Оптика Optics

Угол преломления зависит от угла падения и от свойств материала, сквозь который проходит луч света.

Учитель физики средней школы

Темно. Ночь. Не столь важно темно ли оттого что ночь, или ночь, оттого что темно. Мне приятен сам результат, а именно – темно, и не столь важна причина. Я не люблю яркий свет, особенно солнечный, не знаю почему, просто не люблю, он раздражает меня, я чувствую себя как-то неуверенно, особенно по сравнению с тем, как я чувствую себя в темноте или сумерках. Еще я очень не люблю рассвет, хотя он и не очень яркий, или пусть даже его совсем не видно из-за тумана или пасмурной погоды, я будто предчувствую его приход и мне становиться немного грустно, я даже злюсь на себя, будто ребенок, который не может контролировать свои эмоции. Но у меня есть причины не любить рассвет, как есть причины и на многое другое.

У нас в доме всегда было темно, мама постоянно открывала задернутые мною шторы, жалуясь на постоянный полумрак в моей комнате и возможные из-за этого в будущем проблемы со зрением. Мне же нравится тусклое освещение, маломощные лампочки в настольных лампах и особенно свечи. Свет от свечей живой – это нечто, его чувствуешь, осязаешь всем телом, будто этот маленький язычок пламени на кончике фитиля нечто живое, будто он хочет что-то поведать тебе, пока не угас совсем, погрузив высокие потолки моей комнаты в темноту ночных теней и тихих диалогов. Еще я люблю сумерки, период, когда солнце уже село, но из-за горизонта стелется слабое кровавое свечение, окрашивая все вокруг в пурпур. Мне нравится сумрак своей свободой фантазии и нечеткостью очертаний, игрою теней и сероватой цветовой гаммой. Сейчас же в моей комнате не сумерки, а настоящая беззвездная ночь, когда не видно даже собственных пальцев на руке, когда подносишь ее к лицу.

Но со временем глаза начинают привыкать, и в темноте комнаты я уже начинаю различать контуры мебели и предметов. Возможно, это просто привычка, так как я наизусть знаю их расположение и контуры даже с закрытыми глазами и дело вовсе не в отсутствии освещения. Где-то рядом негромко тикают часы, будто своим монотонным звуком напоминают о реальности. Я лежу на своей кровати, укрывшись мохеровым пледом. Он колючий, но теплый, мне нравится спать под пледом, и абсолютно не люблю так обожаемое многими шелковое постельное белье. Эта колючесть пледа, или верблюжьего одеяла (я его тоже очень люблю) дает какое-то первобытное чувству уюта и покоя. А еще почти с детства мечтал спать на звериной шкуре, правда не знаю, на какой именно удобно спать, но ведь это мечта, она не обязана быть практична, как и многое другое в нашей жизни, иначе становится скучно.

Чуть прислушавшись к тишине в комнате, я начинаю различать звуки дыхания. Спокойное, размеренное дыхание, на какой-то миг я задерживаю дыхание, что бы убедиться в том, что это дышу не я. Рука неуверенно движется по пледу, натыкаясь на чье-то оголенное плечо, оно теплое, даже скорее горячее, так как тепло чувствуется даже на небольшом расстоянии от кожи, и чуть движется в ритм дыхания. Я подношу лицо ближе, стараясь что-то рассмотреть в кромешной тьме и улавливаю запах...

Так можешь пахнуть только ты. Остатки косметики смешиваются с запахом твоего тела, горечью пота и неуловимым ароматом, схожим на запах скошенной травы и дождя. Стараясь не разбудить, я, чуть наклоняясь к тебе, чувствую на своих губах твое дыхание, от которого я начинаю пьянеть, и  все мое тело напрягается, будто микро-судороги сковали каждую мышцу. Аккуратно, еле заметно моя рука легко, почти не касаясь твоей кожи, проводит невидимую линию от плеча к мочке уха, и кончиками пальцев я чувствую, как напрягаются мышцы на твоем лице. Слегка отведя руку в сторону и замерев в почти абсолютной темноте, я понимаю, что ты улыбаешься. Твои глаза остаются закрыты, и я понимаю, что, открыв глаза и пытаясь что-то рассмотреть, я уже выгляжу глупо, тем более, что это больше никто не видит, и это только усугубляет мое состояние. И пока я обдумывал курьезность этой ситуации, коротким, почти неуловимым движением твои губы преодолевают несколько миллиметров между нами и соприкасаются с моими.

Твои губы сухие и горячие, они не спешат, даже чуть медлят, будто стараясь проснуться, или все еще веря, что это продолжается сон. И я будто тоже стараюсь не разбудить их, ощущая, что на твоих губах еще осталась пыльца дремы и роса снов. Ты замираешь, и я чувствую, как напрягается твое тело под колючим пледом, прижимаясь ко мне, находя каждой клеточкой своего тела соответствующую мою клеточку. Мелкая дрожь пробегает по коже, будто короткий электрический разряд, заканчиваясь где-то на кончиках пальцев, которые уже запутались, блуждая, в твоих спутанных волосах, отрывают твою голову от подушки и еще сильнее прижимают тебя ко мне.

С трудом переборов себя я отрываю свои губы и чуть отдаляюсь, что бы включить настольную лампу рядом с кроватью, но ты опережаешь меня и игриво толкаешь плечом обратно в кровать, победоносно улыбаясь улыбкой с картины Микеланджело «Искушение Адама». Наклоняясь ко мне, ты прижимаешь к губам указательный палец, показывая, что надо быть тише, хотя кого мы можем потревожить в квартире, где кроме нас никого нет? Но я притягиваю тебя к себе, и твой палец остается зажатый между нашими губами, словно рефери между боксерами в ожидании гонга. Мы невольно улыбаемся и ловим взгляд друг друга, понимая без слов то, что сейчас произойдет…

Я открываю глазка. За окнами все еще темно. У меня в комнате большие окна, почти два метра в высоту каждое, но на каждом из них висят теневые жалюзи из тонких деревянных планок, что еще больше создает в комнате мрак и темноту даже в солнечные дни. Время ползет как-то неуверенно и медленно, будто боясь обидеть меня спешкой и торопливостью. Но и я не придаю этому большого значения, будто все в порядке вещей, что именно так все и должно быть и никак не иначе. Глаза постепенно начинают привыкать к отсутствию света и в темноте проявляются знакомые очертания мебели и предметов. Где-то в глубине, внутренними часами, я осознаю, что приближается рассвет. Остановившись на этом, я чувствую, что надо покурить и попить что-то, а ближайшая жидкость сейчас находиться где-то в районе кухни или холодильника, что почти равнозначно. Собравшись с мыслью, я понимаю, что, решив утолить жажду, я столкнулся с труднейшей задачей: кроме того, что ты крепко спишь на первый взгляд в полной темноте, и я не знаю, на сколько крепко, так еще твое тело частично покрывает мое, что непроизвольно затрудняет попытку встать и одновременно не разбудить тебя. Но смесь жажды и никотинового голода побеждают сомнения, и я постепенно начинаю выползать, именно выползать, с кровати. Мое тело плохо слушается, мышцы затекли, и ноги запутались в пледе, к тому же ощущение моей кожи, которая соприкасается с твоей, вовсе не способствует ускорению процесса. Эти несколько минут похожи на вечность, и как только я слез с кровати ступни соприкоснулись с холодным полом. Теперь я полностью проснулся.

Убедившись, что я тебя не разбудил, я медленно, что бы ни на что не наткнуться в темноте, направляюсь к дверям кухни. Будто слепой, я ощупываю перед собой пространство, и в какой-то момент понимаю, что моя правая нога в чем-то запуталась, и я теряю равновесия. Присев на корточки я ощупываю помеху, понимая, что это твой свитер, странным образом оказавшийся на полу. Не спеша продвигаясь дальше я пытаюсь вспомнить, как твой свитер мог оказаться на полу, но мои мысли прервала дверная ручка. Бесконечно долгий путь из кровати на кухню оказался длинною в одну мысль.

Зайдя на кухню, я понимаю, что не стоит включать свет здесь, а лучше сделать это в ванной, оставив открытой двери. Рука автоматически находит нужный включатель, и, не обдумав свое действие, я включаю свет…

Если в темноте человек слеп, то у меня такая же реакция на яркий свет, тем боле после того, как я только что привык к темноте. Поежившись и пощурив несколько минут глаза, я прихожу в себя, будто от удара, и начинаю вспоминать причины своих действий.

Пить. Эта проблема решилась сразу, к счастью на столе обнаружилась почти полная кружка чая, забытая кем-то или же бережно оставленная на такой именно случай. Теперь сигарета, слава Богу, я не оставил их в кармане плаща, так бы пришлось возвращаться в комнату. Открытая пачка вожделенно ждала меня возле газовой плиты, ревниво поглядывая рядом сигарет. Сонливость и яркий свет мешают мне сосредоточиться, но я чувствую во всем этом какую-то неправильность, все слишком хорошо, что бы быть правдой, даже в таких мелочах, как чай и сигареты.

Умастившись в мой любимый стул за углом стола, я подтягиваю к себе поближе кружку и достаю сигарету, замечая краем глаза, что дверь на кухню начинает медленно открываться. В образовавшийся проем просовывается твое заспанное и жмурящееся от света лицо. По-моему, яркий свет действует пагубно не только на меня, если даже смог тебя разбудить. Но сразу же отвечая на мой незаданный вопрос, ты говоришь:

-   Я не спала.   -  И полностью открыв дверь, заходишь на кухню, держа на плечах тот самый плед вместо одежды.   -  Не помешала?

-   Нет, заходи, а я боялся тебя разбудить, когда вставал. Могла сказать, что не спишь, если знала, что я встаю.   -  Немного с обидой в голосе говорю я.

-   А зачем говорить, разве тебе не было приятно выползать?   -   Отвечаешь ты, приподнимая бровь, то ли с удивлением, то ли с насмешкой.

А потом я с исступлением смотрю, как ты протягиваешь руку и берешь кружку с чаем, делаешь большой глоток и ставишь ее возле себя, как бы оправдываясь, замечаешь:

-   Очень хотелось пить.   -   И твоя улыбка снимает все мои возражения и недовольства.

Поняв, что чай мне уже не отобрать, я подкуриваю сигарету и, закрывая глаза, наслаждаясь чувством, как дым наполняет мои легкие.

-   Приятно?   -  Странным голосом спрашиваешь ты, вырывая меня из минутной нирваны.

Но пока я пытаюсь придумать какой-то ответ, чувствую на своем голом колене прикосновение твоей горячей ладони, которая медленно, но уверенно движется вверх. Свет из ванны пробивается через закрытые веки.

Рука с сигаретой начинает дрожать, и я понимаю, что докурить у меня уже не удастся, что, наверно, даже к лучшему. Нехотя открывая глаза, я замечаю, что плед бесформенной кучей лежит на полу, а ты находишься прямо передо мной, стоя на коленях и заглядывая мне в глаза. Только твой взгляд снизу-вверх больше схож со взглядом чревоугодника на его любимое яство, чем на взгляд женщины, стоящей на коленях перед мужчиной. Где-то краешком сознания я чувствую себя аппетитным произведением мастеров кулинаров, из-за чего просыпается странная гордость и сразу же пропадает желание курить, и я только теперь чувствую, насколько холодная табуретка по сравнению с твоими руками, что появляется желание закутаться в тебя, будто в плед. Но мои мысли резко обрываются от прикосновения твоего языка к моему бедру, из-за чего мышцы пресса напрягаются, будто в предродовых схватках и мой разум обволакивает густая пелена, в которой будто в желе вязнут все мысли…

Кухня: табурет, стол, пол.

Комната: многочисленная мебель и снова пол.

Линия фронта медленно смещается, многочисленные и ожесточенные бои идут по всей линии фронта с попеременным успехом. Причем в роли флага победителя поочередно выступают все тот же плед и полупустая кружка холодного чая, переходящая из рук в руки. И когда мы с тобой оказываемся снова в постели под все тем же пледом, а уже пустая кружка стоит на расстоянии вытянутой руки на письменном столе, через жалюзи начинает неуверенно пробиваться тусклый свет. И с наступлением утра сонные и уставшие мы пытаемся заснуть, обнимая друг друга, в попытке сохранить тепло. Наши руки и ноги сплетаются между собой на зависть всем йогам Индии, и плед превращается в подобие кокона бабочки, чуть ли не в два раза обернутого вокруг нас. Каждый из нас поочередно пытается повернуться удобнее или размять затекшую руку или ногу, что заканчивается ворчанием, толчками и  щипками другого, хихиканьем и нахмуренными лицами. Что каждый раз грозит вновь перейти в новее сражение.

Проснувшись в очередной раз, я осознаю неудобства своего положения. Пусть это будет настоящий эгоизм, но ты спишь под пледом, причем, укутавшись только от ушей до талии, а твои ступни мостятся под моим животом в попытке согреться, при этом мостятся вовсе неспокойно. Ко всему этому я понимаю, что ты преспокойно спишь, и до меня тебе абсолютно перпендикулярно, как образно, так и физически, кстати. Колеблясь в нерешительности, стоит ли тебя будить, мой взгляд натыкается на циферблат настольных часов, и замечает месторасположение стрелок, что наводит меня на мысль, о яркости и интенсивности освещения, так как я смог рассмотреть тонкие еле заметные стрелки на часах работы 19-го века  с мелкими римскими цифрами. Повернув голову в сторону окон, я убеждаюсь, что ночь безоговорочно сдалась утру, и белый молочный свет предательски сочится через щели штор. На улице туман или пасмурно, так как в лучах света отсутствует так ненавистное мне желтое свечение утреннего солнца, но это не отменяет начало дня и все, что с ним связанно. Теперь осталось только разбудить тебя, но, возвращая взгляд, мне все меньше этого хочется.

Пытаясь найти лучшее решение этой непростой задачи, я замечаю, что ты что-то бормочешь, толи во сне, то ли, уже проснувшись, сетуешь на утро со всеми вытекающими. Пытаясь разобрать хоть что-то, я, медленно подползаю ближе, поднося ухо почти к самым губам, передвигаясь при этом, будто минер на минном поле. Замечая, что моя рука непроизвольно начинает гладить твое бедро, маскируясь неудачной попыткой укрыть тебя пледом. Предательское чувство мучает меня, заставляя пребывать в нерешительности относительно своих дальнейших действий, но, услышав, как твое бормотание начинает медленно переходить и тихое ритмичное мурчание, все мои сомнение улетучиваются, проясняя ход моих мыслей и направляя их в дальнейшее русло.

Еще немного послушав твое мурчание, я, с трудом переборов себя отказаться от этого удовольствия, начинаю медленно спускаться вниз, поравнявшись лицом с твоими коленями, продолжая все это время гладить твое бедро. Стараясь как можно аккуратнее, я прикасаюсь губами к твоему правому колену, проводя по кончикам почти неразличимых мягких волосков, затем делаю несколько долгих, горячих выдохов, будто согревая тебя, улавливая краем уха, как меняется тональность твоего мурчания. Определяясь больше на звук, чем на другие факторы, я постепенно продвигаюсь к внутренней стороне бедра, замечая мимоходом, что твоя правая нога начинает постепенно отходить в сторону, будто пропуская меня внутрь. И когда моя макушка уже почти упирается в твой живот, ты подводишь ногу чуть ближе к моему лицу и сгибаешь в колене, будто приглашая меня в гости. Но я чуть отдаляюсь, и, замерев на несколько секунд, вслушиваюсь в ритм твоего дыхания, будто стараясь определить твое желание просыпаться и, заодно, наслаждаясь создавшейся картиной. Уловив, как твое дыхание на мгновение замерло, и все тело напряглось в сладостном ожидании, я резко беру тебя за бедра и привлекаю тебя к себе. А когда я почувствовал, как твои пальцы начинают путаться у меня в волосах, то поставил где-то на подсознании галочку, что ты теперь точно проснулась. А затем мой лоб уперся в твой живот, ощутив, как у тебя напрягаются мышцы и все твое тело начинает медленно изгибаться, поворачиваясь на спину, и сгибается второе колено. Тихое мурчание становиться громче, твои ноги сжимают мою голову и пальцы вцепились в волосы, то притягивая, то отталкивая меня в ритмичной нерешительности, а солнечные зайчики просачивались сквозь щели в шторах и бесстыдно ласкают твое обнаженное тело, в тщетной надежде вызвать у меня ревность. А затем мурчание меняется на прерывистые глухие вдохи и по всему твоему телу пробегает волна удовольствия от кончиков волос до пальцев, которые впились до крови в мои плечи, и через почти бесконечные несколько минут ты обмякаешь и сделаешь глубокий вдох, гладя мои руки, которые все еще держат тебя за бедра.

Я провожу языком от пупка до ямочки в основании шеи и легким мотыльком целую твои губы, заметив, что твои глаза все еще закрыты.

-   С добрым утром.   -  Прошептал я почти на самое ухо, видя, как на твоем лице расцвела улыбка.

-   Ты разбудил меня…с добрым утром.   -  Ответила ты, целуя меня в нос и ища рукою снова потерявшийся плед.   -  А который уже час?

-   Не знаю, уже светло, наверно около восьми, я помню, что у нас куча дел.   -  Как бы оправдываясь за свое поведение, ответил я, поправляя на тебе найденный плед, и крепче прижимаясь к твоему теплому боку, чувствуя, как твои пальцы медленно скребутся о мою кожу.

Возникла короткая пауза молчания, во время которой твои коготки спускаются все ниже по моей и спине, и, оказавшись на пояснице, ты, повернувшись на бок спиной ко мне, просто толкаешь меня к себе, нагло расталкивая мои колени своими бедрами…

Пелена сна медленно, нехотя сползала с разума, возвращая относительный контроль над телом. Открыв глаза, я понимаю, что на улице уже давно день, рядом на столе стоит полная кружка уже остывшего чая и пачка сигарет.

Я автоматически достаю сигарету, прикуриваю, поправляю плед и сажусь, облокотившись спиной на стену. Сделав первый глоток, я понимаю, как я все это время хотел пить. После сигареты и чая мои мысли приходит в относительный порядок, и я начинаю вспоминать события прошедшей ночи, которые смутными вспышками мелькают перед моим мысленным взором без намека на хронологичность и связность. Посещаю странные мысли об эфемерности всего произошедшего, будто это был лишь сон, оглядываясь по комнате, я не нахожу никаких следов твоего присутствия, даже в воздухе не витает столь характерный тебе запах.

Неужели мне все это приснилось?

Встав с кровати, я направляюсь в ванну, что бы привести себя в порядок и сварить кофе. И через час я уже одет и собран, пью очередной кофе, курю очередную сигарету. Напротив, на столе лежат темные очки, я без них просто не могу выйти на улицу. Ну вот, пора. Я открываю дверь… Яркий, солнечный свет ударяет мне в глаза, заставляя быстрее надеть солнцезащитные очки. Д, здравствуй солнце, взаимно, я тоже тебя ненавижу! После такого сразу начинают посещать мысли о далеком вечере, сумерках, ночи, и, возможно, снова прейдешь ты. Будто сама ночь уже ассоциируется с тобой, будто ты ее неразделимая часть, которая не существует в моей жизни при солнечном свете. Мой ночной призрак…

Одна уже мысль об этом дает мне сил вытерпеть этот день с его невыносимым светом и солнечными лучами и дождаться прихода темноты.

Так уж сложилось, что я люблю темноту и тусклое освещение.

Тане от Вейста

20.09.2003. В. П.