Самая настоящая песня

Все, кто был на моём сайте konstkaras. narod. ru знают, что я занимаюсь записью всяческих песен в домашних условиях. Всё началось в  августе 2002 года – тогда у меня появился маленький микрофончик с наушниками, до этого я делал только MIDI-файлы, без голоса. В приличном запасе песен, которые у меня были предназначены для записи, имелось две-три штуки, кои предполагалось записать с использованием женского голоса. Первоначально для этой цели предполагалось использовать мою одногруппницу Катю, но после нескольких недель отлога она отказалась от участия в проекте – впоследствии выяснилось, что тогда она выходила замуж (не за меня), а единственным способом привести девушку домой было выдать ее за свою любимую. Поэтому пришлось сотрудничать с другой девушкой – с Алёнкой, да-да, с той самой Алёнкой Поли. Поёт она похуже, но живет в общаге, без родителей, они с Поли очень вольных нравов, и в середине октября она появилась у меня дома.

Основной  песней, которую предполагалось записать, была «Думай ночью» из альбома «Мидиотизм». Но у нее очень пошлый, почти порнографический текст, поэтому для начала мы исполнили другую песню – «Летя на крыльях». Её текст написала одна не знакомая мне лично девушка по заказу другой, короче, я ее специально сделал, чтобы позаниматься музыкой с какими-нибудь девушками вместе. Как только мы начали работу, выяснилось, что Алёнка не совершенно не репетировала и даже не знала песню. Меня это бесило, но я сдержался и вёл себя максимально учтиво. И вот, когда мы записывали очередной дубль, я почувствовал на своём левом плече нежное прикосновение её руки. Как будто яркий, но не слепящий, а чистый, прохладный свет разлился по моему телу от места прикосновения в радиусе примерно десятка дюймов – как раз до самого сердца. Я повернулся налево. Алёнка сидела на стуле, не опуская ноги на пол, а закинув их на сиденье так, что я видел ее маленькую, изящную стопу в белом чулке с каким-то детским рисунком. Глядя на меня в упор своими блестящими глазами, она сказала: «Сделай потише! ». Через несколько дублей повторилось то же самое. Я был очень смущён, и после третьего прикосновения попросил больше меня не трогать.

Пели мы на удивление долго – когда я записываюсь один, всё происходит гораздо быстрее. Однажды она меня спросила: «А как вообще петь? С какой интонацией? » - «Там же, в тексте, всё написано. Вот представь, что ты… летишь! » Я встал, распростёр, на сколько можно, руки и запрокинул голову назад, мечтательно улыбаясь. «Я лечу. Представила» - сказала Алёнка скучным голосом. «Нет» - ответил я, - «ты лучше представь. Вот ты… летишь! » Я повторил своё движение.   Алёнка отошла на середину комнаты, крикнула «Я лечу! » и сделала три шага вприскочку, как баскетболистка, забивающая мяч. На третьем шагу она подпрыгнула и повисла на моей запрокинутой шее. Согнутые коленки упирались в стену по обе стороны моих ног. Почти машинально я обнял ее за талию, чтоб не упала на паркет, и вернул голову в основное положение, но её тело всё равно начало сползать, и я поддержал её туловище снизу, за ягодицы. И я снова почувствовал ясный свет от её прикосновения, только не на плече, а на щеке, и ещё потом в этом месте долго мёрзла капля влаги. «Ладно, слезай. Сейчас родители придут, а у них к этому особое отношение. Видишь, как в доме икон много» - сказал я.

Родители вскоре пришли. Я познакомил их с Алёнкой. Они накормили нас, дали большую тарелку яблок и сфотографировали. Эта фотография легла в основу обложки второго альбома, «Исподтишка», в который вошла та песня. В дальнейшем Алёнка предложила записать целых три дорожки её голоса вместо одной – может, это было больше похоже на модных Las Ketchup, а может, ей просто хотелось побыть со мной подольше.

Проводил я её только до метро. В тот день показывали футбольный матч нашей сборной с грузинами – тот самый, когда в конце первого тайма на стадионе погас свет.

Через некоторое время я получил от Алёнки простанное электронное письмо. Вот некоторые выдержки из него:

«Привет, Костик. Хотела поздравить тебя с 27 ноября (день рождения БГ – примеч. автора). И написать тебе кое-что ещё, просто так как другу. Поговорить не получается.

Просто я хотела тебе сказать, что ты мне очень нравишься как друг,

потому что ты самый добрый-чистый в нашей группе. Но наверное тебе было не

очень приятно от этих слов, потому что ты хотел бы нравиться

среднестатистической девушке не как друг, а как парень, а "добрый-чистый"

-- это хоть и положительные качества(я считаю, самые), но не самые "ценные"

в нашем обществе, они больше связаны с детскостью...

Так вот, я могу сказать, как среднестатистическая девушка, что ты очень

красивый(стройный, красивые глаза, на лицо - симпатяшка:). Но таким как ты

выглядишь, ты мне, среднестатистической девушке не нравишься.

Это сложно понять, но мы, среднест. девушки -- на первый взгляд пошлы и

бессердечны. Мы оцениваем глазами, не напрягаемся, выискивая какой ты на

самом деле душевно-красивый; все критерии это --внешний вид (имидж скорее),

и внешнее поведение. (*) И нет такой принцессы, которая, невзирая на эти

вещи, полюбит тебя за то, какой ты есть сейчас. Скорее так: из всех кто

прошёл (*) выбираются подходящие по внутренним качествам. (Тут ты, с твоим

умом, добротой, талантами итп делаешь многих внешне крутых, но тупых).

Про это (*) я не буду тебе подробно говорить, ты это и сам можешь найти

где-угодно или понять(как выглядеть так чтобы складывалось впечатление что

у тебя всё классно, что ты достоин; как одеваться модно и стильно(не

прятать свою красоту), осанка-жесты-речь итп).

…И ещё я тебе хочу сказать субьективно, только не обижайся: хватит

тормозить, копаться в себе (оставь это подросткам), мечтать, - действуй.

Потому что студенческие годы и молодость быстро проходят. У всех всё может

получиться, что они хотят. Я твоя подруга, если ты этого хочешь, и я хочу,

чтобы у тебя всё было клёво. Кстати, мне очень понравились твои песенки.

Ещё одна субьективная вещь, почему я собственно это написала. Когда мы с

тобой тусились у тебя дома, ты был совсем другой, чем в группе, или в

других местах где я тебя видела. Поэтому мне показалось, что ты не просто

немного замкнутый и странноватый чел, а обычный прикольный и весёлый

парень, красивый внутренне. Прости меня, я не могла не написать этого

письма.

Я приглашаю тебя сходить вместе пару-тройку дорогих магазинов одежды… Ты не потратишь там ни копеечки. Просто я хочу показать тебе другого Карася. Понимаешь, вся одежда, которая у тебя есть – не то. Покупать новое не надо, главное увидеть. Уж потом ты сам поймёшь, что тебе делать.

Ты как-то говорил, что тебе в магазинах не интересно ничего, кроме книг и звукозаписи. Не пытайся строить из себя «ангела», которому чуждо всё земное. Ты же ешь, пьёшь и трахаться с девушками тоже наверное хочешь – а поэтому спустись на землю грешную и расширь свой кругозор от книг и звукозаписи до более широкого списка более приземлённых вещей…»

Тогда мы пошли в торговый центр «Охотный ряд» и занимались престранным делом: Алёнка выбирала мне одежду, а я примерял её на себе, потом мы вешали всё на место. В этом году её младший брат поступил к нам на Мехмат, она сама выбирала ему шмотки, и, видимо, этот процесс ей понравился. В целом мы были не очень довольны тем, что там продавалось. Потом мы немножко погуляли, посидели в кафе, и я не только проводил её до метро, но и проехал с ней пару остановок. Толпа разлучила нас, мы даже не подержались за руки на прощание, однако перед этим в её комнате у нас был замечательный момент: Алёнка, мокренькая, пахнущая мылом и шампунем, в своём коротком жёлтом халатике как-то перегнулась через меня сидящего, чтоб положить мыло на полку, и я потрогал её нежную, шелковистую кожу на бедре, сзади.

Второй раз мы встретились дома уже весной. Я был одет в мешковатые шаровары и белую футболку с иероглифами, которую мы вместе купили на вещевом рынке. Записывать стали сразу «Думай ночью». Однако при первом же ознакомлении с песней, которую она как обычно видела в первый раз, Алёнку сразу всё не устроило. Мы замедлили темп и понизили тональность на два полутона. Попробовали снова. Алёнка опять спросила, как это петь. Я опять ответил, что в тексте всё написано: петь надо со страстью. «Ну, не знаю. Давай сделаем страсть». Аля встряхнула головой, отвела взгляд, разомкнула губы и положила руку на моё бедро. Я положил свою, наши пальцы сплелись. Я поднял её руку и расцеловал её пальцы. Она притянула наши руки к себе и сделала то же самое с моими пальцами. «Я тебе не священник, чтоб руку целовать» - пошутил я. Она медленно освободилась от моей руки и немного посидела в задумчивости. «Ладно» - сказала она, расстегнув левой рукой пуговицу своих джинсов и резко взяв правой рукой мою левую, - «сделай это». Она засунула мою руку себе под трусики. У меня дома есть анатомический атлас, и я уже хорошо представлял, что там у неё есть – венерин бугорок, слегка небритые labia major, луковица влагалища, и clitoris, очень похожий на «мой», только маленький.

Средним пальцем я вошёл вглубь, большим прижал clitoris к ладони и начал двигать рукой. Мне представилось, будто я играю на диковинном музыкальном инструменте – из уст Алёнки лилась самая настоящая песня. У неё не было ни слов, ни мелодии, ни ритма, но это было лучшее, что я когда-либо слышал из женских уст. Увидев, как закатываются её глаза и краснеет кожа, я пустил в действие и правую руку. Я трогал ей щеки, размазывал капли пота по шее, обнимал её грудь, заметно выросшую с первой встрече, гладил волосы, которые она перекрасила в цвет, похожий на мой. Но вот песня кончилась, Алёнка задержала мою руку в себе, ещё несколько раз ахнула шёпотом, и потом вынула руку. «Спасибо, Костя» - ласковым и уставшим голосом проговорила моя детка. И застегнула штаны.

Половое удовлетворение не сильно помогло Алёнке петь. Её тембр снизился, мы понизили песню ещё на три полутона. Работа явно не клеилась. Когда я убирал шумы и вдохи в записи, Аля прошептала: «Ну ты понимаешь, зачем я сюда пришла». Я не оторвал взгляда от экрана с осциллограммой её голоса. «Нет, похоже, ты не понимаешь» - услышал я и почувствовал уже знакомое, но всё ещё так приятное прикосновение к плечу. Я повернулся в сторону Алёнки.

Алёнка была нага. Моя одногруппница и подружка, любимая девушка Поли и соучастница музыкального проекта сидела в той же позе, закинув голени на стул, но была абсолютно обнажена. Её пухленькие грудочки диссонировали с заметными рёбрами и хилыми ручонками, тазовые кости явно были обрублены чьим-то топором, а родинки совершенно хаотично раскинуты по бледной коже. Но всё-таки это было прекрасное создание! «Вперёд это там, где красный свет» - невольно вспомнил я, глядя на два тёмно-красных кружочка. Алёнка широко улыбнулась и провела пальцем вниз от солнечного сплетения до пупка, потом опустила одну ногу на пол, показав самое запретное.   Немного поиграв с волосами, она протянула мне изящную ручку, и я слегка до неё дотронулся.

«Не смотри, пожалуйста, как я раздеваюсь» - сказал я. «Хорошо», - ответила Алёнка, встала, отвернулась, подошла к окну и задёрнула красные занавески. Она стояла ко мне спиной, показываю прелестную попку, прикосновение рядом с которой я ещё недавно считал лучшим своим достижением. Не прошло и минуты, как я подошёл к ней и попросил подержать кончик резинки, чтоб внутрь не попал воздух. Потом я обошёл её и раздвинул диван, превратив его в широкую кровать. Алёнка немного посмотрела на красный ковёр, который старше меня раза в три, и разлеглась на диване.

«Погоди. У меня есть одна плёнка – это альбом Аквариума «Гиперборея», я его слушаю только по самым большим праздникам. Когда что-то радостное происходит». Я поставил кассету. Зазвонили колокола, струйками фонтана взлетела арфа, грянул оркестр. «Время любить пришло». «Всадник между небом и землёй». «Люди, пришедшие из можжевельника». Всё это время она лежала подо мной, мы практически не меняли позу – только иногда, чувствуя приближение конца, я отсоединялся, чтобы целовать её, целовать её лоб, губы, шею, соски, пятки даже – разница в росте не позволяла  мне целовать её во время самого близкого общения. На «Ангеле дождя» мы немного сбавили темп, но с началом «Апокрифа» уже не обращали на него внимания. Уже давно было пора переворачивать кассету, но мы наслаждались своими телами, думая только о том, что в данный момент это самое главное в жизни. Наконец, в очередной раз упиваясь поцелуями в подбородок и укусами плеч, она прошептала: «всё, всё…» Я ответил «хорошо», вернулся к ней и задвигался в два раза быстрее. Момент семяизвержения я не заметил, но точно тогда кричал «Я люблю тебя! » (а перед этим любил её молча).

Родители тогда должны были прийти поздно вечером. Иначе им пришлось бы полчаса звонить в дверь, чтобы увидеть меня босого в одних штанах и Алёнку, кое-как завёрнутую в покрывало. «А знаешь» - заметил я, - «ты у меня первая. Я до этого девушек не имел». - «Для первого раза ты молодец. И держался долго, и целовал где надо, и презерватив правильно одел. Другая бы девушка не догадалась.

Мы довольно быстро встали, оделись и продолжили работу. От «Думай ночью» решено было отказаться, и мы записали партию Алёнки в маленькой песне «До края неба». Моя партия там была записана неделей раньше. «Некоторые певцы для голоса пьют содержимое сырых яиц. Я выпью это» - Алёна развязала узелок, и проглотила мутное содержимое того, что еще недавно было единственным, разделявшим нас. -  «А  тебе Диму не жалко? ».- «Чего его жалеть? Он и так меня задолбал своим НЛП, даже к тебе разрешил пристать. Пусть теперь сам страдает».   - «Пусть»  - тихо ответила Алёнка.

Мы пошли на кухню, заварили чай и включили телевизор. Там шёл один из моих любимых фильмов. Татьяна Друбич и покойный Африка занимались тем же, что и мы. В смысле записывали песню. «Странный фильм» - сказал я. – «Но хороший. Жаль только, конец плохой».

Рано утром в понедельник я отправился в Университет. Лифт остановился на первом этаже, и я увидел, как избивали женщину, незнакомую мне темноволосую женщину неопределённого возраста. Женщина валялась на полу, избивавший её усатый мужчина ничего не говорил и не обращал внимания на меня, женщина свалилась в лифт и уже нельзя было закрыть его и уехать вверх. Когда избивавший убежал, я решил отвезти жертву к своему отчиму, благо он врач и бывший милиционер, знает, что делать. Я затащил всю женщину в лифт, она истекала кровью и не пыталась встать. Я поднял её на свой этаж и усадил на лестницу. В. П. сказал, что сам разберётся, и я поехал учиться.

В тот день после физкультуры, как обычно, было нечего делать. Я был взволнован происходящим, и решил пойти к Алёнке, был ещё один повод – я нёс дискету с новой версией «Думай ночью», с исправленной гармонией. Мы поговорили с ней и её соседкой об утреннем эпизоде, и я не сразу заметил, как изменилась Алёнка. На её лице была царапина, а волосы покрывали синяк от долгого поцелуя на шее. «Я хочу сказать тебе… ну, в общем, ты понимаешь». Я понял, что у неё были серьёзные разборки с Поли, но всё же ответил, что не понял. «Я хочу сказать тебе… ты понимаешь, у меня есть любимый молодой человек, я его люблю, он, конечно, гад ползучий и сволочь поганая, но я его люблю. Не надо ко мне больше». – «Хорошо» - сказал я, трогая клавиши её синтезатора вместо тела, - «хорошо». На прощание она сделала мне приятно рукой, как я ей тогда. Мы были в расчёте.

Мы расстались друзьями, до сих пор иногда встречаемся и болтаем на всякие темы. Она пытается помочь мне найти свою любовь. Но «Думай ночью» мы теперь вряд ли запишем. Да и «Гиперборею» не дослушаем до конца. Жаль.

13.06.03