Пла... це... бо...

Холодно... Можно бы пройтись, совсем ведь рядом, но... Холодно.

- До ресторана подбросьте...

- Это тот, который за перекрестком? Садитесь.

Холодно... Стягиваю перчатки, просовываю замерзшую руку между полами шубы и забираюсь под свитер, пугая разогретую кожу живота ледышками пальцев. Другой рукой залезаю в сумку, пытаясь нащупать пачку сигарет, потом зажигалку. Я едва успеваю прикурить. Уже... С отвращением возвращаю ладони в стылые, почему-то мокрые внутри, перчатки.

- Приехали, красавица. - От жлобского оценивающего взгляда слюна у меня во рту становится вязкой. Это рефлекторно, это - для плевка.

- Сколько должна? - Сглатываю, подавляя желание воспользоваться предложенным моим организмом вариантом реакции. – Сколько?

- Уж не обидьте... - С мерзкой доверительностью кивает на вход в дорогой ресторан. - Вы эти деньги быстро наверстаете, а вот мне...

Я делаю последнюю затяжку, сосредоточенно выдыхаю дым. Думаю, не потушить ли окурок у него во рту. Или все-таки плюнуть? Холодно... Я протягиваю деньги и нехотя выволакиваю себя из салона автомобиля.

Меня уже ждут.

Бархат голоса нежно ласкает кожу, зажженные свечи нервно трепещут в зеркалах. Я разглядываю его сквозь фильтр хрустального бокала. Темные волосы, правильное лицо, по-итальянски смуглая кожа. Сквозь фильтр хрустального бокала он прекрасен.

Вчера, в ночном клубе, я не смогла его рассмотреть. Была с подругой, он тоже. Мы только и успели, что обменяться телефонами. Когда сегодня он позвонил, я согласилась на встречу. Была незанята... и еще зачем-то... Не помню.

- Что?

Я сбрасываю с себя приступ созерцательности, пытаясь прорваться сквозь пелену завораживающих интонаций к смыслу его слов. Медленно опускаю бокал.

Языковой барьер неощутим. Он достаточно понимает по-русски, я - по-английски. Плюс сурдоперевод... Плюс музыкальное сопровождение... you drive me cra-a-azy (от своего пения он ловит кайф). Бывала ли я в Италии? Бывала... Как мне итальянские мужчины? Нормально... Just OK? Да, а что?.. Да нет, ничего...

... Ничего, но... «ot menja esche nobody uhodit bez orgazm, nobody... bez... мно... жиствен... ого». Ого (переспрашиваю)?! Ого (подтверждает). Оживление, смех. Я смотрю на часы. Не так уж он и прекрасен. И похоже, глуп. Во всяком случае, явно предрасположен. Ему приносят спагетти. Я морщусь и смотрю на часы.

Не люблю спагетти. Не люблю есть, не люблю видеть, не люблю видеть, как едят. Как накручивают на вилку, как сухими бросают в кастрюлю, как мокрыми вываливают на дуршлаг. Интересно, ему обязательно это есть? Спрашиваю без обиняков. Наступившую тишину нарушает лишь глухой стук чьей-то упавшей вилки.

…Странно, что слово "****ые" прозвучало так громко. Странно, потому что я делала ударение скорее на слове макароны.

- Ну так как? Обязательно есть или нет? Нет?

Он кивает. Он соглашается не есть. Не есть, а пойти к нему. Это близко, достаточно выйти из ресторана и свернуть во двор, в ближайшую арку.

Я опускаю взгляд на стоящее перед ним блюдо. Ок.

Шестой этаж, дверь налево. В коридоре сбрасываю шубу и, не снимая сапог, иду в ванную. Выхожу в одних трусиках. Вроде слегка удивляется. Интересно, а на что он рассчитывал? Чего еще мне с ним делать? Беседа не клеится, спагетти я не люблю...

Я забираюсь под одеяло и смотрю, как он ползает вдоль дивана. Ищет упаковку с презервативами. Находит. Рад. Когда приступает к раздеванию, я отвожу взгляд.

Козырная квартирка. И дом козырный... Только холодный. Но зато потолок какой... Старинная лепнина, потрясно... Разделся? Ну, давай... Куда вниз полез?

- Не надо, я не люблю!

Елки, не успела вовремя остановить... сейчас будет из принципа... итальянский секс, показательные выступления... Уснуть успею пока до дела дойдет.

Чем бы заняться? В ожидании …мно… жиствен… ого… ого… ого... род, ого... вор, ого... лец, ого... нек, ого... рчение, ого... ого... ленный... ого... Все, нет больше... ше... ше... веление, ше... рсть, ше... ренга, ше... рхебель... ше... Жди беды, если мужчина решил поднять сексрейтинг своих сограждан. Глядишь, и вправду, без оргазма не отпустит... К чувству самосохранения, что ли, воззвать?

Приподымаюсь на локтях. Из этого положения хорошо вижу намечающуюся на макушке рагаццо лысинку. Лысинка сбивает с мысли. Чего я хотела? А!

- А вдруг у меня болезнь?!! - спрашиваю резко и по возможности неприятным голосом. - Ты не боишься?

Не боится. Он, видишь ли, врач, он знает, как пахнут больные женщины.

- ... and you smell... - имитирует впадание в транс, -... mm ... very healthy...

Непруха. Хотя... very healthy... посещение гинеколога теперь можно отложить. На некоторое время... мя... мя... со, мя... киш, мя... тлик... Он, правда, дантист...

- Нет, ничего. Я не смеюсь...

... почти как в анекдоте... про то как пьяный гинеколог ошибся дверью и забрел в зубоврачебный кабинет... "вы не поверите, мадам, у вас ТАМ зубы!"… только наоборот...

- Да не смеюсь я, don't pay attention...

... шн... шн... обель, шн... ицель, шн... урок... И почему природа не предусмотрела там зубов? Такое удобство... Были б у меня там зубы, я б... я б... А что б я б? ... яб... лоня, яб... еда, яб... Все, надоело!

- Иди сюда. Ну что ты упрямый такой? - Я насильно подтягиваю его вверх и обхватываю за плечи руками. Ептвоюмать, чего еще? Затренькал, затренькал, не остановить. - Кен нот гет ю... андерстенд? Нон каписко... Сделать... что?.. with my... что?

Понятно... непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений... крукен скунс мордюк...

- Ноrnу? Помню такое... to take the bull by the horns... быка за рога... или еще... horn of plenty... причем здесь? - Я устаю угадывать. - Слышь, затейник, может за словарем сходишь? Если так хочется вербализовать процесс... А то у меня vocabulary больше экономический... я про эти рога твои не понимаю!

Не слушает. Упорно продолжает хотеть чего-то непонятно чего.

Forget it. Что бы это ни было. Снова притягиваю к себе и на этот раз, для верности, крепко обхватываю ногами. Лишаю альтернатив. Он оценивает шансы сменить положение и сдается.

Еще бы. Зря я, что ли, каждый божий день - десять упражнений на приводящие мышцы бедра, десять на отводящие да еще по пять на подвздошно-поясничные. Ну вот... презерватив еще и... чем плохо? Давай, лапа, работай... туда-сюда, туда-сюда... домурыжил, все настроение пропало... или его и не было?.. если б там росли зубы, то в тюрьму сажали бы не мужчин, а женщин... и не за изнасилование, а за... даже слово подходящее есть - членовредительство... И на всей бы земле победил матриархат... потому как вот где реальная была бы власть... Может, постонать для приличия? Обойдется... Чой-то совсем он не в моем вкусе... и лысинка... и жизнь дерьмо... А потолок потрясный... Это ж надо, какие делали потолки... Зачем я, вообще, соглашалась на встречу?... Что-то такое было... мелькнуло в голове... Не помню... ню... ню... рнбергский процесс, ню... ни, ню... х... нах. Все? Молодчинка... Слазь давай! Молодчинка...

- Где мои колготки? Вызови такси! А сумка?

В коридоре - взгляд в зеркало. Спутанные белые волосы, синеватые разводы туши вокруг глаз. Вылитая девчонка с рекламы. Сейчас по всему городу на щитах висит... С призывом "Остановим торговлю женщинами".

- Счастливо... Еще не пришло, я знаю, но пока спущусь...

Как ты там сказал? Никто без оргазма не уходил? Ну так я переступаю порог с ощущением собственной исключительности... сти…

Сознание собственной исключительности не добавляет радости жизни. Заваливаюсь на заднее сиденье такси и недовольно буркаю адрес. Водитель кивает, делая музыку громче. Я морщусь - в уши бьет издевательски ритмичное рамштайновское "mutter... mutter...". Звучит неуместным напоминанием о том, что где-то есть жизнь.

- Выключите, пожалуйста. У меня телефон.

У меня и вправду телефон. Наташка, вчера в ночном клубе я была с ней. Хочет знать подробности про Джузеппе. Я удивляюсь.

- Джузеппе? Какой еще?.. Разве его не Дарио зовут? Да не может быть! Сейчас посмотрю... - Я запускаю руку в сумку, пытаясь нащупать визитку. Я помню, что вчера просто бросила ее внутрь. - Да, ты знаешь, никак... Может, потому что никак, а может, потому что я все время отвлекалась.

- На что?

- На всякое. На потолок, на зубы...

Она молчит. Наверно, пытается вспомнить его зубы. Дура... Вот, нашла... "Dott. Giuseppe Amelina/ Medico Chirurgo - Dentista". И вправду, Джузеппе. Какое дурацкое имя...

- Нда-а... А я уверена была, что его зовут Дарио. - Скатывая карточку в жгутик, я сосредоточенно заталкиваю ее в узенькую дырку для окурков на двери машины. - Почему вдруг?

- По Фрейду. Дарио, так звали хозяина отеля, с которым ты трахнулась в прошлую поездку в Рим. Помнишь? Ты еще чуть не опоздала из-за этого в аэропорт.

- В аэропорт? Да нет, ты перепутала все, - она все перепутала, - того, в Риме, звали по-другому.

- Ты же сама говорила, я точно помню!

- Ну да, правильно. Я сначала так думала... А позже оказалось, что он не Дарио, а совсем даже наоборот... Стефано... или Франческо... Алессандро?

Я пытаюсь вспомнить. Зачем? Может Стефано, может, Доминико, а может Ромуальд или даже Николай Иваныч...

И зачем я пытаюсь вспомнить? Я ведь и так знаю, почему вчера решила, что дантиста зовут Дарио. Все по Фрейду.

- Ну ладно, Наташ, пока... - Не дожидаясь ее ответа, я обрываю связь. Задумчиво засовываю телефон в сумку. Потом снова достаю. Переключаю на вибрацию. Выключаю вовсе. Дарио был бармен.

Дарио был бармен, а мне было пятнадцать. Мне было пятнадцать, а Дарио был бармен. А на улице стояла жара и Италия. И мы жили друг с другом половой жизнью. Не с жарой и Италией, а между собой. Ну и с жарой и Италией тоже, если в фигуральном.

Я приезжала в группе подростков, "детей Чернобыля". Это не помешало Дарио трахнуть меня во второй же вечер, ему было начхать. Может, в принципе, а, может, потому что я была "дети Чернобыля" понарошку, и он это знал.

Завуч школы, где я училась, состояла в каком-то гуманитарном обществе типа Красного креста. И организовала халявный выезд части учеников (и собственных дочерей впридачу) "на оздоравливание". Сама и сопровождала. И еще какая-то тетка ездила, из РОНО. Нам раздали форменные маечки, с названием курорта и трогательной надписью " В этом городе любят i bambini di Chernobyl". Это было правдой - многие из наших девок могли подтвердить.

Мне с Елкиной дали номер рядом с лестницей на чердачный этаж, где были комнаты для официантов. Это было удобно, потому что мы с Дарио трахались всегда у них: в моем номере было стремно и Елкина.

А официанты были жутко красивые. И один из них, помню, был так трогательно в меня влюблен. И всякий раз, освобождая комнату, смотрел со смешной укоризной.

Сам Дарио жил где-то далеко, за городом, и ездил домой на сверкающей Хонде. И трудился в баре только по выходным. А в другое время приезжал ко мне так. Поздно-поздно. И усталый. Наверное, после основной работы. И вроде бы он был врач... Или стажировался... Или я это сейчас придумала... Помню, было весело... Помню, я не знала ни слова ни по-итальянски, ни по-английски, а он - ни слова по-русски. Помню, мы много разговаривали.

Еще помню, как мы с Елкиной подрались. Потому что она заперла меня ради шутки в ванной, а у меня чувства юмора не хватило, и, когда она приоткрыла дверь, я ей залепила прямо в лицо струей из душа. И тогда уже ей самой юмора не хватило. И мы подрались. Прямо в ванной. А потом я убежала в коридор и уехала на лифте. Не из трусости, а чтобы прекратить бессмысленную бойню.

И когда я доехала до первого этажа и двери открылись, там ждали лифта Дарио и его приятель-официант, тот самый влюбленный. А я была мокрая, и шелковое платьице облепляло все, что только стоило облепить. А я его даже не одергивала, а только отерла воду с груди, потому что капли щекотно катились.

А они стояли и молчали. И лифт закрылся, а они забыли войти. А я доехала до подвала и вернулась. И втянула их за руки, потому что когда лифт открылся, они стояли в том же виде, тупо глядя перед собой. И если бы я их не затянула, опять забыли бы войти.

И я вульгарно расхохоталась (настолько, насколько можно вульгарно расхохотаться в пятнадцать лет) и запрыгнула Дарио на руки, а он прижал меня к себе так, будто хотел выдавить на своем теле отпечаток моего силуэта. Осталось несколько мокрых пятен на одежде.

А приятель отвернулся к стене. Я тихонько взялась за ремешок его черных форменных брюк и почувствовала, что он дрожит.

А потом Дарио попросил у него ключ и погулять. Он дал и ушел. И вернулся только назавтра. И мы с Дарио пробыли в его комнате почти всю ночь. И я даже забыла выйти к своим на вечернюю перекличку. Это никого не побеспокоило, потому что я все время все забывала.

А утром наших коллективно вытолкали на пляж. И я отошла подальше и заснула. И страшно обгорела со всех сторон, потому что, видимо, металась во сне.

А вечером ко мне приехал Дарио и мы пошли посидеть у моря. И я была ослепительно красивая, потому что вся красная, а красный мне идет. И он боялся ко мне прикоснуться, потому что мне везде было больно и казалось, что лопнет кожа. И он просто сидел рядом и целовал меня в затылок. Потому что затылок не обгорел.

А ночью я проснулась в лихорадке. Температура зашкалила до сорока и меня два раза стошнило. И весь следующий день я странно маялась. А после ужина нашла того официанта, зажала его в углу и поцеловала. Минут семь. Не из жалости, а потому что хотелось. А может, хотелось из жалости.

И нас застукала сопровождающая из РОНО, тетя Монстр. Ее так прозвали итальянцы за то, что она была страшная, и мешала им с нами знакомиться. Но она, видно, была не такой уж и монстр, потому что ничего про меня завучи не сказала, а просто начала ночами делать облавы по номерам. Помню, кого-то даже поймали.

Еще помню, что когда наши девки ходили на променад воровать, я не ходила. А они привезли домой целые сумки всякого ворованного барахла и потом долго им пользовались. А я ничего не привезла и ничем не пользовалась. И жалела. Но не слишком.

А моря я не помню... Помню только, что было тепло и все время светило солнце.

- Остановите здесь. Сколько должна?

- По счетчику.

- Возьмите...

- Девушка! Девушка, перчатки-то не оставляйте! В минуту замерзнете. Холодно...

Перчатки? Перчатки… Забавно, я помню почти все. До мысли, до прикосновения к коже. До комка в горле от слова «домой»... До ощущения ожога раскаленным металлом, разлитым в знойном воздухе аэропорта...

Помню, как плакала, уезжая. Плакала, потому что знала, что никогда не вернусь. Помню, как была счастлива, уезжая. Потому что не сомневалась, что еду "навстречу". Что оставляю этот сонный курортный городишко далеко позади. Оставляю полуразмытым, едва различимым сквозь дымку моего будущего "взрослого" счастья. Милым воспоминанием... о начале чего-то важного... всего лишь о начале...

Я уезжала, не подозревая о том, что останусь там навсегда. Потому что ничего важнее так и не будет...

И вправду... Холодно...