Санитар из морга Часть 1

Глава 1. Трудное детство

– Нет, не надо, пожалуйста, не надо! – привязанная к гробу девушка молила мучителя о пощаде.

Глупышка не знала, что для чудовища в человеческом обличье, в машину к которому она рискнула сесть, путешествуя автостопом, мольбы и унизительные просьбы самая лучшая на свете музыка. Конечно, самостоятельное путешествие на юг полно приключений, но Вика, так звали жертву, и подумать не могла, что они могут закончиться подобным образом. Водитель казался добрым, предложил заехать к нему пообедать и помыться в ванне. Уставшая Вика согласилась, а теперь, накормленная пельменями и хорошенько отмытая под душем, лежала растянутая на гробе.

– Я лучше знаю, что тебе надо! – Дмитрий Станиславович, охотник за молоденькими девушками, водил по вздрагивающему обнаженному телу мокрой крапивой.

– Мама! – от каждого прикосновения жгучего растения пленницу выгибало дугой. – Больно!

– Это, моя хорошая, только начало! – мучитель не торопился: он прекрасно знал, что, чем дольше продержится девушка, тем больше он получит удовольствия. Конечно, впереди ее ждет много боли и мучений, но это впереди. Главное – сломить волю, заставить сознание сжаться в клубок и выпустить на волю ужас, много ужаса. Чем добиться такого эффекта, Дмитрий Станиславович прекрасно знал. Для девушек, что помладше и не имеют большого сексуального опыта, страшно остаться голыми, страшно подпустить к себе мужчину, страшны прикосновения к интимным органам, о больше всего и унизительнее – это боль… Боль ломает волю даже профессиональных проституток, которым раздеться перед мужиком – рутинная работа.

– Автостопом путешествуешь, на юг собираешься? – мужчина строго посмотрел на плачущую жертву, и стал, не торопясь, намыливать кисточкой для бритья лобковые волосы пленницы. – А что же не побрилась под бикини? Ничего, у водителей сосала, а у меня полежишь на гробике!

Дмитрию Станиславовичу, что ловко орудовал бритвой, не повезло еще до рождения. Отец был алкоголиком, мать поздно забеременела, вдобавок, роды были тяжелыми, а когда он с трудом все-таки появился на свет, врачи поставили диагноз: родовая травма. В результате мальчик уже из роддома был выписан больным и доставал родителей беспричинными криками и воплями. Еще больше нервы его расшатывались от ругани вечно пьяного отца и регулярных побоев.

Мужчина, любуясь, как вздрагивает от прикосновения опасной бритвы тело жертвы, вспоминал, как его отец, обратил пристальное внимание на своего отпрыска, когда тот съел ломтик торта, украшенный пятью именинными свечками.

– Пора заняться твоим воспитанием всерьез! – сказал папа, когда Дима, собирая со стола праздничную посуду, случайно разбил чашку из сервиза. – С этого момента шлепками ремня от моей любимой бритвы по заднице ты не отделаешься!

– Правильно, – сказала мама. – Давно пора! Розга для непослушных мальчиков – лучший подарок ко дню рождения! – папа ненадолго вышел и вернулся с длинными и тонкими прутьями. Скупясь на родительскую ласку, он никогда не скупился на крапиву розги, благо росли они прямо за домом.

«Хорошая вещь – крапива! В свое время я вдоволь ее наелся! – Дмитрий несколько раз ударил Вику страшными стеблями по щекам и провел между маленьких грудей. – Как она вертится! ». Теперь, много лет спустя, Дмитрий Станиславович любил унижать и мучить тех, кто слабее. Отцовские инструменты для бритья перешли к нему по наследству, но использовал старинную немецкую бритву с клеймами Круппа и ремень для ее правки не для личной гигиены: кроме боли он знал не один десяток способов унизить жертву и растоптать ее человеческое достоинство.

– Ну, вот и все, то есть почти все! – мужчина налил в руку дешевого одеколона и щедрой рукой обработал лобок, не забыв при этом и половые губы. Вместо благодарности он услышал душераздирающий крик. Девушка, только-только начала оправляться от укусов крапивы, а тут ей показалось, что между ног ткнули горячий факел.

– А-а-а… – из глаз девушки потекли слезы. Ноздри мучителя раздувались, вдыхая блаженный аромат ужаса, исходивший из юного тела.

«А все-таки гроб – великая сила! – подумал он, теребя пальцами розовые лепестки. – Стоило привести ее в мою мертвецкую, да показать покойников и слегка пригрозить, что для нее уже приготовлен гроб, так девочка сама разделась и позволила себя привязать! Как восхитительно дрожали ее коленки! ».

Сейчас одежда лежала в углу, а хозяйка была за руки и ноги привязана к ручкам шикарного «полутороспального» гроба, стоявшего на двух табуретах. В такой позе все прелести юного тела были к услугам мучителя, а жертва могла только вздрагивать настолько, насколько позволяла привязь.

– Не надо! – плакала Вика, ложась спиной на доски. – Пожалу-у-уйста!

– Если не будешь слушаться – окажешься не на крышке, а внутри! – пригрозил мучитель, пробуя в воздухе вымоченный прут…

С первой же порки маленький Димка понял, что сопротивление ведет за собой только усиление наказания, но долгое время добровольно под розги не ложился: маме постоянно приходилось помогать папочке в нелегком деле воспитания ребенка. Отдушины, что дает таким детям улица и друзья, у него не было. Ребята не любили Диму, дразнили недоноском и не хотели вместе с ним играть.

«На Маринку совсем не похожа! – подумал он, зажигая первую свечу. – Но как от нее сейчас хорошо пахнет! » Капли воска упали на живот девушки. Отчаянный визг жертвы не тронул сердца мучителя. Много лет назад он понял, как сладко слушать такие вопли в гостях у Маринки – одноклассницы в школе. С ней он сравнивал всех своих женщин. А началось с того, что в школе его, троечника по жизни, посадили на буксир к Марине за одну парту. Целых полгода они терпеть друг друга не могли, пока один раз, после особенно жестокой порки, Дима с трудом сел на свой стул.

– Наказали? – тихо спросила девочка.

Димка только кивнул головой. Девочка протянула ему жевательную резинку.

– Меня тоже дома... наказывают! – и тяжело вздохнула. – Папа ремнем!

– А мой папа говорит, что ремень только для самых маленьких годится! От розог боль сильнее и помнится дольше! – честно сказал Дима. – Иногда про три дня зудит, и садиться больно!

– Розгами? – голос у девочки дрогнул. – Ужас!

С этого момента стена непонимания и вражды между ними рухнула. Как-то раз Димка неделю просидел дома с высокой температурой, и пошел к Марине переписать домашнее задание. Его встретил на пороге квартиры Маринкин папа, одетый по-домашнему: в тренировочных штанах, майке и тапочках на босу ногу. Отвислый живот особенно гармонировал с полуспортивным видом папаши.

– А, к нам Дима в гости пожаловал! – папа сжимал в руках брючный ремень, сложенный вдвое. – Проходи, гостем будешь! «Неужели бить меня будет? За что? », – душа у Димки упала в пятки, но он все же пошел в комнату. То, что он увидел, повергло паренька в шок. Маринка, отличница, лежала на диване со спущенными до щиколоток трусиками и колготками, а платье было завернуто до подмышек. Худенькая детская шейка лежала на диванном валике, а под живот была положена подушка. Обнаженное тело мелко вздрагивало. Белые ягодицы были уже украшены несколькими красными полосами.

«Ее явно пороли! – понял он. – На диване! А меня чаще на кровати, если мама помогает держать, а если папа один, так просто зажмет голову между ног! ». Но не только вид обнаженной попки так поразил его, но и запах. Запах, наполнивший всю комнату. Он тогда еще не понял, что именно так пахнет ужас, боль и страх, который вместе с частицами пота сочился из тела наказываемой подружки.

– Папа, не надо! Пусть он уйдет! – девочка, увидев Диму, попыталась прикрыть ягодицы руками.

– Лежать! – приказал папа. – Иначе начну с самого начала!

В его словах чувствовалась глубокая сила и настоящее величие. Провинившаяся девочка сразу стихла и не прекословила.

– Двоечница! – папа взмахнул ремнем. Раздался хлопок, а вслед за ним отчаянный визг.

Девочка вздрогнула, подпрыгнула и согнула ноги в коленях. Папа прижал рукой детскую шейку к валику. Такое приспособление помогало не слишком сильно наклоняться к несчастной дочке и напрягать толстый живот. Он подождал, пока вопли стихнут, распрямил девочке ноги и снова поднял ремень.

– Будешь вертеться еще ремня добавлю! – папа полюбовался работой ремня и подождал, пока у дочери выровняется дыхание. – Ты думаешь, что стояние в очереди за колбасой освободит тебя от уроков? – вопрос был подкреплен очередным ударом ремня.

(Кто забыл, в те времена колбаса была большим дефицитом, и когда ее привозили в город – выстраивались огромные очереди. – прим. авт.)

– Папа, пожалуйста, не надо, – провинившаяся подпрыгнула на диванной подушке, – я больше не буду-у-у-у...

– Не будешь в очереди стоять? – папа слегка запыхался и ненадолго прекратил порку. – Или не будешь получать двойки?

– Двойки-и-а-а... – визг перешел в плач. – Умоляю-у-у-у...

– Никогда не говори никогда! – папа вновь поднял ремень. От прикосновения полоски из толстой кожи девочка вздрагивала всем телом. «А если чуть-чуть сдавить эту шейку сильнее? – подумал мальчик, глядя на то, как подпрыгивает попка. – Визг перейдет в хрип а потом... ». По его телу прошла сладкая судорога. Годы спустя эта мысль не раз возвращалась к нему, особенно в тот момент, когда он чувствовал полную безнаказанность.

– Папа! Не надо! Хватит! – успевала сказать девочка между ударами.

Видимо, отец порол больно: каждый удар заканчивался отчаянным воплем.

– За двойку – тридцать ударов, – папа обернулся к Диме, – по русскому или математике – сорок! – папочка не торопился: ремень методично опускался на вздрагивающие от боли половинки. – Так что терпи!

В воздухе стоял тихий гул: папочка, виртуозно владея ремешком, заставлял ременную кожу петь, но не так, как свистит розга, а тихим, низким тембром. Мальчик стоял, заворожено глядя на зрелище, и впитывал в себя тот самый запах. Вдруг его маленькому члену стало тесно в трусиках. Ему очень захотелось поправить его, но не лезть же в штаны? Тем временем попка Марины покрывалась все новыми полосками, а запах становился все сильнее.

– Ай! – после одного из самых жестоких ударов папа на мгновение ослабил захват шеи, и девочка умудрилась повернуться на бок, показывая мальчику то, что девочки стараются не показывать ни при каких обстоятельствах. Но тут было не до стыда: тело хотело спастись от ремня любой ценой, а папа раскручивал ремень в воздухе и кратко приказал:

– Назад!

Девочка покорно легла в прежнюю позицию и приняла серию жестоких ударов.

– Ну, вот и все! – сказал папа, опуская ремень. – Вставай!

Папино лицо было красным, но довольным от качественно проведенной работы. Марина отвернулась к стенке, чтобы не видеть разгоряченного Димкиного лица, натянула колготки вместе с трусиками и одернула платье.

– У-у-у! – никаких слов больше она сказать не могла.

«Ремень не хуже розог! – почему-то Дима пожалел, что все закончилось так быстро. – Но разве можно девчонок так бить? ».

– Вставай! Разлеглась тут! – скомандовал папа. – А ты что стоишь? Пришел задание списывать? Правильно! Маринка, иди умойся и дай ему свой дневник.

Девочка встала, и, размазывая слезы по лицу, пошла в ванну. Вернувшись, протянула Димке дневник. Там среди пятерок и четверок выделялась крупная двойка по русскому языку.

Мальчик ушел, потрясенный до глубины души. Ночью ему снова снилась порка, крики Маринки и запах, запах, который он запомнил на всю жизнь. «Привязывать надо! – решил он во сне. – И обязательно раздевать полностью! Ему снилась одноклассницы, отпускающие в его адрес разные шутки, растянутые на диване, а себя, конечно, в роли воспитателя. – Всех девчонок надо пороть! ». Оказывается, понял он годы спустя, гроб и мертвецкая – удобное место для развлечений. Только вид помещения приводит женщин в ужас, а к ручкам удобно привязывать руки и ноги! Теперь гробовая пляска стала любимой игрой извращенца. «Гроб и юное тело – что еще нужно для возбуждения?! » – думал он, глядя на то, как от каждого прикосновения крапивы морщится и мотает головой голая Вика. Постепенно знакомая теснота в штанах снова, как тогда в детстве, дала о себе знать. А много лет назад после пикантного зрелища, устроенного папой Маринки, утром на простыне он с удивлением обнаружил пятно спермы. Первая в жизни поллюция совпала, как на грех, с увиденной поркой и в голове у ребенка что-то замкнулось раз и навсегда.

Теперь в его штанах вздыбился огромный член. Не торопясь, он расстегнул брюки, выпустил его на свободу и уселся на грудь своей пленницы.

– Мне надо говорить, что тебе сейчас делать, или сама догадаешься?

Девушка посмотрела на качающийся перед лицом член, зажмурила глаза и открыла рот.

– Вот и славненько, только глазоньки-то открой! – Дмитрий Станиславович несколько раз ударил ее по лицу. – И старайся, если не хочешь с крышки гроба перебраться внутрь.

Еще один способ унизить женщину, считал Дмитрий Станиславович – заставить ее делать то, что она не хочет: оральный или анальный секс – для кого удовольствие, а для кого и наказание похлеще порки.

Тогда, после яркого впечатления от порки подружки он не стал рассказывать об увиденном: во-первых, друзей у него, чтобы поделиться впечатлениями, не было, да и сам он в первый же школьный день схлопотал все-таки двойку и нарвался на розги, взвешенные справедливой отцовской рукой. «Главное – подобрать к женщине ключ! – понимал мучитель. – Первым ключом, что я подобрал в школе, было молчание! Истинно: молчание – золото! ».

– Спасибо, что не разболтал! – Марина сама поцеловала мальчика в щеку два дня спустя после порки. Это был его первый поцелуй.

– Меня и самому от отца досталось! – вздохнул Димка. – Скорей бы стать взрослым! – «А вот теперь я взрослый! – Дмитрий отогнал детские воспоминания, почувствовав, что член начинает мелко вздрагивать. – Но как я мог, как я мог упустить тогда возможность с моей Маринкой? ».

На некоторое время воспоминания прекратились. В последний мгновения Дмитрий схватил девушку за затылок и загнал член глубоко в горло. Девушка поперхнулась, замотала головой и выпустила член, при этом слегка укусив его зубами.

– Ах, ты так! – Дмитрий Станиславович не ограничился пощечинами. – Матку вырву! – он засунул большой палец в прямую кишку, а три во влагалище.

– Простите! Я не хотела! Пощадите! – девушка орала и пыталась сжать мышцы тазового дня, чтобы не пустить в себя всю огромную страшную руку.

Вдруг оргазм невероятной силы, не сравнимый с тем, что она получала, лаская себя од одеялом, заставил ее тело вздрагивать. Боль куда-то ушла. Вслед за болью сознание покинуло тело. «Знаем мы эти обмороки! – Дмитрий вынул руку и посмотрел на девушку. – Ничего, скоро очнется! ».

Он вспомнил, как четыре года спустя жестокой порки в его присутствии, Маринка превратилась в хорошенькую девушку, а он – в нескладного прыщавого парня. Именно с ней у него была первая неудачная попытка стать мужчиной. Им было всего по четырнадцать лет. Однажды, когда родители Димки уехали на дачу, они вместе играли в детский бильярд у него дома.

– Помнишь, как отец меня порол? неожиданно спросила Марина. – Я тогда была маленькой и почти голой!

– Помню, очень хорошо! – Дима загнал шарик в лунку с пометкой 500 очков и вышел вперед. – Ты так извивалась под ремнем на диване! Мне было тебя очень жалко!

– Да мне и сейчас время от времени попадает! – вздохнула девочка, а шарик вылетел за борт и укатился под кровать.

Димка полез его доставать, выставив попу вверх.

– Ты видел тогда мою попу, а слабо тебе показать свою?

– Нет, не слабо! Мне тоже достается! – Димка положил шарик на стол, снял штаны, забыв строгий материнский запрет показывать девочкам то, что находится у него в штанах.

– Какие полосы! – Марина погладила следы от прута. – От ремня совсем другие синяки! Повернись ко мне лицом! – Дима увидел, что щеки девушки стали румяными как два наливных яблочка.

– Надо же, какая штучка! Ну его, этот бильярд! Сейчас я покажу тебе новую, очень интересную игру! – Марина потеряла к детской игрушке всякий интерес. В нее играют взрослые дяди и тети! Папа обожал играть в нее с мамой, особенно после того, как всыплет мне ремня! Каждый раз после порки они ложатся спать на час раньше. – Неожиданно Марина сняла с себя платье, толкнула его на диван, стала гладить мальчика по разным местам.

– Помнишь, у меня там совсем не было волосиков! – Маринка, помедлив секунду, сняла лифчик, а потом и трусы. – А теперь?

Перепуганный Дима не сразу справился с ситуацией.

– Мариночка, от этого бывают дети! – закричал и попытался вырваться, но девочка удерживала его силой.

– Ты чего, струсил? – она села на паренька верхом и стала прыгать на нем, издавая странные звуки. Правда, член в себя вставлять не стала.

То ли от избытка чувств, то ли от нехватки воздуха, но Марина упала в обморок. «Умерла! » – с ужасом думал он, глядя на бесчувственное тело.

– Ну, ты козел! – девочка быстро очнулась, оделась и ушла, хлопнув дверью.

С тех пор Марина предпочитала с Димкой не разговаривать, а сам он потом еще долго боялся подходить к девочкам ближе, чем на десять метров. Этот неудачный опыт перевернул всю дальнейшую жизнь подростка. Теперь же прошло три, пять минут, а девушка в сознание не приходила.

«Умерла! – решил мучитель, и от этой мысли член вновь застыл по стойке смирно. – Сердечко слабое оказалось! Надо пользоваться моментом! ». Дмитрий лег на безжизненное тело и принялся удовлетворять звериную похоть; это оказалось лучшим лекарством: жертва открыла глаза.

«Бить или не бить – вот в чем вопрос! – думал Дмитрий, лежа на вздрагивающем теле. – Нет! Сегодня я драться не буду! С этой больше выжать нельзя! Хотя, одну шутку я с ней еще сыграю! ».

Когда все кончилось, девушка с трудом слезла с гроба и, морщась от боли, потянулась за одеждой. Было видно, что каждое движение дается ей с трудом...

– Возьми тряпку, ведро, и прямо так, как есть голая, вымой мертвецкую! – приказал он, усаживаясь на кресло. – Останется грязь – высеку!

Вика покорно встала на четвереньки и поползла наводить идеальную чистоту.

«Вот так-то лучше! » – Дмитрий не без удовольствия смотрел на работу пленницы и вспоминал боевую армейскую молодость.

Призывная комиссия выполняла план, и тщедушного больного паренька взяли в стройбат, а Марина, явившись к нему на призывной пункт, поцеловала его в щеку и обещала писать письма.

«Дембель неизбежен, как крах капитализма! » – не раз думал Димка, вытирая слезы половой тряпкой. Спустя месяц после присяги он получил телеграмму: отец умер от отравления суррогатом алкоголя. На похороны из части не отпустили: командир только разрешил позвонить домой из своего кабинета.

Деды издевались над слабым солобоном, но однажды ему удалось испытать сладостное чувство мести. Сержант не хотел отдавать Диме письмо от Марины, а потом сам его прочитал вслух всей роте.

– Дорогой мой Димочка! Я полюбила другого! – гнусавил он под дружный смех приятелей-дедов.

Навеселившись вдоволь, он отлупил смятым конвертом Диму по носу.

– Спасибо дедушке! Как дома побывал, аж в отпуск неохота! – поблагодарил солобон деда, глотая слезы. «Этого тебе никогда не прощу! », – решил он кровью смыть обиду.

Подкараулив сержанта на последнем этаже строящейся казармы, Димка поднял лом.

– Кусок («сержант» на армейском сленге. – Прим. авт.) – упор лежа принять!

– Да я тебя урою! – кусок не понял, что Дима не шутит, бросился учить солобона уму-разуму и тут же схлопотал ломом по ключице.

От боли у куска перехватило дыхание, он упал на пол, правая рука тут же беспомощно повисла.

– Молись! – Дима поднял лом над головой. – Тебе до приказа осталось тридцать два дня, кажется? Так я сокращу тебе этот срок до завтра! Только поверх парадки («парадной формы одежды» на сленге. – Прим. авт.) на тебя цинковый ящик наденут!

В этот момент он почувствовал почти забытый запах. Нет, пахла не девочка, получающая порку, пах мужчина, и на этот раз гораздо сильнее.

– Я больше не буду! Пощади! – голос дембеля дрожал. – Не убивай меня, пожалуйста!

Дима стоял и упивался чувством мести.

– А больше и не надо! – Димка опустил лом на шейные позвонки. Еще несколько минут он сидел, наслаждаясь проделанной работой. В штанах растекалось пятно спермы. «Вот и все! – подумал Дима. – Был кусок, да весь вышел! ». Дотянуть тело до перил и швырнуть в лестничный пролет было несложно.

Конечно, военная прокуратура проводила дознание, дважды его пытались взять на понт, а деды подняли ночью и больно высекли ремнями в каптерке, требуя сознаться в преступлении, но безрезультатно.

«Смерть в результате несчастного случая», – был вывод армейских дознавателей. «А гробик тебе к лицу! – думал Дима на официальной церемонии прощания с покойным дембелем. – Лежит тихо, не шевелится! ». Траурная церемония доставила Диме почти столько же удовольствия, сколько и сама кровавая месть. С тех пор он знал, чем займется после армии.

Тогда, в армии насладиться положением деда самому Диме не удалось: на втором году службы у него начались судороги. В госпитале врачи обнаружили опухоль мозга и, к несчастью для окружающих, ее удалось удалить. Комиссовавшись из армии, он поступил работать санитаром в городской морг. Теперь в его руках была целая похоронная фирма с крутой непотопляемой «крышей», а любимым развлечением стало унижение и мучение женщин, причем выбирал всегда молоденьких и красивых.

– Можешь одеться и возьми бабки! – он протянул ей пятьсот рублей, – ты их честно заслужила!

Девушка спрятала деньги и уже через час продолжила путь автостопом на юг. Ей случайно повезло: не каждой залетной девчонке удавалось покинуть мертвецкую живой.

Глава 2. Первый раз

С первой халтуры по подготовке старушки в мир иной, он заказал себе девушку. «Если с ней не получится, значит я голубой! » – решил он и стал ждать рокового экзамена. Через час в дверь постучала очень симпатичная блондинка с личиком куколки. И на первый взгляд достаточно юная. Ни дать, ни взять – старшеклассница.

– Ты знаешь, у меня проблемы! – честно сказал Дима.

– А я тут для того, чтобы их решать! – гостья сняла с себя платье и осталась в прозрачном белье. – Меня зовут Аня! Запомни, если я тебе понравлюсь, заказывай диспетчеру меня!

– Водку будешь? – Дима взял из холодильника бутылку, а когда вернулся, расторопная куколка уже уселась на диване, скрестив ножки. – А пеньюар сними!

– Водку буду! – Аня осталась в костюме Евы. – Но немного!

Фигурка у Ани оказалась первый сорт. Точеная талия, почти вертикально стоящие небольшие грудки, крепкий тугой зад, роскошные бедра, загорелая до золотистого цвета кожа, на которой не было бледных следов трусиков и лифчика.

– Я все сделаю сама! – девушка облизнулась, встала на колени и расстегнула пуговицы на брюках ошалевшего от счастья Димы.

От прикосновения ласковых губ тонус санитара быстро поднялся до нужной кондиции, но девушка, найдя какую-то точку на мошонке, сдавила его так, что Дима не смог сразу кончить.

– Ну, давай! – девушка легла на спину так же, как много лет назад лежала Маринка.

– Ножки раздвинь! – Димка сорвал с себя одежду.

Девушка ласковыми пальцами помогла найти путь в горячую и манящую глубину.

– Только не торопись, – тихо прошептала она, а то скоро кончишь.

«Теперь я мужчина! – понял Дима, впервые в жизни кончая не в трусы и не в простыню. – А на диване под ремешком ты бы смотрелась просто замечательно! ».

Ему вдруг ясно представилась картина: Аня лежит лицом вниз и жалобно просит о пощаде, а Дима сжимает в руках мокрый ивовый прут…

– Ну вот, а ты боялся, что у тебя не получится!

Оставшийся час, что они пробыли вместе, Аня вела себя очень предупредительно, ласково, расцеловала его с ног до головы.

– Ты доволен? – спрашивала она несколько раз.

– А я что, – не понял Дима, должен давать письменный отчет? Если что не понравится, так я сам тебя накажу! – мысль о наказании женщины пришла ему в голову случайно и засела в ней железным гвоздем. Во время краткого отдыха он положил ее на колени и несколько раз пошлепал по заду. Аня сразу резко вывернулась, села рядом и сказала:

– Прошу тебя, никогда больше не делай этого. Обещай мне!

– Это еще почему? – не понял Дима. – Я ведь даже не сильно! Ты так сексуально вздрогнула, что я тебя еще захотел!

Аня приняла его в себя еще раз, а потом сказала, что плохое обслуживание очень карается в их кругу, и шлепки ей совсем не в кайф. Ну, совершенно!

«Главное, что у меня все в порядке! – подумал он, закрывая за Аней дверь. – Черепологи (так на военном сленге называют нейрохирургов) не порушили мне мужские рефлексы!

С тех пор Дмитрий не раз вызывал ее, за это время они почти подружились. Он узнал от Ани много нового о нравах той среды, где та вращалась, и системе наказаний провинившихся. Основным методом воздействия на провинившихся девушек чаще всего служил мордобой, отработка на «субботниках», конфискация выручки и, как крайняя мера, исключение из сообщества.

Глава 3. Дмитрий Станиславович

В морг поступали разные тела. И старушки, почившие в бозе на своей постели, и жертвы дорожно-транспортных происшествий, и, разумеется, погибшие не своей смертью. От некоторых из них, хоть и слабо, но шел тот самый запах, что с детства помнил Дима.

Получив очередной труп молодой женщины со страшными ранами на груди, он долго всматривался в лицо. Оно показалось ему странно знакомым. «Маринка! », – понял он и принюхался. От мертвого тела шел сильный запах боли и ужаса, запах смерти еще не успел его перебить.

– Эх, Маринка-картинка! – Димка тщательно мыл тело бывшей подруги, и тихо плакал, а члену в штанах стало почему-то очень тесно.

Воспользовавшись тем, что рядом никого нет, Дима прижался штанами к краю секционного стола, потерся об него, и через минуту его тело сладостно вздрогнуло.

– Вот и все! – сказал он покойной. – Видимо, не судьба нам с тобой трахнуться!

В то дежурство он напился в первый и последний раз в жизни до поросячьего визга. Как потом оказалось, Марину зарезал пьяный муж в приступе ревности. (Это совсем другая история. Расскажу как-нибудь потом).

Однажды ему повезло. Как опытному санитару, ему позволяли извлекать органокомплекс из трупов, особенно, если те успевали разложиться. Вот и выпала удача на долю скромного сотрудника морга. Извлекал он органы из неопознанного полуразложивщегося тела.

– Ну, приступим! – Дима сделал привычный разрез от шеи до лобка, обогнул пупок, удалил ножом грудину, перерезал диафрагму. Привычным движением схватился за прямую кишку и перерезал у основания. Теперь оставалось совсем немного: длинным секционным ножом перерезать органы шеи, чтобы вытащить трахею, пищевод и язык. И тут нож наткнулся на что-то твердое.

– Что бы это могло быть? – Дима положил органокомплекс на железный столик, промыл его водой из шланга и полез обследовать артефакт. – Клад! – вырвалось у изумленного санитара. В глотке оказался крупный бриллиант. Разумеется, он никому не сказал о находке и припрятал камень до поры до времени.

Только год спустя он, выкрав паспорт у одного из трупов, съездил в соседний город и заложил добычу в ломбард…

– Я в трупе брюлик нашел! – Аня стояла перед ним на коленях, и ее рот был занят для разговора, Дима же, наоборот, от алкоголя и удовольствия ощутил потребность хоть с кем-нибудь поделиться.

– И что же ты будешь с ним делать? – Аня привела член в боевую готовность, села на Диму сверху, но не торопилась набирать темп.

– Инфляция съест эту кучу денег в два счета! – Дима погладил ее по маленькой груди. – Надо начинать свое дело! Открою похоронный кооператив. Хочешь ко мне секретаршей?

– Сутенер не отпустит! – ответила девушка, работая мышцами тазового дна.

Правда уже через месяц к нему пришли очень крутые ребята и увезли на серьезный разговор. Лежбище «папы», пригласившего Дмитрия в гости – это громадный трехэтажный особняк в лесу, огороженный железным забором с проволокой. Суда ждал не он один: двое мужчин и одна девушка, та самая Аня, что лишила его девственности, тоже ждала сурового папиного приговора. В подвале их всех уже поджидал шеф, вокруг которого суетливо угодничали четыре нахальные рожи.

«Папе» было около 50-ти, крепкий мужик, вор в законе, авторитет по всей стране. Его величие подчеркивало крупное лицо с выступающими скулами. Седые, чуть курчавые пряди волос ниспадали на могучую грудь. Жесты – широкие, размашистые, как у оратора, а взгляд – острый и пронизывающий. «Папу» побаивались не только уголовники, но и местная власть.

Мужчин, ждущих суда, поставили на колени со скованными за спиной руками. На полу был предусмотрительно постелен полиэтилен.

– Наша работа, это опасная работа, – сказал папа, – я уже предупреждал, что у нас не принято пьянствовать и особенно ширяться. Такого менты в два счета расколют. Миша, накажи, как у нас полагается. И наказание у меня за наркоту одно!

К приговоренным мужчинам подошел палач в маске, и выстрелил из револьвера одному из них в затылок. В подвале запахло дымом и кровью. В этот момент Дима почувствовал, что концентрация запаха в подвале достигла небывалого уровня! «Папа чувствует тоже, что и я! – понял он, глядя, как раздуваются ноздри верховного судьи. – Я не один такой! ». Чувство страха куда-то ушло! Дима понял, что второго такого раза упиться запахом смерти досыта он не получит никогда.

Второй мужчина заплакал, меж его ног стало проступать темное пятно. Ему поднесли револьвер к виску, щелкнул курок, но выстрела не последовало.

– Это тебе первое предупреждение, – сказал папа, – ты понял, что второго у нас не делают?

Обмочившегося от страха «быка» увели из подвала.

Третьей в роковой очереди стояла Аня.

– Ну, рассказывай, сявка, как ты на два фронта умудряешься ишачить? Дырку не боишься порвать от напряга? – шестерки заржали, да и «папа» улыбнулся собственной удачной шутке. – Много зелени наскребла, не пора ли поделиться?

– Я никуда налево не хожу! – девушка начала все отрицать. – Ей-богу, меня оговорили!

Но долго ей оправдываться не дали. Два, три неопровержимых факта, и Аня оказалась припертой к стенке. Дима увидел, как ее лицо побелело от страха, а коленки задрожали. Она прекрасно знала, что она может отправиться вслед за быком.

– Бес попутал... не хотела я... денег не хватает, – она заплакала и стала умолять о прощении. – Этому дай, тому, я же дочку кормлю и мать больную. Пожалейте, не убивайте, прошу вас!

Наблюдая, как сильно разгневан шеф, Аня поспешила загладить вину.

– Там тоже можно рубить капусту и неплохую. Столичные никак не передерутся между собой. А под это дело можно вклиниться и свой куш иметь!

– А вот это не твоя забота! – папа грозно взглянул на нее. – Закрой поддувало и не вякай! Тоже мне, наводчица нашлась!

Папа недолго подумал и вынес окончательный приговор:

– Если я тебя сейчас отдам на расправу своим мальчикам – а они на тебя очень сердиты! – боюсь, ты станешь профнепригодна, весь калым спустишь на лекарства. И лечиться придется до старости. Но я добрый и, оправдывая свое прозвание, на первый раз прощаю тебя... Погоди, рано радуешься. Без наказания тебе не уйти. А накажу я тебя по-отечески: задницу надерут так, что ты Москву за три версты объезжать будешь! Поняла? Но если ты и после урока захочешь повторить подобное – поставь на себе крест. Ребенка твоего будет воспитывать одна бабушка.

Дима увидел, как волнение настолько овладело ею, что Аня не могла ничего ответить и только слабо кивала головой. Наконец собралась с мыслями и выдавила:

– Вы собираетесь забить меня до смерти?

– Ты что, рехнулась? Так, холку намылим, и работай. Пока здоровье позволяет...

Аня стояла ни живая, ни мертвая, хотела еще что-то сказать, но в горле так пересохло, что слов не находилось. У нее хватило присутствия духа не возмущаться далее.

Папа тем временем продолжал изливать душу:

– Уродина, на что ты покусилась. Даже в том, в светском мире не принято так поступать. У нас же это карается кровью. Ну, чего молчишь? Совсем обалдела от радости, что легко отделаешься. Раздевайся! – рявкнул он напоследок.

– Как? – руки девушки потянулись к пуговкам на кофточке и остановились.

– А ты не догадываешься? – папа грозно посмотрел на перепуганную женщину. – Полностью!

– Я... – Аня запуталась в пуговицах, сняла кофточку и потянулась к застежкам на лифчике.

Пока Аня разоблачалась, шестерки принесли солдатские носилки и большой пучок розог, похожий на охапку рапир. Поставили все это на середину комнаты.

От ужасных приготовления Аня застыла, так и не сняв юбки. Когда руки чуть коснулись сосков, те призывно отозвались и, налившись кровью, затвердели, приготовившись к казни. Все тело протестовало: руки не слушались, ноги окаменели.

Внезапно стыд, который уже давно не посещал Аню, сковал ей руки. Обнажаться перед молодчиками, которые не раз видели ее голой, Аня не могла. Дима видел, что ужас перед наказанием парализовал волю, и упивался этим зрелищем не меньше самого папы. У Ани мелко-мелко задрожали суставы, а потом ее и вовсе стало трясти.

– Чего кобенишься, быстрей снимай все с себя и укладывайся. Раньше ляжешь – раньше встанешь, ха-ха-ха, – снова заржали мафиози.

Юбка упала к ногам. Тут Аня не выдержала и громко зарыдала. Упала на колени и поползла к шефу на карачках. Как маленький ребенок, умоляла простить, не наказывать, обещала немедленно вернуть все заработанное.

– О гринах речь вообще не идет: не то, что вернешь, а вернешь втрое больше. И пахать теперь будешь полгода даром... Хватит волну нагонять! Трусы долой!

Шестерки не стали ждать окончания стриптиза, сами сорвали трусы. Голую, брыкающуюся Аню уложили на скамейку и привязали за ноги. Один из парней засучил рукава, выдернул из пучка длинный прут и рассек им воздух, пробуя на крепость, а второй крепко взял женщину за запястья. «Вот это прут! – Дима оценил размеры и прочность воспитательного инструмента. – Мой папа вырезал и тоньше и короче! ».

Аня умирала от страха, вновь быстро и страстно умоляла простить. Уверяла, что все поняла и никогда подобное не повторится. Шеф подошел к распластанному телу и сказал:

– Я верю, верю. Не ошибся в тебе. Ты девка понятливая и искренне раскаиваешься. Но сейчас свое ты получишь, и раскаиваться будешь еще больше. Урок тебе необходим. Давай, Мишуля, начинай перевоспитание, не жалей. В руках экзекутора взметнулась вверх розга, Дима услышал противный свист, и тонкий конец впился в задницу. Дима сам не раз пробовал в детстве розгу и понял, что сейчас нестерпимой болью обожгло все тело. «Это же она меня папе выдала! – догадка озарила его, как удар молнии. По спине пробежал короткий мощный импульс. – Мало ей! ».

Из горла Ани вырвался стон, и, казалось, что на мгновение девушка потеряла сознание. Ан нет, второй удар привел ее в чувство, и Дима услышал душераздирающий крик. Он не узнал голос, до того он не был похож на тот спокойный ласковый говорок, каким она обычно увещевала Диму в постели. В этом возгласе соединились страх и боль, которые невозможно описать словами. Аня хотела по-прежнему просить, умолять, но вместо этого в перерыве между ударами вырывалась только одна фраза:

– Простите оооой... не буду а-а-а... больше.

И так после каждого удара: нечеловеческий вой и эта фраза, которую выдавал ее мозг, вне зависимости от сознания.

– Не части! – папа явно был доволен проведением экзекуции. – Дай ей хорошенько подумать о своем поведении!

Жуткий свист и дикие крики продолжались и продолжались. На тридцатом ударе Дима сбился со счета. Казалось, этому не будет конца. Тугие ягодицы давно уже размякли и не держали удар, розга проваливалась в них как в перину. Прутья окутывали жаром каждую клеточку ее задницы, горячими иглами вонзались в спину, проникали в бедра все глубже и глубже.

Аня, насколько могла, выгибалась и извивалась во все стороны под ударами. Вместо крика из груди вырывалось одно мычание. Однажды, когда внимание державшего ее быка ослабло, она решилась прикрыть избитую попу.

– Опусти грабли, сука! – приказал экзекутор, меняя прут.

А «папа» приказал сечь сильнее и «взбить холку». Больше попыток заслониться Аня не предпринимала, а Дима подумал, что женщин надо привязывать как следует.

«Что значит – взбить холку? », – не понял Дима и тут же увидел, что это такое.

Экзекутор сменился, выбрал новый прут и принялся за работу. Новый палач сек так искусно, что кончик прута то и дело вонзался в разрез между ягодицами, проникая до самого ануса. На воровском языке это и называлось «взбить холку».

«Редкая женщина отнесется бесчувственно к такой ласке! », – подумал Дима, глядя на то, какой эффект был получен экзекутором. Аня, выгибалась и подпрыгивала на скамье, насколько позволяла веревка и руки помощника. Но новый удар припечатывал тело обратно.

Слов больше у жертвы не находилось, а Дима успел второй раз кончить в штаны. Как во сне он услышал:

– Палтийник! Ну, все. Довольно, отвяжите ее. Пусть маленько очухается. А через неделю на работу в две смены! И чтоб как шелковая у меня, а то опять вздрючу. Только посмей мне волынку тянуть, у нас бюллетень не полагается!

Встать Аня не смогла. Прямо на носилках ее унесли из подвала.

– Значит, камушек у покойничка украл! – сказал папа, повернувшись к Диме. – А воровать нехорошо!

– А на нем написано, что он твой, или он украден? – в комнате стоял такой запах смерти и ужаса, что Дмитрий опьянел. – На камушке не было обратного адреса! А покойнику он как-то не нужен! Ну что, ты меня убьешь или разложишь на носилках, как эту несчастную? Дмитрия понесло как Остапа Бендера перед Васюками. – А я тебя не боюсь! У меня законное дело!

– Ну, ну! – ответил папа. – Люблю смелых и наглых! Сам такой! А работать приходится со всякой... – он показал на труп. – Значит так, половину фирмы переведешь на меня, и будем компаньонами. Согласен?

– Согласен! – Дима решил, что потерять половину лучше, чем все. – Только у меня сам, понимаешь, бывают проблемы, с народом (бандитами – авт.)…

– Какие у тебя могут быть проблемы, – не понял папа, – если ты со мной работаешь? Теперь тебе достаточно просто назвать мое имя!

Глава 4. Свидание

Вспоминая месяц спустя порку в подвале, Дима почувствовал сильное возбуждение, но еще долго звать предательницу не захотел. Однако зов плоти оказался сильнее, и он набрал телефон агентства, где работала Аня. Девушку доставили через час.

– Это вы? – голос у Ани задрожал.

– А разве это что-то меняет? – Дима отдал сутенеру деньги. – Я хочу на всю ночь!

Девушка, чувствуя свою вину, старалась изо всех сил. На этот раз она позволила войти в непредусмотренное природой отверстие.

– Следы держались почти три недели, – рассказывала Аня, прижавшись к нему обнаженным телом. – Сходили постепенно, бледнея и желтея. Садиться без боли не могла целую декаду. И, конечно же, на работу пошла после такой трепки только на восьмой день. Рубцы тогда еще были четко видны. Но мне пригрозили: «Не хер динамо крутить, не на курорте. Голым задом мелькать не надо – разденешься в темноте. И делай свое дело». За все то время, пока полосы не сошли, я так и делала, и осталась незамеченной. Только один внимательный клиент, любитель разглядывания, обнаружил следы и поинтересовался: «Кто это тебя так? ». Пришлось врать про строгого отца, который якобы узнал, чем я занимаюсь, очень рассердился и крепко выпорол. Потом пригрозил напоследок повторить, если узнает, что наказание не подействовало. «Но ведь ты уже не маленькая», – удивился клиент и даже добавил при расчете за "издержки на производстве".

Вытянувшись на животе, Аня снова расплакалась:

– Сколько же можно? А что будет завтра? А вдруг снова побьют? После той страшной сцены меня только раз вызывали к шефу. Он опять стал выспрашивать: хорошо ли усвоила урок? Буду ли честно трудиться на благо их "малины". Я расчувствовалась, заверила в очередной раз, что усвоила все добросовестно; клялась, что запомнила на всю жизнь, и впредь будет четко выполнять все его установки.

– Верю-верю, – покровительственно сказал папа, – но если повторится что типа Москвы, то я тебя уже предупредил. А если просто нарушишь наш распорядок, то снова окажешься кверху ж.. й. И тогда уж получишь на все сто. Тебе будет гораздо горячее.

– Так, значит, тебе не понравилось? – Дима почувствовал, что запах ужаса снова стал появляться у проститутки при одном воспоминании о пережитом.

– От одной мысли, что все это может повториться, мне становилось дурно. Ничего позорнее и страшнее порки придумать было нельзя! Лежать голой, беспомощной, на лавке у всех на виду, слышать ужасающий свист розги за спиной, ощущать обжигающую боль от ударов. От одного этого можно было потерять рассудок.

– Любая ужасная кара, только не порка! – говорила Диме Аня, вытирая навернувшиеся на глаза слезы. – Шестерки, что стояли рядом, прочувствовали, какой ужас на меня наводит наказание, и стали этим пользоваться. То в долг возьмут и не вернут, то минет без очереди заставят делать. А эти ехидные ухмылки и реплики на счет поротой задницы. Они действовали на меня, как удавы на кролика. А чуть что: пожалуемся папе. Подружки по ремеслу тоже проходу не давали, все клянчили рассказать, как меня там обрабатывали, и показать следы наказания.

От этого рассказа Дима почувствовал прилив сил. Воспоминания у девушки были такими яркими, что слабый запах ужаса стал сильнее. «Да, Аня скорей наложит на себя руки, чем снова подставится под повторную порку у папы, – решил Дима. – Теперь девушка и живет под вечным страхом наказания! ».

– А что ты дальше собираешься делать?

– Денег заработаю, дочка вырастет, и мы уедем туда, где нас никто не знает. Никто не пригрозит, никто не изнасилует!

– Ты уедешь отсюда завтра, – Дима достал из ящика пачку денег. – Но перед этим ты доставить мне удовольствие!

– Какое? – не поняла Аня.

– Вытяни руки!

На запястьях голой девушки защелкнулись наручники.

– Нет, умоляю, только не это! – комната наполнилась знакомым запахом. – Пожалуйста!

– Тебе про брюлик напомнить? – Дима заставил ее лечь на диван так, как лежала когда-то Маринка. – Кто меня папе сдал?

– Прости меня, я виновата! Только, пожалуйста, не надо!

«Вот он, миг наивысшего блаженства! – Дима вынул из брюк ремень и сложил его вдвое. – Лежит женщина в полной твоей власти! ». Аня повернулась на бок, в последней попытке спасти попку от порки.

Секунду спустя квартира наполнилась отчаянным визгом, а Дима упивался своей властью над голой, скованной и совершенно беззащитной женщиной. Со второго удара умоляла пощадить и простить, но Дима только усиливал удар. Ремешок в воздухе не гудел. «Опыта у меня маловато! », – решил он, глядя на то, как подпрыгивает в тщетных попытках защититься молодое тело. Столкнув женщину с дивана на пол, он зажал женскую голову между своих ног. Он сек и наслаждался тем упоительным запахом, который помнил с раннего детства.

– А теперь, – Дима снял с нее наручники и протянул деньги, – спрячь их так, чтоб сутенер не нашел.

– Спасибо! – девушка вытерла слезы. – Пожалуйста, не зови меня к себе больше!

Глава 5. «Дорога в рай»

Дальнейшая работа кооператива "Дорога в рай" пошла под папиным покровительством. Димка же превратился в Дмитрия Станиславовича, уважаемого в городе бизнесмена.

Его жена, Фаина по прозвищу «Каплан – смерть мужикам», в молодости вела беспутную жизнь. Поговаривали, у нее не все в порядке с мозгами – на почве буйного интимного темперамента. Папочка дал ей огромное приданое, которое заставило Дмитрия забыть все ее прошлое, но в первую брачную ночь он не торопился исполнить супружеский долг.

– Ложись-ка животом вниз на диван! – приказал он супруге, освободившейся от брачного наряда.

– Зачем? – не поняла она. – У нас кровать...

– Сейчас поймешь! – Димка вынул широкий ремень из брачного костюма.

– Дима, не надо этого делать! – голос у Фаины дрогнул, и она жалобно посмотрела на мужа.

– Буду учить тебя за все твои похождения! – Димкин пыл угас: запаха ужаса не появлялось. «Она просто мне подыгрывает! », – понял он. Опытная женщина спокойно легла на живот и подставила попку для порки. Она с детства привыкла и не к таким выходкам. Поняв, что ни страха, ни ужаса он не получит, Димка украсив попку дюжиной полос, полез исполнять супружеский долг. Как он и подозревал, пещерка оказалась весьма разношенной предшественниками.

– Давай, давай милый! – Фаина, позабыв о наказании, обхватила его бедрами и ловко подмахивала вспотевшему от работы Димке. – Девственности для тебя не сохранила, зато приданное какое в дом принесла! Мы славно заживем!

С Фаиной Дима завел двоих детей, много работал и в результате стал преуспевающим бизнесменом.

Однако тихая семейная жизнь была не для его супруги, тем более что муж уделял ей все меньше и меньше внимания. Если дела в фирме «Дорога в рай» процветали, то супружеские отношения с женой складывались не лучшим образом. Он понял, что обзавелся большими ветвистыми рогами.

В конторе у Дмитрия работал Константин, молодой человек с еще юношескими прыщами, но зато огромным мужским органом и темпераментом. Не удивительно, что он оказался в постели с супругой начальника. На весь подготовительный период у развратной женщины ушло меньше часа. Для Кости это была первая близость с женщиной.

– Какой ты вкусный! – говорила Фаина, залезая под одеяло, а потом подслушивающий аппарат долго-долго бесстрастно фиксировал чмокающие и хлюпающие звуки, перемежавшиеся с мужскими и женскими стонами. Дима внимательно прослушал всю запись от начала и до конца.

Несколько месяцев Дмитрий терпел и выжидал удобный момент для мести. Нужно было обеспечить себе алиби, а участвовать в казни он хотел лично.

Конец любовных похождений Фаины был ужасным. Муж, внезапно вернувшийся из работы, был не один, а с двумя стрижеными парнями из папиного легиона. Их вид не предвещал ничего хорошего. Прелюбодея вытащили из постели и увели. Больше Костю живым никто не видел.

– Ну что, Фаиночка, – сказал муж, – если не хочешь принять смерть жуткую, лютую, то сама подпиши вот эту бумагу, – он протянул завещание, а сам, не торопясь, стал расстегивать брюки.

От Фаины пошел тот самый запах, что так любил бывший санитар. От этого аромата у него вдруг началась эрекция, и он не стал откладывать задуманное. Перепуганная женщина подписала бумагу и встала на колени.

– Тебе, надеюсь, на надо ничего говорить? Вот так-то лучше! – от ласки опытного языка вкупе с дивным ароматом ужаса взгляд супруга потеплел, но не обещал ничего хорошего, – второго раза я тебе не прощу!

«Крыша», принимающая активное участие в бизнесе и регулярно поставляющая клиентов для официальных и неофициальных захоронений, помогла жестоко расправиться с оскорбителем, а Димина жена внезапно заболела и умерла. Врачи так и не смогли установить точный диагноз, а вскрытия, по настоянию безутешного супруга, не проводилось.

Глава 6. Лариса

Надо сказать, что Дмитрий Станиславович не брезговал совращать сотрудниц своей фирмы, причем очень любил этим заниматься среди похоронных принадлежностей. В этом он не был оригинален: в публичных домах Франции существовали специально оборудованные «комнаты покойников», в которых проститутка играла роль умершей, лежавшей среди черных занавесей и горящих свечей.

Для ночных оргий на гробах Дима выбирал девушек помоложе и посимпатичнее. Все сходило ему с рук, пока Лариса, восемнадцатилетняя секретарша, не обратилась в милицию с заявлением об изнасиловании.

Началось с того, что рыженькая Лариса, сама того не желая, своей неприступностью разжигала его пыл. Некоторое время он крепился. Кто знает, ухаживал бы он по-хорошему, добился бы своего без проблем, но он решил действовать по-суворовски: быстрота и натиск!

– Купи-ка упаковку презервативов!

Она купила, принесла.

– Положи в сейф, пусть лежат, пока не понадобятся! – улыбнулся он. Эта улыбка не предвещала ничего хорошего. – Ты за безопасный секс?

– Я – да, но не с вами! – Лариса сделала оскорбленное лицо, но Дмитрия было не обмануть: от секретарши шел тот запах!

Через некоторое время после этой покупки он вызвал девушку в кабинет:

– Зайди-ка, дело есть! – он закрыл дверь и стал по-хозяйски расстегивать ее блузку.

– Пустите! – девушка попыталась сбежать, но не тут-то было.

– Стоять! – скомандовал шеф, поймав секретаршу за волосы, и начал расстегивать брюки. – Встань-ка, лапочка на колени, только помаду с губ сотри! А то я не могу спокойно работать! Ухаживать мне некогда, сама понимаешь. Дела!

-Не бу-ду! – девушка заплакала и отказалась.

Плаксивость и неуступчивость секретарши еще больше раздражали его: в комнате появился запах страха, действующий на санитара сильнее любого наркотика.

– Будешь! – крепкая оплеуха была только началом экзекуции.

Остановиться он уже не мог. Уже пьяный и возбужденный, запер дверь и толкнул ее на диван. Может быть оттого, что перепил, он был грубее обычного. Она попыталась встать, но он, не церемонясь, врезал девушке по спине. Быстро «вытряхнул» ее из джинсов и рванул трусы. Лариса завизжала, за что получила еще несколько увесистых затрещин.

– Ноги раздвинь и не дергайся! – Дима грубо преодолел девственную преграду. – Целка!

Девушка, чувствуя в себе огромный член, затихла и перестала сопротивляться: ужас и омерзение наполнили комнату дивным ароматом…

Вечером мама заметила синяки на теле дочери:

– Это у тебя, откуда?! – спросила она.

Та долго мялась, но все-таки рассказала. До встречи с Дмитрием Лариса умудрялась сохранять девственность. Проплакав всю ночь, Лариса обратилась в милицию с заявлением об изнасиловании.

Менты не торопились проводить следственных действий, а Димитрию Станиславовичу опять помогла бандитская крыша.

Для расправы девушку привезли ночью в магазин похоронных принадлежностей.

– Раздевайся, куколка! – Дима провел по ее лицу дулом пистолета. – Постель ждет!

На двух широких табурет стоял деревянный гроб.

– Не надо! Пожалейте! – напрасно Лариса молила о пощаде и обещала забрать заявление из милиции.

– Укладывайся, зараза, и побыстрей. У меня нет времени с тобой валандаться!

Зная норов своего шефа, девушка поняла, что жизнь висит на волоске, и, стараясь не смотреть на мужчин, расстегнула платье. По телу прошла предательская судорога: каждая клеточка ее тела протестовала и отказывалась выполнять команды мозга.

– Ты долго будешь собираться? – Дмитрий включил траурный марш. – Если к концу мелодии не разоблачишься полностью, примешь смерть жуткую, лютую!

Трусы девушка стянула вместе с чулками. Быки привязали ее к гробу, а Дмитрий, не торопясь, зажигал свечи.

– Сейчас мы сделаем тебе похороны по высшему разряду! За счет фирмы! – говорил Дмитрий Станиславович, выключая верхний свет.

– Не надо! Пощадите! – кричала перепуганная девушка.

– В древнем Риме, прежде чем отрубить предателю голову, ликторы секли его вот такими вот прутьями! – от показал приговоренной длинный и толстый прут. – Ну-ка, лизни!

Девушка почувствовала вкус соли.

– Вот сейчас мы и сделаем древнеримскую казнь! – с этими словами он попробовал прут в воздухе, а потом прикоснулся кончиком к щели между ягодиц.

– Мама! – закричала девушка, почувствовав прикосновения мокрого прута к телу.

В детстве ее никогда серьезно не били. Мать несколько раз шлепала Ларису рукой. А когда грозилась взяться за отцовский ремень, она вымаливала у мамы прощение и обещала быть шелковой. Офицерский ремень, оставшийся от отца, висел в шифоньере и постоянно наводил на девочку страх своим видом. При мысли, что мать будет пороть таким страшным орудием, становилось жутко, и Лариса вымаливала в ногах у матери прощение и обещала что угодно, лишь бы ее не лупили. И это всегда срабатывало. Мать дальше угрозы применить ремень не шла.

Дима же не торопился наказывать Ларису. Он по опыту знал, что запах ужаса накапливается в предвкушении наказания сильнее, чем во время порки.

«Неужели он меня будет бить? » – Лариса почувствовала прут между своих лопаток. В пятом классе Лариса видела, как пороли подружку. Отец вызвал ее из компании с улицы домой и позвал таким строгим голосом, что подруги догадались: девчонку ждет наказание. Потом они все сгрудились у окна, а жилье было в полуподвальном помещении – комната была как на ладони. Отец, не смущаясь, что за ними подглядывают, строго оглядел дочь и что-то приказал.

Провинившаяся, глядя в пол, развязала поясок, скинула одежду к ногам, и поспешила на кровать. Папа что-то говорил, но двойные стекла не пропускали звука. Но крик несчастной девочки, которую отец стегал по голому заду, они удержать не смогли. Начавшиеся было среди подружек смешки сразу умолкли. Девочки отходили от окна, потрясенные увиденным.

– Мама! – закричала Лариса, увидев, что шеф отступил на шаг и попробовал в воздухе орудие наказания.

Школьные годы прошли под страхом ремня, но без его применения. И что такое порка, она знала только теоретически: из литературы и по увиденному эпизоду в окне, а теперь ей пришлось самой лечь голой на гроб.

– Мама тебе не поможет! – с этими словами Дмитрий размахнулся и с силой опустил прут на вздрагивающее тело.

– А-а-а! – заорала Лариса.

В эти минуты, казавшиеся ей вечностью, она жила только болью. Одной только бесчеловечной раздирающей ее плоть болью, и ничем иным. Она была уверена, что не выдержит порки и умрет сей же час под розгой. И всеми фибрами души приближала этот момент. Терпеть больше не могла. Голос тоже подсел. Лариса непроизвольно сучила губами, жадно хватая воздух, а тональность криков резко изменилась, перешла на хрип. И тогда жертва снова слышала резкий короткий свист прута и сухой шлепок об израненное тело. Вид подпрыгивающей от ударов Ларисы привел мужчин в восторг. Дима упивался местью и страхом жертвы.

– Заслужила – получи! – дав Ларисе немного успокоиться, хозяин продолжил порку.

– Ишь, как пляшет! – веселились бандиты. – Вот у нас другая специфика: пиф-паф, и они лежат в гробиках тихо-тихо!

– Она скоро сама окажется в этом гробу! сказал Дмитрий, вынув из ведра новый прут. – Твои похороны я, так и быть, оплачу! А сейчас получи еще! – «Надо попробовать взбить холку! ».

– Так ее! – подбадривали бандиты. – Вправь ей мозги через задницу!

Девушка, взвыв от очередного удара, попавшего в анус, дернулась и потеряла сознание. В чувство ее привела соленая вода из ведра.

– А теперь продолжим! – Дима раздвинул иссеченные ягодицы.

Три пальца с трудом протискивались вглубь зада, раздвигая мышцы ануса. От боли Лариса яростно трясла задом, сжимая сфинктер, стараясь избавиться от руки.

Она чувствовала, как рука шефа медленно проникает в нее. Внутри себя она чувствовала шевеление пальцев, которыми мужчина ощупывал жертву изнутри. Добавив смазки на руку, Дмитрий стал проталкивать ее глубже. Темное кольцо сфинктера туго облегало пальцы. Лариса почувствовала, как пальцы через кишки стали ощупывать матку. Второй рукой Дима полез во влагалище, еще не привыкшее к вторжению посторонних. Лариса ощущала, как пальцы трутся сквозь тонкую перегородку и вдруг, к своему стыду, бурно кончила. Никакой массаж клитора пальцем не мог дать ей и сотой доли волнующих переживаний. Даже боль куда-то исчезла, правда ненадолго.

– Это только начало! – мужчина расстегнул брюки, выпустив член в полной боевой готовности.

Девственный и перерастянутый анус с трудом перенес вторжение. Дмитрий увеличивал амплитуду движений, вонзаясь в попу распятой на гробе жертвы.

– Не надо! – девушке показалось, что ее посадили на кол. – Не рвите меня!

Ответом был мужской смех. На этом неприятности Ларисы не закончились. Как только Дима насытился, настал черед двух бандитов, с нетерпением ожидающих своей очереди.

– А теперь пора и на кладбище! – ее положили в гроб, заткнули рот кляпом и закрыли крышку. Отверстия для воздуха были просверлены заблаговременно, но Лариса об этом не знала. «Что же теперь будет? », – думала она, заливаясь слезами в деревянном ящике. Неужели закопают живьем? ». Гроб куда-то повезли…

– Ну что, сразу закопаем или перед смертью трахнем? – услышала она незнакомый голос.

Крышку сняли. Лариса вновь увидела свет. Над ней стояло трое мужиков в телогрейках.

– О, нам прислали свежие консервы! – веселились они. – Ублажишь нас как следует? А то в гробу лежать уж больно скучно!

Девушка села в гробу и увидела, что он стоит на краю свежей могилы.

– Не надо! – заплакала Лариса, упав на колени, – пожалуйста, пожалейте, не закапывайте!

– Это зависит только от тебя! В общем так, пока ты нам нравишься, ты живешь! – самый высокий из компании накинул на голые плечи телогрейку и повел к вагончику-бытовке.

Быки, нанятые для второй части спектакля, не обладали ни фантазией, ни изощренностью Дмитрия Станиславовича, мало того, они дали Ларисе стакан.

– Спасибо! – разбавленный спирт снял ужас и остатки брезгливости у несчастной жертвы.

На третий день ее отпустили домой. Страшный спектакль, задуманный Дмитрием, удался на славу. И он и быки папы всласть повеселились. Лариса забрала заявление из милиции, а родители переехали вместе с дочерью от греха подальше в другой город.

Глава 7. Праздник тела

С власть предержащими он поддерживал хорошие отношения, помогая финансами во время выборов, но сам в политику не лез, считая, что это дело грязное.

Мало кто знал, а кто знал, тот молчал, что у уважаемого Дмитрия Станиславовича помимо всем видимой жизни есть и другая, тайная и пугающая

– Все приходится делать самому! – Дмитрий Станиславович отрезал от прорезиненного кабеля толщиной в большой палец 20-сантиметровый кусок, оттянул резиновую оплетку и оплавил ее на огне. – Сексшопов развелось не меряно, а того, чего надо, не купить!

В результате у него получилась неплохая игрушка для добывания ужаса у глупых девчонок. После смерти жены Дмитрий не стал искать себе новой подруги жизни, а занялся благотворительностью. На часть доходов он купил телевизор и кое-какую мебель в детский дом. Акцию показали по центральному телевидению.

После этого молоденькие девочки из детдома стали клеить ему искусственные цветы и венки, а он щедро оплачивал их труд, и не только за цветочки...

Илона отличалась усердием, и цветы у нее получались особенно красивыми. Вот с нее-то Дмитрий и решил начать окучивание детдомовских грядок, а заодно и испытать свое новое изобретение. Он оставил девушку в траурном зале, зажег свечи и погасил верхний свет.

– Вот этот дяденька, – Дмитрий снял крышку гроба и поставил ее между двух табуреток, – заказывал тебе цветы…

Девушка молча с ужасом глядела на покойника: грозный голос Дмитрия не предвещал ничего хорошего, но юная девочка не знала, кого бояться больше, живого или мертвого.

– Представляешь, они ему не понравились, и он велел вместо цветков положить тебя к нему в гроб!

– Не надо! – заплакала Илона. – Я не хочу!

– Я сказал ему то же самое! – Дмитрий плотоядно улыбнулся. – Мы договорились, что ему хватит строгого наказания. Раздевайся и ложись вот сюда!

Глаза Илоны сделались круглыми как пуговки. От ужаса, сковавшего ее тело, она не могла пошевелиться.

– Мне долго ждать? – Дмитрий поставил напротив крышки гроба большое зеркало, чтобы лучше видеть мучения ребенка. – У нашего друга впереди вечность! Ты хочешь разделить ее вместе с ним?

Плача от страха, Илона сняла кофточку и короткую синюю джинсовую юбку секонд-хенд. Трусики оказались серыми, застиранными, явно казенного вида.

– Трусы – тоже! – в свое время Дмитрий всего на несколько минут опоздал к началу порки Маринки, и всю жизнь мечтал посмотреть, как девочки ее возраста полностью раздеваются перед строгим воспитателем. Правда, худенькая детдомовская девочка ничем не походила на ухоженного домашнего ребенка, которым была Маринка, но все же смотреть, как пальчики теребят пуговки, было очень приятно.

«Хороша! – Дмитрий осмотрел жертву с головы до ног, и обратил внимание, как поджались у нее маленькие пальчики на ногах. – Верный признак страха! ».

Дмитрий разложил ее на крышке и привязал за руки и ноги.

– Ну что, начинаем воспитательную работу! – Он вынул приготовленный самодельный фаллоимитатор и намазал его перцовой мазью от радикулита. – Расслабься!

Девочка почувствовала, как мужские руки раздвинули ягодицы, и в анус ткнулось что-то твердое.

– Ой! Ай! Не надо! – девочка попыталась сжать попку, чтобы не пустить в себя этот ужас.

– Значит так, моя милая, – Дмитрий ввел в кишку имитатор и взял в руки розгу. – Я дам тебе десять ударов, но если штучка из тебя выскользнет, вставлю ее обратно и начну сначала!

В зеркало хорошо было видно, как детское личико исказила гримаса боли и ужаса. Перцовая мазь начала действовать. Илоне хотелось напрячься и выдавить из себя страшного «Незнакомца», а тут такое обещание. «Для начала сильно бить не буду! – решил Дмитрий. – Пусть повертится, как следует на внутреннем подогреве! ».

– У-у-у! – в траурном зале раздался отчаянный детский крик, но наружу не вырвалось ни звука: хозяин не пожалел денег на звукоизоляцию.

Девочка вздрагивала и мотала головой. Забывшись, она напрягла мышцы, и резиновый член показался из ануса. Дмитрий дал Илоне возможность проораться, и снова ударил. На попке показалась вторая розовая полоска.

– Нет! – сквозь слезы несчастной девочке показалось, что труп сел в гробу и с интересом смотрит на порку. Боль, снова перечеркнувшая наискось ее попку, заставила ее подпрыгнуть, насколько позволяли веревки. С каждым ударом Дмитрий возбуждался все больше, а имитатор выскальзывал из анального отверстия.

– А теперь, – сказал он, повторно вставив выпавший имитатор обратно, – придется все начать сначала!

Дмитрий начал с той же силой, но девочка смогла удержать подарок в себе.

– Ах, ты так! – Дмитрий рассердился и стал сечь сильнее. В результате и второй серии ударов девочка не выдержала, вновь выпустив вставочку из ягодиц.

– Ладно, на первый раз я тебя пожалею! – он бросил прут на пол. – Отблагодари своего воспитателя!

Директор детдома после второй бутылки коньяка по секрету рассказал ему, что воспитанницы умеют все. Сейчас он убедился в правоте его слов.

Насладившись несчастной малолеткой, в чудовище проснулось что-то человеческое. Кроме денег за цветы, которые полностью отбирал директор, он дал денег на мороженое, и накормил своими бутербродами.

Потом многие из девочек повторили гробовую пляску Ларисы и Илоны с той лишь разницей, что сек и насиловал детей он в одиночку, без участия папиных быков.

От порки на гробах молоденьких девочек Дмитрий получал особенное удовольствие, и, не скупясь, платил директору детдома комиссионные. Девочкам он наглядно показывал, что ждет их, если они проболтаются.

– Вон, лежит! – показывал он визжащим от боли и страха девчушкам соседний гроб с жильцом внутри. – Тоже болтал много!

Как потом выяснилось, девочкам повезло хотя бы в том, что все они остались живы.

Глава 8. Конец ООО «Дорога в рай»

Еще до того, как Димитрия Станиславовича разоблачили, на него в милицию поступали жалобы от разных людей, в том числе от проституток, которых он силой завлекал к себе ночью в офис, насиловал и не платил. Однако милиция не верила словам ночных бабочек, которые обвиняли уважаемого человека. Но выходили из похоронного офиса не все...

Припозднившиеся прохожие не обратили внимания, как Дмитрий Станиславович привез на своей машине в магазин красивую женщину. В глазах крашеной блондинки читалось все, что угодно, кроме почтения к христианским добродетелям.

– Мы что, будем здесь? – спросила она, рассматривая шикарный гроб, стоящий на полу.

«Залетная» (не местная) ночная бабочка осмотрела магазин ритуальных принадлежностей. Вторая древнейшая профессия приучила ее ничему не удивляться.

– Именно здесь, – сказал Дмитрий и начал раздеваться.

– Здесь, так здесь! Ты включи хоть похоронный марш!

Под траурную мелодию она скинула платье, слегка покачивая бедрами, расстегнула лифчик и потянула вниз трусики.

В ее глазах читалась похоть и немой вопрос: чего ты ждешь? Он погладил ладонью ее живот, пальцы оттянули край трусиков, погладили голый лобок.

– От мандавошек побрилась? – спросил он, улыбнувшись.

«На этот раз бритва мне не понадобится! », – подумал он, с сожалением констатируя, что запаха ужаса так и не появилось. Девушка хохотнула в ответ, встала на колени и облизнула губы.

Он расстегнул молнию на брюках, и нежные пальчики стали профессионально распалять желание. Дмитрий не без удовольствия смотрел, как кулачок сменили мягкие губы, которые то наплывали, то удалялись.

– Остановись, я хочу амазонку!

– Пожалуйста! – девушка встала, опрокинула Дмитрия спиной на гроб, села сверху, уперлась ногами в пол и пустилась вскачь. Ему пришлось крепко ухватить путану за бедра, чтобы сдерживать бурный галоп, а в его глазах зажглись искорки безумия.

– А теперь – на спину!

– С тебя сотня, парень, – деловым тоном добавила она, выполняя желание клиента, – тариф.

– За такое и полтинника много! – его пальцы сомкнулись на шее девушки. Та захрипела. От этого хрипа мужчина почувствовал необычайный прилив сил. – Сегодня я устрою праздник тела!

Теперь, застегнув штаны, Дима включил траурную мелодию, и принялся готовить тело к похоронам.

– Ты будешь лежать в гробике тихая и красивая! – Дмитрий одел покойную, расчесал, уложил растрепавшиеся волосы в прическу и накрасил губы помадой. – Будешь лежать как тот дембель! Очень было прикольно видеть куска с гримом на лице и помадой на губах! Честное слово, я тогда чуть в штаны не кончил!

После отправки тела на родину, деды старались обходить Диму стороной: никому не хотелось на дембель в цинковой упаковке.

– Нужна комната в коммуналке! – Дима позвонил коллегам на кладбище.

– Сделаем! – собеседники понимала его с полуслова.

«Жаль, что она померла так быстро! – Дима прикрыл тело саваном, накрыл крышкой и застегнул крокодильчики. – Зато рядом с тобой будет похоронен очень крутой мен! Он не позволит тебе скучать на том свете! ». Приступ головной боли, последствие старой операции, был, как всегда, внезапным и кратковременным. Дмитрий знал об этом и научился обходиться без таблеток.

– Где? – вошедшие «негры» ничуть не удивились тому, что вместо одного гроба надо забрать два.

– Только не перепутайте! – усмехнулся Дмитрий, показывая на скромный гроб из голых досок.

В церковь на отпевание повезли только один шикарный из канадского клена, а второй прямиком на кладбище, где уже успели выкопать могилу чуть поглубже, чем обычно…

Его жертвами обычно становились залетные проститутки. Их, как правило, никто не ищет. Позволял он себе этот праздник души не часто. Даже владельцу похоронной конторы утилизация лишнего трупа стоит недешево...

Точку в страшной карьере Дмитрия Станиславовича поставило исчезновение семнадцатилетней Галины Соколовой. Дочка состоятельных родителей решила автостопом покататься по стране.

Симпатичная девушка в майке и джинсах, с рюкзаком за плечами смело села к нему в машину, а потом и согласилась смыть пыль дорог у него в офисе. Из душа она вышла в небрежно запахнутом голубом халате. Девушка была идеально сложена: высока, стройна, как тростинка, и поразительно гибка. Она чувствовала его взгляд, приросший к ее аппетитным ножкам, и по-турецки села на диван.

– Какая ты вкусная, – сказал Дмитрий, проникая ладонью за вырез халата. Женская грудь уютно легла ему в левую ладонь, правая рука опустилась на осиную талию, погладила бедро, ощупала ягодицы – девушка с плутовской улыбкой кивнула ему:

– У меня самое вкусное не здесь...

Чуть отстранив его руки, она забралась на стол, села, по-турецки скрестив ноги, выпрямила спину, закинула назад голову и призывно посмотрела на него. Потом улыбнулась и расстегнула халат. Он любовался поразительной пластикой ее движений. Казалось, ее стройное тело не имело костей, настолько плавно оно гнулось, призывая к страсти и наслаждению. Малолетки и профессионалки, услугами которых он пользовался, не умели показать и десятой части того, что вытворяла его гостья. Заканчивая выступление, она вытянулась в струнку, тряхнула мокрыми волосами и замерла, представив ему во всей красе свою аппетитную попку.

Дмитрий почувствовал, что начинает заводиться. Она легла спиной на стол, а ее ноги оказались на плечах у Дмитрия. Он плавно вошел в нежное тело, а потом долго и сильно доказал девочке, что солидный лысоватые мужчины тоже кое-что умеют… до тех пор, пока она с коротким пронзительным криком не выгнулась, сотрясаемая бурной судорогой. А вслед за этим Дмитрия схватил девушку за горло:

– Вот, детка, получай наивысшее наслаждение! – он наклонился к ее распахнувшемуся ротику: она уже не дышала. Теперь тело не сопротивлялось. Жизнь покинула ее слишком рано, но это не остановило бывшего санитара. С армейских времен к виду трупов он был неравнодушен.

Только в одном изверг просчитался. Девушку слишком усиленно искали, чтобы совсем скрыть следы. У милиции не было доказательств, только подозрения, но за ООО «Дорога в рай» и его генеральным директором установили круглосуточное наблюдение. На подхоранивании очередной жертвы сладострастия Дмитрия его попытались взять, но живым он группе захвата не сдался.

Уже после его смерти были сопоставлены даты исчезновения людей и официальных захоронений. Были вскрыты могилы и найдено двадцать девять подхоронок. В одной из них нашли тело Константина. На его лице застыл ужас, а ногти, царапавшие крышку гроба, были сломаны...