Записки маргинала iii aka Записки проститутки

Ребенком я очень страдал из-за очков. «Очкарик! Очкарик! » - кричали мне во дворе злые, жестокие дети.   «Четыре глаза, и не в одном – совести! » - камнем летело мне в спину, когда я пытался укрыться в спасительном подъезде.

Погодите же, злые дети, есть у меня на вас в рукаве острая бритвочка…

Один знакомый предложил мне приобрести мальчика-таджика. На Комаровке. Дешево – всего за 300 долларов. У них там в Таджикистане идет гражданская война, и многодетные декхане, за гроши вкалывающие от темна до темна на плантациях опиумного мака, практически задаром отдают мальчиков перекупщикам, чтобы избавиться от лишних ртов и хоть как-нибудь перебиться.

А зачем, собственно говоря, мальчик?

Ну, будет в доме убирать, обед готовить, удовлетворять ваши извращенные потребности. Если таковые, конечно, имеются…

Разыгралась фантазия… А нет ли у вас там  девочки-таджички…

- Где вороне не летать, все равно говно клевать!   - так говорила мать своему непутевому сыну на все его угрозы уехать далеко-далеко…

И как она была права, моя бедная мама.

Помню, загнанный жизнью в глухой угол, обитал я на последнем этаже высотного общежития. И не было у меня  ни работы, куда бы я уходил каждое утро, ни друзей и знакомых, к которым можно было зайти на чай или просто перекинуться словом, а слоняться по улицам без всякой цели не позволяли сильные холода. Потому убежище свое  поднебесное я покидал крайне редко, спускаясь лишь за продуктами, свежими газетами и кофе.

Тоскливо мне было тогда и одиноко. В поисках хоть какого-нибудь выхода я, бывало, целыми часами кружил по комнате, отчаянно жестикулируя, громко матерясь, прошивая кулаком воздух (****ь!), спорил сам с собой,   доказывая что-то, убеждая, или подолгу простаивал у окна, бессмысленно глядя в пространство, где ярким электрическим светом горели миллионы окон огромного города,   ни в одном из которых не было и частички тепла для меня.

Этаж мой последний был  совершенно безлюдным, изредка человеческие голоса и шаги нарушали мертвецкую тишину его коридоров. Из десятка пустых закрытых комнат, кроме моей, была заселена только одна, где жили четыре девушки–студентки.

И любили те девушки, нанюхавшись эфиру или еще какой гадости (от запаха которой и в комнату их  зайти было невозможно), по ночам  голышом водить хороводы в пустом, гулком холле…

И жутко было просыпаться ночью от их безумного смеха и гортанных,   чаячьих криков.

И была на нашем этаже общая душевая, где девушки, совсем меня не стесняясь, сушили на змеиных изгибах трубы с горячей водой свое нижнее белье.

Легкие, воздушные, белые, розовые, черные поношенные трусики, небрежно  разбросанные,   как перья птиц на ветках деревьев,   тревожили мое воображение;   пробовал я, любопытства ради, угадать  их хозяек…

Бывало, стоя в каком-то оцепенении под теплыми струями душа, в припадке отчаяния, я яростно начинал  дрочить на это девичье белье…