Здравствуй, дружок... по мотивам Теоремы Пазолини

Здравствуй… дружок

Бисексуально-разнузданные новогодние фантазии, навеянные «Теоремой» Пазолини

Х*й – это все же забавно! Такая маленькая часть плоти, ну никак не сопоставимая с головой, а значение в жизни особи мужского пола – трудно преувеличить. Такой смешной скособоченный грибок на толстой ножке. Это когда стоит. А когда сачкует, его и членом можно обозвать, пристыдить, унизить, попрекнуть мочеиспускательным каналом и общей неопрятностью.

Не стану воспевать его детородную функцию. Достаточно упомянуть пятилетнюю дочь, что спит в соседней комнате. А рядом, на другом конце нашей широченной кровати, дрыхнет без задних любимая женушка Света, умаянная новогодним застольем.

Любимая? Вот кого я больше люблю: Светку или свой х*й? Здравствуй, жопа, Новый год! Аккурат вопросики для новогодней ночи. Это после трех уговоренных литров, на четверых, правда. Хотя скоро уж светает.

Хорошо Светка спит, без храпа и сопения. Как мышка шмыг под одеяло – и нет ее. А х*й есть! Стоит как луна косая в окошке. Уж через трусы я его успокаивал, уговаривал. Во характер! Упертый как теща. Уперся в резинку и требует ласки. Ну, х*й с тобой, золотая рыбка, позолочу ручку.

Да ты уж влажный и липкий как тропическая ночь в борделях Гаваны. А вот натяну-ка плотный мешочек тебе на головку. О-о-о-о! Крайняя плоть – бескрайнее наслаждение. И как обрезанные бедствуют без нее? А ведь интересно подержать в руках обрезанный. Только в порнушке и видел.

Араб такой х*ястый, головка с гулькин нос, а ствол раздутый и кривой. Неправильно это. Но ты, мой дружок, аж подскочил от удивления. И это неправильно. Уж как я старался пялиться на блондинку с колокольными грудями, которую трахал смуглец, а ты то, помню, кончил все же на махровую жопу того араба. Здравствуй, жопа, Новый год!

Что, защекотало в уздечке, первый кайф словил? Эт я мизинчиком, то ли еще будет. А вот так сжать в кулак, хорошо? То-то! Как Веркину ляжку, до покраснения.

А хороша вчера была Верка! Намазанная и в декольте. Румяная, когда пьяная. Тело белое, пухлое, рассыпчатое, глазки – маслянистый антрацит. Не, ну снеговик, только что вместо морковки носик бубочкой. Сперва одна кеглю шампанского высосала, а потом и к водовке приложилась.

Интересно, а у рыжих на лобке тоже рыже? А когда руку мне на плечо положила и гривой своей огненной ухо обожгла, - во, где ударила кровушка в голову. Хорошо, что Вадик, мужик ее, с балкона, накурившись, вовремя вернулся.

Верка хоть и подруга Светки моей, и знаю ее со свадьбы еще, - свидетельницей в загсе была, - а вот чувствуется таки недоговоренность в наших отношениях. Эх, вы**ать бы ее! Да язычком пробежаться по налившемуся соками клитору, а нос во мху рыжем утопить. А ну как не рыжем? Все бабы обманщицы, даже не крашенные.

Муж Веркин Вадик – классный. На гитаре вчера играл и пел – чуть куранты не прохлопали. Под сорок мужику, а ни брюха, ни лысины, ни седых волос. Бороду только в пергидроль да посох в руки – и Дед Мороз! Руки у него такие крупные, жилистые. Как представлю, что этот самец свой палец огромный Верке в пещеру, да загнёооот… О-о-о-о! Потише, потише, рано еще кончать.

А как он трахает Верку, ну не посохом же? Наверно, раком, и ***м толщиной с мое запястье. Вот бы пристроиться снизу клитор Верке лизать, так чтоб яйца его об нос мой бились. А я тайком и по стволу Вадика языком пройдусь. А как вынимать будет, я рот открою под последние капли… Вот интересно, семя на вкус такое же соленое как мое? А пахнет как?

Ну-ну, спокойней. Светка вон пошевелилась. Вот усрался бы Гамлет от вопроса: почему с рукой оргазм ярче, чем с любимою женой? Может потому, что своя рука владыка, чувствует тоньше нервные окончания? Когда Светку *бу, о ней больше думаю, хотя иногда и отвлекаюсь, но думать о ней все ж надо. И это раздвоение и заданность мешают. А сейчас о чем хочу, о том и думаю, кого хочу, того имею. И оправдываться не перед кем. Х*й-то всегда поймет и поддержит. У, ты мой славненький, че, быстрей поскачем?

Верка и Вадик с детьми приходили. Новый год – семейный праздник. Машеньке шестнадцать. Цыпочка такая спелости молочной, носик цыплячьим клювиком в телевизор. Косичка как у Снегурочки. Ножки в бежевых колготках тоненькие. Проткнуть бы колготки пальцем, да разорвать. Раздвинуть языком ее невинно неулыбчивые губки, нащупать преграду и надавить, слизывая сладкую кровь. А что грудка невелика, так эт особый кайф, когда вся в рот помещается. Ротик Машенькин нежен как сирень весенняя. Расплылся от шампанского, а язычок розовый крошки от торта с губы слизывает. Вот сколько сантиметров войдет, чтоб до глотки, чтоб крошками поперхнулась? Во понесло, шестнадцать лет же девахе. Да ты у меня, педофил озабоченный, смотри, не кончи!

Жаль, что братик ее свалил раньше, на тусовку свою студенческую, после полуночи. Вот бывают же к восемнадцати такие спелые красавцы! Не то, что я прыщавым старшеклассником был. Сашка смугляв и плечист в отца, но тоньше, патлат и неулыбчив, как я в юности. А руки уже волосатые, даже на пальцах кустики. Жопка в джинсах как пара мячей упругих, в ладонь так и просится. Вот раздвигаю, макаю в крем от торта, и вперед – к победам всяких измов! А ноги Сашеньки, в моих стоптанных тапочках, приятно ласкают плечи вороной щетиной. Ой… Ой-ой-ой… А-а-а-а! Ох…У-у-у… Где полотенце?

Светка улыбнулась во сне и при повороте оголила из-под одеяла свою целлюлитную и все еще целомудренную попку в розовых кружевах. Первый несмелый лучик нового года игриво разрезал ее пополам. Здравствуй, жопа, Новый год! А ведь в холодильнике еще осталось… Там, за оливье… початая…