Про "голую Жанну" и её парня 3, 4. Девушки заставили парня отлизать

Примечание: действие происходит в 90-е годы.

Глава третья

Всю предновогоднюю неделю я был как на иголках. Хуже всего то, что с Яной я не встречался. У неё были какие-то дела.

Тридцать первого декабря я был у ворот дома Яны за час до назначенного времени. Валил густой снег, так что почти ничего не было видно. Но, в общем, это неплохо, ведь в снегопад не так холодно. Да и красиво – можно любоваться снежными хлопьями, попадающими в конус света от уличного фонаря. Я любовался минут сорок, не выдержал и позвонил у ворот раньше времени. Замок щёлкнул, и я вошёл во двор, навстречу своей судьбе.

Двор показался мне огромным, а дом, сияющий огнями, виднелся сквозь снегопад где-то вдали. Я видел, как раскрылась дверь, свет упал на крыльцо и незнакомый женский голос позвал:

— Сергей! Это вы? Идите сюда по тропке, там от ворот тропка протоптана.

Снег цеплялся мне за ресницы, поэтому, пересекая пространство двора, я не видел ничего, кроме светового пятна и смутного силуэта. Заранее улыбаясь, я поднялся на крыльцо, прошёл в немедденно захлопнувшуюся дверь и протёр глаза. И остолбенел.

Передо мной стояла улыбающаяся совершенно голая женщина. Я решил, что у меня галлюцинации. Спортивного вида блондинка, с довольно широкими плечами и узкими, как у пловчихи бёдрами, небольшой грудью и плоским мускулистым животом, одетая только в туфли на шпильках. Она протянула мне руку и ошеломлённо пожал её тёплую ладонь.

— Так вы Сергей? Очень приятно. А я – Ольга, мама... – Женщина запнулась, увидев мою растерянность.

— Мама, кто там? Сергей уже пришёл? – из глубины дома вынырнула Яна. Я перевёл на неё взгляд и понял, что окончательно свихнулся. Яна тоже была совершенно голая, даже босиком – машинально я отметил эту деталь.

— В чём дело? – Яна нахмурилась. Она переступила босыми ногами по полированным доскам пола и скрестила руки на груди.

— Я-я-я не понимаю, - пробормотал я.

— Чего ты не понимаешь? – нетерпеливо, уже с раздражением спросила Яна. – Разве ты не знаешь...

— Похоже, что Сергей в самом деле не знает, - мягко прервала её Ольга. Она повернулась ко мне. – Мы нудисты. Об этом известно всему городу.

— Нуди...

Яна вздохнула.

— Ладно, мама, я с ним поговорю. А ты иди к папе. Я присоединюсь к вам чуть позже.

— Не делай глупостей, - предостеригающе сказала голая женщина, направляясь по прихожей к лестнице, ведущей на второй этаж.

— Чего уж там, - буркнула Яна себе под нос. – Все глупости уже сделаны. – Она показала мне на диванчик, стоящий около.

— Зачем ты скрывала? – спросил я, и не узнал своего голоса.

— Ничего я не скрывала, - сердито возразила Яна. – Я всю жизнь хожу голая. Это все знают. Мне и в голову не могло прийти, что тебе это неизвестно. Ты, наверно, вообще первый человек в моей жизни, который не знал, что я нудистка, - она замолчала. – В общем, так, - начала она после долгой паузы. - Ты мне больше звони, потому что будет лучше, если мы расстанемся сразу. Поболит и перестанет...

— Ты меня гонишь? – я был ошарашен.

— Я тебя не гоню, - неохотно сказала Яна. – Но ведь ты сам не захочешь встречаться с чокнутой, которая повсюду расхаживает голышом. Это ведь я только зимой одеваюсь, а летом, когда тепло, обхожусь минимумом. Погоди, не возражай. Ты ведь понимаешь, что я встречалась, то весть, пыталась встречаться с... кем-нибудь. Да? Так что я всё это проходила и знаю, как будет дальше. Уже были случаи, когда меня уговаривали нудировать дома, а на людях соблюдать приличия. Но это не по мне. Я отказываюсь. И мы всегда расходимся. Никто не хочет, чтобы его подругу все видели в чём мать родила. Никто не хочет связываться.

— Я хочу, - сказал я неожиданно для себя. Яна отодвинулась и посмотрела на меня с крайним удивлением.

— Ты, наверно, не понял. Мою голую задницу видел весь город. И ещё не раз увидит. Я не собираюсь прекращать нудизм. Я всегда буду голышом, при всех.

Я кивнул.

— Мне жаль, что я не знал об этом твоём обыкновении. Может быть, если бы я знал об этом с самого начала, наша история пошла бы иначе. Хотя не уверен. Может быть, ничего не изменилось бы. Но теперь это не имеет никакого значения. Понимаешь, я тебя люблю и хочу быть с тобой. Насовсем. Если ты меня не гонишь, я остаюсь.

Яна глядела на меня, приоткрыв рот. Это было дико сексуально, её приоткрытые губы. На всё остальное я старался не смотреть, хотя переферийным зрением цеплял и её грудь и прочее.

— Ты псих, - наконец выговорила Яна. – Над тобой будут хохотать все твои друзья-приятели и полгорода впридачу. Из всех возможных девушек выбрал сдвинутую по фазе нудистку.

Я пожал плечами.

— Я смотрю на это дело чуть-чуть по другому. Мне несказанно повезло встретить самую прекрасную, самую умную и хорошую девушку на свете и обратить на себя её внимание. Я счастливчик. Все умные будут мне дико завидовать, а дураки пусть смеются. На то они и дураки.

— Я голая и так будет всегда и везде, - сказала Яна дрожащим голосом. Я привлёк её к себе и поцеловал её в щёку.

— Я люблю тебя такой, как ты есть. Если ты голая, я люблю тебя голой. И вообще, тут не очень яркая лампочка, я тебя толком не разглядел. Это обидно. Весь город видел тебя в натуральном виде, а я ещё нет.

Внезапно Яна разрыдалсь, уткнувшись мне в плечо.

— Мне было так страшно, когда ты на меня посмотрел... тут... Я подумала, что умираю. У тебя был такой взгляд!

— Я просто очень удивился, - ответил я успокаивающим тоном. – Понимаешь, я решул, что свихнулся, и теперь все женщины мерещатся мне нагишом. Я подумал, что ты стоишь одетая, а я тебя раздеваю взглядом и не могу отличить иллюзию от реальности.

Яна засмеялась сквозь слёзы.

— Можешь потрогать, - сказала она. – на мне нет ничего, кроме моей кожи.

Я наклонился и поцеловал её в шею. Она тихо застонала и я спохватился, что сижу рядом с голой девушкой в куртке и кроликовой шапке.

— Ладно, где тут вешалка? Раз ты меня не гонишь... – Яна бросилась помогать мне снимать снимать верхнюю одежду, но я мягко остановил её, объяснив, что во внутреннем кармане у меня припрятан новогодний подарок. Пусть это будет сюрпризом. Яна вытерла слёзы тыльной стороной ладони и сказала, что пойдёт вперёд, предупредит родителей.

Я смотрел ей вслед, когда она шла шла к лестнице. Её попка была верхом совершенства, а спина... Ей в самом деле не нужна была одежда.

Ну, парень, сказал я себе, ты вляпался по самые уши в самую идиотскую, самую дикую историю, какую только можно представить. Я преувеличивал, конечно. Но не слишком.

Глава четвёртая

Представление родитилям Яны прошло на удивление гладко. Ольга и Игорь встретили меня улыбками – Яна успела им объяснить положение вещей. К моему немалому облегчению, Игорь был одет вполне цивильно – белая рубашка с однотонным галстуком и отглаженные черные слаксы. Ольга... В её сторону я старался не смотреть. Но она отнеслась ко мне очень дружелюбно, и я немного успокоился.

Ясное дело, полностью успокоиться в компании двух красивых голых женщин невозможно, но всё-таки я через час... нет, не привык, но перестал чувствовать себя так, как будто вот-вот грохнусь в обморок. Помогло то, что мне очень хотелось внимательней разглядеть голую Яну, рассмотреть её тело, но это было бы верх неприличия, я отводил глаза, и эта внутренняя борьба меня отвлекала от прочих переживаний. Тем не менее, я так волновался, что не заметил закуски, которые положила мне на тарелку Ольга.

Сцену в прихожей не обсуждали. Говорили в основном о планах на будущее. Ну, это логично в предверии Нового Года.

— Что изучаете, молодой человек? – Игорь оказался совсем непохож на стереотип «нового русского». В нём было что-то французов, изображающих брутальных бизнесменов в кино. Он как бы играл, всё время меняя маски. Вот тут, за столом, в кругу семьи, он был бы, наверно, настоящим, если бы не моё присутствие. Но он прагматично использовал меня для оттачивания своего стиля.

— Информатика и компьютерное программирование, - объяснил я. – Сейчас, знаете ли, по всему миру начинает развиваться такая штука, которую называют «всемирная сеть» или «интернет». Компьютеры в разных странах связываются как телефоны, и можно передавать от одного компьютера к другому тексты, изображения, звукозапись. Ну, вот, я осваиваю программы, которые все эти данные шифруют, подгоняют под пользователей компьютерами. Я упрощаю, конечно. Но это выглядит примерно так.

— Интересно, - протянул Игорь. – Думаете, у этой вашей сети есть будущее? Наверно, не так уж много пользователей?

Я пожал плечами.

— Пока пользователей не очень много, всего несколько миллионов на всю планету. Но это только начало.

Было понятно, что меня более-менее осторожно прощупывают, чтобы понять, что за парень приявязался к Яне, можно ли ему доверять. Меня это не беспокоило. Я был уверен, что доверять мне можно. И что, даже узнав «семейную тайну» Яны – она, эта «тайна», оказывается, была тайной только для меня – я не стал относиться к Яне как-то иначе. Наоборот, я понял её сдержанность и вежливую отстранённость, которую мне пришлось пробивать в самом начале нашего знакомства. Конечно, к ней наверняка клеились всякие подонки, считавшие её легкодоступной. А хорошие мальчики, по словам Яны, рвались перевоспитать глупую нудистку. Ох, страшно представить, какое давление она испытывала со стороны общества. Наверно, она очень одинока. Но я буду с ней рядом. Если только она сама этого захочет. Я посмотрел на Яну. На столе в старых подсвечниках горели восковые свечи, в их колеблющемся свете казалось, что Яна озабоченно хмурится. У меня сжалось сердце от нежности при взгляде на её голую шею и нежные плечи.

— Вы, наверно, пережили настоящий шок там, внизу? - сочувственно спросил Игорь.

— Ещё бы! Я чуть в обморок не упал. У меня весь мир в глазах перевернулся. Это ведь для вас привычно, а я-то ни о чём подобном понятия не имел, - родители Яны обменялись многозначительными взглядами, и я продолжил. – Но на самом деле я гораздо больше испугался, когда Яна начала меня гнать прочь. Это было намного ужасней.

— Ужасней, чем наш нудизм? – с любопытством спросила Ольга, чуть наклонившись вперёд, так что её груди мягко качнулись над столом.

— Сам по себе нудизм не ужасен, - пояснил я. – В конце концов, я и сам летом на речке загораю голышом. Но внезапность! Как мешком по голове.

— Так что же было для вас ужасней нашей с Яной наготы?

— Н-ну, как бы вам сказать... Я последние дни только о Яне и думал. Она для меня буквально в центре всего, остальное, в общем, неважно. И вот, мир-то перевернулся, а Яна всё равно в центре. Ну, голенькая, ну, ладно... Но когда она мне сказала «уходи», вот это для меня стало потрясением.

— Может, хватит? – вмешалась Яна. – В конце концов, я тебя прогнать не смогла, ты здесь. Хоть и недоволен моим видом.

— А кто сказал, что я недоволен? Мне нравится видеть тебя... – я запнулся. – В естественном виде. Если тебе так комфортно, то и слава богу.

— Сергей, вы в самом деле настолько открыты нудизму? – недоверчиво поинтересовалась Ольга. – Вот так, за несколько минут изменили своё отношение? Развернулись на сто восемьдесят градусов?

— Я не менял своего отношения, - мне не очень нравилось такое давление со стороны Яниных родителей, но деваться было некуда. Моя первая реакция им, мягко говоря, не понравилась, и они справедливо подозревали во мне то ли авантюриста то ли конформиста. Ели бы они увиделди у меня уклончивость или попутку соврать, нашим отношениям с Яной пришёл бы конец. Они бы развели нас в стороны. Что они оба люди жёствие, волевые, я уже понял. Только откровенность могла примирить их со мной. – У меня всего час назад вообще не было никакого мнение по поводу нудизма. Я никогда не думал об этом. В детстве, конечно, купался голышом, даже с другими ребятами и девчонками. Сейчас, если оказываюсь один на пляже, обхожусь без плавок. Бывает, вижу кого-нибудь вдали, купающегося или загорающего голяком, но для меня это не нудизм. Это естественное поведение обычного человека. Вы – первые нудисты, которых я когда-либо встречал.

— А между тем, у нас в городе есть вполне официальный нудистский клуб, - заметил Игорь. – Мы его члены. Вы присоединитесь к нам?

— Почему бы и нет? Не вижу в этом проблемы.

Мы сидели в центре довольно большой комнаты типа студии. В углу полыхал самый настоящий камин, ёлка подмигивала гирляндой лампочек в другом углу, подальше от живого огня. Фигурки из матового стекла когда-то были цветными, но краска с них почти стёрлась. Но всё равно, они производили магическое впечатление, будили меланхолическую память о каких-то давно прошедших новогодних праздниках. И этот Новый Год уйдёт, подмигивали лампочки в форме медведиков, слонят и щенков.

Ольга перехватила мой взгляд и сказала:

— Очень старая гирлянда. Ею пользовалась ещё моя мама, когда я была совсем маленькой. Вообще-то, если бы не гирлянда, мы и ёлку покупать не стали бы. Только для гирлянды, для воспоминаний, и купили.

— Ну да, - возразила Яна. – А куда без ёлки девать подарки? Около камина складывать?

— Классический советский Новый Год! – с удовольствием протянул Кирилл. – Ёлка, салат «оливье», «Советское Шампанское», «Голубой Огонёк».

— Кстати, не включить ли телевизор? – вспомнила Ольга. Кирилл посмотрел на часы. До Нового Года оставалось ещё полтора часа.

Мы перешли на модерновую софу перед телевизором, но, хоть и включили его, смотреть не стали. Убрали звук и продолжили разговоры. Яна всё вздыхала, что не сможет работать учителем, я возражал, что это и к лучшему, потому что наши школы ужасны и Яне не место в учительском коллективе, даже если забыть про нудизм. Яночка уныло соглашалась и снова вздыхала. Между делом выяснилось, что мы с ней имели в школе пятёрки по немецкому. Никакой реальной языковой практики у нас с ней не было, но мы свободно читали и могли связать пару слов на языке Шиллера и Гёте. По немецкому Яну натаскивала её мама. Уж она-то знала язык превосходно, могла бы переводчицей работать. Оказывается, в свои школьные годы Ольга переписывалась с какой-то гэдеэровской пионеркой из Дрездена и даже ездила к ней в гости по обмену.

— Это было потрясающе, - рассказывала Ольга, раскинувшись по софе в довольно свободной позе. Я чувствовал себя уже не так зажато и рискнул повнимательнее посмотреть на Ольгу. У неё на лобке совсем не было волос. В прихожей, при первом взгляде, я подумал, что мне померещилось, что просто волосы очень светлые – она же блондинка – но теперь было ясно, что лобок совершенно гладкий, и щёлку в самом низу ничто не закрывает. – Побывать в ГДР, это всё равно, что заглянуть в параллельный мир. У нас-то, в совке, над строительством социализма все потешались, никто в него не верил. Все всё воровали отовсюду. Шутка ходила «всё вокруг колхозное, всё вокруг моё». Ну, и забирали «своё» везде, где плохо лежало. А в ГДР совсем другое дело! Фанатики! Никаких шуточек, всё всерьёз, всё на нерве. Все друг за другом следят, чуть что не так – сразу доносят.

— Прусская основательность, - поддакнул я, осторожно поглядывая на бёдра Яны. Ольга засмеялась.

— Прусская? В Дрездене такое никому нельзя сказать, обида на всю жизнь. Дрезден это Саксония, а Пруссия – вокруг Берлина. Саксония всегда была союзником Пруссии, но саксонцы пруссаков терпеть не могли. Но немцы старались! Всё такое чистенькое, вымытое. Стёкла блестят, на улицах грязи нет, все одеты аккуратно, модно. Я, когда домой вернулась, долго привыкала к нашим запахам...

— Дым Отечества, да?

— Какой там дым... Везде пахло потом, грязной засаленной одеждой, лизолом. Ужасно. Постепенно привыкла, приспособилась, потому что деваться некуда, но приобрела привычку отстраняться. Только, знаете ли, Сергей... Вот этот порядок в ГДР, он не радовал. Советское раздолбайство намного человечней, добрее. Там, в ГДР, всё время в воздухе такое напряжение плавало, как перед грозой. Как будто псих, чтобы не сорваться и не броситься на окружающих с ножом, всё время отвлекает себя пустяками: то обои переклеит, то пол вымоет. Ну, умные люди наверху тоже что-то такое ощущали, потому что придумывали всякие отвлекалочки для простых немцев. Например, пропагандировали «культуру свободного тела». То есть, нудизм этот самый, - Ольга провела ладонями по своему телу, и я покраснел, покосившись на Игоря. Но отец Яны сидел совершенно спокойно. Его не смущало, что его жена раздвинула ноги перед малознакомым парнем и гладит себя. Это в порядке вещей, подумал я и решил не дёргаться.

— Там я стала настоящей нудисткой. Но вообще-то, всё началось немного раньше...

— Мам, погоди, - Яна вскочила с софы и, постукивая босыми пятками по полу, помчалась в другую комнату. Она вернулась с кучей фотоальбомов семейного типа. Я мысленно охнул. Рассматривать домашние фото незнакомых людей – самое скучное занятие в предверии Нового Года. Но эти карточки были не так скучны, как я боялся. Напротив. Они были... хм... пикантны.

На первых же фото была запечатлена совершенно голая девчонка лет двенадцати, окружённая обычными советскми школьницами в форменных платьях, с пионерскими галстуками. Голая о чём-то увлечённо рассказывала подргуам, они смеялись, поглядывая в сторону фотографа.

— Ах, да, - сказала Ольга. – Это Марта, с которой я переписывалась. Я пригласила её к нам в гости, и она приехала.

— Что, прямо в таком виде? – поразился я. Все засмеялись.

— Конечно, нет. Приехала она вполне нормально одетая. Но заявила, что все члены её семьи являются сторонниками ФКК... ну, то есть, «культуры свободного тела»... И оставалась голышом так часто, как только могла. И вела пропаганду нудизма, убеждала нас хоть разочек попробовать. Папа, разумеется, сразу встревожился, позвонил, куда следует, но ему ответили: «Не препятствовать. Пусть делает, что хочет». Так что Марта вытворяла всё, что ей только в голову приходило, без всяких последствий. Папа позвонил в школу, директору и завучу. Они, наверно, в свою очередь, учительский коллектив проинструктировали. И никто из учителей не вмешивался. Если возникала какая-то сомнительная ситуация, ну, вот как на этой фотографии, учителя тихонько испарялись из поля зрения. «Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу», как в песенке. Это вот на школьном дворе, без учителей, естественно. Меня на снимках нет, потому что я держала камеру.

Игорь прервал жену, напомнив, что время идёт и что вот-вот начнут бить на главной башне позолочёные часы. Он включил звук телевизора, и мы, отложив альбомы, направились к раздвижной стеклянной двери, за которой с деловитой медлительностью шёл снег. К моему огромному изумлению, Игорь открыл дверь, и обе голые женщины вышли на промёрзший балкон. Бутылка шипучки – не «советского шампанского», а итальянского прозекко, как я успел заметить – была извлечена из сугроба. Игорь откупорил её с ловкостью фокусника и разлил по бокалам. Раздался бой часов – наступил новый год новой жизни.

(продолжение следует)