ротикам, которые постоянно меня сосали – мне срочно нужен был ротик, у меня было что сосать!

Но – нет.

Рыцарь ушел, ударив всего два раза.

Следующий посетитель нашего коридора вел себя примерно так же.

Он посмотрел на мой член, потом взял палку и ударил по одной из женщин.

Женщина громко взвизгнула и инстинктивно попыталась повернуться спиной, защищаясь от ударов.

Её били по спине.

Она кричала, она встала на четвереньки. Её били без остановок, с двух сторон, ритмично, тук-тук, тук-тук, тук-тук...

Я смотрел во все глаза.

Дубинка неожиданно изменила траекторию и сильно ударила по животу соседки, которая, вероятно, уже начала радоваться, что бьют не её.

Крик.

Обладатель дубинки посмотрел на мой член, который, естественно, торчал неимоверно.

Бросил дубинку и ушёл.

Я не могу передать, как мне было плохо на моем новом месте работы.

Вряд ли кто-то из вас такое испытывал.

Понимаете, я привык много спускать – как много, я не знаю, я не знал времени. Мой организм постоянно вырабатывал соответствующее вещество. Кричащие женщины, которым больно, возбуждали меня очень сильно, член торчал, но спустить я не мог. Поверьте, это даже не боль, это просто уезжание крыши сразу.

Я был на грани сумасшествия, когда очередным посетителем нашего коридора оказалась женщина.

Назову ее Матрона.

Ей было за сорок, богато одета, я очень давно не видел одетую женщину.

Покажи мне ее не в тот момент – рассмеюсь. Толстая, рыхлая, оплывшие щеки, маленькие глаза...

Но тогда она меня просто спасла.

Проходила по нашему коридору, думала о чем-то своем. Посмотрела на голых девок – беззвучно рассмеялась.

Потом посмотрела на мой член, торчащий из стенки. Хихикнула, но взяла меня в кулак. Поверите, это прикосновение немолодой женщины было для меня во сто крат приятнее, чем все эти ротики, которые доили меня раньше.

Я просто поплыл в какую-то другую вселенную.

Плыл недолго, толстушка вытащила вторую руку, медленно широко раскрыла ладонь и прикоснулась плоской ладонью к головке моего члена. Сделала она несколько движений или нет – я не помню, такого облегчения у меня ни разу не было, моя струя понравилась бы любой женщине без исключения.

Матрона не убирала руку, дождалась конца струи. Потом хрипло рассмеялась, повернулась к девчонкам и медленно тщательно вытерла ладонь о живот ближайшей из них.

Хмыкнула, ушла с чувством собственного превосходства.

Постепенно я привыкал к своей новой работе.

Я или понял, или догадался – я был индикатором. Девок с другой стороны коридора били до тех пор, пока у меня не наступала очень жесткая эрекция.

За это девки меня не любили.

Помню, особенно не любила одна, я её про себя называл Садисткой.

Дело в том, что привязаны они были в полутора-двух метрах от меня, привязаны по-разному, а эта была привязана всего лишь за кисть руки.

Эта Садистка изловчилась так вытягивать ногу, что доставала до основания моего члена.

А за нами же никто не следил, когда не было посетителей. Она пальцами ног хватала меня за яйца и очень больно тянула вниз. Я кричал, это действительно очень больно, женщины не способны на такую боль.

Я даже не видел, как реагируют привязанные девки – мне было не до этого.

Садистка иногда давала мне передохнуть. Потом снова сжимала мои яички большим и указательным пальцем ноги, второй ногой издевалась над моим членом...

Когда вышел очередной Рыцарь, взял плеть и начал бить Садистку – я был несказанно рад. У нее было худое костлявое тело, которое довольно быстро покрылось кровавыми пузырями от ударов. Рыцарь бил дальше, к моему удивлению, Садистка начал дрожать, по ее телу пошли судороги, скоро она начала дергаться, вероятно, в припадке этой неизвестной мне болезни. Рыцарь остановился, смотрел, как корчится избитое тело.

Потом достал свой член, взял за попку отвернувшуюся соседку Садистки, ни слова ни говоря, поставил её на четвереньки.

Оттрахал.

Я первый раз такое видел, я понял, что я чего-то в жизни не знаю. Женщина не сопротивлялась, хотя Рыцарь не применял плеть. Он сделал десяток движений и замер, было понятно, что он изливается в женщину.

Вынул член и ушел.

Я не помню, в какой момент, но я догадался, что наш коридор – это выход из кабинета какого-то начальника.

Начальник хотел делать приятное своим собеседникам. В начале коридора были мы, просто место для побития девок с индикатором. Дальше по коридору, я слышал звуки, было нечто более специализированное, там девок трахали, иногда жестко-больно, иногда в комнатах с диванами. Наверное, что-то было и для Матрон, выходящих от начальника.

Большинство посетителей это знали, около нас долго не задерживались, просто делали несколько ударов по куче женских тел, прислушивались к себе и смотрели на мой член.

На ночь меня отвязывали.

Отводили в комнату-одиночку, где ничего не было, только очко и фонтанчик с водой.

Засыпать было сложно. Поймите, я много времени провел на предыдущей работе постоянно доенным, у меня был избыток вещества, мне было больно. В это тяжело поверить, но я не мог подоить сам себя. Сколько ни тёр член руками – спустить хотелось только больше, но спустить не получалось.

А матроны ко мне прикасались очень редко...

Однажды ночью в мою одиночку зашел Ахиллес.

Непонятно почему, но я вытянулся перед ним, перед начальством.

Он мне коротко приказал:

– Говори!

Я был не готов, я об этом не думал.

Я попросил перо и бумагу.

Он сказал "да".

Я написал этот текст.

Я не знаю кто ты, Читатель.

Я ни о чем не прошу, я не могу просить – я не знаю, где я.

Вероятно, у меня есть еще несколько минут.

Я думаю – что попросить у Ахиллеса в следующий раз, если он скажет "говори".

Как ты думаешь, Читатель, если я попрошу связанную женщину – мне дадут?

Ахиллесу же не сложно, у него много...

Я бы долго изучал её строение, как у них между ног – я только издали видел.

Я бы трогал ее грудь. Я не знаю, какая грудь на ощупь – она мягкая? упругая?

Самое главное, Читатель, мой член никогда не был между ног у женщины.

Скажи мне, большая разница? Так же, как в ротик – или все по-другому?

Я завидую тебе, Читатель...