Цветение одуванчиков

... Он плавно бежит по росистому утреннему лугу, едва касаясь босыми ногами пышного летнего разнотравья. Душистая зелень щедро усеяна жёлтыми огоньками одуванчиков. Как в далёком-далёком детстве, когда ему казалось, что само солнце рассыпает по земле свои огненные, но совсем не жгучие искры. Ветер щекотливым теплом овевает всю его кожу. Значит, на нём нет никакой одежды. И это здорово! Ему хорошо, как ребёнку, который ещё не ведает о будущих заботах и взрослых глупостях. Он здесь один, и ему не надо скрывать истинные чувства, не надо сдерживать естественное выражение счастья...

... И вдруг он замечает её. Она тоже парит в невесомом беге, чуть задевая упругую свежесть растительности. Она летит ему навстречу. И она первозданно обнажена -- только венок из одуванчиков сияет рыжей диадемой на голове. Цветы, солнце, волосы, её тело -- всё излучает слепящий золотой свет. От этого нестерпимого света слезятся глаза. И сквозь слёзы причудливо искажаются и дробятся очертания плывущего навстречу мира...

От смущения и радости он падает в пышные заросли травы, в шелковистый пахучий уют, на самое дно. И его с головой покрывают насыщенно-зелёные краски лета. Затем он переворачивается на спину. Над ним воцаряется глубокая, всасывающая в себя синь. А на фоне этой неотвратимой гипнотизирующей синевы возникает золотой ореол.

Это -- она.

Он видит снизу её загорелые стройные ноги -- они уходят в неведомые выси, в туманное сжимание перспективы.

Он различает её глянцевитый, цвета кофе с молоком, живот. И чарующую ямочку пупка, похожего на загадочный кратер лунной поверхности.

В ложбине слияния живота и ног он замечает чёрный бархатистый треугольник. Подобно путеводной стрелке, этот треугольник направлен своей перевёрнутой вершиной на скрытую от глаз точку -- крохотный чудесный бутон, способный пронзать всё тело разрядами высшего телесного наслаждения.

Он видит две осмуглившиеся на солнце возвышенности грудей. Их упругую живую оболочку распирает изнутри горячее давление крови. И напор ещё какой-то неведомой силы -- возможно, готового в любой момент проявиться материнства.

Большая восхитительная бабочка с изумрудно-прозрачными крыльями опускается на одну из этих округлостей. Бабочка тычется мохнатым хоботком в розовый венчик соска, но не находит там нектара и улетает прочь.

А тягучие груди, изнемогая от собственной тяжести, опускаются всё ниже и ниже. Будто две янтарные капли воска, оплавляемого жаркими солнечными лучами. Он попадает в густой шатёр её длинных волос. Сквозь них едва процеживается слабый свет, и вскоре его окружает полная темнота. Её влажные губы ищут его невидимый рот.

Вместе с тем другие жаждущие губы, к которым всегда призывает её путеводная треугольная стрелка, уже находят на его теле нужный выступ. И мягко, скользяще и горячо погружают в себя. Из этого чуткого эпицентра по всем нервам, венам и артериям разливаются благостные волны скорой вулканической активности...

... Вспыхивает затяжная всепотрясающая молния...

И ему кажется, что они уже вместе бегут босиком по Млечному Пути в мягкую фиолетовую бесконечность. Тёплый космический ветер овевает их нагие тела. Мимо проплывают жёлтые сияющие звёзды. Это цветущие одуванчики вселенной.

А Млечный Путь -- его божественный дар мирозданию, ставший звёздной россыпью света взамен того перламутрового источника, который пробудила она своей радостью. Он -- вездесущий носитель жизни, и ему незачем скрывать свои подлинные чувства, незачем сдерживать полноценное выражение счастья...