Лизонька

На дворе стояла прекрасная погода. Инженер электрических железных дорог Иван Яковлевич Берлянд доделал чертеж, свернул его в трубочку и поехал в ГлавСтройСнаб на совещание, разрешив Алине сводить Лизоньку в Летний сад погулять.

Няня поела колбасы, выпила из графина в буфете рюмку венгерской водки, щелкнула ногтем по клюву канарейку, одела Лизоньку в кремовое платье с цветочками, зашнуровала ей белые банты, натянула на Лизонькины ножки розовые носочки, застегнула красные туфельки, взяла девочку за руку и вышла с ней из квартиры инженера Берлянда, закрыв замок двери большим немецким ключом на шесть оборотов.

Лизонька шла с няней по Литейной улице и смотрела по сторонам. Шумная и пыльная улица проворно двигалась грохочущими трамваями, автомобилями и экипажами в сторону Невского проспекта. Часть пешеходов на тротуаре останавливалась и оборачивалась вслед Лизоньке, рассматривая ее платье.   Платье было само – кремовое, а розочки на нем – фисташковые. Одна дама на углу Симеоновской улицы, нагнувшись, чтобы расшнуровать ботинок, громко сказала: -- Посмотри, Жорж, какая симпатичная маленькая девчурочка, просто прелесть!

Алина двигалась таким быстрым шагом, что Лизонька едва поспевала за ней. Они так быстро перешли через Фонтанку, что Лизонька даже не успела посмотреть, как мальчишки кидались палками по бутылке в воде. Они прошли Цирк и миновали Михайловский замок, около которого прогуливалась старушка с двумя одинаковыми маленькими беленькими кошечками с розовыми ленточками на шеях. Лизонька хотела остановиться и посмотреть на кошечек, но няня дернула ее за руку: -- Лизка! Нечего на каждую кошку останавливаться.

Проходя по аллее, Лизонька пыталась туфлей зацепить как можно больше камней.

-- Перестань сейчас же! -- кричала няня, торопя Лизоньку и таща ее за руку. Алина и Лизонька вошли в Летний сад и быстро-быстро направились вглубь сквера к деревянной скамейке, на которой сидел, закинув ногу на ногу, моряк с газетой в руках.

Рядом с военным лежала вверх ногами его фуражка, а в ней – булка с маслом. Моряк, читая газету, разламывал белый хлеб и кидал его голубям. Вот он, увидев Лизоньку и няню, в виде приветствия поднял обе руки вверх. Алина улыбнулась, поправила юбку, повернула к себе Лизоньку, наклонилась к ней и зашептала: -- Играйся в песке и никуда не смей уходить. Поняла?

Лизонька, глядя в сторону, кивнула няне головой, выдернула руку и побежала к песку.

-- Лизка! Не смей ходить к воде! -- крикнула ей вдогонку Алина и села рядом с военным. Моряк отставил газету на булку, взял няню за ладонь, другую руку положил на девичью выпуклую грудь и поцеловал девицу в рот. Алина зажмурила глаза и забыла обо всем на свете.

Лизонька села на корточки в песке и стала строить крепость, как на картинке в азбуке. Она сделала центральную башню, соорудила два флигеля справа и слева из песка и щебня, из щепочек устроила ворота, из грязи вывела ров, а за рвом выложила дорогу из камешков.

Но тут Лизоньке надоело строить крепость, и она пошла к пруду, где плавали лебеди. Потом Лизонька стала искать букашек в траве и тыкать в них прутиком. Она поймала муху, оторвала ей крылья, чтобы муха не улетела и посадила ее в темницу, в башню замка. Затем Лизонька покормила муху травой и листьями. Потом стала царапать кору дерева камешком и давить муравьев, чтобы они не мешали дереву расти.

Вдруг Лизонька увидала черную лохматую собачку. Лизонька подошла к собачке, вытерла руки о платье и погладила песика по спине. -- Кус, кус! Голос! Гав, гав! Лежать! Кус, кус! -- Стала командовать она собачке, но песик только испуганно посмотрел на Лизоньку, и медленно потрусил по дорожке.

Лизонька двинулся за Черным песиком следом. Песик выбежал из Летнего сада и Лизонька пошла за ним. «Это теперь будет моя собачка»: -- решила Лизонька. Собачка перебежала по мостику канавку, и Лизонька тоже перешла через канавку, собачка побежала по тротуару и Лизонька тоже побежала по тротуару, собачка спотыкнулась о палочку и Лизонька тоже спотыкнулась о палочку, собачка ударилась о тумбу, а Лизонька тумбу обежала.

Толстая продавщица мороженого, стоящая с тележкой напротив булочной, увидав Лизоньку, крикнула: -- Куда так быстро?   - Собачка остановилась около фонарного столба, гавкнула на дворника, поливавшего из кишки тротуар, посмотрела внимательно на Лизоньку и побежала дальше.

Тут собачка завернула в арку и Лизонька пошла следом, во двор дома, но навстречу девочке внезапно вышла Лошадь, запряженная в телегу. Лошадь посмотрела на Лизоньку тупыми лошадиными глазами. Она что-то пережевывала во рту, и вдруг, скаля коричневые зубы, громко и страшно захохотала. Лизонька испугалась, быстро-быстро заморгала голубыми глазками и заплакала.

В арке от стены на Лизоньку надвинулась тень. -- Вы чего это тут плачете? -- сказала тень. Лизонька повернулась и увидела перед собой горбатую карлицу, с головой, повязанной большим ситцевым платком в горох. Карлица внимательно осматривала Лизонькино платье с фисташковыми цветочками. Она оборотилась направо, оборотилась налево и крепко взяла Лизоньку за руку: -- Лошади испугались? Не боитесь, не зашибет. Вы чья?

Лизонька заплакала еще громче. -- Не плачьте, барышня, -- сказала карлица и спросила: -- Вы без мамы?

Лизонька, не переставая плакать, кивнула ей.

-- Ну так я сейчас барышню к маме отведу, домой. Живо найдем маму.

Горбунья, скоро посмотрев по сторонам, повела ее в подъезд дома.

-- Я не здесь живу, -- сказала Лизонька сквозь слезы.

-- А мы тут с тобой насквозь пройдем.

-- Не хочу! -- закричала громко Лизонька.

Сзади послышались голоса.

Бабушка сжала пальцами шею Лизоньки и громко сказала:

-- Ну, Маша, не капризничай. Промочила ноги, так пойдем скорей домой

кисель есть.

-- Я не Маша, я Лизонька, -- сказала девочка.

Карлица ввела Лизоньку на второй этаж парадного.

-- Я не хочу, -- захныкала Лизонька.

-- Цыц, -- зацыкала на девочку карлица в гороховом платке, делая страшные глаза, стуча зубами и не отпуская Лизиной руки. Подталкивая Лизоньку вперед, она затащила девочку на третий этаж, поставила перед собой и велела ей поднять руки. Быстрыми движеньями, прислушиваясь, не идет ли кто по лестнице, горбунья расстегнула на Лизоньке платье с цветочками.

-- Сымай живо!

Лизонька громко заревела.

-- Ну-ка, замолчи быстро! А то как дам! Вот я тебя!

Вмиг с Лизоньки сняли кремовое платье с цветочками. Карлица свернула платье в узел, и, посмотрев на Лизоньку, сказала: -- Теперь рубашку скидывайте. Ну!

Лизонька плакала, закрыв лицо руками.

Карлица скрутила Лизонькину рубашечку и посмотрела на Лизонькины красные туфельки. Вдруг внизу хлопнула дверь, и кто-то стал подниматься по лестнице. Воровка в гороховом платке сделала страшное лицо и, сказав: «Пикнешь – голову оторву! », быстро пошла вниз. Лизонька перестала плакать. Кто-то дошел до второго этажа, остановился на площадке, громко вздохнул, зазвенел ключиками, кашлянул, отворил замок, высморкался и хлопнул дверью.

-- Аглая, -- закричал мужик во дворе, -- Долго я тебя ждать-то буду?

Малость погодя хлопнула подъездная дверь.

-- Сторонись, -- крикнули на улице, зацокали копыта по булыжнику и заскрипела несмазанная тележная ось. В подъезде стало тихо. Лизонька стояла на площадке третьего этажа и не знала, что ей делать.

Лизонька почесала одной ногой другую ногу, подошла к окну и выглянула во двор. Никого не было. Без рубашки и платьица было холодно. «Где же няня? Ну почему, почему она не идет? » Лизонька снова заплакала. Дверь в подъезде снова стукнула: бом-м-м и по лестнице стал кто-то подниматься.

Некто, насвистывая, быстро шел наверх. Лизонька закрылась руками – она была только в штанишках, носочках и туфельках. На лестнице появился мальчик, лет десяти, одетый в полосатый клифт.  

-- Футы-нуты, -- сказал мальчик, не останавливаясь, а только повернув голову, -- Ты чего на лестнице голая делаешь?

Лизонька, ничего ему не ответив, а просто пошла по лестнице вниз.

-- Тоже мне, -- сказал мальчик, сплевывая в пролет лестницы. Поднявшись на четвертый этаж, он что есть силы заколотил ногой в дверь квартиры № 47. Дверь медленно отворилась, оттуда высунулась волосатая рука, отвесила стучавшему звонкую оплеуху и втянула мальчика внутрь. Затем дверь резко захлопнулась.

Лизонька шла по ступенькам и плакала. Когда она достигла первого этажа, из квартиры № 38 вышел маленький старичок. Маленький старичок был маленького роста. На голове у старичка была старенькая соломенная шляпа, на плечах – мышиного цвета сюртучок без пуговиц; под сюртуком оказалась бабочка, на волосатом носу старичка были золотые очки без одного стеклышка.

-- Что тут делает маленькая голенькая девочка? -- спросил старичок.

-- Я домой хочу, -- сказала Лизонька и снова заплакала.

-- Девочка-девчушечка зачем вы плачете? Не плачьте, барышня. Пойдемте со мной, я угощу вас конфеткой.

-- Нет! К папе! -- громко сказала Лизонька.

-- Сейчас, сейчас, найдем вашего папу, и маму найдем, и домой приведем. Тю-тю-тю.

Старичок дрожащими руками подтолкнул Лизоньку к квартире № 38. Он хватал девочку то за щечки, то за волосики, то за плечики, то за спинку, то за ушки, то за ручки, придвигая Лизоньку к двери.

-- Не хочу! -- заверещала Лизонька.

-- Зю-зю-зю, -- сказал маленький старичок.

-- Домой хочу, -- плакала Лизонька.

-- Тю, тю, тю -- вымолвил маленький старичок.

-- Нет! – закричала Лизонька.

-- Бу, бу, бу, -- сказал маленький старичок, затыкая Лизоньке рот.

Он покопался у двери, долго отпирая ее, приподнял Лизоньку в воздух, перенес девочку через порог и запер за собой дверь.

-- Вот не будете плакать, барышня, так я дам вам конфетку, -- А закричите – так придется мне оторвать ваш маленький язычок.

Старичок схватился сморщенными пальцами с желтыми ногтями за Лизонькины губы.

-- Откушу у маленькой голенькой барышни сладенькие губки, и не сможет она тогда плакать вовсе, и говорить тоже не сможет. Бу-бу-бу.

Старичок усадил Лизоньку на подушку кровати и запалил фитиль у жестяной лампы на стуле. Старичок дрожал и потирал руки, расхаживая по маленькой комнате, в которой было мебели всего ничего: стол, стул, кровать, корыто и ведро под кроватью. Окна помещения были заклеены газетой. В комнате пахло зловонием, гнилью и сыростью, словно в ней зимой хранили картошку в ящиках.

Из-за лампы стало видать, как пыльно и грязно у старичка. На полу валялись объедки и дохлые тараканы, всюду лежала, стояла и висела немытая посуда. Везде было разбросано грязное белье старичка. Стол был засыпан пеплом и окурками. Маленький старичок снял с себя шляпу, сюртучок и нанковые штаны и бросил их на пол, оставшись в розовой сорочке и засаленных подштанниках. На ногах у старичка были дырявые красные носки.

Маленький старичок посмотрел на Лизоньку, и сказал, облизывая губы: -- Ах-ах, какая красивая голенькая зюзечка! Беленькие бантики у зюзечки, светленькие кудряшечки, красненькие туфельки! Тонкие коленки, узенькие ручки! Ах, какая розовенькая, ах, какая вкусненькая! Пумпошечка! Ням-ням!

Старичок потянулся к Лизоньке. Девочка снова заплакала. -- Если маленькая фрау будет плакать, я привяжу ее веревочкой за ножку к столу и накажу плеточкой. Где моя плеточка? Вот сейчас вытащу и отхлестаю!

Лизонька заплакала снова. Маленький старичок стал затыкать Лизоньке рот рукой, от которой пахло помойными отбросами. Девочка громко закричала. Маленький старичок повалил ее на кровать. Лизонька сопротивлялась, но старичок был сильнее. Чтобы Лизонька не кричала, маленький старичок засунул ей в рот грязный палец. Лизонька закашлялась и перестала плакать.

-- Тсс! -- сказал маленький старичок, склоняясь над Лизонькой. -- Будете кричать, барышня, так я вас ножиком зарежу. Ей-ей зарежу!

-- И в окошко выкину, -- прибавил страшным голосом маленький старичок.

Лизоньке стало так боязно, что она раздумала плакать.

-- Вы меня напрасно боитесь, барышня. Я добрый. А зовут меня дядя Кока. Дядя Кока вам ничего плохого не сделает. Дядя Кока просто любит вот таких маленьких голеньких барышень, угощает их конфетками, снимает с них носочки и штанишки, играет с барышнями в разные игры, и никогда не делает им больно.

Лизоньке стало так страшно, что она зашептала: -- Дядя Кока, дядя Кока! - Но дядя Кока совершенно не слышал Лизоньку. Дядя Кока, как говорится в дамских романах, находился весь во власти животных страстей.

-- Как здорово, что у меня теперь есть маленькая Зюзечка, -- вдруг подумал маленький старичок по-французски. Он сел на кровати и стал ковыряться между пальцами ног. Вот он выковырял засохшего клопа и понюхал ладони.

-- Я могу делать с ней все, что захочу.

Могу нянчить ее, могу ласкать. Могу наказывать, а потом – жалеть. Могу целовать ее пяточки. Могу щипаться и щекотаться. Могу греться об нее ночью, могу смывать ею грязь. Могу вытирать ею пыль на полу. Могу смотреть на нее, могу ее трогать. Могу ей говорить или выговаривать. Кусать, сворачивать в трубочку. Смотреть через неё на Луну. Тереть, драть, слать, мрать, крать, вать, нать, рать, лать, сать, мать, кать.

-- Дядя Кока, дядя Кока, отпусти меня домой, к папе, -- плакала Лизонька.

-- Зачем вам домой, барышня, вы и так дома. Теперь я – ваш папа, и навсегда, -- сказал дядя Кока.

Лизонька горько заплакала.

Вдруг в дверь забарабанили. -- Откройте, -- раздалось из коридора.

Старичок соскочил с кровати и заткнул Лизоньке рот..

-- Кто там? -- крикнул испугавшийся дядя Кока.

-- Откройте дверь! -- закричали с площадки.

-- Что надобно? -- зашипел старичок.

-- У вас девочка!

-- Тут никого нет!

-- Папа, папа, я здесь! -- закричала что есть духу Лизонька.

-- Ага! -- сказали из-за двери.

-- Открывай, старый черт!

-- Будем ломать! Сейчас дворника позовем!

С той стороны начали давить на дверь.

Старичок заметался по комнате. Он схватил Лизоньку и решил выкинуть ее в окошко.

-- Не вздумай выкидывать ее в окошко! -- закричали из-за двери.

Дядя Кока едва успел одеться и закутать девочку в одеяло, как дверь выломали.

-- Я с ней ничего не делал, -- сказал дядя Кока вошедшим. -- Я хотел дать ей конфетку.

В квартиру № 38 вошли три человека. Первый сказал:

-- Так! -- и отобрал у дяди Коки Лизоньку.

Второй сказал: -- Ага! -- и тюкнул маленького старичка кулаком.

Третий сказал: -- Ого! -- и врезал старичку сапогом.

Первый вмазал дяде Коке ребром ладони. Второй двинул каблуком. Третий – только замахнулся. Дядя Кока сполз на пол и захныкал.

Первый вошедший сказал, оборачиваясь к третьему: -- Абрашка, зови мильтонов!

Второй сказал старичку: -- Не хочешь, чтобы заложили – гони марафет.

-- Давай марафет, злыдень!

-- Выкладай порошок!

-- Ножиком порежем!

-- Отдайте мне мою зюзечку! Я вас из револьвера перестреляю!

-- Что?!

-- Падла!

-- Крыса!

-- Сука!

-- Наташка, -- сказал татарин Абрашка, беря Лизоньку за руку, -- Айда с нами!

-- Я Лизонька, -- сказала девочка, -- Я домой хочу! К папе!

Лизонькин папа, Иван Яковлевич Берлянд, сжав ладонями голову, раскачивался на табуретке и громко шептал: -- Лизонька, Лизонька. Куда же ты подевалась? Только бы с тобой ничего не случилось! Только бы тебя никто не обидел! Господи, помоги!

Инженер электрических железных дорог вдруг бухнулся на пол на колени и заплакал.

-- Господи, пусть найдется Лизонька моя! Господи, сделай так, чтобы с ней ничего не случилось! Я отслужу, Господи! Я придумаю Вечный Штуцер или изобрету Самозакручивающийся Винт! Хочешь, Господи, я сделаю самый лучший в мире Чертеж кругосветной электрической железной дороги? Локомотив Мировой революции помчится по электрической дороге в Светлое будущее!

Лизоньку повели наверх подъезда. Подошли к квартире № 47 и отворили двери. В этой квартире жили: Пластилин – худой красивый юноша с гнилыми зубами и в клетчатой кепи, надвинутой на брови; Абрашка – татарин в жилетке; мальчик Блоха девяти лет, которого Лизонька встретила на лестнице; толстый рыжий парень по имени Котлета; Шустерлинг – крепкий квадратный дед с черной косматой бородой; глухонемая рябая баба Рыба и страшный человек по фамилии Гатет.

К Лизоньке подошел мальчик Блоха. – А меня Блоха зовут. А тебя как? А то я думаю ты голая стоишь? Пойдем я тебе платье дам – вчера наши на чердаке затырили. Ты в карты играешь?

Мальчик Блоха отвел Лизоньку в чулан и выдал ей платье на три размера большее, чем требовалось. Другого не было.

Блоха стал рассказывать Лизоньке, куда она попала.

Котлета такой толстый, что спокойно может побить Пластилина. Пластилин против Котлеты – ничто. Но татарин Абрашка сильнее Котлеты. Это ни у кого не вызывает сомнения. Раньше он работал грузчиком и имел стальные мышцы. В сравнение с Абрашкой Котлета – просто нуль. Однако, и Абрашка по сравнению с Шустерлингом сам нуль, ничто, пустое место. Шустерлинг гораздо здоровее Абрашки. Это всем известно. Единственный, кого Шустерлинг боится – это Пластилин. Но все вместе: Пластилин, Котлета, Абрашка и Шустерлинг ужасно бояться страшного человека по фамилии Гатет.

В квартире № 47 было три комнаты. В одной все спали, в другой все ели, а в третьей комнате жил страшный человек по фамилии Гатет. На двери висела табличка с надписью: «Входъ категорически запрещенъ». Заходить внутрь никто никогда не решался. Комната была ужасно грязной и заплеванной. Весь пол ее был усеян окурками, горелыми спичками, консервными банками, пивными бутылками, игральными картами и револьверными гильзами. Окно комнаты, выходящее в глухой двор было занавешено толстым ватным одеялом. Несмотря на день, в комнате горело электричество.

Из мебели в комнате были только кушетка, стул и ломберный столик. На кушетке лежал длинный человек в лиловом дырявом шлафроке, накинутом на голое тело. На босых ногах человека были надеты желтые американские штиблеты «Джим». Напротив кушетки на стене висела огромная топографическая карта Петрограда, простреленная из маузера так, что на ней не осталось ни одной целой улицы или даже переулка. Лежащий на кушетке и был страшным человеком по фамилии Гатет.

В руках у Гатета был лист бумаги и химический карандаш. На листе бумаги он нарисовал дом и написал сверху него: гохран. Справа и слева Гатет схематически изобразил трех человечков. Под одним человечком было написано: «катлета», под другим – «пластилин», под третьим – «татар».

В окно домика лез еще один человечек, раза в два меньше нарисованных. Две физиономии внутри домика были обращены в другую от окна сторону и не могли видеть влезавшего. Влезавший, мальчик Блоха, пролез сквозь распиленные Шустерлингом решетки в форточку и ловко спрыгнул на подоконник.

Блоха пробрался к задней двери банка, открыл засовы и впустил налетчиков. Бандиты вошли тихо и сели в коридоре на корточки. Гатет знаками показал: «Сидите, черти, тут, и не вздумайте у меня пошевелиться! », а сам с маузером в руке пошел в караульное помещение. Подошел и остановился напротив двери. Вынул спокойно папиросу, закурил, выдержал паузу, и вдруг как наддаст ногой в двери!

Двери – с петель. – Ша! Вставай, суки! Смерть пришла!

Красноармейцы ничего не успели сообразить – Гатет всадил каждому в лоб по пуле. Он посмотрел очень внимательно в лица – словно фотографировал; были люди, а стали трупы. Ужасно, ужасно это. Сплюнул окурок, вынул из кармана табакерку, на крышке которой стоял вензель и шла надпись: «В борьбе обретешь ты право свое», и вынюхал щепоть кокаину. Крикнул в коридор: -- Эй, шантрапа! Ломай сейфы!

Вдруг в дверь комнаты постучали, и все исчезло. Вместе с домиком растаяли и гохран с мертвыми красноармейцами, и сейфы, и марафет. Гатет спрятал рисунок под подушку. Стучавшие долго ждали разрешения войти, а войдя, боязливо жались у дверей. Гатет пристально посмотрел на делегацию.

ШУСТЕРЛИНГ: Здравствуйте, граф.

АБРАШКА: Нашли девочку, однако.

ГАТЕТ: Что за девочка?

КОТЛЕТА: Сдобненькая…

АБРАШКА: У Коки отобрали.

КОТЛЕТА: Маленькая…

ШУСТЕРЛИНГ: Старик совсем сбрендил.

АБРАШКА: Говорит – племянница, а она слезы ревет.

ШУСТЕРЛИНГ: Мы сказали, что фараонам на него настучим.

АБРАШКА: Кока плачет. Совсем дурак стал.

ГАТЕТ: На что она нам?

Тут все объясняют Гатету как можно девочкой шантажировать Коку.

ГАТЕТ: Ну это я без вас знаю. А еще на что?

КОТЛЕТА: Тырить будет.

АБРАШКА: Зырить будет.

ШУСТЕРЛИНГ: Мырить будет.

ГАТЕТ: Вот что. Велите Коке, чтобы он мне марафету принес. А не даст – жандармов ему приведем.

КОТЛЕТА: Лямзить.

АБРАШКА: Шмамзить.

ШУСТЕРЛИНГ: Дрямзить.

ГАТЕТ: Ладно. Пропишите ее в чулане.

КОТЛЕТА: Сеанс показывать.

АБРАШКА: По чердакам гулять.

ШУСТЕРЛИНГ: На базаре шустрить.

ГАТЕТ:   Приведете мне ее ночью.

КОТЛЕТА: Будет минетчица.

АБРАШКА: Будет налетчица.

ШУСТЕРЛИНГ: Будет форточница.

ГАТЕТ: Ладно. Разузнайте где она живет – наведаемся. А теперь пошли вон.

Шустерлинг, Котлета  и Абрашка тихо вышли из комнаты, притворив за собой дверь. -- Велено было прописать в чулане, -- сказали они Пластилину.

Лизонька совсем валилась с ног. Пока Блоха убирался в кладовке Лизоньку посадили на печь, к рябой бабе Рыбе. Она  легла на бок и моментально заснула. Котлета, разгуливая по квартире, часто подходил к Лизоньке и щупал ее. Когда Лизонька проснулась пришел веселый Абрашка.

-- Айда глядеть какую я щуку стырил! -- говорит Абрашка, -- Длиной с руку, толщиной с ногу!

Татарин подбросил щуку на руке, поймал ее за морду, покачал по воздуху, подкинул вверх, поймал другой рукой за хвост, да не удержал и шлепнул ее об пол.

В квартире рассмеялись.

Лизонька тоже засмеялась.

-- Вечно ты, дурак, все изваляешь, -- сказал лениво Пластилин, вычищая ножиком грязь из-под ногтей.

Абрашка тоже смеялся, – всем было весело.

Шустерлинг сказал: -- Смотри, милицию не приведи!

Тем временем милиция задержала на Сенном рынке Семена Семеновича Семенова, который продавал детское платье с цветочками. Обычно Семен Семенович торговал овсом. Один милиционер посмотрел на платье и говорит: -- А вдруг это платье пропавшей девочки? Больно оно по описанию подходит: само – кремовое, а розочки на нем фисташковые?

Срочно позвонили инженеру электрических железных дорог Ивану Яковлевичу Берлянду приехать на опознание платья. Тут же инженер Берлянд сел в мотоциклет и поехал в милицейский участок. -- Так точно, оно, -- сказал инженер электрических железных дорог и заплакал.

Следствие установило, что Семену Семеновича Семенову платье для продажи дала Аглая Шульц, его сестра. Карлица плакала и все отрицала, но на нее надавили, и гражданка Шульц во всем созналась и дала показания. Семена Семеновича Семенова и Аглаю Шульц посадили пока в тюрьму.

Платье дали понюхать сыскной собаке Кошке, отвели ее в подъезд дома 12 по Фонтанке и пустили по следу. Кошка покрутилась, покрутилась, подошла к двери одной квартиры на первом этаже, где жарили печенку и остановилась. -- Стоп машина, -- сказал приставленный к ищейке милиционер. -- Ничего не выйдет. Теперь ее от печенки не оттащить.

На этом следствие застопорилось.

Инженер электрических железных дорог Иван Яковлевич Берлянд ходил по пустой квартире из угла в угол и не знал, что делать. Он курил папиросу за папиросой, но никак не мог накуриться. Он очень много думал, но думы эти его были преимущественно ни о чем.

Он подходил к роялю, поднимал крышку, тренькал несколько нот, задумывался и закрывал крышку. Он с полминуты играл маленькими металлическими шариками в игрушечный бильярд, затем оставлял это дело. Он водил пальцем по стене и смотрел, как на пальце собирается пыль. От пыли мысль перепрыгивала на прислугу, а от прислуги переходила к Лизоньке. Он брал жестяную коробку с кубиками, крутил ее в руках и ставил на место.

Инженер Берлянд ничего не мог делать. Совершенно ничего. Иван Яковлевич не мог чертить чертеж, не мог выполнять гимнастику, не мог кушать, не мог спать. Даже говорить инженеру Берлянду было очень тяжело, но, несмотря на это, он каждые два часа звонил в милицейский участок и спрашивал про Лизоньку. Из милиции ему отвечали, что ничего нового, пока ничего, Берлянд вздыхал и клал трубку аппарата.

Инженер электрических железных дорог очень хотел помочь следователю в поисках похитителей Лизоньки. Он вынул из шкапа завернутые в тряпочку револьвер, масленку, патроны, суконку и тщательно вычистил оружие. Когда Иван Яковлевич Берлянд закрывал шкап, взгляд его вдруг упал на театральную маску, лежащую среди вещей. Одна мысль пришла ему в голову.

Идиотская идея пришла в голову Котлете – Котлета привел в квартиру трех девок. Блондинку, брюнетку и рыжую. Он был сильно пьян. Котлета вынул из кармана полторы бутылки водки, показал Пластилину указательный палец, а Абрашке – дулю и поставил бутылки на диван. Один фуфырь, заткнутый тряпкой, тут же опрокинулся, и содержимое его разлилось на кожаное сукно.

-- Свинья свиньей, -- сказал Шустерлинг. Он сидел на стуле и точил топор, а на коленях держал Лизоньку. Девочка смотрела картинки на картах.

-- Миль пардон, дедушка. Сей же час соберу, -- сказал Котлета. Он взял тарелку из-под борща и стал рукой загонять в нее водку с дивана.

Тут в его пьяную голову пришла новая идея.

-- Варька! -- крикнул Котлета. -- Покажи сеанс! Ну!

Варька – толстая конопатая девка, поломалась для важности, а потом скинула с себя ботинки, чулки и платье, повернулась задом и сняла трусы.

-- Жопа! -- закричал во весь голос Котлета и захохотал.

-- Жопа-паровоз, толстая жопа! -- Котлета шлепнул Варьку по заду голенищем.

На заду у Варьки была татуировка – по одной половинке ягодицы внутрь въезжал паровоз. На другую Варькину ягодицу стлался густой дым из трубы.

Публика в комнате засмеялась. Тут Варька повернулась ко всем передом, села на стул, раздвинула ноги и вылила на свои половые органы из тарелки водку. Водка медленно стекала в другую тарелку. Голая Варька улыбалась, а ее половые органы блестели от водки. Все молчали, пораженные зрелищем. Варька смотрела на свои половые органы, из которых текла водка и белая, тягучая жидкость и улыбалась. Она выливала на себя содержимое тарелки, держа другую между ногами. Вылив, Варька меняла тарелки.

Лизоньке было страшно смотреть, и она закрыла лицо руками, но любопытство победило и Лизонька сделала в ладошке маленькую щелочку между пальцами. Котлета схватил тарелку и стал жадно лакать жидкость. Как собака. Другие девки захохотали. Котлета орал, захлебываясь. Все начали громко кричать.

Внезапно дверь комнаты с надписью «Входъ категорически запрещенъ» отворилась. Из двери вышел страшный человек Гатет. Случай был необыкновенный. Гатет, ни слова не говоря, двинул Котлету по уху. Котлета выронил тарелку, вывалился из стула и полетел на пол. Страшный человек Гатет ударил его ногой в горло. Котлета растянулся у двери. От удара второй ногой по затылку Котлета вылетел из комнаты. В коридоре Котлета упал еще несколько раз, потом дверь квартиры распахнулась, и он скатился как куль с лестницы.

Гагет вошел в комнату. Вид его был ужасен, на лбу вздулась жила, костюм был растрепан. Все молчали, только Лизонька тихонечко смеялась – ей было очень весело смотреть, как Котлета перекувырнулся вверх тормашками. Гагет глянул на Лизоньку, и всем стало не по себе, можно было подумать, что сейчас он ее зарежет.

Он обернулся на девок и сказал, чеканя слова: -- Сию же минуту убирайтесь вон, ****и!

Блондинку, брюнетку и рыжую как ветром сдуло. Гатет сплюнул на пол, и ничего более не говоря, пошел в свою комнату.

-- Ловко!

-- Деловой!

-- Серьезный, -- заметил негромко Шустерлинг, -- С ним не забалуешь.

Пластилин сказал: -- Это от марафета. Ломает его.

-- Гатет борьбу знает, японскую.

-- Какую борьбу, Блоха? – спросил его Пластилин и дал подзатыльник.

-- Ша! Полегче на поворотах! -- сказал Блоха, -- Джиу-джитсу. «Ломание костей».

Пластилин усмехнулся и вынул из-за уха папиросу.

-- Покурим? -- спросил Блоха.

Шустерлинг помолчал и проговорил: -- Пластилин, отведи пока Лизу Гатету.

Пластилин очень внимательно посмотрел на Шустерлинга, ухмыльнулся, спрятал папиросу обратно за ухо и взял Лизоньку за ручку.

Гатет приказал: -- Возьми веревки. Привяжи меня за руки к кровати. Сильнее, еще сильнее. Да сильнее же, черт побери.

Сними с нее все, кроме носков и туфель.

Так, хорошо.

-- Подведи ее. Ближе. Еще ближе. Еще! Ближе, тебе говорят!

Лизонька стояла перед Гатетом и не знала, что все это означает. Связанный человек, лежащий перед ней на кровати, пугал Лизоньку своим видом и словами. Пластилин стоял позади нее и держал девочку за плечи.

Гатет смотрел на Лизоньку во все глаза. Зрачки его налились кровью. Он открывал и закрывал рот словно судак, выброшенный на берег.

Страшный человек Гатет весь дрожал. Он клацкал зубами, на губах его появилась слюна. Гатет таращил глаза, поедая взглядом девочку; когда Пластилин подвел Лизоньку к лицу Гатета, казалось, что сейчас лежащий на постели схватит ее зубами и раздерет на маленькие кусочки.

Гагет весь покрылся потом и что-то шептал на неизвестном никому языке. Когда возбуждение Гатета достигно наивысшей точки, он дико заорал. Крик был такой страшный, что закачалась люстра, а голуби с крыши противоположного дома сорвались с места и улетели. Лизонька громко заплакала.

-- Вон! -- прошептал Гатет. -- И позови старуху.

Пластилин вышел, держа плачущую Лизоньку подмышкой. Он одел девочку и уложил ее в чулане спать, пошел на кухню, растолкал бабу Рыбу и знаками велел ей идти к Гатету. Рябая баба вздохнула, перекрестилась и пошла в комнату, на дверях которой была прибита табличка: «Входъ категорически запрещенъ». В руках ее были: металлическая цепочка с крючьями, тонкая кожаная плетка, ремень, палка, соль и уксус. Спустя несколько минут из комнаты Гатета раздались звуки ударов по голому телу. -- Сильнее! -- кричал Гатет. -- Еще сильнее!

Лизоньку легла в чулане на какие-то тряпки. Она совсем уже устала плакать, ходить, кричать, убегать, переживать, думать о папе, говорить, страдать и голодать, закрыла голубые глазки и моментально заснула. Тут же Лизоньке приснился сон, будто она скачет на черной собачке, а сзади ее догоняет лошадь, которая кусает девочку то за одну ногу, то за другую. При этом укусы лошади подозрительно напоминали укусы блох и клопов в комнате у дяди Коки.

Дядя Кока лежал на кровати и трясся от страха. Эти бандиты из притона его так просто не оставят. Каждую неделю он должен приносить им осьмушку великолепного, чистого медицинского марафету. Когда-нибудь они обязательно проговорятся, и милиция придет за ним. Сегодня в подъезд уже приходили какие-то люди. Фотографировали. Ужас. Дядя Кока грыз кривые ногти.

Кокаин дядя Кока воровал в аптеке, где работал провизором. Ворованный марафет дядя Кока продавал всяким подозрительным личностям. Старичок никому не хотел дарить марафет просто так, ни за что. Дядя Кока очень любил деньги.

Дядя Кока иногда открывал кровать и высовывал оттуда куль с деньгами. Он вынимал купюры и раскладывал их на полу, на стуле, на столе и на кровати ровными кучками – старые бумажки – к старым, а новые – к новым. Старичок очень любил деньги, гладил их, целовал, ласкал, пел им песенки, рассказывал им сказки, читал стихи и говорил с деньгами по-французски.

Кроме бумажных денег у дяди Коки были деньги металлические. Дядя Кока насыпал монетки в панталоны, надетые на тело, и кувыркался с ними, как ребенок, пока не испытывал удовлетворения от прикосновения денег к половым органам. Иногда дядя Кока раскладывал купюры и монеты на постели, раздевался, ложился на них голым и думал о том, сколько женщин можно купить на эти деньги.

Ночью в квартире № 47 никто, кроме Лизоньки, не спал. В три часа ночи налетчики принесли в притон краденое: одну картину, три медных подсвечника, отрез шерстяной ткани, удочку, меховую шапку, дюжину вилок, игрушечную железную дорогу, ножны от сабли, пару брюк, фарфоровую куклу и 120 рублей денег. -- Очень кушать хочется, -- сказал Абрашка.

Баба Рыба приготовила банде котел рубца – коровьей требухи. Пластилин, Шустерлинг, Абрашка и Блоха молча поели и пошли: кто спать, а кто в очко играть. Татарин Абрашка сломанные серебряные часы на кон поставил, а Пластилин – финку с медной ручкой. Мальчик Блоха лег рядом с девочкой, которая сладко спала, посасывая большой палец правой руки. Сейчас Лизоньке снился папа на мотоциклете.

В это время кто-то негромко постучал в дверь квартиры № 47. Потом еще раз и еще. Шустерлинг с топором за спиной вышел в коридор. Спросил: -- Кто?

Из-за двери тихо ответили: -- Я.

Шустерлинг убрал подпор, отворил оба замка, снял цепочку, отвернул щеколду и поднял засов. -- Заходи.

Вместо Котлеты в дверь вошел странный человек. Он был небольшого роста, на плечах его была черная накидка, а на лице – маска домино. Войдя, человек сразу же выстрелил Шустерлингу из револьвера в живот. Бах!

Шустерлинг выронил из-за спины топор, согнулся и повалился на грязный пол. Из комнаты высунулся Пластилин и метнул в незнакомца ножик. Маска домино пригнулась чтобы почесать колено и ножик, просвистев в полуметре над Маской, угодил в косяк. Револьвер выстрелил. Пластилин закрутился на месте, истошно вопя от боли. Пуля попала ему в позвоночник. Позади Пластилина бегал татарин Абрашка.

Маска домино палила в Абрашку, но по странной случайности никак не могла в него попасть. Одна пуля, пронеслась мимо Абрашки, попала в окно, разбила оба стекла, прошила насквозь летящую ворону и влепилась в противоположную стену дома. Другая пуля, пущенная вдогон Абрашке на кухню, разломала серебряный самовар и залила кипятком вяленую селедку на столе. Маска домино бегала за Абрашкой и стреляла, наполняя квартиру № 47 дымом и стреляными гильзами.

Мальчик Блоха девяти лет внезапно проснулся. В квартире стреляли. – Шухер! Облава! -- зашептал он, тормоша спящую Лизоньку. – Живо вставай! Одевайся.

Он натянул на Лизоньку платье, надел туфельки, снял засов с двери на черную лестницу и вывел ее на  площадку.

-- Беги вниз! А я присмотрю за хатой.

Глухонемая баба Рыба спала на печи и, как абсолютно глухонемая, ничего не слышала. Абрашка выбежал из кухни и помчался по коридору. Пули, отскакивая от стен, дырявили развешанную на крючках ветошь и, догоняя одна другую, неслись следом. Татарин уже почти выбежал из квартиры, уже почти занес ногу за порог, уже видел себя несущимся по лестнице и выбегающим из дома, как вдруг последняя пуля ударила ему в затылок.

-- Ой, -- сказал Абрашка, упал и сразу же умер.

Маска домино вынула из кармана еще патронов, дрожащими руками вставила их в барабан и огляделась. Никого больше не было. На кухне, завернутая в тряпье, лежала баба, которую маска не тронула. Она подкралась к двери, на которой висела табличка «Входъ категорически запрещенъ», встала на корточки и медленно приоткрыла дверь, всунув внутрь комнаты ствол револьвера. Спустя минуту следом за стволом в комнату влезла голова. Гатет лежал на кушетке и спал.

Маска домино встала с колен, подкралась поближе, чтобы выстрелить в упор, но посреди комнаты остановилась как вкопанная. Страшный человек Гатет был мертв. Он лежал, глядя одним глазом в потолок и закрыв второй, свесив руку с крепко зажатой бритвой. Из шеи Гатттета вниз на пол свешивался красный шарф. По крайней мере, так можно было подумать в первую минуту. Гатет зарезал сам себя.

Маска, пятясь, вышла вон из комнаты и прикрыла дверь. Больше в квартире никого не было. -- Лиза. Девочка, -- позвала Маска домино.

-- Ты где? -- громче.

-- Лизонька! -- еще громче.

-- Лиза! -- совсем уж громко.

-- Лизонька! -- закричала что есть мочи Маска домино.

В ответ из коридора раздались пистолетные выстрелы.

Маска домино совсем, может быть, случайно выстрелила в ответ. Выстрелы из коридора прекратились.

-- Боже мой! -- сказала Маска домино. -- Кажется, меня убили!

Она выронила из окровавленной руки револьвер, вышла в коридор и перешагнула через застреленного Котлету.

Лизонька быстрым шагом спускалась по лестнице. От громких выстрелов она чуть не оглохла. Все ниже, и ниже, и ниже. Вот и дверь. На двери болтался большой замок. Впереди дороги не было, назад идти было нельзя. Лизонька хотела было заплакать, но передумала. Она тронула рукой замок, он лязгнул и упал на цементный пол. Замок-то был – сломанный!

Инженер Берлянд, небритый и в расстегнутом мундире стоял на мосту через Фонтанку. Он разглядывал воду, раздумывая, куда лучше прыгнуть, чтобы утонуть сразу. Везде было мелко. Тогда Иван Яковлевич вынул из кармана револьвер и поглядел в дуло. Из дула на него смотрела Смерть.

И вдруг слева от себя он услышал негромко: -- Папа, папочка.

Иван Яковлевич медленно поворотил голову и увидел Лизоньку. Непричесанная и без бантиков, в чужом старом платье, в одном розовом носочке, и в туфельках, одетых так, что левая была одета на правую ногу, а правая туфелька – наоборот, на левую, Лизонька робко стояла у выхода на мост.

-- Лизонька! -- дико завопил инженер электрических железных дорог и бросился к девочке.

-- Папа, папа, я есть хочу -- сказала Лизонька, -- А у меня бабушка платье забрала, и клопы кусались ночью.

Он поднял ее на руки и закружился на мосту. -- Цветочек мой! Лизонька, радость моя!

Инженер железных электрических дорог Берлянд поцеловал Лизоньку в ухо, крепко прижал к себе и понес на квартиру.

В квартиру инженера железных дорог Ивана Яковлевича Берлянда позвонили два раза. Иван Яковлевич сказал Лизоньке, кушавшей кашку: -- Сейчас-сейчас, посмотрим, кто это там к нам пришел.

Вытер руки и пошел открывать двери.

-- Кто там? -- спросил Берлянд.

-- Откройте немедленно дверь, -- сказали с площадки. Инженер Берлянд открыл дверь, и в квартиру вошел человек в черном плаще. Следом вошли двое людей в военной форме, с винтовками.

Старший подошел к Берлянду и спросил: -- Ваша фамилия?

-- Берлянд, -- ответил Иван Яковлевич.

-- У вас есть револьвер? -- спросил человек в черном плаще.

-- Есть, -- сказал инженер электрических железных дорог Берлянд.

-- Сдать оружие.

-- Оденьтесь, -- сказал старший, рассматривая револьвер и обращаясь к Ивану Яковлевичу Берлянду, -- Вы пройдете с нами.

-- Зачем?

Человек в черном плаще не ответил.

-- У меня дочь.

-- Это не имеет значения.

-- Позвольте мне попрощаться с дочерью.

-- Нет.

-- Но девочку не с кем оставить.

-- Она идет с нами.

-- Я могу поговорить с ней?

-- Нет. Это запрещено.

Через четыре минуты все вышли на лестничную площадку. Один из красноармейцев вел Лизоньку за руку. Иван Яковлевич посмотрел вниз. Если прыгнуть в пролет лестницы – то надо непременно лететь головой вниз, иначе – ничего не получится.

Командир запер двери квартиры инженера Берлянда, запечатал ее фиолетовой печатью и скомандовал всем спускаться вниз.

В кабинет следователя ввели инженера электрических железных дорог Ивана Яковлевича Берлянда. Улыбающийся милиционер вышел из-за стола и пожал инженеру руку.

-- Мы извиняемся, товарищ Берлянд. Вас арестовали по ошибке, -- сказал он Ивану Яковлевичу. -- Присаживайтесь. Закуривайте.

-- Настоящий убийца найден, им оказался дядя Кока. В его квартиру пришли из Совета, но никто не открывал дверь. Заподозрили неладное. Граждане вызвали дворника и сломали замок. В комнате, на кушетке, он и лежал. У него была прострелена ладонь и между пальцами застряла револьверная пуля. На полу валялась маска домино и наган. Старик арестован и во всем сознался. Вы понимаете, его шантажировали бандиты, и он со страху решил их расстрелять.

-- А где Лизонька? -- спросил Берлянд.

-- Не волнуйтесь. Сейчас ее приведет командир конвоя.

Следователь помолчал с полминуты, потушил папиросу, потом встал, еще раз крепко пожал инженеру руку, похлопал его по плечу и сказал, открывая дверь:

-- До свидания, товарищ Берлянд! Удачи вам!

***

Третья редакция.

Двадцать пятого февраля две тысячи третьего года.