Так нельзя писать о минете! или мразь (Минет на работе)

(или "МрАЗЬ")

И как же часто включаем мы в повествование описание того, что описано - перерасписано уже неоднократно до нас. Пытаемся привнести в него что-то новое, якобы свое… Ну а как еще можно изобразить изображенное уже со всех сторон? Как передать ощущения, преданные уже столько раз и мастерами печатного слова и самыми последними дилетантами-похабниками? Скажу откровенно – не знаю! Но не могу вновь и вновь не обращаться к волнующему, хоть и избитому сюжету…

Доводить руками и облизываниями переполненный отросток мужского рода (приводящий в ярость!) до выплеска в окружающую (его на тот момент) среду умеют многие и многим такие действия не в новинку.

Но она, как ни странно, добивалась того же совсем другим способом.

Она сосала!

Да-да. Заключала его в себя почти полностью… Нет, не почти, а просто – полностью! И с нарастающим, но не лишенном приятности упорством всасывала и всасывала в себя… Она не образно, а по настоящему сосала!

Хотя далеко не всем нравятся такие ласки. Многие думают, что для наилучшего эффекта необходимо не посасывать, а обхватывать и поступательными движениями добиваться на-конец-таки извержения из плотской сущности (приводящего в ярость) молочного цвета тягучей жидкости… и вбирать ее в себя или на себя (кому как нравится – кому что удается). Такая техника кажется более естественной и более понятной…

Но она словно нарочно делала всё иначе, она только сосала.

Сначала объект ее вожделения, похожий на какой-нибудь там прыщик, настороженно э-реагировал на решительные поглаживания и неробкие прикосновения к его тельцу. Как бы изучал, привыкал к ней, поглотившей его. Но вот уже подчиняясь ее горячему дыханию, понимал альтруизм производимых действий, обретал желание. И она не обманывала это желание, это ожидание. Она настырно, но нежно продолжала посасывать, осторожно всасывать его в себя. Он увеличивался, рос, набухал в ее теплом обволакивающем захвате. Как вылупившийся росточек из зернышка смоченного и согретого живительной влагой тянулся вслед влекущей за собой настойчивой нежностью. Поглощенный ею, невидимый снаружи он внутри нее набухал и трепетал в сладостном предвкушении. Его возбужденное окончание красновато блестело (если б его можно было только видеть!). Едва заметная, в самом центре, дырочка на нем уже готова была выплеснуться, приоткрывалась в нетерпении (если б её можно было только видеть!)… Сейчас!.. Уже почти!.. Уже совсем рядом!..

Да уж! Так как сосала она, сосать умели немногие! Да почти никто! Это была ее отличительная, чуть ли не главная, особенность!

Но тот, у кого ей приходилось сосать, обладал Ею временно и не бесплатно. По-настоящему Она принадлежала другому. Этот Другой был ее настоящий господин.

Да, Ей приходилось быть продажной, впрочем как и другим…

За это Ее презрительно называли МРАЗЬ.

Она привыкла к тому, что все так ее называли. Она даже забыла свое настоящее имя.

Все знали только то, что она МРАЗЬ и, что принадлежит Она только Ему. Такие как она всегда принадлежат кому-то.

Лишь аромат ее интимной сути, каждый раз распространявшийся в воздухе перед близостью совокупления с нею, принадлежал ей и только ей…

Там где жила она, те люди, среди которых ей довелось родиться, обычно писали на незнакомом почти мертвом языке, а разговаривали между собой картавя. Так что ее называли МРАЗЬЮ, но обычно глотая звук «р». Её это не волновало, как и не беспокоило написано ли в каком-либо документе ее имя на том самом мертвом языке… Зато она точно знала, что почти у всех с кем ей приходилось входить в близкий контакт таковые имена имелись!

А Он гордился не Ее отличной, уникальной работой, а известностью своей фамилии. И в этом был определенный резон. Такую же фамилию носили многие знаменитые люди. Например, Он часто любил упоминать о своих родственных связях с одной прославленной популярной оперной певицей, эмигрировавшей когда-то вместе со своим мужем виолончелистом из Большого за рубеж. Все, конечно же понимали, что никакая она ему не родня, но деликатно молчали…

Впрочем, были у его фамилии и другие ассоциации. Слышались ее отголоски и во всемирно известной классической пьесе про сад, который действующие лица этой назидательной комедии решали: рубить иль не рубить - вот в чем вопрос…

Ну а если имя собственное их союза произносилось вслух, то почему-то напрашивались аналогии с бабушкиным ягодным вареньем… Но, правда, не у всех, и только из-за названия.

Но рассказ собственно не про семейные связи и происхождение фамилий, а про Нее и Ее работу.

И вот Она опять на своей продажной вахте. Помогает снова кому-то избавиться от стыдливого зуда в деликатном месте... Она опять самозабвенно сосет! Хозяин обрабатываемого ею места, любовно называет ее «милой тянучкой». Он такой душка! Вот сейчас ему станет хорошо… Она ему сделает хорошо. Она так старалась! Ведь, чуть заметная, в самом центре, дырочка на нем уже готова брызнуть в ее темное чудесное естество своей тягучей субстанцией молочного цвета. Вот эта самая дырочка уже чуть приоткрылась в нетерпении… Сейчас!.. Уже почти!.. Уже совсем рядом!.. Пошло! Полилось обильно!

«Приводящий в ярость» опустошился… Он больше не причинял хозяину тела беспокойств. Он уменьшался в размерах и подчинялся насилию регенерирующих процессов… На этот раз они были необратимы.

А она? А ее судьба?

Она удалена… И другая Она ждет в своем стеклянном домике, когда о ней вновь вспомнят и положат на того, кто нуждается в отсосе…

Потому что Она! - МрАЗЬ ВИШНЕВСКОГО!

P. S. «Приводящий в ярость» - ФУРУНКУЛ (от лат. furunculus)