Продик

Однажды Продик, разгневанный непристойным поведением своих учеников во время занятий, обратился к ним с такой речью:

- Я больше не могу не обращать внимания на ваше поведение, тем более что именно этого вы и требуете от меня, действуя таким образом. Я прекрасно понимаю, что вы еще молоды, на ваших лицах волосы еще только пробиваются, но, клянусь Зевсом, учить вас полезным знаниям уже поздно. Поздно не потому что в ваши маленькие головы невозможно вместить новые знания, нет, сделать это возможно, а потому, что знания эти вы не сможете правильно использовать, даже если научить тому, как это делается. Я не ставлю в вину ваших родителей и предыдущих учителей, ведь вероятно, что душу, которая порочна от рождения, уже не исправишь. Я называю виновными вас самих, поскольку вы не подчиняетесь собственному разуму, идя на поводу у своих пороков. Да, да, пороки, ведь именно и только они развивались в вас, поглощая ваш разум и угнетая его порочными мыслями. Вы скажете, как я могу называть вас виновными во всем перечисленном, хотя сами представляете собой едва созревших, не совсем еще сознательных юнцов. А вы взгляните на себя, но не обращайте при этом внимания на нежность вашей кожи, а сразу посмотрите друг другу в глаза. Вы увидите там взрослые глаза, глаза зрелого, но глупого и хитрого торговца. Но торговец лучше вас, потому что он всего лишь корыстен, а вы вдобавок к этому еще и тщеславны, потому что стремитесь даже здесь, во время наших скромных занятий, обратить на себя внимание. Когда ваша мелкая душонка завладевает этим вниманием, она, по своей глупости, не знает, что с ним делать, и тогда вы отворачиваетесь от него, и начинаете вести себя еще хуже, не поняв, что произошло, в чем вы нуждались и что получили.

Вы считаете себя свободными, но в том ли состоит ваша свобода, что вы можете вести себя как угодно и где угодно, проявляя вашу страсть к вульгарности. То, что вы говорите, что хотите и где хотите и то, что вы ведете себя вульгарно не есть показатель свободы, напротив, вы рабствуете, подчиняя лучшее, что есть в человеке – разум, худшему – порокам.

Вы думаете, что я должен был смолчать при любых обстоятельствах, но это не так. Вы заблуждаетесь, если считаете меня самого рабом, раз уж я беру у вас плату. Вы полагаете, что раз вы платите за уроки, то, стало быть, можно делать что угодно, но и здесь вы ошибаетесь. Вот они, ваши деньги, заберите их обратно, мне они не нужны, я найду других учеников, тех которые еще не пали, тех которых еще можно спасти. И не обращайте внимания на тех умников, которые говорят о нас, как о недобродетельных людях. Те, кто это говорит, не нуждается в средствах для проживания, потому и не заботится о плате за учебу.

Да, я много раз вам говорил и обещал, что мне все равно, как вы будете себя вести, но я ошибался, ведь я нуждаюсь в том, чтобы мне не мешали. Я не тщеславен, в отличие от вас, поскольку внимание мне не требуется, но тишина – вот единственное, что здесь необходимо. Нарушая покой в портике, вы тем самым оскорбляете меня дважды, намекая на не суть какую важность того, что я говорю. Но кто вы такие, чтобы определять, что важно, а что нет? Вы пришли ко мне за тем, чтобы набраться знаний, но ведь только я здесь знаю, какие знания вам давать, а какие нет, и что вам в действительности нужно, а что нет. И только сейчас я пришел к правильному, окончательному выводу – вы не нуждаетесь в моих уроках, и единственный ваш учитель – это афинская улица. Туда и идите! Там вы и набирайтесь тех знаний, которые вам помогут стать еще тщеславнее, еще глупее, еще корыстнее и хитрее! В этом я вам помочь не могу, поскольку один человек, как бы плох он ни был, не сможет научить худому другого, ведь на это способны только вы сами и то, что вас окружает. Лучшего помощника, нежели афинская улица, трудно здесь найти.

По своей наивности я поначалу предполагал, будто смогу вас научить хорошему, но как же сильно я ошибался! Но вам стоит сказать спасибо за то, что вы открыли мне глаза, и теперь я перестану брать в ученики всех подряд, и неважно, сколько будут предлагать мне денег. За это вам от меня превеликая благодарность! Клянусь Зевсом, теперь я буду думать несколько дней, перед тем как принять кого-либо в ученики. Каков же мудрец был Пифагор, что установил срок в пять лет. Смейтесь, смейтесь, я и сам прекрасно понимаю, что мне до него далеко, но ведь у меня и нет школы – все, чем я занимаюсь, основывается на нескольких уроках. Нет такого человека, который посетил бы мои лекции более десяти раз, да я в этом и не заинтересован, потому и странствую.

Вы считаете, что раз я называюсь учителем, то, стало быть, я должен кого-то, то есть вас, чему-либо учить? Клянусь Герой, это неправда, ведь учитель не учит, учитель – это человек, который говорит в свое удовольствие, и говорит он не с какими-то учениками, у которых разума-то и нет, а сам с собой! Кто еще может быть лучшим критиком учителю и лучшим его учеником, нежели он сам!? Что могут ему подсказать глупые ученики, которые и отличить-то правду от лжи не способны!? Именно по этой причине от вас требовалось только одно – молчание. И за это я вас, подобно Пифагору, наказываю, прогоняя с моих уроков, но это не самое страшное – с этого момента вы для меня люди, сошедшие в Аид, и кто бы меня ни спросил о вас, я отвечу, что вы уже умерли, вас уже нет на этом свете.

Вы можете быть радостными, веселыми, улыбающимися, но, клянусь Зевсом, вам никогда в жизни не стать счастливыми. Ваше время уже прошло.

Закончив свою речь этими словами, великий софист покинул портик, оставив учеников в полной растерянности.