Справедливое наказание (Клизма наказание рассказы) Часть 1

Справедливое наказание

Она терпеть не могла насильников, хотя как прокурор и не имела права на предвзятость. Да, не имела, но ничего не могла с собой поделать, и ненависть порой буквально закипала у нее в крови, особенно в этот раз, когда пойманный преступник вел себя так нагло. Зря он ее разозлил. Он совершил серьезную ошибку, даже не подозревая, какого в ней будит зверя. Пока еще шло следствие, она сдерживалась, но когда его уже посадили, не выдержала и решила проучить подонка, справедливость должна была восторжествовать. Все равно жаловаться ему было уже некуда, а с начальником тюрьмы она договорилась. Тот тоже ненавидел насильников.

Может, она была не права, но этот ублюдок сам напросился, чересчур нагло и вызывающе ведя себя во время суда. Он не признал своей вины и абсолютно ни в чем не раскаивался, утверждая, что в таких ситуациях всегда виноваты женщины, собственным поведением провоцирующие мужчин, и той девчушке, которую он грубо изнасиловал в задний проход, мол, так и надо было. Как прокурор она добивалась, чтобы этому гаду впаяли десятку, но, будь ее воля, за одни такие слова поставила бы его к стенке.

Справедливость не всегда торжествует, миром правят другие законы – у преступника оказались влиятельные покровители, и он получил всего два года, а она ничего не могла с этим сделать. Сказать, что она была в бешенстве – это не сказать ничего, ее просто выворачивало от ярости, особенно когда после оглашения приговора она поймала его усмехающийся взгляд. Случись подобная ситуация еще раз, он, не сомневаясь, будет издеваться, унижать и насиловать. Это ей стало абсолютно ясно.

И она не выдержала, не смогла совладать со своими чувствами, ведь разве можно мириться с таким! Прокурор, конечно, не имеет права делать подобное, но она решила наказать его сама, проучив его так, чтобы он запомнил это на всю жизнь.

Договорившись с начальником тюрьмы о том, что проведет с заключенным «профилактическую беседу» наедине и без посторонних глаз, она попросила надеть на него наручники, а сама прикрыла лицо маской, чтобы тот ее не узнал.

И вот наступил момент торжества справедливости.

Дверь камеры глухо скрипнула, и, зайдя внутрь, она закрыла ее за собой. На лице – темная маска, в одной руке полицейская дубинка, в другой – кожаный саквояж, как у врача-хирурга, приехавшего на операцию по вызову. Весь ее вид не предвещал ничего хорошего. Молча поставив на пол саквояж, она залепила глазок двери пластырем и обернулась к преступнику. Сквозь прорези маски на него смотрели ненавидящие глаза. Сидя на нарах, он вздрогнул и уставился на нее, почувствовав что-то неладное.

– Что? Кто вы? – в его голосе прозвучал испуг, ведь для чего-то на него надели наручники.

– Ну что, говнюк, пришел и твой черед, – цинично усмехнулась она, видя, как насильник бледнеет.

– В…в чем дело? Ч…что вам нужно? – вдруг стал заикаться он. Его самоуверенность как рукой сняло.

– Да надо бы тебя проучить, гада, – она излучала откровенную злобу, сжимая в руке дубинку. – Явно заслужил.

– К…как это? – глаза преступника приклеились к этой дубинке, а на лбу у него выступила испарина. – К…кто вы? К…какое в…вы имеете право?

– Право, говоришь? – и, открыв саквояж, она стала выкладывать на стол его содержимое. Электрошокер, плетка, страпон… Все это выглядело зловеще.

– Д…да в…вы что? – смертельно побледнев, вытаращился преступник на эту коллекцию. – Я…я б…буду ж…жаловаться.

– Жаловаться? Да только дернись, не выйдешь отсюда, скотина. Зэки ведь ненавидят насильников. Не знал что ли? – злобно прищурилась она.

– Н…не надо, – заскулил насильник. Она его полностью деморализовала; дубинка теперь была не нужна.

– Не надо, говоришь? А помнишь, та девушка тоже говорила «не надо»? Забыл, тварь? А? Забыл?! Вот сам сейчас все и испробуешь по полной, – взяла она в руку плетку.

– В…вы не имеете п…права, – стал забиваться в угол преступник, его губы затряслись от страха.

– Опять о праве вспомнил, ублюдок? – процедила она сквозь зубы, подходя ближе и чувствуя, что готова убить эту скотину при малейшем сопротивлении. – Права, говоришь, не имею?

– П…прошу вас, – униженно бормотал насильник. – Оч…чень прошу.

– Просишь теперь? – яростно брызнула она слюной. – Пропала твоя спесь? А сам забыл, как жертва тебя просила и умоляла? Забыл, гад? – и она до боли сжала рукоять плети.

– Н…ну не надо, – стал прикрываться руками преступник. – Н…не надо…

– Спиной развернись, – вновь процедила она сквозь зубы. – Спиной, я сказала… И нагнуться.

– Н…не надо, – глаза преступника излучали неприкрытый ужас.

– Спиной! – резко хлестнула она его так, что тот еле успел прикрыть лицо.

– А…а… – жалобно заскулил насильник, потирая обожженные плетью руки. Его униженный вид только провоцировал ее на издевательства.

– Хотя нет! – мелькнула у нее свежая идея. – Сначала целуй сапог, сволочь! – и, по-прежнему держа в одной руке плеть, она схватила его второй за волосы и рывком поставила перед собой на колени. – Целуй, кому сказали!

Все так же скуля, преступник стал целовать голенище ее сапога, инстинктивно осознавая, что любое сопротивление только усугубит его положение.

– Сильнее, сильнее целуй! Лижи теперь! – и она хлестанула его по спине плетью. – Активней лижи, я сказала!

Шмыгая носом, дрожащий преступник стал вылизывать ее сапог. Ему повезло, тот был не испачкан уличной грязью.

– Штаны спускай с трусами! Спускай и жопу подставляй, урод! – вновь скомандовала она, брезгливо оттолкнув его ногой в сторону. – Так просто ты не отделаешься, не надейся. Быстро задницу подставляй, кому сказали!

Преступник не посмел ослушаться, и она от всей души стала хлестать его плетью, заставляя при этом каяться за содеянное.

– Простите, больше не буду! – подвывал он, вздрагивая под ударами. – Простите…

– Неискренне звучит! – продолжала лупить она по краснеющей на глазах заднице, все больше входя в азарт. – Не раскаиваешься! Не слышу вины в голосе. Не слышу! Не слышу! Не слышу!

– Ай! Уй! Виноват! Ай! – скрипя зубами от боли, ныл он, превратившись в униженное животное.

– А теперь – коленями на нары и наклониться! – прозвучал ее новый приказ. – Кому сказала! – и последний удар плетью по голой заднице получился особенно звонким.

– Ч…что в…вы? – вновь начал заикаться насильник, потирая руками пунцовую попу и поднимаясь с пола.

– Почувствуешь сейчас сам, как это, ублюдок, – и она плюнула на рукоять плети, смачивая ее. – А ну подставляй жопу, пока не убила!

– А…а! – поперхнулся воздухом преступник. Рукоять плети жестко вошла ему в зад.

– Нравится тебе? Нравится, а? – и, подвынув плеть, она вновь резко вогнала ему рукоять в анус.

– У…у!.. – выпучив глаза, завыл насильник. – А…ай!..

– А теперь – ползать по камере с плетью в жопе и ржать! – войдя во вкус, от души издевалась она. – Ржать, словно мерин с хвостом, я сказала! – и она изо всей силы шлепнула его ладонью по заднице, так, что даже отбила ее, еще больше разозлившись от этого.

Со скулежом ползая на коленях из угла в угол камеры, он пытался увернуться от пинков и одновременно ржал, как было велено мучительницей, смертельно боясь злить ее. Надетые наручники натирали руки, из глаз от боли капали слезы, но он терпел и ползал, надеясь, что все это унижение скоро закончится. Закончится? Не тут-то было, и ужас охватил его. Сняв юбку, его мучительница стала надевать огромный страпон; рукоять плети выглядела по сравнению с ним детской игрушкой.

– Ага! Понял, что тебя теперь ждет, гадюка! Думал, все так легко обойдется, да? – затянув ремни, смазывала она искусственный член. – Как же, жди! Щас я тебя так в жопу вы…бу, без слез срать не сможешь, скотина.

Где она нашла такой огромный страпон, уму непостижимо! Он был по-настоящему жуткий, и, пожалуй, насильнику повезло, что его задница была уже разогрета рукоятью плети.

– Не надо!.. – вновь с надрывом заскулил он. – Пощадите… Прошу вас…

– На нары раком и нагнуться! – она резко выдернула из его зада рукоять плети. – Лучше не зли меня, прибью! За себя не отвечаю.

И, получив очередной жесткий пинок, преступник вновь забрался коленями на нары, наклоняясь и подставляя голый зад.

– Ниже, ниже наклонись, уродина! – начала она примеряться к его анусу сзади. – И жопу сильнее выпяти. Сильнее, я сказала! Не ясно, что ли?!

– У…у… А…а… – хрипел насильник, обливаясь потом от боли; в его зад начал внедряться пыточный кол страпона.

Страпон был двусторонним и имел дополнительный фаллоимитатор для влагалища, поэтому, трахая этого подонка, она кайфовала вдвойне. Во-первых, от того, что мстила за поруганную девушку, а во-вторых, потому, что во время толчков стимулировала и свое влагалище. Возбуждение нарастало, и она все сильнее заводилась, издеваясь над ним.

– Ну, как тебе такая любовь, животное? Нравится, а? – все резче и резче загоняла она в зад преступнику искусственный член. – Вот тебе! Вот! Вот!..

Скрипя зубами, тот стоял в раскоряку, дрожа и скуля. Эта пытка была жуткой расплатой за содеянное. Знал бы он, что его ждет, пальцем бы не тронул изнасилованную им девушку.

Еще бы чуть-чуть, и она кончила бы, но не за этим она пришла в камеру к преступнику.

– Ну что, урод? Как тебе такая справедливость? – усмехаясь, вынула она из его зада страпон и потянулась к полицейской дубинке (та была еще толще насадки). – А сейчас я тебя напоследок еще и дубинкой трахну, чтобы жизнь медом не казалась.

– Не-ет! – буквально завыл насильник, глотая слезы и пытаясь оттолкнуть ее. – Не на-адо…

– Ах ты, сволочь такая! – и она, извернувшись, схватила его рукой за яйца. – Будешь дергаться, электрошокер в жопу суну! Суну и яйца оторву. Реально оторву, понял?

– По-онял… – обреченно поник преступник.

– Не надо, говоришь? – поднесла она к его заду дубинку. – А я считаю, что просто необходимо. Ты у меня, сука, на всю жизнь этот урок запомнишь, – и она прижала конец дубинки к его анусу.

Обливаясь потом и замерев от ужаса, насильник чуть слышно подвывал.

– Ага, это именно то, что нам надо. Вот теперь-то есть ощущение, что ты раскаиваешься, ублюдок, – злорадно усмехнулась она, доставая из кармана куртки iPhone. – Я сейчас еще и запишу это для той девушки. Пусть порадуется за тебя. Дубль один. Съемка. Начали!

– А…а! – диким голосом взвыл преступник. – Полицейская дубинка резко вошла ему в зад.

…Справедливость в тот день наконец-то восторжествовала. Никто бы не смог попрекнуть ее, хоть она и была прокурором.