Катюша Часть 1

Катюша, тихая, застенчивая девчонка, худенькая, с большими серыми глазами, ну никак не выделялась среди своих одноклассниц и поэтому, наверно, не пользовалась вниманием ровесников и парней из старших классов.

Катюшу это печалило, и она втайне завидовала и длинноногой красавице Юльке – королеве всех балов и дискотек, шумной и взбалмошной Наташке, без которой не обходилось ни одно дело не только в классе, но и во всей школе, сисястой и толстозадой Ольге, на которую парни смотрели с нескрываемым вожделением – как на порнографическую открытку, разбитной Женьке, давно гуляющей с парнями, которую в школе, говорят, перетрахали все кто уже мог и хотел, и даже гордой и недоступной с виду, но давно подрабатывающей вечером на шоссе Вике.

Нет, в ней не было ничего, что могло бы привлечь к ней взоры парней. Ей уже исполнилось пятнадцать, а она еще ни с кем не целовалась. И даже парни, вечно тусующиеся в их дворе, и перелапавшие в подъездах, казалось, всех девчонок и молодых девушек, равнодушно сторонились, пропуская ее к лифту, когда она на ватных от волнения и ожидания ногах проходила между ними.

Катюша подолгу разглядывала себя в зеркале, примеряла свои немногочисленные скромные наряды, висящие на ней как на вешалке, раздевалась, щупала свою чуть наметившуюся грудь и стройные, но тонкие, почти мальчишеские ноги и грустно вздыхала.

Этой весной ей как никогда хотелось быть нарядной, красивой, чтобы у всех парней лопались от ее сексуального вида глаза и ширинки, а она, гордая и независимая, выберет себе сказочного принца, который увезет ее в роскошный дворец, или хотя бы на дачу в Валентиновку и будет обнимать, целовать и говорить, что лучше ее нет на свете…

Но наряжаться было не во что. Маме платили мало и постоянно задерживали зарплату, а у папы и вовсе были неприятности, он все время кому-то был должен. Поэтому этим летом решили не ехать, как обычно, на юг и не покупать путевку в лагерь (ужас как дорого), а отправить Катюшу к бабушке – в деревушку Сомино, что под Кашино. Там и с питанием получше (свои козы, куры), нарядов особых не надо, да и доехать можно недорого – двумя электричками. И Катя поехала в Сомино.

Жизнь в Сомино была довольно однообразна. Ранний подъем под квохтанье кур и звуки ударяющих в подойник тугих струй козьего молока, завтрак большущей кружкой, налитой прямо из подойника с вкуснющими бабушкиными шаньгами. Потом утомительная возня в огороде, пока солнышко не прогреет воздух и не позовет купаться. Недолгое барахтанье в холодной воде Соминки и с разгулявшимся аппетитом снова домой, где на кухне в большом шкафу Катюшу всегда ждали несколько банок молока. В ягодную пору с бабушкой или соседскими девчонками часто ходила в лес по землянику, малину, а потом и чернику. С лесной ягодой козье молоко повкусней всякого йогурта будет, хотя и йогурта в городе Катюша не часто пробовала. Затем обед, опять огород, или сеновал и книжки, коль погода не заладилась, а там и ужин скоро. Телевизор в Сомино работал плохо – только первая программа и то не цветная. Кино в клубе уж года три как не показывали, а про танцы и забыли – ходить туда некому.

Однако перемены начались с самой Катюшей. Свежий воздух и козье молоко тому причиной или время пришло тем переменам, а скорее и то и другое вместе, но Катюша за эти три месяца, проведенные в деревне, удивительно преобразилась. Она заметно выросла, похорошела, тело ее приобрело по-женственному округлые формы, загар мягко округлившихся, еще недавно угловатых плеч, нежно оттенялся еще более посветлевшими на солнце волосами. Ставшее маленьким и тесноватым платьице уже не могло скрыть выпирающие груди, ягодицы и бесстыдно заголяло при работе в огороде стройные Катюшины бедра до самых трусиков. Все Катюшины трусики тоже стали ей малы, сильно врезались в ягодицы и натирали между ног. Но это было не так уж и не приятно. Катюше это нравилось и очень занимало. Как только бабушка не могла этого видеть, Катюша становилась в доме перед большим зеркалом в гардеробе, задирала платьице выше пояса и любовалась своими ножками, которые стали похожи на ножки красоток с обложек журналов, которым она так завидовала. Маленькие теперь, впивающиеся в тело трусики только подчеркивали это сходство, и Катюша ликовала. Придерживая подол платья подбородком, Катюши гладила свои бедра, ощущая их упругость и гладкость кожи, расправляла края трусиков на двух маленьких бугорках внизу живота. Поглаживание их особенно волновало Катюшу – начинала сладко кружиться голова, внизу живота появлялась приятная тяжесть, бугорки набухали, увлажнялись и раздвигались, отчего передняя полоска трусиков превращалась в узкий мокрый жгутик и врезалась между ними. Первый раз это случилось, когда Катюша, услышав шаги входящей в дом бабушки, отскочила от зеркала и, чтобы скрыть смущение, уселась за стол, делая вид, что читает книжку. От врезавшихся в губки трусиков было немного больно и удивительно приятно. Катюша, сдерживая дыхание, ловила новые для себя ощущения, которые пугали и радовали ее одновременно. Раздвинув колени и выгибаясь в пояснице, Катюша меняла натяжение жгутика между губок и пыталась тереться ими о край табурета, пока бабушка из соседней комнаты не позвала обедать.

Вечером в постели вспоминая случившееся, Катюша вновь стала себя гладить под одеялом и, скрутив предок трусиков в жгутик, заправила его между увлажнившихся губок. Затем, стянув трусики на животе, начала тихонько, чтобы не разбудить бабушку, изгибаться всем телом, ловя так поразившие ее днем мучительно сладостные ощущения. Потихоньку, утомившись, Катюша уснула тревожным сном, положив ладошки не под щеку, как обычно, а между плотно сжатых бедер...

С этого дня к играм со своими трусиками Катюша возвращалась, как только это было возможно. Передок трусиков привычно сворачивался в жгутик и укладывался между губок, которые теперь почти всегда выступали наружу. Катюшу это смущало, потому что деревенские мужики и парни все чаще заглядывались на ее загорелые ноги, а ставший неприлично коротким подол платьица грозил, чуть задравшись, раскрыть ее тайну. Катюша ужасно боялась и, одновременно, чувствовала, что хочет этого, что делало игры с трусиками еще более волнующими и сладостными.

Временами волнение и тяжесть внизу живота становились просто невыносимыми. Тогда Катюша забиралась на сеновал, где ее никто не мог видеть, скидывала платье и, сильно натянув трусики между губок, терлась ими о зажатую между бедрами жердь, упертую в стропила. Было немного больно, губки и внутренние стороны бедер после этого саднило, но хотелось, не останавливаясь, снова и снова делать это. В голове тогда шумело, ноги делались словно ватные. Внизу живота появлялась какая-то дрожь, после чего наступало чувство то ли облегчения, то ли усталости и, отвалившись от жерди, Катюша падала на постель и забывалась или засыпала, сжав ладошки между ног.

Так и прошли последние дни Катюши в деревне.

Мать, приехавшая за Катюшей в Сомино, была изумлена и обрадована переменам, происшедшим с дочерью. Рассмотрев и расцеловав ее, она заявила, что в таком виде ехать в город неприлично, и потащила Катюшу в сельмаг, где купила ей новое платье, пару трусиков и лифчик. Лифчик оказался немного маловат или просто непривычен для Катюши. А вот новые трусы разочаровали Катюшу. Оставшись одна, она обнаружила, что широкие в промежности трусы закрывали все губки и упорно выскальзывали из щелки между губок. Просить у мамы старые трусы Катюша побоялась, решив, что мама, как всегда, прочтет ее мысли и обо всем догадается.

В классе Катюша готова была произвести фурор своим видом. Однако изменилась не одна она – похорошели и расцвели и другие девчонки. Да и в первые дни большинство одноклассников мало волновало, что произошло с другими. Все хотели рассказать о своих летних приключениях. А вот здесь Катюше рассказать было нечего. Впрочем, отношение к ней заметно изменилось: повзрослевшие мальчишки то и дело косили глаза и сворачивали шеи на ее вызывающе округлые коленки. Старшеклассники, раньше просто не замечавшие Катюшу, теперь растерянно, а то и просто нагло останавливались перед ней и как будто раздевали ее взглядом, а на узкой лестнице не упускали возможности коснуться рукой ее бедра, а то и груди.

Эти прикосновения, смелые взгляды и отдельные доносившиеся до слуха реплики, явно обращенные в ее адрес, смущали и необычно волновали Катюшу. Почему-то сбивалось дыхание, появлялось то самое, знакомое с лета, беспокойство и тяжесть внизу живота, хотелось, как на сеновале, опереться лобком о жердь и потереться. Это желание было столь сильным, что Катюша невольно плотно сжимала бедра и напрягала мышцы живота и ягодиц. Но желание потрогать, зажать что-то между ног от этого только усиливалось настолько, что Катюша просто не находила себе места. На переменке она попробовала опереться лобком об угол учительского стола. Это было здорово, но она тут же поймала взгляд одноклассника, который, смотрел на этот самый угол и подталкивал приятеля, чтобы прокомментировать увиденное. Катюша сделала вид, что дотягивалась до лежащей на другом конце стола линейки, подержала ее, положила на место и с деланным равнодушием отошла от стола. Между ног у нее, кажется, кипело. На уроке Катюша стала садиться на стульчик с деланной небрежностью, как бы на самый краешек, да еще с уголка, так чтобы этот уголок приходился ей как раз между ног и, выгибаясь в пояснице, она ощущала давление между ног. Но как ей этого было мало!

Катюша была ужасно раздосадована и даже зла на маму за то, что она пустила на тряпки ее старые маленькие трусики и накупила новые, такие неудобные, чтобы можно играть с ними. Почти постоянно думая об этом, Катюша все же нашла выход. Прибежав домой после школы, когда в квартире никого не было, Катюша сняла с себя все-все и, накинув только халатик, на случай, если вдруг придет папа, встала перед большим зеркалом, распахнув халатик, оглядела себя всю, оглаживая и ощупывая себя руками, чтобы убедится, что увиденное ею – явь. Перед ней в зеркале стояла очень даже симпатичная, невысокая девушка со светлыми длинными волосами, обрамляющими нежное загорелое лицо. Полушария крепких девичьих грудей с розовыми, сладко ноющими от прикосновения, сосками уже трудно было прикрыть ладошками. Тонкая талия только подчеркивала округлость изящных бедер и ягодиц. Низ живота чуть прикрывали светлые и редкие волоски, приятно щекочущие ладошку, если пальчиком гладить себя там, по чуть набрякшим нежным губкам, между которыми виднеется увлажненная ложбинка, охотно раздвигающаяся от этих прикосновений. Стройные босые ноги с еще загрубевшими от хождения босиком в огороде ногами особенно нравились самой Катюше: ах как на них смотрят парни!

Отрезав от мотка длинный кусок бельевой веревки, Катюша сложила его вдвое и сделала на талии тугую петлю, чтобы концы веревки легли точно между ягодиц девушки. Затем, раздвинув ноги и поймав концы веревки, Катюша провела их между ног, аккуратно уложила между губок, вздрогнув от знакомого ощущения, и, засунув под петлю около пупка, стала их натягивать. Веревки плотно легли между раздвинувшимися губками и чуть защемили волосы на лобке. Подумав, Катюша вытащила концы веревки из-под петли, удерживая пальцами то место, которое легло между губками, и завязала на отмеченном месте толстый узел. Снова заправила конца веревки под петлю и потянула. Но узел «съел» часть длинны веревки и теперь приходился немного ниже, чем хотелось бы девушке. Тогда Катюша, глубоко вздохнув, еще крепче затянула петлю на талии, отчего она стала неправдоподобно узкой, а животик, наоборот – выпуклым, и сильнее потянула концы веревки на животе. В этот раз получилось то, что было нужно: узел лег между губок, чуть выше влагалища, именно там, где больше всего любила себя ласкать Катюша. Свободные концы веревки оставались еще очень большими, и Катюша вновь пропустила их между ног с живота назад, уложив веревки по внешним сторонам губок. Сзади просунула концы веревок под петлю: один сверху, другой снизу и крепко связала их. Получилось именно то, что она хотела: веревки сильно сдавливали промежность и терли губки и между ними при каждом шаге и даже небольшом наклоне. Было заметно больно, но боль только усиливала возбуждение и казалась приятной.

Катюша надела поверх веревок трусики и пришла в восторг от своей выдумки. Веревки не было видно – ведь так можно даже в школу ходить! Ах, как это будет здорово: парни будут на нее смотреть и даже не догадываться, какой кайф она ловит! Хотелось быстрее попробовать это ощущение – ну хотя бы пройти мимо этих пацанов в подъезде или во дворе. Надев коротенькую юбку, кофточку – даже без лифчика, Катюша выскочила за дверь квартиры.

Спускаясь по лестнице, Катюша увидела сидящих внизу на ступеньках ребят, среди которых Катюша узнала одного из ее школы. Услышав звук туфель, они уже задрали головы, заглядывая ей под юбку, а ей еще нужно было пройти между ними. Катюша задохнулась от нахлынувшего волнения, замедлила шаг, остановилась, а затем, вернувшись на этаж вверх, вызвала лифт и нажала кнопку первого этажа. Но едва двери лифта распахнулись, как в него ворвались поджидавшие ее парни, сразу плотно обхватив ее руками, и зажали рот. Лифт тронулся наверх и остановился где-то между этажами. Катюша плохо понимала, что с нею происходит – их руки были на ее теле всюду: на груди, животе, бедрах, ягодицах, запястьях вывернутых за спину рук, зажимали рот, крепко держали за волосы, лезли в трусы…

Обнаружив под трусами девушки веревки, парни пришли в замешательство. Задрав юбку и спустив ей трусы до щиколоток, парни разглядывали обвязку на девушке, и обсуждали ее назначение, однако не знали, как себя вести дальше. Катюша, умирая от стыда и страха, стояла среди них в тесном лифте с задранной выше пупка юбке и расстегнутой кофте, с заведенными за спину руками. Она попыталась вырваться, но это было невозможно, да и бессмысленно в тесном лифте. Она знала о том, что они могли бы с ней сделать эти парни. Вряд ли бы они решились на это в лифте – ведь она их узнала. Просто облапать – баловство – кто на это жаловаться будет? Катя никому бы не рассказала. Но теперь они нашли на ней эту злосчастную веревку и наверняка разболтают в школе. Даже подумать об этом было страшно и невыносимо. А когда дойдет до родителей… От самой этой мысли тошнило, и кружилась голова. Казалось, что весь этот ужас происходит не с ней, а с какой-то другой несчастной девчонкой. Но нет, это все было с ней и, казалось, выхода нет. Катюша решила, что она покончит с собой, просто повесится, потому что пережить такой позор невозможно. После этого решения ей сразу стало легче, она прекратила попытки вырваться и прикрыть свою наготу. Конечно, не хотелось умирать, но уже ничего не поделать. Растерянность и страх парализовали ее. Катюше уже было неважно, что с ней будет сейчас. Плевать. Пусть делают, что хотят. Теперь все можно. Главное, что когда она вырвется от них, она наглотается таблеток и умрет. Но у нее на таблетки нет денег. Придется повеситься на этой самой веревке. Но как этого не хотелось! Пусть они её подольше не отпускают!

Девушка попыталась оглядеться. Вокруг, стояли, держа ее за руки и за волосы, четверо парней, все старше ее по возрасту, пожалуй, даже симпатичные, – отметила Катюша, несмотря на весь ужас ее положения. Одного из них Катюша знала – это Максим из их 11-Б. Это он вчера так разглядывал ее в школе, и ей это было приятно. Она даже подумала, что было бы здорово, если он пригласит ее погулять и в кино, и там будет обнимать. Она бы не стала сопротивляться. Наверно она ему тоже понравилась. Жалко, что она скоро умрет, а то бы они могли подружиться. А хорошо, что он здесь: от этого все происходящее казалось менее страшным.

Парни, почувствовали изменения в поведении девушки, тоже пришли в себя, и, кажется, правильно поняли ее настроение. Ей перестали зажимать рот и отпустили волосы.

– Мы никому не расскажем об этом, если ты будешь послушной, – сказал Максим. И, хотя неясно было, о чем они никому не расскажут: о веревке на бедрах девушки или о том, что с ней произойдет, когда она будет послушной, Катюша вдруг почувствовала надежду, что ей не придется умирать, и все останется как прежде. Ну, почти как прежде.

Неопытная и не избалованная ранее вниманием ребят Катюша, наслушавшись рассказов о своих похождениях ранее созревших, разбитных подруг, и без того готова была платить за это внимание большую цену. Сложившаяся ситуация просто не оставляла ей другого выбора. То, что их было четверо, конечно, пугало Катюшу, но вместе с тем, льстило ее самолюбию.

– Я согласна, согласна, – почти с радостью прошептала Катюша пересохшими губами и согласно закивала головой. Парни заулыбались. Катюше дали возможность поправить юбку и кофту, растрепанные волосы. Однако трусы один из парней снял с нее вовсе и спрятал в карман.

– Потом отдам, – дружелюбно пообещал он.

Все вышли из лифта, и повели Катюшу по улице, крепко держа за руку. Мало ли девчонок ходит с парнями за руку! Катюша вся напряглась. Но мысли бежать или звать на помощь у нее не было. Казалось, что все встречные мужчины, задерживающие взгляд на ее коленях и стройных бедрах, должны увидеть, что под коротенькой юбочкой, едва прикрывающей попу, у нее ничего нет – только веревка. Девушка невольно почти прижалась к держащему ее за руку парню и выпрямилась, стараясь не раскачивать бедрами и не сбивать подол, сама заметив, что грудь ее при этом выпятилась вперед, а соски затвердели маленькими бугорками под тканью кофты. Со стороны, наверно, казалось, что она очень рада и горда, что идет со своим мальчиком. Может быть, так оно и было? Ведь Катюша действительно впервые шла за руку с мальчиком, который к тому же был старше её.

Катюшу привели в подвал соседнего со школой дома, где у парней была оборудована «качалка». Она находилась в довольно большой чистой комнате со стенами, расписанными самими ребятами. В комнате было несколько топчанов, лавка, прислоненная к шведской стенке, Какие-то грузы висели на тросах, пропущенных через блоки, на полу валялись гири, штанга. На стене на крючьях висели прыгалки и экспандер. Было тихо. Только высоко под потолком журчала в трубах вода. Тускло горел свет.

Закрыв на щеколду входную дверь, парни усадили Катюшу на топчан посреди комнаты, а сами отошли в угол и стали о чем-то тихо совещаться. Но Катюша и не пыталась их слушать. Холодная обивка топчана, коснувшись голых девичьих ягодиц, сразу напомнила об ее незащищенности. Веревка больно врезалась в промежность, натертые при ходьбе губки саднили – все же она слишком сильно ее затянула. Чтобы ослабить натяжение веревки, Катюша откинулась назад, упершись в кушетку руками. Чуть полегчало. Захотелось совсем избавиться от веревки, и Катюша, задрав сзади юбку, попыталась развязать узлы. Но для этого пришлось наклониться, и веревка натянулась еще сильнее, а затянувшиеся узлы уже не поддавались ее пальчикам. Тихо охнув, Катюша встала с топчана и, уже почти не обращая внимания на стоявших рядом парней, запустила руки под юбку спереди, пытаясь ослабить натяжение веревки. Она была мокрая и больно врезалась в тело. Парни, наблюдая за ней, продолжали совещаться. «Уж скорей бы…», – думала Катюша, но ей оставалось только ждать.

Наконец, они обо всем договорились.

– Не бойся – ничего плохого мы тебе не сделаем. И никому не расскажем, что ты носишь на пизде веревку, и что ты трахаешься.

– Я ни с кем не трахаюсь, – попыталась зачем-то возразить Катюша.

– Будешь трахаться. Ты будешь давать нам, когда мы этого захотим, и будешь послушной, и тоже будешь обо всем молчать.

– А закапризничаешь или проболтаешься сама, то все узнают какая ты блядь. Тебе это нужно? – Катюша отчаянно замотала головой. – А мы будем беречь и защищать тебя – ты нам нужна. Ну что – согласна?

Катюша уже понимала, что так теперь и будет, и даже радовалась, что все можно скрыть, и что не придется умирать – ведь умирать тоже страшно. Она, конечно, была согласна, но молчала, опустив голову – так трудно было сказать «Да». Тогда один из парней, снова задрав ей юбку, взял одной рукой за веревку сзади и сильно потянул вверх, чуть не оторвав от пола. От резкой боли между ног Катюша вскрикнула и попыталась опереться о плечи, стоявшего перед ней Максима.

– Мне больно! Пожалуйста, развяжите меня, – простонала Катюша, сама поднимая перед ними юбку.

Парней не надо было уговаривать. Они сняли с нее юбку и кофточку, аккуратно развесили на стенке. Пока они возились с безнадежно затянувшимися узлами, Катюша разглядывала их, пытаясь угадать, кто же будет первый в ее жизни мужчина. «Хорошо бы Максим, или хотя бы вот этот», – думала Катюша.

Две пары мужских рук возились и дергали веревки у нее между ног:

– Давай разрежем.

– Не, нам эта веревка еще пригодится: мы ее привяжем, чтоб поперву не брыкалась, вишь – целка еще.

Катюша почувствовала, как чьи-то пальцы раздвинули ей губки. Бессознательно она вцепилась ногтями и попыталась оттолкнуть эту руку. Но тут же получила сильный шлепок ладонью по ягодицам:

– Не смей, сука!

Ей завели руки за спину и туго связали в запястьях только что освободившейся веревкой.

– Кто целку ломать будет?

– А мы очередь сейчас в карты разыграем, а ей глаза завяжем, чтобы не видела, если что.

– Годится, только в следующий раз меняться будем.

– А какая разница? Целкой только раз бывают…

– Ха-ха-ха.

– Как это какая разница? Последнему она ведь потрепанная достанется.

– И так каждый раз?

Катюше завязали глаза и оставили на топчане. То ли в подвале было холодно, и раньше она этого не заметила, то ли от ожидания и страха ее начала бить дрожь. Рядом шла игра в карты.

– А телку мы клевую отхватили…

– А триперок мы так не подхватим? Может, резинок купим?

– В резинке – ни за что. Никакого кайфа. А трипперок разве что от тебя. Ха-ха-ха.

– Нет, мужики, я чист. Но если у кого что есть такое, лучше не лезьте на нее – убью!

– А не залетит?

– А мы ей контрацептивы давать будем – таблетки.

– Слышь, телка! С нами не бойся – мы тебя не обидим. Тебя, кстати, как зовут? Лет тебе сколько?

– Катя. Я замерзла.

– Ничего, сейчас согреешься. Жарко будет.

– Кать, может, выпить хочешь?

– Нет, мужики, давай договоримся, Катьку не спаивать – сразу засветимся. И в жопу не трахать, – кажется, это был Максим.

– Ладно, но если решим сзади раскупорить, то снова в карты разыграем.

– А в рот?

– А в рот святое – она и сама возьмет.

– …

– Повезло тебе. Начинай. А мы пока второго разыграем.

Кто-то подошел к ней, молча сел рядом и, взяв одной рукой за волосы, другой медленно и почти нежно провел от шеи вниз, чуть задержавшись на упругой груди, по животу и попытался пробраться ниже между плотно сжатых ног. Катюша, как ни готовила себя к этому, ожидая окончания розыгрыша, ничего не могла с собой сделать. Еще крепче сжав ноги, она разрыдалась, пытаясь увернуться от его рук и сжаться в комочек, попыталась бы драться, если бы не туго связанные за спиной руки. Он посадил ее на колени, гладил по волосам, спине, бедрам, целовал груди и живот. Катюша впервые в жизни ощутила такие ласки, они как будто согревали, успокаивали и баюкали. Это было то, что она много раз видела в своих снах и мечтах. Уже появилось знакомое ощущение тепла и тяжести внизу живота, желание ласки и давления там, между ног, уже ослабли и слегка раскрылись ее колени, а его ладонь скользнула по внутренней поверхности бедра от колена и выше, как вдруг Катюша вспомнила, почувствовала, что эти остальные трое, ждущие своей очереди, сейчас напряженно смотрят на них. К этому Катюша не была готова. Ее колени снова плотно сомкнулись, она отчаянно замотала головой, громко заплакала, почти закричала и попыталась вырваться из рук своего обладателя.

– Помогите, – хриплым от волнения голосом почти прорычал он, пытаясь удержать девушку в объятьях.

Ее резко подняли на ноги, чем-то мягким заткнули и завязали рот, веревку на запястьях сняли, опрокинули на спину на топчан и, как она не сопротивлялась, широко развели ей ноги. Скоро Катюша лежала на кушетке, совершенно беспомощная, распятая, с завязанными глазами и заткнутым ртом. Запястья и лодыжки ее туго стягивали веревки, привязанные к ножкам топчана.

Кто-то провел пальцем между ее губок.

– А ведь сама хочет, – пробормотал он и вытер палец о ее живот.

Утомленная неравной борьбой, придушенная кляпом и взволнованная, Катюша глубоко и часто дышала, сама ощущала как вздымается ее грудная клетка, а все тело пробивает нервная дрожь.

«Теперь все. Теперь это будет. Ведь ничего уже не изменишь. Пусть это будет. Пусть смотрят. Все равно ведь это со всеми», – пыталась Катюша успокоить себя.

Снова две руки легли на ее тело. Погладили бедра, одна задержалась между ног, поглаживая и теребя покрытые легким волосяным пушком губки, отчего те вновь стали раскрываться навстречу ласкам, а другая поднялась по животу вверх и стала настойчиво тискать и сдавливать груди. Катюша заставляла себя успокоиться и прислушивалась к этим новым, приятным, но непривычным для себя ощущениям. «Ведь этого хотят все женщины, и многие девчонки – мои ровесницы уже спят с парнями. И я сама этого хотела, и теперь часто так будет. Просто все получилось совсем неожиданно, и их сразу четверо. Да вот еще привязанная лежу с заткнутым ртом. Ну, это сама виновата – не нужно было брыкаться. Все равно бы никуда не делась…»

Он, прерывисто дыша, лег между ног девушки, оперся грудью о лобок, крепко охватил ее тело руками и стал целовать груди, посасывая розовые бугорки на их вершинах. Катюше даже захотелось еще сильней прижать его голову к груди и обхватить ногами тело. Но руки и ноги были крепко привязаны к кушетке, и она смогла только выгнуться всем телом, насколько это позволяли путы и еще больше подставить лобок и раскрывшиеся губки под давление его тела. Парень стал подвигаться выше, его дыхание и губы уже ласкали шею девушки, руки спустились ниже, гладили ягодицы и бедра, промежность, касались влагалища и ануса. Вот он спустил брюки и своими бедрами стал еще шире раздвигать ей колени. Скоро его горячий и твердый ствол уперся ей в промежность в поисках входа в ее тело. Волнение Катюши достигло предела, и она почти теряла сознание – то ли от страха, то ли от остроты новых ощущений. Ствол скользил по бедрам, губкам и промежности девушки, то упирался в анус, то выскальзывал над лобком. Девушка всем телом извивалась под парнем в попытке увернуться и хоть на секунду отсрочить неизбежное. Наконец парень всей тяжестью тела навалился на девушку, не давая ей шевелиться и, взяв член в руку, приставил его к ложбинке между губками, прикрытой девственностью, другой рукой, охватил ее за тонкую талию, удерживая и чуть поднимая, стал вдавливаться в нее, сам задохнувшись от напряжения и ожидания желаемого.

Этот миг для Катюши был бы похож на яркую вспышку света, если бы не завязанные глаза. Короткая острая боль быстро спала, уступая место осязанию большого, горячего и живого, вошедшего в ее тело. Катюша очень боялась этой минуты. Но нет, боль была вовсе не главным ее ощущением – буря чувств и эмоций захлестнули девушку. Главное, наверное, было чувство облегчения, что это случилось, и что это вовсе не страшно и даже приятно. Было ощущение какой-то гордости и радости, что она нужна мужчинам, что они ее хотят, что она способна доставить им такое наслаждение – она настоящая женщина. Теперь не надо будет этого бояться, и у нее есть то, что способно привлечь любого из них, и ей, стоит только их поманить, намекнуть на возможность близости, можно будет получить любого. Все они готовы вот так же любить и ласкать ее. Но к ощущению обретения чего-то важного и радостного примешивалось и легкое чувство потери непонятно чего. Жаль, что все получилось не так, как она об этом мечтала: она ничего не видит, сама не может обнять, нет долгих и страстных поцелуев в губы, нет ласковых слов. Ощущения внизу живота, хоть оставались еще болезненные и необычные, но приятного во всем этом было больше: толстый и горячий стержень двигался внутри нее почти без остановки, причем чувства наполненности и возбуждения только росли с каждым новым толчком. Катюша на какое-то время забыла о неудобной позе, завязанных глазах, боли в перетянутых веревками запястьях и лодыжках, тяжести лежащего на ней мужчины. Все ощущения девушки сконцентрировались там внизу живота, в груди, которую продолжала тискать его рука, и где-то на шее около уха, где чувствовалось его горячее прерывистое дыхание и короткое рычание, когда он вдруг на секунды замирал в ней неподвижно. Постепенно его рыки становились все чаще и чаще, пока не слились в один непрерывный, а он вдруг вместо остановки приподнялся своим телом над ней, одной рукой больно сжал левую грудь, а другой бедро и еще больше ускорил движения члена. Потом его член больно толкнулся внутри нее вбок, как-то обмяк и вышел из нее, а парень снова всей тяжестью лег на девушку, хрипло дыша ей за ухо. Между ног стало совсем мокро. Однако ощущение наполненности и возбуждения не прошло. «Неужели все? » – Катюша лежала на топчане, придавленная его телом, и пыталась отдышаться, делая через нос глубокие вдохи и выдохи.

Почти сразу же промежность девушки чем-то вытерли, второй из парней улегся на нее и почти сразу вставил член. По-видимому, девушка была подготовлена к этому, или член у юноши был меньше, но это не вызвало у нее заметных болезненных ощущений, и она уже внимательнее прислушивалась к ощущениям внутри себя. Однако и кончил этот парень намного быстрее первого, что, впрочем, сопровождалось таким же сдавливанием обоих грудей и орошением промежности.

Третий и четвертый Катюшины насильники слились для нее во что-то одно неразделимое. У девушки затекли от неподвижности руки и ноги, болели спина, живот, от тяжести лежащих ней тел все труднее было дышать. Саднило влагалище и натертые губки, даже когда их члены выходили из нее. Все превратилось в одну непрерывную пытку. Девушку уже пустили по второму кругу, и казалось, что этому уже не будет конца. В какой-то момент у нее началась истерика, она билась под лежащим на ней парне, пытаясь высвободиться или хоть как-то сменить позу. Но это помогло только тем, что у него быстрее наступил оргазм, и он быстрее слез с неё.

Наконец девушку отвязали от топчана и сняли повязку с глаз. Свет неяркой лампочки буквально ослепил ее. Изо рта она вытащила свои же совершенно мокрые от слюны трусики. Волосы были растрепаны и спутаны. На запястьях и лодыжках ног были четко видны глубокие красно-синие полосы. Обе груди и бедра оказались покрыты синяками от пальцев. Болел живот и между ногами. Слегка подташнивало, и кружилась голова. Катюше очень захотелось разглядеть своих насильников, своих первых мужчин, но парни виновато отводили от нее глаза. Она встала с кушетки и сделала несколько шагов к шведской стенке, чтобы взять висевшие на ней юбку и кофту. Ноги не слушались и подгибались в коленях. Внутренность бедер была испачкана кровью. Крови было немного, чуть-чуть. Наверно её уже вытерли. Из влагалища противно текло.

Максим подал девушке начатую бутылку минералки и носовой платок:

– Подмойся.

Катя, отойдя в угол, уже не стесняясь, поплескала из бутылки на платок и протерла им бедра и промежность, а остатки жадно выпила. Опять стало холодно. Но не хотелось ни одеваться, ни идти куда-то – все было безразлично.

– Ее так нельзя отпускать, – сказал кто-то из парней.

«Сейчас убьют», – тупо и безразлично подумала Катюша.

Но парень имел ввиду слишком заметные следы веревок на ее руках и ногах. Посовещавшись, одного из них – Илью – отправили за темными колготками, а остальные принялись водкой растирать девушке руки и ноги. Это здорово взбодрило ее и помогло – следы стали намного слабее. Пришел Илья с колготками сестры. Катюша надела колготки прямо на голое тело, потом юбку и кофту. Как могла, без зеркала, поправила волосы. Все еще дрожали и подламывались колени. Было жалко себя. Очень захотелось, чтобы ее обняли и пожалели. Чуть поколебавшись, Катюша подошла к не ожидавшему этого Максиму и оперлась о его плечо. Максим обнял ее за талию и проводил к двери.

«Интересно, на мне он тоже был такой робкий? » – угадать, каким он был по счету, она не могла, но хотелось думать, что первым.

«Что мне им сказать, когда буду уходить – До свидания? Или молча? »

Но последними словами были взаимные обещания хранить все в тайне. Катюше положили в руку ее скомканные мокрые трусики, зачем-то ее веревку, какую-то денежную купюру и открыли дверь. На улице было уже темно.

Катюша медленно шла по улице и даже не думала, что она скажет родителям: почему она в чужих колготках, почему у нее в руках ее мокрые трусы и веревка, откуда деньги, откуда следы на запястьях. Хотелось прижаться к кому-то и плакать. Но кто ее теперь мог пожалеть? Родители ничего не должны узнать. Подругам об этом тоже нельзя рассказывать – иначе узнает вся школа. Остается только Максим – ее насильник, от которого уже нечего скрывать. А он там, в подвале, наверно со смехом вспоминает с другими парнями свое приключение. Хорошо бы все этим и кончилось, и больше никогда не встречаться ни с Максимом, ни с кем другим. Катюша мечтала, хотела верить в это, но не верила. Она понимала, что от них теперь никуда не деться, и все в ее жизни теперь будет по-другому. Главное – скрыть это от родителей. О том, что это все раскроется, не хотелось, просто невозможно было думать.

К счастью для Катюши родители смотрели телевизор и даже не повернулись, когда она вошла, поворчав для приличия, что нельзя так поздно гулять, а ужин на кухне – ешь теперь одна.

Схватив ночнушку, Катюша сразу шмыгнула в ванну и долго не вылезала оттуда: мылась под душем, разглядывала синяки на грудях и бедрах, засовывала пальцы в ноющее и зудящее влагалище, отстирывала трусики.

«Неужели каждый раз так будет? Все девчонки говорили, что только первый раз так противно, а потом даже здорово. Да, но они-то сразу со столькими не трахаются. А может, и трахаются, только не говорят. И я никому рассказывать не буду»

После душа и горячего чая, уже в постели Катюша успокоилась и стала в деталях вспоминать все происшедшее с ней. Наверное, если бы её просто изнасиловали, пережить это было бы труднее. А так она сама согласилась и даже благодарна им за их молчание. Они её ласкали, и временами было приятно, даже здорово. В конце концов, она сама столько мечтала, что когда-то станет женщиной. Вот это и случилось. С другими даже раньше – и ничего… Вспомнила их слова, что она им еще долго будет нужна. «Так что, каждый раз меня в подвал водить будут, привязывать и трахать вчетвером? » Катюша попыталась представить, как это выглядело со стороны. Но от пережитого и усталости вскоре заснула.

Утро напомнило Катюше о случившемся с ней накануне тяжестью внизу живота. Катюша провела пальцами по губкам. Они припухли, покраснели и были как будто вывернуты наружу. Ощущения были болезненные. Трудно было сидеть: хотелось развести колени и завалиться на ягодицы, чтобы ничем не беспокоить истерзанные губки. Но и так было плохо: саднил натертый веревкой копчик. Несмотря на утро, в теле было ощущение усталости. Посмотрев на себя в зеркало, Катюша решила, что в школу она сегодня не пойдет – с такими синяками под глазами только в больницу. Хорошо хоть на запястьях следов почти не осталось. Мать, хоть и спешила на работу, но на ходу оглядев Катюшу, пощупала ее лоб. Однако ничего не сказала.

Едва мать ушла, Катюша снова разделась, легла и провалялась в постели весь день, а к приходу родителей предусмотрительно сунула градусник под кран теплой воды и догнала его до тридцати восьми градусов.

К вечеру Катюше стало лучше. Забежали подружки, и Катюша поняла, что парни свое слово, похоже, сдержали – в школе не знали, что с ней случилось накануне.

На следующий день Катюша шла в школу и ужасно боялась встретиться со своими насильниками, хотя глазами все время искала их. Макса она увидела на перемене. Он, заискивающе улыбаясь, впервые поздоровался с ней, быстро сунул в руку упаковку таблеток и отвел глаза, но не стал уходить, а как бы ждал, что Катюша что-то скажет ему.

Так было и в последующие дни. Это походило на робкое выражение симпатии или ухаживание, и Катюше даже нравилось. А может быть, он просто стерег ее, чтобы она не проболталась? В упаковке, кроме таблеток был маленький листочек, в котором, было написано, что «…женщине необходимо ежедневно во время еды принимать по одной таблетке…». Катюше польстило называться женщиной, и она, аккуратно спрятав упаковку, незаметно для мамы выпивала каждый день по таблетке, опасаясь и надеясь, что её снова поведут в подвал.

Через неделю Макс, проходя в коридоре мимо Катюши, чуть тронул ее за рукав:

– Приходи после уроков в подвал, – то ли попросил, то ли приказал.

Катя не знала что делать. Отказаться? Не выходить из школы? Прямой сейчас убежать домой? Пойти к ним? Так ничего и не решив, Катюша вышла после уроков из школы. Макс с одним из тех стояли недалеко от входа и смотрели, куда она пойдет. Чтобы попасть домой Катюше нужно было пройти прямо рядом с ними, и она свернула к дому с этим подвалом. Ребята пошли следом на некотором удалении, а у входа в подвал догнали ее.

Один из них крепко взял Катюшу за руку, а другой, оглядевшись, открыл дверь. Здесь все было, как и неделю назад. Двое других, обнаженные по пояс, качались на тренажерах.

Ей подвинули стул. Она сказала «Спасибо» и хотела сесть, но ее удержали:

– Это для одежды.

Катюша густо покраснела, но, помявшись, положила сумку и расстегнула молнию на платье. Труднее всего было перед ними задрать подол, чтобы стянуть платье через голову. Ребята смотрели на нее не отрываясь и, как только она сделала это, довольно заулыбались. Оставшись в одном белье, с голыми коленками, Катюша почувствовала себя более раскрепощенной и уже с обреченным безразличием сняла футболку, колготки, лифчик и осталась в одних трусиках. Сама она их снять при всех не могла и стояла перед ними, прикрывая руками грудь, стыдясь пожелтевших за неделю синяков от их пальцев. Окружив Катюшу, парни оторвали ладошки от грудей и начали перепихивать её как мячик от одного к другому, Но девушка явно не хотела играть роль мячика – она вся сжалась, снова прикрыла грудь руками и присела на корточки. Катюшу подняли, связали руки в запястьях, сначала намотав на них полотенце, а свободный конец веревки перекинули через трубу под потолком и сильно натянули – ей пришлось поднять руки, вытянуться всем телом и все же встать на носочки. С девушки тут же сняли трусики и оставили ее в таком положении, оглядывая и любуясь зрелищем.

А посмотреть действительно было на что. И без того длинноногая и стройная, стоя на самых носочках и вытянувшись всем тонким телом, Катюша выглядела великолепно. Впавший живот делал ее талию еще тоньше, выпирающие ребра грудной клетки только оттеняли нежность небольшой, но уже хорошо сформировавшейся груди, от ее круглых ягодиц и изящных бедер невозможно было отвести глаз. Следы синяков на груди и бедрах напоминали о ее доступности и только еще больше провоцировали парней.

Катюша пыталась оглядеться, но это оказалось очень неудобно: было больно в плечах и приходилось сильно тянуться на носочках, а глаза закрывали сбившиеся на лицо волосы. Тогда она пропихнула голову между связанных рук назад – так было немного легче висеть, но теперь она видела только свои связанные руки, потолок и трубу под ним. В этот момент она почувствовала на своем теле руки, много рук – они ощупывали ее тело, тискали грудь, ягодицы. Кто-то, взяв девушку за колени, расставил её ноги шире, чтобы было удобно ощупывать промежность и бедра, и теперь Катюша, как ни старалась, уже не могла пропихнуть голову опять впереди рук и посмотреть, что с ней делают. Вытянутое в струнку тело остро ощущало все прикосновения к нему, но девушка только вздрагивала, не в силах противиться происходящему. Почти потеряв возможность опираться на ноги, она висела на только руках, отчего тело совсем расслабилось, и уже не так больно было в плечах. Правда, дышать стало труднее, но Катюшу в это время больше волновали касанья рук облапивших ее парней. Они не были слишком грубые, но полная беспомощность как бы оправдывала Катюшу, и она чувствовала, что ей это нравится, а с особым волнением ощущала прикосновения между ногами, даже не пытаясь их сдвинуть. Впрочем, это бы у нее и не получилось – сколько рук одновременно ощупывали ее бедра, раздвигали и теребили губки, девушка могла только догадываться. И чем дольше это продолжалось, тем волнительнее и желаннее они становились для Катюши. От этих прикосновений и от невозможности вздохнуть полной грудью Катюша задышала часто и шумно, а парни, обеспокоившись, наконец, отвязали девушку и уложили ее на топчан.

Освобожденная, Катюша не знала как себя вести дальше, и оказавшись на знакомом уже топчане, сама развела ноги и закинула руки за голову, ожидая, что ее сейчас привяжут. Действительно, привязанная, она ощущала себя спокойней и уверенней: беспомощность освобождала её от какой-либо ответственности за все происходящее, от необходимости что-то делать, сопротивляться или, наоборот, угождать этим парням. Связанная, она уже не ощущала стыда, и ей оставалось только чувствовать и наблюдать, что делают с её телом. Ей нравились эти ощущения, когда они не были излишне болезненны, она уже ждала и хотела их, ей нравилось, что вот эти почти взрослые и симпатичные парни занимаются ею, и что она им нужна. Не имея возможности что-то делать, а лишь чувствовать и наблюдать, Катюша, тем не менее, по-женски думала о том, как она выглядит в глазах парней, насколько она им нравится, и способна ли она им доставить удовольствие. Она, как могла, радовалась, гордилась собой и получала свою частицу тех наслаждений, которую эти имели парни от её тела.

Видя готовность и ожидание Катюши быть привязанной, парни с удовольствием воспользовались этим – вид связанной девушки также возбуждал и раскрепощал их. Очередность использования её тела по-видимому была оговорена заранее, и Максим, скинув брюки, быстро улегся между ее ног. Задержав дыхание и развернув, сколь позволяла веревка, колени, Катюша с волнением ждала, когда его член войдет в неё. Ожидание неизбежного сделало это проникновение почти желанным, и Катюша почувствовала, как твердый горячий стержень, уверенно раздвинув хорошо подготовленную плоть, начал толкаться внутри, лишая девушку возможности и желания чувствовать что-либо другое кроме этих толчков. Казалось, весь мир, вся жизнь начинают сосредотачиваться там у нее, и хотелось, чтобы это продолжалось и продолжалось. Однако парень на ней вдруг зачастил, а потом замер и вышел из девушки, а неудовлетворенность и ноющая тяжесть в животе осталась. Максима сменил другой, который, легко проникнув во влагалище, стал тереться о тело девушки, придавливая его всей своей массой. Катюша терпеливо ждала, когда он тоже кончит… За ним был третий, который вдруг потребовал, чтобы Катюша «крутила жопой» и подмахивала, как в прошлый раз. Да, это был тот самый, из-под которого она попыталась вывернуться в первый день, и который к ее радости быстро кончил. Катюша, как могла начала крутить под ним бедрами, сводить и разводить колени. Парень похвалил девушку, однако, когда казалось, что он вот-вот кончит, вдруг остановился и, надавив Катюше на горло, велел замереть, а затем снова скомандовал «Поехали» и для убедительности больно шлепнул её по ягодице. Так продолжалось несколько раз, пока он тоже не ахнул и не замер, лежа на девушке, ловя мгновения наслаждений. Четвертый, по примеру третьего, тоже потребовал «крутить жопой», но Катюша, дернувшись несколько раз, замерла – сил у нее больше не оставалось. Раздосадованный парень больно крутанул ей сосок, но и это не могло надолго взбодрить её. Катюша снова замерла и заплакала.

Видя, что так ничего не получится, девушку отвязали и на том же топчане поставили на колени и локти. В этой позе Катюша смотрелась необычайно возбуждающе: волнующая округлость бедер и ягодиц эффектно подчеркивалась тонюсенькой талией, грудь, опустившись, приобрела яркие и эффектные очертания, прижатое к топчану, еще детское личико было прикрыто потоком светлых густых волос, придавая юной девушке загадочность и новизну. Парень, пристроившись сзади, почти сразу кончил, а остальные окружили Катюшу, любуясь ею и ощупывая тело в этой новой позе, они быстро распределили очередь второго круга.

В этот раз пошли в обратном порядке, и первым оказался тот третий, который заставлял ее подмахивать. Он еще не успел отдохнуть, и у него плохо стоял член. Из-за этого он досадовал на девушку, обзывал её «сукой» и бил ладонью по попе, вынуждая вздрагивать и сжимать ягодицы. Катюша плакала, тихо скулила и терпела истязания, пытаясь как-то двигаться навстречу его члену. Но скоро у нее и на это не осталось сил. Однако возбудившийся, наконец, парень требовал продолжать, и ради этого, а может просто потому, что такое обращение с девушками ему доставляло особое удовольствие, подобрал валявшуюся на топчане веревку и, сложив её, раз, еще и еще начал лупить по ягодицам и спине девушки. Удары были не очень сильные, но оставляли заметные красные борозды на коже. Выдержав несколько ударов, Катюша рухнула на топчан и, прикрывая ягодицы руками, умоляла не бить. Парень, отбросив веревку, отвел руки девушки повыше на спину и попытался войти в нее лежачую сзади, не переворачивая на спину, однако, кончил раньше, забрызгав спермой исполосованную попку.

Следующий парень вновь поставил Катюшу на колени и, к ее ужасу, вновь взялся за веревку. Катюша заплакала в голос и поползла по топчану, но распалившиеся парни вернули её на место, а попытавшемуся заступиться Максиму сказали, что можно одному – можно и другим, а не хочешь – тебя не заставляем. Девушке привязали запястья к лодыжкам, а широко разведенные колени зафиксировали веревкой, пропущенной под топчаном. В рот, как и в первый раз, запихнули скомканные трусики. Веревки больше не осталось, и несчастную продолжили пороть ремнем, вытащенным из чьих-то брюк. Получилось намного больнее, тем более что в такой позе кожа на выпяченных ягодицах стала натянутой и более ранимой. Пристроившийся при этом сзади парень кончил почти сразу, заявив, что никогда не ловил такого кайфа. После этого заявления и Максим, ничуть не колеблясь, затолкал, опухший от возбуждения член в девушку, однако, прежде чем закончить, долго, хоть и несильно порол её, теребя и дергая при этом груди.

Что делал и как кончил последний насильник, Катюша уже не помнила. Упираясь лицом в топчан, она только искала возможности глубоко вздохнуть: кляп, слезы, слюни и сопли в носу не давали возможности это сделать. Вполне терпимо и даже приятно начавшийся визит в подвал, закончился кошмаром. Девушка, которую никто и никогда не бил, разве что отец за подделанный дневник в школе, пережила настоящую пытку. Может быть, не столь сильна и невыносима была боль от порки, сколь неожиданно, унизительно и пугающе все происходящее. Получившая немалое удовольствие от внимания и ласки парней вначале, Катюша ублажала и сколь могла, терпела их, пока все не перешло в откровенное истязание. Не понимая зачем все это, и чем это может кончиться, она впала в настоящую истерику, и, если бы не удерживающие её веревки, наверное, попыталась бы вырваться и прямо голой выскочить на улицу, ища спасения и защиты у первого прохожего.

Зареванную и захлебывающуюся собственной слюной и слезами Катюшу, наконец, развязали и попытались успокоить. Однако она продолжала плакать и отчаянно отбиваться от любой попытки прикоснуться к ней. Но это пришлось сделать: рубцы от ремня на ее спине и попе стали приобретать багровый оттенок. Срочно достали водку и, уложив Катюшу на топчан, ей обильно смочили и протерли спину, после чего сначала вся кожа покраснела, а затем краснота стала спадать, и рубцы выглядели уже не так угрожающе. Холод от водки и поглаживания спины заметно успокоили девушку, и с ней стало возможно говорить. Ей помогли подмыться и одеться: натруженные красные и опухшие губки совсем не закрывали влагалище, из которого продолжала сочиться белесая жидкость, припухло краснел левый сосок, спина и попа исполосованы красными бороздами от ремня, следы от веревок на руках в этот раз были не так заметны.

– Хорошо, что не били по ногам, а то стало бы сразу заметно, – отметил Максим, – Зря мы её так! Катюш, прости нас, это мы не хотели, мы так больше не будем! Не обижайся на нас.

Вряд ли все были согласны с его словами, но либо промолчали, либо тоже попросили прощения. Катюша пообещала не обижаться, тем более что парни пообещали ее целую неделю не трогать.

Одевшись и причесавшись, Катюша сунула в сумку скомканные мокрые трусы, которые все равно невозможно было надеть, туда же кто-то из парней сунул и небольшую денежную купюру. Расчесывание волос совсем успокоило ее: переложив купюру в карман платья, она, понимая, что это её не последний визит в подвал, попрощалась со всеми, а Максиму даже чуть заметно улыбнулась. Дорога домой в этот раз была короче. Опять саднило губки, струйки спермы продолжали сочиться по бедру, и идти пришлось непривычно широко, расставляя ноги. Однако Катюша была больше озадачена, чтобы мать не заметила рубцы на спине и попе. Боли от порки уже не было, но при соприкосновении с тканью платья кожа еще горела. Интересно, сколько дней продержатся эти рубцы? А как все здорово сегодня начиналось! Наверно сама виновата, что плохо подмахивала…

Мама, к счастью, никаких рубцов так и не увидела – они совсем прошли на второй-третий день. Но, когда у Катюши распахнулся на кухне халатик, она обратила внимание на оставшиеся еще с прошлой недели следы от пальцев на внутренней поверхности бедра. На удивление Катюши, мама отгадала происхождение пятен:

– Что женихи тебя в школе лапали?

Катю такое оправдание вполне устраивало, но она высказала свою заготовленную версию:

– Да вот, на физкультуре в гандбол играли, и меня пытались с мячом остановить, но я вырвалась.

На еще чуть заметные следы от веревок на запястьях мама внимания не обратила, но и здесь Катюша приготовила оправдание: специально заузила резинки на рукавах толстовки – они теперь действительно оставляли глубокие красные борозды.

Катюша с волнением и некоторым страхом ждала очередного приглашения в подвал. Она думала об этом почти постоянно и пыталась представить, что теперь там может произойти. В фантазиях приходили возбуждающие сцены, от которых у Катюши перехватывало дыхание, и появлялась сладостная тяжесть между ног. В один из таких моментов, Катюша не выдержала и, вновь опутав себя между ног веревками, вышла на улицу. Ноги сами понесли её к тому дому. Она обошла его вокруг, но толкнуться в дверь подвала не решилась. К тому же веревки между ног опять намокли и начали больно врезаться в тело. Кое-как Катюша вернулась домой и, раздевшись и разрезав веревки, залезла в душ. От теплой тугой струи, направленной на раскрывшиеся губки, возникли болезненно-сладостные ощущения, такие, как она испытывала там, в подвале, но при этом Катюше ужасно не хватало гладящих и сжимающих её тело рук, голосов, запаха пота этих парней и ощущения того, что и они при этом владеют и наслаждаются её телом. Если бы сейчас рядом был Максим, она бы, наверно, сама попросила отвести её в подвал.

Но Катюше оставалось только ждать и фантазировать. Дома она вытащила из папиного махрового халата пояс – таким можно спокойно связывать руки, не оставляя заметных следов и спрятала его в свою школьную сумку. Попробовала большой носовой платок засунуть в рот в качестве кляпа, но он оказался еще более неудобным, чем трусы и плохо впитывал слюну. Попробовав еще с кусочком поролона, она все же взяла чистые трусики, положила их в полиэтиленовый пакет, туда же сунула маленькое полотенце, пакетик бумажных салфеток и отправила их следом за поясом.

В школе Катюша с нетерпением ждала перемен и, надеясь встретиться с Максом, прохаживалась в стороне от подружек, чтобы они ему не помешали. Однако прошло, уже больше недели, в течение которой её обещали не трогать, но Макс к ней так и не подошел. У нее уже зародилось беспокойство: ведь её обещание приходить к ним было связано с их обещанием хранить её тайну – а раз её не зовут… Даже подумать об этом казалось невозможным. Уж лучше пусть узнают, что она встречается с парнями – не она одна такая.

На одной из перемен, Катюша поднялась на этаж, где учились старшеклассники, и встала недалеко от двери класса, где должен быть Макс. Сердце у нее бешено стучало. Наконец, он вышел:

– Привет, ты что здесь?

– А когда? – оглянувшись по сторонам, спросила Катюша.

– Ты что, уже готова?

Девушка кивнула.

– Ну, приходи сегодня, – как-то неуверенно сказал Макс. – Придешь?

Катя опять кивнула.

Она еле досидела до конца уроков и прямо после звонка бросилась к выходу, однако присела у раздевалки и стала ждать, когда выйдет Макс. Он тоже не задержался и быстро прошел мимо. Через две минуты вышла и Катя, но Макса на привычном месте не было.

– Ну, конечно, они ждут меня прямо там, – решила девушка.

Катюша прошла по знакомой уже дорожке и, набравшись смелости, постучалась и даже толкнула дверь в подвал – она оказалось запертой. Обескураженная, Катюша топталась невдалеке, не понимая, что же ей теперь делать? Наконец, появился Макс со своим приятелем. Пропустив девушку в подвал и запирая дверь, он как бы извинился:

– Понимаешь, никого больше нет. Мы ведь только послезавтра собирались сюда.

Возникла молчаливая пауза, в течение которой Катюша сидела на привычном ей топчане и теребила на коленях подол платья. Вдвоем парни стали робкими и застенчивыми. Первой заговорила Катюша, произнеся заранее заготовленную фразу:

– Вот я тут приготовила, чтобы лучше было… – и выложила из сумки приготовленный пакет и поясок. Взяв поясок и накинув из него петлю на запястье, Катюша показала, что именно она считает лучше, а затем, не дожидаясь приглашений или приказов начала раздеваться, аккуратно складывая вещи на стоящий у топчана стул.

Парни сразу же оживились, помогли ей раздеться, одновременно целуя и лаская, куда как более нежно и ласково, чем когда они были вчетвером, а Катюша была связана. Катюша тоже вдруг став стыдливой, пыталась противиться попыткам парней целовать её, они добивались этого. Такая игра и нравилась и смущала девушку: казалось проще выполнять то, к чему её вынуждают и заставляют силой. Парни, зная, что границы дозволенного с этой девушкой ещё очень далеко, конечно, прибегли к силе и потребовали от Катюши покорности, которую она подтвердила. В подтверждение этого, а может просто в продолжение игры Катюше надели на шею поводок из её махрового пояска от халата и заставили ходить на четвереньках и лаять, потом сидеть в «собачьей будке» – под столом, а также «вилять хвостом», в качестве которых оказались члены парней, входящих в неё сзади. Такая игра Катюше показалась забавной, веселой и доставила много удовольствия, в чем она чистосердечно призналась.

– Тебе понравилось быть нашей собачкой? Тогда возьми деньги и купи себе в зоомагазине ошейник. В следующий раз придешь в нем.

Подумав, что в следующий раз у нее окажется не два хозяина, а четыре, Катюша все же взяла деньги.

– А теперь поиграй своими хвостиками! – Катюша впервые в жизни смогла хорошенько разглядеть, подержать в руках и поиграть мужскими членами. Они оказались как живые куколки! Стоило его взять в руку и немного сжать, как он вырастал, твердел и даже подергивался от нетерпения даже в неумелых Катиных руках. Любуясь и играя одним, девушка чувствовала, как другой такой же, бьется там внутри нее в животе. Катюша вдруг сама решила поцеловать головку члена Максима, отчего он задергался и выплеснул прямо на лицо и губы девушки густую липкую, чуть солоноватую белую жидкость. Катюша была счастлива, что, наконец, прямо перед собой увидела, как это происходит, рада оттого, что это так понравилось Максиму, что она может доставить ему такое наслаждение. Вид забрызганного спермой лица юной девушки, наверно непросто выдержать – второй парень тоже немедленно кончил в неё.

Как в этот раз все быстро кончилось! Катюша готова была и даже хотела бы поиграть еще немного, но в подвал скоро должен был кто-то прийти, и Катюше помогли быстро привести себя в порядок и собраться. Максим выпустил её, потрепав на прощанье за попу, и закрыл за ней дверь.

По дороге домой Катюша заскочила в зоомагазин и выбрала простенький, но широкий черный кожаный ошейник с войлочной подшивкой и большим блестящим кольцом, разумно решив, что от узенького могут остаться на шее полосы. Домой успела вернуться до маминого прихода и притвориться, что пообедала и начала делать уроки. Осталась, правда, какая-то тревога от встречи с двумя незнакомцами на выходе из подвала, но ведь все обошлось!

На следующий день Катюша, конечно, не рассчитывала на новое приглашение, но все приготовленное для такого случая так и оставила в портфеле, а чтобы не растерять и не забыть, когда понадобится, туда же сунула ошейник и кусок веревки – ведь денег на поводок уже не хватило. Однако уже на первой перемене её разыскал Макс и, тронув за рукав, жалобно попросил сегодня обязательно прийти. Ну, как она могла отказать?! После уроков Катюша, дойдя до дверей подвала, остановилась и, решив сделать мальчикам сюрприз, забежала в ближайший подъезд, где достала из сумки и надела ошейник, прикрыв его воротничком куртки, после чего снова поспешила в подвал.

Там её, кроме четверых уже привычных партнеров, поджидали ещё два незнакомца, впившихся в неё оценивающими взглядами. Девушку подтолкнули к топчану:

– Это наши друзья. Мы тут вместе. Они тоже хотят. Раздевайся!

И без этого несвязного объяснения было понятно, что Катюшу ожидает трудный день. Она вновь, как и в первый раз, испытала невероятный стыд и унижение, когда открывала перед незнакомцами – теперь вот этими двумя парнями свои интимные тайны: показать им это дурацкий ошейник казалось даже более постыдным, чем те веревки между ног. Скованная страхом Катюша сидела на топчане, одной рукой прижимая к себе сумку, а другой придерживая воротничок куртки, скрывающий символ её покорности. Ведь этим ошейником она сразу признавалась, зачем она сюда пришла, какого отношения к себе ожидает и готова его безропотно принять. Что новички поймут это, не вызывало никаких сомнений, но изменить было уже ничего нельзя. Катюша поняла, что ей вновь придется растоптать свой стыд и покориться перед ними, а поняв и смирившись с необратимостью случившегося, она опять испытала облегчение: ведь опять от неё ничего не зависело, опять она ни в чем не виновата, и ей остается только наблюдать за происходящим и прислушиваться к ощущениям своего тела.

Катюша даже почувствовала себя в какой-то степени посторонней: будто не с ней, а другой девчонкой все это происходит, а она все видит, и ей ужасно все это любопытно, будто другая все это ощущает – ах как ужасно интересно все это узнать, хотя бывает неприятно и больно, но ведь это же происходит с «той девочкой»! А как интересно узнать, что хотят и что делают парни, когда к ним в руки попадает девчонка! Наверно, где-то есть такие книжки и фильмы, но все равно самой все это увидеть и почувствовать намного интереснее. Тем более что самого страшного Катюша уже не боялась, пройдя через больший страх своего разоблачения в странных играх с веревкой и необходимости умереть от этого позора.

Понимая, что ей некуда деться, и каждый из этих шести захочет её трахнуть, Катюша решила схитрить:

– Мальчики, мне сегодня к четырем нужно обязательно быть дома – мама сегодня не работает, и будет ждать. Давайте только по разу и быстренько?

Прикинули время и поняли, что даже по разу толком не успеть, а спешить ой как не хотелось.

– Лады, Катюха. По двое будем: один – в рот.

– Да не умею я… – запротестовала было Катюша.

– Чего не умеешь? Как Максу в прошлый раз отсосала – класс!

Пришлось и с этим смириться.

Катюшу в шесть пар рук раздели и, облапав, поставили поперек топчана на колени. Один из новичков немедленно пристроился сзади и сразу вошел в нее. Впрочем, Катюша была готова к этому, ещё когда шла в подвал, она с наслаждением почувствовала волнующие движения внутри себя. Остальные, не упуская возможности полапать, сгрудились вокруг: интересно посмотреть, когда девку трахают с двух сторон, и при этом она берет в рот впервые! Парень, расстегнув брюки, взял Катюшу за волосы и ткнул лицом в свой пах. Догадываясь, что от неё требуется, но не решаясь это сделать, девушка робко взяла его член в руку и застыла в нерешительности. Парень зажал девушке нос и ткнул свою дубинку прямо ей в губы. Открыв рот, Катюша охватила губами кончик головки и вновь замерла.

– Ты что, сука, издеваешься? – парень, взяв Катюшу за голову, на всю длину вогнал член ей в рот. В ужасе, Катюша оттолкнула насильника, из её глаз в два ручья брызнули слезы.

– Учись, Катюха – все равно придется. Куда ты денешься, – и вновь, разжав Катюше рот, начал пихать туда, помогая встречными движениями головы девушки, которую крепко взял за волосы, сначала неглубоко, с небольшими остановками, давая ей возможность дышать, постепенно проталкиваясь все глубже и глубже. Катюша даже не успела ничего подумать, да и не смогла бы – её голова моталась в такт его движениям, а все мысли сосредоточились только на том, как вздохнуть и как сглотнуть обильно текущую слюну. Впрочем, пытаться глотать слюну она скоро перестала – это мешало дышать, и она скоро густо текла по подбородку и щекам девушки. Чтобы как-то удержаться и не мотаться всем телом вслед за головой, Катюша уперлась руками о его ноги, а затем непроизвольно ухватилась за член. Парень крякнул, чуть приостановился и, вытащив член, выплеснул все его содержимое в лицо и еще не закрытый рот девушки. «У него другой вкус, чем у Максима», – это была первая, после начала минета, осознанная мысль девушки. И она зачем-то начала вспоминать вкус Максима, который попробовала только накануне. Впрочем, вспоминать и не пришлось: перед ней, ожидая, когда она отдышится, стоял Максим. Катюша бережно взяла его член и, чувствуя, что это доставляет парню удовольствие, сама старалась засовывать его как можно дальше, прямо в горло и удерживать там. Максим урчал от удовольствия и, стараясь угодить ему, Катюша сдерживала приступы тошноты, забирала член все глубже и глубже. В этот момент, толчки в её ягодицы участились, усилились, и Катюша совсем уперлась лицом в живот Максима, сначала даже не поняв, что его член уже вошел ей прямо в горло. Сколько хватило дыхания, девушка терпела – это было даже легче, чем когда он толкался в нёбо. Губы и нос Катюши щекотали волосы на его лобке, а она снизу вверх смотрела на него, пытаясь понять, насколько ему нравиться то, что она делает. Увидев, что лицо девушки начало синеть, Максим сам вытащил изо рта член, дав ей возможность отдышаться и снова попытался занять прежнюю позицию. И хотя Катюша очень старалась, в горле остался болевой ком, и проглотить член во второй раз ей в этот день не удалось. Но это только в этот день…

К весне Катюша уже почти не вспоминала, что заставило её впервые прийти в этот подвал. Бывала она там часто, иногда три-четыре раза в неделю. Если её долго не звали, возникало ощущение ненужности – Катюша боялась, что она им больше не интересна. Однажды она пришла сама, но на нее почти не обратили внимания, и она, посидев на топчане и посмотрев, как они качаются, так и ушла невостребованная. Дома она даже расплакалась и долго не могла найти себе места, пока на следующий день на переменке между уроками Максим, наконец, не кивнул ей в сторону известного дома.

Количество попробовавших её парней уже перевалило за десяток, и к каждому новому она относилась уже спокойнее, даже с некоторым любопытством и ожиданием чего-то нового. Теперь редко бывало, чтобы в один день ею пользовались больше двух-трех человек. Лишь изредка, устроив выпивку, девушку заставляли раздеваться перед всеми, танцевать на столе и становились к ней в очередь. Вытерпеть всех, да не по одному разу, было тяжело, но Катюша пыталась относиться к этому снисходительно, терпела, сколько могла, и лишь потом просила отпустить её. Девушку удерживали, но недолго – жалели. Среди парней к ней сложилось довольно доброжелательное, почти дружеское отношение, её не били, не принуждали чрезмерно. Если она говорила, что «больна», терпеливо ждали её «выздоровления», о чем она сообщала, помаячив на перемене перед классом Максима.

Катюше нравилось и отношение парней к ней, ощущение их рук на своем теле: она млела и забывала обо всем, когда её гладили между ног, ягодицы, груди и шею. Еще более острыми были ощущения их членов во влагалище и во рту. Хотелось, чтобы эти ощущения продолжались и продолжались – Катюшу волновали не только собственные чувства, но и парней: она была просто счастлива и горда, что они так возбуждались от неё и кончали. Несмотря на то, что от этого накатывалась такая усталость, что Катюша переставала что-либо ощущать сама, она очень старалась для парней, пытаясь при этом лучше понять их. И действительно, когда парни кончали, их наслаждение и облегчение передавалось и Катюше. Она очень боялась, что кто-то из них окажется неудовлетворенным ею.

К этому времени Катюша уже почти не стеснялась своих парней – могла сама раздеться перед ними и сделать все, что они прикажут. Однако стыд перед самой собой, своими родителями, которые, слава богу, ничего пока не знали, все время мучил Катюшу. Воспитанная в строгости семейного матриархата, она не могла не знать, не понимать и не чувствовать, что её визиты в подвал аморальны и постыдны. Но изменить что-либо было уже не в силах, да и не в желаниях Катюши – внимание и ласки её друзей-любовников стали привычны и необходимы, ради этого она готова была не только терпеть, но и благосклонно воспринимать от них даже унижения и издевательства. Эти унижения и издевательства в форме какой-то игры, а порой и настоящего насилия, тем не менее нравились Катюше, хотя ни парням, ни даже себе она в этом не сознавалась: это насилие, в понимании Катюши, снимало с неё ощущения стыда за свои действия и желания, перекладывая вину на старших парней, которых к тому же много, и перед которыми она беззащитна и, конечно, невинна.

Катюша не противилась, а в душе даже радовалась, когда её довольно грубо раздевали и связывали. Она молчала и тихонько постанывала, когда ей случайно или преднамеренно делали больно, и лишь тогда её большие серые глаза намокали и чаще хлопали ресницами. А связывали Катюшу почти всегда – такая с первых дней сложилась традиция, и это нравилось всем. Не связанная, Катюша никогда не вырывалась, но мешала: неосознанно заслонялась и отталкивала руки парней, хотя сама хотела и ждала этих прикосновений. Может быть, это была её маленькая хитрость – тем самым она вынуждала связать ей руки… А все, что нужно было для этого, Катюша больше не таскала с собой в портфеле: в подвале ей выделили тумбочку, в которой хранились её поясок от халата, полотенце, ошейник и веревки. Катюша приносила и складывала про запас только салфеточки, а бутыль с водой пополняли сами ребята.

В этот день, когда Максим мелькнул на перемене в коридоре, выжидающе глядя на Катюшу, она, как обычно, кивнула ему, подтверждая, что сегодня придет. Но Максим не уходил, показывая сложенный листочек бумаги. Поняв, Катюша прошла мимо него и, получив записку, с замиранием сердца бросилась в класс – это была первая записка от него! Там было то, что она так долго ждала: приглашение встретиться и не в подвале, а у входа в парк.

Едва дождавшись конца уроков, Катюша побежала к парку. Максим к её изумлению вылез из большого черного джипа и, заискивающе улыбаясь, пошел к ней навстречу. В руках у него была большая алая роза, которую он протянул девушке. Взяв девушку за локоть, Максим повел её в парк и усадил на первую у входа скамейку. Ах, как счастлива и как смущена была Катюша в эту минуту! Но Максим, похоже, был смущен еще больше. Наконец, помявшись, он рассказал девушке, что у него большие неприятности, он много проиграл, отдавать нечем, его поставили на счетчик и убьют, если он не расплатится на днях. Спасти его может только она, если сейчас поедет к его кредитору вот на той самой большой машине. Там она должна сделать все, что этот кредитор захочет и, если она ему понравится, то ему скостят, а может, и вовсе простят все долги. Бояться ей ничего не нужно. Он её не обидит.

Катюша растерялась, но эта роза и та надежда, с которой смотрел на неё Максим, решили все:

– Прямо сейчас ехать?

– Да тебя уже ждут.

Они вышли из парка. Машина с затененными стеклами ждала на том же месте. Максим, открыв дверцу, усадил девушку на заднее сиденье, а сам сел рядом, захлопнув дверь уже отъезжающего автомобиля. Кроме них, в машине было двое: водитель и мужчина в черной куртке рядом с ней на заднем сиденье. Ехали молча, и это очень томило.

– Что я должна буду сделать? – робко спросила Катюша.

Мужчина молча повернулся к ней, задрал ей юбку, посмотрел на плотно сжатые колени девушки, ухмыльнулся и занял прежнюю позу. Больше ничего объяснять не было нужды. Катюша поникла и, опустив голову, краем глаза разглядывала мужчину. До этого у неё были только парни, немногим старше её, ну никак не более, чем лет на пять. Этому было, наверно, больше тридцати, а то и сорока лет, сам крупный, с заметным брюшком, под которым между широко расставленными коленями бугристо топорщились джинсы. От этого бугра Катюша никак не могла отвести глаз – так угрожающе он выглядел.

Минут через двадцать въехали во двор огороженного высоким забором коттеджа. Вышли из машины. Мужчина оказался просто огромным – Катюша ростом ему была не выше плеча. «Прямо громила», – подумала девушка. Крепко взяв девушку за локоть, повел её не в дом, а к двери гаража в цокольном этаже. Максим тащился сзади. Пройдя две массивные двери, они оказались в просторном помещении, о назначении которого нетрудно было догадаться: одна стена была сложена из дикого камня, в которую встроен большой горящий камин, другие стены из деревянного бруса были обвешаны какими-то угрожающего вида инструментами и приспособлениями, мотками веревок, плетьми и приспособлениями, похожими на конскую сбрую. Здесь же стояли какие-то лавки, козлы и какие-то станки, с потолка с блоков свисали крючки и цепи.

От одного вида этого помещения у Катюши похолодела спина, ноги сделались словно ватные, и заныло в животе. Сопровождающий мужчина подтолкнул её к камину, у которого в одном из кресел сидел другой, который тут же недовольно выговорил пришедшему за задержку, однако, кивком указал на стоящее по другую сторону камина кресло. Оставшись одна перед горящим камином и сидящими в креслах мужчинами, Катюша почувствовала себя ещё более неуютно. Она оглянулась: Максим робко стоял у дверей – похоже, на его защиту рассчитывать уже не стоило.

– Вы отчего, девушка, не раздеваетесь? – неожиданно добродушно, почти ласково, спросил хозяин.

Катюша словно одеревенела. Раздеваться перед незнакомыми мужчинами, ожидая, судя по обстановке комнаты, может быть, настоящих истязаний, было выше её сил. Девушка так и стояла посреди комнаты, прижимая к груди портфель, словно пытаясь им защититься. Однако мужчины не намерены были терять время на её уговоры. Привезший её мужчина, которого девушка про себя назвала «Громилой», подошел к ней, вырвал из рук и отбросил сумку, одним движением распахнул курточку, отчего с нее слетели сразу две пуговицы:

– И эта шлюха еще и кривляется?!

Взяв девушку, за шею, он подтолкнул её к камину.

– Я сама, сама, – испугалась Катюша и начала задирать подол платья, даже не сообразив, что сначала нужно снять курточку. Мужчина, не спеша, помог ей освободиться от одежды.

Хрупкая девушка, оставшись совершенно нагой перед камином посредине большого зала, перед оценивающими её взглядами взрослых мужчин, видела себя как будто со стороны и ощущала свою незащищенность. Эта сцена, кажется, затянулась: Катюша мерзла с одной стороны и ощущала жар камина с другой и невольно начала поворачиваться, предоставляя мужчинам, все также сидящим в креслах и попивающим коньяк, возможность разглядеть её получше. Неожиданно Катюшу ослепили несколько ярких вспышек света – она и не заметила, как Хозяин навел на нее объектив фотоаппарата.

– Не надо закрываться, девушка! Будьте естественней! – этот негромкий ласковый голос успокаивал, но Катюша, опасаясь привставшего громилу, все же повернулась к фотографу передом и опустила руки, правда, закрыв лицо распущенными при раздеванием волосами. Последовало еще несколько вспышек. Ослепленная ярким светом, девушка по командам из темноты покорно принимала все новые позы – стоило ей один раз не послушаться, как Громила, встав у нее за спиной, так больно взял её за шею и поставил её в нужное положение, что ослушаться у Катюши больше и не возникало мысли. Девушку заставляли наклоняться, раздвигая руками ягодицы, становиться на колени, делать «берёзку» и «мостик» и даже «шпагат», хотя это у неё не получилось. Вскоре Громила принес черные чулки с ажурной резинкой и мягкий кожаный ошейник, которые велели девушке надеть, и фотосессия продолжилась. Если ошейник был для Катюши уже вполне привычен, то впервые в жизни надетые ажурные чулки вызвали у неё двойственное ощущение восторга и стыда – в этих чулках её ноги выглядели как на фотографиях самых настоящих порнозвезд из глянцевых журналов. То, что она и сама теперь порнозвезда, как-то не укладывалось в её голове. Наконец вспышки прекратились. Катюша так и осталась стоять перед камином, не зная, что ей дальше делать, теребя края резинок на чулках, и не решаясь сдвинуться с места.

– Так как вы её нашли? – вопрос хозяина был обращен уже к Максиму, который, оказывается все это время, так и стоял в углу у дверей. Максим сбивчиво рассказал историю знакомства с Катюшей. Из темноты в руки Катюше полетел моток веревки:

– Покажите девушка, как Вы себя связывали.

Катюша попыталась отказаться: показать это самой перед незнакомыми мужчинами было невыносимо стыдно. Но деваться некуда: дрожащими руками Катюша обмотала грубую пеньковую веревку вокруг пояса, дважды пропустила её между ног и замерла, стоя перед ними с закрытыми глазами.

– Нет, не так это было, – раздался голос Максима. – Здесь, посередке у нее был узел, а эти она пропустила снаружи и вот так вот натянула.

Рассказывая, Максим перевязал веревку заново – совсем как было в тот раз, а при последних словах со всей силы натянул веревку, неправдоподобно заузив талию, отчего так же безобразно выпятился животик и зажатые между веревок губки. Но если в тот раз Катюша сама аккуратно укладывала веревки между увлажненных губок, то теперь от резкого движения веревок в разных направлениях, губки оказались зажаты и скручены как фантики дешевых конфет. От резкой боли Катюша отчаянно взвизгнула и в ужасе открыла глаза, которые тут же вновь ослепили несколько ярких вспышек. Хозяин успел запечатлеть самые эффектные кадры: юная обнаженная белокурая девушка в черных чулках с широким черным ошейником, до невозможности затянутой веревками талией, выпяченным животиком и торчащими из-под него, чуть покрытыми светлой растительностью, алыми выкрученными губками, с лицом, искаженным гримасой боли. Катюша, жалобно скуля и подвывая, свалилась на колени, вцепилась в низ живота руками и никак не хотела их убирать. Но нужно было сфотографировать все ракурсы и мельчайшие подробности этой замечательной сцены. Пришлось её поднять, прицепив петлю ошейника к свисающему с потолка крюку, а руки связать за спиной. Хозяин продолжал невозмутимо фотографировать Катюшу. Перетянутые веревками губки тем временем все больше набухали и причиняли девушке сильные страдания. Однако, в силу привычек, полученных там, в подвале, Катюша, прикусив губы, молчала, не прося пощады, хотя лицо её было залито слезами. Это немало заинтересовало и раззадорило хозяина:

– Молодой человек виноват перед нами, и его следует хорошенько наказать. Надо подумать, что с ним сделать. Однако если милая девушка согласится принять наказания вместо него, то они будут куда как мягче – такую красивую девушку нельзя повредить. Милая девушка, вы согласны быть немножко наказаны вместо молодого человека? Или накажем его? – Громила, вывернув Максиму руку, повалил его на пол и наступил ботинком на лицо. Увидеть избиение её обожаемого Максима для Катюши было труднее, чем пережить свое, к тому же обещание «наказать немножко» подкупало:

– Нет, лучше меня!

– Сегодня это будет недолго, – пообещал Хозяин, берясь за фотоаппарат и кивнул Громиле:

– Плеть помягче…

Действительно, удары плетью были хотя и осязаемы, но боль от врезавшихся в промежность веревок была несравненно сильнее, тем более, что пытаясь увернуться от угрожающе свистящей плети, Катюша задергалась и лишь усугубила свое положение.

Когда девушку освободили от веревок – её губки представляли совсем печальное зрелище: иссиня-багровые, они все были в ссадинах от веревки.

Громила повернулся к Максиму:

– Ты мудак! На хрена ты девку поуродовал? Даже не попользовались ещё! Сейчас тебя вместо нее трахать будем!

Действительно, даже притронуться к Катюшиным гениталиям было невозможно – это вызывало у нее такую боль, что она не могла удержаться от отчаянного крика.

– Да, молодой человек, видно, должок останется за Вами, да еще со штраф за порчу девушки, – также невозмутимо констатировал хозяин. Катюша продолжала рыдать, но все же поняла, что теперь Максиму придется совсем плохо, а ведь она очень хотела его спасти!

– Нет, он не виноват! Это я сама! Со мной можно все! Не нужно ему штраф! – горячо забормотала Катюша, пытаясь сдержать слезы.

– Посмотрим, – Катюшу уложили на лавку, включили свет, и Хозяин попробовал осторожно пальцами развести губки. Катюша громче застонала и попыталась загородиться коленкой. Но нужно было понять, насколько все плохо – девушке раздвинули колени, вновь аккуратно взялись за губки и по очереди заглянули между ними. Катюша напряжено ждала: ну что там, что молчите?

– Да нет, все не так плохо.

Действительно, губки посинели от защемления, но поцарапаны были только снаружи, где сухая веревка продралась по сухой коже. Внутри же было достаточно влажно, да и веревка там почти не натягивалась.

– Ничего, милая девушка, до свадьбы заживет!

– Так может, и свадьбу сейчас устроим? Ха-Ха!

– Ну что, девушка, потерпим?

– Да, да, я потерплю! – Катюша надеялась, что, если они так спрашивают её, то не будут причинять ей вреда и не сделают слишком больно, а главное, она очень хотела помочь Максиму.

– Тогда терпите, девушка! – Хозяин кивнул Громиле и снова взялся за фотоаппарат.

Громила усадил девушку на лавку и, стоя между колен прямо перед её лицом, расстегнул джинсы, обнажив содержимое того бугра, который беспокоил Катюшу еще в машине. Её беспокойство оказалось не напрасным – его член оказался столь огромных размеров, что Катюша непроизвольно втянула голову в плечи и попыталась отодвинуться. Испуг, ужас, удивление… – что там было на её лице рядом с этой толкушкой, успели запечатлеться в нескольких снимках, сделанных хозяином. Громила тем временем под периодические вспышки фотоаппарата взял девушку за голову и ткнул губами в конец своего орудия. Деваться было некуда и, не имея возможности даже отвернуть голову, Катюша, взяла член в руку, отчего тот начал еще больше расти, и стал едва ли тоньше запястья Катюшиной руки. Чтобы целиком взять его в рот не могло, казалось, быть и речи, но Катюша к этому времени была уже достаточно опытна и понимала, что удовлетворить Громилу ей все равно придется, и лучше это сделать ртом, чем пускать туда, где посиневшие и саднящие губки не позволяли даже свести колени. Катюша старательно насаживалась ртом на член Громилы, сжимая его рукой у основания, оглаживая другой яички и тщательно массируя за мошонкой. У неё уже заныли скулы, но в голове стучала одна мысль:

«Только бы ему так понравилось, только бы он кончил…»

Однако Громила не собирался кончать, и к ужасу девушки его член все твердел и увеличивался в размерах.

Увы, минет для него был не более чем прелюдия. Завалив девушку спиной на лавку, Громила склонился, собираясь войти в неё. Но едва он коснулся членом её промежности, Катюша дернулась, громко ахнула и попыталась прикрыться руками, возможно, не столько от боли, сколько от ожидания её. Это очень не понравилось Громиле, и он схватил девушку за волосы, однако Катюша, понимая, что Громилу уже не остановить, опередила его намерения:

– Я больше не буду, я потерплю. Только привяжите меня, пожалуйста!

Её просьба понравилась мужчинам, тем более, что совпадала с их намерениями:

– Да Вы, девушка, оказывается, умничка! На коленочки её и подвесь, – последнее было адресовано Громиле, который беспрекословно слушался Хозяина.

Он взял металлические наручники, собираясь надеть их на Катюшины запястья, но прикосновение холодного металла привело Катюшу в ужас, и она расплакалась, умоляя лучше связать её веревкой.

– Наручники ещё успеем, давай пока кожаные, а то ей домой сегодня надо, – вступился за Катюшу Хозяин.

Катюше надели на запястья, такие же, как ошейник, кожаные браслеты, соединили их вместе и, заведя руки за голову, присоединили к кольцу на ошейнике. Поставив девушку на край скамьи на широко разведенные колени и привязав, чтобы не могла сдвинуться с места, за кольцо в ошейнике её подвесили к свисающему впереди крюку. По повторяющимся вспышки яркого света Катюша поняла, что её продолжали фотографировать во всех ракурсах. Однако Катюша с волнением и страхом ожидала, когда Громила попытается войти своей дубиной в неё, постаралась расслабиться и прогнуться, чтобы это не было очень больно. Вот что-то коснулось её сзади, ещё, прижалось к губкам и, раздвинув, уперлось между ними. Было больно, но Катюша, превозмогая скованность и болезненные ощущения, прогнулась ещё сильней, понимая, что так она больше раскроется и, может быть, эта дубина не порвет её. Однако в этом прикосновении и ожидании было уже то привычное и желанное, что позволило девушке увлажниться и хотя и труднее, чем обычно, но принять в себя член Громилы. Катюша просто еще не знала, что способна так растягиваться. Войдя в девушку достаточно осторожно, Громила больше не мог сдерживаться: его усиливающиеся толчки доходили уже до самого дна девушки, что было куда как болезненней трения по травмированным губкам. Катюша напряглась, пытаясь как-то ослабить толчки Громилы, постоянно при этом теряла равновесие и, пытаясь опереться руками, почти повисала на пристегнутом к крюку ошейнике. После каждого толчка, выбивающего Катюшу из равновесия, её возвращали обратно крепко держащие за бедра руки. Не хватало воздуха, она уже хрипела и чувствовала свой пульс в висках. Слепили яркие вспышки ищущего удачный кадр Хозяина. Приспособившись к происходящему, Катюша почувствовала, что движение члена внутри неё уже не столь болезненно, сколько желанно, и ощущения от него заставляют забывать и про удушье, и про боль в потертых губках, и про усталость связанных за головой рук. Уже через полчаса, когда использованную и замученную девушку снимут с крюка, развяжут и отправят в находящийся здесь же за стенкой душ, быстро пройдут и скоро забудутся все болевые ощущения, и только чувство огромного двигающегося внутри члена, станет самым ярким воспоминанием об этих минутах.

После душа Катюша в мягком махровом халате сидела у камина и пила горячий чай с разными сладостями, которые она и в магазине редко видела. Громилы не было видно. Максим, о котором Катюша почти забыла, оказывается, все это время был здесь и тихо сидел в стороне.

– Ну что же. Штраф мы простим – девушка не подвела. А вот долг и проценты по долгу еще придется отрабатывать. Вы как, девушка, готовы отрабатывать за молодого человека?

Катюша, оглянувшись, растерянно посмотрела на Максима. Тот ожидающе молчал. Ведь вопрос был обращен к Катюше, и никто, кроме неё, не мог на него ответить.

– Как я должна отрабатывать? – Катюша и сама понимала глупость заданного вопроса, но ей захотелось хоть капельку почувствовать себя человеком, который может что-то решать.

– Завтра, послезавтра и когда мне понадобится, я жду Вас здесь. Вы мой желанный гость, – и тут Хозяин сделал то, что больше никто не делал Катюше – поцеловал руку.

Уютное кресло у камина и столик со сладостями, ласковый голос немолодого, но интересного мужчины и этот поцелуй… Могла ли Катюша отказать? Даже жалость и желание помочь Максиму отошли в этот миг на второй план.

– Ну, вот и славно. Молодой человек, помогите милой девушке одеться. Вас отвезут.

После этого дня большая черная машина почти ежедневно ждала Катюшу у входа в парк, а затем прямо у дома в соседнем городке, куда девушка вскоре переехала.

В подвал Катюша больше не приходила – у неё на это не оставалось больше ни времени, ни сил. Да Максим и не приглашал её – до переезда он был связным от Хозяина. Слухи о похождениях девушки в подвале вскоре дошли до школы: сначала на её столе появилась крупная надпись «ШЛЮХА», потом об этом стали говорить все, показывая на Катюшу пальцем.

Из школы пришлось уйти. Дома был большой скандал – отец сильно избил мать, обвинив в плохом воспитании дочери. Семья распалась, и Катюша уехала жить в соседний городок к бабушке, где и закончила школу. Избегая расспросов одноклассников о прошлом и настоящем, она так и не завела себе новых друзей. После школы она сразу садилась у окна и делала уроки, поглядывая, не приехала ли за ней черная машина. Может быть, поэтому Катя неплохо училась и после школы поступила в институт.

Зачем она ездила к Хозяину и ждала этих поездок, Катя сама себе не могла объяснить, да и не пыталась. Про Максима она почти забыла, ведь долги ему, кажется, простили. Хозяин покупал ей подарки и давал деньги, но это при скромном образе жизни Катюши было не главное. Там, в зале цокольного этажа коттеджа Катюша переживала и наслаждение, и боль – так, как это хотелось Хозяину. Оказывается, этого хотела и Катюша – все остальное вокруг ей казалось пресным и ненужным. Казалось, ради этих часов Катюша и жила. Много молодых людей пытались познакомиться с симпатичной большеглазой девушкой с изящной фигурой. Эти встречи редко продолжались после первой же совместно проведенной ночи. Катюша расставалась с ними, не объясняя причин.

К Хозяину часто приезжали гости, и он угощал их девушкой. Возможно, за это они платили Хозяину – Катюша этого не знала и не интересовалась. Ей доставляло особое удовольствие угодить и удовлетворить любого Гостя, сколь странными порой и не были их желания. Сам Хозяин тоже часто прибегал к её услугам, при этом широко используя весь богатый арсенал своего каминного зала.

Он много фотографировал девушку. Катюша не без удовольствия и волнения разглядывала эти снимки: они научили её смотреть на девушек глазами мужчин, которые их хотят. Эти снимки редко уходили из компьютера Хозяина.